Текст книги "Отныне и вовек"

Автор книги: Джеймс Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 65 страниц)

Роза, отскочив от стенки, точно боксер от канатов ринга, уже штурмовала Тербера со спины, ее когти впились ему в шею, мелкие острые зубки норовили куснуть за ухо.

Штаб-сержант поднялся с пола, пару раз тряхнул головой и снова бросился в драку. Старк, до этой минуты обалдело сидевший за стойкой, встретил его точно рассчитанным ударом: мощная рука начальника ротной столовой молнией рассекла воздух, как хлыст. Айра опрокинулся навзничь, судорожно дрыгая ногами. Сзади стоял стол – проехав по нему спиной, Айра долбанулся головой о стену и так и остался лежать на столе.

Роза висела на Тербере, но до уха ей было не дотянуться: решив довольствоваться тем, что ближе, она вонзила зубы ему в плечо, насквозь прокусив и рубашку, и майку. К этому времени все пятеро – три дружка Айры, Тербер и Роза – уже сплелись на полу в извивающийся клубок. Тербер недовольно дернул плечами, и Роза, несмотря на всю цепкость своих когтей и зубов, опять отлетела к стенке.

Зайдясь пронзительным визгом, она немедленно кинулась обратно, оттолкнулась обеими ногами и снова прыгнула Терберу на спину. Кулак одного из дружков Айры, внезапно вырвавшись из барахтающейся кучи, угодил Розе прямо в лоб – ее отбросило в сторону, она плюхнулась на пол и в глубоком нокауте выбыла из игры.

Чарли Чан, трагически заламывавший руки, тут временно отвлекся от этого занятия и, что-то нервно лопоча покитайски, отволок обмякшее тело Розы в подсобку. Потом вернулся в зал и, продолжая заламывать руки и что-то лопотать, согнулся за стойкой, готовый в любой момент нырнуть вниз. Толпа, которой он так вначале радовался, растаяла. Большинство осталось перед баром на улице и в открытую дверь наблюдало за представлением.

А представление было первый сорт.

Старк постепенно влез в середину свалки. Выбрав в мешанине тел незнакомую ему ногу, он потащил ее наверх и, когда вслед за ногой показалась спина, начал молотить эту неизвестную спину по почкам.

Снизу пробился сдавленный голос и скорбно воззвал:

– Айра! Ты где? Иди помоги нам.

Злорадный, рычащий смех Тербера прозвучал тоже несколько сдавленно:

– Шутишь, друг. Вы и вчетвером не управитесь.

Штаб-сержант Айра Берни трупом лежал на столе, но, когда до него долетел призыв о помощи, потряс головой, зажал двумя пальцами бьющий из носа фонтан и соскользнул со стола на пол. Распрямившись, он секунду стоял неподвижно, потом, ни к кому не обращаясь, буркнул: «Это мне уже не нравится» – и снова рванулся в бой.

Сопящая куча распалась, и над ней, будто каменный колосс, воздвигся Тербер: он зловеще ухмылялся, рот у него был разбит, кровь струйкой стекала на рубашку и галстук. Пожевав губами, он эффектно выплюнул на пол два зуба. От его формы остались лохмотья: оба рукава были оторваны, одна штанина болталась на нитке, выставляя напоказ мощные волосатые бугры мышц. На полу между его широко расставленными ногами валялся один из дружков штаб-сержанта, пребывая в том же умиротворенном и недееспособном состоянии, что и выбывшая из сражения мисс Роза. Застыв над ним тяжелой безмолвной громадой, Тербер удовлетворенно улыбался и с упоением месил кулаками ближайшие к нему животы и физиономии.

Двое артиллеристов отлетели от него, как камешки, отброшенные вертящимся колесом.

Старк ухватил третьего – им оказался штаб-сержант Айра Берни, – крутанул его за плечи и с хирургической точностью врезал ему кулаком в кадык. Айра с остекленевшими глазами проковылял через зал, опустился за свой стол и, задыхаясь от боли, капитулировал.

Один из выброшенных Тербером в «аут» вяло доплелся до кабинки и сел рядом с Айрой. Второй – его вмазало в стойку – схватил пивную бутылку, разбил ее об идущий вдоль стойки металлический поручень, выставил осколок перед собой, как нож, и, всхлипывая, с руганью понесся мимо Старка на Тербера. Увидев, как он разбил бутылку, публика неодобрительно заворчала, но никто не шевельнулся.

Тербер поджидал его, кровожадно ухмыляясь и по-борцовски вытянув руки вперед, готовый при малейшей возможности сгрести противника в охапку.

Но когда тот пробегал мимо Старка, техасец равнодушно выставил ногу. Все еще пытаясь дотянуться до Тербера своим стеклянным ножом, артиллерист рухнул на пол.

Тербер отступил на шаг, освобождая ему место для приземления, потом шагнул вперед, прицелился и ударил его ногой в голову.

Вся драка длилась минут пять.

Но с улицы уже неслись, приближаясь к бару, пронзительные торопливые свистки недремлющей военной полиции.

Чарли Чан, продолжая ломать руки, заплакал. Слезы у него катились ручьем.

– Сицас вэпэсники плибегай. Такая была день замецательный. Вся бизнеса лопнула. Сицас они бал заклывай.

– Техасец, это за нами, – с глупым смешком сказал Тербер. – Пошли. Я знаю одно место.

Он рывком отодрал то, что оставалось от штанины, скинул с ноги лохмотья, и в следующую секунду они со Старком уже пробивались локтями сквозь все прибывавшую толпу. Убегая от тревожных свистков, они мчались к Ривер-стрит, и Тербер хохотал во всю глотку.

– А Роза-то, Роза! – задыхался от смеха Старк. – Она в тебя втюрилась, зуб даю! В следующий раз приходи туда в скафандре, а то она до дому не дотерпит, изнасилует тебя прямо в баре.

– Знаю. Я к ним больше не ходок, – ржал Тербер. – Давай за мной, нам сюда.

Все еще заливаясь глупым радостным хохотом, он свернул налево в узкий проход между домами. Именно здесь они с Пруитом разговаривали в их последнюю встречу перед тем, как пошли пить в бар через дорогу. Воспоминание мелькнуло и исчезло, он продолжал нестись дальше.

– Сюда они первым делом полезут, – сказал Старк.

– Не волнуйся, будет полный порядок. Ты не отставай. Я знаю, куда тебя веду.

Пробежав еще немного вперед, он крикнул: «Сюда!» – и снова повернул налево, в глубь двора по дорожке, ведущей обратно. Они пролетели мимо черного хода «Алого бубона». Потом Тербер опять взял влево, перемахнул через кучу шлака, подбежал к задней стене какого-то дома и полез наверх по пожарной лестнице. Старк карабкался за ним. Они слышали, как снизу сквозь шум улицы пробиваются истошные свистки, и, пригнувшись, перебегали с крыши на крышу, пока наконец Тербер не остановился.

– Сейчас соображу, – сказал он. – Кажется, здесь. Да, здесь. – Дотянувшись через три фута темной пропасти до окна соседнего дома, он забарабанил в стекло. Никто не отозвался, и он нетерпеливо забарабанил снова.

Отсюда, с высоты четвертого этажа, им были видны крыши Гонолулу, уступами спускающиеся от Беретаниа-стрит к порту у подножья Нууану. Там внизу, за торчащей, как указательный палец, башней маяка Алоха, по искрящейся в ярком солнце темно-синей воде уходил в открытое море пароход. Большой туристский пароход. Похоже, «Лорелея».

Оба застыли в невольном изумлении. А пароход, продолжая бесшумно скользить, уплывал от них неумолимо и безвозвратно, как день рождения, как детство. Его нос уже скрылся за высоким зданием какого-то банка. Они не отрываясь следили, как пароход фут за футом уползает за банк, и вот наконец он целиком исчез из виду.

– Ну так что? – отрывисто сказал Старк. – Идем мы в это твое место или не идем?

Тербер резко повернулся и со злым удивлением посмотрел на него, будто не знал, что он здесь. Будто Старк неожиданно откуда-то выскочил и с разбегу наткнулся на него. Секунду он зло глядел широко открытыми глазами, потом молча отвернулся и снова забарабанил в окно.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Герта, впусти нас, – засмеялся Тербер. – За нами вэпэшники гонятся.

Женщина открыла окно:

– Да кто это?

– Я, Милт. Окна надо мыть, тогда бы не спрашивала. Не стой на дороге.

Он шагнул с парапета крыши на подоконник и боком протиснулся в окно. Старк в последний раз глянул вниз на опустевшую синюю бухту и полез за Тербером.

Спрыгнув с подоконника, они оказались в длинном коридоре, упиравшемся в большую, закрытую на засов железную дверь. Женщине было на вид лет сорок пять – пятьдесят. Высокая, с узким лицом. Красивое вечернее платье, под горлом приколот букетик гардений.

– Миссис Кипфер! – Старк был поражен. – Чтоб я сдох!

– Мейлон Старк, вы?! Этого-то я знаю. – Миссис Кипфер, нахмурившись, посмотрела на Тербера. – Но вы! И с черного хода. Не ожидала!

Тербер оглушительно расхохотался:

– Почему же, Герта! Сержант Старк нынче герой дня и мой спаситель. Если бы не он и не его резвый ум, твой верный слуга, возможно, истекал бы сейчас кровью. А может быть – кто знает? – лежал бы бездыханным трупом в каком-нибудь вонючем гонолульском дворе вроде того, через который мы скрылись от железной руки Закона и примчались в твой Храм заблудших душ просить убежища.

– Насколько я вижу, ты и так истекаешь кровью. – Она шагнула к Терберу и со строгим видом опытной медсестры неодобрительно осмотрела его разбитый рот. – Боже мои, Милт! Тебе же выбили два зуба. Какой кошмар! Наверняка опять ввязался в какую-нибудь глупую драку. И ради чего? Только чтобы развлечься. Ты когда-нибудь повзрослеешь?

– Да будет вам известно, сударыня, что я дрался из самых благородных побуждений. – Тербер обаятельно ей улыбнулся. – Я защищал прекраснейшую из всех половин человечества. Женскую. – Он поклонился ей. В глазах у него смешливо вспыхнули теплые золотистые искорки. – А что касается зубов, армия вставит мне новые.

Миссис Кипфер беспомощно покачала головой.

– Он неисправим, – пожаловалась она Старку.

– Тот еще тип, – сказал Старк.

– Мейлон, а вас-то хоть не изуродовали?

– Никак нет, мадам. Разве что вот это. – Старк дотронулся до изрядно опухшей скулы. Закатный багрянец синяка подползал уже к самому глазу.

Миссис Кипфер осмотрела его глаз и сокрушенно причмокнула.

– Что, Герта, окажешь пострадавшим первую помощь? – Тербер лукаво сверкнул глазами. – Квалификацию еще не потеряла?

– Пожалуйста, не называй меня так, – недовольно сказала миссис Кипфер. – Это пошло. Лично у меня имя Гертруда всегда вызывает ассоциацию с проститутками.

Тербер громко расхохотался.

– Я понимаю, у тебя просто такая манера шутить, и твое счастье, что я это понимаю.

– Прости, Герта, дорогая, прости. – Тербер ухмыльнулся. – Ты же прекрасно знаешь, я не хотел тебя обидеть.

– Знаю, – кивнула миссис Кипфер. – Только поэтому до сих пор и не вышвырнула тебя отсюда.

– Как можно, Герта! Ай-я-яй! – ухмылялся Тербер.

– Хватит, – сердито оборвала она. – В таком виде вам нельзя выходить на люди. Сейчас помоетесь и переоденетесь. У меня тут приблудилось несколько комплектов формы, выберете, что вам подойдет.

Она повела их за собой по коридору, как хозяйка, показывающая дорогу гостям. Пока они шли, Тербер беспрерывно отпускал шуточки и радостно гоготал.

– Я, Герта, всегда тебе говорил, проворонила ты свое призвание. Тебе надо было идти ночной дежурной в мужское общежитие.

Старк шагал за ними, с любопытством оглядываясь по сторонам. На «жилую половину» он попал сюда впервые. В ванной висел тонкий запах женских духов, лосьонов, шампуней и мыла, благоухающего гарденией. Он уже предвкушал, как роскошно он здесь вымоется.

– Ха! – вдруг сказал он. Рука его шарила в кармане брюк. – Ну и дела! Деньги пропали.

Тербер залился смехом.

– Ты что? Посеял свою драгоценную сотню?

– Никак не могу найти, – тупо сказал Старк.

Тербер привалился к стене и раскатисто захохотал. Старк рылся в карманах. В отчаянии он выворачивал их один за другим. Проверил даже кармашек для часов. Сложенная пополам пачка денег бесследно исчезла.

– Может… может, попросим у Герты фонарик и ты прочешешь весь двор? – еле выговорил Тербер между приступами смеха. – Ой, я забыл! Сейчас ведь еще день. – Снова зайдясь смехом, он обессиленно прислонился затылком к стене, руки его повисли как плети.

– Что там про двор? – Миссис Кипфер приближалась к ним по коридору с охапкой солдатских форм.

– О-о-о. – Тербер, задыхаясь, елозил головой по стене, и на обоях расплывалось сальное пятно. – О-о-о… Уф-ф… Этот идиот в драке потерял деньги. Я такого кретина в первый раз вижу. Какого черта ты там размахивал своей пачкой? Они небось потому на нас и полезли.

– Не они на нас полезли, а ты на них, – уныло ответил Старк, все еще выворачивая карманы.

– А… да… я первый полез, точно. О-о-о. – Терберу не хватало воздуха. – Ой, не могу больше… Господи…

– Милт, не смейся. С твоей стороны это некрасиво, – сказала миссис Кипфер.

– Да, очень. – Тербер снова громко захохотал.

– Мейлон, сколько у вас там было? – спросила миссис Кипфер.

– Сто тринадцать долларов.

– Какая досада. Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Можешь. Одолжи ему сто тринадцать долларов, – заливаясь смехом, пробормотал Тербер.

– Нету, – сказал Старк. – Все обыскал. Нету.

– Нашел где деньгами махать, – в изнеможении простонал Тербер и опять захлебнулся смехом. – Понятное дело, кто-то тебя почистил. Роза! Могу поспорить, это она! Сам-то ты на кого думаешь? Роза, клянусь тебе!

– Нет, – сказал Старк. – Она от меня далеко была.

– Ну ты даешь! – Тербер, пошатываясь, оторвался от стены. – Техасец, оставайся на весь тридцатник, верно тебе говорю.

– Да, хорошо я накрылся, – сказал Старк. – Теперь могу идти домой. Отгулялся.

– Если хотите, можете подождать Милта в гостиной, – сочувственно предложила миссис Кипфер. – Там, правда, ужасно много народа, – добавила она. – Не знаю даже, найдется ли свободный стул.

– В общем, сейчас переоденусь и пойду, – уныло сказал Старк.

– Подожди, – остановил его Тербер. – Не торопись. У меня есть предложение. В гостиной все забито. С улицы тоже не подойдешь, очередь до угла. Сегодня здесь хуже, чем в получку, когда еще и матросики заваливаются.

– Так что же? – насторожилась миссис Кипфер.

– Герта, у меня с собой двести шесть долларов, – возбужденно сказал Тербер и достал бумажник. – Даю тебе сто пятьдесят. Ты сейчас пойдешь в гостиную, выберешь пару очаровательных молодых дам, приведешь их нам сюда, и мы останемся у тебя.

Старк ошеломленно уставился на него, забыв про форму, которую все еще держал в руках.

– В такой день девушки могут в номерах заработать больше, – осторожно намекнула миссис Кипфер.

– Сомневаюсь, – нагло сказал Тербер. – Очень сомневаюсь. Но могу предложить еще один вариант. Я готов дать тебе двести, при условии, что ты заодно выставишь нам бифштексы и пять-шесть бутылок.

– Бифштексы?! – Миссис Кипфер всплеснула руками. – Откуда я тебе возьму бифштексы?

– Герта, не морочь голову, – улыбнулся Тербер. – Со мной эти штучки не пройдут. Бифштексы у тебя есть всегда, я же знаю. На тот случай, если приедут гулять чины из Шафтера. Так как ты на это смотришь? Двести долларов, а ты нам – бифштексы и виски.

– Даже не знаю, – заколебалась миссис Кипфер.

– Готовить будем мы сами. Я люблю жарить бифштексы. А этот техасец – лучший повар во всей армии. Принеси один бифштекс для себя, техасец и тебе приготовит.

– Ни в коем случае! – Миссис Кипфер пришла в ужас. – Бифштекс для меня смерть. Я и так сегодня вся на нервах. Право, не знаю, как с вами быть, – неуверенно сказала она.

– Знаешь прекрасно. – Тербер ухмыльнулся. – Ты на нас крупно заработаешь, и ты это знаешь. А если рассчитываешь, что кто-нибудь даст больше, ты просто выжила из ума. Двести долларов. Это все, что у меня есть. Так как? Сейчас почти двенадцать.

– Еще только пол-одиннадцатого, – поправила миссис Кипфер.

– Уже почти двенадцать, а в полшестого нам надо уходить. Иначе попадем в комендантский час. Короче, да или нет? Договорились?

– Ну, в общем…

– Договорились! – непререкаемым тоном сказал Тербер. – Ты согласна. Герта, если ты меня любишь… Ты же всегда говорила, что любишь. – Он подхватил миссис Кипфер и вприпрыжку закружился с ней по коридору.

– Боже мой! Сумасшедший! – вскрикнула миссис Кипфер. – Отпусти меня сейчас же! – раскрасневшаяся, запыхавшаяся, она вырвалась и поправила прическу. – Пойду приведу девочек. Где холодильник, ты знаешь. И где плита, тоже знаешь.

– Я хочу эту новенькую, – поигрывая бровями, заявил Тербер. – Жанет.

– Хорошо. Мейлон, кого привести вам?

Старк и сам любил сорить деньгами, но сейчас настолько обалдел, что на секунду потерял дар речи. Он почесал в затылке и неуверенно пробормотал:

– Не знаю. Может быть, Лорен?

– Лорен уже уехала. Сегодня, на «Лорелее», – сказала миссис Кипфер. – А Сандра пока здесь. Она уезжает только через месяц.

– Да я даже… – Старк замялся.

– Годится, – безапелляционно решил за него Тербер. – Сойдет. Так и быть, потерпим. В виде исключения.

– Да-да, – согласился Старк. – Очень хорошо.

– Прекрасно, – кивнула миссис Кипфер. – Тогда я пойду и приведу их.

– Ну что? – повернулся Тербер к Старку, когда она ушла. – Давай жарить бифштексы. Прямо сейчас. Я жрать хочу – умираю. Жарим сразу четыре штуки. На всех.

– Давай хоть переоденемся, – предложил Старк.

– Лично я пошел ставить бифштексы. Ты пока переодевайся. Я сейчас вернусь.

– Знаешь, – возбужденно сказал Старк. – Со мной, кажется, что-то случилось. Я сейчас совсем не пьяный. Мне раньше для такого дела нужно было сначала напиться. Я себя не узнаю.

– Просто раньше ты был заурядный американец со всеми вытекающими последствиями. А теперь ты – гражданин мира. Вроде меня. Это все равно что разок съездить в Европу и посмотреть там кино, пока в нашей дыре ничего не успели оттуда вырезать. Сразу становишься другим человеком.

– Старик, это что-то!

– Как желаете бифштекс? Хорошо прожаренный? Средне? С кровью? Сделаем, как захотите.

– С кровью, – сказал Старк.

Когда девушки вошли на «жилую половину» и, преградив дорогу ворвавшемуся за ними шуму, закрыли на засов большую железную дверь, по коридору уже растекался запах жарящихся бифштексов.

– Ой, какая прелесть! – пискнула маленькая брюнеточка Жанет – новое поступление в коллекцию миссис Кипфер. – Я чувствую, у нас будет очаровательно. Обожаю, когда очаровательно!

– Ты вон его поблагодари. – Старк кивнул на стоявшего у плиты Тербера.

Тербер положил нож и поклонился.

– Иди ко мне, киска, – позвал он Жанет. Отошел от плиты, сел в кресло и посадил Жанет к себе на колено, как куклу. – Скажи, ты француженка?

– Где выпивка? – спросил Старк.

– Папочка и мамочка у меня оба французы, – пропищала Жанет. – Ой, у нас правда будет очаровательно!

– Я сейчас принесу, – сказала Сандра. – Чем вы взяли нашу старую стерву? С чего это она вдруг так подобрела?

– Значит, у нас с тобой много общего, – говорил Тербер. – У меня предки тоже французы.

– Деньги, – объяснил Старк Сандре. – Доставай бутылки.

– Скажи, киска, ты меня любишь? – спросил Тербер.

– Люблю, конечно! – радостно взвизгнула Жанет. – Как же не любить? Вытащил меня оттуда. Там ужас что творится!

– Вот и хорошо, – кивнул Тербер. – Я тоже тебя люблю.

– Ох, котик, – вздохнула Сандра, ставя на стол две бутылки. – До чего я тебя люблю! Я уже полтора часа с голоду помираю. Люблю тебя просто жуть!

– Я тебя тоже люблю, – сказал Старк.

– Мы с моим кукленочком будем тут недалеко, – объявил Тербер. – Хотим в ладушки поиграть. Вы тут следите за бифштексами.

Оторвавшись от Сандры – Старк примостился на кресле рядом с ней и обнимал ее одной рукой, – техасец повернулся и посмотрел через плечо вслед Терберу.

– Вы там побыстрее! – крикнул он. – Мы вас ждем.

– Только попробуй сжечь бифштексы! – отозвался Тербер.

54

Карен Хомс стояла у перил на прогулочной палубе, глядела на тающий вдали берег и думала, как грустно расставаться с этим прекрасным краем.

Она стояла здесь давно. Бросали конфетти, и флотский оркестр играл «Алоха Оэ», потом убрали трап с яркими разноцветными флажками, шумная толпа пассажиров хлынула к перилам помахать провожающим. Потом остался позади Форт-Армстронг, пароход проплыл мимо острова Сэнд и, огибая гряду рифов, взял курс в открытое море; взволнованные, суетящиеся пассажиры начали разбредаться по каютам, а Карен все еще стояла здесь.

Говорили, в древности на Гавайях существовало поверье, что, если снять с себя гирлянду цветов и бросить ее за борт, когда проплывешь мимо мыса Дайамонд, гирлянда предскажет, вернешься ты сюда когда-нибудь или нет. Поэт Дан Блендинг в свое время выжал из этой легенды несколько стихотворений, и они выжали из читателей немало слез; Карен была уверена, что не вернется сюда, но все же решила на всякий случай проверить легенду.

На ней было целых семь гирлянд. Самую нижнюю, из бумажных черно-красных цветов, преподнесли от полка – такие гирлянды дарили всем возвращающимся домой скофилдским краткосрочникам, – поверх нее было надето еще шесть гирлянд, причем каждая следующая была дороже предыдущей: гирлянда из гвоздик от офицерского клуба, потом гирлянда от жены майора Томпсона; от жены командира батальона, где раньше служил Хомс; из цветов имбиря – от жены подполковника Делберта; из цветов пикаки – от генерала Слейтера; седьмая, верхняя, была из белоснежных гардений – эту на прощание купил Хомс. Цветочный воротник из семи гирлянд закрывал ей плечи и доходил до висков.

Дейне-младший, едва пропала необходимость стоять у перил и махать отцу, побежал на корму, где в середине палубы была площадка для игры в «шафлборд», и затеял там возню с двумя мальчишками. Они кричали наперебой: «Ты – фишка!», «Нет, это ты фишка!» – и в подтверждение выпихивали друг друга на расчерченные скользкие квадраты. Свалиться в воду он оттуда не мог, она за него не волновалась, а то, что мальчики царапают площадку для «шафлборда», ее не касается – пусть за этим следят корабельные стюарды. На пароходе она, слава богу, будет избавлена хотя бы от части забот и портить себе настроение не собирается.

Пароход выходил вдоль гряды рифов в открытое море, и за кормой, словно поворачиваясь вокруг оси, выползал город: скопище улиц и переулков, прорезанное магистралями Форт-стрит и Нууану-авеню, напоминало издали муравейник, как, впрочем, напоминает его любой небольшой город, где все сосредоточено вокруг делового центра. Дальше, по склонам холмов, густой пестрой россыпью лепились дома пригородов, и солнечные зайчики весело перепрыгивали с одного окна на другое. Над всем этим неподвижно и мощно возвышались горы, покрытые тропической зеленью, она словно стекала с них языками вниз, грозя затопить улицы и дома, созданные кропотливым трудом человека. А между пароходом и берегом не было ничего – только воздух. Сверху донизу, от неба до воды, все заполнял воздух, и глазу открывался необъятный простор, какой видишь лишь на море или высоко-высоко в горах. Отсюда Гонолулу представал во всей своей красе.

Прямо перед собой она разглядела вдали бухту Кеуало, где стояли на рейде рыбацкие лодки и катера. Сейчас должен показаться парк Моана, а за ним – причал яхт-клуба. Потом будет Форт Де-Русси, потом Ваикики.

– Красиво, правда? – сказал рядом мужской голос.

Она обернулась – в нескольких шагах от нее, облокотившись о перила, грустно улыбался молодой подполковник ВВС. Еще раньше, когда пароход только отходил, она заметила его в толпе около себя, но, едва причал скрылся из виду и пассажиры начали расходиться, летчик куда-то ушел, возможно, решил пройтись по палубе, и она тотчас о нем забыла.

– Да. – Она улыбнулась. – Очень красиво.

– Таких красивых мест я, пожалуй, не видел больше нигде. И мне, конечно, очень повезло, что я здесь жил. – Молодой подполковник щелчком послал сигарету за борт и скрестил ноги – в этом движении была некая обреченность, так иногда пожимают плечами: мол, от судьбы не уйдешь.

– Да, я вас понимаю, – кивнула Карен. Удивительно, такой молодой, а уже подполковник. Хотя вообще в авиации это не редкость.

– А теперь вот откомандировали назад, в Вашингтон, – сказал подполковник.

– Как же это летчика отправили на пароходе? – улыбнулась она. – Казалось бы, вы должны лететь.

Он пренебрежительно постучал пальцем по своим орденским планкам, и она увидела, что у него на кителе нет авиационных «крылышек».

– Я не летчик, – виновато объяснил он. – Я по административной части.

Ей стало неловко, но она скрыла смущение.

– Все равно. Должны были отправить вас на самолете.

– Видите ли, есть такая штука – «первоочередность», – сказал он. – Никто не знает, что это такое и с чем это едят. Но первоочередность решает все. Да и, честно говоря, я с удовольствием плыву пароходом. На самолете меня укачивает, а на пароходе – нет! Позор!

Оба засмеялись.

– Чистая правда, клянусь вам, – с жаром сказал он. – Потому меня и забраковали. Говорят, что-то с вестибулярным аппаратом. – Он сказал это так, будто поведал ей трагедию всей своей жизни.

– Обидно, – посочувствовала она.

– C'est la guerre[49]49
  Война есть война (фр.)


[Закрыть]. Так что теперь я возвращаюсь в Вашингтон. Не знаю там ни одной живой души. Буду обеспечивать нашу победу оттуда. А на Гавайях я прослужил два с половиной года и всех знаю.

– У меня в Вашингтоне довольно много знакомых. Я могла бы дать вам потом кое-какие адреса, – предложила Карен.

– Вы серьезно?

– Вполне. Хотя, конечно, среди моих друзей нет ни сенаторов, ни президентов и с начальником генштаба они дружбу не водят.

– Дареному коню в зубы не смотрят, – сказал подполковник.

Оба снова засмеялись.

– Зато я гарантирую, что все они очень милые люди, – улыбнулась Карен. – Сама я, кстати, из Балтимора.

– Да что вы говорите! И сейчас едете тоже в Балтимор?

– Да. Мы с сыном пробудем там до конца войны.

– Плюс еще шесть месяцев, – подсказал подполковник. – Вы говорите, с сыном?

– Вон он там, видите? Самый большой.

– Да, настоящий мужчина.

– Вот именно. И уже продал душу Пойнту.

Молодой подполковник искоса поглядел на Карен, и ей подумалось, что последние ее слова, вероятно, прозвучали у нее слишком горько.

– Я вообще-то начинал резервистом, – сказал он.

И снова изучающе посмотрел на нее своими мальчишескими глазами, потом оторвался от перил и выпрямился. Карен поймала себя на том, что внимание молодого подполковника слегка ей льстит.

– Мы с вами еще, конечно, увидимся. Не забудьте про обещанные адреса. И между прочим, берег уже далеко, вы так все глаза проглядите. – Он вдруг замер и положил руки на перила. – Смотрите, «Ройял Гавайен»! Там у них замечательный коктейль-холл, я второго такого не видел, – грустно сказал он. – Вернули бы мне по десять центов с каждого доллара, который я там просадил. Миллионером я бы, конечно, не стал, но на покер хватило бы надолго.

Карен повернула голову и увидела среди прибрежной зелени знакомое розовое пятно. Именно его в первую очередь показывали ей все на палубе, когда их пароход приближался к Гонолулу. Это было два с половиной года назад. А рядом с «Ройялом» тускло белел отель «Моана». Но его, насколько она помнила, ей тогда не стремился показать никто.

Когда она повернулась, молодой подполковник уже ушел. Она была одна, только чуть поодаль у перил стояла невысокая хрупкая девушка в черном.

Карен Хомс – с любовью в ее жизни было покончено – почувствовала некоторое облегчение. И ей стало еще приятнее оттого, что молодой подполковник был с ней так галантен. По-прежнему глядя вперед, она следила, как из-за носа парохода медленно выступает мыс Дайамонд.

Если цветы понесет к берегу, ты сюда еще вернешься. А если гирлянда поплывет в открытое море – не вернешься никогда. Она бросит в воду все семь гирлянд – лучше так, чем хранить их и смотреть, как они уныло вянут и засыхают. Но потом она передумала. Она оставит себе ту бумажную, от полка, из черно-красных цветов. На память. Наверно, такая гирлянда лежит в солдатском сундучке каждого краткосрочника, который когда-либо служил в их полку и вернулся в Штаты. За последние десять месяцев солдатская душа открылась ей по-новому, она нашла в ней много родного и понятного.

– Как красиво, – сказала стоявшая поодаль девушка в черном.

– Да. – Карен улыбнулась. – Очень красиво.

Держась за перила, девушка вежливо подошла ближе. На ней не было ни одной гирлянды.

– Не хочется отсюда уезжать, – тихо сказала она.

– Да, – снова улыбнулась Карен, смиряясь с тем, что ее одиночество нарушено. На эту девушку она обратила внимание еще раньше. Может быть, кинозвезда, подумала она сейчас, глядя, с какой элегантной непринужденностью та держится: может быть, отдыхала на Гавайях и из-за войны не сумела уехать вовремя. Одета необыкновенно просто, с аскетической строгостью, но это скромное черное платье явно стоит немалых денег. И удивительно похожа на Хеди Ламар[50]50
  Ламар Хеди – известная американская киноактриса, снимавшаяся в Голливуде с конца 30-х годов.


[Закрыть].

– Никогда не подумаешь, что там война, – сказала девушка.

– Да, отсюда все выглядит так мирно, спокойно. – Карен украдкой скользнула глазами по ее драгоценностям: всего одно кольцо с жемчугом и жемчужное ожерелье ненавязчиво подчеркивали совершенную в своей простоте изысканность туалета. Жемчуг, судя по всему, натуральный, не выращенный. Такая безупречная простота достигается не просто. Когда-то Карен тоже занималась собой, но это было давно. Что бы так выглядеть, нужно либо иметь пару горничных, либо самой тратить массу времени и сил. И, глядя на это совершенство, она чувствовала себя чуть ли не замарашкой. Когда у женщины ребенок, она не может конкурировать с такими девушками.

– Отсюда даже видно, где я работала.

– Да? Где?

– Я могу вам показать, но, если вы этот дом не знаете, вы не разглядите.

– А где вы работали? – Карен располагающе улыбнулась.

– В компании «Америкэн Факторс». Личным секретарем президента компании. – Девушка повернулась к Карен, и улыбка мягко осветила ее нежное детское лицо, очень бледное, почти не тронутое солнцем, в рамке черных как смоль волос, разделенных на прямой пробор и падающих на плечи.

Лицо как у мадонны, восхищенно подумала Карен. Будто сошла с картины.

– Терять такое место, по-моему, обидно, – сказала она. – Это же прекрасная работа.

– Я… – Девушка запнулась, и на лицо мадонны набежала тень. – Да, работа прекрасная, – просто сказала она. – Но я не могла остаться.

– Извините. Это у меня случайно вырвалось, я совсем не хотела быть назойливой.

– Нет-нет, дело не в этом. – Девушка улыбнулась ей. – Понимаете, у меня седьмого декабря погиб жених.

– Ради бога, простите. – Карен была поражена.

Девушка снова ей улыбнулась:

– Потому я и уезжаю. Мы собирались через месяц пожениться. – Она повернулась и снова стала смотреть на удаляющийся берег, лицо ее было печально и задумчиво. – Я очень люблю Гавайи, но оставаться здесь я не могла, вы понимаете.

– Да, конечно. – Карен не знала, что сказать. Иногда поговоришь, и становится легче. Особенно если делишься горем с женщиной. Лучше всего дать ей выговориться.

– Его сюда перевели год назад. Я приехала позже и устроилась на работу – мне хотелось быть поближе к нему. Мы с ним откладывали почти все деньги. Хотели купить над Каймуки небольшой дом. Думали, сначала купим дом, а потом поженимся. Он рассчитывал прослужить здесь еще один срок или даже больше. Вы, конечно, понимаете, почему я не могла остаться.

– Боже мой, бедная девочка, – беспомощно пробормотала Карен.