Текст книги "Звёзды в их руках"

Автор книги: Джеймс Бенджамин Блиш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Год жизни на Юпитере-5 без какой-либо пользы. И потребление ресурсов этой станции больше не будет оправдано тем, что он делает. Год жизни под взглядами Эвы Чавес, Чэрити Диллона и остальных людей, оставшихся операторами Моста, мужчин и женщин, которые не постесняются высказать ему все, что они думают об его отставке.

Год жизни постороннего среди лихорадочного возбуждения прямого, личного исследования Юпитера. Год наблюдения и созерцания, время, когда он один будет стоять в стороне, привилегированный и... бесполезный. Год, в течении которого, Роберт Хелмут превратится в наиболее ненавидимое живое существо юпитерианской системы.

И, затем, когда он вернется в Чикаго, то отправится искать работу потому, что его отставка с поста прораба группы строителей Моста автоматически выведет его с правительственной службы. И его начнут спрашивать, почему он покинул Мост в момент, когда работа там как раз достигла своей кульминации.

Хелмут начал понимать, почему человек в его сне согласился добровольно спуститься на Юпитер.

Когда прозвучал звонок, возвещавший окончание смены, прораб по-прежнему был намерен подать в отставку, но как он уже понял, кроме имевшегося на Юпитере, существовали и другие типы ада.

Хелмут переключал пульт в нейтральное положение, когда Чэрити взлетел к нему по трапу. Глаза Диллона сияли, словно небо, полное комет. Хелмут знал, что так и должно быть.

– Боб, с тобой хочет поговорить сенатор Уэгонер, если ты не слишком устал, – сказал Чэрити. – Давай, иди. Я здесь все закончу.

– Вот как? – нахмурился Хелмут. Сон снова навалился на него. НЕТ. Кошмар не сможет давить на него сильнее, чем он сам того захочет. – А о чем, Чэрити? Меня подозревают в антизападной деятельности? Я думаю, ты сообщил им, как я себя чувствую.

– Да, сообщил, – ответил Диллон спокойно. – Но мы пришли к мнению, что может быть после разговора с Уэгонером, ты будешь чувствовать себя иначе. Естественно, он на корабле. У шлюза я приготовил для тебя скафандр.

Чэрити надел на голову шлем, эффективным образом отрезав себя от дальнейшего разговора или какой-то мысли о существовании Хелмута вообще.

Хелмут постоял одно мгновение, смотря на слепой, неопределенных очертаний, пузырь на плечах Чэрити. Затем, конвульсивно передернув плечами, спустился вниз по ступенькам.

Тремя минутами позже, он уже брел в скафандре по поверхности Юпитера-5, в то время как материнская планета спутника умывала плечи Хелмута переливами своих цветов.

Вежливый морской пехотинец провел его через шлюз корабля и проворно выудил из скафандра. Несмотря на намерение не проявлять интереса к антигравитации и всем возможным ее последствиям, Хелмут с любопытством осматривался по сторонам, пока его вели по направлению к носу.

Но внутри корабль оказался похож на тот, что доставил его из Чикаго на Юпитер-5 – как и на любой другой космолет. Не удалось увидеть ничего, кроме коридоров и трапов, до тех пор, пока Хелмут не оказался в каюте, где его ожидали.

Первым сюрпризом оказался сам сенатор Уэгонер. Этот не слишком старый человек, на вид которому было самое большее лет шестьдесят, выглядел совсем не представительным. Но у него были пронзительнейшие голубые глаза, какие когда-либо приходилось видеть Хелмуту. Каюта, в которой он принял Хелмута, совершенно очевидно, являлась его собственной. Вполне комфортабельная каюта, соответствующая условиям космолета, но не слишком просторная, не роскошная. Уэгонера оказалось трудно соотнести с теми историями, которые Хелмут слышал о нынешнем Сенате, вовлеченном в скандалы, более чем древнеримских масштабов.

С ним находились только двое: весьма обыкновенная девушка, возможно его секретарь, и высокий человек, в форме Армейского Космического Корпуса и орлиными крышками полковника на мундире. Хелмут узнал офицера. Удивление еще раз захлестнуло его. Это же Пейдж Рассел, эксперт по баллистике, который не так давно провел некоторое время в юпитерианской системе. Собиратель грязи. Рассел улыбнулся несколько криво, в то время как брови Хелмута вопросительно взметнулись вверх.

Затем Хелмут перевел взгляд на сенатора.

– А я считал, что здесь присутствует вся подкомиссия.

– Вообще-то это так и есть, но мы их оставили там, где и нашли – на Ганимеде. Я не хотел создавать у вас впечатление, что вам предстоит встретиться лицом к лицу с большим жюри, – улыбаясь, ответил Уэгонер. – С меня хватит всех этих бесконечных расследований лояльности, на которых я насиделся дома, и я не вижу никакого смысла в экспорте подобных религиозных церемоний в космос. Присаживайтесь, мистер Хелмут. Сейчас принесут выпить. Нам нужно о многом потолковать.

Несколько скованно Хелмут опустился в кресло.

– Конечно же вы знаете полковника Рассела, – заговорил Уэгонер, комфортно откинувшись назад в своем кресле. – Эта молодая леди – Энн Эббот, о которой вы услышите несколько позже. Диллон сообщил мне, что ваша работа на Мосте подходит к своему концу. В общем-то мне грустно это слышать, потому что вы – один из лучших людей, когда-либо участвовавших в планетарных проектах. Но, с другой стороны, я даже рад. Это позволяет использовать вас для гораздо большего, там где мы особо нуждаемся в вас.

– Не совсем понимаю, о чем вы?

– Вы сами объясните все это мне. Но прежде, я хотел бы немного поговорить о Мосте. Кстати, пожалуйста, не думайте, что я вас допрашиваю. У вас имеется полная свобода заявить, что любой из заданных вопросов не входит в мою компетенцию, и я не сочту это за обиду или недоброжелательство. Кроме того – "я сим отрицаю подлинность любой записи на фиксирующем оборудовании, которая может оказаться подделкой или только частью сказанного мной". Короче – наша беседа в высшей степени неофициальна.

– Благодарю вас.

– Это и в моих интересах. Надеюсь, что со мной вы будете беседовать свободно. Конечно, такое мое утверждение ничего не значит, потому что подобные формальности всегда можно стереть с ленты. Но позже, я собираюсь сообщить кое-какие вещи, которые вам знать не полагается и вы сами поймете, что все сообщенное мне вами останется исключительно в узком кругу. Пейдж и Энн – ваши свидетели. О'кэй?

Молчаливо появился стюард с напитками и снова удалился. Хелмут попробовал жидкость на вкус. Странность заключалась в том, что она была охлаждена. Хелмут нашел это удивительным, но не неприятным после первого глотка. Он попытался расслабиться.

– Я постараюсь, – ответил он.

– Что ж, хорошо. Диллон сказал, что вы относитесь к Мосту, как к монстру. Я весьма тщательно изучил ваше досье – на самом деле я изучал оба досье – ваше и Пейджа еще более интенсивно, чем вы себе можете представить – и как мне кажется, главный инженер не совсем понял суть вашего мнения. Я бы хотел услышать его лично от вас.

– Я не считаю Мост монстром, – медленно проговорил Хелмут. – Видите ли, Чэрити взял на себя роль адвоката Моста. Он считает его очевидным свидетельством того, что никакие самые суровые условия не в состоянии надолго остановить человека и здесь я с ним согласен. Но он думает о прогрессе, как о чем-то весьма конкретном. Он не может признать – вы попросили меня говорить то, что я думаю, сенатор – он не может признать, что Запад – загнивающая и умирающая культура. Все прочие свидетельства указывают на это. Чэрити нравится думать, что Мост в его глазах делает все такие свидетельства лживыми.

– У Запада осталось не так уж и много лет, – поразительно, но Уэгонер согласился с Хелмутом!

Пейдж Рассел вытер свой лоб.

– Я по-прежнему не могу слышать то, что вы говорите, без желания залезть куда-нибудь под ковер. И кроме того, Мак-Хайнери со всей этой стаей – на Ганимеде...

– Фрэнсиса Мак-Хайнери, – произнес холодно Уэгонер, – возможно хватит апоплексический удар, когда мы кое-что обрушим на него, и я ни секунды не буду скучать о нем. Но, как бы то ни было сказанное является чистой правдой. Костяшки домино начали падать уже довольно давно, а взрыв, подготовленный "Пфицнером", окажется последним ударом. И все же, мистер Хелмут, Запад приложил руку к некоторым гигантским свершениям. Возможно, Мост будет считаться наиболее величайшим и самым последним из них.

– Но только не мною, – заметил Хелмут. – ГИГАНТСКИЕ ПРОЕКТЫ С РИТУАЛЬНЫМИ ЦЕЛЯМИ – СОЗИДАНИЕ ЧЕГО-ТО ЛИШЬ ВО ИМЯ САМОГО СОЗИДАНИЯ ЯВЛЯЕТСЯ ПОСЛЕДНИМ АКТОМ УЖЕ МЕРТВОЙ КУЛЬТУРЫ. К примеру, взгляните на пирамиды Египта. Или на даже более значительный и идиотский пример, превосходящий что-либо сотворенное людьми – раскладка "Диаграммы Силы" на поверхности Марса. Если бы марсиане направили всю затраченную на это энергию на выживание, они наверное, были бы сегодня вместе с нами.

– Согласен, – подтвердил Уэгонер, – но с оговорками. Вы правы насчет Марса, но пирамиды-то построены в период расцвета культуры Египта. И "созидание чего-то лишь во имя самого созидания" не является ритуальной целью. Это вполне научно.

– Хорошо. Ваше утверждение не слишком меняет мои аргументы. Быть может вы согласитесь, что суть каждой жизненной культуры – это способность ее защищать себя. Запад уже более чем полвека превосходит Советы – но, как мне видится, Мост является "Диаграммой Силы" Запада, его пирамидами. Или как вам еще будет угодно. О да, он доказывает, что мы могущественны, но могущество – это еще не путь к выживанию. Все эти деньги и средства, затраченные на строительство Моста окажутся весьма необходимы, А ИХ НЕ БУДЕТ, когда начнется следующая атака Советов.

– Поправка: она уже прошла, – произнес Уэгонер. – И Советы уже победили. СССР гораздо лучше, чем мы сыграл в величайшую из Нейманновских игр [Джон фон Нейманн – знаменитый математик, создатель теории игр]. В отличие от нас он выбрал наилучшую стратегию и работал на износ противника. За пятьдесят лет непрекращающегося нажима, ему удалось превратить Запад в систему во всем подобную советской. Так что отпала необходимость в прямых военных действиях. Мы сами себя советизировали и все наши ходы теперь предсказуемы совершенно точно.

– Частично здесь я согласен с вами. В чем мы нуждались, так это в затрате энергии и денег на другую игру – на социальные исследования, так как угроза была именно социальной. Что, конечно же, и следовало из теории игр.

– Хелмут, для человека, который уже многие годы оторван от Земли, вам известно то, что происходит там, на планете, гораздо больше чем значительной части населения.

– Ничто так не не усиливает интерес к Земле, как нахождение вне ее, ответил Хелмут. – И здесь достаточно времени для чтения.

Или выпивка оказалась крепче, чем он ожидал (это было вполне резонно, если учесть, что какое-то время он вообще не притрагивался к спиртному), или спокойная деловитость сенатора, проявленная для развала всего мироздания, подтолкнула Хелмута к бездне. У него закружилась голова.

Уэгонер заметил это. Он неожиданно наклонился вперед и поддержал ослабшего Хелмута.

– ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, – проговорил он, – мне трудно согласиться с вами, что Мост служит или служил когда-то ритуальным целям. Предназначение его заключалось в проверке нескольких теоретических предположений, которые теперь нашли подтверждение на практике. И на самом деле, как проект, Мост более не существует.

– Не существует? – еле слышно спросил Хелмут.

– Именно. Конечно же, мы будем поддерживать его деятельность еще какое-то время. Просто невозможно за секунду остановить проект подобного размаха. Кроме того, одной из причин, по которой мы построили Мост, была та, что этого от нас ожидал СССР. Правила игры давали понять, что мы должны запустить еще один "Манхэттенский проект" или "Линкольновский" в этот период времени, и мы не хотели их разочаровывать. Но на сей раз, мы НЕ собирались сообщать им, какую проблему должно было разрешить строительство Моста – не говоря уж о том, МОГЛА ли она быть решена, и была ли решена. Поэтому мы продолжаем поддерживать проект, как финансово, так и в печати, так сказать уже "после смерти". Кроме того, это было важно для людей, вроде Диллона, которые эмоционально весьма прочно связаны с ним, даже сверх того, что внедрила в них психообработка. Вы – единственный человек среди руководства всей станции, который уже потерял интерес к Мосту, что позволяет мне сообщить вам – проект завершен.

– Но почему?

– Потому, – продолжил тихо Уэгонер, – что Мост уже дал нам подтверждение теории огромной важности – настолько важной по моему мнению, что неминуемое падение Запада кажется в сравнении с этим чепухой. Подтверждение, которое, как ни странно, но содержит в себе зерна гибели и для Советов, как бы они не выигрывали в следующую сотню – другую лет.

– Я предполагаю, – произнес в замешательстве Хелмут, – что вы имеете ввиду антигравитацию?

Теперь уже пришел черед изумиться Уэгонеру.

– Парень, – наконец произнес он, – ты знаешь ВСЕ, что я хочу тебе сообщить? Я надеюсь – нет – иначе мои выводы могут оказаться весьма неприятными для нас обоих. А ты знаешь, что такое антинекротик?

– Нет, – ответил Хелмут. – Я даже не могу понять происхождение этого слова.

– Что ж, уже легче. Но наверняка Чэрити тебе ничего не говорил о том, что у нас есть антигравитация. Я строго-настрого приказал ему не упоминать об этом.

– Нет, не говорил. Я сам уже довольно давно об этом думаю, – произнес Хелмут. – Но я определенно не понимаю, почему этот предмет должен настолько потрясти основы мира. Ничуть не больше мне ясно, почему именно Мост помог в работах по нему. Я считал, что такой вопрос будет решен независимо от дальнейшей эксплуатации Моста. Другими словами, антигравитация необходима, чтобы послать вниз человека и "закоротить" на него дистанционное управление, которым мы пользуемся на Юпитере-5. И я думал, что это только ускорит работы по Мосту, а не прекратит их.

– Вовсе нет. Никто в здравом уме не захочет послать людей на Юпитер, и кроме того, гравитация – вовсе не главная проблема там внизу. Перегрузка, равная даже восьми земным, достаточно переносима в течение коротких промежутков времени. И все же, человек в скафандре не сможет спуститься даже на пятьсот миль в эту атмосферу, ведь он станет плавать как рыба задолго до этой отметки, и тем самым, окажется полностью во власти течений.

– И вы не можете как-то защититься от давления?

– Можем, – ответил Уэгонер, – но цена будет неимоверной. Вообще, даже и пытаться бессмысленно. Мост закончен. Он принес нам информацию по тысячам различных категорий, и большая ее часть ценна по-настоящему. Но единственной вещью, которую ТОЛЬКО Мост мог либо подтвердить, либо отбросить, были уравнения Блэкетта-Дирака.

– Какие?...

– ОНИ ПОКАЗЫВАЮТ ВЗАИМООТНОШЕНИЕ МЕЖДУ МАГНЕТИЗМОМ И ВРАЩЕНИЕМ МАССИВНОГО ТЕЛА – ЭТИМ ЗАНИМАЛСЯ ДИРАК. УРАВНЕНИЕ БЛЭКЕТТА, КАК ВЫЯСНИЛОСЬ, ПОКАЗЫВАЛО, ЧТО ТА ЖЕ ФОРМУЛА ОТНОСИТСЯ И К ГРАВИТАЦИИ. Она утверждала, что "G" равно (2CP/BU)^2, где "С" – скорость света, "Р" магнитный момент, а "U" – угловой момент. "В" – поправка на неопределенность, константа, равная примерно 0.25. Даже если данные, собранные нами по напряженности магнитного поля Юпитера, заставили бы нас отбросить уравнения в сторону, все равно – вся остальная информация, полученная нами с помощью Моста, оправдала бы вложенные в него деньги. С другой стороны, Юпитер был единственным телом в Солнечной системе, доступным для нас, достаточно большим во всех, относящихся к делу, аспектах, чтобы мы могли проверить эти уравнения. В них задействовано несколько величин бесконечно малых порядков. И данные показали, что Дирак был прав. НО ОНИ ЖЕ ПОКАЗАЛИ, ЧТО И БЛЭКЕТТ БЫЛ ПРАВ. И МАГНЕТИЗМ, И ГРАВИТАЦИЯ – ФЕНОМЕНЫ ВРАЩЕНИЯ. Я не хочу занимать себя здесь описанием последующих этапов, потому как считаю, что о них вы и сами сможете догадаться. Достаточно сказать, что на этом корабле установлен генератор двигательной установки, являющийся полным и конечным оправданием всего того ада, который вы, строители Моста, прошли. У этого прибора длинное название – гравитронный поляризующий генератор Диллона-Уэгонера, имя, которое мне очень не нравится по вполне определенным причинам. Но техники, обслуживающие его, уже подобрали ему кличку – спиндиззи [спиндиззи фантастический термин, изобретенный Дж.Блишем, и вошедший в историю американской НФ; словообразование из двух корней – "spin" – общепринятый физический термин, характеризующий вращение элементарной частицы, dizzy головокружительная скорость]. Ясно, что такая кличка ему присвоена из-за того, что он производит с магнитным моментом любого атома – ЛЮБОГО внутри своего поля.

Когда спиндиззи в работе, то абсолютно отказывается замечать какие-либо атомы вне своего поля воздействия. Более того, на него не влияют какие-либо напряжения или взаимодействия, связывающие материю вне пределов этого поля. В то же время он настолько чувствителен, что его необходимо полностью выключать, когда он находится вблизи планеты, иначе он просто не позволит вам сесть на нее. Но в глубоком космосе... его поле непроницаемо для метеоритов и тому подобного мусора. Оно непроницаемо и для гравитации. И похоже, не испытывает ни малейшего интереса к любым пределам скоростей. Он движется в своем собственном континууме, а не в общем поле.

– Вы шутите, – произнес Хелмут.

– Да неужели? Наш корабль прилетел на Ганимед прямо с Земли, покрыв все расстояние чуть менее, чем за два часа, считая время на маневрирование. Это означает, что большая часть пути проделана со скоростью порядка 55000 миль в секунду – в то время как спиндиззи потреблял мощность менее пяти ватт, поставляемую обычными сухими элементами "номер шесть".

Хелмут, на лице которого прорисовалось глубокое недоумение, глотнул из своего стакана.

– Так значит у этой штуки практически нет предела скорости вообще? спросил он. – Как вы можете быть столь уверены в этом?

– А мы и не можем, – признал Уэгонер. – Помимо всего прочего, одной из весьма неудачных вещей, сопутствующих общим математическим формулам, является то, что они не содержат точек обхода, которые могли бы предупредить вас о таких областях, где их нельзя применить. Даже квантовая механика в чем-то подвержена подобной критике. Тем не менее, мы вскорости узнаем, как именно быстро спиндиззи может передвигать объект. И мы считаем, что именно вы сообщите нам это.

– Я?

– Да, вы и полковник Рассел, а также мисс Эббот, я надеюсь.

Хелмут посмотрел на полковника и девушку. Те выглядели по меньшей мере столь же потрясенно, как и он. Но почему – он не мог понять.

– Приближающийся закат западной цивилизации заставляет нас немедленно заняться организацией межзвездных экспедиций. Обсерватория Ричардсона, что на Луне, уже нанесла на карты две подходящие системы – одна у 359 Волка, другая – у 61 Лебедя. И наверняка, есть еще много других, может быть сотни других систем, где с высокой степенью вероятности возможно существование планет землеподобного типа.

В ДВУХ СЛОВАХ, ТО, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ – ЭТО ЭВАКУАЦИЯ ЗАПАДА С ЗЕМЛИ – НЕ СТОЛЬКО ФИЗИЧЕСКИ, СКОЛЬКО ПО СУТИ СВОЕЙ, ПО ИДЕЕ. МЫ СОБИРАЕМСЯ, НАСКОЛЬКО ЭТО ВОЗМОЖНО, РАЗБРОСАТЬ ЛЮДЕЙ, СКЛОННЫХ К ПОИСКУ ПРИКЛЮЧЕНИЙ, ЛЮДЕЙ, КОТОРЫХ ПРОНИЗЫВАЕТ ЛЮБОВЬ К СВОБОДЕ, ПО ВСЕМ ЧАСТЯМ ГАЛАКТИКИ.

И как только они выйдут на галактические просторы, то на их жизнь прекратится какое-либо влияние со стороны Земли. У Советского Союза еще пока нет спиндиззи, но даже и заполучив такую штуковину, он не осмелится широко применять ее. Спиндиззи предоставляет слишком удобные и верные пути для бегства некоторым недовольным товарищам.

Что мы хотим от вас, Хелмут... теперь я, как вы понимаете, подхожу к самому интересному... вы должны направить исход с Земли, а полковник Рассел вам в этом поможет. У вас есть подходящий для этого склад ума. Ваш анализ ситуации на Земле подтверждает мое мнение, если вообще оно нуждается в подтверждении. Кроме того, у вас будущего на Земле практически нет.

– Вам придется отпустить меня на какое-то время, – твердо произнес Хелмут. – Я не в состоянии сейчас нормально соображать. Всего этого слишком много, чтобы я мог переварить за несколько секунд. И к тому же, решение не полностью зависит от одного меня. Если я вам смогу дать ответ... скажем... через три часа? Это вас устроит?

– Замечательно, – ответил сенатор.

Некоторое время, после того как дверь закрылась за Хелмутом, в каюте сенатора царило молчание. Наконец Пейдж проговорил:

– Так значит это долгая жизнь для космонавтов? Вот почему вы все это время гонялись за мной. Клянусь Богом, долгая жизнь для МЕНЯ, и для таких, как я.

Уэгонер кивнул головой.

– Это было одним из самых существенных факторов всего нашего дела, о котором я не мог сказать вам в офисе Хэла Ганна, – пояснил он. – До тех пор, пока вы не прокатились на этом корабле и не уяснили себе, что именно за штука у нас имеется, вы бы мне не поверили. А Хелмут поверил, потому что у него уже имелась соответствующая база. По той же причине, я не стал пускаться в обсуждение с Хелмутом вопроса, касающегося антинекротика, потому что у этого парня должны и так появиться соответствующие предчувствия. У вас обоих достаточно базовых знаний для того, чтобы понять какую-то часть вопроса даже без объяснений. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я и гроша не дам за выслеженного вами шпиона, Пейдж.

Советы могут иметь хоть всю Землю. И действительно, они всю ее уже скоро приберут к рукам, в независимости от того, позволим ли мы это или нет. НО МЫ СОБИРАЕМСЯ РАЗБРОСАТЬ ЗАПАД СРЕДИ ЗВЕЗД, РАЗБРОСАТЬ ЕГО БЕССМЕРТНЫМИ ЛЮДЬМИ, НЕСУЩИМИ БЕССМЕРТНЫЕ ИДЕИ. Людьми, подобными вам и мисс Эббот.

Пейдж посмотрел на Энн. Она равнодушно рассматривала пустое пространство прямо над головой Уэгонера, словно по-прежнему перед ней маячили портреты основателей "Пфицнера", всегда висевшие в офисе Ганна. Тем не менее, ее лицо хранило какое-то выражение, которое Пейдж смог правильно прочесть. Он подавил улыбку и спросил:

– Почему я?

– Потому, что вы именно тот человек, который необходим нам для этой работы. Не покривлю душой, если скажу, что ваш своеобразный выход на проект "Пфицнера" с самого начала я счел актом Провидения. Когда Энн в первый раз обратила мое внимание на вашу квалификацию, я был почти готов к тому, что все это несерьезно. Но все-таки вы стали связующим звеном между одной стороной проекта – "Пфицнером" и другой стороной – Мостом. Мы загрузили на корабль, в специальный грузовой трюм, те средства – аскомицин и антинекротик – которые мы имеем на данный момент. Энн уже показала вам, как их принимать самому и давать другим. И после того, как вы вместе с Хелмутом сможете отработать детали – ЗВЕЗДЫ ВАШИ.

– Энн, – произнес Пейдж. Она медленно повернула голову к нему. Значит, ты давно участвуешь в этой затее?

– С самого начала, – ответила она. – И у меня уже имелись кое-какие предчувствия насчет того, к чему все это приведет. Ты являлся именно тем, кого необходимо было ввести в курс дела.

Пейдж еще какое-то мгновение обдумывал ее слова. Затем что-то, совершенно новое и одновременно столь же старое, дошло до него.

– Сенатор, – заговорил он, – вы пошли на огромные неприятности, чтобы сделать все это возможным. Но я не думаю, что планируете отправиться с нами.

– Да, Пейдж, именно так. С одной стороны, Мак-Хайнери и его команда посчитают этот проект предательским. И если он все же будет завершен, кому-то придется остаться и стать козлом отпущения. И кроме всего прочего, надо учесть, что идея БЫЛА МОЕЙ. Так что я вполне логичный кандидат на вышеуказанную роль. – Уэгонер ненадолго умолк. Затем добавил задумчиво: Парни из правительства могут поблагодарить за это только самих себя. Весь проект не смог бы воплотиться в жизнь до тех пор, пока Запад имел власть закона, а не власть людей, если бы придерживался прежних принципов. Уже довольно давно некоторые люди – и среди них дед Мак-Хайнери – возомнили себя судьями, истиной последней инстанции в независимости от того, соответствует она закону или нет. Так что нехорошие прецеденты имелись. И вот мы очутились в самом огромном кризисе социального согласия, который когда-либо переживал Запад. И он, Запад, выйти из него не в силах.

Неожиданно Уэгонер улыбнулся.

– У меня будет неплохая возможность использовать этот аргумент в суде.

Энн неожиданно вскочила на ноги, ее глаза наполнились слезами и губы едва заметно задрожали. Очевидно, что за то время, пока она знала Уэгонера и имела представление о его планах, ей никогда не приходило в голову, что старый-молодой сенатор может остаться на Земле.

– Это неправильно! – прошептала она осевшим голосом. – Они даже не станут слушать вас – о чем вам хорошо известно. Они просто повесят вас за это. А если они сочтут, что вы виновны в предательстве, вас просто запрут на свалке ядерных отходов – такое ведь нынешнее наказание, не так ли? Вы не можете вернуться на Землю!

– Это все напрасные страхи. Свалки ядерных отходов – мощные химические яды. Там не протянуть столь долго, чтобы заметить, насколько они радиоактивны, – произнес Уэгонер. – Ничто и никто не может мне повредить теперь. Работа закончена.

Девушка закрыла лицо руками.

– Кроме того, Энн, – мягко, но настойчиво заговорил Уэгонер, – звезды – они для молодых, вечно молодых людей. А вечный старик стал бы нелепым зрелищем.

– Но почему... вы тогда это сделали? – спросил Пейдж. Его голос тоже звучал не слишком твердо.

– Почему? – переспросил Уэгонер. – Вы сами знаете ответ на такой вопрос, Пейдж. Вы знали его всю свою жизнь. Я заметил это по вашему лицу, как только сказал Хелмуту, что мы отправляемся к звездам. Я думаю, вы сами скажете МНЕ, почему.

Энн устремила свои заплаканные глаза на Пейджа. Ему показалось ясным, чего она ждет от него. Они довольно часто беседовали о том, что однажды он мог бы выразить и сам. Но теперь, казалось, в нем присутствовала какая-то другая, более мощная сила: нечто особое, не несущее в себе названия, но, тем не менее то, чему он был предан всю свою жизнь. В свою очередь, ее отпечаток он мог разглядеть на лице Уэгонера. И понял, что заметил это раньше Энн.

– Что-то загоняет обезьян в клетки, – медленно произнес он. – Манит кошек во всякие щели и гонит их вверх на телефонные столбы. Что-то ведет человека к победе над смертью и заставляет тянуться к звездам. Думаю, я должен назвать это Любопытством.

Уэгонер выглядел удивленным.

– Неужели вы действительно хотите так это назвать? – спросил он. Мне почему-то такое слово кажется недостаточным. Я хотел бы назвать это стремление как-то иначе. Возможно вы позже и назовете его по-другому, где-нибудь там, около Альдебарана.

Он встал и какое-то мгновение молча смотрел на Энн и Пейджа. Затем улыбнулся.

– А теперь, – мягко произнес он, – nunc dimittis... "позволь слуге твоему удалиться в мире"...

11. ЮПИТЕР-5

...социальные и экономические вознаграждения за

подобные научные открытия, как правило, не всегда

достаются ученому или интеллектуалу. И все же, возможно,

эти открытия явились его собственным моральным выбором,

выбором единственно верной для него активности: если иметь

не сами вещи, то хотя бы знание о них. Когда он любит и

имеет знания – все хорошо.

Уэстон Ла Барр

– Итак, вот и вся история, – закончил Хелмут.

Эва долгое время молча сидела в своем кресле.

– Одного я не понимаю, – наконец произнесла она. – Почему ты пришел ко мне? Я считала, что все это ты воспринимал как нечто ужасающее.

– Правда-правда, все это действительно ужасно, – подтвердил возбужденно Хелмут. – Но ужас и страх, как я обнаружил – две совершенно разные вещи. Мы оба ошибались, Эвита. Я ошибался, считая Мост тупиком. Ты ошибалась, считая, что он несет конец всему в себе самом.

– Я тебя не понимаю.

– Я сам себя не понимаю. Я боялся реальной, непосредственной работы на Мосту, но такой страх просто был иррациональным. Он приходил из снов. Я обязан был понять это сразу. В действительности, не существует никакой возможности работать на Юпитере. Но я ХОТЕЛ туда вниз. Желание смерти, оно пришло прямехонько из этой чертовой психообработки. Я, как и все мы, знал, что Мост не может стоять вечно. Но тем не менее мы верили в это – таков был результат психообработки. Ничто другое не могло оправдать те усилия, которыми поддерживалось его существование каждый день. Результат: классическая дилемма, ведущая к сумасшествию. Это воздействовало и на тебя тоже. И твоя реакция оказалась столь же неразумной, как и моя. Тебе захотелось родить здесь ребенка.

Но теперь все изменилось. Та работа, которую мы выполняли на Мосту, оказалась стоящей этих затрат. Я ошибался, называя его мостом в никуда. И ты, Эва, не лучше меня смогла рассмотреть, куда он ведет. Иначе бы ты никогда не сделала его началом и концом своего существования. А теперь есть место, куда бы мы могли отправиться. На самом деле, таких мест сотни. Они будут похожи на Землю. Так как Советы все равно скоро захватят всю нашу планету, эти места даже больше будут походить на нормальную Землю, чем сама Земля. По крайней мере – в следующие несколько столетий!

– Зачем ты мне все это говоришь? – спросила она. – Только лишь для того, чтобы помириться?

– Я собираюсь взяться за эту работу, Эвита... если только ты согласишься отправиться вместе со мной.

Она быстро обернулась, одним плавным движением выскользнув из кресла. И в то же мгновение все сигналы тревоги на станции зазвучали одновременно, наполняя каждую металлическую трещину гулом чистого ужаса.

– ВСЕМ ПОСТАМ! – прогрохотал гигантской карикатурой на голос Чэрити Диллона громкоговоритель над постелью Эвы.

– МАКСИМАЛЬНАЯ ШТОРМОВАЯ ПЕРЕГРУЗКА! ЮТТ СЕЙЧАС ПРОХОДИТ ПЯТНО. СКОРОСТЬ ПОТОКОВ УЖЕ ПРЕВЫСИЛА ВСЕ ПРЕДЫДУЩИЕ ПОКАЗАНИЯ И ЧАСТЬ ПОЧВЕННЫХ МАСС НАЧАЛА ОСЕДАТЬ. ТРЕВОГА КАТЕГОРИИ А-1.

Поверх искаженного голоса Чэрити, они сами могли расслышать то, что слышал главный инженер. Вой Юпитера, весь спектр его постоянного, сумасшедшего визга. И Мост отвечал на это чудовищными стонами агонии. Но примешивался еще и другой шум, похожий на музыкальную какофонию острых, перкуссионных тонов. Словно их производил динозавр, проламывающийся сквозь рощу, состоящую из огромных стальных камертонов. Хелмут никогда раньше не слышал этого шума, но теперь он знал, чем тот порожден.

Перекрытие Моста разламывалось посередине.

И мгновение спустя, когда грохот несколько стих, громкоговоритель произнес обычным голосом Чэрити:

– Эва и ты тоже, пожалуйста. Пожалуйста, ответьте. В общем – если только все немедленно не займут свои места, Мост может разрушиться уже через час.

– Ну и пусть, – тихо отозвалась Эва.

Воцарилась короткая, пораженная тишина, а затем прозвучал человеческий голос. Он определенно принадлежал сенатору Уэгонеру, и звук вполне мог быть похож на смешок.