Текст книги "И волком я бреду во снах... (СИ)"

Автор книги: Джей Ракса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– И что даже никого на примете? – не унималась темная тем же беззаботным тоном.

– Нет! – раздраженно рыкнул, я и отвернулся к стенке, давая ей понять, что разговор окончен. Хотя, кажется, что продолжать она и так не собирается, получив удовлетворивший ее ответ.

Вскоре эльфийка сладко засопела, погрузившись в сон.

Ко мне же благословенный отдых не шел – в голове роились мысли и теснились воспоминания, оживляя перед глазами картины былого.

И я со всей явственностью увидел тот день, когда мы с воинами вернулись после осады Имнаделла в гномьи пещеры, ставшие нашим домом. Как с ликованием встретили нас родичи и как ко мне пришли вожаки остальных кланов. Ведь возник насущный вопрос, очень важный для оборотней. Самый старый и уважаемый из них – Гор, обратился ко мне со словами:

– Война окончена?

– Окончена! – подтвердил я.

– И каждый клан волен теперь жить по-своему? – продолжил он.

– Конечно! – снова согласился я.

– Значит, быть по сему! – провозгласил тот под одобрительный гул остальных, а когда шум стих прибавил: – Но твой клан мал и ослаблен войной, так пусть же, воины твои выберут жен, а девушки и вдовы – мужей в других кланах, дабы твой славный род ширился.

– Пусть будет так! – одобрил я.

– И для тебя среди наших дочерей найдется достойная жена! – это прозвучало как предложение, однако значило это, что вопрос моей семейной жизни уже решен, да и выбор, скорее всего уже сделан.

Так и было, жены вождей, и другие уважаемые женщины племени сочли, что подходящей для меня парой будет Нава, одна из младших дочерей Гора. Об этом мне сообщила Бара, прибежавшая вскоре после того как вожаки покинули мою пещеру. Сестра присутствовала на этом женском собрании – кто ж ее не пустит, ведь во время войны об осиротевшей малышке заботились именно в семьях вожаков. Так и жила она – то у одних, то у других – разбаловали ее неимоверно, делала она что хотела.

Нава стала моей женой. Пусть и не я сделал такой выбор, но жили мы хорошо – характер у нее был покладистый, а нрав легкий и веселый. Да и по меркам оборотня была она очень хороша – блестящая шерсть, крепкие зубы и кости, сильные мышцы.

С нами же стала жить и моя сестра, и самым удивительным оказалось то, что Бара молодую жену мою слушалась, хоть и пререкалась с ней, но все что хотела от нее Нава, та делала. А когда у нас появились дети, сестра с огромным воодушевлением стала помогать нянчиться с ними.

Оборотни плодовиты, большие семьи в порядке вещей, но не стоит думать, что мы как и обычные волки приносим потомство каждый год и по многу. Нет. Даже двойни редкость, что уж говорить о трех. Да и смерть не редко забирает новорожденных и уже подросших детенышей. Особенно тяжело зимой – холод и недостаток пищи уносят тех, кто мог бы выжить в лучшие времена. Нава родила мне десять детей, но только семь из них выжили. Семь прекрасных сильных сыновей.

И Бара с радостью возилась со старшими, пока сама не подросла и не вступила в пору зрелости. Вот тут уж сладу с ней совсем не стало (как не забавно, но Варга почти всем пошла в мать). Так что сестра моя, никого особенно не слушая, сама выбрала себе мужа. Арг сыном вожака не был, хотя отец его был сильным и грозным воином, да и отпрыск мощью телосложения и свирепостью в битве пошел в него. Однако ж в любое другое время нареченный Бары отличался уступчивым и непротиворечивым нравом. Так что сестренка вертела избранником как хотела. Как бы то ни было, а перечить я ей не стал.

Так в покое и достатке проходили годы, у меня подрастали дети и племянники. Сыновья-то пошли в меня упорством и целеустремленностью характера. Я сам их учил обращаться с оружием, и поощрял за придумывание всяких военных хитростей. Однако и сдерживал до поры до времени. Нет, удерживать подле себя ни одного из них я не собирался и даже был рад, когда они один за другим уходили в другие кланы.

Вот только любой из них имел право сделать это, лишь после того как сможет выбрать для себя топор. Один из моих топоров. А задача это была не простая – осилишь сынок, выдернешь из векового ствола топорик, загнанный туда моею рукой. Что ж быть по сему – волен ты молодой воин делать, что хочешь и идти куда пожелаешь. Ну а коли, нет. Так на нет и суда нет – подрасти, да силенок поднакопи. Нечего немощью своей отца позорить перед другими кланами. И вот младший осилил испытание и выбрал для себя новый клан, ведь в любом из них сыновей моих принимали с распростертыми объятиями, а двое старших уже и сами вожаками стали.

И хоть велика была гордость за отпрысков своих, опечалилась жена моя – тихо и пусто стало в пещере без топота маленьких ног и детского галдежа, хоть и часто к нам забегали детишки Бары. И пусть пора юности давно миновала, для оборотня Нава была не стара. Так что ж, почему и еще детей не завести. Да вот не случилось. Тяжелыми были роды – не справилась она, ребенок не родился и сама с жизнью рассталась.

Воспоминание это каленым железом полоснуло по сердцу, бередя старую рану и, желая как-то развеяться, я встал и отправился пройтись. Ноги понесли меня в башню – может хоть холодный ночной ветер вытравит из души непрошеную горечь.

Но даже и звездный свет, и тонкий серпик луны не смогли застить разворачивающиеся перед моим внутренним взором видение ушедших лет. Хоть и девять их уже минуло с той поры.

После смерти жены не смог я один оставаться в тех стенах, что были нам домом, ведь каждый уголок пещеры навевал тягостные мысли. Я перебрался к сестре со всем своим скарбом. А было это по большей части оружие, за долгие годы добытое в боях. У каждой семьи была своя оружейка – пещера или ниша в каменной стене, где оно хранилось. Вот туда-то я и перетащил свои ножи-мечи-топоры. Вещи Навы, да всякое тряпье собрала Бара, так оно было правильно.

У них же был и шум, и гам – как и положено в семьях оборотней. Это, да и вообще возня с племянниками помогала мне не думать о собственном горе, и я начинал свыкаться со своим одиночеством.

Но как бы, то, ни было, а воин, тем более вожак без жены – для родичей это был нонсенс. Все в клане так считали, но в первую очередь моя сестра. Не то что бы я как то стеснял ее. Нет. В пещере верховодит женщина, и только она решает, что здесь будет и как. Но Бара любила меня и искренне считала, что мужчине нужна жена. Так что примерно через год она первый раз завела разговор о том, что у тех-то, да и у других есть дочери на выданье. Я посоветовал ей не лезть не в свое дело. В тот раз она отступила. Но при каждой возможности заводила все по новой.

Однажды, после очередной попытки сестры подобрать мне невесту, я в сердцах бросил – "Стар я уже, не хочу портить молодухе жизнь!", и о чудо некоторое время, весьма продолжительное, надо сказать, даже речи о том не заходило. Радости моей не было предела. Хотя обрадовался я, как оказалось зря, примерно через год Бара как бы, между прочим, обронила – дескать, в другом клане есть молодая еще вдова с двумя сыновьями. Ой, и много я ей наговорил в тот раз. И все без толку – при каждом мало-мальски удобном случае Бара пыталась гнуть свою линию, за что бывало, и получала от меня тяжелой лапой. Ведь даже по прошествии стольких лет она все равно оставалась моей младшей сестрой.

Ночь – время оборотня и зимнее безмолвие, заполненное звездным светом, ослабило хватку черных мыслей раздиравших мою душу. Даже из памяти начали всплывать хорошие воспоминания. Хоть и было это дело совсем недавнего прошлого, но привиделось мне как, собираясь в этот поход, сестра рассказала мне, что своенравная Варга пыталась, подобно моим сыновьям выдернуть топор из бревна, вкопанного в оружейке. Не раз, похоже, племянница принималась за это дело, пока мать не застала ее за сим бесполезным занятием. Долго смеялась Бара над самонадеянностью дочери, и что бы хоть как-то охладить ярость обиды бушевавшей в молодом сердце, подарила Варге свой топор. Он-то был в самый раз для девушки. Я же отдал запасной комплект метальных ножей. Видел, что племянница на них глаз положила – у нее и ножны, оказалось, были уже готовы.

И наконец, успокоившись, отправился проверять посты. Покой и тишину ночного дворца ни что не нарушало и, закончив обход, я вернулся к себе. Ракса безмятежно спала. Злиться на нее не имело смысла – темная мне отплатила той же монетой, хотя возможно и не намеренно. Однако в этом я очень сомневался. Эльф, останется эльфом – никогда не забудет, никогда не простит.

34.

По-прошествие двух недель вернулись гонцы отправленные сообщить о кладе.

Первыми прибыли эльфы – сразу после полудня. Завидев с городской стены, как их блистающий доспехами отряд под развивающимися знаменами показался на переправе, один из офицеров прислал солдата с известием для князя. Выслушав доклад, Лаон несколько неодобрительно пробурчал – дескать, чего-чего, а умения выполнять приказы у эльфов не отнять – воля Владыки будет выполнена любой ценой и в кратчайшие сроки.

Так же мрачно он отреагировал на требование аудиенции, которое Файлимэнер передал с посыльным. Однако принять наместника было необходимо, что князь и сделал в тронном зале дворца Нагарата, тем же вечером.

Лаон с деланной непринужденностью, восседал в кресле, которое намеренно поставили на возвышение, дабы подчеркнуть для эльфа кто здесь хозяин. Наместник остался стоять, впрочем, сесть-то ему не предлагали, хотя здесь так и осталась вся принесенная мебель.

Файлимэнер проинформировал человеческого правителя, что Владыка претендует на половину всех сокровищ, о чем свидетельствовало письмо с гербовой печатью Лойнариэля. Однако, даже ознакомившись с этим посланием, Лаон ответил высокородному эльфу:

– Мудрейший! Это воля твоего Владыки, но пока мне не известно решение моего сюзерена, делать, что бы то ни было с сокровищами я не в праве. Так что нам всем остается только ждать возвращения гонцов посланных мной к королю.

– Надеюсь, что это случится скоро, – с бесстрастным выражением лица ответил наместник.

Впрочем, я то "слышал" насколько он недоволен таким исходом. Вот только выбора у него не было – люди были внутри крепких городских стен и на этих стенах все еще были огнеметные машины. По какой-то причине эльфы их не демонтировали, что честно говоря, показалось мне странным.

На счастье высокородного, ждать ему пришлось не долго – поздним утром следующего дня, оттуда же откуда накануне прибыли гонцы наместника, показался большой отряд людей. Первыми ехали посланцы князя, однако за ними следовало не менее двух сотен воинов под королевскими флагами. И по добротным, одинаковым у всех доспехам было понятно, что это гвардия. Замыкали шествие цельнодеревянный фургон, запряженный четверкой лошадей.

Князь встретил эту процессию возле дворца, и я сопровождал его, поскольку меня это так же касалось в полной мере.

Вперед вышел убеленный сединами воин в роскошных доспехах – сразу видно высокий чин. С некоторой неприязнью глянул на меня. После того как он назвал свое имя, они обменялись с Лаоном подобающими приветствиями и сразу же проследовали в тронный зал, где тот (удостоверившись в наличии сокровищ) и вручил королевское послание.

Хотя и гласило оно, то же самое что князь читал днем ранее, а именно – половину всего (четыре сундука) забирают эльфы, половину оставшейся части (два сундука) причитается королю и должно быть незамедлительно передано подателю сего, а с оставшейся частью (еще два сундука), князь волен поступить как пожелает. Такова была воля сюзерена.

Очень скоро явился наместник, даже не удосужившись истребовать аудиенции – он желал получить свое. Впрочем, я его не осуждал, и мне не терпелось приступить к самому приятному – дележке драгоценной добычи – ведь только ради этого мы и пошли служить человеку.

Князь как хозяин указал на те сундуки, что могут забирать эльфы. Лаону, как видно, хотелось показать свою власть, даже не смотря на то, что по сундукам все было разложено поровну. Высокородный словно бы и не замелил столь демонстративного "укола" и даже ответствовал человеку:

– Благодарю великодушно, Вашу Светлость! – вот только в самой глубине эльфийских глаз, тлели угольки презрения и ненависти.

Как бы ни терпелось наместнику заполучить сокровища, а процедуру выноса сундуков из тронного зала светлые организовали с куда большим достоинством, чем то же самое сделали в последствие люди короля. Эльфы-носильщики словно бы не замечали веса сундуков – плавность горделивой походки не сбилась ни на шаг, когда они меж двух шеренг воинов, удалялись от дворца по направлению к полевому лагерю светлых.

Следующим, кто вынес из тронного зала свою долю добычи, были посланцы сюзерена. Седой гвардеец то и дело хмурился и поторапливал подчиненных, чтобы те быстрей грузили сокровища в тот самый фургон из добротного дерева, обитый полосовым железом. Он даже отверг предложение князя за обедом отметить столь масштабное событие, мотивировав это тем, что король ему приказал возвращаться незамедлительно. Что он и сделал – караван с золотом отбыл в тот же день, вскоре после полудня.

Оставшись наедине Лаон, сделав широкий жест рукой в сторону двух оставшихся сундуков, сказал мне запросто:

– Выбирай! Ты по праву заслужил это, – я указал на тот, который был ближе.

Алчные огоньки, плясавшие в глазах двух моих родичей, стоящих на охране сокровищ и присутствовавших тут во время этой, приятной во всех отношениях процедуры, полыхнули настоящим пожаром. Даже челюсти непроизвольно прищелкнули (это заставило Лаона нервно поежиться).

Впрочем, разделив трофеи, ни я, ни Лаон тащить сокровища куда-либо не торопились – тут-то они хорошо охранялись. Кроме того следовало тщательно организовать транспортировку этих ценностей. Хотя и эта проблема решилась сама собой двумя днями позже – из Мавена пришел обоз с провиантом.

Вот только за эту пару дней ситуация изменилась кардинально. Эльфы ушли. Получив свое, они свернули лагерь в редколесье и стройными рядами направились по Тракту в сторону Имнаделла, увозя с собой сокровища.

В вечер того же дня у меня состоялся серьезный разговор с Лаоном.

– Ваша Светлость, – начал я, – Лучшим решением будет отправить золото в Мавен. Да и самим ехать туда же. Хоть светлых было не так уж много, но это как-никак сдерживало темных. Теперь же им совсем ничего не мешает запереть нас здесь как в мышеловке.

Подняв на меня взгляд, полный тягостных раздумий, князь ответил:

– Так-то оно так, и ты конечно прав, вот только выбора у меня нет. Мой король велит оставаться нам здесь и при любом раскладе удерживать город, – он встал и, подойдя к окну, стал вглядываться туда, где из-за городской стены был виден краешек долины, резко поднимавшийся к Тракту, – Так что очень может быть, нам скоро "посчастливится" прочувствовать на собственной шкуре, каково было положение темных.

Мне стало ясно, что и человеческий правитель понимал всю сложность ситуации, но, похоже, выхода из нее он не видел.

По прибытии обоза, я настоятельно порекомендовал Лаону отправить из Нагарата не только золото, но и все что могло бы послужить обузой, в том случае если эти "гостеприимные" стены мы будем вынуждены покинуть. Особенно если это придется делать с боем. Захваченный город обеспечил вполне комфортный быт, поэтому почти весь скарб было решено отослать, обратно в Мавен.

Так же было приказано собираться и Титусу. Тот воспринял эту весть как настоящую трагедию и даже попытался протестовать, но как бы то ни было, а приказы повелителя не обсуждаются. Следующие несколько дней, до выхода каравана, секретарь дневал и ночевал в библиотеке, сортируя и подбирая те свитки темных, что представляли для людей хоть какой-то интерес. Ракса помогала ему, отдавая этому занятию все свое свободное время, и даже сном пожертвовала (до постели эти дни она добиралась далеко за полночь). А поинтересовавшись, зачем она это делает, получи такой ответ:

– Знания должны быть сохранены, тем или иным образом! – впрочем, что еще я мог услышать от темного эльфа.

Однако в кутерьме и суете предстоящей отправке обоза, секретарь умудрился еще раз меня позабавить. В очередной раз припозднившаяся Ракса, вошла в комнату сжимая в руке нечто, более всего походившее на цветок, сделанный из разукрашенной бумаги. Озадаченный, столь странным предметом я спросил эльфийку:

– Что это?

На что девушка, склонив голову на бок, несколько пространно произнесла:

– Титус подарил.

Ясней мне не стало. Я сделал неопределенный жест, рукой понуждая ее продолжать. И она тем же странным тоном объяснила, дескать, этот ненормальный сначала декламировал какой-то поэтический бред светлых о бутонах на снегу, потом вручил вот это со словами: "Что бы благородной леди хоть чем-то запомнился несчастный Титус. Хотя бы тем, что он смог преподнести ей цветок среди зимы!". Покрутив бумажный стебелек в руках, Ракса пожала плечами и саркастически хмыкнула, но, все же бережно положив неожиданный подарок на уголок стола, стала готовиться ко сну.

Накануне отъезда я тоже пришел к Титусу в библиотеку и попросил у него бумаги для письма.

– Бумаги? – словно бы не веря своим ушам, переспросил секретарь и с недоверием стал выпытывать, – Зачем это тебе?

– Хочу письмо написать, – резонно парировал я, прибавив, – И надеюсь, что ты передашь его Варге, когда прибудешь в Мавен.

Выражение лица молодого человека свидетельствовало, что слова мои в голове его никак не укладываются, но все же достал чистый лист из своих запасов и протянул мне. А пододвигая чернильницу с пером, спросил:

– Может тебе помочь?

– Не надо. Писать я умею, – ответил уже удаляясь.

Однако еще большим потрясением для княжеского секретаря, стало то, что письмо было написано на гномьем языке – все родичи его знали. Хотя надо сказать гномам дорого стоило это наше знание. Титус не веря своим глазам, рассматривал символы, впрочем, прочесть не мог. Как раз на это я и рассчитывал, но до конца уверен не был. Поэтому самое главное послание оставил запахом. Писаное чернилами гласило, что Варга при первой же возможности должна собираться и идти домой, потому что темные скоро придут во владения князя и Мавену не устоять. А что бы она безошибочно поняла, что это письмо мое и все настолько плохо и что может быть это последняя весть от меня я, вызвал в душе тот образ, что хотел передать. А когда чувства стали достаточно сильными и все тело отозвалось на них, сунул в рот палец и прикусил до крови, а смешав кровь и слюну, провел этой смесью снизу по обрезу листа и отнес послание к молодому человеку. Титус некоторое время пялился на лист, однако, в конце концов, посыпал его сухим мелким песком, что бы подсушить чернила и, сложив пополам убрал в свою сумку, где обычно и хранил все важные бумаги.

Я уже повернулся, чтобы уйти, секретарь же порывисто выкрикнул мне вдогонку:

– А что вы, оборотни, действительно можете писать и читать по-гномьи?

– Да и все. По-гномьи, по-эльфийски, по-человечески. В наших пещерах тоже есть библиотека, – будничным тоном констатировал я, в представлении Титуса же рухнул мир – "звери" поголовно умеют читать и писать, причем на многих языках это было выше его понимания.

Вместе с обозом должны будут уйти и те мои родичи, что увезут причитающуюся часть сокровищ в наше обиталище – гномьи пещеры. Это будут Мар и Хаг – как бы ни сложились обстоятельства, а клан не останется без вожака и лучшего охотника. И это понимали все, так что выбор мой даже не обсуждался.

Тащить с собой сундук не имело смысла, поэтому подыскав пару переметных сумок покрепче, переложили драгоценную добычу туда. И по моей просьбе старший конюх выбрал для них двух лошадей повыносливей, резвые скакуны были не нужны (ведь ехать верхом и не собирались), но кони должны были осилить дальний переход с тяжелым грузом, при том, что передышек на отдых в течение дня не будет точно.

Так Хаг и мой приемник собирались пройти вместе с людьми примерно треть пути, а затем, свернув с Тракта продвигаться лесными тропами к высокогорью, а там уже к бывшим гномьем копям.

35.

После ухода большого обоза с золотом в обязанностях наших особо ничего не изменилось. Я и мои родичи все так же сопровождали князя Лаона повсюду. Впрочем, это «всюду» было в основном в прилегающих к Нагарату лесах. Он самозабвенно придавался охоте. Да и Ракса всенепременно составляла ему компанию, похоже, что высокородная леди тоже любила это занятие.

Ну а охоту человеческий правитель чередовал с муштрой гарнизона. Резонно полагая, что солдатам не следует расслабляться, ведь мы-то были на вражеской территории, и армии темных понадобиться совсем немного времени, что бы преодолеть расстояние, разделяющее два города.

Так что раз в два дня все свободные от караульной службы солдаты маршировали плотным строем с пиками наперевес по широкой опушке вдоль кромки леса, недалеко от того места где еще совсем недавно стояли лагерем светлые. На следующий день здесь же отрабатывали различные перестроения конные рыцари. Лучники же устроили стрельбище на поляне, где ранее был наш лагерь. Лаон же все это объезжал верхом, внимательно наблюдая за действиями офицеров. Он даже приглашал эльфийку оценить мастерство своих воинов, надеясь вероятно на то, что она невзначай выдаст какую-нибудь важную информацию. Но эльф на то и эльф – по лицу ее прочесть можно было не много, а говорила чего-то дельного она и того меньше. Лишь когда князь буквально вынуждал выразить свое мнение относительно своих бойцов, Ракса уклончиво отвечала "Право, ваши воины достойны своего предводителя!" – и понимай, как хочешь.

В общем, человеческий правитель серьезно готовился к ответным действиям темных и плохие новости не заставили себя ждать.

Раз или два в неделю из Мавена прибывали гонцы от княгини Сивиллы, она, конечно, осталась регентом при молодом княжиче, но в государственных делах не особо-то смыслила. Посему все письма и другие бумаги, которые не требовали немедленного ответа, отправляла с отрядом посыльных к мужу, и уже он принимал решения, как поступить в том, или ином случае.

На пятый день после отбытия золота прискакал очередной отряд. И два следующих дня к ряду Лаон занимался разбором свалившихся бумаг. Как я понял дела, были самые рядовые, вот только Титуса под рукой не было. Князю приходилось все читать самому, впрочем, писать он подрядил одного из офицеров – невысокого пухлячка средних лет. Тот старательно выводил вензеля, но делал он это, по мнению повелителя, невыносимо медленно.

Так что гонцы выехали отрядом только на утро третьего дня.

А вскоре после заката к городским воротам подъехали только двое из десятерых отправившихся утром и оба были ранены. Причем один настолько тяжело, что даже врачебное искусство Раксы, не смогло его спасти. Другой смог доложить, что темные эльфы заблокировали Тракт, и прорваться у них не получилось – к Имнаделлу движется огромное войско.

Весть эта для меня была неприятной, но ожидаемой. Я даже удивился, что темные тянули так долго. Вероятно, мысли эти столь явственно отразились на моей морде что Лаон посмотрев на меня с тоской сказал:

– Как жаль Рэм, что твое пророчество сбылось так скоро.

– Иначе быть не могло, – ответил я просто, а про себя подумал, – "Ну, какое же это пророчество!"

– Ты конечно прав, – посетовал князь.

У меня создавалось впечатление, что ему просто нужно было с кем-то об этом поговорить, вот только как собеседник я был не самым лучшим вариантом. Так что сразу же после этого состоялся военный совет – князь обсуждал со своими офицерами сложившуюся ситуацию. Собрание сие проходило в тронном зале, где на возвышении и восседал Лаон, выслушивая предложения высших чинов своей армии. Предложения, надо сказать, были толковые, и по результатам князь приказал выставить на всех трех дорогах, ведущих к Нагарату заставы. Не далеко – пары-тройки километров от города вполне достаточно, что бы успеть предупредить гарнизон о надвигающихся силах противника.

И сделано это было не зря. Три дня спустя, с разницей едва ли в час прискакали воины с двух застав и доложили что и по Тракту, и по старой дороге от Катакама движутся крупные силы темных эльфов. В городе тут же протрубили тревогу и выслали гонцов на третью заставу. Как только все вернулись, городские ворота были заперты и Нагарат приготовился к штурму.

Кроме того князь незамедлительно выслал большой и хорошо вооруженный отряд гонцов с вестью о выступлении темных к своему королю. Им было очень строго наказано, без задержек возвращаться с ответом. А если подойти к городу не будет никакой возможности, они должны подать сигнал, для чего ночью развести большой костер на вершине горной гряды и в оговоренном месте ждать отряд, который и проведет их внутрь крепостных стен.

Я же отправил Рита, что бы тот обозревал с башни все окрестности. И с этим заданием он справился как нельзя лучше. Ведь Ракса научила его пользоваться телескопами (так, оказывается, назывались те большие подзорные трубы, что были установлены на башне). Вскоре родич прибежал и сообщил новости – отчасти хорошие, отчасти плохие.

Плохо было то, что темные действительно шли и было их очень много, но хорошо – что ни лестниц, ни других осадных приспособлений они с собой не несли. Это означало только одно – штурма не будет. По крайней мере, в ближайшее время. О чем я незамедлительно проинформировал Лаона – рад он был несказанно и отменил полную боевую готовность. На стенах и у ворот остались только удвоенные отряды караульных.

Обе армии темных показались у города после полудня – и словно бы две черных реки выплеснулись они на опушку леса, слившись в один несущий смерть поток. Колонны воинов двигались безупречно – внимательно наблюдая с башни за их маршем, я не заметил, что бы хоть кто-нибудь из эльфов сбился с размеренного шага. Войско было единым организмом, и организм этот, казалось, не могло остановить ни что.

Мысленно обругав короля людей за глупость (ведь ни чем иным объяснить, то, что сюзерен Лаона решился ввязаться в эльфийскую свару, было невозможно) я обратился к князю, стоявшему тут же на башне:

– Темных много. Не сладко придется светлым, да и людям, боюсь, тоже не поздоровится.

Но князь мне не ответил, провожая тягостным взглядом воинов переправлявшихся через реку и уходивших по дороге дальше. А в голове его бродили тяжелые мысли, одна мрачнее другой. Похоже, Лаон тоже прекрасно понимал всю катастрофичность последствий встречи с этой армией.

Реальные размеры угрозы мы все смогли оценить только на третий день, когда мимо Нагарата проследовали отряды людей, также облаченных во все черное, и показался основной обоз. Очень скоро я сбился со счета – телег и повозок было множество и, оставив это бесполезное занятие, покинул башню, оставив одного из княжеских офицеров в одиночку наблюдать прохождение столь грозной силы.

Однако далеко не все войско темных прошло мимо. Примерно тысячный отряд обосновался в редколесье – там же где до этого располагались светлые. И я, самым пристальным образом рассматривая их лагерь, как-то не заметил, что бы темных хоть чем-то коробило, жить там же где совсем недавно обитали светлые. Хотя последние, как раз, даже мысли такой для себя не допускали. Об этом следовало поразмыслить, а лучше порасспросить Раксу. Ведь как мне казалось, я имел теперь на это полное право.

36.

Темная же в эти дни старательно избегала человеческого общества, вероятно не желая своей персоной нервировать князя и офицерский состав. Посему сидела она практически безвылазно в нашей комнате, зарывшись в бумаги, и что-то писала.

Причем особенно сильно и в течение продолжительного уже времени ее внимания занимал один очень старый свиток (уж, больно потертым выглядел футляр, где тот хранился), но самым странным было, то, что Ракса поспешно сворачивала его при каждом моем появлении. Но, проникнуть в столь ревностно хранимый эльфийкой секрет мне удалось. Просто намериваясь сделать вылазку и посмотреть поближе на расположение темных под городскими стенами, я зашел в комнату не в обычное для меня время – для разведки следовало взять плащ и остальной комплект оружия. Молодой леди не было, но на столе лежал тот самый свиток во всей красе (края его были зафиксированы двумя половинками футляра – так Ракса делала всегда). Внимательно разбирать написанное я не стал, хватило того что крупная надпись в начале гласила "Раксасы", а между группами символов тут и там попадались рисунки явно изображавшие нас – оборотней. Вот только выглядели мы там так, будто нас освежевали и разделали. Зрелище это неприятным холодком передернуло меня, впрочем, мысль, что темные изучали нас так подробно, уже не была потрясением. Да и было это, похоже, очень давно. Я быстро покинул комнату, прихватив все необходимое, уж очень не хотелось столкнуться с Раксой. Не стоило ставить ее в неудобное положение, ведь причины скрывать такой свой интерес к нам у нее, похоже, были. А поразмыслив по ходу над этим, счел, что для лекаря знать как устроены те, кого предстоит лечить очень полезно.

И видно зря я предполагал, что с отъездом Титуса эльфийская леди потеряет интерес к пыльным свиткам и фолиантам. Не тут-то было – вышло все строго наоборот. Стол, шкаф и все мало-мальски подходящие поверхности в нашей спальне оказались завалены разнообразными документами, которые она притаскивала из библиотеки. Раздражало меня это до крайности – порой даже не куда было поставить кружку и положить бурдюк с вином. И не редко мне приходилось, ворчливо порыкивая просто сбрасывать на пол некоторое количество этой макулатуры. Ракса лишь пожимала плечами, собирая упавшие свитки, похоже, что мое недовольство беспокоило ее постольку поскольку.

Причиной же столь возмутительного ее поведения стал тот факт, что взаимоотношения наши коренным образом изменились. Она перестала быть только частью моей добычи, но теперь темная леди принадлежала мне во всех смыслах.

Самое поразительное, что произошло это по ее инициативе. Я лишь смутно догадывался о причинах побудивших высокородную к таким действиям.

К вечеру того дня когда состоялась дележка сокровищ я решил отпраздновать такое событие и предупредил Раксу что хорошо бы устроить торжественный ужин, то есть приготовить мясо так как нам всем нравилось. Кроме того она заправила редкими пряностями подаваемое к столу вино, а еще выдала всем родичам не стоявшим в карауле по небольшому бурдюку такого вина сверх того. Достался такой бурдючок и мне, хотя аромат пряной жидкости и несколько отличался от того что пили за ужином и что досталось остальным. На мой вопросительный взгляд она беззаботно ответила:

– Тебе не хватило, но это даже лучше. Вожаку все самое лучшее!