Текст книги "Пепел Вавилона (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Кори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Поступило и кое-что еще. Сообщение от Него.

– И чего же хочет Доуз?

– Не Доуз. Покрупнее.

– Инарос? Запусти сообщение.

– Только капитану. Я могу транслировать тебе в каюту или на терминал, если...

– Оксана, запусти сообщение.

На экране возник Марко Инарос. Судя по прическе, он находился на Церере или в ускорении. Фона позади него было слишком мало, чтобы сказать точно – на корабле он или в офисе. Обворожительная улыбка Марко затронула теплые темные глаза. Пульс Мичо участился, и она сказала самой себе, что это страх, а не влюбленность. По большей части, так и было. Хотя Марко – харизматичный ублюдок.

– Капитан Па, рад слышать, что вы чисто взяли «Хорнблауэр». Ты успешно прошла еще одно испытание. Мы верно поступили, поручив тебе заниматься «изъятиями». Пока всё идет неплохо, мы готовы приступить к следующим этапам плана.

Мичо кинула взгляд на Эванса и Оксану. Помощник оглаживал бородку, а Оксана старалась не смотреть на Мичо.

– Мы бы хотели отправить «Хорнблауэр» прямо на Цереру, – продолжал Марко, – а перед этим я созываю общую встречу. Только узкий круг. Ты, я, Доуз, Розенфельд и Санджрани. На Церере. – Улыбка Марко стала еще шире. – Теперь мы управляем Солнечной системой, так что пора сделать кое-какие изменения, а? «Пелла» говорит, ты можешь добраться сюда за две недели. Будет неплохо увидеть тебя вживую.

Марко размашисто отсалютовал. Приветствие Вольного флота, им же и придуманное. Экран погас. Накатила смесь смущения, облегчения и тревоги. Изменение задания, так быстро и без разъяснений, застигло ее врасплох. Предложение отправиться на встречу узкого круга носило легкий привкус опасности, как и до того, как Вольный флот открыто заявил о себе. Годы жизни в сумраке оставили привычку думать и чувствовать по-другому, и от нее трудно избавиться. Даже после победы. По крайней мере, они вернутся обратно в плоскость эклиптики, а не останутся где-то высоко в черноте, где происходит нечто зловещее. Нечто плохое.

«Нечто, – произнес тихий голос у нее в голове, – например, вызов на неожиданную встречу».

– Две недели? – спросила Мичо.

– Это возможно, – Буш почти опередила вопрос. Она уже разрабатывала план. – Но ускорение будет жестким. И ждать «Хорнблауэр» мы не сможем.

– Кармунди это не понравится.

– А что он возразит? Сам Марко приказал.

– Точно, – согласилась Мичо.

Эванс прокашлялся.

– Так что делаем?

Мичо сажала пальцы в кулак.

– Это Инарос, – сказала она, и произнесенное имя прекратило спор в зародыше.

– Так, хорошо, – сказал Эванс, но интонация в его голосе говорила о другом.

– Что-то хочешь сказать? – поинтересовалась Па.

– Только то, что планы меняются уже не в первый раз.

Эванс поморщился от волнения, это его не красило, но он ее новый муж, и потому она оставила его слова без комментариев. Красивые мужчины могут быть такими хрупкими.

– Продолжай, – сказала она вслух.

– Ну, за Санджрани стоят деньги. А марсианский премьер весь на нервах после того, как половина Вольного флота пыталась его прикончить. А еще я слышал, что мы пытались убить Фреда Джонсона и Джеймса Холдена, но оба еще дышат и разгуливают на свободе. Это меня озадачивает.

– Что Марко, может, и не такой уж всепобеждающий, как прикидывается?

На мгновение Эванс задумался. Мичо решила уже, что он не ответит.

– Что-то в этом роде, – наконец выдал Эванс, – но если подумать, так легко это не отбросить.

– Похоже на то, – согласилась Мичо.

Глава вторая

Филип

Больше всего на свете он ненавидел Джеймса Холдена. Холдена-миротворца, чьи действия никогда не вели к миру. Холдена – защитника справедливости, ничем ради нее не пожертвовавшего. Джеймса Холдена, который летал вместе с марсианами и астерами (одной астеркой) с таким гонором, будто это делает его лучше остальных. Нейтрального Холдена, стоящего над схваткой, пока внутренние планеты отправляли ресурсы человечества на тысячу триста с лишним новых планет, оставив астеров вымирать. И вопреки всему, он не погиб на «Четземоке».

Фред Джонсон – землянин, ставший представителем астеров, был вторым по списку. Палач станции Андерсон, сделавший карьеру, убивая ни в чем не повинных астеров, а после этого начал им помогать, что все равно привело лишь к их многочисленным смертям – и личным, и как нации. И за это он заслужил ненависть и презрение. Но мать Филипа умерла не из-за Джонсона, и потому именно Холден, сука Холден, занимал первое место.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Филип колотил кулаками по двери шлюза, когда его мать, которой Холден совершенно вывихнул мозги, выбросилась в космос, прихватив с собой Кина. Дурацкая смерть. Бессмысленная. Вот почему ему так больно, говорил себе Филип. Потому что в ее смерти не было необходимости, но она всё равно предпочла смерть. Он разбил в кровь руки, пытаясь ее остановить, но это не помогло. Наоми Нагата предпочла жестокую смерть в вакууме вместо жизни со своим народом. И это доказывает, какую власть обрел над ней Холден. Как сильно промыл ей мозги, как слаб был ее разум с самого начала.

Филип не сказал никому на «Пелле», что мать снится ему каждую ночь: тот закрытый люк и понимание, что по другую сторону – нечто очень ценное и важное, и чувство страшной утраты, когда он не сумел открыть люк. Если бы остальные узнали, как сильно это на него давит, то сочли бы слабаком, а отец не берет с собой людей, не способных справиться с задачей. Даже если это сын. Либо Филип – настоящий астер и боец Вольного флота, либо может остаться на какой-нибудь станции, как обычный мальчишка. Теперь ему было почти семнадцать, и он помог уничтожить угнетателей с Земли. Детство давно в прошлом.

Станция Паллада была старейшей в Поясе. Тут открыли первые рудники, а за ними – и первые обогатительные комбинаты. За этим последовали новые заводы – именно здесь находилась индустриальная база. А кроме того, было проще использовать старые дробилки и сепараторы в качестве дополнительных мощностей. Да и просто по привычке. Паллада не вращалась. Гравитация здесь была естественной, основанной на массе астероида, хотя и небольшой – два процента от полной земной g. Просто направление дрейфа. Станция болталась вверх-вниз от плоскости эклиптики, словно пыталась нащупать путь прочь из Солнечной системы. Церера и Веста были крупнее и плотнее населены, но металл для обшивки кораблей и реакторов, для строительства станций и грузовых контейнеров, для орудий, торчащих из освобожденных кораблей Вольного флота, и снарядов, которыми они стреляли, добывали здесь. Если Ганимед – кормилец Пояса, то Паллада – его кузница.

Вольному флоту имело смысл пройти здесь в своем постоянном патрулировании освобожденной Солнечной системы – удостовериться, что все ресурсы под контролем.

– Шьяминда, ке? – спросил начальник космопорта, вплывая в широкий конец комнаты для переговоров.

Комната выглядела по-астерски. Ни столов, ни стульев. Где верх, а где низ – тоже не поймешь. Проведя столько времени в корабле, построенном с учетом создаваемой ускорением гравитации, Филип почувствовал себя как дома. Здесь всё так знакомо, какими никогда не станут спроектированные марсианами помещения.

Начальник космопорта был тот же. Выше любого, кто провел детство при низкой и нестабильной гравитации. Голова – крупнее относительно тела, чем у Филипа, Марко или Карала. Левый глаз затянут бельмом и слеп – даже фармацевтический коктейль, делающий возможной жизнь без гравитации, не смог сохранить умирающие капилляры. Такой человек не выдержал бы жизнь на поверхности планеты, даже короткое время. Самый выраженный образец физиологии астеров. Именно из-за таких Вольный флот и восстал – чтобы защитить их и говорить от их имени.

Вот почему сейчас он, видимо, был растерян и чувствовал себя обманутым.

– И в чем проблема? – спросил Марко, по-астерски взмахнув руками.

Он предложил выкинуть содержимое складов в космос так, словно это обычное дело. В ответ на отцовское недоумение Филип поднял брови. Карал лишь бросил хмурый взгляд и сжал ладонь в кулак.

– В том и проблема, эса, – ответил начальник порта.

– Я знаю, это жизненно важные запасы, – сказал Марко. – В том-то и дело. Пока они здесь, Паллада будет мишенью для внутренних планет. А если уложить всё по контейнерам и запустить в космос, только мы будем знать траекторию. Мы отследим их и подберем, когда понадобятся. Важно не только сбыть их с рук, но и показать всем, что склады на станции пусты, прежде чем до них доберутся. Ясно?

– Но... – неуверенно прищурился начальник порта.

– Тебе за это заплатят, – встрял Филип. – Надежными чеками Вольного флота.

– Надежными, ага... Абер...

Он еще сильнее прищурился и покосился в сторону от Марко, словно адмирал первых астерских вооруженных сил висел в полуметре от того места, где был на самом деле.

– Абер? – передразнил Марко его акцент.

– Для сортировщиков нужны нойе ганга, ага.

– Если тебе нужны запчасти, так купи их, – буркнул Марко с угрозой в голосе.

– Абер... – Начальник порта запнулся.

– Но обычно ты покупал их на Земле, – догадался Марко. – А на наши деньги там ничего не купишь.

Начальник порта поднял кулак в знак согласия.

Марко широко и приветливо улыбнулся. Понимающе.

– Никто не будет ничего там покупать. Больше никогда. Теперь ты будешь покупать всё в Поясе. И только в Поясе.

– В Поясе не производят хорошие запчасти, – заныл начальник порта.

– Мы производим лучшие запчасти из доступных, – сказал Марко. – История сделала поворот, приятель. Постарайся идти с ней в ногу. И погрузи всё, чтобы было готово к отправке, са са?

Начальник космопорта встретился взглядом с Марко и поднял кулак в знак согласия. Можно подумать, у него был выбор. В том и заключается преимущество командира вооруженного до зубов флота, что как бы вежливо ты ни просил, это всё равно приказ. Марко отпрянул, и тело слегка согнулось в низкой гравитации Паллады. Он остановился, ухватившись за поручни рядом с начальником порта, а потом обнял его. Тот, однако, не обнял в ответ. Выглядел он как человек, затаивший дыхание в надежде, что опасный зверь пройдет мимо, не заметив его.

Ведущие от офиса начальника космопорта коридоры и проходы представляли собой мозаику древних керамических пластин и более нового углесиликатного кружева. Тонкий углесиликат отсвечивал призрачным радужным сиянием, когда они пролетали мимо, прямо как масло на поверхности воды. Это был один из первых новых материалов, которые начали производить после того, как появление протомолекулы подтолкнуло развитие физической химии на несколько поколений вперед. Материал был эластичнее керамики и титана, прочнее и гибче. Никто не знал, как он ведет себя со временем, хотя, если доверять отчетам из других миров, скорее всего, переживет своих создателей на порядок. Если они всё сделали правильно. А это уж трудно сказать.

Шаттл Паллады уже их ждал, Бастьен пристегнулся к креслу пилота.

– Бист бьен? – спросил он, пока Марко запирал за ними шлюз.

– Отлично, как мы и надеялись, – ответил Марко, оглядевшись в маленьком суденышке.

Шесть кресел, не считая пилотского, Бастьена. Карал как раз пристегивался, Филип тоже. Но Марко медленно подлетел к полу шаттла, волосы легли ему на плечи. Он вопросительно поднял подбородок.

– Розенфельд уже там, – сказал Бастьен. – Уже три часа на «Пелле».

– Уже там? – спросил Марко с напряженными интонациями, которые мог распознать только Филип. Он скользнул в кресло и защелкнул ремни. – Хорошо. Давай к нему присоединимся.

Бастьен получил добро от системы портового контроля – скорее по привычке, чем по необходимости. Марко был капитаном «Пеллы», адмиралом Вольного флота, и его шаттл получил бы преимущество перед любыми другими кораблями. Но Бастьен всё равно запросил разрешение и еще раз проверил системы герметизации и жизнеобеспечения, наверное, уже в десятый раз. Для всех, выросших в Поясе, проверка наличия воздуха, воды, герметичности корабля и скафандров – это как дышать. Об этом даже не думаешь, просто данность. Те, кто так не делает, обычно быстро выбывают из генетической гонки.

Когда шаттл взлетел, они почувствовали увеличившийся вес, а потом шарниры кресел зашипели, как только Бастьен включил маневровые двигатели. Ускорение не достигло и четверти g, но они добрались на «Пеллу» всего за несколько минут, пришвартовались к шлюзу – тому самому, через который покончила с собой Наоми – и влетели в знакомую атмосферу «Пеллы».

Их ждал Розенфельд Гуолян.

Всю жизнь, с самого раннего детства, Пояс для Филипа означал Альянс Внешних Планет, а люди из АВП значили больше остальных. Его народ. Лишь когда он подрос, и отец позволил ему присутствовать при своих разговорах с другими взрослыми, Филип стал лучше понимать АВП, со всеми нюансами, и его народ стал ассоциироваться со словом «альянс». Не республика, не объединенное правительство, не нация. Альянс. АВП – это сплав многочисленных групп, распадающихся и снова объединяющихся, и все молча соглашались, что, каковы бы ни были соглашения между ними, у них одна общая цель – борьба против угнетения со стороны внутренних планет.

Внутри АВП имелось несколько наиболее крупных символов – станция Тихо под руководством Фреда Джонсона и Церера во главе с Андерсоном Доузом, оба с собственными вооруженными отрядами; а также идеологические провокаторы из «Коллективного Вольтера», откровенно преступная «Золотая ветвь» и миролюбивый, почти что коллаборационист, Маруттува Кулу. На каждую из этих групп приходились десятки, а может, даже сотни мелких организаций и ассоциаций с собственными политическими интересами. Но вместе их свело постоянное экономическое и военное подавление Пояса со стороны Земли и Марса.

Вольный флот не имел отношения к АВП, это и не предусматривалось. Вольный флот был мощнейшей силой старого миропорядка, скован так крепко, что не нуждался во враге для определения цели. Он обещал будущее, в котором ярмо прошлого не просто сбросят, но и сломают.

Это не значило, что они освободились от прошлого.

Тощий Розенфельд умудрялся сутулиться даже в невесомости. Темная кожа со странными неровностями и отметинами, глубоко запавшие глаза. У него были татуировки в виде разомкнутого круга АВП и похожей на острие ножа буквы V, символа «Коллективного Вольтера» и приветливая улыбка, он излучал готовность в любую секунду вступить в драку. Именно ради него отец Филипа прилетел на «Пеллу».

– Марко Инарос, – сказал Розенфельд, раскрывая объятья. – Ну и заварушку ты устроил, койо мис!

Марко бросился в его объятья, они завертелись, когда сошлись вместе, а потом чуть медленнее разлетелись. Всё недоверие Марко к Розенфельду растаяло. Точнее нет, не растаяло, было отброшено в сторону, чтобы ввести в заблуждение Филипа и Карала, да и самому получить неподдельное удовольствие от встречи.

– Хорошо выглядишь, приятель, – сказал Марко.

– Неа, – отозвался Розенфельд, – но спасибо, что соврал.

– Нам нужно перевезти твоих людей?

– Уже, – сказал Розенфельд.

Филип посмотрел на Карала и заметил легкое недовольство в изгибе его губ. Розенфельд – друг, союзник, человек из внутреннего круга Вольного флота, но он не должен приводить на корабль личную гвардию в отсутствие Марко. В конце концов, «Пелла» – флагман Вольного флота, и от искушения никуда не деться. Марко и Розенфельд потянулись друг к другу и замедлили вращение, ухватившись за поручни на шкафчиках, а потом, по-прежнему держась за руки, оттолкнулись и подрейфовали на корабль. Филип и Карал последовали за ними.

– Придется жестко ускориться, если хотим прибыть на Цереру к началу встречи, – сказал Марко.

– Сам виноват. Я бы мог полететь и на собственном корабле.

– Он не военный.

– Я всю жизнь прожил на мелких горнодобытчиках.

Даже видя только отцовский затылок, Филип услышал в его голосе улыбку.

– Да, до сих пор вся твоя жизнь была такой. Мы изменили правила игры. Высшее командование не может перемещаться без оружия. Даже здесь, пока с нами еще не все. Пока.

Они добрались до лифта, идущего по всей длине корабля, и вплыли туда головами вперед, а потом вниз, к жилой палубе. Карал оглянулся на командную и полетную палубы, словно чтобы убедиться в отсутствии на них людей Розенфельда.

– Потому я и ждал, – согласился Розенфельд. – Как примерный солдат. Жаль, что Джонсон и Смит благополучно добрались до Луны. Удалось обезвредить только одну цель из трех?

– Только Земля имеет значение, – ответил Марко. Впереди появилась Сарта, плывущая в сторону командной палубы. Она кивнула, пролетая мимо.

– Земля всегда была главной целью.

– Ну, генеральный секретарь Гао присоединилась к своим богам, и надеюсь, она умерла, вопя от боли, – Розенфельд сделал вид, будто плюют в сторону, – но ее место заняла Авасарала.

– Обычный бюрократ, – сказал Марко.

Они завернули за угол и оказались в столовой. Прикрученные к полу столы и стулья, запах марсианского военного пайка и еще недавно считавшиеся вражескими цвета. Всё так контрастировало с находящимися здесь людьми. Все они – астеры, и всё же Филип мог отличить гвардию Розенфельда от сослуживцев по Вольному флоту. Своих от не своих. Можно притворяться, что нет никакого разделения, но все знают – это не так. Всего с десяток человек, как будто смена караула. По одному из команды «Пеллы» на каждого бойца Розенфельда, а значит, не только Карал решил, что не помешает присмотреть за друзьями.

Один из бойцов гвардии бросил Розенфельду грушу. Кофе, чай, виски или вода – и не разберешь. Розенфельд поймал ее, не отвлекаясь от разговора.

– Похоже, бюрократ полон ненависти. Сумеешь с ней управиться? Ничего личного, койо, но твоя слабая сторона – недооценивать женщин.

Марко застыл. Рот Филипа тут же наполнился привкусом меди. Карал тихо хмыкнул, а когда Филип посмотрел на него, тот выдвинул челюсть и стиснул кулаки.

Розенфельд прислонился к стене, на его лице были написаны фальшивое сочувствие и извинения.

– Наверное, не стоило здесь этого говорить. Прости, что разбередил рану.

– Ничего страшного, – ответил Марко. – Еще обсудим по дороге на Цереру.

– Сбор всех племен, – сказал Розенфельд. – Жду не дождусь. Следующий этап, видимо, будет интересным.

– Уж точно будет. Карал разместит тебя и твоих бойцов в каютах. Оставайтесь там. Ускорение будет тяжелым.

– Есть, адмирал.

Марко выплыл из столовой в сторону машинного отделения и инженерной палубы, даже не посмотрев на Филипа.

Филип мгновение подождал в неуверенности, последовать ли за ним или остаться, свободен ли он или до сих пор на посту. Розенфельд улыбнулся и подмигнул набрякшим веком, а потом повернулся к своим. Здесь явно что-то произошло, Филип чувствовал это в воздухе и в манерах Карала. Что-то важное. И судя по поведению отца, Филип пришел к выводу, что это имеет к нему отношение.

Он положил руку на запястье Карала.

– В чем дело?

– Ни в чем, – плохо соврал Карал. – Ничего такого, о чем стоит беспокоиться.

– Карал?

Тот стиснул губы и потянул шею. На Филипа он не смотрел.

– Карал. Мне стоит их о чем-то спросить?

Карал медленно покачал головой. Нет, спрашивать не надо. Карал нервно облизал губы и снова покачал головой, вздохнул и заговорил тихим и спокойным голосом:

– Недавно пришло сообщение. Данные записей с... э-э-э... с «Четземоки». О том, почему корабли с Джонсоном и Смитом уцелели.

– И?

– И, – отозвался Карал, слово было плотным, как свинец.

А когда он продолжил, Филип Инарос прямо перед Розенфельдом и полудюжиной его ухмыляющихся бойцов узнал, что его мать жива. А еще то, что все на «Пелле» это знали – кроме него.

Когда включилась тяга, ему приснился сон.

Он стоял перед той же самой дверью. И хотя выглядела она по-другому, это была та же дверь. Он кричал и бил в нее кулаками, пытаясь войти. Раньше при этом ему было страшно, он погружался в печальный океан чувства утраты, в полный ужас. Теперь осталось лишь унижение. В нем полыхала огненная ярость, он рвался через эту дверь, но что бы там ни обнаружил, он собирался это не уберечь, а уничтожить.

От крика он проснулся. Сила тяжести полной g втопила его в гель. Вокруг мурлыкала «Пелла», вибрации двигателя и шорохи воздухоочистителей будто шептали что-то, но слишком тихо, чтобы разобрать. Он попытался вытереть слезы. Не слезы печали. Для этого нужно было огорчиться. А его наполняла уверенность.

Уверенность в том, что одного человека он ненавидит больше Холдена.

Глава третья

Холден

Все-таки в жизни, не предполагающей участия в продолжительных допросах, есть свои плюсы. С этой точки зрения Холден жил не так уж хорошо. Соглашаясь вместе с остальной командой «Росинанта» дать показания, он сразу предполагал, что вопросы будут касаться не только атаки Земли Вольным флотом. В конце концов, поговорить было о чем. Главный инженер станции Тихо, оказавшийся кротом Марко Инароса, похищение Моники Стюарт, потеря образца протомолекулы, нападение, в котором едва не погиб Фред Джонсон. И это только его часть истории. У Наоми, Алекса и даже Амоса имелись собственные.

Но он не ожидал, что допросы, как газ, заполнят собой все свободное пространство. Уже несколько недель он ежедневно по двенадцать-шестнадцать часов обсуждал мельчайшие подробности своей жизни. Имена и биографии всех восьми его родителей. Успеваемость в школе. Неудавшаяся карьера во флоте. Что он знает о Наоми, Алексе, Фреде Джонсоне. Отношения с АВП, Дмитрием Хэвлоком, детективом Миллером. Даже после многочасовых разборов он не был уверен насчет последнего, и, сидя в маленькой комнатке перед следователями ООН, изо всех сил старался разобрать свою жизнь по кусочкам и предъявить им на обозрение.

Процесс доводил Холдена до белого каления. Вопросы шли по кругу, перескакивали с одного на другое, будто его пытались поймать на лжи. Порой они забредали в какие-то странные тупики – как звали его сослуживцев во флоте? Что он знает о каждом из них? – и оставались там намного дольше необходимого. В основном его допрашивала высокая светлокожая женщина с серьезным вытянутым лицом по фамилии Маркова и низенький пухлый тип, Гленндининг, с волосами и кожей одного оттенка коричневого. Они поочередно давили на него и налаживали контакт, слегка оскорбляли, чтобы разозлить и посмотреть, не сболтнет ли он лишнего, и тут же становились неумеренно любезными.

Они приносили ему то кривобокие жирные сэндвичи, то свежую выпечку с великолепным кофе. Убавляли освещение до минимума или врубали ослепляющий свет. Они прогуливались подпрыгивающей лунной походкой по коридорам, ведущим из доков, или оставались в крошечной стальной коробке. Холден чувствовал, что его биографию выжимают досуха, как лайм в дешевом баре. Если в нем осталась еще хоть капля сока, они ее как-нибудь добудут. Нетрудно было забыть, что это его союзники, что он сам согласился. Не раз, свернувшись на койке после долгого дня, он обнаруживал, что неосознанно строит планы побега.

Никак не помогало и то, что в темном небе над ними сантиметр за сантиметром умирала Земля. Остававшиеся новостные каналы в основном переместились на станции в точках Лагранжа и Луну, но несколько еще вещало с поверхности планеты. Между сном и допросами у Холдена оставалось не так много времени на просмотр новостей, но того, что он слышал из коротких нарезок, было достаточно. Перегруженная инфраструктура, ущерб экосистеме, химические изменения в атмосфере и океане. На перенаселенной Земле проживало тридцать миллиардов человек, полностью зависимых от автоматизированных систем, не дающих им умереть с голоду или утонуть в мусоре. По более пессимистичным оценкам, треть из них уже погибла. Холден посмотрел несколько секунд репортажа о том, как подсчет жертв в Западной Европе ведут с помощью атмосферных проб. Концентрация метана и кадаверина позволяла делать предположения о том, сколько человеческих останков гниет на улицах разрушенных городов. Наглядная иллюстрация масштаба трагедии.

Выключая трансляцию, он ощутил укол вины. Он хотя бы должен был это увидеть. Присутствовать при том, как рушится экосфера, вырастившая его, его семью и всех остальных. Земля этого заслуживала. Но он устал и боялся. Даже выключив новости, уснуть он не мог.

Не все известия были плохими. Мама Элиза сумела передать сообщение, что их ферма в Монтане хоть и сильно пострадала, но все же могла поддерживать жизнь его родителей. У них даже оставалось кое-что для помощи спасателям в Бозмане. И по мере того, как грязевые облака оседали в океаны, отравляя их, все больше кораблей с гуманитарной помощью спускались по колодцу и возвращались обратно, набитые беженцами.

Однако возможности Базы Луна уже исчерпывались. Воздухоочистители работали на пределе, и каждый вдох казался Холдену только что вышедшим из чужого рта. Фуд-корты и общественные пространства сменились койками и палатками. Команда «Росинанта» перебралась из квартир на станции обратно на корабль, чтобы освободить место. А еще – чтобы жить в собственном пузыре чистого воздуха и воды, если быть честным. Лишь тишина выключенного реактора и призрачное присутствие Клариссы Мао не давали Холдену в полной мере почувствовать уют пустого, тихого и знакомого корабля.

– Почему она тебя так волнует? – спросила Наоми, когда они лежали в своей каюте, удерживаемые слабой лунной гравитацией и собственной усталостью.

– Она убила кучу людей. – Бессонница не давала Холдену собраться с мыслями. – Разве этого недостаточно? Мне кажется, вполне.

Освещение каюты стояло на минимуме. Он ощущал дыхание Наоми, знакомое, теплое, успокаивающее. В ее голосе слышалась та же невнятная мягкость – они оба слишком устали, чтобы спать:

– Тогда она была другой.

– Похоже, все в этом уверены. Не понимаю, как так получилось.

– Ну, кажется, Алекс еще сомневается.

– Но Амос – нет. И ты.

Она издала низкий гортанный звук. Даже в полумраке Холден видел темноту ее сомкнутых век. На секунду он решил, что она уснула, но потом Наоми заговорила:

– Я должна верить, что она может измениться. Что люди могут.

– Ты не такая, как она. Даже когда... когда умирали люди, ты не была такой. Ты не хладнокровная убийца.

– А Амос – да.

– Согласен. Но Амос – это Амос. Для меня это совсем другое.

– Почему?

– Потому что это Амос. Он как питбуль. Ты в курсе, что он может разорвать тебе глотку, но он так беззаветно предан, что его хочется лишь обнять.

Наоми медленно улыбнулась. Она это умела. Легкое движение лицевых мышц, и Холден полон надежды и даже какого-то мрачного оптимизма. Вселенная не может быть совсем дерьмовой, если в ней есть такие женщины. Он положил руку на ее бедро.

– Ты же полюбила меня не за твердые этические принципы?

– Скорее вопреки, – хихикнула она. – У тебя была симпатичная задница.

– Была? В прошедшем времени?

– Мне нужно заняться системой, – сказала она, меняя тему. – Смотри, чтобы я не уснула, пока не проверю обновления.

– Пропавшие корабли? – спросил Холден, и она кивнула.

Как бы ни были тяжелы его допросы, Наоми приходилось хуже. Она никогда не распространялась о своем прошлом, о том, как стала такой, какая есть. Теперь она обменяла это молчание на амнистию для всей команды и для себя. Ее двойники Марковой и Гленндининга спрашивали не о провале флотской карьеры и работе на Фреда Джонсона. Она была для них нитью, ведущей к Марко Инаросу. Его любовница, мать его сына – факт, который Холден до сих пор пытался уложить в голове. Ее держали в плену на корабле Инароса до и после нападения на Землю. Холден знал, чего ему стоят марафонские допросы. Ей должно было быть в тысячу раз хуже.

И, наверное, поэтому она занялась тайной пропавших кораблей. Наоми первая заметила, что корабли, исчезнувшие во время прохода через врата, и краденые марсианские корабли, ставшие Вольным флотом, не пересекаются. Одни украли Марко с командой, другие просто исчезли без следа. Одновременно происходило два процесса, и Холден не мог сердиться на нее за то, что ей хотелось посвятить свое время второму.

Но она должна спать. Хотя бы для того, чтобы он тоже мог уснуть.

– Не могу ничего обещать, – сказал он.

– Ладно. Тогда разбуди меня пораньше, чтобы я успела все проверить до следующей сессии.

– Это обещаю.

Он лежал в темноте рядом с ней, пока ее дыхание не стало реже и глубже. Через пять минут он понял, что не уснет, и встал. На секунду она затихла, пытаясь проснуться, но затем глубокое дыхание вернулось. Холден вышел из каюты.

В коридорах «Росинанта» также царил полумрак. Холден направился к лифту. С камбуза доносились добродушный бас Амоса и высокий тонкий голос Клариссы. Он остановился, прислушался, потом взобрался по трапу в рубку. Пользоваться лифтом при низкой лунной гравитации казалось глупым, поэтому он просто поднимался, перекладина за перекладиной, рука за рукой, пока не добрался. В темной рубке лишь отблески экранов освещали Алекса.

– Привет, – протянул Алекс, когда Холден устроился в кресле, – не спится?

– Очевидно, нет, – вздохнул Холден. – А тебе?

– Ненавижу здешнюю гравитацию. Такое чувство, что мы слишком медленно движемся, и мне все время хочется включить двигатели на полную. Но мы-то никуда не летим. Меня должно удерживать ускорение, а не какой-то огромный камень, – Алекс махнул на экран, где без звука шли новости. В камеру что-то горячо вещала женщина в ярко-красном хиджабе. Холден знал, что это известная марсианская журналистка, но никак не мог вспомнить имя. – Все так и продолжается. Это называют мятежом. Всё талдычат о нарушении долга, оставлении постов и продажах вооружения на черном рынке.

– Звучит паршиво.

– Звучит лучше, чем оно есть, – возразил Алекс. – Это был переворот. Гражданская война, только вместо драки пятая часть военных просто свалила через врата со всем нашим добром. Ну, то есть, всем добром, которое они не успели продать засранцам из Вольного флота.

– Известно, куда они направлялись?

– Неа. По крайней мере, не говорят.

Женщина в хиджабе – ее звали Фатима Уилсон – исчезла, но на экране продолжали крутиться кадры пустых доков на Марсе, затем групп протестующих, что-то выкрикивающих в камеру. Холден не мог понять, за что или против чего они выступают. Возможно, они и сами не знали.

– Если они когда-нибудь вернутся, их обвинят в измене, – сказал Алекс. – Что-то мне подсказывает, что в ближайшее время они не собираются домой.

– Итак, – подвел итог Холден. – Марсианский переворот. Вольный флот, выбивающий дерьмо из Земли. Пираты, грабящие корабли колонистов. Отключившая связь станция Медина. И бог-знает-что, съедающее корабли, прошедшие сквозь врата.

Алекс уже открыл рот для ответа, но экран моргнул и зазвенел. Запрос связи с самого верха.

– Беда никогда не приходит одна, – сказал Алекс, принимая вызов.

На экране появилась Крисьен Авасарала. Безупречная прическа, изумрудное мерцающее сари. Только глаза и плотно сжатые губы выдавали усталость.