Текст книги "Пепел Вавилона (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Кори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Это не допрос, сэр. Прошу, делайте, что вам нужно.

– Спасибо. – Пракс вынул свой терминал и добавил запись в список дел на утро. Ему показалось, что дисплей барахлит, но это дрожала его рука. Он сунул терминал в карман. – Спасибо, – повторил он.

– У вас есть предположения, кто мог ее убить? Или почему?

Вольный флот, подумал Пракс. Потому что она выступила против них. Она сделала это, потому что люди голодали, страдали и умирали, и в ее власти было помешать этому. Они узнали и убили ее. Так же, как убьют меня, если я стану доставлять им неудобства.

Он посмотрел в глаза безопасника. Так же, как убьют тебя, подумал он.

– Что вы можете ответить, сэр? Любая мелочь может пригодиться.

– Ничего. Я понятия не имею.

Глава четырнадцатая

Филип

Доки станции Церера располагались приблизительно по экватору, широким поясом из титана, керамики и стали. Движение карликовой планеты затрудняло стыковку, но едва защёлки срабатывали, благодаря вращению корабли получали преимущество в треть g, даже при выключенных двигателях. При таком большом радиусе вращения силы Кориолиса можно было не принимать во внимание. На «Пелле» это ощущалось как умеренные импульсы тяги, не более того. Но что-то не давало Филипу покоя. Чувство, будто что-то не так – с кораблём или с ним самим.

Он дважды украдкой пробирался в медицинский отсек, запускал диагностику, а потом, прочитав, удалял результаты. Они ничего не показывали. Но, может быть, он просто привык к жизни при постоянной тяге, так что импульсов ускорения оказывается достаточно, чтобы выбить из колеи. Или, возможно, всё дело в том, что корабль был пуст, Филип на нём один. В подсознании слабо, но постоянно крутилось грызущее предположение, что это всё как-то связано с человеком, в которого он стрелял, однако оно казалось бессмысленным. Филип вместе с отцом убил миллиарды человек. Выстрелить в одного, который даже не умер, для него сущий пустяк. Видимо, дело всё-таки в Кориолисе.

Отец ясно дал понять, что мир Филипа теперь ограничен шлюзом. «Пелла» и всё в ней принадлежали ему, как всегда, но станция Церера теперь хуже вакуума. К счастью или нет, для Филипа она теперь навсегда закрыта. Такую сделку Марко заключил с губернатором из АВП, Доузом. Все остальные могли принимать активное участие в эвакуации, а Филип – лишь наблюдать. Поэтому он ходил по коридорам, ездил вверх-вниз на лифте, спал, ел, тренировался и ждал, пока все, кого он знал, обдирают до костей станцию Церера. Если бы мог, он бы тоже участвовал. Может быть, именно то, что он сидел тут без дела, пока другие работают, и не давало Филипу покоя. Это выглядело правдоподобнее, чем Кориолис. Или тот тип, в которого он стрелял.

Вообще-то он мало что помнил из произошедшего. Он находился снаружи, примерно с десятком бойцов Вольного флота и какими-то местными прилипалами. По старым правилам он был ещё слишком молод для борделей и баров, но он ведь Филип Инарос, и никто не посмел его останавливать. Он танцевал с местной девушкой, восхищался её тату, покупал ей выпивку. И сам напивался вместе с ней, стакан за стаканом. Он чувствовал, что нравится ей. И неважно, что музыка слишком громкая, он всё равно говорил.

Её интересовал не столько он сам, сколько история о нем. Сын Марко Инароса. Карал предупреждал Филипа. И Марко предупреждал. Найдутся люди, которых привлечёт именно то, чей он сын. Всегда нужно быть осторожным, не забывать о своей семье. Не дать завлечь себя или соблазнить. Сейчас Вольный флот в силе, но на Церере до сих пор остаются люди, больше чем наполовину склонные к старым порядкам.

– Когда мы имеем дело с врагами, то по крайней мере понимаем, где они, – говорил отец, когда они только прибыли на Цереру. – Но никто не может быть ненадёжнее полуастеров.

Марко не сказал прямо, но явно имел в виду мать Филипа и людей вроде неё. Астеров, которые позволили себе отвернуться от Пояса и опуститься до уровня Фреда Джонсона, землянина, делавшего вид, что беспокоится за них. Умеренный АВП – лишь ещё одно имя предательства. И потому Филип, хоть и пил с девчонкой, знал, что доверять ей нельзя. Он слишком много выпил. И когда девчонка ушла, ничего ему не сказав, он почувствовал унижение и досаду. Происходящее потом он толком почти и не помнил, охранники забрали его и вызвали отца. Ещё одно унижение.

Они даже не поговорили. Марко велел ему оставаться на корабле, вот он здесь и остался. Может быть, они и не будут больше об этом упоминать. А может, их разговор еще не закончен. Возможно – он ведь не знает, откуда взялось чувство, что всё не так. Филип не понимал. И был зол оттого, что не понимает.

Он сел перед орудийным пультом, синхронизировал экран со своим терминалом и включил питание. Некто на фоне старорежимного флага АВП кричал о том, что Вольный флот остаётся последней и лучшей надеждой на освобождение астеров. Узколицый койо, усевшийся чересчур близко к камере, болтал о последствиях прекращения поставок биологических припасов с Земли. Какое-то крутое порно в интерьере, напоминавшем не то водоочистительную станцию, не то вестибюль отеля. Старенький сериал «Саббу Ре», когда-то заставлявший его балдеть от Санджита Сангре, пока тот ещё был офигенным. Помехи. Всё это и было помехи, шум и картинки, и Филип оставлял их почти без внимания. Они вызывали смутное чувство ярости и победы над всем этим, одержанной им и его отцом. Гнев и злость сопровождали уходящий во тьму старый мир.

Когда Филип вырубил динамики, на «Пелле» вдруг стало тихо, как никогда не бывает на корабле. Двигатель отключён, не слышно тихого гула или случайных звуков, которые всегда были фоном жизни. Только сочленения палуб всё еще поскрипывали и стучали, когда нагревались и остывали платы. Воздухоочиститель шипел, фыркал и снова шипел. Может, из-за этого и кажется, будто что-то не так. Корабль под тягой звучал совсем не так, как в доке, изменилась еле слышная музыка его жизни, и это тревожило. Что-то давило на Филипа изнутри, душевная тревога, как зуд, причиняла неудобство, в какой бы позе он ни сидел или ни стоял. Боль в челюсти, боль в плечах. Может, это естественная реакция человека, привычного к движению, но вынужденного оставаться пассивным. Только и всего. И ничего больше.

Мать сказала: «Найди меня, прежде чем убивать себя».

Филип встал, жестом отключил питание и пошёл к тренажёрному залу. Большой плюс одиночества – никто не занимал ни один тренажёр. Филип не потрудился разогреться, сразу опустил эластичные ленты, пристегнутся и потянул. Он наслаждался тем, как вжимаются в ладони ручки, как, преодолевая сопротивление, напрягаются мышцы, делаясь крепче с каждым усилием. Между упражнениями он включил музыку – громкое агрессивное даи-бхангра – и почти сразу же выключил, прервавшись на середине следующего упражнения.

Все желания надоедали, едва зародившись. Интересно, вышло бы так же с той девушкой, думал он. Если бы она тогда осталась и они перепихнулись, потом он захотел бы, чтобы она ушла. Выключилась, как музыка. Филип не знал, что сделать, чтобы опять чувствовать себя в норме. Пожалуй, не мешало бы поскорее свалить с Цереры.

Послышались голоса, громкие и довольные, и знакомые, как хлебный суп тёти Мишель. Карал, Сарта, Крылья, Кеннет и Джози. Экипаж возвращался на борт. Может, и отец уже здесь, но Филип не знал, хочет ли тот его видеть.

– Бист бьен, – сказал Крылья. – Ещё пару секунд.

Чуть пошатываясь, старик вошёл в тренажёрный зал. Зализанные на пробор волосы свисали по бокам, как всегда, но чуть менее гладкие, чем обычно. По-настоящему его звали Алекс, но из-за этой причёски кто-то прозвал его Крылья. Глаза у него налились кровью, а походка была чересчур расслабленная и неустойчивая. В руках Крылья нёс мятую лиловую сумку.

– Филипито! – он неуклюже пробирался вперёд. – А я всё высматриваю, где ты.

– Ну, вот ты меня и нашёл, – сказал Филип. – Теперь всё гут, да?

– Да-да, – Крылья не услышал язвительного укола в ответе Филипа. Он опустился на пол и теперь вяло наблюдал, как Филип, дрожа от усилий, подтягивается на эластичных лентах. – Готово. Аллес комплит. Все идём домой на... на ночлег. Или... не на ночлег. Летим, са са? Мы улетаем в огромную пустоту.

– Отлично, – сказал Филип.

Он в последний раз потянулся и упорно удерживал ленты, пока руки не начали гореть и дрожать от усилия. Ленты дёрнулись на несколько сантиметров вверх, потом медленно вернулись на место. Филип сжал кулаки. Крылья протянул ему сумку.

– Тебе.

Филип посмотрел на сумку, потом перевёл взгляд на Крылья, который подталкивал её, предлагая взять. На вид похоже на пластик, но на ощупь бумага, и так же мнётся в руках. То что лежало внутри, тяжело и безвольно качнулось, как дохлый зверёк.

– Нет смысла ничего оставлять эти уродам внутрякам, – сказал Крылья. – Конфискация по всей станции. Берём всё, что не приколочено, и половину всего остального. Вот я про тебя и вспомнил. Ну как?

Филип открыл клапан сумки. Внутри лежало что-то тёмное, плотное, одновременно и правильной формы, и смятое. Он открыл пошире, развернул тяжёлый материал. Ничего подобного он никогда прежде не видел. Расправил.

– Это... жилет?

– Для тебя, – сказал Крылья. – Кожа. Аллигатора. Настоящего, с Земли. Взяли в фирменном магазинчике, возле дворца губернатора. Для богачей. Для тебя – всё самое лучшее, да?

Филип не удержался от искушения понюхать. Он поднёс к носу жёсткую чешую мёртвого зверя, вдохнул. В запахе кожи ощущалось что-то неуловимо прекрасное – не сладкое и не кислое, насыщенное и глубокое. Он надел жилет и почувствовал его тяжесть на ещё влажных от пота плечах. Крылья радостно захлопал в ладоши.

– Ты знаешь, сколько эса кост? – Больше денег, чем мы с тобой оба за пять лет увидим. Вот за это. За какое-то барахло. Внутряки хвастают перед Поясом, показывают, что они могут такое носить, а мы, значит, нет? А теперь мы – Вольный флот. Никого нет круче. Никого.

Филип, чувствовал, что чуть улыбается. Он уже представлял себя в баре, в этом жилете, как у самого богатого богача. Да, у астера должна быть такая вещь. Символ всего, чем Земля пыталась указывать им, что они ниже. Слабее. Они ничего не стоят. Ну, и кто теперь его носит?

– Спасибо, – сказал Филип.

– Пожалуйста. На здоровье, – отмахнулся Крылья. – Тебе вещичка, а мне удовольствие. Хорошая сделка, и аллес.

– Так сколько же она стоила? – спросил Филип, отчасти чтобы дать Крыльям похвастаться, отчасти чтобы потом похвастаться самому. Но Крылья опять сел на палубу и прикрыл руками глаза.

Пожал плечами.

– Да ничего. Неважно. Чего ради платить? Магазин закрыт. И новый товар они вряд ли получат, согласен? Это последний кожаный жилет с Земли. Конец.

Вольный флот сыпался со станции Церера, словно споры из тела гриба. Огни шлейфов двигателей вспыхивали и мерцали, как на картинках, которые видел Филип – как бабочки на Земле. Если только там, на Земле, до сих пор оставались бабочки.

И поскольку каждый корабль Вольного флота уносил с собой лишь несколько гражданских, станцию покидали не только военные корабли. Как только выяснились намерения Марко, волна гражданских кораблей тоже приготовилась к бегству. Геологоразведчики и старатели, паршивенькие полулегальные транспортники – все по самые переборки заполнялись людьми, отчаянно стремившимися вырваться из величайшего города Пояса, пока тот не попал в лапы Земли и Марса. Заодно из резервуаров выбрасывались огромные потоки воды. Запасы воды улетали со станции, превращаясь в лед, чтобы вскоре оказаться на дальних краях галактики, истощиться и рассеяться в безбрежной черноте Пояса. А потом лёд терялся среди холодного мерцания звёзд.

Брошенные доки лежали в руинах. Выключенные реакторы сломаны и ободраны. Демонтированы электрическая сеть и система гидравлики. Сеть обороны затихла, оружейные склады распахнуты и пусты. Массивы сенсоров и трансмиттеров разобраны и разбиты вдрызг. Медицинские центры разграблены и опустошены, для лечения пациентов оставлена самая малость. Марко сказал, что забрать и это было бы слишком жестоко.

Из шести миллионов людей Цереры до прихода врагов могли сбежать, может быть, полтора. Тем, кто останется, поддерживать жизнь в оболочке из титана и камня ненамного проще, чем было бы на пустом астероиде.

Если земляне возьмутся за восстановление Цереры, на это уйдут годы, и они окажутся приколотыми к станции, как насекомые к доске. Если Земля атакует Вольный флот, придётся стрелять в корабли, везущие беженцев. А если земляне бросят станцию, по их вине умрут миллионы астеров, и это подтолкнёт любого приверженца старых порядков к новым. Что бы Земля ни делала, это приведёт к победе Вольного флота. Им не победить. Таков гений Марко.

Жизнь на «Пелле» быстро вернулась к прежнему рабочему распорядку, но теперь Филип видел разницу. Станция Церера его изменила. С одной стороны, выпивка стала лучше. Джамил всю каюту забил полированными ящиками из настоящего дерева, полными бутылок. Одна только упаковка стоила, наверное, больше, чем Филип получил бы за три года работы, не говоря уже о самом виски. Дина вернулась с полудюжиной шёлковых шарфов с ручной росписью, конфискованных из особняка землян, и носила их как птичка, гордая своим хохолком.

Все теперь носили золотые безделушки с бриллиантами и хризолитами, но ценнее всего был янтарь. Все прочие камни можно добыть в шахтах Пояса, а для янтаря нужно дерево и несколько миллионов лет. Только этот камень напоминал о Земле, и если ты его носишь – это говорит о том, кем ты теперь стал, красноречивей, чем все духи, приправы и кожаные жилеты, какие только бывают на свете. Роскошь, ради которой Земля и Марс обескровили Пояс, теперь принадлежала Вольному флоту. Возращена Поясу, как и подобает.

Всё было бы замечательно, если бы не отец.

Филип заметил, что невольно избегает отца с того момента, как он вернулся на корабль вместе с Розенфельдом. После первых дней ускорения он понял, что ждёт вызова. Лёжа без сна в своей койке, Филип представлял, как под суровым взглядом отца ему придётся отвечать за всё, что натворил на Церере. Бормоча потихоньку себе под нос, чтобы никто не услышал, он репетировал, что мог бы сказать в оправдание. Во всём виноват тот тип из охраны. А Филип, конечно, напрасно повёлся на оскорбление от местной девчонки. Просто несчастный случай. Он должен быть оправдан. Образ девушки из клуба постепенно менялся в памяти Филипа, пока она не стала казаться чем-то вроде воплощения дьявола. А охранник, в которого он стрелял, стал в его пересказе болтуном и бездельником, да ещё и сочувствующим внутрякам.

Но когда встреча, которой он так боялся, наконец-то произошла, вышло совсем не похоже на то, чего он ожидал. Поздно ночью дверь его каюты открылась и вошёл Марко, небрежно, как будто к себе. Филип сел в постели и заморгал, отгоняя сон, а отец опустился в ногах его койки. Ускорение мягко вжимало их вниз, примерно с четвертью g. Он махнул рукой, и система включила свет.

Марко склонился вперёд, сцепив пальцы. Волосы он закрепил сзади, высоким тугим узлом, так что кожа на висках натянулась. На щеках темнела щетина, глаза как будто слегка прищурены. Печальный, подумал Филип. Он знал, временами отец уходит в себя. Так он выглядел, и когда всё это случилось. Филип подтянул колени к груди и стал ждать.

Марко вздохнул. А когда он заговорил, акцент в речи слышался сильнее обычного.

– Видимость, – сказал он. – Усекаешь? Политика, и война, и мир, и всё остальное. Всё это только внешняя сторона.

– Тебе виднее.

– Оставив Цереру, мы поступили правильно. Гениальный ход. Всякий подтвердит. Ну, а что внутряки, та старая сука с Земли и новая, с Марса? Они-то скажут иначе. Может, назовут это бегством. Отступлением. Победой над Вольным флотом и всем, что стоит за ним.

– Этому не бывать.

– Знаю. Но намерен им показать. Продемонстрировать силу. Не дам... – Марко со вздохом откинулся назад. – Я не дам им времени.

– Значит, его у них и не будет, – сказал Филип.

Отец усмехнулся. Тихо и мягко. Шершавая тёплая ладонь легла на колено Филипа.

– Ох, Филипито. Сынок. Только с тобой я могу говорить по душам.

Филип раздулся от гордости, но не позволил себе улыбнуться. Лишь кивнул, серьёзно, по-взрослому, как военный советник. Марко откинулся на переборку, прикрыл глаза. Он казался таким уязвимым. Всё такой же – его отец, предводитель Вольного флота, но измученный и беззащитный. Никогда Филип не любил его сильнее.

– Так мы и сделаем, – заговорил Марко. Покажем силу. Позволим им занять станцию, а после дадим понять, что они у нас ничего не выиграли. Это не так уж трудно.

– Совсем нет, – сказал Филип, а Марко уже встал и направился к двери.

Когда он уже был готов выйти в коридор, Филип заговорил снова.

– Что-то ещё, отец?

Марко обернулся – брови подняты, губы плотно сжаты. Мгновение они рассматривали друг друга. Филип слышал, как стучит его сердце. Все заранее подготовленные слова растаяли под мягким взглядом карих глаз отца.

– Нет, – ответил Марко и вышел.

Дверь с щелчком захлопнулась, и Филип опустил голову на колени. Его ошибка на станции стёрта. Забыта. Необъяснимое разочарование омрачало подступившее чувство облегчения, но только чуть-чуть. Да, он едва не убил человека, ну и ладно. Ничего плохого из-за этого с ним не случится. Почти как прощение.

«Кто-то должен был это предотвратить», – прошептал в его голове голос матери.

Филип оттолкнул от себя эту мысль, снова выключил свет и стал дожидаться сна.

Глава пятнадцатая

Па

Мягкий маркер предназначался для отметок на настиле во время постройки корабля, и Мичо использовала его почти для такой же цели. Она помечала не ход инвентаризации и не результаты проверки, и строила она сейчас не корабль. Но тем не менее. Перед ней на стене каюты был длинный пустой прямоугольник. Литография, прежде вмонтированная в стену – оригинальный оттиск Табиты Тоява на основе из искусственного коралла из серии «Сто лиц Европы», теперь вместе с рамой покоилась на кресле Па и как будто наблюдала за ней.

Вдоль одной стороны стены Па выписала имена основных поселений внешних планет – Церера, Паллада, Веста, Япет, Ганимед и так далее. Одни размещались на спутниках, другие – в туннелях глубоко выработанных астероидов, а некоторые, как станция Тихо, комплекс Ширацу-Ма, Колдвотер и Келсо, были свободно плавающими станциями вращения. Она записывала, в чём, по её мнению, они нуждаются: вода – там, где не было своего льда, комплекс биопрепаратов – всем, кроме Ганимеда, строительные материалы, продукты, медикаменты. Когда текст стал слишком плотным, так что трудно читать, она всё стёрла ребром ладони. Остались только размытые пятна.

В среднем столбце – корабли колонистов, которые она захватила вместе со своим флотом: «Бедьядат Джедида» с Луны, «Джон Голт» и «Марк Уитни» с Марса. «Хелен Р.» и «Якоб Эйч Кантер», спонсированные обществом «Нер Шалом». «Сан-Пьетро» корпорации «Де Варгас». «Каспиан», «Хорнблауэр» и «Зимородок», работавшие как независимые чартеры. Все с грузом припасов для создания поселений во враждебных новых мирах. На некоторых припасов едва хватило бы для поддержки существования кучки людей. Другие везли столько, что сотня человек могла прожить на это три года. Достаточно, чтобы на время обеспечить жизнь Пояса, пока не будет установлена полная независимость от Земли и Марса. В надежде, что это случится.

А с другого края стены – собственная флотилия Па. «Серрио Маль» с капитаном Сюзанной Фойл, «Панчин» Эцио Родригеса, «Аэндорская волшебница» Карла эль-Даджайли и дальше, вниз по стене. Каждый корабль укомплектован оружием. И все подчиняются ей – до тех пор, пока не узнают о принятом ею решении. А тогда... Ладно. Тогда посмотрим.

Она сжимала и разжимала маркер, он легко щёлкал по кончикам её пальцев, как будто кто-то стучался в дверь. С каждой новой сделанной отметкой страх понемногу уходил из её груди. Он не исчез – не так это просто – но ощущался теперь не так остро и сильно. Мичо закрыла страх, заперла в своём сердце, чтобы приглушить боль потери и неудачи. Ну, хоть на время. Как поиск нужного ритма, когда встаёшь на беговую дорожку. Нужно собрать воедино тело, разум и дух. И догнать время.

Когда Па начинала, в глубине души оставалась надежда, что найдётся причина не идти на этот мятеж. Но теперь увлеклась, и сомнение было забыто. Где-то в процессе она перешла от вопросов, а надо ли так поступить, к размышлениям, как она собирается это сделать. Мичо даже не замечала, что здесь Надя, пока та не заговорила.

– Бертольд до сих пор не разрешает тебе включать систему?

Мичо вздохнула и покачала головой.

– Не хочет, чтобы хоть что-то шло через компьютеры пока мы не объявим о разрыве с Инаросом. Бертольд принимает локальные меры, готов к обновлению. Но ты же знаешь, каково это. Они могут раскрыть наши карты.

– Думаешь, Марко так пристально наблюдает за кораблём?

– Нет, – сказала Мичо, а потом, помолчав добавила: – Не знаю. Может быть. Ну и ладно. Мне это даже нравится. Так более... даже не знаю. Более ощутимо?

– Ну, посмотрим, – ответила Надя. – Приближаемся.

– Мне нужно не больше секунды световой задержки, – сказала Мичо. – Я не могу обмениваться записанными сообщениями. Нужна возможность поговорить.

– Приближаемся, – повторила Надя на полтона тише. Она поняла.

Мичо сжала и отпустила свой маркер. Щелчок.

– Долго ещё?

– Уже вечером.

Надя подошла ближе и стала разглядывать стену со всеми пометками. Она была на полголовы ниже Мичо, на висках уже поблёскивала первая седина. Надя вздыхала, кивала сама себе.

– Проверяешь мою работу? – чуть поддразнивая, спросила Мичо.

– Да, – Надя говорила серьёзно. – У нас и раньше случались сложные ситуации. Сейчас нам предстоит кое-что посерьёзнее. В такие времена следует проверять все печати, даже то, что уже проверено.

Мичо опустилась на свою койку, чтобы не мешать жене пройтись по всем кораблям и станциям. Подбоченившись, Надя изучала стену, время от времени издавая негромкие звуки. Для Мичо это выглядело как одобрение. Конечно, проще было бы переложить построение этой схемы на систему корабля, способную отобразить корабли и их направления в едином интерфейсе. Хотя её стена расписана очень тщательно, оставались другие списки – и немалые – критически важной информации. Военные корабли, подконтрольные Марко. Элитные силы охраны, резерв Розенфельда. Тысячи контейнеров с припасами с Паллады, Каллисто и Весты, которые уже спрятаны где-то в неведомой пустоте. Мичо потянулась – торможение в одну треть g вызывало боль между рёбрами.

– И когда мы намерены всё это украсть? – спросила Надя.

– Когда я поговорю с Кармунди, – ответила Мичо. – Если поспешим – Инарос может заметить. Опоздаем – его могут предупредить.

– Этот Кармунди, – вздохнула Надя. – Меня он тревожит.

– Меня тоже, – сказала Мичо.

Надя отвернулась от стены, чтобы взглянуть на жену. Но всё равно словно продолжала проверку.

– Что тебя беспокоит?

– Вот это всё, – Мичо кивнула на стену. – То, что я собираюсь сделать.

– Думаешь, это неправильно?

– Не уверена, что это имеет значение. Марко поступает так, как правильно с его точки зрения. И Доуз. И Земля. Все делают то, что считают верным, и при этом уверены, что они порядочные люди, исполняющие свой долг. За каждым сотворённым с нами зверством стоит кто-то, считающий свои действия оправданными. Вот так же и я. Порядочный человек, у которого в руках власть это сделать. Потому что это оправдано.

– Ага, – ответила Надя. – Думаешь, Кармунди к нам не присоединится.

– Боюсь, что так. И тогда на его примере придется показать другим, что ко мне следует относиться серьёзно.

– Королева пиратов не должна оставлять в покое выживших, – сказала Надя. – Впрочем, в одном ты не права. Не всё зло на свете делают праведники. Некоторые совершают зверства просто для удовольствия. Но меня беспокоит не это.

Мичо подняла руку в знак вопроса.

– Насчет работы с Кармунди, – сказала Надя. – Я сама не знаю, в чём дело. Этот тип меня раздражает.

Запищали оба их терминала – запрос на соединение от Лауры, по семейному выделенному каналу. Надя кивнула Мичо, чтобы та приняла, а сама устроилась рядом – вместе смотреть на экран. Лаура была на командной палубе, подсветка её экрана выплёскивалась на щёки, огоньками плясала в глазах. По бокам появились иконки всех остальных членов семьи – кроме Нади.

– В чём дело? – спросила Надя.

– Только что пришла лента новостей, – сказала Лаура. – Внутряки взяли Цереру. Делают объявление.

Мгновение все молчали. Удар облегчало то, что они его ожидали, но всё же Мичо его почувствовала.

– Проиграй ленту.

Лаура кивнула, подвинулась ближе к панели и исчезла с экрана. Её место заняла лента новостей. Военные корабли Земли и Марса швартуются на причалах Цереры. Зрелище соприкосновения таких несовместимых и чужеродных объектов сбивало с толку. Мичо знала, что это произойдёт, но всё-таки смотрела с тяжёлым чувством.

«...приблизительно около четырёх с половиной миллионов, с резервами, которых хватит для поддержания станции максимум на две недели. В настоящий момент объединённый флот разрабатывает стратегию помощи, в том числе экстренное нормирование и запросы еды и воды с других станций Пояса и системы Юпитера».

Картинка задрожала и оборвалась – небрежное непрофессиональное редактирование. А потом экран заполнило его лицо. Фред мать его Джонсон. Внутри у Мичо всё сжалось. Так вот что у них за игра. Землянин начнёт говорить за Пояс. Опять. Глаза Джонсона смотрели печально и мягко. Коротко стриженые волосы совсем побелели. На тёмных щеках заметна седая щетина. Бегущий по краю экрана текст сообщал: Фред Джонсон – представитель АВП/корпорации Тихо.

Не полковник Фред Джонсон. Не Палач станции Андерсон. Предатель. Представитель Пояса перед камерами Земли.

– Мичо?

– Всё нормально.

«Вся культура внешних планет, – заговорил Джонсон, – основана на взаимной поддержке. Состояние станций и кораблей всегда было показателем развития инженерной мысли и знаний человечества. Я долгие годы работал в Альянсе внешних планет и никогда не видел более глубокого предательства идеалов Пояса».

– Да, – сказала Мичо. – Ты права, я больше не могу. Выключи это.

Надя провела по экрану, и лента исчезла. Мичо на долгую минуту застыла. Она не заметила, как сломался маркер – теперь в руке были липкие крошки. Она взяла в ванной полотенце и попыталась оттереть пальцы. Кресло качнуло – в него опустилась Надя. Когда Мичо взяла себя в руки, жена обернулась к ней. Долгие годы близости позволяли Мичо прочесть с десяток её мыслей по выражению лица.

– Он нам не союзник, – сказала Мичо. – Враг моего врага – мой друг? Это чушь. Сторон всегда больше двух. Именно притворство помогло этому сукину сыну приобрести вес в АВП и продержаться так долго.

– Он держится до сих пор, – сказала Надя. – Ему многие доверяют. У него есть корабли.

– Я добуду нам корабли. А в его протекции мы не нуждаемся.

– Как скажешь, – ответила Надя. И добавила, тише: – Может, он нуждается в нашей.

– Он уже большой мальчик. Может сам о себе позаботиться.

– Но четыре с половиной миллиона – это куча народа.

– Земля хотела станцию. Получила. Удачи, – но голос Мичо звучал уже далеко не так уверенно, даже для неё самой. – Земля сумеет о ней позаботиться.

– Им понадобится пища. Вода.

Мичо ткнула в нацарапанный на стене список. Пальцы потемнели от краски.

– Каждой базе из этого списка тоже понадобятся еда и вода. Медикаменты. Топливо для реакторов. Строительные материалы. Всё. Всем нужно всё. Я не собираюсь ставить Цереру во главе нашего списка. Они уже получили помощь.

– Они ограблены, – сказала Надя. – Нами.

– Не нами. Марко.

Надя улыбнулась и отвела взгляд, как делала всегда, если хотела закончить спор, но не согласна, что проиграла. Мичо не могла этого допустить. Слова теснились, рвались. Она должна была ответить Наде.

– Дело не только во Фреде Джонсоне.

– Если Церера начнёт вымирать от голода, – Надя закончила вопрос как утверждение.

– Отлично, – сказала Мичо. – Если Церера начнёт голодать. Если у них будут перебои с водой. Я помогу людям Цереры. Не для Джонсона, не для АВП. Но людям я помогу.

Надя кивнула, но смотрела всё ещё влево, как будто на пустом экране до сих пор мерцала картинка. Мичо даже присмотрелась, но там была лишь пустота.

– А Земля? – задала вопрос Надя.

– Что такое с Землёй?

– Люди там умирают от голода.

– Нет, – сказала Мичо. – Я не отправлю наши припасы на Землю. Они столетиями могли помочь нам, но не помогали.

Улыбка Нади стала на миллиметр шире, она поднялась на ноги. Поцеловала Мичо в щёку и вышла. Мгновением позже её голос послышался в коридоре, Эванс ответил. Жизнь на корабле продолжалась, несмотря на то, что менялось всё вокруг. Мичо вернулась к своему списку, но сосредоточиться больше не удавалось. Мысли возвращались назад, к мягкому усталому взгляду Джонсона. «Я никогда не видел предательства, подобного этому». Склонившись к стене, она провела кончиками пальцев по слову «Церера». Сквозь буквы проглянула серая поверхность стены. Но Мичо их не стёрла.

Когда спустя восемь часов «Коннот» наконец подошёл к «Хорнблауэру» на расстояние световой секунды, ленту новостей целиком заполнило взятие Цереры. Слова «объединённый флот» стали собирательным термином для земных и марсианских боевых кораблей, сбившихся в кучу рядом с горсткой потрёпанных астерских судёнышек. Это выглядело как возвращение в прежние дни, до Эроса, когда союз внутренних планет казался непоколебимым. Разумеется, в речах обозревателей сквозила некоторая ностальгия, в репортажах с Земли и Марса – плач о золотом веке и перспективе эксплуатации Пояса. На Лондрес-Нове вспыхнул мятеж, заседание марсианского парламента сорвано, а лучшая новость с Земли – кривая роста смертности из экспоненциальной стала линейной, что позволяет надеяться на выравнивание ситуации, когда на земном шаре вымрут наконец самые слабые и те, кто сильнее всего пострадал.

Марко притих. Мичо полагала, что он занят планированием новых шагов с какой-то группкой своих приверженцев, в которую она не входит. И это её совершенно устраивало. Ей и без того есть о чём думать.

Она уже записала послание к капитанам, находящимся под её командованием. Запись готова к передаче в любой момент, по одному её слову, и как только это произойдёт, вернуть уже ничего будет нельзя. Ничто, даже разговор с Кармунди, не казалось столь необратимым.

Так почему же запрос на соединение с «Хорнблауэром» для Мичо подобен выходу в шлюз?

Кармунди принял соединение, его лицо, широкое и безмятежное, появилось на экране вместе со значком защищённого соединения. У другого человека такое выражение выглядело бы безобидным, но Кармунди уже убивал по её приказу. Мичо ему не обмануть.