Текст книги "Это - убийство?"

Автор книги: Джеймс Хилтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Глава XIII
Долгий ланч на двоих

Через два дня Колин Ривелл проснулся в десять часов утра и сел на постели в своей лондонской квартире. Сквозь жалюзи пробивались тонкие лучи утреннего солнца. Спал он плохо, его часто мучили кошмарные сны. А сейчас вместо снов голову заполонили воспоминания, которые были ничуть не лучше кошмаров.

Тоскливо зевнув, Ривелл выбрался из постели и поднял жалюзи. Город встречал его неприглядным пейзажем. Была пятница, и бесчисленные фуры двигались к скотному рынку. Солнце неохотно пробивалось сквозь дымку, кисеей висевшую над крышами домов. Зачем надо жить в таком отвратительном месте? И вообще – зачем жить? В его памяти то и дело возникали прелестные зеленые лужайки Оукингтона.

В дверь постучала миссис Хьюстон.

– Вы уже проснулись, сэр? – спросила она скрипучим фальцетом, действовавшим Ривеллу на нервы.

– Да, – коротко ответил он.

– Надеюсь, вам сегодня лучше?

– Да, спасибо, миссис Хьюстон. Со мной все в порядке.

– Вы так только говорите. Я хочу приготовить вам завтрак, сэр.

– Хорошо.

Хозяйка пошла вниз и занялась приготовлением неизбежной, как Страшный Суд, яичницы с беконом. Она была не на шутку заинтригована мрачным настроением своего жильца и позже поведала своему соседу через заборчик:

– Он уже не тот, что раньше. Как вернулся из своей старой школы, стал сам не свой. Не ест, не спит… Моя комната как раз над ним, и я слышу, как он там ходит, бродит всю ночь до утра… И газет своих больше не читает. Ко всему потерял интерес. Эти убийцы в Оукингтоне все нервы ему вымотали. Но теперь-то ему пора успокоиться, раз полиция выяснила, что все убийства совершила эта женщина. Это его должно утешить, в конце-то концов.

Своей отвратительной присказкой «в конце-то концов» она всякий раз давала понять, что с самого начала предвидела, чем кончится дело. Но это было далеко не так. Да и сам финал этой истории совсем не ясен.

Ривелл не спеша умылся, однако вопреки обыкновению не стал принимать ванну и бриться, а спустился вниз к завтраку. Одна мысль об опостылевшей и успевшей остыть яичнице с беконом заставила его полезть в буфет за бутылкой джина. Прежде чем вытащить пробку, он измерил уровень спиртного. Пять с половиной дюймов. А в последний раз оставалось ровно шесть дюймов. Работа миссис Хьюстон, подумал он даже без раздражения. Она всегда так поступала и будет поступать впредь, не все ли равно? Что теперь вообще имело значение?

Ривелл подлил в джин немного тоника и выпил коктейль залпом. Потом опустился в кресло перед пустым холодным камином и закрыл глаза, хотя на него словно с укоризной смотрела до сих пор не вынутая из футляра пишущая машинка, а незаконченная бессмертная поэма лежала на письменном столе под кипой нераспечатанных конвертов.

Плотно прикрытые веки не дарили покоя. Мысли и образы теснились в его мозгу, и он заново переживал страшные мгновения на лестнице, идущей на верхний этаж, и горестное отчаяние, которое он испытал, увидев в свете фонаря миссис Эллингтон. Все, что произошло затем, казалось ему одним сплошным кошмаром. Ривеллу все еще виделись ее полные страха глаза, в ушах стоял ее истошный крик… Конечно, Гатри привык к подобным сценам, но для Ривелла все это было внове.

Он встал, чтобы налить себе еще джина, и заметил заголовок в утренней газете: «Миссис Эллингтон в суде – сенсационные признания!» Он отшвырнул газету, но от мыслей и фактов не избавиться – нынче вся пресса пестрит словами «Эллингтон» или «Оукингтон».

Пока он снова смешивал джин с тоником, за дверью в коридоре послышались шаги, затем миссис Хьюстон приоткрыла дверь и сообщила ему, что пришел какой-то джентльмен и ждет внизу. Прежде чем Ривелл успел ответить, бесцветная фигура детектива Гатри вынырнула из-за спины хозяйки. Он дружелюбно кивнул миссис Хьюстон, давая понять, что ее миссия закончена.

– Как живете, молодой человек? – обратился к Ривеллу сыщик с напускной веселостью. – Я решил, что обязан нанести вам утренний визит. Ваша домохозяйка успела сообщить о вас малоутешительные сведения, но думаю, что с вами ничего страшного больше не произошло?

– Нет-нет! – Ривелл постарался выдавить из себя улыбку. – Выпьете что-нибудь?

– Нет, спасибо. Я не пью по утрам, да и вам не советую. Однако вижу, вы еще не совсем пришли в себя.

Ривелл с сожалением отставил коктейль и сел в кресло, жестом пригласив Гатри занять кресло напротив. Сыщик заговорил:

– В сущности, я приехал затем, чтобы сообщить вам, что нам уже не понадобятся ваши показания. Вы и так много сделали для следствия, и я надеюсь, что нам не придется вас беспокоить. Мы не станем упоминать и о попытке покушения на вас. Дополнительное обвинение ничего не прибавит. А вам не придется выступать в суде.

Ривелл кивнул:

– Спасибо за услугу.

– Не стоит благодарности. Все было решено в Скотланд-Ярде, хотя я за вас был очень рад. – Взгляд Гатри цепко исследовал комнату. – Я, кажется, мешаю вам завтракать?

– Вовсе не мешаете, я не собираюсь завтракать.

– Нет, вам надо что-нибудь поесть!

– Je n'en vois pas le necessité,[5]5
  Не чувствую необходимости (фр.).


[Закрыть] – мрачно ответил Ривелл по-французски.

– Бросьте свои чудачества! – воскликнул Гатри, но его взгляд упал на отвергнутую Ривеллом яичницу с беконом. – М-да, должен признать, что это не выглядит соблазнительно… И все равно, Ривелл, вы не должны вгонять себя в гроб из-за этой истории. Хотя действительно она очень неприятная, очень, даже для такого видавшего виды человека, как я. За двадцать лет работы мне пришлось арестовать за убийство только трех женщин, к такому привыкнуть трудно. И все же постарайтесь не падать духом и не завтракайте джином, если хотите дожить до приличного возраста! – Гатри помолчал, а потом добавил, словно ему в голову пришла неожиданная идея: – Послушайте, поедем пообедаем вместе где-нибудь? Кстати, спокойно поговорим. Я знаю один французский ресторанчик у Лесистер-Сквер. Тамошняя стряпня разбудит ваш аппетит. Одевайтесь, я подожду вас внизу.

Ривелл открыл было рот, чтобы отклонить нежданное приглашение, но Гатри его опередил:

– Нет-нет, идем без всяких возражений! Кстати, у вас не найдется сегодняшней газеты?

Ривелл указал на брошенную на пол смятую газету.

– Благодарю! – дружелюбно откликнулся сыщик, подбирая листы. – Ох, какой шум подняли газетчики вокруг нашего дела!

Через полчаса Ривелл и Гатри вышли из такси на узенькой улочке в Сохо. Настроение у Ривелла слегка улучшилось, чему способствовал новый коричневый костюм, только что полученный от портного. К тому же здесь Лондон выглядел менее мрачным, чем на окраине.

В ресторане они уселись за столик и заказали блюда французской кухни. Большая бутылка рейнского вина сумела склонить Ривелла к более оптимистическому видению окружающего мира.

Ривелл помалкивал, зато Гатри говорил без умолку, лишь иногда касаясь деловых вопросов. Ривелл слушал не без удивления: он не подозревал в сыщике такого, казалось, неисчерпаемого ресурса разговорчивости.

По предложению Гатри они перешли в маленький отдельный кабинет выпить кофе с ликером. Полулежа в глубоких креслах, оба наслаждались крепким кофе, старым бренди и сигаретами, и Ривелл наконец почувствовал, что жизнь все-таки стоит затрачиваемых на нее усилий.

– Здесь неплохо, – заметил он удовлетворенно. – Надо будет мне зайти сюда еще раз.

Гатри кивнул:

– Да, здесь вкусно кормят и не беспокоят глупыми церемониями. Можете сами вешать плащ и шляпу, и нет банды гардеробщиков, норовящих урвать чаевые. Я вас сюда не первого привожу, здешние стены хранят невероятные секреты.

– Вы хотите и со мной чем-то поделиться?

Гатри улыбнулся:

– Пока не уверен… Кстати, вы заняты сегодня во второй половине дня?

Ривелл качнул головой:

– У меня нет ничего такого, чем я не смог бы пренебречь.

У него и вправду не было никаких приглашений или дел, а кроме того, сейчас ему было просто лень беспокоиться о делах, даже если бы они у него и были.

– Отлично. Я тоже свободен, так получилось. Вот я и подумал: едва ли мы встретимся в обозримом будущем, а вам, может быть, интересно узнать кое-что о «нашем» деле.

– Я весь внимание.

– Вы умный человек, Ривелл, у вас прекрасные мозги. Но я не уверен, что вы не станете распространять всякие слухи и собственные догадки в том случае, если не узнаете правду обо всем случившемся… – Гатри засмеялся. – Ладно, шутки в сторону. Итак, у вас были свои хитроумные версии по оукингтонскому делу, но результат оказался неподвластен здравому рассудку. Хотя после моего рассказа у вас, Ривелл, будет возражение: мол, иные мои версии были ничуть не менее правдоподобны, чем реальные события.

Гатри попыхтел трубкой и продолжил:

– Да. За исключением того, что я сразу вычислил преступника, я ошибался во многих деталях. Конечно, главное было схватить его – то есть ее, – но я долго чувствовал себя школьником, который дал правильный ответ, но шел к нему не тем путем. Если вы хотите услышать всю историю целиком, подождите минут пять: мне надо сделать один телефонный звонок.

Вскоре Гатри вернулся и продолжил рассказ:

– Да, я настолько же был не прав, насколько прав. Я ошибался, к примеру, по поводу смерти первого мальчика. И я ошибался по поводу смерти Ламберна. Конечно, когда я говорю, что был прав в одном и не прав в другом, я сверяю свои оценки и действия прежде всего с показаниями этой женщины. Если вы спросите, почему ее показания следует считать достоверными, мне нечего на это ответить. Она умеет выдавать за правду самую чистейшую ложь. Никогда еще не встречал таких мастериц. Но мы взяли ее с поличным, и не думаю, что она станет и дальше водить нас за нос.

– Она сама решилась на полное признание? – спросил Ривелл дрогнувшим голосом.

– Да. Я предложил ей взять адвоката, но она заговорила сама. Похоже, даже бахвалилась перед нами своей изощренной хитростью. Такое поведение не редкость среди преступников высокого полета.

– Как она восприняла арест?

– О, вполне нормально. После первого приступа истеричной откровенности она замкнулась в себе, но мы записали все, что она наговорила, напечатали и оформили как протокол показаний. Дали ей подписать. Представьте себе, она спокойно прочитала и подписала, словно чек в оплату за шляпку.

Гатри прокашлялся и продолжал:

– Давайте остановимся на других персонажах. Например, на Роузвере. Признаюсь, сначала я подозревал его. Не по какой-либо причине, а просто интуитивно. Сложный тип. Человек того сорта, что может пойти на преступление, если захочет. Хитер как старый лис, но не без обаяния.

– Мне он нравился, – заметил Ривелл.

– Мне тоже. Он умел производить впечатление. Полная противоположность Эллингтону. Помните, как мы были взбудоражены, когда выяснилось, что Эллингтон и Роузвер – старые приятели? Вы, помнится, выдвинули предположение о том, что Эллингтон шантажирует Роузвера, зная что-то из жизни последнего. Никаких доказательств не было, просто вам не нравился Эллингтон. В этом-то и беда: Эллингтона никто не любил, все готовы были приписать ему самое худшее. А ведь он был истинным другом Роузвера и следовал за ним как верный пес, из чувства благодарности.

– Но почему она вышла за него замуж?

– Точнее, почему Эллингтон на ней женился? Влюбился и спас ее от какого-то скандала в госпитале, когда она там работала медсестрой. А потом она не раз изменяла и Эллингтону. Видимо, все это заставило его переехать в Англию и просить места у Роузвера. Роузвер дал ему работу в школе и этим еще больше привязал к себе Эллингтона. Миссис Эллингтон там тоже нашла свое место – влюбилась в директора.

– Серьезно?

– Если ей верить – это единственная настоящая любовь в ее жизни. Роузвер, думаю, тоже увлекся этой милашкой. Ненадолго, конечно, на какое-то время. Он считал ее бедной девочкой из колоний, которая вышла замуж за чуждого ей человека. Эллингтон ничего не рассказывал Роузверу о ее прошлом, в этом смысле он вел себя благородно. Так что их дружба продолжалась, и тут вдруг Роберт Маршалл погибает от случайного падения газового вентиля в спальне…

– Случайного?

– Да, она так сказала, да и я сам всегда был склонен так считать. Версия об убийстве никак не подтверждалась фактами. Я вытянул из мальчишек признание о том, что они играли в спальне во всякие дикие игры, раскачивались на трубах, висли на вентилях. Конечно, когда Маршалл погиб, все они набрали в рот воды. Но сейчас мы переходим к Ламберну… – Гатри чуть наклонился вперед, ближе к Ривеллу. – Весь вопрос в том, не он ли уронил первую искру в пороховую бочку… Как бы то ни было, именно Ламберн в беседе с миссис Эллингтон вскоре после первой трагедии заметил невзначай, что подобный изощренный метод убийства говорит об остром уме преступника. Он прочел ей целую лекцию о преступлении как виде высокого искусства. И встретил в ее лице благодарную ученицу. Ей нужны были три вещи: избавиться от мужа, заполучить деньги и выйти замуж за Роузвера. Она была уверена, что, если ей удастся решить первые две задачи, третья решится сама собой. И она разработала такой дьявольский план, по сравнению с которым меркнут все придуманные писателями детективы… Ламберн заронил в ее голову идею преступления, но подготовила убийство она сама. Она решила убить второго брата Маршалла таким образом, чтобы подозрения неминуемо пали на ее супруга. Но перед этим она провернула еще одно дельце. Примерно через неделю после первого случая она пошла к Роузверу и разыграла перед ним истерику. На вопросы Роузвера она сквозь слезы стала путано рассказывать о возможной причастности своего мужа к смерти Роберта Маршалла. Она понимала, что этим россказням сейчас никто не поверит, зато потом, когда будет убит второй брат, для Роузвера ее истерический лепет покажется исполненным смысла и он обратит внимание на Эллингтона.

Гатри пригубил из бокала и продолжал:

– И вскоре обнаруживается первое слабое место этой леди: она, оказывается, склонна впадать в панику. Роузвер был так взволнован ее истерикой, что послал за одним молодым человеком по имени Колин Ривелл, дабы тот попытался неофициально разобраться в первой истории. Объясняя вам причину своей просьбы, он был вполне откровенен. Но миссис Эллингтон немало всполошилась, когда Ламберн ей поведал, что в школе появился человек, который интересуется произошедшим. Она бросилась к Роузверу и покаялась, дескать, какая она нехорошая и глупая женщина, что могла заподозрить мужа в преступлении. И что она берет свои слова обратно. Роузвер ей снова поверил и постарался побыстрее выпроводить молодого сыщика-любителя. Странно, почему ее так взволновало ваше присутствие? Чего ей было бояться? Ничего. И тем не менее ваш приезд здорово ее расстроил и напугал. Думаю, вам надо гордиться собой.

Ривелл угрюмо промолчал, и Гатри возобновил рассказ:

– Итак, теперь мы переходим к настоящему убийству. После вашего отъезда миссис Эллингтон снова обрела былой кураж и стала строить планы «смерти от несчастного случая». Она знала, что Вилбрем хороший пловец и часто ходит в бассейн по вечерам. И в определенный день она надоумила мужа спустить воду в бассейне. Она простодушно рассказывала всем об этом своем злосчастном совете, что с психологической точки зрения представляется довольно тонким ходом. Когда мальчик часов в десять вечера пришел в бассейн, она как бы случайно встретилась с ним и под каким-то благовидным предлогом вошла в спортивный зал вместе с ним. И когда они в полутьме вошли в зал, бассейн был пуст. Уверяю вас, свое удивление она разыграла великолепно.

В горле у Гатри запершило. Он налил себе в чашку остатки остывшего кофе из кофейника.

– Приятно отметить, что бо́льшую часть деталей я так или иначе разгадал. Но дальше было уже не так легко. Я предположил, что она выстрелила мальчику в голову, когда они стояли на краю бассейна, а потом разбила ему голову, чтобы скрыть пулевое отверстие. Довольно трудная задача для женщины, но наша героиня сделала поистине гениальный ход. Чтобы голова действительно оказалась вдребезги разбита, тело должно упасть с большой высоты, с вышки для прыжков! По ее словам, она стала шутить с парнем и предложила ему посоревноваться – кто быстрее взбежит по лестнице на вышку. Там как раз есть лесенки с двух сторон, так что условия для состязания вполне подходящие. Они почти одновременно взбежали наверх, она быстро вытащила из-под одежды револьвер и выстрелила парню в голову – он и полетел вниз с высоты добрых шестидесяти футов. И уже не было нужды дополнительно разбивать ему голову.

Ривелл зябко передернул плечами.

– Однако какой надо иметь характер… – пробормотал он.

– Да, к этому я вернусь позже. У нее также хватило самообладания забраться в ящик с электрической разводкой и оборвать проводки предохранителей, потом отстегнуть часы с руки Вилбрема и отнести их обратно на вышку. А теперь вы вспоминаете о записке, которую собирались мне послать, насчет халата? Вам казалось, что здесь может таиться важная улика, но я обратил внимание на это обстоятельство гораздо раньше и никаких улик тут не оказалось. Все дело в том, что перед роковым забегом на вышку мальчик скинул халат. И это тоже совпадало с планом нашей леди. Хотя я и не думаю, что она могла предусмотреть такое заранее. Наверно, у нее имелся альтернативный план на тот случай, если обстоятельства сложатся иначе. Одним словом, ей оставалось только снять с его тела тапочки, а на них крови не было. Хочу разъяснить еще одну деталь. Разве не странно, что никто не слышал выстрела? Конечно, спортивный зал расположен довольно далеко от других школьных зданий. Но причина, по-моему, в другом. Миссис Эллингтон прекрасно выбрала время. В Оукингтоне почти никто не спит летними ночами. Как ни парадоксально, человек может проснуться от подобного звука, но если он бодрствует, то вряд ли обратит внимание на какой-то хлопок. К тому же тем вечером плотники работали допоздна, готовя трибуны и скамейки для предстоящего праздника, так что всякого шума было предостаточно. Конечно, она шла на риск. Однако все преступники рискуют!.. Итак, после совершенного убийства миссис Эллингтон отправилась домой спать. Но тут возникло одно непредвиденное обстоятельство. Эллингтон – человек ревнивый и подозревал о связи своей жены с Ламберном. Он решил, что она была у Ламберна. Но не стал ее попрекать, это не в его манере, – и просто вышел на свежий воздух побродить и поразмышлять. Тем временем Ламберн пошел искупаться, зашел в спортивный зал и обнаружил там мертвое тело. Не сомневаюсь, что для него это стало большим потрясением, и он сделал все именно так, как потом рассказал. Он сразу же заподозрил убийство, но если другой человек тут же поднял бы тревогу, то изощренный ум Ламберна решил принять вызов и побить чужой козырь своим козырем… Он был уверен, что Эллингтон размозжил парню голову и уничтожил материальные улики и потому создал ложную улику в виде окровавленной крикетной биты. Потом Ламберн пошел на прогулку и столкнулся с Эллингтоном. Довольно забавная была встреча: Ламберн думал об Эллингтоне как об убийце, а Эллингтон о Ламберне – как о соблазнителе его жены…

Гатри усмехнулся.

– Думаю, вы не понимаете, как я дошел до всего этого. Объясняю. Кто-то послал опекуну мальчика, полковнику Грэхему, анонимное письмо, которое он и принес в Скотланд-Ярд вместе с вырезками из газет. Опекун был очень встревожен, и, естественно, я тут же отправился в Оукингтон, чтобы оценить обстановку. Я начал с того, что несколько дней шатался по окрестностям, как обычный приезжий. Конечно, хотелось бы найти и допросить автора анонимного письма, но оно было отпечатано на машинке, а на конверте была лондонская марка, так что эта линия расследования отпадала. Я не знал, кто послал письмо, но подозревал Ламберна. И вы поймете, как мне было нелегко, когда я прибыл в Оукингтон. У меня не было ничего, кроме сведений о странной гибели двух братьев и анонимного письма. Но как раз тогда, когда я готов был сдаться, нашли ту самую крикетную биту. В Оукингтоне уже расползлись слухи, что за дело взялся Скотланд-Ярд, ибо двое наших парней в штатском нашли эту злосчастную биту, причем почти на дороге. Меня тогда поразило: почему эту улику не спрятали как следует или не уничтожили? Тем не менее это была улика, и в Скотланд-Ярде дали разрешение на эксгумацию трупа. В результате и обнаружилось, к нашему удивлению, что смерть произошла от огнестрельного ранения в голову. Эта новость взволновала миссис Эллингтон, поскольку она намеревалась подвести супруга под подозрение совсем иными способами. Теперь вы понимаете, почему я скрывал, что́ именно обнаружили мои сыщики? Миссис Эллингтон понимала, что находкой не мог быть револьвер, она спрятала его очень тщательно. И она, конечно, не знала о выходке Ламберна с крикетной битой. Она могла только гадать и сходить с ума от неизвестности – не обнаружены ли где-нибудь в спортивном зале следы ее пудры или платок? Неплохой способ – заставить преступника поволноваться, чтобы он себя проявил. Вы сказали, что у миссис Эллингтон есть характер, но всему бывает предел… Нет, сперва я ее не подозревал, скорее самого Эллингтона – из-за биты, пропавшего револьвера и совершенно очевидного мотива преступления. Одно меня смущало: мы слишком легко нашли биту. А о пропавшем револьвере Эллингтон сообщил нам сам. Конечно, мотив у него был очевидный, но не слишком ли очевидный? Все это ощущалось пока лишь очень смутно. Одни догадки и никаких доказательств. Если бы планы миссис Эллингтон осуществились в полной мере, нам не потребовалось бы дополнительных доказательств его виновности. Они были бы не слишком скрыты и не слишком очевидны. Но она сумела влезть в шкуру детектива и понять, как надо действовать. Она была умнее самого Ламберна – нет, она не стала бы оставлять такую прямую улику, как окровавленная бита в кустах у дороги.

– Долгое время я ждал, что вы арестуете Эллингтона, – заметил Ривелл. – Хотя подсознательно чувствовал, что он невиновен.

Гатри улыбнулся:

– Мы, детективы, действуем на основании фактов, а не по наитию. Подозрения в виновности Эллингтона пошатнулись после того, как мажордом Браунли сообщил, что видел Ламберна в аллее с битой в руке. И мои подозрения пали на Ламберна, хотя Эллингтон мне очень не нравился. У Ламберна не было мотивов, но был он человек странный, и я решил, что у странных людей могут быть и странные побуждения для преступлений… Одно время, не скрою, мне казалось, что он совершил убийство с целью подставить Эллингтона. И вот тут-то миссис Эллингтон снова запаниковала. Я слишком жестко допрашивал Ламберна и заставил рассказать о том, что он делал в ночь убийства. Именно в тот вечер у него был нервный срыв и стало плохо с сердцем. Ему, по обыкновению, помогла миссис Эллингтон… Потом она призналась нам, что днем раньше он якобы сообщил ей о совершенном им убийстве и о своем желании сообщить нам об этом поутру. Все это звучало вполне правдоподобно. Однако нельзя считать полноценной уликой косвенные показания психически неустойчивого Ламберна. Мне ничего не оставалось, как пожать плечами и уехать из Оукингтона. Я так и поступил. Точнее, всем казалось, что я так поступил.

Ривелл подался вперед:

– Значит, вы ей не поверили?

– Поверил ли ей? Я ей не только не верил, но почти твердо знал, что именно она убила мальчика.

– Бог ты мой!

– Да, я был убежден. И мне об этом сказало всего лишь одно слово. Не думаю, что вы его запомнили, обычно самые важные вещи не привлекают нашего внимания. Это было тогда, когда она рассказывала о признании Ламберна. Она провела сцену безупречно, за исключением всего лишь одного слова. Она говорила, что Ламберн подошел к мальчику сзади, когда тот стоял у края бассейна, протянул руку с револьвером вверх и выстрелил. Вы снова ничего не заметили? Ну вот. А ведь тут самое важное слово – это «вверх»!

– Вверх? Ну и что?

– Не догадываетесь? За каким чертом Ламберну нужно было вытягивать руку вверх, если он – человек высокий, а мальчик был среднего роста? А вот миссис Эллингтон – действительно маленькая, в ней не больше пяти футов, и ей в самом деле потребовалось для выстрела направить руку вверх. Сама того не замечая, при описании движений Ламберна она представила себя в этой роли. И поэтому одно неосторожно вылетевшее словечко стоило целого признания.

Гатри помолчал, раскурил угасшую трубку и заметил:

– Вы скажете, что я делаю слишком далеко идущие выводы из крошечного факта. Согласен, сам понимаю. Я отдавал себе отчет, что это не может служить доказательством в суде. Ведь не было ни единого свидетеля, который мог бы поклясться, будто слышал слово «вверх». Мне ничего не оставалось, как убраться восвояси, хотя я знал, что она совершила хладнокровное убийство и преспокойно свалила его на покончившего с собой Ламберна. Но это еще не вся страшная правда. Основываясь опять-таки только на ее собственных показаниях, смерть Ламберна была не самоубийством и не несчастным случаем, а убийством. И убила его все та же миссис Эллингтон!

Ривелл застыл с раскрытым ртом.

– Да-да. И то, каким образом она это сделала, является самой удивительной частью всей истории! После новых допросов она потеряла самообладание, и ей пришло в голову, что, если у следствия будет чье-нибудь признание, на том все и закончится. Зная, что Ламберн безнадежно в нее влюблен, она пошла к нему и выложила ему ни много ни мало – всю чистую правду! Да именно так – не он ей признался в преступлении, а она призналась ему. Мол, хотела избавиться от мужа, чтобы быть с ним. А потом, пустив в ход всё свое обаяние, впав в истерику, уговорила его отправиться на тот свет вместе. Подальше от этого ужасного и жестокого мира… Она виртуозно сыграла на чувствах и слабых нервах Ламберна и в конце концов наверняка предложила ему уход из мира завершить интимным прощанием. По случайности к двери подошел Роузвер. Он всего лишь хотел удостовериться, все ли у Ламберна в порядке. И, стоя за дверью и прислушиваясь, он понял, что они в постели, и пошел прочь. О его самочувствии можно лишь догадываться.

– Директор сам рассказал вам об этом?

– Да, но только в ходе следствия по делу Ламберна. Главное, чего он хотел, это не раздувать скандала вокруг школы.

– Значит, он солгал вам насчет своего второго визита к Ламберну?

– Нет, он не лгал. Это была чисто словесная ошибка в протоколе моего допроса. Я спросил, когда он последний раз видел Ламберна, и он честно ответил, что в девять часов. Он его позже не видел, только слышал его голос.

– Как это директор сумел удержаться и ничего не сказать раньше?

– Он объяснил мне, что не считал, будто новый скандал вокруг интимных отношений миссис Эллингтон и мистера Ламберна хоть как-то поможет делу. Он якобы пытался не сбивать следствие с основного пути.

Ривелл усмехнулся:

– Самое смешное, что два мальчика видели его, когда он шел к двери Ламберна, – они играли в шахматы в общем зале, а потом сообщили мне, и я страшно удивился, за каким дьяволом директору понадобилось… Впрочем, продолжайте, мои домыслы уже не имеют значения.

– Продолжать осталось немного. Конечно же, миссис Эллингтон не выполнила своей части их общего благородного договора… Ламберн принял огромную дозу веронала, а она только сделала вид, что проглотила таблетки. Результат мы видели. Да, это была великолепная импровизация на заданную тему, подсказанная животным страхом.

– Она – удивительная женщина, – медленно проронил Ривелл.

– Во многих отношениях. Если бы не эта ее маленькая оговорка, я бы ее мог и не заподозрить. И даже потом, если бы она сумела держать удар, мне бы мало что удалось доказать. Знала бы она, как я терзался. Вас она тоже помучила, Ривелл, хотя и в ином смысле. Потому-то я не мог вам слишком доверяться. Если честно, я был только рад, что вы решили, будто я благополучно отступил, дав себя обмануть.

– Как вы могли!

Гатри не стал отвечать на возмущенную реплику Ривелла. Некоторое время он изучал ногти на правой руке, а затем проронил:

– Пора. У меня назначена здесь встреча с другом, Ривелл.

Ривелл с досадой попытался встать, но ему на плечо легла твердая ладонь Гатри.

– Нет-нет. Напротив, мне хочется, чтобы вы встретились с моим другом. Он будет здесь с минуты на минуту.

Гатри сверил свои часы с часами на стене и снова раскурил трубку.

– М-да, – задумчиво продолжил он, – у вас была чудесная догадка, будто Ламберн признался, дабы кого-то вывести из-под удара. Такая мысль даже в голову не пришла бы такому сухому практику, как я. А вот мой товарищ другой. Похож на вас в каком-то смысле. У него в голове тоже сплошные заумности. А вот и он!

Гатри с улыбкой поднялся на ноги, глядя за спину Ривелла. Ривелл обернулся и увидел мягкое, смущенное лицо Джеффри Ламберна.