Текст книги "Отныне и вовек"

Автор книги: Джеймс Джонс

– Вы меня извините. – Девушка бодро улыбнулась. – Получается, что я вам плачусь.

– Если вам хочется, вы говорите, – сказала Карен. Это им, молодым людям вроде этой пары, это их не воспетому в песнях, никем не прославленному, скромному героизму и присутствию духа обязана Америка своим величием, благодаря им с самого начала предрешена победа в этой войне. Потрясенная мужеством этой девушки, Карен чувствовала себя рядом с ней никчемной, пустой бездельницей. – Рассказывайте, не стесняйтесь, – повторила она.

Девушка благодарно улыбнулась и снова перевела взгляд на берег. Они уже прошли мыс Дайамонд, и вдали начали проступать размытые очертания мыса Коко.

– Он был летчиком. Летал на бомбардировщике. У них была база в Хикеме. Он разворачивался на площадке, хотел вырулить к укрытию. Его самолет накрыло прямым попаданием. Об этом было в газетах, вы, может быть, читали.

– Нет, – виновато покачала головой Карен. – Не читала.

– Его посмертно наградили «Серебряной звездой». – Девушка по-прежнему смотрела на берег. – Орден переслали его матери. Я потом получила от нее письмо: она хочет, чтобы я взяла его себе.

– Очень благородно с ее стороны, – сказала Карен.

– Они вообще прекрасные люди. – Улыбка ее задрожала. – Он ведь из очень хорошей семьи. Старая виргинская аристократия, Пруиты. Они жили в Виргинии еще до революции. Прадед у него был генерал, в Гражданскую войну сражался вместе с генералом Ли. Поэтому его так и назвали: Роберт Эдвард Ли Пруит.

– Как? – Карен не поверила своим ушам.

– Роберт Эдвард Ли Пруит. – В голосе девушки зазвенели слезы. – Такое нелепое старомодное имя.

– Почему же? Очень хорошее имя.

– Боб… – всхлипнула девушка, не отрывая взгляда от берега. – Ах, Боб, милый…

– Не надо, успокойтесь, – сказала Карен. Только что переполнявшая ее скорбь сменилась безумным желанием рассмеяться во весь голос. Она обняла девушку за плечи: – Будьте умницей.

– Уже все. – Девушка судорожно вздохнула. – Уже прошло, честное слово. – Она прижала к глазам платой.

– Хотите, я вас провожу до каюты? – предложила Карен.

– Нет-нет. Спасибо. Все уже в порядке. Мне перед вами ужасно неловко. И я вам очень благодарна. Пожалуйста, извините меня.

Девушка ушла. Безукоризненные манеры, изысканная, непринужденная элегантность, изысканно простой и дорогой черный туалет, вполне натуральный на вид жемчуг – все как из журнала «Вог».

Так, значит, это и есть Лорен из «Нью-Конгресса», подумала Карен, глядя ей вслед. И еще подумала, что впервые в жизни познакомилась с настоящей проституткой, вернее, с женщиной, про которую точно знает, что это ее профессия.

– Кто эта ваша приятельница? – спросил сбоку молодой подполковник ВВС. Он только что вновь появился на палубе. – Потрясающе красивая женщина.

– Она чудо, правда? – Карен все еще боролась с желанием громко расхохотаться. – Не знаю, как ее зовут, но, думаю, могла бы вас представить.

– Нет, спасибо, не надо, – отказался подполковник, провожая глазами Лорен. – Она такая красивая, что я просто теряюсь. А кто она? Кинозвезда?

– Нет, но, кажется, имеет отношение к театру. Честно говоря, я думаю, из вашего знакомства все равно бы ничего не вышло. У нее седьмого декабря погиб жених. Он был летчик. В Хикеме.

– Вот оно что, – скорбно понизив голос, отозвался подполковник. – Бедняжка.

– Она очень страдает.

– Я ведь седьмого тоже был в Хикеме, – тем же похоронным тоном сказал подполковник. – Как его звали? Может быть, я его знал.

– Пруит. Роберт Эдвард Ли Пруит. Из старой виргинской аристократии, как она говорит.

– Нет. – Молодой подполковник задумался и грустно покачал головой. – По-моему, я такого не знал. В Хикеме ведь было очень много летчиков, – словно извиняясь, пояснил он. – И погибло их тоже много.

– Его наградили «Серебряной звездой», – добавила Карен. Затаившаяся в душе странная горькая досада была так сильна, что устоять перед искушением было невозможно.

– Тогда я должен его знать, – скорбно сказал подполковник. – Хотя – только это между нами – в Хикеме раздали такую прорву «Серебряных звезд», и живым, и посмертно, что, к сожалению, это мне тоже мало о чем говорит.

– Да, наверно, вы правы.

– Я и сам получил «Серебряную звезду», – сказал он.

Карен взглянула на его китель: ленточка «Серебряной звезды» поблескивала на орденской планке рядом с ленточкой «Пурпурного сердца».

– Да нет, я никакого подвига не совершил, – торопливо сказал он. – Просто меня контузило. Укрыться от взрывной волны при всем желании было невозможно. Но орден я тем не менее принял, – добавил он. – Хотя, вероятно, не следовало. – Он пытливо, по-мальчишески посмотрел на нее.

– Не понимаю почему.

– Потому что многие действительно его заслужили, но их никто не наградил.

– Если бы вы отказались, им бы это все равно ничего не дало.

– Да, конечно, – с облегчением согласился он. – Я говорил себе то же самое. – Облокотившись о поручни, подполковник скрестил ноги. – Так, значит, вы из Балтимора, – продолжал он. – Невероятно. Как все же тесен мир.

– Да, очень. – Карен улыбнулась. – Настолько тесен, что вы себе и не представляете. – Вот сейчас, подумала она, сейчас он спросит, нельзя ли будет заехать ко мне в гости, если его в Вашингтоне одолеет тоска.

Но он не спросил. Он спросил другое.

– Вас в ресторане посадили за какой столик?

– За одиннадцатый. А вы за каким?

– Тоже за одиннадцатым. – Подполковник усмехнулся. – Видите, какое совпадение? – Он оторвался от перил. – В таком случае увидимся за ужином. Мне сейчас надо еще уладить кое-какие дела.

– Хорошо, – улыбнулась Карен. – Мне и самой надо пойти разобрать вещи.

Она смотрела ему вслед. Но, сделав несколько шагов, он вдруг остановился и вернулся к ней.

– Если честно, то я не за одиннадцатым, – сказал он. – Меня посадили за девятый. Я вам соврал. Но к ужину непременно буду за одиннадцатым. Это, кстати, одно из тех дел, которые мне надо уладить.

– Только не тратьте слишком много усилий, – улыбнулась Карен. – А то еще устанете.

– Ни в коем случае. – Он обаятельно улыбнулся. – Надеюсь, вы не против?

– Почему я должна быть против? Ценю вашу честность.

– Я решил, что обязан сказать вам правду. – Он пристально, но вполне вежливо взглянул на нее, потом улыбнулся: – Значит, до ужина?

– Мы с сыном будем вовремя.

Ответив на его улыбку, она повернула голову посмотреть, чем занимается Дейне-младший. Мальчики все еще играли на площадке для «шафлборда», и их там было уже пятеро.

Молодой подполковник тоже посмотрел на детей, потом приветливо кивнул Карен, и она повернулась к перилам.

Мыс Дайамонд давно остался позади. И они уже почти прошли мыс Коко. Восточное его массивного горба, всегда напоминавшего ей голову кита, Карен разглядела плоскую вершину скалы над заливом Ханаума, где была та самая автостоянка. С такого расстояния ее можно было различить, только если ты и раньше знал, что она – там.

За спиной у нее мальчишеская компания тем временем разрослась, вместо пяти их стало семь; они бросили прежнюю игру и теперь прятались по углам за деревянными столбами опор, а потом выскакивали, целились друг в друга из воображаемых пистолетов и оглушительно орали: «Бах! Ба-бах! Бах!»

Она сняла с себя шесть гирлянд из живых цветов и бросила через перила. Какая разница, где? Мыс Дайамонд, мыс Коко, мыс Макапуу – не все ли равно? Может быть, у мыса Коко даже лучше. Все шесть гирлянд полетели вниз вместе, но ветром их прибило к борту, и она не увидела, как они коснулись воды.

– Мама, я есть хочу, – сказал сзади ее сын. – Когда на этом корыте будут кормить?

– Скоро, – ответила она.

– Мам, а как ты думаешь, война будет долго? Я успею кончить училище и пойти воевать? Джерри Уилкокс говорит, не успею.

– Да, – сказала она, – вряд ли.

– Но это же нечестно! Я тоже хочу воевать.

– Не горюй, – сказала Карен. – Война от тебя никуда не уйдет. Эту ты, может быть, пропустишь, зато подрастешь к следующей.

– Правда? – спросил сын с надеждой.

Солдатская судьба

 
Срок вышел в понедельник.
И я беру расчет,
Такую кучу денег
Не просадить за год.
 
 
В кармане тяжело – неужто так бывает?
Когда еще судьба солдата приласкает?
 
 
Махнул во вторник в город,
Снял номер экстра-класс.
Дела пока отложим,
Живем один лишь раз.
 
 
Сегодня мы живем, а завтра что – не знаем,
С солдатскою судьбой мы втемную играем.
 
 
По кабакам всю среду
С друзьями пил дай бог,
Японочку-красотку
Кто пропустить бы мог?
 
 
Шептала мне: «Люблю» – и прижималась страстно,
Солдатская судьба была в ту ночь прекрасна.
 
 
В четверг еле поднялся,
Разбитый и больной,
Японочка исчезла
Со всей моей казной.
 
 
Солдата обобрать любая шлюха может,
Солдатская судьба сама ей в том поможет.
 
 
По барам шарю в пятницу,
Друзья, вы где? Их нет.
«А ну, катись, рванина!» —
Кричит мне бармен вслед.
 
 
История моя, увы, совсем не нова,
Солдатская судьба порою так сурова.
 
 
В тюрьме в субботу скучно,
Сквозит изо всех дыр,
Залез я на скамейку,
Гляжу в окно на мир.
 
 
Из армии слинять я до смерти был рад,
Но, кажется, судьба Зовет меня назад.
 
 
А в воскресенье в сквере
Я на скамейке спал,
Живот мой с голодухи,
Как саксофон, рычал.
 
 
Порядочные люди с утра тянулись в храм,
Эх, кабы не судьба, я тоже был бы там.
 
 
И снова понедельник.
Вербуюсь я опять.
Когда солдат без денег,
Ему не выбирать.
 
 
Мечтать о лучшей доле любой солдат горазд,
Ты справиться с судьбою сумей хотя бы раз.
 
 
Солдатик, хочешь выжить,
Не гнить все тридцать лет?
В тюрьму не попадайся —
Единственный совет.
 
 
Солдатское житье – нелегкая наука,
Солдатская судьба – паскуднейшая штука.