Текст книги "Это - убийство?"

Автор книги: Джеймс Хилтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава V
Новый поворот интриги

В тот же вечер Ривелл сообщил доктору Роузверу, что намерен покинуть Оукингтон на следующий день. Директор выслушал его, ничего не ответив, однако за ужином казался более доброжелательным и радушным, чем обычно. За последним стаканчиком виски он заверил Ривелла, что ему было очень приятно общество гостя и что Ривеллу непременно следует снова навестить Оукингтон.

– Я надеюсь, что в следующий раз вы наконец приедете к нам не по такой печальной причине, – добавил директор.

Это были единственные его слова, в которых упоминалась гибель несчастных братьев. Наверняка он считал, что Ривелл сел в лужу, не сумев найти никаких улик, однако у него хватило такта не сказать об этом прямо.

Самый удобный поезд из Оукингтона отправлялся в одиннадцать утра, и Ривеллу некуда было спешить. Распрощавшись с директором после завтрака, он битый час ходил по школе. Возможно, желая еще раз встретить миссис Эллингтон или Ламберна, хотя с ними обоими он тоже попрощался накануне вечером.

Ривелл поднялся наверх по главной лестнице, чтобы взглянуть оттуда на лужайку, а кроме того, с верхнего этажа должны были быть видны окна гостиной миссис Эллингтон… Обозрев пейзаж, он, кстати, убедился, что гостиная пуста. Возможно, миссис Эллингтон поехала за покупками в деревню. А раз так, то ее можно встретить по пути на станцию. Хотя это, в общем-то, не имело особого значения.

Ривелл уже собрался спуститься вниз, когда заметил, что дверь на узкую боковую лесенку, ведущую еще выше, к нежилым карантинным палатам, приоткрыта… Странно. Он не единожды думал заглянуть в эти комнаты, но дверь неизменно оказывалась запертой, а просить ключи не хотелось. Теперь ему подвернулся случай туда попасть. Он толкнул дверь, быстро поднялся по лестнице и оказался в палате, где лет десять назад провел две недели блаженного безделья, когда валялся тут с краснухой. Но потом неподалеку от школы построили лечебный корпус, и эти комнаты, совершенно неприспособленные для лечения больных, попросту были позабыты. Здесь не осталось ничего, кроме деревянных переборок между комнатами и потертого рыжеватого линолеума, где еще можно было различить темные отпечатки кроватных ножек. Местами линолеум был свернут, под ним виднелись голые доски. Вероятно, плотники вытащили доски и вставили обратно, когда прокладывали электрический кабель над спальней на втором этаже.

Ривелл попытался еще раз вообразить, что же произошло в ту ночь, несколько месяцев назад. Он представил себе Эллингтона, который около полуночи открывает дверцу и поднимается по узкой лестнице сюда. Приподнимает доски и сбрасывает предварительно отвинченный газовый вентиль на голову мальчика…

Все это означает, что убийство было заранее задумано и спланировано, а значит, могло произойти в любой момент в течение семестра. Почему Эллингтон выбрал именно ту ночь? Может, потому, что хотел воспользоваться отсутствием жены – она была в гостях.

Ривелл глубоко задумался, а тем временем на лестнице раздались шаги, кто-то поднимался сюда. И раздался резкий, властный голос:

– Так-так, молодой человек, что вы тут делаете, а?

Ривелл обернулся и увидел невысокого мужчину средних лет, неброско одетого и вообще настолько заурядной внешности, что это само по себе привлекало внимание. Бывают такие люди – с голубыми глазами, или с гладкими щеками, или с усиками, – и кажется, что ты их уже встречал раньше, только не ясно, когда и где. Даже его голос был лишен выразительности и всякого акцента, который указывал бы на классовую принадлежность, профессию или род занятий. Одно было ясно – это человек упрямый и сильный.

Ривелл, оправившись от удивления, огрызнулся:

– Собственно говоря, тот же самый вопрос я мог бы задать вам!

– Не исключено. Но ведь это не повод не ответить на мой вопрос, верно?

– А чего ради мне надо вам отвечать?

– Вы хотите сказать, что имеете право здесь находиться?

– Безусловно. Я старый выпускник школы и гость директора.

– Значит, с его позволения шныряете тут по темным закоулкам?

Ривелл покраснел от ярости. Ему было плевать на обвинения, но насмешек он не переносил.

– Совершенно не понимаю, почему мне нужно обсуждать это с вами, – бросил он, блеснув оксфордской надменностью.

Незнакомец рассмеялся (даже смех его был стандартным) и сделал шаг вперед:

– Ладно, не обижайтесь! Просто вы избрали странное местечко для прогулок, согласны? Да, эти доски приподнимали, когда проводили электричество в спальни. Вы ведь над этим размышляли, верно?

Ривелл был поражен настолько, что не нашелся с ответом. Незнакомец продолжал:

– Вы ведь пришли сюда потому, что вспомнили об ученике по фамилии Маршалл, погибшем тут в сентябре прошлого года, верно? Ему упал на голову газовый вентиль. Почему вы не хотите признаться в этом? Между прочим, я здесь по той же самой причине.

– Может быть, сперва скажете, кто вы такой? – заметил Ривелл.

– Моя фамилия Гатри. А вы Ривелл, насколько я понимаю?

– Именно.

– Я так и думал. По всему видно, мистер Ривелл, что вы не особенно склонны доверять мне. Скажите мне только одно – вы пришли к окончательному выводу, что первый Маршалл был убит? Я, со своей стороны, могу вам сообщить, что второго брата убили. Это уже установлено.

– Что?! Что вы имеете в виду?

– Спокойно, молодой человек, не надо, чтобы нас услышали… Я готов быть с вами откровенным, но только в обмен на вашу откровенность. По рукам?

Ривелл медленно кивнул и пробормотал:

– Так вы говорите… Второй брат…

– Да. Он наверняка убит. Вчера вечером мы заново осматривали его тело и обнаружили пулю, застрявшую в черепе.

– Вот это да! – вырвалось у Ривелла.

Его собеседник приложил палец к губам.

– Мне кажется, нам лучше прекратить разговор, – прошептал он. – Продолжим его в более подходящем месте. Вы не возражаете, если мы встретимся минут через пять на перекрестке дороги, ведущей в Пачмер? Выходите первым. И конечно же, никому ни полслова. Идите. Я выйду чуть позже, у меня есть ключи от двери…

Они встретились в условленном месте на перекрестке сельских дорог. Ривелл к этому времени уже справился с первоначальным удивлением. Он приветствовал своего нового знакомого слабой улыбкой:

– Прежде всего, мистер Гатри, мне хотелось бы знать, кто вы и что разведали? – начал он.

– Скоро узнаете, мистер Ривелл. Всему свое время. Вы сейчас ничем не заняты?

– Вообще-то я собирался уехать на одиннадцатичасовом поезде.

– Может быть, вы перенесете время своего отъезда?

– Если это необходимо. Что от меня требуется?

– Прежде всего пообедать со мной в Истгемптоне. Моя машина стоит тут неподалеку на шоссе; дорога займет у нас полчаса, не больше.

В Истгемптоне, оживленном торговом городишке в пятнадцати милях от Оукингтона, было несколько приличных гостиниц, в одной из которых, «Грейхаунде», и поселился Гатри.

– В маленьких местечках вроде Оукингтона, не скрыться от сплетников, – заметил Гатри, вылезая из машины. – А здесь мы сможем спокойно потолковать.

Он продолжал болтать о пустяках, пока официантка не принесла заказанные блюда и не удалилась. Предложив Ривеллу сигарету, Гатри начал разговор с последних слов их беседы, оборвавшейся на чердаке оукингтонской школы.

– Да, это была пуля, ее нашли сразу. Доктор Мерчистон слишком стар для работы патологоанатомом. Он бы там и пушечного ядра не разглядел… Но не станем его винить, он прекрасно содействовал решению нашей основной задачи.

– Но коронер выглядел не меньшим идиотом.

– Коронер? Его тоже не в чем упрекнуть, он действовал по нашей инструкции. Правда, он чувствовал что-то неладное, но мы посоветовали ему определить «смерть от несчастного случая» и убедить жюри вынести такой вердикт. Нет, он человек опытный и сыграл свою роль как надо.

– Позвольте, кто это «мы»? Кто ему подсказал решение?!

– Мы – это Скотланд-Ярд, хотя мне и не следовало об этом упоминать… Знаете, мы далеко не такие дураки, как о нас иногда думают обыватели. Но меня интересует сейчас другое – как и почему вы сами стали подозревать совершение убийства?

– Боюсь, это непростая история.

– Ничего, я готов выслушать. Я был с вами достаточно откровенен, теперь ваша очередь.

Ривелл подумал и стал подробно рассказывать о том, как он приобщился к истории гибели братьев Маршалл. Гатри не прерывал его, но когда Ривелл закончил рассказ, то его непроницаемо-добродушное лицо неожиданно стало тревожным.

– Значит, вас можно назвать детективом-любителем, мистер Ривелл?

– Я не претендую на это звание, честное слово. Я появился тут по приглашению Роузвера, а после второго случая решил, что вполне естественно снова заняться этим странным делом.

– Конечно. Надо сказать, что для любителя вы сработали совсем неплохо. Только дело в том, что все карты на руках у нас, у профессионалов. Вы ведь не опираетесь на мощь нашей полиции, верно? А значит, все, что доступно любителю, – это напугать преступника и дать ему возможность скрыться.

– Не думаю, чтобы я…

– Разве я говорю о вас? К тому же мне думается, что оукингтонский убийца совсем не напуган. Вердикт присяжных, как мы и хотели, придаст ему уверенности в себе.

– Тем не менее ходят самые дикие слухи…

– Да. Наверное, кое-кто из наших людей в штатском попался на глаза обитателям школы во время ночных наблюдений.

– Вы уже обследовали всю территорию школы?

– Не совсем, хотя кое-что моим людям удалось обнаружить. Проклятая жара мешает, люди вылезают из дому для ночных прогулок… Впрочем, находки не слишком интересны. А рассказать я вам хотел вот о чем. Несколько дней назад в город приехал некто Грэхем. Он также обратил внимание на трагичные происшествия с братьями Маршалл в элитной школе. Он опекун мальчиков, и у него есть все основания беспокоиться. Но вместо того, чтобы пытаться разгадать тайну самостоятельно, он поступил очень мудро – очень мудро, мистер Ривелл! – и пришел к нам в Скотланд-Ярд.

Ривелл ответил на недвусмысленный упрек слабой улыбкой.

– Конечно, у него не было никаких доказательств, – продолжал Гатри. – Собственно, у кого они бывают в начале расследования? Однако он рассказал достаточно для того, чтобы начальство послало меня в Оукингтон, – так сказать, осмотреться на местности. Стараясь не привлекать к себе внимания, я потолковал с местным коронером и парнями из здешней полиции. Как и вы, я быстро пришел к заключению, что во втором случае произошло убийство, а может быть, и в первом тоже. А потом один из патрульных констеблей нашел нечто такое, что послужило зацепкой. Мы запросили Главное управление о проведении эксгумации. Только не спрашивайте, что же именно было найдено, детектив обязан хранить тайну… А вот вас я хочу спросить, если только это не ваша личная тайна, кого вы подозреваете?

– Совершенно очевидный подозреваемый – Эллингтон, эконом школы.

– Да, понятно. Но почему вы решили, что это совершенно очевидно?

– Начать с того, что… Постойте, я все это подробно расписал в своем блокноте. Может быть, вы захотите взглянуть?

– С удовольствием.

Ривелл извлек свой блокнот, раскрыл на нужной странице и протянул сыщику. Гатри внимательно изучал записи минуту-другую, потом вернул блокнот, заметив:

– Чувствуется, Оксфорд вы закончили с отличием?

– Да, но…

– Видите ли, я тоже закончил эту высшую школу, но за двадцать лет, пролетевших с той поры, прошел суровую практику жизни, ставшую существенным довеском к диплому… Вы сделали несколько разумных и весьма важных замечаний, но вам не следует увлекаться чистой теорией. А сейчас, в ближайшие часы, нам необходимо разрешить одну небольшую задачу, а именно – объяснить странное поведение уважаемого доктора Роузвера.

– Конечно, я попытаюсь. Но как это сделать?

– Все очень просто. Скажите ему прямо, что тело мальчика эксгумировали и Скотланд-Ярд ведет следствие по убийству. При этом следите за его лицом и не оставляйте ему времени придумывать очередные байки. Потребуйте от него положить конец всем неясностям. Я прошу вас об этом, потому что мне кажется, с вами он будет более откровенен, чем со мной. Помогите мне, – сказал Гатри и добавил: – Кстати, на вашем месте я не стал бы так много болтать с Ламберном. А вы были, кажется, чересчур откровенны с этим молодым человеком.

Гатри отвез Ривелла назад в Оукингтон к пяти часам дня и условился с ним, что они снова встретятся в тот же день вечером.

Оказавшись в одиночестве, Колин почувствовал себя не в своей тарелке. Слишком много всего произошло за эти несколько часов. И хотя он отнюдь не избегал увлекательных событий в своей жизни, последние происшествия оказались не такими приятными, как хотелось бы. Теперь, когда он наверняка знал, что смерть в бассейне была убийством, ему еще мрачнее и подозрительнее стала казаться атмосфера в Оукингтоне. Прогуливаясь по залитым солнцем полям возле Круга, где пели птицы и благоухала зелень, он с ужасом думал о том, как за каким-нибудь окном или в садовой беседке сидит сейчас тот, кто хладнокровно задумал и осуществил одно или два убийства. Словно надо всей Оукингтонской округой нависло тяжелое черное облако ненависти, тем более страшное, что никто из здешних обитателей его не замечал…

Ривелл думал о Гатри со своего рода завистливым восхищением: вот каким простаком умеет притворяться выпускник Оксфорда в сорок с чем-то лет! Сильный и своеобразный характер скрывался в этом человеке за манерами и обликом невзрачного обывателя. Гатри был с ним достаточно откровенен, и Ривеллу льстило, что его любительские умозаключения, не подкрепленные достаточными доказательствами, оказались во многом верными на взгляд профессионала. Пусть теоретические выкладки несут на себе отпечаток Оксфорда, но они способны сослужить службу следователям-практикам.

Часам к шести он подошел к тропке, ведущей к дому директора школы. Его волновал предстоящий разговор, но одновременно очень хотелось наконец-то поговорить без экивоков.

Роузвер, разбиравший почту в своем кабинете, был изумлен, увидев Ривелла:

– Опоздали на поезд? Вы знаете, есть еще один очень удобный, в семь часов, вы можете проверить по расписанию, оно у нас есть…

Колину стало не по себе от плохо завуалированного недовольства директора.

– Нет, я вернулся, сэр, потому что хотел побеседовать с вами конфиденциально, – произнес он.

– Конфиденциально? Звучит любопытно. Что ж, присаживайтесь, я сейчас закончу разбираться с письмами…

– Думаю, сэр, вы могли бы заняться письмами и после того, как я сообщу вам новость. Я пришел к вам сказать, что вчера тело Вилбрема Маршалла было эксгумировано и эксперты установили, что он был застрелен.

Роузвера словно ударило электрическим током. Он ошарашенно глянул на Ривелла, но уже через пару секунд овладел собой и заговорил абсолютно ровным голосом, который способен был скрыть все чувства. Ривелл, надеявшийся своим внезапным сообщением вызвать бурю эмоций, был не очень доволен произведенным эффектом.

– Дорогой мой, вы шутите? Тут гуляет столько слухов и сплетен…

– Это не сплетни, – отрезал Ривелл. – Я узнал это от следователя Скотланд-Ярда, который сегодня приезжал в Оукингтон, а вчера присутствовал при эксгумации тела.

– Скотланд-Ярд? В Оукингтоне? О Господи, но ведь… Если так, ему следовало бы прийти ко мне! Сообщить мне об этом!

– Видимо, нет.

– Вы говорите, что мальчика застрелили?

– Да. В черепе найдена пуля.

– Это ужасно. Ужасно! – В глазах директора мелькнул ужас, быстро сменившийся напускным удивлением. – Но тогда вы просто обязаны рассказать мне обо всем подробнее. Очень любезно с вашей стороны, что вы не уехали, а вернулись сообщить мне эту новость. Да, это было очень великодушно! – В его голосе звучала глубокая благодарность. – Но как вы узнали об этом? Кто рассказал вам?

Ривелл, который пришел экзаменовать директора, а не сдавать экзамен, был несколько обескуражен градом вопросов. Собравшись с духом, он ответил:

– Я встретил его… э-э-э… совершенно случайно. Почему он заговорил со мной, я не знаю, но думаю, он решил, что я могу быть ему полезен. Как бы то ни было, установлено, что мальчик был убит и вся картина происшествия выглядит как подстроенный несчастный случай. И в связи с этим, сэр, я очень заинтригован несколькими частностями, которые касаются меня и вас в этом деле.

– Например?

– Во-первых, почему вы пригласили меня тогда, в первый раз? Вы же понимаете, что второй случай связан с первым. И у вас, очевидно, имелись подозрения насчет кого-то, но вы нашли совершенно надуманный предлог для моего приглашения. Хорошо, состояние ваших нервов было не из лучших, но мне непонятно, почему ваша нервная система не реагировала на второй инцидент. Этот случай вызывал большие подозрения, но тем не менее вы меня не пригласили. А когда я все же приехал, вы дали мне понять, что тут все ясно и я зря теряю время. Такая ситуация кажется очень странной.

– Да, я вас понимаю.

– Хотелось бы, чтобы вы мне объяснили эти странности, – заметил Ривелл. – В таких делах даже маленькая разгаданная загадка дает толчок к раскрытию всего дела. Надеюсь, вы тоже желаете, чтобы человек, убивший одного или двух ваших учеников, был призван к ответу, и как можно скорее!

Это страстное воззвание, судя по всему, возымело воздействие. Выдержав паузу, Роузвер ответил:

– Откровенно говоря, я не совсем понимаю, как мои показания могут ускорить поимку преступника, но я согласен, что в свете происшедшего вам надо знать больше, чем вы знаете. Я попытаюсь объяснить, хотя и не уверен, что поступаю правильно… Это затрагивает, увы, и других людей, поэтому позвольте мне не называть имен. Надеюсь, вы не станете вслух разгадывать их, что, в общем-то, нетрудно сделать…

Ривелл кивнул, сочтя это обещание достаточно простым для выполнения.

– Можете мне верить – у меня не было ни малейших подозрений, когда произошел этот ужасный случай в спальне, – начал Роузвер. – Да и что тут было подозревать? И кого? Казалось, это просто нелепая и трагическая случайность. Следствие это тоже подтвердило. В течение двух месяцев, примерно до конца ноября, я старался забыть об этом. Но потом ко мне как-то раз пришла супруга одного из наших служащих и рассказала невероятную историю. Она дала мне понять, что ее муж совершил ряд поступков, которые можно почти прямым образом связать с гибелью мальчика.

– Она подозревала своего мужа в убийстве?

– Нет, все звучало гораздо менее определенно. Она была слишком взволнована и непоследовательна, чтобы четко сформулировать свои путаные подозрения. Я не поверил ей и не придал большого значения ее словам. Помню, она упомянула карантинные комнаты на верхнем этаже школы, заявила, что ее муж бывал там не раз во время каникул, причем без всякой видимой причины. А в ночь гибели мальчика он пришел домой очень поздно, посреди ночи. Я постарался ее успокоить, а потом и забыть об этом разговоре.

– Но не забыли?

– Нет. Знаете, многие вещи, кажущиеся на первый взгляд невозможными, со временем, когда думаешь о них, оборачиваются другой стороной. Не то чтобы я на самом деле ей поверил. Но я почувствовал, что этот несчастный случай заслуживает большего внимания. В конце концов, в жизни происходят иногда очень странные вещи. Но в моем положении я не мог заниматься тщательным расследованием обстоятельств случившегося. Не хотелось привлекать всеобщего внимания. Вы не представляете, как трудно директору выяснять, что в действительности происходит в его школе… Одним словом, я вспомнил о случайном разговоре с вашим преподавателем из Оксфорда и послал вам письмо. Теперь представьте себе мое положение в тот момент, когда вы прибыли. Я не мог рассказать вам правду – ведь тем самым, как мне казалось, я настрою вас враждебно по отношению к моему коллеге, которого я уважал и уважаю. Тем не менее мне нужно было оправдать ваше приглашение. И тогда я написал ту записку, якобы написанную мальчиком перед смертью, и подсунул листок в учебник по алгебре… – Директор криво улыбнулся. – Ну да, вы скажете, что это детская выходка, но я ничего другого не смог придумать. И должен признаться, я был сильно удивлен, когда вы нашли вполне разумную причину, по которой мальчик мог написать эту записку. Мораль такова: изощренный ум способен придумать объяснение всему на свете.

Роузвер помолчал, вытирая лицо платком, затем продолжил:

– В тот уик-энд, когда вы были здесь, случилось кое-что, полностью развеявшее мои сомнения. Та же самая женщина снова навестила меня, но в совершенно иных целях. Она пришла извиниться за свой предшествующий визит и сказала, что все ее подозрения были совершенно беспочвенны и вызваны лишь расстроенными нервами. Это совпадало с моим собственным мнением, и я отбросил все сомнения по поводу ее мужа.

– Неужели вы не задались вопросом: когда же ее слова были ближе к правде – в первый раз или во второй?

– Этот вопрос, в общем, не отпал, но вы должны помнить, что я тоже отчасти врач и мог оценить ее поведение – во второй раз она была абсолютно спокойна и рассудительна и испытывала явный стыд за свое первое появление. Да, я ей поверил. И когда вы стали рассказывать мне о результатах своих изысканий, я почувствовал себя не в своей тарелке, ибо, по сути дела, заставил вас впустую потратить время.

– А как быть со вторым происшествием? Неужели оно не пробудило у вас никаких подозрений?

– Видите ли, это, конечно, было драматичное и странное совпадение, но ведь Мерчистон дал свое заключение, и все казалось ясным и понятным. Почему же я должен был думать, что это не несчастный случай, а что-либо иное? Другое дело, как вы к этому отнеслись, ибо вы так и не узнали правды о первом происшествии. Я совершенно не удивился, когда вы приехали, но я вовсе не собирался приглашать вас снова.

– И вы всерьез поверили, что мальчик мог прыгнуть в пустой бассейн?

– Поверил. Это было маловероятным, но вполне возможным фактом. Во всяком случае, намного более вероятным, чем любой вариант убийства. Если бы не пуля в черепе, о которой вы говорите, об убийстве вообще речь бы не зашла. Почему, однако, Скотланд-Ярд так легко выдал разрешение на эксгумацию тела? Значит, помимо всяких сплетен и слухов, у них должны были иметься весомые причины?

– Их человек сказал мне, что они нашли улику, но не объяснил, какую именно.

– Нашли улику? Где?

– Здесь, в школе. Или где-то на территории.

– Вы хотите сказать, что полицейские обыскивали школу?

– Скорее, не обыскивали, а просто наблюдали…

– Обыскивали или наблюдали, в любом случае это, конечно, скандал! Скандал! – Голос директора сорвался на хрипоту. – Обычные правила поведения требуют, чтобы сыщики запрашивали разрешение на проведение таких работ, и я непременно дал бы свое согласие… Как же так?.. Вы можете сказать своему приятелю-сыщику, если снова встретитесь с ним, что мне очень хотелось бы знать: по какому праву он позволяет своим ищейкам нарушать неприкосновенность личной собственности и личной жизни? Это вопиющее нарушение всех общественных правил и прав человека!

Таким образом, беседа закончилась этой вспышкой ярости. Ривелл отметил, что именно «нарушение неприкосновенности личной жизни», а не известие об убийстве вызвало у директора школы Оукингтона такой гнев.