Текст книги "Клык"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

62

Лимузин остановился около «Фуриозо», самого фешенебельного, самого модного ресторана в Лос-Анджелесе. Само собой разумеется, что собакам туда вход заказан. Так что четвероногим пришлось остаться в гостинице.

Стая выглядывает наружу из-за затемненных окон. На тротуаре в ожидании знаменитостей клубится толпа.

Происходит именно то, что от «а» до «я» перечислено у Макс в списке запретных и опасных ситуаций. Они окружены, закупорены в машине, с одному черту известным водителем. Народищу – миллион, и все только и делают, что щелкают камерами.

– Вы уверены, что это разумно? – непрозрачно намекает Джеб.

Ангелу этого больше чем достаточно, чтоб принять окончательное решение:

– Уверены. Представление начинается. – И она открывает дверцу лимузина.

Снаружи доносится рокот толпы, народ вовсю орудует локтями, продираясь поближе и стараясь разглядеть вновь прибывших.

– Это дети-птицы! Это крылатые, – раздаются восхищенные вопли, и стаю ослепляют вспышки фотоаппаратов.

Надж широко улыбается:

– Здравствуйте, здравствуйте. Приветствую вас, – раскланивается она в разные стороны, и то одним боком повернется, то другим, позируя окружившим их фотографам. Дилан сначала смущенно смотрит в пол, но в конце концов не выдерживает и тоже расплывается в улыбке сходящим с ума поклонникам. Газзи подпрыгивает и, как заводной, размахивает руками.

– Заберите меня отсюда, – брюзжит Игги. С его обычно повышенной чувствительностью любой хаос и любая сутолока ему нипочем. Но тут его, похоже, зашкалило. – Говорю же, заберите. У меня от всего этого крыша едет.

Ангел строго на него уставилась:

– Нечего ныть! Все в норме. Пошли внутрь.

Она поворачивается к двери ресторана, и толпа расступается, как по мановению волшебной палочки. Уже стемнело, но ее бдительный орлиный глаз не пропускает ни единой детали.

– Ребятки! Приехали! Как я вам рада! – Навстречу им, раскинув руки, выбегает хозяйка ток-шоу Мадлен Хаммонд. – Эй, нельзя ли не напирать, – кричит она в толпу, и народ слегка подает назад. – Добро пожаловать, ребятки, на пати перед пати. «Харрелс» будут играть попозже, но «Данкрафт» и «Кохран» уже здесь. – Ее взгляд падает на Дилана. Она придвигается к нему поближе и заглядывает в его ярко-синие глаза.

– Боже мой, – вздыхает Мадлен. – Откуда ж ты с такой неземной красотой взялся?

– Меня зовут Дилан. Я в стае новенький.

С полминуты Мадлен приходит в себя и наконец, обернувшись к народу, жизнерадостно кричит в толпу:

– Давайте поприветствуем крылатых! Скажите, что вот тот парнишка обалденный красавчик!

Толпа с диким ревом подтверждает, что красавчик, а Мадлен поворачивается к стае и с заметно поубавившимся энтузиазмом добавляет:

– Вы все классные ребята.

Надж взвизгивает от восторга и еще раз машет фотографам.

– Давайте-ка я вас кое-кому представлю, – говорит Мадлен, и Ангел на двадцать минут с головой погружается в поцелуи, улыбки и рукопожатия. Но с каждой секундой шум у нее в ушах становится все оглушительнее, свет и краски все сильнее и сильнее режут глаза, зуд все нестерпимее и нестерпимее жжет ее тело, а кожа натягивается, как на барабане.

Она смотрит на Надж, которая сияет, стоя перед парнишкой из последней соуп-оперы. На вид ему лет шестнадцать, и Ангел с усмешкой размышляет, не сообщить ли ему, что Надж всего только один… двенадцать.

– А как ты научился летать? – пристает к Дилану репортер «Лос-Анджелес Таймс».

– Меня столкнули с крыши, – честно признается Дилан. Стоящие вокруг хохочут, сверля Дилана глазами.

Игги с Газманом пристроились в темноте за стойкой бара, и Ангелу видно, как они по очереди пуляют друг другу в стаканы миндальные орешки. Пара-тройка голливудских продюсеров пристроились к мальчишкам и, кажется, впадают в детство, пытаясь сравняться с ними в меткости, но нещадно мажут.

Дилана облепили смазливые девчонки, и кое-кого из них Ангел видела раньше по телеку. Он разговорился – звезда да и только. Но Ангелу кажется, что щеки у него побледнели, а глаза ввалились.

Бледный Дилан? Что-то тут не вяжется. И тут до нее доходит. Дилан всегда выглядит только что умытым и сияющим бодростью и свежестью. Даже после драки с ирейзерами.

Получается, раз он бледный, с ним что-то не то. С ними со всеми что-то не то.

Ангел опустила глаза и, несмотря на тусклый свет, ясно увидела свои руки. Боже, как же она заорала!

63

– Мэм, мэм, посмотрите сюда скорее. – Лаборант испуганно подзывает начальницу к экрану наблюдения.

Начальница информационного отдела уставилась на лицо Объекта номер шесть. Оно все в огромных водяных волдырях, будто его кипятком обварили. Объект рыдает и изо всех сил старается не чесаться. Остальные объекты сгрудились вокруг шестого номера, а вокруг поднялась невообразимая суета.

– А двадцать второго вы не видели? – спрашивает начальница.

– Видели, вот он, – камера наползает на Объект номер двадцать два, и лаборант, помрачнев, настраивает окуляры ночного видения.

Двадцать второй тоже весь в огромных чумных язвах.

– Что, еще одна неполадка? Уму непостижимо! – шепчет начальница. – Исключено! Реактант не мог вызвать у него такие последствия. Мы сотни раз проверяли. Нам досконально известны все возможные последствия. Абсолютно исключено. Я точно помню, мы именно на двадцать втором препарат испытывали. Ему тогда шесть месяцев едва исполнилось. Проверьте лабораторные записи, прежде чем я профессору доложу.

Лаборант кивает.

– И поскорее, – подгоняет его начальница. – Профессор страшно будет огорчен.

Она отодвинулась от экрана, на котором взад и вперед с криками толкаются и мельтешат люди.

– Что происходит, вы понимаете?

Лаборант увеличивает громкость и пытается сфокусировать камеру.

– Кажется, один из объектов потерял сознание. Не уверен. Позвольте, я настрою…

– Нам срочно необходимы данные с места событий, – кричит начальница и хватает телефонную трубку, чтобы вызвать на место происшествия команду прямого наблюдения. – Это грозит перерасти в катастрофу. В мою смену нельзя потерять ни единого объекта.

64

Я не телепатка и мыслей чужих, как Ангел, не читаю. Зато я просто читаю. Вот на том неоновом табло: «Сегодня! Дети-птицы! Встреча со стаей! Билеты в Тикетс Плюс!» Показываю Клыку:

– Намек ясен. Будем действовать согласно неоновым указаниям.

Меняем угол наклона крыльев и идем на посадку. Затыкаем нос от смога. Его здесь, в Лос-Анджелесе, можно ножом резать и на бутерброд толстым слоем намазывать. Если, конечно, найдутся любители подобных деликатесов.

Неоновое табло, то самое, про детей-птиц, взгромоздили на крышу четырехэтажного здания. Оно, похоже, было раньше кинотеатром, а теперь в нижнем этаже ресторан. Называется «Фуриозо». Перед входом плакаты крупными буквами оповещают: «Чудо природы! Только у нас! Только сегодня!»

– Какая, к лешему, природа! Природа к этому чуду никакого отношения не имеет, – бормочу я себе под нос, а Клык невозмутимо комментирует:

– Хорошо хоть без нас ребята тихо сидят и носа лишний раз не высовывают.

Только было мы подлетели к этому самому «Фуриозо», как из его дверей с воплями и криками повалила обезумевшая толпа. Широко расставив руки и ноги, вышибалы из последних сил ее сдерживают, но устоять против озверевших теток никак не могут. Высоченные шпильки Джимми Чу [25]25
  Модный лондонский дизайнер, многочисленные коллекции которого пользуются огромной популярностью.


[Закрыть]– стоит только посильнее топнуть – любой кирзач пробьют. Так что, кто слабый пол, еще надо хорошенько подумать.

Мы понаблюдали немного это побоище, но стаи в нем не обнаружилось. Значит, они внутри, и раздумывать больше нечего. Пригнувшись, штопором ввинчиваюсь в месиво расфуфыренных тел.

– Вход воспрещен. – Передо мной вырастает здоровенный амбал. – Идет эвакуация.

– У нас эксклюзивные приглашения. – Мы с Клыком распахиваем крылья, взмываем вверх и оставляем его ошалело хлопать глазами.

Короче, найти открытое окно большого труда не составляет.

Внутри полумрак и царство вечной молодости. В такой темноте ни морщин, ни подтяжек даже нашим орлиным взором не заметишь. Зато сразу видно стаю – где единственный освещенный пятачок в зале, там и они. И рядом с ними – соломенная копна Джеба.

И еще мне бросается в глаза черная троица, все ближе и ближе подгребающая к стае. Что-то мне эти господа не нравятся. Дружелюбия у них на лицах не написано. Клыку ничего объяснять не надо. Толкаю его в бок, и ему с одного взгляда все ясно. Он мгновенно отделяется и заходит черным в спину, а я отступаю в тень.

Надж всхлипнула, подняла глаза, и взгляды наши встретились. Боже! С чего это у нее так лицо-то распухло? От глаз одни щелки остались. И не у нее одной! У всех наших не физиономии, а один сплошной волдырь. Нарыв на нарыве, язва на язве.

Прикладываю палец к губам – «молчи», – а глазами обвожу стаю. Надж едва заметно кивает и, отступив на полшага, похлопывает Игги по руке. Игги в свою очередь дважды хлопает по плечу Газа. Смахнув слезы, Газ напряженно замирает.

Таким образом, почти все наши уже на стреме. И тут самый здоровый из черной троицы, подойдя вплотную к Джебу, выхватывает из кармана пистолет и приставляет его Джебу в бок.

– Стоять! – рычит он. – Стрелять буду! Следуйте за нами. Вас хочет видеть важная особа.

– Кому же мы с такими рожами понравимся? – съязвил Дилан.

Черная тетка, словно случайно стоящая рядом с ним, дернула рукой, и у нее из-под полы выглянул ствол. Но не успела она ойкнуть, как Дилан вышиб у нее пушку и завернул руки за спину, да так легко и профессионально, точно только и ждал, когда она даст ему повод продемонстрировать его таланты.

Моя стремительная подсечка третьему члену банды, хотя его с ног и не сбила, здорово его обескуражила. А я, воспользовавшись замешательством, обеими руками стукнула его хорошенько по ушам – излюбленный мой приемчик, гарантирующий лопнувшие барабанные перепонки. Черный валится с ног и визжит от боли, а я наступаю ему ногой на горло. Пусть только попробует пошевелиться!

Между тем…

Как в замедленной съемке…

Пистолет его летит на пол и, закружившись волчком, попадает прямо в руки…

Как вы думаете, кто первый ринулся схватить смертоносное оружие в нежные детские ручки?

Правильно! Угадали! Наводящая ужас и жаждущая власти семилетка.

На нашем коротком веку в нас столько раз стреляли (и столько же и промазывали), что ни у кого из нас к огнестрельному оружию душа не лежит. Нам всем не то что использовать, нам даже трогать его противно. Да и веры в него у нас особенной тоже нет.

Так что видеть Ангела с пистолетом в руке – настоящая трагедия. Что же это с нами случилось? И как же мы дошли до жизни такой!

Моя маленькая славная девчушка в розовой юбочке и с лицом заядлого убийцы.

Это какой-то кошмар! Может, вам кажется, что я это слишком часто повторяю? Но, даже если вы правы, на сей раз это действительно кошмар. Самый настоящий кошмар.

И конца-края ему нет.

Потому что дальше становится еще хуже.

Потому что дальше Ангел поднимает пистолет и…

…целится в меня.

65

– Не двигаться! Никому не двигаться без моего приказа, – спокойно приказывает Ангел, как будто она всю жизнь только и делала, что держала толпу под дулом пистолета. Или по меньшей мере смотрела кровавые – детям до шестнадцати – фильмы про мафиози.

Не могу не признать, шоковая тактика и эффект неожиданности сработали отлично. Все остолбенели, не веря своим глазам. На секунду даже показалось, что все мы, здесь присутствующие, заодно, что у всех у нас одна задача – чтобы этот безумный ребенок выпустил из рук пистолет.

Страшно только то, что на ребенка она больше совсем не похожа. Она спокойна и крайне сосредоточена. И я тоже крайне сосредоточена на дуле ее пистолета.

– Опусти пистолет, – говорит ей бандит, который сам держит под прицелом Джеба. – Ты не знаешь, что делаешь.

– Как не знает? Прекрасно она все знает, – возражает Дилан.

– Раз знает, будь уж так любезен, скажи нам, что там у нее на уме? – шипит сквозь зубы тетка, которой он заломил за спину руки.

– Значит так! Я кому сказала? Молчать! Говорить здесь буду я! – топнула ногой Ангел.

Всем известно, что со мной все всегда наоборот – велите мне замолчать, у меня тут же словесный фонтан прорывает.

– Давай, Ангел, высказывайся. Я тебя внимательно и с нетерпением слушаю.

Она обожгла меня взглядом.

– Слушай меня, Макс. Слушай и подчиняйся. Все взрослые разворачиваются на сто восемьдесят градусов, – начинает Ангел, – и в затылок по одному покидают помещение, не причинив никому из нас никакого вреда. Одно подозрительное движение – и я стреляю. Что тогда будет?

– Ты же Макс убьешь. – Голос у Клыка совершенно сел.

– Убью. – Пистолет в ее руке даже не дрогнул. – Потому что вам, почтенные взрослые, только одна добыча нужна, только Макс. Никто другой вашего босса не интересует. И кого я имею в виду, вы тоже прекрасно знаете. Умри Макс, и к тому же по вашей вине, – гнев его будет ужасен. Вам прекрасно известно, что никому из вас мало не покажется. Согласны?

– Ты никогда не убьешь члена собственной стаи, – хрипит мужик из-под моего башмака.

– Это ты так думаешь. А у тебя, Макс, есть на этот счет собственное мнение?

Долго на эту тему думать не приходится. Посмотри на нее – сразу все ясно.

– Не вопрос. Убьет и глазом не моргнет.

– С чего бы это мы вам поверили? Приведите хоть один веский аргумент, – шипит пленница Дилана.

– Вы, друзья мои, последнюю серию пропустили. Она меня из стаи позавчера выгнала, – оповещаю я бандитов. Голос у меня при этих словах дрогнул. Ну и пусть. Пусть слышат. – Нас с ней больше ничего не связывает. И во-вторых, если вы еще каких предыдущих серий не видели, Ангел, к вашему сведению, слегка… Как бы это поточнее выразиться? Не в себе.

– Ненадежная она, – уточняет Клык, а Джеб добавляет:

– Непредсказуемая.

– Опасная, – вторит ему Дилан.

К счастью, остальная стая слишком напугана, чтобы подбирать синонимы.

– Вот именно, и я говорю, что опасная, – чеканит каждый слог Ангел. – Но это, думаю, все и сами уже поняли. Дилан, а теперь отпусти дамочку. Она под контролем. Спокойно, мадам. Поворачивайтесь и идите себе с миром.

Дилан ослабляет захват, и тетка, как зомби со стеклянными глазами, послушно шагает из ресторана. Ангел снова переводит на меня холодный и непроницаемый взгляд.

– Макс, думаю, господин у тебя под башмаком тоже готов на выход. Чао! Бай! Пошел вон! И не вздумайте снова нас доставать! – гаркнула на него Ангел.

Уж сколько я всего от нее на своем веку перевидала, чего она только на моих глазах ни вытворяла, а все равно я, как завороженная, наблюдаю, как чувак, высвободившись из-под моей ноги, подчиняется ей, медленно отлипает от пола и ковыляет к выходу.

– И наконец вы. Это я вам говорю, господин с пистолетом. Вы сейчас опустите свою пушку и пойдете своей дорогой. И чтоб детей-птиц у меня не трогал! Все! Иди домой и там все забудь. Понял?

– Понял, – отвечает мужик со странным выражением на лице.

И спускает курок.

Раздается глухой хлопок, и Джеб падает на пол.

Ребята в ужасе только охнули.

– Я никого из стаи не тронул, – бесстрастным голосом говорит бандит. – Именно как ты велела.

И он с помутившимся взором роняет пистолет на пол и выскакивает на улицу.

66

Джеб всегда говорил, что готов за нас умереть. Придется теперь поверить ему на слово – вдруг он действительно помрет? Вот и получается, что опять надо правды доискиваться. Послушайте моего совета: если у вас с кем разборки, особенно с родственником каким-нибудь, не ждите, когда его подстрелят, прежде чем отношения окончательно выяснить.

По счастью, оказалось, что пуля миновала жизненно важные органы. Но Джеб потерял много крови, так что злосчастного госпиталя избежать не удастся. По мне, так лучше в зоопарк, чем в госпиталь. Но делать нечего. И вот я околачиваюсь в больничном коридоре, вымещая зло на сломанном автомате. Он, по идее, должен за мою опущенную монету выплюнуть мне шоколадку, но только деньги сожрал, а шоколадку я от него фиг дождалась.

Вдруг позади меня раздается знакомый голос:

– Макс!

Внутри у меня все перевернулось.

– Мама! – Бегу к ней и попадаю прямо в ее широко расставленные руки. Всем прекрасно известно, что обниматься я не горазда. Но, когда мама обнимает, это не в счет. Когда мама обнимет – это совсем другое.

– Операция кончилась, – говорит она. – Врачи сказали, все обойдется.

Мы с Клыком отвели маму в палату к стае. Ребята там «под наблюдением» лежат. Под чьим, хотелось бы знать, наблюдением. Агентство, которое Ангел наняла, выставило в коридоре охрану. Только что-то мне кажется, что они не стаю охраняют, а стоят там на всякий случай, чтоб пресса к нам не прорвалась. Плакали теперь агентские денежки – у ребят так физиономии разукрашены, что их и за цент не продашь.

– Доктор Мартинез. – Надж пытается слабо улыбнуться.

Но маме не до улыбок. Лицо у Надж похоже на кофейный крем, булькающий в кастрюле. Да и остальные не лучше – все в волдырях, точно их в таз с кислотой окунули.

– Ты моя бедная. – Мама отводит со лба Надж крутой завиток. – Что же это с вами со всеми приключилось?

Доктора и мазки сделали, и кровь на анализ взяли, и температуру мерили, а никаких отклонений от нормы не обнаружили.

Мама идет от одной койки к другой.

– Здравствуйте, я Дилан, – представляется ей Дилан, когда она в недоумении остановилась у его кровати.

– Он наше новое приобретение. – Я осторожно подбираю слова. Его даже болячки не испортили – такой же красавчик. Ему так даже больше идет – нежные детские щеки больше не видно, и получился настоящий мужчина.

– Здравствуй, Дилан, – отвечает мама. – А я Валенсия Мартинез, мама Макс.

Заплывшие глаза Дилана округляются:

– У тебя есть настоящая мама? Вот здорово! Что ж ты мне сразу не сказала? Значит, и папа тоже есть?

Логика, конечно, железная, но лучше бы он про это не спрашивал. Мама все отлично понимает и тут же меняет тему:

– Знаете, я недавно читала в газете, что одного шпиона отравили радиоактивными веществами. И вместе со статьей его фотографии напечатали. До и после отравления. Мне кажется, ваши симптомы очень похожи. Хотя по фотографии судить трудно.

– Блин. – Я зажимаю рот рукой – то ли от ужаса, то ли чтоб чего покруче не вырвалось.

– Нет, это не радиоактивное отравление, – раздается голос с порога.

– Джеб! – Мама быстро закрывает за ним дверь поплотнее.

– Откуда ты знаешь? – Я снова начинаю его подозревать. – Ты что, и в этом грязном деле замешан?

– Не замешан. – Джеб укоризненно смотрит на меня. В лице у него ни кровинки. Оно еще белее, чем белая длинная рубаха, по-больничному надетая на нем задом наперед и схваченная тесемками на спине (наверное, чтоб задница проветривалась). Он волочит ногу и от слабости опирается на капельницу на колесиках, от которой длинная пластиковая трубка тянется к вставленной в вену толстенной игле. Короче, зрелище удручающее. Может, напрасно я вечно его подозреваю и обвиняю. Может, пора бы ему поверить?

– Нет, – повторяет Джеб. – Это не отравление, и тем более не радиоактивное. Я бы сказал, это похоже на какой-то… генетический акселерат.

– Генетический ак-се-ле-что? – дергает его за подол рубахи Газзи.

Джеб с минуту подыскивает слова.

– По всей вероятности, с вами происходит реакция на какое-то вещество, которое вступило во взаимодействие с вашими генами. Оно усиливает уже происшедшие мутации и вызывает новые. Кажется, нам всем досталась изрядная доза. Всем, кроме Макс и Клыка. Их ведь с нами в последнее время не было. Но вещество реагирует только с уже модифицированной ДНК. Поэтому оно воздействует на вас, а Акеле и мне хоть бы хны.

В палате наступает удрученное молчание. Два дня меня с ними не было, а уже все наперекосяк пошло и черт знает что случилось.

– Не вижу в этом ничего ужасного. Может, мы теперь еще лучше станем, – заявляет Ангел с леденящим душу оптимизмом. Ее хорошенькое личико похоже сейчас на облитую томатом пиццу с голубыми глазами. – Может, мы теперь все в суперменов превратимся.

– Вот-вот. То-то оно и видно. Все признаки суперменства у вас всех налицо. А чьих бы это могло быть рук де… – Я даже договорить не успела, как меня осенило. – Это же Полотняный постарался.

Ангел садится на кровати.

– Профессор Гюнтер-Хаген – блестящий ученый.

– Если тебе охота, чтобы тебя акселерировали, пожалуйста, никто тебе не мешает. Но что с тобой дальше произойдет – одному Богу известно. Зато мне прекрасно известны всевозможные устрашающие побочные эффекты его регенеративных опытов.

Ангел насупилась, а Дилан выглядит озабоченно. Я совсем забыла про его тканевосстанавливающую слюну.

Мама поворачивается к Джебу, который совсем посерел, то ли от потери крови, то ли от нервотрепки.

– А есть какая-нибудь возможность понять, что теперь с ними будет? А умереть они могут? И насколько это вещество ядовито? И можно ли его как-нибудь вывести из организма?

– Нет, нельзя, сомневаюсь, не думаю, не уверен. – Джеб пытается ответить сразу на все ее вопросы. – Могу только предположить, что то, что сейчас происходит, – это первая шоковая реакция и что эти побочные эффекты исчезнут, когда организм попривыкнет к присутствию реагента.

– Тот, кто ставил эксперимент над стаей, – сурово сдвинув брови и медленно проговаривая каждое слово, Клык в упор смотрит на Джеба, – хотел собственными глазами увидеть его результаты.

Джеб, словно защищаясь, выставил вперед свободную от капельницы руку.

– Клык, подумай сам. Акселерат должен был поступить в организм через какой-то общий источник. Например, через воздух или воду. И, скорее всего, это произошло еще дома, до нашего отлета. Я там и дышал, и воду пил вместе со всеми.

– Ты сейчас только что сам сказал, что на нормальных людей он не действует.

– Это только моя теория, – устало возражает ему Джеб. – И вообще, я тут ни при чем.

Мама вмешивается в их перепалку:

– Перестаньте. Давайте лучше на важном сосредоточимся. Можно найти какое-нибудь противодействие?

Джеб покачал головой:

– Если мои предположения верны, вещество создано так, чтобы сразу же в момент его поступления в организм энзимы и аминокислоты начали воздействовать на хромосомы, вызвав необратимую реакцию с ДНК.

Я сползла в кресле.

– Боже мой! Что же теперь будет?

– Вдруг мы теперь раком заболеем? – бормочет сквозь слезы Надж.

– Или в птеродактилей каких-нибудь превратимся. – Газзи стоически старается пошутить. – Нам ведь для этого много не надо.

Джеб вздыхает:

– Надо войти в контакт с доктором Гюнтер-Хагеном. Может, он признает, что это его рук дело. Или даже, если не признает, может, удастся что-нибудь из него выудить?

На мой взгляд, спрашивать о чем-либо Кошмарика – идея совершенно безумная. Джеб что, забыл, что его подстрелили наемники этого самого Полотняного?

– А я считаю, что отсюда надо поскорее отчалить на какую-нибудь безопасную явочную квартиру. Сидеть там тихо по меньшей мере двадцать четыре часа и внимательно за вами следить.

Мама, кажется, со мной согласна.

– Сейчас свяжусь кое с кем из КППБ. – Она достает из кармана телефон. – Думаю, с квартирой нам помогут.

Но, честно говоря, у меня только одно желание – немедленно вернуться в Колорадо и выпить в нашем доме воды. То, что происходит с моей стаей, должно произойти и со мной.