Текст книги "Отныне и вовек"

Автор книги: Джеймс Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 65 страниц)

– Лично я, – твердо сказал Слейтер, – лично я верю, что нам это суждено судьбой. Но когда наступит тот день, мы должны полностью держать страну под контролем. Пока что ею правят крупные корпорации вроде «Форда», «Дженерал Моторс», «Ю.С.Стил» и «Стандард Ойл». И, обратите внимание, они достигают своей цели очень умело, они прикрываются знаменем все того же патернализма. Они добились феноменальной власти, и за очень короткий срок. Но сейчас главный девиз – консолидация. А корпорации не настолько сильны, чтобы эту консолидацию осуществить, даже если бы они действительно к ней стремились, а они и не стремятся. Только военные могут сплотить страну под единым централизованным контролем.

В сознании Хомса неожиданно возникла картина страны в паутине шестирядных автомагистралей.

– Война все поставит на свои места, – сказал он.

– Надеюсь, – кивнул Слейтер. – Корпорации – анахронизм. Они выполнили свою историческую миссию. Кроме того, они страдают одним опасным недугом, и, если его не излечить, он может стать смертельным.

– Что вы имеете в виду?

– То, что они сами боятся попасть под чью-то власть, хотя над ними никто не стоит. Они уже столько лет разводят свою патерналистскую пропаганду, что поверили в нее сами. Они верят в свою собственную версию сказки о Золушке, в ими же сочиненный наивный миф о нищем мальчике, который становится богачом. И, конечно, это налагает на них некоторые моральные обязательства сентиментального толка – они теперь должны играть роль доброго папочки, которую сами себе придумали.

– Постойте, – сказал Хомс. – Я что-то не совсем понимаю.

Слейтер поставил пустой стакан на пол и грустно улыбнулся Хомсу.

– С ними происходит то же самое, что со многими, слишком многими, старшими офицерами, про которых я уже говорил. Они все – анахронизм, остатки прежнего поколения, воспитанного в викторианскую эпоху.

Люди, контролирующие корпорации, и наши старшие офицеры, в сущности, очень похожи, понимаете? И те и другие пускают в ход новое оружие общества – страх, который они же сами помогли воспитать, но и те и другие по моральным соображениям не склонны применять его в полную силу. Это своего рода пережиток викторианской морали и дышащей на ладан британской школы патерналистского империализма, той самой школы, которая запрещала истязать туземцев в колониях до смерти, если рядом не было миссионера и некому было дать им последнее причастие.

Плечи Хомса заходили от смеха.

– Но это же глупо!

Джейк Делберт кашлянул и поставил свой стакан на стол.

– Конечно, глупо, – кивнул Слейтер. – Логически это абсурд. Но все наши крупные промышленники и большинство наших нынешних офицеров по-прежнему играют эту роль. Все ту же роль заботливого папочки в духе британского империализма. И вы сами видите, как это ослабляет их власть и контроль над подчиненными.

Страх перед обществом – самый действенный залог власти из всех существующих. По сути, единственный ее залог, так как машины уничтожили потенциально положительный кодекс. И тем не менее они безалаберно растрачивают мощь этого оружия, направляя его на самые идиотские мелочи, например пламенно доказывают нежелательность потери девственности до брака, хотя эта проблема давным-давно никого не волнует. Ведь это все равно, что тушить окурок из брандспойта.

Хомс просто зашелся от смеха, это было похоже на припадок. Потом он вдруг снова подумал о своей жене, и смех его тотчас оборвался, не оставив после себя ничего, кроме ошеломляющего изумления перед неоспоримостью рассуждении Сэма Слейтера.

– Это не смешно, – улыбнулся Слейтер. – Их лживая абсурдная мораль наносит гораздо больший ущерб в других областях. Когда они направляют свое оружие на действительно важные проблемы, требующие немедленного решения, как, например, вступать нам в войну или нет, то из-за противоборствующих сантиментов общественного мнения (скажем, патриотизм, с одной стороны, и желание сохранить мир – с другой) проблема теряет реальные очертания, расплывается, сама себя нейтрализует, и в результате мы со всей нашей индустриальной мощью должны сидеть и ждать у моря погоды (когда все знают, что война неизбежна), пока кто-нибудь на нас не нападет и не заставит воевать, и в конечном счете мы же останемся в дураках.

– Это хуже, чем абсурд, – гневно сказал Хомс. – Это… – Он не мог найти слово.

Слейтер пожал плечами.

– Меня от этого просто трясет! – сказал Хомс.

Джейк Делберт снова кашлянул.

– Господа… господа. – Он рывком поднялся на ноги. – Э… У вас пустые стаканы, господа. Вам не кажется, что пора снова выпить? Джеф еще не вернулся. Я… э-э… буду за хозяина. Вы не против?

Никто не засмеялся.

– Мы собрались повеселиться, господа, – настойчиво улыбался Джейк, – это же не дебаты, знаете ли. А? Вам не кажется, что, пожалуй, нам… может быть… стоит… э-э… – Оба смотрели на него пустыми глазами, и Джейк, постепенно умолкнув, как патефон, у которого кончился завод, замер в напряженном молчании.

– Я хочу выпить, – после паузы безнадежно сказал Джейк.

В улыбке Слейтера сквозило откровенное презрение, и Джейк почувствовал, что у него свело горло от непонятного страха.

– Конечно, Джейк, – сочувственно сказал Слейтер. – Давайте выпьем еще по одной. Давайте все выпьем.

– Я одного только не понимаю, – неожиданно заговорил Хомс. – Отчего они все так боятся? Я, например, не боюсь. По крайней мере правды. – И он был сейчас искренен. Он хорошенько покопался в себе и не нашел страха.

Слейтер пожал плечами:

– Влияние среды, вероятно. Психологически это своего рода субъективная ассоциация, отождествление себя с конкретным внешним объектом. Некоторые не могут стрелять в птиц, потому что мысленно ставят себя на их место. Это то асе самое.

– Но это же глупо, – возмутился Хомс.

– Господа, – упрямо вмешался Джейк Делберт. – Господа, я вам уже налил.

– Спасибо, Джейк, – сочувственно поблагодарил Слейтер. В его сочувствии всегда есть что-то зловещее, подумалось Джейку. – Конечно, глупо. – Слейтер повернулся к Хомсу. – Никто не говорит, что это умно. И тем не менее они боятся.

– Да, кстати, – громко вмешался Джейк Делберт. А пошли они к черту! Кто они такие в конце концов? – Скажите-ка, Динамит, как у вас дела с тем новеньким? Как его… Пруит, кажется? Вы уже убедили его, что он должен выступать?

– Кто? – Хомс удивленно поднял глаза. Его сбросила с заоблачных вершин чистой абстракции вниз, в мутное болото конкретного. – А-а, Пруит? Нет, пока нет. Но мои ребята сейчас им занимаются.

– Проводят профилактику? – поинтересовался Слейтер.

– Да, – неохотно ответил Хомс.

– Это прекрасное подтверждение моей теории. Как долго, по-вашему, мы смогли бы держать армию в узде, если бы у нас не было сержантов, которые так боятся нашей касты, что готовы тиранить свою собственную?

– Наверно, не очень долго, – согласился Хомс.

– Секрет в том, чтобы заставить каждую касту бояться стоящих на ступеньку выше и презирать стоящих на ступеньку ниже. Вы очень разумно поступили, что заставили этим заниматься сержантов, а не взялись сами. Потому что так даже сержанты будут яснее себе представлять, какая пропасть отделяет рядовых от офицеров.

– Но это что-нибудь дало? – Джейк настойчиво возвращал разговор к конкретному, уводил его прочь от сатанинской теории молодого Слейтера. – В этом году товарищеские ротные не в августе, а в июне. Вы должны успеть уломать его, а времени у вас меньше, чем в прошлом году. Он ведь, кажется, до сих пор упрямится?

– Я же сказал, что да, – с досадой ответил Хомс, внезапно осознав, что он опять всего лишь капитан. – Но я все это и сам учел. Я знаю, что я делаю. Поверьте мне, сэр.

– Конечно, я вам верю, голубчик, – понимающе кивнул Джейк. Он снова был в своей стихии. И даже рискнул с намеком посмотреть на Слейтера. – Но не забывайте, дорогой, что этот солдат, судя по всему, большевик, настоящий смутьян. Такие, знаете ли, отличаются от общей массы. Я сам твердо убежден, что солдат надо направлять, но большевиков необходимо переламывать. Это единственный способ с ними справиться. И вы не имеете права позволить им одержать над собой верх, иначе потеряете престиж в роте, и все тут же захотят сесть вам на голову.

– Это верно, – вмешался Слейтер. – Если вы открыли свои карты, вы должны довести дело до конца. И не потому, что цель так уж важна. Важно то огромное влияние, которое это окажет на солдат.

– Я пока еще свои карты не открывал. – Хомс почувствовал, что его приперли к стенке. – Сержанты взялись за него в общем-то сами, без моей подсказки. – Он тотчас понял, что загнал себя в ловушку. – Как я и задумал, – добавил он.

– Вот оно что. – Джейк усмехнулся. Теперь его было не провести. Эти молодые пустозвоны все одинаковы, все они смотрят в рот штабному начальству; разводить теории легко, но ты поди примени свои теории на практике, тогда и поговорим. – А вы не боитесь, что солдаты подумают, будто вы уклоняетесь от ответственности?

– Нет. – Хомс понимал, чем это может для него обернуться. – Нисколько. Я просто пытаюсь добиться своего через сержантов, сделать все их руками. Именно так, как говорил генерал. – Он кивнул на Слейтера.

– Я бы не слишком на них полагался, – сказал Джейк. – Если вы не уломаете его в ближайшее же время и не успеете ввести в хорошую форму, вам от него будет мало толку. Вы согласны?

– Да, конечно. Но я наметил выпустить его на зимнем чемпионате, а не на товарищеских, – и Хомс улыбнулся с долей снисходительности, чувствуя, что этот раунд он выиграл.

– Да, но если он отвертится от товарищеских, – не отступал Джейк, – он тем самым все равно посадит вас в лужу и подорвет ваш авторитет. А это не годится. Так ведь? – Он повернулся к Слейтеру: – Я прав?

Слейтер внимательно посмотрел на него и ответил не сразу. Он все это время сидел молча и наблюдал за ними, зная, что они борются между собой за его одобрение. Это ему было приятно. На стороне Джейка, конечно, все преимущества его звания, но Джейк – трус и последователь старой патерналистской школы, которой Слейтер и его поколение рано или поздно неизбежно дадут бой. А молодой Хомс ему нравился.

– Да, – наконец сказал он. – Вы правы. Главное, – он перевел взгляд на Хомса, – чтобы вы как офицер не позволили возникнуть даже тени подозрения, что солдат заставил вас отступиться. Что касается бокса, то сам по себе он здесь не имеет значения, – добавил Слейтер, глядя на Джейка.

Джейк предпочел пропустить последнюю фразу мимо ушей. Перевес был временно на его стороне, к тому же ему удалось сменить тему: пока достаточно и этого. Но он был взбешен уже тем, что ему, подполковнику, пришлось сражаться с Хомсом.

– Если в ближайшее время он не выйдет на ринг, – холодно сказал он Хомсу, – вы обязаны его сломить. Другого пути нет. Спустите с него хоть семь шкур, но по крайней мере к зиме, к чемпионату, он должен быть у вас как шелковый.

– Понимаю, – с сомнением сказал Хомс. В шпильке, отпущенной генералом насчет бокса, он уловил поддержку, но был не до конца уверен, что для наступления у него достаточно крепкие тылы. – Только, думаю, мы так ничего не добьемся, – все же отважился рискнуть он. – Я сомневаюсь, что этого солдата можно сломить.

– Ха! – Джейк посмотрел на генерала. – Конечно, можно.

– Сломить можно любого солдата, – холодно заметил Слейтер. – Вы же офицер.

– Совершенно верно, – веско сказал Джейк. – В свое время я служил здесь же, в Скофилде, и был капитаном, а Джон Дилинджер[23]23
  Дилинджер Джон (1902—1934) – открыто заявил свой протест против бесчеловечного обращения с солдатами в армии США, публично поклялся отомстить государству и стал на путь разбоя и грабежа; после нескольких ограблений банков был убит агентами ФБР.


[Закрыть] был рядовым. Вот уж, казалось бы, кого нельзя сломить, хоть тресни. Ничего, обломали как миленького. И не где-нибудь, а прямо здесь, в гарнизонной тюрьме, ей-богу. Он, поверите ли, чуть не весь свой контракт отслужил в тюрьме, – в голосе Джейка звучало негодование. – Тогда-то он и поклялся, что отомстит Соединенным Штатам, даже если это будет ему стоить жизни.

– Судя по вашему рассказу, мне не кажется, что его сломили, – Хомс теперь не мог отступать. – А по тому, как он действовал, когда отсюда выбрался, я бы сказал, что его вообще не удалось сломить.

– Еще как сломили, – возразил Джейк. – Джон Эдгар Гувер и его мальчики свое дело знают. В тот вечер в Чикаго они сломили его раз и навсегда. Так же, как Красавчика Флойда и всю их братию.

– Они его убили, – заметил Хомс. – Но не сломили.

– Это одно и то же, – возмутился Джейк. – Какая разница?

– Не знаю. – Хомс решил сдаться. – Наверно, никакой.

Но он понимал, что разница есть. И голос выдавал его.

– Нет, – сказал Слейтер. – Джейк не прав. Разница очень большая. Дилинджера не сломили. Отдайте ему должное, Джейк, почему не быть честным до конца?

Джейк густо покраснел.

– Вам этого не понять. – Слейтер подчеркнул слово «вам». – Но я Дилинджера понять могу. И думаю, ваш Динамит тоже.

Джейк, весь красный, опустился в кресло, поднес к губам стакан и отхлебнул, а Слейтер продолжал пристально и без всякой жалости смотреть на него.

– Но главное, что его все же убили, как всегда убивают таких, как он. Дилинджер был индивидуалист – это единственное, что его погубило, и вам этого не понять, Джейк. Но именно поэтому его и убили. От закона не уйдешь, понимаете? – Он усмехнулся.

– Капитан, – сдавленно сказал Джейк. – Пока еще есть время подготовить Пруита к товарищеским, но если он не перестанет дурить, я вам настоятельно рекомендую с ним не цацкаться и применить все ваши дисциплинарные права.

– Я так и собирался, сэр. Просто надеялся, что это не понадобится. – Хомсу было сейчас даже немного жалко старикашку.

– Понадобится, – жестко сказал Джейк. – Можете мне поверить. И это приказ, капитан. – Он откинулся в кресле.

Но Хомса это ничуть не встревожило. Погоны полкового майора, на которые он давно целился, были ерундой по сравнению с возможной должностью в штабе бригады. И даже если с должностью не выйдет, Делберт все равно ничего ему не сделает, пока он на виду у Слейтера.

– Главное, – Сэм Слейтер вступил в их разговор, как учитель фехтования, воспользовавшийся паузой в тренировочном бою своих питомцев, чтобы дать им еще несколько советов, – главное – за мелочами не забывать о логике. Вы же не допустите, чтобы один упрямый мул застопорил весь вьючный обоз и помешал доставить боеприпасы на хребет Вайанайе? Если вы не сумеете заставить его сдвинуться с места, вы просто столкнете его в обрыв, не так ли?

– Нет, – сказал Хомс. – То есть да.

– А больше ничего и не требуется.

– Вот, значит, что. Понятно, – нервно сказал Хомс. – Значит, нужно думать о большинстве и о конечной цели? И в интересах главной цели, вероятно, нужно быть даже жестоким? Суть в этом?

– Совершенно верно, – с удовольствием подтвердил Слейтер, и, как ни странно, в нем на миг проглянуло что-то женское. – Любой, в чьих руках власть, должен быть жестоким.

– Ясно. – У Хомса неожиданно возникло ощущение, будто его лишили невинности. Наверно, так чувствуют себя соблазненные девушки.

– Вы быстро схватываете, – похвалил его Слейтер.

После этого Джейк больше не пытался сменить тему. Слейтер опять вернулся к своей теории и говорил теперь чуть ли не захлебываясь. Они с Хомсом все еще разговаривали, когда вошли два полковых майора и, в должной степени пораженные присутствием генерала, начали с опаской слоняться по комнате, мечтая пропустить для храбрости по стаканчику, а как только убедились, что их по-прежнему не замечают, с опаской подобрались к столу и выпили.

Штаб-сержант Джеферсон привез женщин, а они все еще продолжали говорить. Говорили и говорили. Хомс слушал с неослабевающим вниманием, теперь он понимал, что из-за Пруита попал в такое положение, когда нельзя больше оставаться в стороне, он должен либо довести дело до конца, либо сдаться. Слейтер развивал эту мысль с внушающей доверие убежденностью – с ним самим однажды случилось нечто подобное, – и глаза его поблескивали.

Усевшиеся к ним на колени два мясистых женских экземпляра пили и озадаченно слушали. Джейк и оба майора давно плюнули на все это и отправились в другие комнаты заниматься тем делом, ради которого пришли.

Но Хомс забыл, зачем он здесь. Этот разговор приоткрывал ему новые, необозримые горизонты. Он теперь ясно видел многое, о чем раньше даже не догадывался. И он напряженно, сосредоточенно вглядывался в мелькавшие перед ним картины, успевая выхватить только отдельные детали, потому что облака снова все заволакивали; но тут же возникали новые картины, и у него не пропадала надежда, что, может быть, он разглядит их целиком.

– Разум, – говорил Слейтер, – величайшее из всех достижений человечества. Но относятся к нему самым пренебрежительным образом и применяют крайне редко. Неудивительно, что умные, тонкие люди становятся озлобленными циниками.

– Я всегда это чувствовал, – возбужденно сказал Хомс. – Я всю жизнь об этом догадывался. Только смутно.

– Все упирается в боязнь. Боязнь – ключ ко всему. Когда научишься определять степень боязни – а боязнь есть у любого, – ты можешь безошибочно предсказать, насколько человеку можно доверять и до какого предела можно его использовать. Следующий шаг, конечно, это стимулирование боязни искусственно. Она заложена в человеке, ее надо только пробудить и укрепить. Чем сильнее боязнь, тем сильнее контроль.

– Котик, что такое бой-азь? – спросила японка, сидевшая рядом со Слейтером на подлокотнике его кресла.

– Страх. – Слейтер улыбнулся.

– А-а. – Она озадаченно поглядела на свою напарницу.

– Слушайте, мальчики, чего это с вами? – спросила китаянка, сидевшая на коленях у Хомса.

– С нами? Ничего, – ответил Слейтер.

– Может, мы вам не нравимся? – спросила японка.

– Ну почему же? Вы очень славные девочки.

– Ты на меня сердишься? – спросила Хомса китаянка.

– За что мне на тебя сердиться?

– А я знаю? Может, я что не так сделала?

– Пошли, Айрис, – сказала японка. – Ну их к черту. Пойдем найдем того седого, толстенького. Он с Беулой. Может, там будет повеселее.

Айрис встала.

– Я тебя ничем не обидела? – заискивающе спросила она Хомса.

– Да нет же!

– Вот видите? – улыбнулся Слейтер, когда они ушли. – Теперь понимаете, что я имел в виду, когда говорил про боязнь?

Хомс рассмеялся.

– Знаете, – продолжал Слейтер, – я тысячу раз пытался объяснить это Джейку. Я это ему втолковываю с того дня, как сюда приехал. Джейк – человек весьма способный. Если бы он еще умел эти свои способности применить.

– Но он довольно стар, – осторожно сказал Хомс.

– Слишком стар. Вот уж кто действительно блуждает в потемках. А казалось бы, человек с его опытом и выучкой должен уловить дух времени. Но он не улавливает, он все еще боится. Джейк Делберт – трус и такой ханжа, что скорее готов всю жизнь верить в сентиментальную чушь, которую он пишет в своих обращениях к полку, чем попытаться помочь человечеству. А когда все это морализирование подступает ему к горлу, он облегчается с помощью таких вот мальчишников.

Вы не подумайте, что я не терплю подобных людей. Они мне вполне симпатичны, и я к ним прекрасно отношусь. Когда они на своем месте. Но посвящать им дело всей жизни нельзя. Иначе скатишься на дно. Человек должен верить в нечто большее, чем он сам.

– Именно, – горячо сказал Хомс. – Именно в нечто большее, чем он сам. Только где это большее в наше время найти?

– Нигде. Только в разуме. Знаете, Динамит, в капитанах вы уже пересидели, но в майоры вам еще рановато. В вашем возрасте я сам был всего лишь майором. И я тогда еще даже не начал постигать новую логику времени. Если бы не один умный человек, который стал меня продвигать, я бы и по сей день ходил в майорах и был бы Джейком Делбертом номер два.

– Но вы несколько другой случай, – заметил Хомс. – Когда вам объяснили, вы сами захотели прислушаться к голосу разума.

– Именно так. И мы сегодня должны выдвигать людей, которые способны усвоить эту теорию применительно к нашей профессии. А очень скоро их понадобится еще больше. И перед ними открываются совершенно безграничные возможности.

– Звание меня не волнует, – сказал Хомс. Он говорил это и раньше, он помнил, но сейчас это была правда, он говорил искренне. – Меня волнует только, как найти по-настоящему прочную почву, крепкий фундамент, который мыслящий человек мог бы взять за основу, как найти железную логику, которая не подведет. Дайте мне это, а звание пусть катится к черту.

– Точно так же рассуждал и я. – Слейтер еле заметно улыбнулся. – Знаете, человек вашего типа мне бы пригодился. Бог свидетель, у меня в штабе достаточно идиотов. Мне нужен хотя бы один толковый работник. Вы бы хотели перевестись в бригаду и работать у меня?

– Если вы действительно считаете, что я справлюсь. – Хомс скромно потупился. Интересно, что на это скажет Карен? Ха! Будь ее воля, он бы никогда не попал ни на один из этих мальчишников. И что бы тогда его ждало? Он представил себе, какая рожа будет у Джейка Делберта.

– Что значит, если справитесь? Ерунда! Короче, если хотите, считайте, что я вас взял. Я займусь этим завтра же. Понимаете, – продолжал Слейтер, – вся эта история с вашим Пруитом важна лишь в том плане, в каком она касается вас лично. Боксерская команда и даже ваш престиж тут ни при чем. Суть в другом – для вас это лишь разбег, проверка и воспитание характера.

– Мне это раньше не приходило в голову.

– Я думаю, пока вы не развяжетесь с этой историей, вам не стоит переводиться. В ваших же собственных интересах, понимаете? А когда развяжетесь и переведетесь, то сможете послать весь этот дурацкий бокс к чертовой матери. Мы найдем вашей энергии более достойное применение.

– Да, наверно, так и надо. – Хомс не был уверен, что ему хочется рвать с боксом.

– Что ж, – Слейтер улыбнулся и встал. – Я, пожалуй, еще выпью. Думаю, мы с вами наговорились. Теряем драгоценное время, а? Пойду-ка поищу этих дурех.

Он шагнул к столу за сифоном, и от философа не осталось и следа, как будто нажали кнопку и часть его мыслительной системы отключилась.

Капитан Хомс был поражен, а потом даже испугался. Забыть все это было не так-то легко. Ведь перед ним только что возник образ некоей новой силы, которая создаст новый, совершенно иной мир, мир, наделенный реальным смыслом, опирающимся на логику, а не примитивным смыслом проповедей моралистов. И этот смысл пробьет себе дорогу не в теории, а на практике, потому что его опора – реальная сила. Сила удивительно гуманная, обладающая великими потенциальными возможностями творить великое добро и поднять человечество на новые вершины, несмотря на свойственные людям тупое упрямство и инертность. Сила, трагичная в своей гуманности, потому что ее никогда не поймут массы, желающие только заниматься блудом и набивать себе животы. Сила, которую оправдает лишь суд истории, потому что судьбы великих людей и великих идей всегда трагичны. У него все свело внутри от забытого со времен детства непреодолимого желания беспричинно заорать во все горло. Как мог Слейтер с такой легкостью нажать кнопку и все это отсечь?

А потом он внезапно понял, что сомневается – вот те на! Только что услышал и уже сомневается. И он испугался еще больше. Остается ли логика логикой, если в ней можно усомниться?

Слейтер знает все это давно, он к этому привык, и понятно, что он может себя отключать. А тебе это в новинку, вот и все. И в тебе еще жива старая привычка сомневаться. Вот и все. Интересно, а Слейтер хоть немного сомневался, когда услышал об этом в первый раз? Конечно, сомневался, ответил он себе. Но почему-то сам в это не поверил. А что, если Слейтер с самого начала не сомневался? Что тогда? Он даже подумал, не спросить ли Слейтера, сомневался тот или нет, но сердце у него предостерегающе екнуло, и не просто от страха – от ужаса, что такой вопрос сразу выдаст его недоверие.

Он сомневается не в логике, вдруг понял он, он сомневается в себе. Он сомневается в своей способности перестать сомневаться. Может быть, Слейтер в нем ошибся?

Но если Слейтер не прав, значит, логика Слейтера уязвима, ведь так? Капитан Хомс почувствовал, как к нему снова возвращается знакомое ощущение разверзающейся бездны, почувствовал, как земля снова уходит у него из-под ног.

Что было бы, если бы его жена не отказалась приготовить ужин и не ушла на свидание к своему богатому любовнику?

Что было бы, если бы Джейк Делберт предупредил заранее, что вечером с ними будет генерал, и у него хватило бы времени испугаться?

Что было бы, если бы Сэм Слейтер не подпустил Джейку шпильку?

Капитан Хомс с неожиданной ясностью понял, что в этом случае он был бы сейчас другим человеком и все бы у него сложилось совершенно иначе. И когда Слейтер протянул ему стакан с новой порцией виски, рука капитана задрожала.

– Пошли. – Слейтер улыбнулся. – Они все тут рядом, в той комнате.

– Да, да. Конечно. – И Хомс пошел за ним, всем сердцем надеясь, что Слейтер ничего не заметил. Будет ли Слейтер помнить все это и завтра? Неужели потрясший устои мира разговор на самом деле потряс лишь какого-то никому не известного капитана Хомса? И почему земля под ногами никак не хочет замереть, почему она так и норовит куда-то ускользнуть?

Он смотрел на людей в комнате: на развалившегося поперек кровати подполковника со стаканом в руке, на женщину, пьющую с ним, на двух майоров, на штаб-сержанта Джеферсона, обходящего компанию с новым подносом, на Слейтера, с ухмылкой выбирающего себе женщину, на женщину, которую выбрал он сам. Он не знал их; он никого из них не знал и чувствовал сейчас то же, что чувствует человек, который высунулся из окна небоскреба и скользит взглядом вниз вдоль постепенно сходящей на нет, исчезающей из виду стены, туда, где красивые игрушечные машинки жужжат и ползают по улице, как жучки, и надо скорее втянуть голову обратно. Или прыгнуть.

Нет, Хомс, остановись. Ты знаешь эту дорогу, она ведет в тупик, она привела тебя сюда. Главное – верить. Ты должен верить. У тебя должна быть вера. Это и есть ответ. Единственный.

И потому он смотрел на Слейтера и верил. Он смотрел на резвящегося Сэма Слейтера из Шебойгана, как женщина с испугом и все еще с надеждой смотрит на лежащего рядом мужчину, которому она позволила соблазнить себя, которому отдала свою чистоту, а он повернулся на бок и захрапел. Он понимал, что за всем этим должна стоять какая-то логика. Не может же все это быть только прихотью случая.

Завтра он купит в гарнизонном магазине тот новый миксер, о котором она говорила, и, когда она придет домой, миксер будет стоять на кухонном столе. Она увидит его, как только откроет дверь. И тогда она поймет.

Он поднялся на ноги, лишь слегка пошатнувшись, и пошел за толстой китаянкой в дальнюю комнату.