Текст книги "Клык"
Автор книги: Джеймс Паттерсон
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
25
На ключевые слова «профессор Кошмарик» Гугл выкинул триста тысяч ссылок. Принимаемся в них копаться. Натыкаюсь на школьную выпускную фотку Полотняного. Ха-ха! Он, оказывается, тогда был волосатым и лохматым. Много же с тех пор воды утекло.
Но на этом развлечение заканчивается. Дальше все пошло хуже.
Где-то на тридцатой странице гугольных результатов сидит ссылка, похожая на полную абракадабру. Но, нажав на нее, я замираю от ужаса. Вверху экрана стоит логотип Института Высшей Жизни. Больше на экране ничего нет, кроме трех прямоугольников, где надо впечатать имя пользователя и два пароля.
Про Институт я давным-давно ничего не слыхала. Мы когда-то давно проникли в одно из его отделений и освободили оттуда толпу мутантов. Кстати, именно там мы подобрали Тотала.
Мы с Клыком переглядываемся. Надо как-то прорваться в этот сайт.
– Надж! – зову я, и она тут же вырастает у меня за плечом.
Напомню, что у Надж имеется сверхъестественная способность: она любой компьютер хакернет. Она из нас единственная, кто в нашем высоколобом спертом из правительственной конторы компе все прибамбасы знает.
Я даже уследить не могу за нескончаемым щелканьем мышки и клавиш, за мельканием экранных страниц, диалоговых окон и за длиннющими сериями бессмысленных букв и цифр, которые Надж в них впечатывает. Чтобы пробраться на сайт Института, Надж потребовалось целых десять минут – по ее меркам, это долго. И еще двадцать минут мы с Клыком блуждаем со страницы на страницу, пока не находим список лабораторных отчетов, один из которых, возможно, содержит следы Кошмарика. Повторяю: возможно. Повторяю: один из них.
Смертоносное воздействие аутоантител [16]16
Тематика статей, которые просматривают Макс и Клык, связана с генной инженерией и новейшими биотехнологическими исследованиями.
[Закрыть]на грызуновАутоиммунная токсичность в системном вирусном экспериментировании над шимпанзе
Аномальное дифференцирование клетки в результате экспериментов с индуцированными плюрипотентными стволовыми клетками
Канцерогенное воздействие вирусного репрограммирования индуцированных плюрипотентных стволовых клеток взрослого человека
Деффектные апоптотические процессы и процессы клеточного размножения у детей в результате экспериментов с индуцированными плюрипотентными стволовыми клетками.
Значение большинства этих терминов мне неизвестно. Но я точно знаю, «канцерогенные» – это значит «раковые», про «аномальные» – тоже понятно. Уже оба эти слова действуют на меня, как на быка красная тряпка. Но от последнего названия про эксперименты на детях мне совсем становится тошно. Дальше даже читать противно. Но я беру себя в руки и принимаюсь за первую статью.
Минут пятнадцать мы с Клыком дружно пялимся в экран. И у нас у обоих от напряжения волосы на голове встали дыбом. Наконец Клык не выдерживает:
– Интересно, это я чего-то недопонимаю или здесь по-латыни написано?
Я застонала:
– По-латыни – это бы еще полбеды. Может, еще что-нибудь можно было бы понять. Подожди-ка, подожди. Смотри, вон там ссылки в скобках: «рис 1», «рис 2», «рис 3». Значит, там где-то к этой статье картинки есть. А как всем известно…
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз… прочитать, – хором подводим мы итог нашим трудам.
– Слушай, давай мы все-таки быстренько текстик перелистаем, – предлагаю я Клыку. – Может, что-нибудь вразумительное в глаза бросится.
Надо отдать мне должное. В паре пунктов я худо-бедно разобралась. Правильно, выходит, говорят: терпение и труд все перетрут.
Оцените, сколько всего я поняла и через сколько терминов продралась.
Во-первых, аутоантитела атакуют свой собственный организм и действуют как вражеские агенты, поворачивая против него действие иммунной системы этого самого организма.
Во-вторых, аномальный рост клеток означает слишком быстрое и плохо запрограммированное размножение клеток. Что означает раковые заболевания. Что там еще? Апоптоз, оказывается, – это программируемая клеточная смерть, регулируемый процесс самоликвидации на клеточном уровне. Вот, значит, о чем речь шла, когда Ари у меня на руках умирал.
Я все быстрее перещелкиваю со страницы на страницу. Ну, где там эти картинки?
Душераздирающая экскурсия по галерее жутких ошибок профессора Ханса Гюнтер-Хагена заняла не меньше двух часов.
Чего мы только ни навидались: черные веки, выкаченные из орбит глаза размером с бейсбольный мяч, гланды на шее, распухшие так, будто внутри сидит инопланетянин. Настолько искореженные и вывернутые тела, что представить себе – и то страшно. А с кожей что делается! Чесотки, нарывы, язвы, полное разложение заживо. Я с трудом удерживаю себя перед экраном. Хочется встать и убежать подальше.
Все! Хватит! Мне достаточно. Я уже начиталась и насмотрелась. Никакие научные термины не прикроют того, что тут написано: опыты по перепрограммированию клеток методами генетической инженерии чреваты токсической катастрофой и нестерпимой физической и душевной болью.
– Смотри, там дальше про регенерацию идет. – Клык перещелкивает интернет-страницы.
Ничего не поделаешь, раз взялись, надо идти до конца. И мы снова погружаемся в этот каталог рукотворных ужасов, страница за страницей, отчет за отчетом, изображение за изображением.
Не стану перечислять все, чего мы насмотрелись: это будет длинный список гниющих ран, деформированных конечностей, жутких опухолей всевозможных форм и размеров.
– Я знала, я так и знала. Он ни перед чем не остановится, лишь бы производить свои опыты над людьми.
То, что мы называем ошибкой, профессор ХГХ зовет прогрессом.
26
Прошло несколько часов, прежде чем Игги выдернул нас с Клыком из Дворца Ужасов профессора Кошмарика:
– Эй, чем вы тут занимаетесь все это время? В покер по Интернету играете?
– Не, в компьютерные игры. – Клык быстро закрывает файл на экране. Стая, конечно, всякого на своем веку насмотрелась. Но мы все равно инстинктивно прячем от них всякие ужасы. Нечего им лишний раз мерзости показывать.
– Клык, ты врешь и не краснеешь, – огрызается Игги.
Клык пытается состроить невинную рожу, но ничто «невинное» с Клыком не вяжется. Это даже младенцу ясно.
– Кстати, о компьютерных играх. – Заслышав наши пререкания, Ангел вскакивает с дивана в гостиной и бежит к нам. – Макс, у меня для тебя какое-то видео.
Она поскакала к себе в спальню, притащила рюкзачок и тут же вывернула его наизнанку. Оттуда посыпались складная щетка для волос, айпод и блестящий диск в прозрачной обложке.
– Когда мы вернулись из Африки, я его у себя в сумке нашла, а потом про него забыла. Макс, на нем даже имя твое написано. Только я не знаю, как он ко мне попал. Честное слово.
У меня возникают нехорошие предчувствия по поводу этого диска. Но любопытство берет верх, и я вставляю его в компьютер. Надо будет потом потрясти Ангела – пусть раскалывается на тему всех своих «забыла».
Как только я щелкнула строку «Проигрыш», мое нехорошее предчувствие превратилось в очень-очень дурную реальность.
Мой новый враг, мой незабвенный отрубатель конечностей улыбается мне с экрана.
– Здравствуй, Макс, – начинает профессор Гюнтер-Хаген. Я стискиваю зубы, а Клык встает у меня за спиной и успокаивающе кладет руки мне на плечи.
Ты слишком быстро сегодня убежала. А я так увлекся демонстрацией своей работы, что совсем забыл изложить тебе пару важных причин, по которым, уверен, наше сотрудничество тебя непременно заинтересует.
Увиденное тобой восстановление конечностей должно было убедить тебя, Макс, в том, что я ведущий мировой эксперт по исследованиям в области стволовых клеток. По сравнению с регенерацией утраченных конечностей вырастить в колбе человеческий орган и вживить его пациенту – дело совершенно пустяковое. Вот уже в течение нескольких лет я успешно выращиваю и печень, и легкие, и другие органы из собственных клеток объектов. Если мы объединим наши усилия, и тебе, и членам твоей стаи откроются новые возможности, о которых кое-кто из вас только и мечтает.
Он сделал драматическую паузу.
– Вот, например, посмотри. Не захочет ли один из твоих молодых людей чего-нибудь подобного… – он протянул руку в сторону и подвинул вперед стеклянную банку, – …вот этому.
Поднял банку повыше, так, что она оказалась в фокусе камеры. И стало отчетливо видно, что…
…внутри плавают два человеческих глазных яблока.
27
На следующее утро я усадила ребят за всегдашние самостоятельные задания, а сама с головой ушла в изучение интернет-материалов о генной инженерии, биотехнологиях и исследованиях в области стволовых клеток. Что я поняла, это что новейшие открытия могут быть исключительно полезны человечеству. Но изучение вопроса подтвердило мои опасения относительно того, что полотняный Кошмарик слишком рано переключился на опыты на людях. В результате я страшно расстроилась.
Полезла под душ, чтобы хоть чуток успокоиться.
И вот теперь я вылезаю из-под душа и принимаюсь расчесывать свои колтуны. И все-то у меня запутано. И отовсюду-то приходится выпутываться. А теперь еще эта новая заморочка: профессор Ханс и Игги. И возможность новых здоровых глаз для одного из тех, кого я люблю больше всех на свете. Нещадно деру свои космы расческой, и туманная поволока на зеркале медленно начинает испаряться.
Вот тогда-то и глянула на меня из зеркала мутная от пара рожа ирейзера.
Со скоростью света я крутанулась на сто восемьдесят градусов. Готовый к удару кулак выброшен вперед… Никого. Передо мной пустая стена. Я здесь совершенно одна.
Сажусь на край ванны. Сердце колотится, как сумасшедшее.
Со мной такое однажды уже случалось. Давным-давно. Я тогда смотрела на себя в зеркало, а на меня оттуда глядела ирейзероподобная Макс. Но ирейзеров больше нет. Их всех отправили на тот свет на «заслуженный отдых».
Я украдкой взглянула на край зеркала. Пар развеялся. На меня смотрит мое человеческое лицо, мои ясные карие глаза.
Боже, что со мной происходит?
28
Страшно ругаясь, обшариваю ванную комнату, открываю шкафы, залезаю под раковину, исследую каждый квадратный инч стен и даже провожу пальцами по оконным рамам.
От стука в дверь подпрыгиваю до потолка, как горная коза.
– Кто там?
– Это я.
Открываю дверь и впускаю Клыка. Усмехаясь, он закрывает ее за собой на задвижку. И наконец видит мое лицо.
– Что случилось? У тебя опять физиономия, как у покойника.
Я выдыхаю:
– Ничего.
– Тогда почему у тебя в волосах щетка застряла?
Черт! Медленно вытаскиваю ее из кудрей, стараясь не выдрать себе все волосы.
Снизу из коридора доносятся громкие сердитые голоса и грохот чего-то, видно, свалившегося от удара. Я вздрагиваю и напрягаюсь.
– Ничего страшного. У ребят перемена, – успокаивает меня Клык.
– Ты уверен, что там внизу все в порядке? – Стараюсь, чтобы голос мой звучал как ни в чем не бывало.
Он пожимает плечами:
– По-моему, у них негативная реакция на пребывание в четырех стенах.
Он делает шаг вперед, протягивает ко мне руки и обнимает за талию:
– Что ты все только о них да о них. Давай лучше про нас.
Я теряю дар речи. Мне хочется забыть обо всем на свете и раствориться в его поцелуе. Не думай – живи чувством.
– А где Макс? – доносится снизу голос Газа.
– Где-где? Где Клык, там и Макс, – отвечает ему Игги, и они оба хохочут.
Отодвигаюсь от Клыка. Испортили нам все, поганцы.
– Да не обращай внимания. – Клык снова наклоняет голову и тянется ко мне губами.
Но через секунду я совершенно выхожу из себя.
– Клык, ты такой краси-и-и-вый, – слышу я из-за двери. Голос совсем как мой, не отличишь.
Понятное дело, это Газ. Он голоса имитирует, как Бог.
– Макс, от всех этих горестей я уведу тебя далеко-далеко. Пойдем со мной на край света, моя дорогая.
Если бы я не держала Клыка за руки и не смотрела ему в лицо, и, конечно, если бы я не знала, что он таких пошлостей никогда не скажет, я бы поклясться могла, что это его голос.
Мы с Клыком уперлись друг в друга лбами.
– Смотри, как я им сейчас всыплю!
Чуть не вмазав Клыка в стену, с треском открываю дверь и скатываюсь по лестнице.
– Что происходит? – Я стою руки в боки.
– Здесь – ничего. – Газман хитро щурится. – А вот что там у вас происходит, это еще вопрос. – Он многозначительно повел бровью, и меня бросило в жар.
И тут я вижу груду битых тарелок и разбросанные по полу объедки.
– Чья это работа?
– Это я уронила, – отвечает Газ голосом Надж.
– Не ври, – вступает настоящая Надж. – Они с Игги стали бороться и все повалили.
– А уроки учить дядя будет? – зарычала я.
– Это пока ты с Клыком целуешься да милуешься в ванной? – подкалывает меня Игги. – Пусть дядя уроки учит!
Я онемела. Нахалы! Наглецы! Такого еще не бывало. Придя в себя, топаю ногой:
– Немедленно возвращайтесь к работе! Я кому сказала!
У меня совершенно отказали тормоза. Что, естественно, было большой ошибкой.
29
После секундного молчания лицо Игги исказилось от гнева. Он содрал с головы наушники и вместе с айподом с размаху швырнул их в дальний угол комнаты:
– Все! Я больше так не могу. Надоело!
– Эй! Они денег стоят! – крикнула на него я.
– Это выше моих сил! – орет он в ответ. – Я часами слушаю про падение Римской империи. Могла бы развалиться и побыстрее. Это все, что я могу про нее сказать.
– У нас первый отдых за сто лет, – бухтит Газзи, упрямо скрестив на груди руки. – А ты из нас все соки выпиваешь. Никакой радости!
Даже Надж, моя всегдашняя надежда и опора, смотрит на меня исподлобья:
– У меня голова раскалывается. А все от твоей истории Франции. Одни сплошные армии, генералы да завоевания. Я знаю, что надо учиться. Я даже люблю учиться. Но есть же какой-то лучший способ это делать. Например, в школу ходить.
Кранты! Если даже Надж против, значит, точно кранты.
Я этого не потерплю! Кто тут главный? Надо переделать планы уроков. Внедрить систему поощрений и наказаний. Стимулы какие-нибудь придумать. Надо…
Надо перестать упираться. Может, надо перестать командовать?
Ага! Идея! Надеюсь, это моя собственная. А не подсказка от Голоса и не ангеловы телепатические внушения.
– Знаете что? – медленно начинаю я. – У меня завтра день рождения. Мне завтра полтора десятка стукнет.
В ответ – недоуменные взгляды. Скажите, я ловко поменяла тему?
– Чо? – обалдело переспрашивает Игги.
– Что слышали. Мне завтра исполняется пятнадцать лет. – Постепенно идея мне и самой начинает нравиться. – А что? Давно пора. Не припомню, когда мое четырнадцатилетие справляли. Надо начать такие вещи записывать. А то скоро со счету собьемся. Ладно, так или иначе, но мне завтра пятнадцать. Объявляю завтра праздник!
– Если тебе завтра пятнадцать, то и мне завтра пятнадцать. – Игги никак не может проститься со своим негодованием.
Я перевожу взгляд на Клыка:
– Хочешь, и тебе исполнится пятнадцать?
Его улыбка растопила мое сердце:
– Хочу.
– А мне тогда пусть будет двенадцать, – радостно подхватывает Надж.
Отталкивая ее, Газман нетерпеливо подпрыгивает на месте:
– А мне девять! А мне девять!
– А мне уже исполнилось семь, но у меня дня рождения не было, – грустно жалуется Ангел.
– Тогда решено. Завтра мы все коллективно становимся на один год старше. И по такому важному случаю завтрашний день объявляется величайшим мировым праздником.
Стая одобрительно загудела в предвкушении веселья, а я счастливо и облегченно вздыхаю.
Два шага вперед – шаг назад. Вот незаменимая тактика мудрого командира. Так себе это и запишите.
30
«Придумала тоже на свою голову!» – бормочу я себе под нос, оглядывая комнату. День рождения, конечно, – идея прекрасная. А всеобщий день рождения – тем более. Но что я с подарками буду делать?
Иметь или не иметь, такой проблемы перед нами шестерыми никогда не стояло. Сами понимаете, коли вечно в бегах живешь, имущество лучше свести до минимума. Или вообще к нулю. Но какой же день рождения без подарков?
Значит так. У меня остается двадцать часов. Время импровизировать. Пора напрячься. Открываю окно. Сажусь на подоконник и задумчиво смотрю в каньон. Внезапно меня осеняет.
Что бы я больше всего на свете хотела подарить Игги – это ясно.
И я знаю, где мне это взять.
Только… только цена тому подарку будет больно высока.
Наклоняюсь вперед. Вот-вот выпаду из окна, предвкушая, как в свободном падении сейчас распахну крылья, как меня подхватит ветер и снова поднимет вверх.
Посмотрим-посмотрим, доктор, кто из нас сможет достать рукой до неба!
* * *
– Как ты думаешь, ей свою собственную бомбу хочется? – озабоченно спрашивает у Игги Газман.
Игги задумался.
– Не… Думаю, не хочется. Что касается бомб, она здесь обычно на нас полагается.
– А что же я ей тогда подарю? – Газзи огорченно ерошит себе волосы. – Я же, кроме бомбы, ничего сам делать не умею.
– Идея! – Игги наклоняется и что-то таинственно шепчет Газзи в самое ухо.
Лицо у Газмана медленно расцветает широченной улыбкой, и он потирает руки:
– Ништяк! Классно придумано!
* * *
Надж тихонько напевает, с головой уйдя в работу. Она была абсолютно права! Таскать за собой из Европы да из Нью-Йорка все это добро, конечно, было тяжеловато, но оно того стоило. Стопроцентно стоило. Самое трудное было, чтоб никто не заметил ее до отказа набитого рюкзака. Особенно Макс. Уж Макс-то непременно заставила бы выкинуть как минимум три четверти ее покупок. Да, в бою с таким грузом не разбежишься, скорость в полете теряешь. Зато вон как все это сейчас пригодилось.
Два подарка уже готово. Осталось еще три. Надж улыбнулась и протянула руку за тюбиком с клеем.
* * *
Ангел выпрямилась и прислушалась. Там, в вышине над головой, кричит ястреб. Она приложила к глазам ладонь козырьком и глядит, как он кружит высоко в небе. Как же она сама любит летать с ястребами! Вся стая у них многому научилась. Может, кто думает, что раз мы крылатыми родились, так для нас летать так же естественно, как ходить. В чем-то это, конечно, так. Но летать – это умение. А умение всегда можно усовершенствовать.
Здесь, кроме нее и ястребов, – никого. Она уже нашла все, что ей нужно. Еще пара штуковин – и домой. Ничто не укроется от ее зоркого взгляда. Что там, вон под тем кустом? А вон там, в тени того большого валуна?
Ага! Вот как раз то, что она ищет. Прекрасно. Поразительно, до чего же чисто птицы каждую косточку обглодали.
Можно спокойно возвращаться назад – подарки для всей стаи теперь гарантированы.
* * *
За углом на улице Клык увидел знакомую каштановую шевелюру и быстро отступил в тень навеса над витриной универмага. Что она тут делает, больше чем за сотню миль от дома? Что-что? Клык сам себе улыбнулся. То же самое, что и он.
У него лично все пока идет по плану. Он купил кровавый детектив – аудиокнигу для Игги. С надписью «после восемнадцати лет» через всю заднюю обложку. Игги точно понравится. Для Надж у него уже есть изрядная стопка журналов – прически, мода, косметика и все такое прочее. Он так и представляет, как она взвизгивает от восторга и скрывается на неделю где-нибудь в укромном месте изучать каждую страницу. Для Газзи? Толстый том тысячелетней истории взрывчатых веществ и их применения в военных операциях. Оно, конечно, можно ненароком и на свою голову парочку взрывов навлечь, если Газу экспериментировать вдруг взбредет в голову, но все равно лучше для Газа подарка не найти.
С Ангелом потруднее было. Куклы и игры она уже, очевидно, переросла. Она так за последний год изменилась. Даже Селесту спать с собой укладывать перестала. А ведь всеми правдами и неправдами этого плюшевого медвежонка в Нью-Йорке заполучила. Но, с другой стороны, она ведь еще совсем ребенок.
В конце концов он остановился на фотокамере. Надо только надеяться, что Ангел ее не по делу использовать не будет. Коли он засечет ее щелкающей около мальчишечьего туалета, он эту камеру собственными руками бейсбольной битой в порошок раскрошит.
А для Макс… Клык снова заулыбался, и сердце его забилось быстрее. Только бы ей понравилось, что он ей купил. Только бы не сказала, что это не практично или что-нибудь в этом роде. Но с Макс никогда ничего предсказать нельзя.
За это-то он ее больше всего и любит.
31
– Иг, ты превзошел себя, – говорю я, облизывая перемазанные тортом пальцы.
Игги ухмыляется и отрезает себе второй кусок. После чего от торта остается только два квадратных метра и полный таз сахарной глазури.
– Здесь главное – пропорция торта и мороженого, – наставительно объясняет Газзи. – Смотрите, на каждый укус торта надо добавить ложку глазури и ложку мороженого. Иначе вкус не тот.
Он ухитряется отправить в рот с верхом нагруженную ложку, прежде чем она вывалится ему на грудь. Прогресс! Предыдущая оказалась размазанной у него по рубашке – от воротника до штанов.
– А тебе, Клык, спасибо за мороженое. – Я киваю в его сторону. – И за шары.
– Слава Клыку! Слава Клыку! – подхватывает стая, а Клык церемонно раскланивается.
Моя счастливая, перемазанная шоколадом стая совершенно расслабилась. Ребята от души бесятся, вовсю хохочут, и, в целом, лучшего праздника у нас еще не бывало. Классное празднование всей стаи, нашего нового дома и нашей новой жизни.
– Подарки! Подарки! Подарки! – Надж подпрыгивает на месте. – Сколько можно ждать подарков!
– Ладно, давайте подарки, – соглашаюсь я, и стая дружно кричит «ура».
Вот и посудите сами, праздник, торт, сладости, подарки – и все от меня без ума. А заведи я разговор об учении, домашних заданиях, образовании – так хуже меня никого не сыскать. Никакой справедливости.
– Кто первый?
– Я-я-я-я-я! – Ангел вскакивает на ноги и, пошебуршав в бумажном мешке из универсама, вытаскивает маленькие кулечки из пестрых комиксов воскресных газет – по одному для каждого.
Я быстро разворачиваю свой сверток. Мне на колени падает что-то маленькое – бусы, нанизанные на тонкую черную шелковую ленту.
– Это ожерелье на счастье, – говорит Ангел. – Я их все сама сделала. И все для них сама собирала.
Мое ожерелье – и чудное, и прекрасное, такое же, как сама Ангел.
– Это что, змеиные зубы? – спрашиваю я ее.
Ангел кивает. Маленькие белые острые змеиные клыки посверкивают среди орлиных перьев, обкатанных стеклянных камешков, каких-то древних колец от жестяных банок из-под соды.
– Смотри, оно совсем как ты. Здесь все вместе: и опасность, и красота, и сила. Видишь?
Солнечный луч упал на кусочки стекла, и они засияли, как драгоценные камни.
Я растрогалась:
– Спасибо. Спасибо тебе большое-пребольшое! – И я обнимаю ее, прижав к себе, как в добрые старые времена.
Каждому из нас досталось похожее ожерелье. Но все они были разные. И в каждом можно узнать того, кому Ангел сделала его особенный, неповторимый подарок. У Клыка, например, оно было из черных обсидиановых бусин, из змеиных зубов и орлиных перьев. Как же долго наша Ангел над подарками колдовала!
– Теперь моя очередь! – Надж вытаскивает свои свертки.
Мне никогда столько подарков сразу не дарили. И хотя мне уже целых пятнадцать лет и я уже совсем взрослая, пальцы у меня все равно дрожат от возбуждения, когда я срываю с них обертки.
Надж наклеила на фоторамку всякие камушки и ракушки. Здорово у нее получилось. Непрактично, конечно. И носить с собой тяжело, и никакой драки не выдержит. Но все равно здорово.
– Надж! Красота какая!
Она повисла у меня на шее, и я вдруг вижу, что она выросла на пару инчей. Как же это я раньше не заметила!
– О-о-о-о!!!!
Я поднимаю голову на восторженный возглас Ангела. Она завороженно держит в руках маленькую блестящую цифровую камеру.
– Это тебе от кого?
Ангел просияла:
– От Клыка! Вы себе не представляете, как давно я мечтала о камере! Давайте я нас всех сразу сфотографирую.
– А я фотографию сразу в рамку вставлю, – подхватываю я, и Надж сияет.
– А я для всех тянучки сделал. Только у меня времени их завернуть не было. – Игги поднимает полотенце с огромного блюда шоколадно-сливочных, в мраморных прожилках, домашних тянучек.
Так-так… Еще минут сорок – и у нас у всех наступит гипергликемийная кома.
– Макс! – визжит от восторга Газзи. – Во, круто! Класс! Ништяк! Макс! Ну ты даешь! – Он размахивает сертификатом на татуировку в татуировочной студии в одном из ближайших городков. (Не будем уточнять, в каком.)
– И у меня! У меня тоже татуировка! – верещит счастливая Надж. – Я сделаю единорога. Или сердечко. Или радугу!
– А я – взрыв. На руке. Или на плече. – Газзи мечтательно закатил глаза.
О'кей! Соглашусь, это не самый изобретательный подарок. Но я точно знала, что нет в стае человека, который не мечтал бы о татуировке. Похоже, я не ошиблась.
Клык подходит ко мне и встает рядом:
– А это тебе.
Он протягивает мне маленькую коробочку, перевязанную шелковой лентой. Сердце у меня вот-вот выскочит из груди. Как после драки. Дрожащими пальцами развязываю ленту и открываю футляр.
