Текст книги "Звёзды в их руках"

Автор книги: Джеймс Бенджамин Блиш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Эва вскочила на ноги в яростном порыве. Ее пальцы схватили его за бороду и довольно болезненно развернули голову Хелмута в прежнее положение.

– Ах, ты мужичонка-пошляк! – произнесла она низким хриплым голосом. Как ты мог услышать все это и так мало понять. БАБЫ, не так ли? И ты считаешь, что я пробралась сюда, полная покорности, чтобы разрешить наши чисто технические проблемы в постели!

Он своей рукой сжал ее кисть и отодвинул девушку от себя.

– А что же еще? – поинтересовался Хелмут, пытаясь представить, как можно себя чувствовать достаточно разумным, поработав с Мостом хотя бы в течение пяти минут. – Никому из нас не надо прибегать к играм и предлогам. Мы здесь. Мы изолированы, мы все отобраны, именно потому что среди всего прочего, мы совершенно не в состоянии создать постоянные эмоциональные связи. Но мы в состоянии вступить в какие-то недолговечные союзы. Никому из нас не нужно притворяться, что наши жизненные условия сохранят нас от тюрьмы в Бостоне или что они не должны включать в себя любые, нормальные для Земли, привычки.

Она ничего не ответила. Спустя какое-то время Хелмут мягко спросил:

– Разве это не так?

– Конечно же не так, – ответила Эва. Она нахмурившись смотрела на него и у него создалось абсурдное впечатление, что она его жалела. – Если мы действительно не способны были создать какие-то постоянные связи, нас бы никогда не выбрали. Такой настрой ума сродни психическому расстройству. Это против выживания – от и до. Нас сделала такими психообработка. Разве ты не знал?

Хелмут не знал. А если и знал, то точно также прошел психообработку, чтобы забыть об этом. Он лишь крепче сжал подлокотники кресла.

– Так или иначе, – ответил он, – мы такие, какие мы есть.

– Да, это так. Что к делу, однако, не имеет никакого отношения.

– Неужели? Ты что же, думаешь, я настолько глуп? МЕНЯ не волнует, решила ли ты или нет иметь здесь ребенка, если только ты в действительно сознаешь, что говоришь.

Похоже, Эву била дрожь.

– Значит, тебя действительно это не волнует? Мое решение ничего для тебя не значит?

– Что ж, если бы я любил детей, – мне оставалось бы только пожалеть ребенка. Но, в действительности – я просто их не переношу. И если в этом тоже повинна психообработка, то я ничего с этим не могу поделать. Короче, Эва, – ты можешь иметь столько детей, сколько тебе захочется, а для меня ты ПО-ПРЕЖНЕМУ останешься самым плохим оператором на Мосту.

– Я это запомню, – произнесла она. Сейчас она казалась высеченной из спрессованного льда. – Но я кое-что тебе скажу, чтобы ты тоже подумал, Роберт Хелмут. Я оставлю тебя здесь на постели перед твоей ценной книжонкой... Что для тебя значит мадам Бовари, трусливая ты черепаха?.. Чтобы ты подумал о человеке, который считает, что ребенок всегда должен рождаться в теплой колыбельке. Человеке, который считает, что люди должны тесниться в теплых мирах или иначе они не выживут. Человеке без ушей, глаз, и едва ли с полноценной головой на плечах. Человеке, орущем в ужасе: "Мама! МАМОЧКА!" все звездные ночи и дни напролет!

– Все это вполне годится для диагноза!

– И для навешивания ярлыков! Удачной смены, Боб. Намотай свое тепленькое шерстяное покрывало вокруг своих мозгов. Вдруг какой-то маленький сквознячок разумности сможет заползти внутрь и нарушить твою... эффективность!

Дверь захлопнулась за ней. Без всякого предупреждения миллионы фунтов усталости обрушились на шею Хелмута, и он, всхлипнув, рухнул обратно в кресло для чтения. Его борода ныла, а Юпитеры расцветали и расплывались перед его закрытыми глазами. Он попытался побороться хотя бы раз, но мгновенно уснул. И сразу же очутился в объятиях сна. Как всегда тот начался с эпизодов, достаточно реалистичных, чтобы они могли быть документальными кадрами какого-то фильма. За исключением какого-то напряжения и особого смысла, которым было наполнено каждое слово или малейшее движение.

Погружение первого кессона Моста. В действительности это происходило чрезвычайно трагично. Работа требовала достаточной точности размещения, для чего в свою очередь требовались пилотируемые корабли, способные войти в атмосферу Юпитера. Эскадра из двадцати самых мощных из когда-либо построенных кораблей, вместе с пятимиллионнотонным астероидом, подобранным и доставленным сюда в огромной авоське.

Четырежды эскадра исчезала под слоем несущихся облаков. Четырежды напряженные голоса пилотов и инженеров звенели в ушах Хелмута и он что-то шептал в ответ, пытаясь направлять их движение, насколько он мог разглядеть корабли сквозь соперничающие облака Юпитера-5. Четыре раза раздавались бесполезные приказы, а затем – звуки лопающихся кабелей и крики людей на фоне бесконечного воя юпитерианского неба.

Вся эта операция стоила девяти кораблей и жизней двухсот тридцати одного человека. Чтобы доставить один из астероидов, обработанных в космосе, и разместить его в колеблющейся грязи, которую представляла из себя поверхность Юпитера. Пока этого не сделали, Мост был не более, чем мечтой. Большое Красное Пятно показало астрономам, что некоторые структуры на Юпитере могли существовать довольно долгое время. Достаточно долгое, по крайней мере, чтобы его могли разглядеть многие поколения человеческих существ. Но с той же долей вероятности известно, что по-настоящему ничто на Юпитере не являлось постоянным. У планеты даже не существовало "поверхности" в обычном понимании этого слова. Вместо того, дно атмосферы более или менее равномерно переходило в слякоть, образованную высоким давлением, которая, в свою очередь, сгущалась с глубиной и преобразовывалась в прессованный лед. И не существовало определенной точки на том пути внутри планеты в виде четкой границы между одним слоем и другим. Исключение составляли редкие места, где часть внутренней, более "твердой" среды выходила наверх за пределы ее обычного уровня, чтобы сформировать континентальные плиты, которые могли просуществовать два года, а то и две сотни лет. И именно на одном из этих огромных выступающих ледяных ребер, корабли и пытались разместить астероид. И после четырех попыток, это им удалось.

Хелмут участвовал в управлении всеми пятью попытками, включая и одну удачную, со своего пульта на Юпитере-5. Но во сне он находился не в контрольном центре, а в рубке одного из кораблей, которому не суждено было вернуться...

Затем, без всякого перехода, прерывности, он вдруг очутился на самом Мосту. Не in absentia [в отсутствие (лат.)], как оператор "жука", а собственной персоной, в машиноподобном скафандре, детали которого ему не удавалось разглядеть. Большие умники открыли антигравитацию и четыре добровольца вызвались для несения вахты на Мосте. И Хелмут среди них.

Потом, вспоминая сон, он никак не мог понять, почему вызвался сам. Похоже, этого казалось само собой разумеющимся с его стороны. И он ничего не мог с этим поделать, хотя и знал с самого начала, чем все закончится. Он принадлежал Мосту, хотя и ненавидел его. Ему с самого начала было суждено туда отправиться.

И что-то там случилось... не так... с антигравитацией. Большие умники попросили добровольцев обратно, прежде чем завершились исследовательские работы. Генерируемые антигравитационные поля оказались слабы, да и в самой теории существовал какой-то значительный изъян. Генераторы ломались вскоре после начала работы. Сгорали, совершенно непредсказуемо, иногда спустя только мгновения после вполне положительного тестирования. На Юпитере машины горели. Горели при температуре, которая в момент могла превратить Хелмута в ледышку.

Именно тому же и суждено было случиться с антигравитационным костюмом Хелмута. Он скрючился внутри него над кипящим морем, а вокруг метались облака из едких кристаллов, трепавших наружную оболочку скафандра, защищавшую его. И Хелмут знал, что его вес неожиданно станет в три раза больше обычного, а давление на его тело возрастет с шестнадцати фунтов на квадратный дюйм до пятнадцати миллионов. Что воздух вокруг сделается жгучим от яда и Юпитер обрушит на него весь свой вес.

Он знал, что тогда с ним произойдет.

И это произошло.

Хелмут встретил "утро" на Юпитере-5 своим обычным криком.

КНИГА ТРЕТЬЯ

АНТРАКТ. ВАШИНГТОН

Неспециалист, "практичный" человек, человек c улицы

может спросить: А какая мне от этого польза? Ответ

самый положительный. Наша жизнь полностью зависит от

установившихся социальных доктрин, этики, политической

экономии, правительственной системы, юриспруденции,

медицины и т.д. Это воздействует на любого, сознательно

либо подсознательно. И прежде всего на человека с

улицы, так как он наиболее беззащитен.

Альфред Корзибски

4 января 2020 г.

Дорогой Сеппи;

Почему – известно лишь одному Господу, но все же я отправляю это тебе. Быть может, лучше послать мое письмо с надежным курьером или оставить где-нибудь в архивах. Может – действительно, запихать куда-нибудь подальше? Например, в архивы Объединенной Комиссии. Ведь если сегодня кто-либо и хочет как-то выразить свое отношение к происходящему, то, во всяком случае, никогда не записывает это на бумаге. А если и поступает так, то потом ее сжигает. Или съедает. В виде не совсем удачного компромисса, я вкладываю сие послание в архив моих личных бумаг. Там оно будет найдено, открыто и послано тебе только после того, как я буду уже вне досягаемости всякого рода репрессий.

Звучит не так уж и зловеще, как может показаться, когда я перечитываю эти строки. К тому времени, когда ты получишь письмо, многие детали того, что я замыслил, должны до тебя дойти. И не только через обычную трескотню прессы, но и через словесные признания. Думаю, к этому времени, ты уже выработаешь рациональное объяснение моему поведению с момента переизбрания. По крайней мере, надеюсь, что ты уже понимаешь, почему я занялся таким монструозным проектом, как Мост, не вняв твоему очень хорошему совету.

Все это – лишь дым над водой (или эфир над Мостом, если вспомнить отношение Дирака к эфиру в его время. Как я узнал о таких вещах? Через мгновение поймешь.) Я не собираюсь пересказывать сейчас все. Я лишь хочу, чтобы это письмо, сослужило роль маяка для тебя. Я хочу изложить, как сработала предложенная тобой исследовательская система.

Несмотря на мое кажущееся безразличие к твоему совету, мы ему последовали, и весьма точно. Особый интерес я проявил к твоей подсказке, упоминавшей о возможности существования "сумасшедших" идей, касающихся тяготения и нуждающихся в проверке. Честно сказать, я не питал особых надежд чего-то обнаружить. Но и в случае неудачи, я остался бы не в худшем положении, чем до разговора с тобой. И действительно, прошло не так уж и много времени, как шеф моей исследовательской группы пришел ко мне с Производной Локка.

И записи, которые появились в результате разработок этого вопроса, по-прежнему находятся в архивном файле "Кладбище", и я не надеюсь, что они попадут в предвидимом будущем к ученым-физикам, не работающим на правительство. Кстати, если ты не услышишь всю историю от меня, то не услышишь ее больше нигде. И у меня уже сейчас достаточно всего на совести, чтобы спокойно отнестись к такому преступлению, как нарушение секретности. Кроме того, как часто бывает, собственно сам "секрет" оказался открыт для всеобщего обозрения уже многие годы.

Человек по имени Шустер – наверное, ты знаешь о нем больше, чем я как-то вслух удивился сему еще в 1891 году, задолго до того, как кто-нибудь пытался хранить научные открытия в секрете. ОН ХОТЕЛ УЗНАТЬ, МОЖЕТ ИЛИ НЕ МОЖЕТ КРУПНАЯ ВРАЩАЮЩАЯСЯ МАССА, НАПРИМЕР, ТАКАЯ, КАК СОЛНЦЕ, ЯВЛЯТЬСЯ ПРИРОДНЫМ МАГНИТОМ (ЭТО БЫЛО ЕЩЕ ДО ОТКРЫТИЯ ЕСТЕСТВЕННОГО МАГНИТНОГО ПОЛЯ СОЛНЦА.) А к 1940 году было четко установлено, что это действительно так для вращающихся тел МАЛЫХ РАЗМЕРОВ – например, электронов. Фактор Лэнда. Я уверен, тебе знакомо такое обозначение. Сам я не понимаю ни Единого Слова в этом. (Дирак, кстати, принимал участие в значительной части работы по соответствующему направлению.) Наконец, ученый по имени У.Г.Бэбкок, работавший на обсерватории Маунт Уилсон, указал в тех же 40-х годах прошлого века, что фактор Лэнда для Земли, Солнца и звезды, именовавшейся 78 Девы, являлся идентичным, или по крайней мере – чертовски близким к тому.

Сперва мне показалось, что все это не имеет совершенно никакого отношения к гравитации. Что я и не преминул сказать шефу исследовательской группы, сообщившему мне указанные подробности. Но я ошибался. (Думаю, ты уже все понял быстрее меня.) Другой ученый, профессор П.М.С.Блэкетт, чье имя знакомо даже МНЕ, указал на одно интересное взаимодействие. Предположим, говорил Блэкетт (сейчас я списываю с предоставленных мне материалов), что мы обозначим как "Р" магнитный момент (или то, что я лично представляю, как рычаговый эффект магнита – то есть, силу заряда по отношению к расстоянию между полюсами). Пусть "U" будет угловым моментом вращения – для тупиц, вроде меня. Или угловой скоростью вращения по отношению к моменту инерции – для тебя. Затем, "С" – скорость света и "G" – ускорение свободного падения. Все они, как мне объяснили, всегда находятся вместе вот в таком соотношении:

BG1/2U

P = –

2C

Предполагается, что "B" – постоянная, составляющая примерно 0.25. И не спрашивай меня – почему. Совершенно очевидно, что приведенное уравнение – чисто умозрительное. Не имелось никакой возможности проверить его. Разве что на какой-то другой планете с более сильным магнитным полем, чем у Земли. И предпочтительно – мощнее примерно в несколько сот раз. Самая ближайшая к нам, из тех, к которым мы смогли подобраться – Юпитер, где скорость вращения на экваторе составляет 25000 миль в час. И совершенно очевидно – о ней не могло быть и речи.

Но действительно ли все так сложно? Признаюсь, я никогда не думал использовать Юпитер, исключая, пожалуй, сновидения, в которых исполняется все. Пока, наконец, не возник вопрос с Производной Локка. ПОХОЖЕ, ЧТО ПРОСТОЙ АЛГЕБРАИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИЕЙ МОЖНО ПЕРЕМЕСТИТЬ УСКОРЕНИЕ СВОБОДНОГО ПАДЕНИЯ, ТО ЕСТЬ "G", НА ОДНУ СТОРОНУ УРАВНЕНИЯ, ВСЕ ДРУГИЕ ПЕРЕМЕННЫЕ И КОНСТАНТЫ – НА ДРУГУЮ, И ПРИЙТИ К УРАВНЕНИЮ СЛЕДУЮЩЕГО ВИДА:

(2PC) 2

G = (–)

( BU)

Чтобы проверить получившееся соотношение, необходимо иметь поле тяготения немногим более чем два раза превышающее то, что имеется у Земли. И опять-таки, у нас ведь есть Юпитер. Никто из моих экспертов не хотел дать и цента за такое предложение. Они уверяли, что даже неизвестно, кто он такой, этот Локк. Что является чистой правдой. И что его алгебраический фокус не выдержит пространственного анализа – и это тоже оказалось правдой – хотя к делу и не относится. (Нам пришлось поиграться с этим, уже после того, как были получены экспериментальные результаты.) НО НА САМОМ ДЕЛЕ РЕШАЮЩЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ИМЕЛО ТО, ЧТО МЫ СМОГЛИ НАЙТИ СПОСОБ ПРОВЕРКИ ПОЛУЧЕННОГО УРАВНЕНИЯ.

Я должен добавить, что как только мы попытались это проделать, нас поразил сопутствующий эффект: прекращение действия Лоренц-Фитцджеральдовского отношения внутри поля, нечувствительность самого поля к материи вне зоны его воздействия и тому подобное. Но удивило не только то, что все это происходило – уравнение ничего такого не предсказывало. А сам размах, которым это сопровождалось. Мне объяснили, что когда все станет достоянием научного мира, пространственный анализ будет далеко не единственным учением, вынужденным подвергнутся переоценке. Это будет самая большая головная боль для физиков со времени появления теории Эйнштейна. Я не знаю, чувствуешь ли ты или нет угрызения совести сейчас.

Тем не менее – все же неплохой результат для "сумасшедших" предположений, а?

После этого Мост оказался неизбежным. Когда выяснилось, что мы сможем провести необходимые тесты только на поверхности самого Юпитера, нам понадобился Мост. Также стало понятно, что Мост необходимо создавать, как динамическую структуру. Он не мог строиться только до какого-то определенного размера. В момент, когда его строительство будет прекращено, Юпитер просто разнесет Мост в клочья. Поэтому нам надо было предусмотреть его непрерывный рост. Чтобы он не только противостоял Юпитеру, но и планета не мешала бы ему. Сейчас Мост уже в два раза превосходит размеры, необходимые для проверки Производной Локка. И я по-прежнему не знаю, сколь долго мы еще будем его наращивать. Надеюсь – не очень. Эта штука и так уже стала монстром.

Но Сеппи, позволь мне спросить у тебя вот что. Неужели Мост действительно подпадает под запрет, который ты наложил на гигантские исследовательские проекты? Да, это гигант. Но – гигантский ли это проект для ЮПИТЕРА? Я сказал бы, что нет. Но это лишь семечки. Мусор и ничего более. Мы бы не могли провести необходимые эксперименты на какой-то другой планете.

Всех богатств Персии или Индии, а быть может – и всего мира за многие века, не хватило бы для оплаты Манхэттенского проекта, соответствующего размерам Юпитера.

В дополнение – хотя это и произошло случайно – очевидный гигантизм, сопутствовавший проекту, оказался полезным элементом. Слоноподобные исследовательские проекты возможно уже и отыграли свое, но правительственные бюджетные агентства привыкли к ним и считают их нормальными. Привлечение одного из агентств Объединенной Комиссии позволило вывести многих ее членов из коматозного состояния. Это так же позволило нам получить такие ассигнования, которые мы никогда бы заполучили иным образом. Потому, что люди привыкли ассоциировать подобные проекты с исследованиями по оружию. Так что прости меня, но это определенного рода политика, как и наука. И кроме того, это весьма наглядно показывало, что я НЕ следовал подозреваемому совету подозреваемого доктора Корси. Впрочем, что едва ли является должным возмещением того, что я хотел бы вернуть по-настоящему.

Но говорить здесь о стратегии разработки сумасшедших идей я не собираюсь. Только о конкретных результатах. Ты должен знать, что и у этого метода есть свои недостатки.

Тебе, наверное, уже известно об исследованиях по антинекротику и то, что в результате у нас получилось. Я разговаривал с людьми, которые могли оценить, каковы шансы на успех. И мне удалось узнать их общее мнение насчет того, как мы должны действовать. Столь прямолинейный подход показался мне неплохим с самого начала.

Я немедленно подключил сотрудников "Пфицнера" к работе, так как у них уже имелись ассигнования от НСЗ для проведения подобных исследований. Ясно было, что НСЗ не усечет тот момент, когда цели "Пфицнера" потихоньку изменятся. КОГДА ВМЕСТО СТАРОСТИ РЕЧЬ УЖЕ ПОЙДЕТ О САМОЙ СМЕРТИ.

Мы также не упускали из виду и сумасшедших. И очень скоро мы нашли настоящего чудака. Человека по имени Лайонс, настаивавшего на том, что стандартная гипотеза Лэнсинга, постулирующая существование токсина старения, прямо противоположна истине. (Вдаюсь в этот предмет с определенной долей наслаждения потому, что подозреваю – ты знаешь об этом столь же мало, как и я. А в подобной ситуации я оказываюсь совсем не часто.) Он заявил, что на самом деле происходит следующее. Именно МОЛОДЫЕ матери передают своему потомству какую-то субстанцию, укорачивающую его жизнь. Утверждение Лэнсинга, что именно пожилые матери передают свои качества потомству, и субстанция, переносимая при этом, ускоряет процесс старения – бездоказательно, утверждал Лайонс.

Что ж, это, признаться, словно швырнуло нас в какой-то водоворот. Закон Лэнсинга – "Старение начинается, когда кончается рост" – считался молитвой геронтологов многие годы. Но у Лайонса имелось неплохое теоретическое обоснование. В частности, он указал на то, что все долгоживущие ротиферы Лэнсинга явственно показывают наличие характеристик, свойственных полиплоидным индивидам [полиплоидность – обладание несколькими наборами хромосом, то есть наследственных признаков]. В дополнение к тому, что они являлись выносливыми и долгоживущими, такие ротиферы были необычайно больших размеров и менее плодовиты, нежели нормальные особи. А вдруг вещество, передаваемое от одного поколения другому, служило ферментом вроде колхицина, стимулирующим удваивание хромосомного набора?

Мы задали этот вопрос единственному еще живущему студенту Лэнсинга, живой причуде, которого звали Мак-Дугал. Он ничего не хотел об этом слышать. Для него – это означало все равно что сомневаться в слове Господнем. Он говорил, что если Лайонс и прав, то как вы сможете это проверить? Ротиферы – микроскопические животные. За исключением яиц, их клетки трудно рассмотреть даже в микроскоп. Собственно говоря, взрослые особи, похоже, не имеют вовсе клеточной структуры. Там у них что-то вроде общей протоплазменной среды, в которой ядра разбросаны самым случайным образом – это весьма похоже на плазмодий грибков. И прошло немало месяцев, прежде чем мы смогли взглянуть на хромосому ротиферы.

Лайонс считал, что у него на это имеется ответ. Он предложил разработать технику микротомной препарации, с помощью которой можно было сделать не один, а несколько разных срезов с яйца ротиферы. Он заявил, что в случае удачи, мы сможем достаточным образом усовершенствовать технологию и проделывать то же самое со спорами ротиферы и может быть, даже со взрослыми особями.

Мы решили, что необходимо попробовать. Ничего не говоря "Пфицнеру", мы задали настоящую головную боль Пирл Ривер Лэбз [Пирл Ривер Лэбз Лаборатория Пирл Ривер, известная как центр исследований в области фармакологии]. Мы назначили главой проекта самого Лайонса и передали ему Мак-Дугала, как консультанта (в качестве консультации тот ежеминутно и ежедневно осмеивал все подряд, до тех пор, пока не только Лайонс, но и прочие сотрудники предприятия не возненавидели его.) Неприятностей было много. Ротиферы, как оказалось, крайне хрупкие существа. Их почти невозможно сохранить, какого бы возраста они не достигли. СНОВА И СНОВА, ЛАЙОНС ПОЯВЛЯЛСЯ С МИКРОТОМНЫМИ СРЕЗАМИ, КОТОРЫЕ, КАК ОН УТВЕРЖДАЛ, Д_О_К_А_З_Ы_В_А_Л_И_, ЧТО ДОЛГОЖИВУЩИЕ РОТИФЕРЫ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ОБЛАДАЮТ ТРОЙНЫМ, А ТО И ЧЕТВЕРНЫМ НАБОРОМ ХРОМОСОМ. Любой другой сотрудник Пирл Ривер, рассматривавший их, ничего не видел, кроме какого-то пятна, которое могло быть – или не быть – хромосомами ротиферы. С равной вероятностью эта муть казалась газетной фотографией серой кошки, прогуливавшейся по пушистому ковру в густом тумане. Сравнительные тесты – производство на свет ротифер и других особей с множественным набором хромосом при помощи таких средств, как колхицин, и последующее их сравнение с особями, произведенными классическим генерационным методом Лэнсинга и Мак-Дугала давали неопределенный результат. Наконец, Лайонс решил, что доказать свою правоту он сможет с помощью самого дорогого и самого большого в мире рентген-микроскопа. И именно на этой стадии мы его и прикрыли.

Мак-Дугал с самого начала оказался абсолютно прав. Лайонс был сумасшедшим с правдоподобной цепью рассуждений, владевшим достаточными познаниями в микродиссекции, чтобы вызвать уважение. Он обладал настоящим похвальным рвением, необходимым для того, чтобы обсосать свою идею до самого основания. Мак-Дугал же был просто старичком с окостеневшими мозгами и со слишком большим уважением к своему учителю. Человеком, готовым сразу же заявить, что уважаемое мнение правильно потому, что оно уважаемое. И он оказался человеком, который со своей студенческой поры не произвел ни одного лабораторного эксперимента. Но все же он оказался прав – хотя и совершенно интуитивно – предсказав, что изменение Лайонсом закона Лэнсинга ни к чему не приведет.

Я полагаю, что победы в науке не всегда достаются самому представительному человеку, как впрочем и в других областях. Я рад этому. Я всегда рад обнаружить в человеке чистую одержимость знаниями, а не столь присущую многим ученым способность всучивать свой "товар".

Когда "Пфицнер" обнаружил аскомицин, мы через НСЗ полностью закрыли Пирл Ривер.

Как мне объяснили, отрицательные результаты подобного рода также важны для науки. Но каким образом можно произвести разработку нового метода проведения исследований в свете этих двух опытов – мне непонятно совершенно. Я могу лишь сказать тебе одно. Я, как мне кажется, уверился в том, что мы должны двигаться гораздо медленнее в будущем, чтобы избежать экстремистских мнений и поверхностного теоретизирования. Одно из достоинств сумасшедших исследователей – если они действительно таковы то, что они склонны придерживаться идей, которые можно проверить. Это стоит того, чтобы ухватиться за них, в мире, где научные идеи стали абстракциями, и даже те, кто их предложил, не могут найти путей для их проверки.

Кто бы он ни был, этот Локк, я предполагаю, что он и на тысячную долю не придал того значения гравитации, которое она заслужила от Блэкетта. И все же Блэкетт не смог предложить путь проверки своего уравнения, в то время как Производная Локка могла быть проверена – на Юпитере – и оказалась правильной.

Что же касается Лайонса – его утверждение оказалось ошибочным. Но и оно стало таковым, только потому, что не смогло пройти испытание опытом. То самое испытание, которое предполагалось провести для его подтверждения. Но пока мы не провели его, у нас не имелось реальной оценки Закона Лэнсинга. Который все эти годы существовал лишь на одном престиже, из-за "невозможности" проверки иной, противоречащей ему, гипотезы. Лайонс заставил нас это сделать, и тем самым, расширил наши познания.

Итак, пойми все, что я сказал. Я попытался отдать тебе столько, сколько смог получить сам. Я не собираюсь обсуждать с тобой всю эту конспиративную возню. Да и не хочу, чтобы она тебя волновала. Политика суть смерть. Я молю тебя – если тебе и понравится мой доклад – не слишком пугайся того положения, в котором мне, скорее всего, предстоит очутиться к тому времени, когда это письмо дойдет до тебя. Я безжалостно поступил с твоей репутацией, чтобы достичь своей цели. Еще безжалостнее я поступил с судьбами и карьерами многих людей. Совершенно безжалостно послал несколько сот парней на смерть, которой они могли бы избежать, если бы не я. Я подверг многих, включая и детей, определенному риску. При всем этом лежащем на моей совести было бы чудовищно несправедливо, если бы я избежал наказания. Это все, что я могу сказать. Через несколько минут у меня встреча. Благодарю тебя за дружбу и помощь.

Блисс Уэгонер

9. НЬЮ-ЙОРК

Иногда утверждают, что религиозная нетерпимость

плод убежденности. Если кто-то уверен, что только его

вера – правильна, а все остальные – ошибочны, ему кажется

преступным позволить своим соседям пребывать в очевидных

заблуждениях и вечных муках. Тем не менее, я склонен

думать, что религиозный фанатизм, часто является

результатом не столько убежденности, сколько сомнения и

чувства неуверенности.

Джордж Сартон

Безжалостность, как сказала Энн, вот чего требует ее вера. Но позже Пейдж подумал – а так ли это? Не содействует ли сама вера сомнению в себе? Все в порядке, если у тебя есть нечто, во что ты можешь верить. Но когда вера в человечество – в целом – автоматически приводит к негуманности по отношению к отдельным людям, что-то наверняка идет неправильно. Неужели храмовый колокол должен звучать без перерыва, пока не расколется и не приведет всех поклоняющихся ему в ужас?

Молчание. Обычный ответ. Но может быть – вина не в самой вере, а в тех, кто ей следует? Верующие – обычно весьма пугающи, как люди. Как истинно Правоверные, так и гуманитарии.

Время спора Пейджа с самим собой уже почти полностью истекло. А заодно – время защитить себя. Ничего путного из его проб грунта не вышло. Совершенно очевидно, что бактериальная флора юпитерианских лун не имела достаточно времени, чтобы стать богатой. И состояла сейчас всего лишь из выносливых спор некоторых бацилл, которых можно было найти даже в метеоритах. Посевы оказались скудными и не показали ничего, что не было бы известно уже многие годы. Что с самого начала и предсказывалось статистикой для исследований такого рода.

Сейчас в "Пфицнере" уже было известно, что на фирму надвигается какое-то расследование. И надвигается слишком быстро, чтобы пустить его под откос каким-либо способом, известным менеджерам кампании. Сообщения из офиса "Пфицнера" в Вашингтоне, а на самом деле вашингтонского подразделения Межпланетного Агентства – агентства по связям с общественностью, поддерживаемого "Пфицнером" – ежедневно поступали в штаб-квартиру фирмы. Но совершенно очевидно, что они оказывались не слишком информативными. Пейдж пришел к мысли, что существовала какая-то тайна у этого расследования, хотя ни Ганн, ни Энн не хотели о ней говорить.

И, наконец, отпуск Пейджа подошел к концу. Послезавтра – последний день. После чего – станция на Прозерпине. И возможно, приказ, который будет издан по результатам расследования, и оставит полковника в этой дыре до скончания жизни.

Никакой "Пфицнер" того не стоил.

Цену происходящему он сознавал вполне. Быть может, для Энн и Ганна, она была приемлемой, и уловки стоили победы в игре. Для них ложь и манипулирование жизнями других являлись необходимыми и справедливыми. Но когда предстояло лечь на стол последней карте, Пейдж понял, что нет в нем необходимой самоотверженности. Не оставалось ему какого-то иного, лучшего образа действий, кроме того жалкого, что основывался на инстинкте самосохранения.

И тогда, питая отвращение к себе, Пейдж решил как ему действовать. Он постарается использовать все известное ему, чтобы очистить себя, как только расследование коснется его лично. Судя по слухам, проводить его будет сенатор Уэгонер. Достаточно странно, если учесть, что Уэгонер и Мак-Хайнери числились смертельными политическими врагами. Но, должно быть, Мак-Хайнери смог наконец подмять его под себя? И он, сенатор, прибудет завтра. Если Пейдж аккуратно подготовится к его появлению, то сможет изложить факты и навсегда покинуть "Пфицнер". Сможет вновь очутиться в космосе. Без необходимости когда-либо снова встретиться лицом к лицу с Хэлом Ганном или Энн Эббот. А что к тому времени произойдет с проектом "Пфицнера" – будет уже давними новостями, когда он окажется на станции Прозерпина. Более чем трехмесячной давности.

К этому времени, сказал он себе, его больше ничто уже не будет беспокоить.

Тем не менее, когда наступило утро, он промаршировал в офис Ганна который уже занял Уэгонер – словно приговоренный, идущий на расстрел.

А мгновение спустя, ему показалось, что его застрелили еще на пороге комнаты. Ибо, не успев осознать то, что Энн уже была в комнате, он услышал слова Уэгонера:

– Рад вас видеть, полковник Рассел. Присаживайтесь. У меня есть допуск по секретности на вас, а также новые приказы. Вы можете забыть о Прозерпине. Вы, мисс Эббот и я – отправляемся на Юпитер. Сегодня вечером.