Текст книги "Звёзды в их руках"

Автор книги: Джеймс Бенджамин Блиш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Последующее казалось сном. Всю дорогу в космопорт Уэгонер молчал. Что же касается Энн, то она, похоже, находилась в состоянии легкого шока. Из того немногого, что Пейдж смог, как ему казалось, понять – полковник заключил, что девушка ожидала происшедшего столь же мало, как и он сам.

Лицо ее, когда Пейдж вошел в офис Ганна, несло выражение настороженности, нетерпения, и легкого самодовольства одновременно. Словно она думала, что знает то, что собирается сказать Уэгонер. Но когда Уэгонер упомянул Юпитер, она повернулась и посмотрела на него, словно из сенатора он превратился в боксирующего кенгуру, прямо под взорами смотрящих с портретов Отцов-Основателей "Пфицнера". Что-то явно было не так. После длинного списка столь очевидно ошибочных вещей, сказанное не несло в себе смысла. И что-то определенно пошло не так.

Когда машина повернула на восток, на аллею – на небе, в южном направлении, с правой стороны, где сидел Пейдж, стал виден фейерверк. Ракеты расцветали яркими и красочными вспышками, и, казалось, вырывались из самого сердца Манхэттена. Пейдж удивился, но вспомнил, как факт, вызванный к существованию из дурацкого сна, что сегодня последняя ночь Воскрешения Правоверных, проводившегося на стадионе острова Рэндоллз. Фейерверк устраивался в честь второго Пришествия, которого, как уверены Правоверные, теперь уже недолго осталось ждать.

Gewiss, gewiss, es nach noch heut'

und kann nicht lang mehr saumen...

Пейдж мог бы припомнить, как его отец – страстный почитатель Вагнера – напевал эти строки. Строчки из "Тристана и Изольды". Но он вместо того подумал об страшноватых средневековых гравюрах с сюжетами Второго Пришествия, на которых Христос стоит в углу картины и на него никто не обращает внимания. Зато люди столпились в почтении у ног Антихриста, чье лицо, в туманной дымке памяти Пейджа, представляло собой странное сочетание черт Фрэнсиса Кс.Мак-Хайнери и Блисса Уэгонера.

В небе, в сердцевинках раскрывающихся звездных раковин, стали появляться и расти слова:

| / | / | /

| / | / | / | / |/ | /

– Миллионы – живущих – сейчас – никогда – не – умрут! -

/ | / | / | / | / | / |

/ | / | / |

Это-то уж точно, холодно подумал Пейдж. Правоверные также считали, что Земля – плоская. Но Пейдж сейчас направлялся на Юпитер – планету быть может и не совсем круглую. Но все же более круглую, чем Земля Правоверных. В поисках, если вам нравится, бессмертия, в которое он тоже верил. Пейдж подумал, с привкусом желчи: ЭТО ТРЕБУЕТ РАЗНЫХ ЛЮДЕЙ.

Последняя звездная раковина, настолько яркая, что даже на таком расстоянии слово внутри нее почти ослепляло, беззвучно взорвалась бело-голубым пламенем над городом. Пламя гласило:

| / /

– З А В Т Р А –

/ / |

Пейдж резко повернулся и посмотрел на Энн. Ее лицо, похожее на призрачное пятно в гаснущем свете вспышки, было заинтересованно повернуто к окну. Она тоже наблюдала за фейерверком. Пейдж наклонился вперед и осторожно поцеловал ее в слегка раскрытые губы, совсем забыв про Уэгонера. И спустя какой-то замерзший миг, он почувствовал, что на ее губах сейчас та самая улыбка, которая еще при первом появлении столь поразила его. Но теперь она была уже мягкой, дающей. И на некоторое время мир растаял.

Затем она коснулась его щек своими пальцами и снова откинулась назад на сидение. Кэдди резко свернул с шоссе на север. И частица сияния, бывшая последней на сетчатке глаза, исчезла в дрейфующих пурпурных пятнах, подобных тех, что оставляет солнце или Юпитер. Конечно, Энн даже не подозревает, что он собирался удрать от нее на станцию Прозерпина. Но каким-то чудесным образом он очутился здесь, в этом кадиллаке. ЭНН, ЭНН, Я ХОЧУ ВЕРИТЬ, ПОМОГИ МНЕ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МОЕГО НЕВЕРИЯ.

Кэдди проехал ворота космопорта после короткого неслышного разговора между водителем и охранниками. Вместо того, чтобы направиться прямо к Административному Корпусу, машина искусно повернула налево и поехала вдоль изгороди из колючей проволоки. Затем она двинулась назад по направлению к городу, к темным пространствам запасных стартовых площадок. Тем не менее, и здесь не было полной темноты. Впереди, пока еще вдали, на бетонной площадке перед ангаром луч прожектора выхватывал из мглы сверкающую иглу, взметнувшуюся вверх прямо в его центре.

Пейдж наклонился вперед и стал всматриваться сквозь двойной стеклянный барьер – одно стекло между ним и водителем и второе – между водителем и миром. Светящейся иглой оказался корабль, который однако не походил ни на один знакомый ему. Одноступенчатая ракета, похоже, челнок, предназначенный для их доставки на "Спутник-1", где они должны сделать пересадку на соответствующий межпланетный корабль. Но этот был слишком мал, даже для челнока.

– Как он вам нравится, полковник? – неожиданно спросил из своего темного угла Уэгонер.

– Нормально, – ответил Пейдж. – Но он немножко маловат, не так ли?

Уэгонер рассмеялся.

– Чертовски маленький, – подтвердил он и снова умолк. Встревоженный Пейдж начал беспокоиться, достаточно ли хорошо себя чувствует сенатор. Он повернулся, чтобы посмотреть на Энн, но сейчас не смог рассмотреть и ее лица. Пейдж на ощупь нашел ее руку и она ответила судорожным, крепким сжатием.

Неожиданно кэдди вырвался за пределы проволочной ограды и въехал в луч прожектора. Пейдж смог разглядеть нескольких морских пехотинцев, стоявших на бетонной площадке у хвоста корабля. Абсурдно, но вблизи корабль выглядел еще меньше.

– Порядок, – произнес Уэгонер. – Ну-ка, вы оба, выбирайтесь отсюда. Мы стартуем через десять минут. Члены команды покажут вам ваши каюты.

– Члены команды? – спросил Пейдж. – Сенатор, этот кораблик не может вместить и четырех человек, и один из них – пилот. Значит, кроме меня, его некому пилотировать.

– Ну, не на этот раз, – ответил Уэгонер, вслед за ним вылезая из машины. – Мы только пассажиры – вы, я и мисс Эббот и, конечно же, морские пехотинцы. У "Per Aspera" своя команда из пяти человек. Пожалуйста, давайте не будем тратить времени зря.

Это было невозможно. На спиральной лестнице Пейдж чувствовал себя так, словно он пытается взобраться в патрон от дальнобойной винтовки двадцать второго калибра. Чтобы вместить десять человек в эту крошечную скорлупку, нужно превратить их в нечто подобное концентрату из человечины и засыпать внутрь, как растворимый кофе.

Тем не менее, один из морских пехотинцев встретил его у воздушного шлюза и через минуту полковник уже пристегивал себя ремнями внутри каюты без иллюминаторов, столь же большой, как любая другая на стандартном межпланетном судне. Но намного больше той, что мог себе позволить челнок. Из ящичка интеркома у изголовья его гамака уже звучали фразы предстартовой подготовки.

– Все проверить и закрепить. Шлюз закроется через минуту.

Что случилось с Энн? Она взобралась по лестнице вслед за ним, в этом он уверен...

– Все закреплено. Старт – через минуту. Пассажирам – помнить о перегрузке.

...но он был препровожден в эту нелепую каюту слишком быстро, чтобы оглянуться назад. Что-то не совсем так. Неужели Уэгонер...

– Тридцать секунд. Помните о перегрузке.

...пытался каким-то образом удрать? Но от чего? И почему он хотел взять с собой Энн и Пейджа? Как заложники они...

– Двадцать секунд.

...совершенно бесполезны, так как ничего на значили для правительства. У них нет денег, и они ничего компрометирующего о Уэгонере не знали...

– Пятнадцать секунд.

Но подождите-ка. Энн что-то такое известно о Уэгонере или она считает, что известно.

– Десять секунд. Полная готовность.

Предупреждение инстинктивно заставило Пейджа расслабиться. Еще будет время позже подумать об этом. А при старте...

– Пять секунд.

...не стоит..

– Четыре.

...концентрироваться...

– Три.

...на чем-то...

– Две.

...ином, кроме...

– Одна.

...предстоящего...

– Ноль.

...На СТАРТЕ он получил неожиданный, ломающий кости, выворачивающий наизнанку удар, впрочем вполне обычный для старта космического челнока. Не существовало ничего, чем можно было облегчить это воздействие, кроме как предоставить тренированным мышцам рук, ног и спины выдерживать перегрузку, насколько они в состоянии это делать с помощью спазма реакции Сейла [реакция Сейла – реакция адаптации организма на повышенные перегрузки]. И необходимо было следить за поддержанием всего тела в точной нейтрали к направлению ускорения. Мышцы, которые при этом приходилось использовать, бывали редко нужны на земле, даже тяжеловесам, но космонавт учился их использовать или вылетал с космической службы. Тренированные мышцы живота пилота выдержали бы удар тяжелого камня, но ни один, даже самый крепкий человек, не смог бы повернуть головы, когда мышцы его шеи говорят "НЕТ".

Кроме того, немного помогал также и крик. Теоретически, крик сжимал легкие – ускорительный пневмоторакс, как это называлось в учебниках. И позволял их держать сжатыми на активном участке полетной траектории. За это время уровень двуокиси углерода в крови поднимется настолько высоко, что дыхательный рефлекс заставит организм сделать глубокий вдох, даже если жизненно необходимые мышцы груди разорвались бы от этого усилия. Крик помогал быть уверенным в том, что когда ты сделаешь следующий вдох – это будет ВДОХ.

Но более важным для Пейджа и любого другого космонавта, было то, что крик являлся как бы формой протеста против девяти убийственных секунд ускорения. Он позволял ЧУВСТВОВАТЬ себя лучше. Поэтому Пейдж орал энергично.

Он по-прежнему орал, когда корабль внезапно перешел на свободный инерционный полет.

В то время, как крик еще недоверчиво стихал в горле, он уже пытался отстегнуть свои ремни безопасности. Все его рефлексы космонавта оказались неожиданно спутанными. Активный участок полета показался ему слишком коротким. Даже короткий старт при максимально возможном ускорении – куда длиннее крика. Ионные двигатели, очевидно, были выключены. Ему показалось, что энергоснабжение маленького кораблика отказало и он теперь падает обратно на Землю...

– Всем внимание, – объявили по интеркому. – Мы сейчас находимся на участке траектории свободного полета. Невесомость продлится еще несколько секунд. Приготовиться к возвращению нормального тяготения.

И затем... И затем подвесная койка-гамак, от которой Пейдж пытался оттолкнуться, снова оказалась ВНИЗУ, как если бы корабль спокойно стоял на Земле. Невозможно. Он не мог за это время выйти даже за пределы атмосферы. Но если это и так, невесомость должна была продлиться весь остаток путешествия. Гравитация в межпланетном корабле – не говоря уже о челноке могла быть восстановлена только вращением корабля вокруг собственной оси. Немногие капитаны применяют этот дорогостоящий – в плане расхода топлива маневр. Ведь межпланетными рейсами летали только опытные "старички". Кроме того, этот кораблик не совершал подобного маневра, иначе Пейдж обязательно заметил бы его.

И все же его тело продолжало давить на гамак с ускорением, равным силе тяжести на Земле.

– Всем внимание. Через одну и две десятых минуты мы будем проходить орбиту Луны. Сейчас наблюдательный купол открыт для пассажиров. Сенатор Уэгонер просит присутствия мисс Эббот и полковника Рассела в наблюдательном куполе.

Ни звука не доносилось от ионных двигателей, которые, совершенно очевидно, были выключены, когда "Per Aspera" находился едва ли более, чем в 250 милях от поверхности Земли. И все же сейчас корабль уже проходил орбиту Луны, без всякого, даже малейшего намека на движение, хотя до сих пор, похоже, продолжал ускоряться. Что же приводило его в движение? Пейдж не мог расслышать ничего, кроме тихого шума корабельного электрогенератора. Который работал ничуть не громче, чем на Земле.

Генератор совсем не был перегружен разогревом электронно-ионной плазмы электромагнитными волнами. Значит, плазма не выбрасывалась из дюз ракеты. Не слишком весело полковник отстегнул последний ремень крепления, и встал, сознавая, каким ребенком он, очевидно, является на борту этого корабля.

Палуба была неподвижна – ощущение, совершенно ненормальное для его ног во время полета, и подошвы его обуви давили на нее с нормальным давлением неизменного земного тяготения. Только привычки, выработанные многолетней службой в пространстве, предохранили его от пробежки по проходу между каютами к наблюдательному куполу.

Там уже находились Энн и сенатор Уэгонер. Гаснущий лунный свет омывал их спины, в то время как они смотрели вперед, в пространство. Они наверняка были несколько больше, чем Пейдж, взбудоражены стартом, но сейчас почти оправились. В сравнении с эффектом от старта нормального челнока, этот мог лишь слегка нарушить их спокойствие. И конечно же неожиданный переход в немыслимое поле тяготения, соответствующее земному, не мог бы спутать их нетренированные рефлексы так серьезно, как он спутал реакции Пейджа, наработанные бесчисленными летными часами. Если подумать, сказал про себя полковник, то такие космические полеты, вполне могли оказаться гораздо более легкими для гражданских лиц, чем для космонавтов. По крайней мере, в ближайшие несколько лет.

Пейдж осторожно приблизился к Энн и Уэгонеру, чувствуя себя весьма робко. Посередке, между фигурами сенатора и девушки, сияла светлая, твердая точка желто-белого цвета, смотрящая в наблюдательный отсек сквозь толстое, космическое стекло. Точка фиксированная и неподвижная, как и все остальные звезды, заглядывающие сюда. Четкое доказательство того, что тяготение корабля не производилось с помощью вращения вокруг оси. А сама желтая точка – сияющая между локтем Уэгонера и плечом Энн – была ничем иным, как планетой ЮПИТЕР.

По обе стороны планеты виднелись две маленькие светлые точки. Четыре Галилеевых спутника, видимые также далеко отстоящими друг от друга невооруженным глазом Пейджа, как они могли бы выглядеть с Земли в телескоп, имевшийся в распоряжении Галилея.

Пока Пейдж стоял, замешкавшись, на входе в наблюдательный отсек, маленькие точки, бывшие самыми большими лунами, уже явственно отделились друг от друга. И одна из них начала закатываться за правое плечо Энн. Да, "Per Aspera" все еще ускорялся. И он направлялся к Юпитеру с такой скоростью, какой не соответствовало ничто из опыта Пейджа. Пораженный полковник попытался сделать в уме хотя бы очень грубый подсчет увеличения параллакса и исходя из этого – попробовал прикинуть скорость сближения корабля с Юпитером.

Маленький челнок для доставки пятерых людей, не говоря уже о десятерых, жужжащий едва ли громче обычного катера – не способный забраться дальше Спутника-1, сейчас мчался к Юпитеру со скоростью примерно в четверть скорости света.

ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ – СОРОК ТЫСЯЧ МИЛЬ В СЕКУНДУ.

И становящийся более разборчивым цвет Юпитера указывал на то, что "Per Aspera", по-прежнему продолжает набирать скорость.

– Входите, полковник Рассел, – прозвучал голос Уэгонера, отдаваясь легким эхом во всем наблюдательном отсеке. – Проходите, посмотрите на это зрелище. Мы вас ждали.

10. ЮПИТЕР-5

Именно для того и существует обыкновенный здравый

смысл – чтобы его превратили в необыкновенный. Одной из

главных способностей, которой математика наделила

человечество за последнее столетие – это помещение

"здравого смысла" туда, где ему место. На самую верхнюю

полку, рядом с пыльным сосудом, обозначенным "ненужная

чепуха".

Эрик Темпл Белл

Корабль совершил посадку, когда Хелмут направлялся на свою смену, однако ничем не облегчил груз, лежавший у него на сердце. По своим очертаниям он совершенно не отличался от любого из челноков короткого радиуса действия, обслуживавших систему юпитерианских спутников, тех, что раскидывали грузы и, иногда, кое-какие застарелые почтовые отправления поступающие регулярными рейсами крейсера по маршруту "Спутник-1 – Марс Пояс Астероидов – Юпитер-10". Однако этот корабль определенно превосходил по размерам обычный юпитерианский челнок и посадку он совершил, опустившись своей тяжеловесной тушей на Юпитер-5, лишь на мгновение полыхнув дюзами ракетных двигателей.

Эта посадка подтвердила Хелмуту, что его сон действительно двигался по пути к своей реализации. Если в распоряжении высокопоставленных чиновников действительно имелась настоящая антигравитация, вообще не имело смысла оставлять на корабле ионные ракетные двигатели. ОЧЕВИДНО, ТО, ЧТО ОН УВИДЕЛ, ЯВЛЯЛОСЬ НА САМОМ ДЕЛЕ ЧАСТИЧНЫМ ГРАВИТАЦИОННЫМ ЭКРАНОМ, ПОЗВОЛЯВШИМ КОРАБЛЮ ПЕРЕДВИГАТЬСЯ С ГОРАЗДО МЕНЬШЕЙ РАКЕТНОЙ ТЯГОЙ, ЧЕМ ОБЫЧНО. Но сам корабль по-прежнему оставался подверженным воздействию определенного тензора всемирного поля тяготения, являющегося неотъемлемой частью искривления пространства.

Для Юпитера же не подошло бы ничто, кроме полностью управляемого и абсолютно непроницаемого гравитационного экрана.

Однако теория утверждала, что абсолютный гравитационный экран невозможен. Если бы человеку удалось создать такой экран – даже предположив, что такое вообще осуществимо – он не смог бы ни подойти к нему, ни отойти от него. Пересечение пограничной линии между полем тяготения, скажем, равным земному и нулевым полем, оказалось бы столь же трудным, сколь и преодоление планки для прыжков в высоту, установленной на бесконечность. И по схожим причинам. Если бы человек шагнул через такую границу, он бы грохнулся на землю по другую сторону линии с такой силой, как если бы свалился с Луны. На самом деле, даже большей.

Хелмут работал на пульте совершенно автоматически, думая о другом. За пультом инженера – с которого можно легко проследить за всеми работами никого не было. И, очевидно, Чэрити ожидал, что Хелмут займет его место. Очевидно, он уже побеседовал с сенаторами, получив то, что для него могло являться радостными новостями.

Неожиданно Хелмут понял, что ему не остается ничего другого, кроме как, когда закончится эта смена, все бросить и бежать.

Не существовало никакой причины, по которой ему следовало участвовать в претворении своего собственного ночного кошмара, безропотно, событие за событием, словно он был актером, приговоренным к роли. Сейчас он находился в здравом уме и обладал полным контролем над своими чувствами. И все же, чувствовал себя лишь наполовину нормальным. Тот человек, во сне, сам изъявил желание – но он не мог быть Робертом Хелмутом. Теперь уже нет.

Пока сенаторы находятся здесь, на Юпитере-5, он передаст им свое прошение об отставке. Прямо – через голову Чэрити.

Чувство облегчения накатило на него как раз тогда, когда он закончил перенастройку системы, что позволило ему проводить проверку с общего пульта. Оно оставило в нем поразительную слабость, такую, что ему пришлось положить шлем, поднесенный было к голове, назад на пульт. ВОТ ЧЕГО он ожидал: отставки, и ничего более.

Но надо было еще отдать должок Диллону – закончить большое турне по Мосту. После этого он будет свободен. Ему никогда больше не придется увидеть Мост, даже в обзорном шлеме. Прощальное турне, а затем – назад, в Чикаго, если такое место все еще существует.

Хелмут подождал, пока дыхание несколько успокоится, затем нахлобучил шлем на голову и Мост...

...появился внезапно вокруг, как будто сам Хелмут упал на него. Кромешный Ад за пределами понимания и всякой надежды, скрытый со всех сторон. Барабанный грохот дождя по корпусу "жука" оказался настолько громким, что у прораба даже заболели уши, несмотря на то, что усилитель внешних шумов был поставлен на нулевое положение. Но отключить звуковое сопровождение было невозможно. Все-таки, то, как Мост реагирует на напряжения, оценивалось, в основном, по звуку. Зрение на Мосту было столь же бесполезным, как и червяку на мостовой.

И сейчас, Мост реагировал, как и всегда, смесью диссонанса и какофонии: кранг... кранг... спанг... скриик... кранг... анг... оинг... скриик... скриик... Скрежет конструкций означал очень многое. Это была полифония Моста. Визг ветров, далекое громовое ворчание вулканов – рабочих сцены, передвигающих туда-сюда целые континенты на роликах, спрятанных глубоко внизу. Все остальное – лишь декорации и должно игнорироваться оператором, работающим на Мосту.

Тем не менее, сейчас уже стало невозможным игнорировать любую партию этого оркестра. Грохот нынче был непередаваемо чудовищным, неумолимым, невозможным даже для Юпитера, просто ошеломляющим для этого сезона. И когда Хелмут его услышал, он понял, что очень долго ждал наступления такого момента.

Мост на Юпитере протянет еще немного. И только в том случае, если каждый человек – мужчина или женщина – на Юпитере-5 будут без сна и отдыха сражаться, чтобы сохранить его, во время прохождения Красного Пятна и Южной Тропической Турбулентности...

...если это и поможет. Издаваемые кессонами громкие стоны, вздымавшиеся сквозь туманные смерчи, становились все настойчивее, конвульсивнее, сильнее. А ведь их шарниры были уже и так здорово перегружены. И перекрытие Моста начинало слегка подыматься и опадать. Будто медленные, замороженные волны прокатывались от одного незавершенного конца до другого. Тошнотворное, ленивое волнение прилива заставляло "жука" поднимать к ветру то свой нос, то хвост. Затем все повторялось. Хелмуту пришлось переключить все питание только на то, чтобы удерживать машину с помощью магнитных обмоток на рельсах перекрытия. Похоже, дальнейшее движение по нему не было уже возможным. Для двигателей просто не оставалось достаточно энергии. Почти каждый доступный эрг необходимо было направлять только на то, чтобы "жук" не унесло в тартарары.

Но все же оставался еще один участок Моста, который ему необходимо было осмотреть, оставалось только одно направление, по которому Хелмут должен был пройти.

Прямо вниз.

Вниз, уводящее к планетному льду. Вниз, в Девятый Круг, где все останавливается и никогда не начинается.

Туда по одной из огромных опор Моста вела линия рельс, на которые Хелмут мог переключить "жука" в близрасположенном секторе 94. У него ушло лишь несколько мгновений, чтобы заставить маленькую машину ползти носом по направлению к центру планеты.

Индикаторы на прозрачном пульте сразу же сообщили ему, что скорость ветра в этом секторе, который располагался на подветренной стороне ледника, неожиданно упала до двадцати одной мили – то есть, стала на одиннадцать миль меньше, по сравнению с перекрытием. Тем не менее, сам Хелмут оказался неподготовленным к почти полному спокойствию. Конечно же, какой-то ветер все же дул и здесь, как и везде на Юпитере, особенно в этом сезоне. Но лишь самые сильные порывы несколько превышали триста миль в час, и нередко приборы показывали скорость ветра всего лишь семьдесят пять миль в час.

Временное затишье убаюкивало. "Жук" спускался вниз, подобно ныряльщику, который уже преодолел предел безопасности, но слишком уж увлечен экстазом глубины, чтобы беспокоиться об этом. На глубине в пятнадцать миль в свете прожекторов промелькнуло что-то белое и исчезло. Затем число непонятных объектов достигло трех. И вдруг неожиданно пролился целый поток, состоящий из них.

С запозданием Хелмут остановил "жука" и начал всматриваться, но странные объекты уже исчезли. Нет, вон еще несколько их, медленно дрейфующих в свете прожекторов. И когда ветер на мгновение стих, они, казалось, застыли, медленно пульсируя...

Хелмут услышал изданный им самим возглас удивления. Однажды его фантазия нарисовала юпитерианскую медузу. Именно на нее были похожи те существа, которых он увидел – на медуз, но не морских, а воздушных. Они были прозрачными и имели размеры от сжатого кулака до футбольного мяча. И они были прекрасны – хотя и выглядели невозможно хрупкими для этой яростной планеты.

Хелмут протянул руку, чтобы увеличить мощность прожекторов, но как только его пальцы нащупали рукоятку, вновь поднялся ветер и юпитерианские твари исчезли. Вместо этого, в усиленном свете прожекторов Хелмут разглядел, что невдалеке от него, внизу, по одну сторону рельс, из опоры выступала большая платформа. Она была замкнута и покрыта крышей из прозрачного материала. И внутри нее заметно было какое-то движение.

Он не имел ни малейшего представления, что это за конструкция. Совершенно очевидно, что она появилась недавно. Хотя до сих пор ему ни разу не приходилось спускаться в этот сектор под перекрытием, он знал планы строительства достаточно хорошо, чтобы помнить – в них не было никаких указаний на подобный приросток.

На какое-то дикое мгновение ему подумалось, что на Юпитере уже работают люди. Но когда он подвел "жука" к верху платформы, он понял, что передвигающимся объектом внутри ее был, конечно же, робот. Машина непонятных очертаний, со многими щупальцами, примерно вдвое больше человека. Робот деловито колдовал над колбами и пробирками, которые стояли вокруг него на полках, казалось, тысячами. Все это строение в целом походило на химическую лабораторию, и в одном из углов помещения стоял предмет, который скорее всего был ничем иным, как микроскопом.

Робот взглянул на него и что-то прожестикулировал двумя или тремя щупальцами. Сперва Хелмут ничего не понял. Но затем, он заметил, что машина указывала на прожектора и, уловив смысл жеста, почти полностью погасил их. В воцарившемся юпитерианском мраке он смог рассмотреть, что лаборатория – и это было совершенно очевидно – имела в наличии достаточно своего собственного искусственного освещения.

Конечно, у него не было возможности переговорить с роботом, ни самому роботу – с ним. Правда, если бы он захотел, то мог бы поговорить с человеком, управлявшим машиной. Но он знал, чем занимается каждый мужчина и каждая женщина на Юпитере-5, и управление этой штукой не входило в обязанности кого-либо из них.

И тут на его прозрачном пульте неожиданно замигала белая лампочка. Должно быть вызов с Европы. Неужели кто-то с этого снежного шара командовал многоруким экспериментатором на Юпитере, используя трансляционную станцию Юпитера-5 для усиления сигналов управления? С большим любопытством Хелмут воткнул нужный штекер.

– Привет, Мост! Кто у вас там на смене?

– Привет, Европа. Это Боб Хелмут. Так это вашим роботом я любуюсь в секторе девяносто четыре?

– Это я, – ответил голос. Было совершенно невозможно отделаться от впечатления, что голос исходил от самого робота. – Док Барт. Ну, как тебе нравится моя лаборатория?

– Весьма интересно, – ответил Хелмут. – Я даже не знал, что она существует. А что ты тут делаешь?

– Мы соорудили ее только в этом году. Она предназначена для изучения юпитерианских форм жизни. Ты заметил их?

– Ты имеешь ввиду медуз? Они живые?

– Да, – подтвердил робот. – Мы держим все это пока в шляпе, надо получить побольше данных. Но мы предполагали, что рано или поздно один из вас, "погонщиков жуков", заметит их. Медузы – живые, это-то уж точно. А внутри у них коллодиевый раствор – в точности, как у протоплазмы. За одним исключением – вместо воды используется жидкий аммиак.

– Но чем они питаются? – спросил Хелмут.

– Ага, вот это хороший вопрос. Совершенно очевидно, какой-то формой атмосферного планктона. Мы нашли переваренные остатки некой жратвы внутри них, но не поймали пока того, что наши медузки лопают. А переваренных остатков к сожалению недостаточно для того, чтобы продолжить исследования. Чем питается сам планктон? Хотел бы я знать.

Хелмут подумал об этом. Жизнь на Юпитере. Не имело значения то, что она была столь простой по своей структуре, и совершенно подвластной ветрам. Все равно, имелась жизнь, даже здесь внизу, в мерзлых глубинах ада, куда ни один живой человек никогда не смог бы спуститься. И кто знал, если медуза реяла в воздухе Юпитера, то почему бы в морях Юпитера не плавать Левиафанам?

– Похоже, на тебя это не произвело большого впечатления, – снова заговорил робот. – Наверное, планктон и медузы не слишком уж интересные создания для неспециалиста. Но последствия моего открытия – огромны. Позволь мне заметить, что все это вызовет настоящую бурю среди биологов.

– В это я могу поверить, – ответил Хелмут. – Я всего лишь был ошеломлен. И только. Ведь мы всегда считали Юпитер безжизненным...

– Именно так. Но теперь зато знаем его гораздо лучше. Что ж, пора возвращаться к работе. Мы еще с тобой поболтаем.

Робот помахал своими щупальцами и склонился над лабораторным столом.

Погруженный в свои мысли Хелмут отвел "жука" назад, развернул его и направил обратно вверх. Он вспомнил, что именно Барт нашел на Европе ископаемые растения. А еще ранее, один из офицеров, пребывавший в юпитерианской системе – очевидно в рамках своих обязанностей – использовал свое свободное время для собирания проб грунта, в которых уже на Земле должны были выискивать бактерии. Быть может, ему и удалось подобрать что-нибудь подходящее. Еще до начала космических полетов ученые находили микроорганизмы даже в метеоритах. Земля и Марс не являлись единственными местами во Вселенной, где возникла жизнь. Очень вероятно, что она есть везде. Если жизнь найдена даже на Юпитере, не логично исключать существование на Солнце какого-нибудь живого пламени, которое никто не может опознать, как форму жизни...

Хелмут выбрался на перекрытие и направил грохочущего "жука" на стоянку. Ему не надо было переводить машину на другие рельсы, чтобы вернуть ее в ангар. Неожиданно ему пришло в голову, что он никогда не встречался с Доком Бартом, как и со многими другими людьми, с которыми так часто беседовал по коротковолновому радио. За исключением самих операторов Моста, юпитерианская система была для него сообществом голосов, лишенных тел. А теперь, он уже никогда с ними и не встретится...

– Проснись, Хелмут, – неожиданно привел его в чувство голос, раздавшийся здесь, на Юпитере-5. – Если бы не я, ты бы добрался уже до самого конца Моста. У тебя на "жуке" оказались отключены все автоматические ограничители.

Хелмут виновато потянулся, намного позже чем следовало бы, к пульту управления. Эва уже отвела его "жук" обратно, за опасную черту.

– Извини, – пробормотал он, снимая шлем. – Спасибо, Эва.

– Не благодари меня. Если бы ты был на самом деле в той машине, я не задумываясь, позволила бы ей свалиться. Меньше чтения и больше сна – вот что я тебе порекомендовала бы, Хелмут.

– Держи свои рекомендации при себе, – пробурчал он.

Этот инцидент привел в движение цепочку новых и еще более раздражающих мыслей. Если он подаст в отставку сейчас, пройдет еще почти год, прежде чем он сможет вернуться в Чикаго. Антигравитация или не антигравитация, на корабле сенаторов не найдется свободного места для неожиданного пассажира. Доставка человека домой требует длительной предварительной подготовки. Необходимо обеспечить жизненное пространство и много еще чего, что потребуется ему для обратного путешествия с Юпитера-5.