Текст книги "Жемчужина боярского рода. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Джейд Дэвлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 21

– Выходим, – мрачным тоном велел Снежинский, когда экипаж миновал ворота поместья.

Вообще-то, я планировала из храма вернуться домой, в нашу с Милой квартирку. Но пока драпали от толпы и пихались локтями в тесноте с Милиными родственницами, как-то так вышло, что приехали по другому адресу. Непонятно по какому.

– Это мы где? – шепотом спросила я Вьюжина, пока он помогал мне выгрузиться из салона.

– Поместье Лисовских, – так же вполголоса ответил Алексей.

Я выдохнула с облегчением. Управлял экипажем Виктор Орловский, друг Игоря. И хотя в последние дни мы вроде как нашли общий язык, некоторая настороженность по отношению к нему во мне все равно оставалась.

– Людмила, – как только мы оказались во дворе и стало возможно хоть дышать свободно, слегка очухавшиеся сестры и мать подруги принялись добиваться своего, – дорогая, мы тебя так ждали! Так скучали! Зачем мы здесь? Лучше поехали домой!

Ну так и знала. Вот же три упертые вороны! Наглые, как танки. Крутятся вокруг Милы, словно стая, подойти не дают, даже Олега оттеснили неведомым образом.

А подруга стоит словно бы в растерянности, никак на их карканье не отзывается. Но и не гонит. Не дай бог, сейчас даст слабину, простит и решит вернуться домой, в поместье Оленских!

Нет, я этого не допущу. В конце концов, я вон космоса не испугалась, когда по лабиринту бегала ради подруги. Что я, трех куриц не отгоню?

Но мое вмешательство не понадобилось. Мила, упорно смотревшая себе под ноги и кутавшаяся в платок по самые брови, вдруг подняла голову и сбросила серую ткань с плеч.

И мы все дружно ахнули!

Не обманула богиня-мать. Девушка снова выглядела юной, как в тот день, когда решила принести добровольную жертву. О прошедших в нищете и немощности годах свидетельствовала только серебристо-белая прядь в густых каштановых волосах.

А еще глаза. Они снова стали ярко-зелеными, как первая весенняя трава, но больше не казались беззащитно мягкими, как у беспомощного ласкового котенка.

Теперь эти глаза сияли льдом и силой, которых не было в прежней Людмиле Оленской.

– Хватит, – спокойно и негромко сказала она. Так спокойно и негромко, что все услышали и разом смолкли. – К чему это представление?

– Мила, – ахнула мать, прижимая ладони ко рту, – о чем ты?

– О том, что вы с сестрами и тетушками устраиваете уже который год. – Подруга почти безразлично пожала плечами. – Давно пора прекратить. Людмила Оленская пожертвовала свою жизнь богине во искупление греха Лики. Все.

– Но ты же вернулась! – Кажется, родня Милы не была совсем уж бессовестной. Во всяком случае, Светлана, средняя сестра, сейчас выглядела так, будто искренне переживает.

– Да. – Подруга кивнула. – Но не к вам. И я больше не Людмила Оленская, не ваша дочь и сестра. Я чистый лист, дарованный богиней. И могу написать свою судьбу сама. Я еще не знаю, какой она будет. Но могу сказать точно. Имя рода Оленских там написано не будет.

– Ты… ты…

– Я не держу на вас зла. – Мила склонила голову к плечу и посмотрела на каждую из родственниц по очереди. – Видимо, мне с самого начала не было среди вас места. Вы не могли меня любить, что ж, бывает. Вы решили мною пожертвовать, и это тоже можно понять.

– Ты сама решила стать жертвой! – не выдержала старшая сестра, сжимая кулаки и прикусив губу. – Никто тебя не заставлял!

– Конечно, – легко улыбнулась Мила. – Всего лишь договорились между собой подстроить все так, чтобы я услышала разговор матери и ее сестер, поверила в свой долг перед семьей и все сделала по собственному желанию. Ведь это было краеугольным камнем в жертвоприношении, главным условием. Невинная и добровольная, правда, мама?

У старшей Оленской хотя бы хватило совести отвести глаза, а вот Лика и не думала отступать:

– И все равно, тебя никто не просил!

– Правда? – Улыбка Милы стала какой-то незнакомой, почти неприятной. – Тогда, может быть, и смысла в ней не было? И ты готова сама расплатиться за свой грех? Еще не поздно вернуться в храм богини-матери, покаяться и принять наказание за род Оленских. Тогда все далеко идущие последствия будут отменены, все станет как раньше, а я вернусь домой. Ты готова на это ради меня, сестра?

Лика даже отступила на полшага. И Мила снова улыбнулась.

– Вот и ответ. Отныне род Оленских пойдет в туманную даль без меня. А я… – подруга повернулась ко мне и стала прежней Милой, нежной, ласковой и смущенной, – войду в новый род. Если ты меня позовешь.

– Позову! – И чтобы никто не сомневался, я снова подхватила Милу под руку. А на ее родственниц посмотрела так неприветливо, что чувствующий мое настроение Алешка поставил шерсть на загривке дыбом и негромко зарычал.

Негромко, но так страшно, что Светлана и Лика вскрикнули, а старшая Оленская хоть и промолчала, но отступила еще на полшажка.

– Сударыни, надеюсь, все недоразумения разрешились, – вмешался тем временем Олег Лисовский. – На правах хозяина смею заявить: мы вас более не задерживаем. Вы можете воспользоваться экипажем, мой водитель отвезет вас куда попросите.

– Мила! – попыталась еще раз позвать мою подругу ее мать, но на нее уже никто не обращал внимания. Как будто их троих уже не было во дворе. Наверное, это было невежливо. Но сил на новые споры не осталось. Я как раз заметила, что моя подруга, несмотря на всю ее решительность и твердость, едва держится на ногах.

– Лис! – Наверное, в моем голосе было столько беспокойства, что Олег Лисовский оставил троих бывших Милиных родственниц возле экипажа и кинулся к нам со всех ног. – Куда дальше? И нам нужен лекарь!

Олег без слов подхватил едва пискнувшую Милу на руки и потащил куда-то в дом.

Я переглянулась с Вьюжиным и пожала плечами, потом посмотрела на Снежинского с Орловским.

– Вить, помоги госпожам Оленским разобраться с транспортом, – вполголоса попросил друга Игорь. – Мы ждем тебя в доме.

Вот и хорошо, вот и правильно. Сил нет никаких возиться с тремя вздорными бабами. Пусть сами разгребают последствия своих поступков. Мне теперь даже неинтересно, что именно натворила Лика, за что богиня ее так наказала. Главное, Мила спасена. А род Оленских сам будет расплачиваться по своим долгам. Не так быстро, не так страшно, как та, кого они спокойно принесли в жертву… но есть у меня подозрение, что роскошная красота и молодость женщин этой семьи увянет гораздо быстрее, чем у всех их ровесниц!

Глава 22

– Ты моя девочка, ты моя хорошая! Наконец-то!

Вот чего мы не ожидали, входя в дом, так это пожилой женщины с утомленным, но каким-то удивительно славным и добрым лицом, с порога начавшей обнимать и целовать мою подругу.

Кажется, Людмила и сама такого не ожидала, потому что застыла столбом, растерянно глядя то на странную женщину, то на нас, то на Олега.

А тот стоял и улыбался как дурак! И, только глядя на эту улыбку, я сообразила, насколько они с пожилой женщиной похожи. А… но все равно странная реакция…

– Бабушка, ты пугаешь мою невесту, – выступил наконец Лис. – Отпусти ее, успеется пообниматься и рассказать, как вы вместе со мной искали ее все это время. Сейчас мы устали, голодны и…

– Ох, дура старая! – Бабушка Олега выпустила страшно смутившуюся Милу и всплеснула руками так похоже на то, как это делала Марфа, что у меня поневоле заныло сердце.

Я, оказывается, так соскучилась по женщине, заменившей мне в этом мире маму!

– Проходите, детки, проходите, стол давно накрыт, только вас и дожидаемся! – Пожилая женщина улыбнулась нам всем, углядела в толпе меня и снова обрадовалась: – А вот и наша Оленька! Девочка моя, не стесняйся, иди сюда! Совсем забыла бабушку Наташу? Немудрено, в последний раз ты у нас гостила, дай бог памяти, еще до академии… Ну ничего, живо вспомнишь! Идемте все в столовую, щи надо есть горячими, да и блины тоже! А какие у нас сегодня расстегаи с блинами – пальчики оближете!

Сопротивляться такому приглашению не было никаких сил. Тем более что пахло из столовой просто умопомрачительно. Мы с Милой обе неплохо готовили, а кроме того, могли позволить себе изредка прогуляться до какого-нибудь хорошего семейного ресторанчика в недорогом районе. Но то, чем нас угощали в доме Лисовских…

– Божественно, – не выдержала и простонала я, наворачивая густые – ложка стояла – щи со свининой. В меру наваристые, чуть остренькие, с домашней сметаной и тонко нашинкованной капусткой… м-м-м!

– А в детстве все больше сладкого просила, – улыбнулась бабушка Наташа, или Наталья Федоровна, как я успела выпытать у Лиса. Пришлось делать это незаметно и шепотом, а то неловко как-то.

Наелись мы просто до отвала – не было никакой возможности остановиться, когда так вкусно кормят! Во всех смыслах этого слова.

А после обеда, как сказала бабушка, можно и поговорить. Так что мы дружно переместились в небольшую уютную гостиную с мягкими диванами и плюшевыми темно-зелеными шторами, расселись, кто где хотел: девушки и бабушка – на тех самых диванах, а парни отчего-то дружно облюбовали пушистый ковер на полу.

– Твои родители приедут вечером, – сообщила Наталья Федоровна, обращаясь к Олегу. – Но мы и без них во всем разберемся, верно, детки?

Мы переглянулись и так дружно пожали плечами, что сами же и засмеялись.

– Мила, ты ведь не останешься в нашем доме на ночь, пока вы не поженитесь? – Бабушка Наташа явственно показывала голосом, что этот факт ее огорчает, но она готова проявить понимание и не будет настаивать.

– Не останусь, – согласилась Мила и обняла меня за плечи. – Мне еще с сестрой надо разобраться, нам бы от Барятинских отбиться и свой род подтвердить. Потом можно будет про замужество подумать.

От ее слов мне одновременно стало хорошо и тревожно. Хорошо, потому что иметь настолько близкую подругу, настоящую сестру, – счастье. А тревожно из-за того, что страшно теперь ее подвести. Я Марфу не зря вывела из-под удара, выкупив с помощью Петровича ее свободу. Тоже побаивалась, что если не выдюжу – она первая пострадает.

А теперь я и за Милино будущее отвечаю. Значит, что? Значит, должна справиться!

– Это ты верно решила, деточка, – поддержала Милу бабушка Наташа. – Первое дело с бывшим Олиным родом все долги порешать. И тянуть с этим не следует, а то ведь уже пошли в свете нехорошие разговорчики…

– Что за разговорчики? – встрепенулись одновременно Снежинский и Вьюжин.

– О том, что его величество поспешил с решением дать Ольге целый месяц на улаживание всех дел, – пояснила бабушка. – К тому же, мол, где это видано, чтоб дети вот так просто отвергали род и не слушались старших? А ну как дурной пример окажется заразительным?

Мы мрачно переглянулись, и я решила:

– Завтра же отправлюсь в поместье Барятинских, чтобы обговорить свой выкуп. Дольше тянуть опасно. – И выразительно просверлила взглядом Алексея. Потому что это он все время бухтел, что я еще слишком слаба для серьезных действий и надо сначала поправить здоровье. А я с какого-то перепуга слушалась, дурында.

– Я с тобой! – поспешно выпалили одновременно Мила, ее Лис, Снежинский и, что совсем неудивительно, Вьюжин.

– Эх, детки, – оценила дружный хор бабушка Наташа. – Это хорошо, что вы так заботитесь об Оленьке. Хотя, конечно, надо было это еще пять лет назад делать, да чего уж скажешь. Тут мы все одинаково виновны. Поверили Павлу Платонычу, что у девочки все в порядке, а наши попытки доискаться, куда именно она уехала и как себя чувствует, – бесцеремонная навязчивость. Мол, Ольге и так нелегко с выжженным даром, любое напоминание о прежней жизни и старых знакомых – как соль на рану. Кто ж знал… Впрочем, вины за это я ни с себя, ни с остальных не снимаю. А только к Барятинским идти Оля должна одна. Это ее семья, ее воля и ее ответственность. Тут любой помощник только хуже сделает, даст повод судачить, объявлять юную боярышню несамостоятельной и затягивать выход из рода.

Я согласно кивнула, признавая правоту Натальи Федоровны. Что до вины… да проехали уже. Честно говоря, для меня и к лучшему, что пять лет никто из прежней Ольгиной жизни меня не беспокоил. Было время вжиться в этот мир, сделать его своим, многому научиться и не бояться разоблачения.

– Со мной Алешка будет, – успокоила я недовольно хмурившихся друзей. И положила руку на холку пса, тихонько, почти незаметно следовавшего за мной повсюду. Даже в столовую, где мы пообедали. И что интересно, бабушка Наташа и слуги ровно вот до этого момента его будто и не замечали.

– Ох ты… солидный сопровождающий, – только и сказала Наталья Федоровна, оценив волчью стать и густую шерсть. – Стало быть, вот он каков, покровитель нового рода. Красавец! С таким и Барятинские не страшны, верно?

Алешка радостно ухмыльнулся в ответ, вывалив розовый язык, и вполне осмысленно кивнул. Паразит! Умеет он некоторые трюки проворачивать, да из таких, что непривычного человека оторопь берет!

Глава 23

– Явилась, не запылилась, – поприветствовала меня Серафима Платоновна, ядовито улыбаясь с верхней ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж.

Ее откровенная недоброжелательность странным образом враз уняла мою нервозность. Все ясно: будет бой. Надо сосредоточиться и бить на поражение.

Я с любопытством огляделась. В тот самый первый день попадания мне показалось, что вокруг мексиканская мелодрама – очень уж интерьер похож, та же вычурность с претензией на роскошь и та же обязательная лестница в центре кадра.

Теперь этот кадр, кстати, смотрелся несколько потрепанно. Словно съемки давно закончились. Зрители разбежались по другим каналам, продюсер отчалил в голубые дали, и только старые актеры все никак не могут смириться с тем, что больше они никому не нужны…

– Добрый день, тетушка. – Я спокойно улыбнулась. – Папенька дома? Мне надо с ним увидеться.

– Ах, ты вспомнила, что мы тебе тетушка и папенька? – еще ядовитее спросила Серафима Платоновна, даже не думая спускаться мне навстречу.

Ну, не очень-то и хотелось, я вообще завела с ней разговор чисто из вежливости. Кабинет Павла Платоныча находился на первом этаже, и дорогу туда я прекрасно знала. В это время дня папенька привык сидеть там в глубоком кресле, вкушать кофе с коньяком и читать ежедневную газету.

Поэтому только кивнула тетке в ответ на ее колкость, мило улыбнулась и прямым ходом направилась в папенькин кабинет. Оставив Серафиму Платоновну в полном ошеломлении от моей наглости.

– Ольга! – попробовала остановить меня она, слетая наконец со своего насеста. Да куда там! Зря тетка решила посоревноваться в скорости с молодой и целеустремленной племянницей.

– Вся в свою наглую мать! – прошипела мне в спину опоздавшая, чем едва не заставила притормозить. Чего-чего там про Ольгину мать? Я за все время в этом мире впервые о ней слышу! А моя предшественница ее даже не вспоминала.

Ладно, с этим потом разберемся. А сейчас есть цель – Павел Платоныч.

– Добрый день, папенька! – пропела я с порога. Расчет оказался верным: глава рода Барятинских сидел в кресле и явственно расслаблялся. Прекрасный момент, чтобы взять его тепленьким!

– И что доброго ты в нем видишь? – Несмотря на то что меня здесь не ждали, сдаваться без боя никто не собирался. – Ты всерьез решила порвать с родом и надеешься, что у тебя это получится?

– Уверена. – Вопреки привычкам прежней Ольги, я спокойно вошла, придвинула к горящему камину еще одно кресло, села и налила себе из папочкиного кофейника во вторую чашечку, стоявшую на подносе. Интересно, Павел Платоныч никогда не делился своим утренним напитком ни с кем, но прислуга всегда ставила две чашки на поднос с кофейником и графинчиком со спиртным. Почему? Впрочем, неважно. – Пожалуй, и коньяка плесну для бодрости.

С этими словами я действительно взяла и плеснула себе с пол чайной ложки в крепкий напиток.

– Что ж, как я и подозревал, провинция плохо на тебя повлияла, – вымолвил папенька после долгой паузы. – Совсем разучилась себя вести.

– М-да? – удивилась я. – И кто же меня туда отправил, не напомните? А впрочем, я не намерена жаловаться. Меня эти изменения полностью устраивают. Что поделать, папенька, если бросаешь ребенка в холодную воду со словами «захочет – выплывет», то странно потом удивляться, что выплыло совсем не то, что упало.

От моих умствований папенька едва не поперхнулся своим кофием. И вытаращился на меня так, будто вместо дочери в кресле напротив выросла венерина мухоловка, к примеру.

– Да-да, очень изменилась, – подтвердила я и отхлебнула терпкого напитка. Недурен у папаши вкус, пахнет дорогущим коньяком.

– Это тебе не поможет. – Павел Платонович быстро опомнился и прищурился на меня не столько зло, сколько расчетливо. – И не упоминай об указании его величества, без тебя знаю. Выше верхней границы откупа не потребую. Но у тебя и столько нету! А об обещании племянника забудь. Я исключил его из дееспособных членов рода, и все принесенные им клятвы отныне недействительны, сколько бы ни было свидетелей и записей. Если хочешь, можешь попробовать вытрясти пару медяков из самого Николая.

Что ж, как я и предполагала, папенька нашел способ выкрутиться. Правда, ценой одного из племянников… Интересно, что думает об этом сам Николенька? А его мать? Почему не отгрызла голову братцу? Объявить недееспособным, даже временно, – это местами даже хуже, чем просто выгнать из рода.

– Бедный Николенька, – пожала я плечами. – Не повезло братцу. Впрочем, я все же взыщу с него компенсацию. Помнится, он унаследовал от отца пару занятных безделушек и деревеньку всего за двести верст от столицы? Промотать не успел, я узнавала. Мне они пригодятся. С чего-то ведь надо начинать новый род.

Откуда-то из-за моей спины, со стороны двери, послышалось сдавленное шипение, будто кто-то наступил змее на хвост или выдернул затычку из надутого матраса. Даже оглядываться было не надо, чтобы догадаться: тетушка подоспела. Но не стала сразу входить в кабинет – вообще всем домашним это запрещено, одна только отвергнутая дочь такая смелая стала, а Серафима Платоновна подслушивала у двери.

– Входите, тетушка, чего ж на пороге мяться, – беспечно пригласила я, даже не взглянув на поджатые губы родителя.

– Ты! – Серафима все же влетела в кабинет и остановилась перед нашими креслами, пылая праведным гневом. – Бесстыжая, наглая девчонка! Да как ты смеешь даже говорить о том, чтобы отнять у моего сына последнее⁈

– Что ж вы, тетушка, братца своего не приструнили, когда он Николеньку так опустил и в правах, и в глазах общества? – Я откинулась на мягкую спинку и сделала еще один глоточек кофе с коньяком. – Ведь от такого обращения ваш сын потерял гораздо больше.

– Это тоже твоя вина, мерзкая девка! – Серафима так пылала, что от нее шел натуральный яростный жар, сильнее, чем от дров в камине. – Это ты заставила моего мальчика дать обещание рода!

– Да что вы? – удивилась я. – А мне помнится, все было наоборот. Я категорически не хотела брать Николая в аномалию. Но он настаивал, размахивал перед гильдией указанием самого господина канцлера и был согласен на любые условия. Кстати, вы не думали просить компенсации в имперской канцелярии? Ведь Николай выполнял их задание. Или нет?

– Да-да, все твое скоморошество с затвором и бедной больной, почти умирающей тенью, оказалось обманом! – выпалил родитель. Ничего себе претензии!

– То есть мне действительно нужно было лечь там и умереть с голода? – поинтересовалась я, едва поворачивая к нему голову. – Особенно в свете того, что вы обо мне забыли настолько, что даже содержания не выделили? Вот это, я понимаю, родительская любовь. Вот это забота! Вы искренне считаете, что я обязана быть за это благодарна?

– Не переиначивай мои слова! – вспыхнул папенька.

Ну не привык Павел Платоныч разговаривать в таком тоне с теми, кого считал ниже себя. Именно поэтому слегка растерялся. Ведь до истечения месяца, назначенного его величеством, еще три недели с хвостиком, а до этого момента он никак не может на меня влиять. Даже влепить отеческую оплеуху не смеет. И как тогда разговаривать? Орать и обвинять не помогает. Я в ответ только ядовито отплевываюсь. Вот и растерялся родитель.

На что и был расчет, признаться честно.

Глава 24

– Разве я что-то переиначиваю? Я просто говорю, что, помимо ваших махинаций с обещанием рода, которые все едино ударят по репутации рода Барятинских, у меня есть еще два боярских обещания и один долг жизни. И я могу, коли дело до того дойдет, попросить у тех же Снежинских, чтобы они подняли в совете бояр вопрос уже о вашей, папенька, и вашей, тетушка, дееспособности. А если Вьюжины и Орловские поддержат… да Лисовские присоединятся… как думаете, на чью сторону встанет совет? – Я довольно зло усмехнулась, пряча чуть вздрагивающие пальцы за чашкой с кофе. – К тому же не забывайте. Я пять лет на том кордоне просидела. Вы правда думаете, что последний рейд чем-то сильно отличался от ранних? И Снежинские, Вьюжины, Лисовские – мои первые должники?

Уф-ф. Теперь главное – не спалиться. Потому что это блеф. Наглый и почти смертельный. Во-первых, обещания Снежинских у меня уже не было. Правда, знал об этом только сам Игорь, выманивший свой долг в обмен на информацию.

Да и сама идея объявить родню поголовно сумасшедшей – на редкость новая, почти бредовая в этой реальности. Но! Как ни смешно, малюсенький шанс провернуть это дельце существует.

– Что ты несешь⁈ – прохрипел Павел Платоныч, хватаясь за бутылку коньяка и не глядя плеща себе в пустую чашку чуть ли не до краев. – Да как тебе…

– Ну, ежели род не хочет меня отпускать, то я возьму этот род в свои руки. – Еще один уверенно-снисходительный взгляд поверх остывшего напитка заставил отца едва не поперхнуться. А тетка и вовсе где-то там в стороне осела на стул. – Вы же понимаете, папенька. Снежинским нужна именно я, а вовсе не вы и ваше благословение. Уж я найду, как с ними договориться, и дам то, чего этот род жаждет. В обмен на вашу голову. Фигурально выражаясь, конечно.

Павел Платоныч зло опрокинул коньяк в горло, сипло выдохнул и ощерился:

– Ах ты маленькая гадюка… вырастил, выкормил на свою голову.

– О да, папенька, выкормили на славу, – не менее зубасто ухмыльнулась я. – Но вы сами устранили Николая с моего пути. Даже возиться не пришлось. Что касаемо Алисы – она младше меня. И вообще, вряд ли можно считать кузину достойной соперницей.

Я сделала многозначительную паузу, чтобы посмотреть, как там моя родственница, мать вышеперечисленных кузенов. Не померла еще?

Не померла, только злобой наливается, но вместе с тем в глазах уже виден испуг, дурочкой-то папенькина сестрица никогда не была.

Так что я продолжила, раздувая этот испуг в настоящий страх, медленно, аккуратно и неотвратимо:

– Пожалейте девушку, не вмешивайте ее в это дело. Тогда, глядишь, останется в столице, я ей даже подыщу достойную партию. При ней и тетушка притулится, коли мужний род дозволит. Ну а вы, естественно, поедете в дальнее поместье. На кордон, к примеру. Дом тамошний я в порядок привела, опять же, травяная лавка на паях с гильдией с голоду не даст помереть. Позабочусь о вас, как-никак родитель. Отплачу сторицей за вашу щедрость да любовь!

– Ах ты… ты… – Павел Платоныч уже не говорил, он сипел, царапая ногтями собственное горло, будто пытался ослабить слишком тугой воротник. Только никакого воротника не было, а воображаемая удавка, наброшенная на его шею, сжималась так неумолимо, что царапай – не царапай, все одно толку не будет.

– Вам решать, папенька. – Я сбавила немного накал, улыбнувшись самую капельку мягче. – Отпустить меня с миром – и свои дальнейшие отношения с боярскими родами я буду вести сама, не вешая на вас ответственность. Или упираться, как баран из старой сказки. Тогда у меня не будет иного выхода, кроме как задействовать все способы. Вы ж не забывайте, что новый род с живым воплощением покровителя – огромный плюс империи. Перед другими странами козырнуть – мол, нам боги благоволят. И внутри простор для действий, как-никак свежая кровь. Свежая магия. А еще у меня за спиной гильдия. Я первая высокородная, владеющая магией, которой удалось стать проводником. Кто для общества ценнее – вы с вашими кутежами или я со своими возможностями? Вот-вот, подумайте.

– Ведьма, – прохрипел папенька и снова потянулся за коньяком. Залпом выпил чуть ли не полбутылки и глянул на меня злыми, помутневшими глазами. – Стерва!

– Спасибо за комплимент. – Я вернула ему пристальный взгляд и поднялась из кресла. – Размышляйте, дорогие родственники. Времени у вас до завтрашнего утра. Либо прибудете в имперскую канцелярию с адекватными условиями и мы все решим полюбовно, либо завтра после полудня я потребую у всех моих должников созыва боярского совета. Кстати, тетушка, подумайте, ведь с моим уходом ваши дети ничего не потеряют. Это папеньке будет несколько затруднительнее кутить, а вам-то что? И Николеньку бы неплохо вернуть в род как наследника, пока новость о его недееспособности не разлетелась по чужим гостиным.

Тетка вскинула на меня яростный взгляд, но в нем уже светился трезвый расчет. Ведь я говорила чистую правду.

– До завтра, мои дорогие. Жду вас в имперской канцелярии не позднее одиннадцати. Вам, папенька, придется встать пораньше.

Когда я вышла из родового особняка, свежий прохладный ветер показался мне манной небесной, настолько воздух внутри дома дрожал от напряжения и злобы.

Пройдя до ворот и свернув за угол, так, чтобы меня ни в коем случае невозможно было заметить из окон, я вынуждена была схватиться за столбик ограды, чтобы не упасть.

Уф-ф-ф!

Словно в самую глубь аномалии запросто без подстраховки сбегала. Три раза подряд, прямо по нетопыриным головам, перепрыгивая с одной на другую.

Сработает мой блеф или нет? От этого зависит слишком много. У меня, конечно, есть запасной план. И запасной план для запасного плана тоже. Но оба они настолько… аварийные, что прибегать к ним отчаянно не хочется.

До одиннадцати часов завтрашнего дня еще уйма времени, сейчас едва за полдень. Как не свихнуться от волнения в оставшееся время?

Очень просто. Позволить себя отвлечь компании болельщиков, поджидающей меня за вторым углом от поместья. Спрятались в переулке всей толпой, даже два экипажа умудрились припарковать на маленьком пятачке.

– Р-рваф! – Алешка не стал дожидаться команды и рванул мне навстречу, как только увидел. Мне пришлось долго уговаривать пса, что в дом к Барятинским со мной идти не надо. Пусть подзабудут о том, какой он большой и грозный. Все же одно дело – знать про живого покровителя рода, и совсем другое – увидеть его оскаленный чемодан возле своего носа.

Я, когда обдумывала визит, со всех сторон рассмотрела эту возможность и решила, что аргумент в виде зубов лучше приберечь на самый-самый крайний случай. В частности, вот на этот:

– Вы сняли смежный дом? Отлично! Значит, в полночь Алешка начнет выть под забором у Барятинских. Пусть думают, что это знак! Заодно не проспят.