Текст книги "Планета бессмертных"

Автор книги: Джеймс Алан Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

ЭПИЛОГ
ПОТОМУ ЧТО MHЕ ВСЕГДА ХОТЕЛОСЬ НАПИСАТЬ ЕГО

ТЫСЯЧА СКУЧНЫХ МЕЛОЧЕЙ

Быть капитаном огромного чужеземного космического корабля не так интересно, как вы, может быть, думаете, потому что это ужасное бремя. И бремя это в особенности велико у того, кто имеет лучшую подругу, которая все время беспокоится, как бы одно неосторожное слово, обращенное к корабельному компьютеру, не привело к «трагическому инциденту». Фестина диктовала мне все команды, которые я должна была отдавать кораблю-«вязанке», заставляла меня повторять их несколько раз по-английски и только после этого позволяла сказать то же самое на шадиллском языке. И даже при соблюдении всех этих условий она требовала, чтобы я думала, думала и думала над каждым шадиллским словом; короче говоря, приходилось притворяться, будто я усиленно размышляю над полученной инструкцией.

Конечно, на самом деле перевод мало занимал мои мысли; гораздо больше я думала о своей изменившейся внешности (очень милое отражение которой можно было видеть в чаше фонтана). Поллисанд лишь слегка мазнул мне щеку носком ноги – и тем не менее умудрился создать точную копию родимого пятна Фестины как по размерам, так и по форме. Сразу же после этого он сотворил прозрачную повязку, которую наложил на пурпурный мазок – чтобы помешать меду сползать с лица. Повязка мгновенно прилипла к коже и (предположительно) тут и останется.

Фестина, конечно, очень переживала из-за изменений, которые претерпела моя внешность, – она очень милый человек, но имеет «глубокий психологический сдвиг» из-за своей внешности, отчего иногда бывает не вполне адекватна. В глубине души она убеждена, что родимое пятно делает ее безобразной… хотя на самом деле причина ее безобразия в том, что она непрозрачна, а родимое пятно – это так, пустяк, который практически ничего не меняет.

В связи с этим спешу пояснить, что мое пятно, хотя и несомненно пурпурное, но прозрачно-пурпурное; вы по-прежнему можете видеть что угодно сквозь мою голову и в том числе сквозь щеку. Поэтому пятно на моем лице – не уродство, а просто «очаровательная особенность», придающая мне добавочную прелесть. Я выгляжу восхитительнее, чем когда-либо… знаю, в это трудно поверить, но теперь, когда вы прочли мою историю, вам, конечно, ясно, что я никогда не лгу.

Я не стану перечислять в деталях, что мы делали сразу после того, как пятно оказалось у меня на щеке. Конечно, мы приказали кораблю-«вязанке» перестать заглатывать мелкие суда кашлингов и освободить захваченные. Мы также выпустили экипаж «Королевского гемлока» из камер, куда их заточили. В камерах оказалось и множество представителей других видов, все, кого выкрали шадиллы, потому что эти создания оказались слишком умны себе во вред. Капитан Капур обещал, как только представится возможность, доставить пленников на родные планеты… или на любой другой мир по их выбору – в качестве утешительного приза за то, что им пришлось перенести в заточении у злобных мохнатых жуков.

Кстати о мохнатых жуках. Их обратившиеся в желе останки исчезли из фонтана, пока мы были заняты другими делами. Лично я надеялась, что они просто вытекли в дренажную трубу, но Фестина предположила, что они воспользовались своим вновь обретенным могуществом и перенеслись туда, где сейчас обитают все их собратья: в другое измерение (что бы это ни значило) или, может, на далекую планету из желе, где вся мебель и прочее трясется от малейшего движения. Как это нечестно – что такие ужасные злодеи просто перекочевали в свою собственную нирвану, безо всякого наказания за совершенные проступки. С другой стороны, вряд ли эта их нирвана такая уж замечательная – учитывая, что все там из желе… и, возможно, это вообще не нирвана, а кромешный ад. Поэтому я решила не переживать из-за того, что так и не врезала ни одному шадиллу, и рассматриваю это как признак моей все «возрастающей зрелости».

Уверена – в зрелости мне не будет равных.

AU REVOIR В ДУХЕ ВСЕ ТОЙ ЖЕ ВРЕДНОСТИ

Поллисанд исчез примерно в то же время, что и шадиллы… пока наше внимание было отвлечено неотложными делами. Он оставил нам листок бумаги со словами, мерцающими в точности тем же цветом, что и его глаза. Вот что там было:

ЭЙ, ДЕТКИ, МЫ С ВАМИ СЛАВНО ПОРАБОТАЛИ, ГОВОРЮ ЭТО СОВЕРШЕННО ИСКРЕННЕ. И ЗНАЕТЕ ЧТО? В СВОЕМ ХРУСТАЛЬНОМ ШАРЕ Я ВИЖУ, ЧТО СОВСЕМ СКОРО ВСТРЕЧУСЬ КОЕ С КЕМ ИЗ ВАС. СПОРЮ, ВЫ ОЖИДАЕТЕ ЭТОГО С НЕТЕРПЕНИЕМ. ВСЕХ ОБНИМАЮ И КРЕПКО ЦЕЛУЮ. ОХ, ПОСТОЙТЕ, СОВСЕМ ЗАБЫЛ;

КАКИЕ МОГУТ БЫТЬ ПОЦЕЛУИ, ЕСЛИ У МЕНЯ НЕТ РТА? СЧИТАЙТЕ, ЧТО ВАМ ПОВЕЗЛО – ВЫ-ТО МОЖЕТЕ ЦЕЛОВАТЬСЯ. П.

Едва мы прочли послание, как буквы ярко вспыхнули, и бумагу охватило огнем. Никто не пытался потушить ее.

– Думаете, он и вправду знает, что должно произойти? – спросила Ладжоли, со страхом глядя на горящую записку.

Фестина состроила гримасу.

– Он явно наслаждается тем, что помог нам освободиться. Не знаю, провидец он или нет, но интриган он первоклассный. И если захочет втянуть нас в свои махинации, то сделает это.

– Ах, адмирал, какая вы все-таки оптимистка, – сказал Аархус. – Некоторые видят, что стакан наполовину полон, другие – что наполовину пуст, а есть и такие, кто видит в нем множество ядовитых чужеземных паразитов, жаждущих сожрать вашу поджелудочную железу.

Фестина пожала плечами.

– Ну… такой уж дар.

КАК ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ

Вот как все закончилось.

Леди Белл и лорд Рей так и не покинули «Предназначение», пока их судно находилось на корабле-«вязанке». Как настоящие трусы, они тряслись от страха, пока мы не рассказали им, что все завершилось к нашей пользе. После этого Белл заявила, что мы все еще должны заплатить им «выкуп». На что мы согласились – после чего сделали свое заявление, записали его и распространили по всему сектору.

Всю галактику охватило волнение. Заодно в карманы кашлингов потекли бешеные деньги – как плата за передачу, после чего Белл и Рей отказались от своего призвания пророков и отбыли, собираясь переквалифицироваться в продюсеров сенсационных фантастических пьес на ТВ. Похоже, представители их расы часто подобным образом выстраивают свою карьеру.

В результате нашей передачи на адмиралов Высшего совета обрушилось всеобщее возмущение, не говоря уж о том, что их постоянно приглашали в гражданскую полицию для «оказания помощи в расследовании преступлений». Все адмиралы пытались переложить вину за совершенные злодеяния друг на друга, заявляя, что конкретно он (она) «тут совершенно ни при чем». Нескольким негодяям удалось исчезнуть до того, как началось расследование. Несмотря на такое развитие событий, Фестина была уверена, что большинству членов Совета не избежать тюремного заключения, а если кто-то и сумеет вывернуться из лап закона, их будет совсем немного.

Так и не удалось выяснить, кто же убил бабушку Уклода Юлай; но, как и предсказывала Фестина, это преступление вызвало особенно бурную реакцию гражданского правительства Технократии. Учитывая, что все мы под колпаком у Лиги Наций, люди не могут оставить убийство нерасследованным. Фестина говорит, что, если понадобится, она лично займется этой проблемой, когда вернется на Новую Землю.

Что касается остальных членов семьи Уклода, то ко времени гибели бабушки Юлай все они уже попрятались кто куда. Понимая, что Высший совет пойдет на любые меры, лишь бы скрыть свои преступления, Унноры затаились в безопасных местах, дожидаясь, пока все уладится. Только бабушка Юлай не стала прятаться – совершенно добровольно – чтобы иметь возможность довести до конца дело обнародования преступлений Адмиралтейства.

В результате семья Уклода и Ладжоли уцелела, и им было куда вернуться: семья, жаждущая встречи с ними, чтобы отблагодарить за отлично проделанную работу. Родственники Уклода во всеуслышание сообщали всем и каждому, какой это был с их стороны мудрый поступок – купить такую жену их неразумному отпрыску: Ладжоли «сделала из мальчика мужчину», «помогла ему не сбиться с пути» и совершила еще очень много всего, выраженного столь же избитыми фразами. Унноры поклялись, что будут всем своим друзьям рекомендовать тех же брачных посредников туе-туе… конечно, ничего особенно хорошего это не сулило, но, по крайней мере, обеспечивало, что брокеры не тронут брата Ладжоли.

Выяснилось, что одно судно крестового похода кашлингов представляло собой заретту с мужчиной-зареттой на борту. Взяв деньги в долг у своей семьи, Уклод купил их и препоручил малышку «Звездную кусаку» любящей заботе заретт. Перед моим внутренним взором так и стоит мягкая сферическая детская кроватка, куда малышку кладут каждую ночь; не сомневаюсь, что ее закармливают самыми вкусными углеводородами. Уклод также пообещал установить памятник Нимбусу на семейном кладбище Унноров на своей родной планете. Там же будет возведен еще более впечатляющий мемориал в честь «Звездной кусаки» (матери, а не дочери, естественно) – возможно, часть композиции будет представлять собой модель в натуральную величину, со специальным грибковым покрытием, имитирующим липкую текстуру внешней поверхности заретты. По-моему, очень трогательно; неудивительно, что я решила непременно посетить кладбище, если когда-нибудь окажусь на этой планете.

Однако прежде мне придется слетать на Новую Землю. Когда злодеи-адмиралы предстанут перед судом, я должна буду дать свидетельские показания, с чем справлюсь наилучшим образом и, без сомнения, выведу негодяев на чистую воду.

Увы, Фестина говорит, что до суда еще очень далеко. Сначала предстоит «впечатляющее цирковое представление», потом «оргия взаимных обвинений», которая завершится «всеобщим покаянием с битьем в грудь», за ним последует «период десенсибилизации как следствие тяжелых переживаний», сопровождающийся «циничным безразличием», далее – «коллективная потеря памяти», «пересмотр позиции» и кульминация – слушание в суде присяжных. Актеры могут отдыхать: так искусно будут подаваться якобы признания, но при этом ничего конкретного никто припомнить не сможет. (Может, Фестина шутила, когда перечисляла все эти предстоящие события, – или нет.)

Так что мое присутствие не потребуется на земле еще много месяцев или даже лет. Фестина же, конечно, улетает туда немедленно. Сержант Аархус будет сопровождать ее в качестве личного телохранителя. Когда он заговорил об этом с Фестиной, она заявила, что не нуждается в телохранителе, но он сказал, что нет, нуждается, поскольку среди адмиралов множество таких, кто ненавидит ее и хотел бы расправиться с ней. Как бы то ни было, Аархус испытывает чувство вины из-за гибели Нимбуса – считает, что, если бы он (Аархус) лучше выполнял свою работу офицера службы безопасности, Фестина никогда не начала бы задыхаться и призрачный человек остался бы жив. Такой ход рассуждений не имеет смысла; однако в печали мы все глупеем, и даже я временами задаюсь вопросом, была ли у меня какая-нибудь неиспользованная возможность спасти Нимбусу жизнь.

Даже счастливый конец всегда бывает со слезами на глазах.

ИТАК…

Мы с Фестиной стояли на приемной платформе «Предназначения», глядя в безбрежную космическую даль. Роботы-чистильщики с корабля-«вязанки» неодобрительно попискивали, тщательно отдраивая палубу вокруг нас; и хотя на корабле кашлингов все еще пованивало, но уже не так мерзко. Более того, благодаря прозрачным стеклянным стенам я чувствовала себя тут как дома… и это действительно был мой дом, поскольку в этом крестовом походе я провозгласила себя новым пророком.

Снаружи роились корабли моих последователей, стараясь занять позицию поближе к роскошному хрустальному судну. С каждым часом их становилось все больше; по-видимому, везде в пределах сферы влияния кашлингов мое появление воспринимается как нечто восхитительно новое, и просители стекаются ко мне со всех сторон.

– Учти – вечно так продолжаться не будет, – сказала Фестина, глядя, как очередной корабль возник в этой их сверхсветовой манере: только что его не было, и вот он уже тут как тут, с целой серией собственных остаточных изображений позади (когда свет оттуда, где он был раньше, добирался туда, где он находился сейчас). – Ты не первая среди не-кашлингов, кто объявил себя пророком. Какое-то время последователи будут стекаться к тебе, но потом потеряют интерес – как только появится что-нибудь новенькое.

– А тем временем я с их помощью успею совершить великие дела.

Фестина кивнула и снова обратила взгляд в непроглядную тьму космоса. Я приказала «Предназначению» развернуться таким образом, чтобы нам был виден лишь крошечный край огромного корабля-«вязанки», совсем недавно получившего название «Гигантское судно, приводимое в движение одним Веслом».

Это была моя идея. Шутка; по-моему, очень удачная.

У пояса Фестины защебетало маленькое устройство связи. Голос Аархуса сказал:

– Адмирал, можем отправляться, как только сочтете нужным.

– Буду через минуту.

Фестина бросила взгляд в сторону шлюзовой камеры. Там была пришвартована яхта кашлингов – самое быстрое судно, которое смогли предложить мои последователи. Ученые с «Гемлока» изрядно потрудились над компьютерами яхты, убирая блок, препятствующий ее проникновению в ближайшее солнце для наращивания мощности ССС-поля. Фестина и Аархус помчатся к Новой Земле с такой скоростью, с какой до них не летал ни один человек.

– Аархус говорит, – сказала я, – что как только ты прибудешь на Новую Землю, тебя назначат командиром всего человеческого флота.

– Сержант Аархус всегда несколько преувеличивает мою значимость, – ответила Фестина с улыбкой сожаления. – Даже если весь Высший совет бросят в тюрьму, останется огромное количество не входящих в него адмиралов, и все они рангом выше меня. Однако Аархус твердит, что они замараны своими связями со старой гвардией; я единственная, чья репутация морально безупречна. Он воображает, будто, едва появившись в нашей штаб-квартире, я сразу же стану президентом этого проклятого Совета.

– Ты будешь чертовски хорошим президентом, Фестина. Ты получишь большой пистолет?

– Нет, только головную боль. Даже если я не войду в Совет, мне нужно переделать миллион дел. Первое и самое важное – я озадачу своих людей, пусть разбираются, каким именно образом шадиллы способствуют отупению homo sapiens. Если что-то подобное вообще имеет место. – Она помолчала. – Черт! Как я жалею, что не хватило времени расспросить их об этом!

– Думаешь, шадиллы сказали бы тебе?

– Не знаю. Однако абсолютно уверена, что наши догадки верны – шадиллы сознательно оглупляли кашлингов, и то же самое происходит с нами. Посмотри только на Высший совет, бога ради; четыреста лет назад ни одному из этих развращенных ублюдков не доверили бы командовать вообще ничем. Но мы упали настолько низко, что теперь они просто цвет флота. Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо.

– Не ной, Фестина. Ты во всем разберешься и наведешь порядок. Если будет трудно, спроси себя, что бы я сделала на твоем месте.

– Тогда все кончится тем, что я очень многим расквашу носы.

– Если это будет необходимо.

Фестина улыбнулась, наклонилась и поцеловала меня в щеку. В левую. В ту, на которой нет пурпурного пятна.

И тут же резко отшатнулась, словно застеснявшись, и отвернулась, глядя сквозь стеклянный корпус на рой собравшихся вокруг нас кораблей кашлингов.

– Не рассчитывай, что быстро доберешься до Мелаквина. Маленькие суда не могут развивать большую скорость. Может, на дорогу уйдет недели две.

– Я не спешу, – ответила я. – Эти две недели я буду развлекать всех желающих, рассказывая свою историю и излагая собственное понимание вселенной. Я теперь пророк, Фестина, и делиться с другими своей мудростью – мой долг.

Она рассмеялась.

– Если существует кто-то способный сосредоточить на себе внимание кашлингов, то это ты. Тем не менее работа тебе предстоит огромная. Я имею в виду попытку исправить то, что натворили шадиллы. Ты отдаешь себе отчет в том, что у кашлингов мозги набекрень? Что бы шадиллы ни сделали с ними, эффект может оказаться необратим. Прошло уже четыре тысячи лет с тех пор, как шадиллы превратили кашлингов в эгоцентричных придурков, и не исключено, что тебе не удастся исправить ситуацию.

– Ну, если это так, я смогу, по крайней мере, использовать кашлингов для того, чтобы «починить» свой собственный народ. Для начала.

Я отступила в сторону, чтобы иметь возможность лучше видеть корабль-«вязанку». Он полетит с нами к Мелаквину и вместе с ним, естественно, фонтан с кровавым медом. Никто не знает точно, сможет ли на самом деле мед пробудить к жизни миллионы спящих на моей родной планете людей с усталыми мозгами; не исключено, что он оказывает благотворное воздействие только на меня, потому что четыре года назад Поллисанд в процессе оживления сделал со мной что-то особенное. Тем не менее я надеюсь. Очень надеюсь. Я поведу своих последователей-кашлингов к поверхности Мелаквина с бутылками, полными кровавого меда, а затем мы войдем в каждую Башню предков, где бы она ни находилась.

Пурпурный мазок на щеку – и, возможно, мой мир снова оживет.

Мысли Фестины, видимо, приняли то же самое направление, потому что она не сводила взгляда с моей щеки.

– Ты уверена, что кровавый мед и в самом деле лекарство? – спросила она.

– Доктор Хавел обследовал меня и говорит, что сейчас в моем мозгу идут приторможенные раньше естественные процессы: мозг освобождается от связей, возникших в период детства, и я становлюсь взрослой. Меня не слишком радует перспектива перестать быть тем, кем я всегда была – а я была прекрасным созданием, даже если ты считала меня ребячливой, – но доктор уверяет, что без процесса взросления преодолеть умственный застой невозможно. Очень надеюсь, что тот же самый процесс выведет из ступора и остальных наших людей.

– И все, что от тебя требуется, – пробормотала Фестина, – это изуродовать каждого из них…

– Это не уродство! – прервала я ее. – Просто прекрасная и одновременно целебная метка.

– И ты чувствуешь себя хорошо? Ты не ощущаешь?.. Ну, не знаю. Может, на самом деле это плохо для тебя. Может, пятно медленно подчиняет себе твой мозг или что-то в этом роде.

– С моим мозгом все прекрасно, – ответила я. – С тех пор как Поллисанд сделал это со мной, не было ни одного инцидента, свидетельствующего об усталости. К примеру, ты, наверно, заметила – я не устраиваю сцен из-за того, что ты снова покидаешь меня; теперь я в состоянии справиться с одиночеством.

Фестина задумчиво посмотрела на меня.

– Теперь ты в состоянии даже шутить по этому поводу. – Она улыбнулась. – Я думаю, Весло, из тебя получится очень интересная женщина.

Не знаю, кто из нас первым раскрыл другому объятия; не имеет значения, поскольку я очень хотела, чтобы это произошло. И, обнимая свою дорогую подругу, я не испытывала робости, не чувствовала себя глупой – хотя бы самую малую миллисекунду.

Послесловие
ОТ ФЕСТИНЫ РАМОС

Я встретила Весло у залитого лунным светом озера, поздним вечером того дня, когда убила своего лучшего друга. Она была высокая, грустная и невероятно прекрасная: словно статуэтка в стиле ар деко, отлитая из чистейшего стекла.

Да, это так: она оказалась сделана из стекла. Я видела сквозь нее побережье, луну, весь мир.

Думая о ней, я не могу не воспринимать ее стеклянное тело в качестве метафоры – например, эмоционально она тоже была прозрачна, как стекло. Если она сердилась, то не сдерживала свою ярость; если пугалась, то дрожала; если страдала от одиночества, то плакала. Открытая, как дитя… и люди, плохо знающие Весло, часто ошибочно считали ее ребячливой и даже глуповатой. На самом деле ни одно из этих определений к ней не подходило, потому что она была совершенно взрослой женщиной с очень высоким коэффициентом умственного развития (освоила английский всего за несколько недель и бегло говорила на этом языке). А то, что Весло постоянно заявляла о своем превосходстве над «непрозрачными» людьми, являлось проявлением не высокомерия, а печали, скрытой глубоко в сердце, попыткой убедить себя, что и она чего-нибудь стоит в этой вселенной. Она была хрупкой, как стекло. Не физически, конечно: тело, которое почти невозможно разрушить (даже, к примеру, утопив), невосприимчивое к болезням и длительному голоданию (с помощью процесса фотосинтеза она могла поглощать энергию непосредственно от ближайшего источника света). Она была сильная, быстрая, энергичная. Однако в умственном отношении Весло оказалась близка к распаду. Ее народ был создан неизвестными чужаками тысячи лет назад, по образу и подобию homo sapiens, но по какой-то ошибке создателей (умышленной или случайной) у всех до одного стеклянных людей к пятидесяти годам мозг прекращал свою работу. Сначала их одолевала скука, потом нарастала вялость, а в итоге наступало оцепенение, сон, пробудить от которого могли лишь чрезвычайные меры, да и то всего на несколько минут.

Весло находилась уже у края этой пропасти. Стеклянные люди не умирали, они просто уставали, превращались в нестареющие статуи, живые, но спящие. Для Весла приближался возраст, когда мозг должен был предать ее. Она сражалась со своей судьбой, отвергала ее, негодовала; и потом получилось так, что в конце туннеля забрезжил свет. Спасая свой мир от угасания, она пожертвовала собой, прыгнув с восьмидесятиэтажной башни и увлекая за собой безумца, задумавшего уничтожить ее планету. Увидев ее тело, распростертое на мостовой, я расплакалась, но утешала себя тем, что, избрав смерть, Весло избежала худшей участи – постепенного угасания своей личности, скатывания в унылое забытье.

Даже стекло подвержено воздействию времени: линзы темнеют, зеркала мутнеют.

Однако я оказалась не права. То падение не убило Весло – она оказалась настолько прочна, что это просто не поддается воображению. Такое стекло называют пуленепробиваемым. И теперь, когда она вернулась, преследуемая чужеземными созданиями, которым есть что скрывать, возникает вопрос: успеет ли она спасти нуждающихся в помощи до того, как сон разума одолеет ее?

Убегать от чужаков, увертываться от выстрелов, пытаться понять, что, черт возьми, происходит, прежде чем всех перебьют…

Эй, просто как в старые добрые времена!