Текст книги "14 недель (ЛП)"

Автор книги: Джессика Гаджиала

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Никто не заберет Кензи.

– Тебе нужно быть где-то прямо сейчас?

Я пожал плечом.

– У меня есть телефон, чтобы искать всякое дерьмо и поддерживать связь с Сойером, Броком, Барретом и Лойдом, если тебе нужно быть где-то еще.

– Я собираюсь выйти на улицу. Позвони Брейкеру и Шутеру, вызови их с любой гребаной работы, на которой они могут быть. Это первоочередная задача.

– Думаю, ты бы уже услышал от Брейка, – сказал я, сведя брови вместе. – Баррет использует Алекс для поиска, так что если она у него, то Брейк должен знать.

– Я не подумал. Оставил телефон в машине. Он, наверное, в бешенстве. Ладно. Дай мне… два-три часа. Я вернусь и останусь на ночь, чтобы ты мог справиться с каким-нибудь дерьмом.

Но он не ушел, а остановился, глядя в коридор, где через закрытую дверь ванной слышались голоса девочек – тихий голос Риз, сильный голос Кензи, несмотря на ее легкое расстройство за несколько минут до этого.

– Пейн, – позвал я, заставив его вздрогнуть и посмотреть на меня.

– Я держу ее. Их, – поправил я, надеясь, что не выдал слишком многого.

– Точно. Два-три часа, – повторил он, поставил свою кружку и направился в холл.

Девочки, похоже, не собирались выходить, поэтому я поднес свою сумку к двери, взял засов, который кто-то оставил на столе для почты, и открыл пакет, после чего приступил к работе.

Я только успел закрыть и запереть дверь, как дверь в ванную наконец-то открылась.

– Средневековый котел с грязью! – настаивала Кензи, голос ее звучал настойчиво.

– Это расслабит тебя! У меня есть все эти соли, бомбочки и прочее, что ты можешь… – голос Риз прервался, когда она заметила меня, ее щеки слегка порозовели.

– Я не буду вариться в миске с собственной грязью, чудачка, – сказала Кензи, уходя на кухню, чтобы налить кофе и влить две рюмки какого-то сиропа, который она держала на столе.

– Боже мой, какой грязной ты себя считаешь? – ответила Риз, доставая свою чашку кофе и наливая в нее сироп.

– Где Пейн? – спросила Кензи, вместо того чтобы ответить сестре.

– Он хотел пойти поговорить с Брейкером и Шутером.

Она достаточно хорошо держалась, не давая себе расслабиться под давлением. Но следы этого были повсюду – в припухших покрасневших глазах, в том, как слиплись ресницы, на которых все еще держались слезы, в складках между бровями.

Но она уже перестала волноваться.

Я должен был это уважать.

– Кто-нибудь… – начала она, но ее прервал звонок моего телефона. Обычно я ненавидел отвечать на звонки, когда разговаривал с другим человеком, но это был серьезный вопрос, и я не мог пропустить ни одного звонка. Поэтому я потянулся за ним.

А потом еще один.

И еще один.

В тот вечер у меня было восемнадцать звонков от всех, начиная от Пейна, который прибежал намного позже запланированного, до Лойда в офисе и Алекс.

Ничего.

Никто ничего не добился.

Где-то около десяти Кензи подтолкнула Риз к кровати после того, как трижды видела, как она задремала за чтением. Она явно была из тех, кто рано ложится спать, но старалась не спать ради сестры.

– Тебе не комфортно, – сказала она через пару минут после того, как мы остались одни.

Она не ошиблась.

Я был убежден, что мужчина моего роста никогда не должен сидеть на чертовом пуфе. Именно так называлась прославленная подушка, на которой я сидел.

– На диване много места, – сказала она, слегка втянув ноги и немного приподняв одеяло, чтобы оно не закрывало вторую половину дивана.

А когда женщина приглашает вас подойти ближе, вы просто идете.

Я вернул телефон на зарядку, не ожидая услышать что-то еще после стольких тупиков. Затем я встал и двинулся к ней, сел спиной к дивану, который был гораздо удобнее, чем казалось, и потянулся, чтобы взять ее ноги, перетянуть их через свои колени, а затем взять одну из ее ног между двумя руками.

– Что ты… ох, – простонала она, ее голова откинулась назад, спина слегка выгнулась, а глаза закрылись.

Это было практически гребаное О-лицо, и потребовалось все самообладание, чтобы не позволить желанию прорасти и разрастись в моей системе.

– Не знаю, как, черт возьми, ты ходишь на этих ходулях весь день, в течение каждого дня. – Мне нужно было поговорить, потому что в ту секунду, когда мой большой палец надавил на ее арку, она издала хныкающий звук, который дошел прямо до моего члена.

– Не все из нас могут быть ростом в пять тысяч футов в босоножках, – сказала она, толкнув другую ногу к моей руке.

– Ты высокая для женщины, – пожал я плечами, надавливая на больное место ее второй ноги, когда она издала еще один низкий стон.

После этого наступила долгая тишина, достаточно долгая, чтобы я подумал, может быть, она даже спит, прежде чем ее веки дрогнули.

– Так эти твои навыки массажа, они строго ограничены ногами?

Я почувствовал, как мои губы дернулись и изогнулись.

– Свернись калачиком и посмотри, – предложил я.

Не было даже колебаний, прежде чем она перевернулась на левый бок, в основном на другой бок, верхняя половина ее тела выгнулась вперед, так что ее лицо уперлось в изгиб моего плеча, давая мне почти полный доступ к ее спине.

Скажем так, тесный контакт вызывал проблемы, о которых она, к счастью, не подозревала, поскольку ее задница полностью располагалась на одном из моих бедер, а я проводил руками вверх и вниз по ее спине, копаясь и прорабатывая узлы, где находил их. Но хныканье – да, она продолжала это делать, и я не мог не задаться вопросом, что если простое поглаживание ног или спины может вызвать у нее такую бурную благодарность, то, каково это – полакомиться ее киской или глубоко зарыться в нее.

Ее тело прильнуло к моему, ее теплое дыхание коснулось моей шеи, ее руки, в конце концов, поднялись и легли на мои плечи.

– Тиг? – ее голос был низким, воздушным. Если я не ошибаюсь, она была возбуждена.

– Да, милая?

Она прижалась ко мне; мои руки легли на середину ее спины, пока она смотрела на меня, опустив веки.

– Моя лучшая подруга пропала.

Я почувствовал, как мои брови слегка сошлись.

– Я знаю.

Она тяжело сглотнула, слегка смочив губы.

– Так что это действительно неправильно.

– Что…

Я не успел закончить вопрос, потому что ее руки скользнули по моим плечам, по бокам моей шеи, затем по моему лицу, когда она наклонилась вперед и прижалась своими губами к моим.

Кензи, даже наполовину грустная от переживаний, даже после того, что должно было быть самым долгим днем в ее жизни, она все равно целовалась так, как будто жила – с каждой частичкой себя. Не было никаких колебаний, когда она наклонила голову и сделала поцелуй глубже, когда ее язык высунулся и захватил мой. Мои руки двинулись вниз по ее заднице, погружаясь в мягкость, когда она переместилась так, что оказалась на мне, прижавшись ко мне, ее груди коснулись моей груди, и через бюстгальтер без косточек я чувствовал, как ее соски твердеют от желания. Ее бедра опустились вниз, вдавливаясь в мои колени, где мой член уже был твердым и напряженным, заставляя ее вздыхать и стонать почти одновременно.

Мои руки погрузились сильнее, используя ее задницу, чтобы снова притянуть ее к моему члену. Ее рука покинула мою челюсть, сжалась в кулак и со стоном опустилась на мое плечо. Может быть, я воспользовался слабым моментом? Возможно. Должен ли я был в этой эмоционально накаленной ситуации отступить и сказать, что она сходит с ума и не стоит создавать такие ситуации? Да, черт возьми. Сделал ли я себя немного мудаком, позволив ее хрупкому состоянию позволить мне осуществить то, чего я хотел уже больше недели, с того момента, как она вошла в офис со своей сексуальной задницей? Возможно.

Но когда я потянул ее за бедра, чтобы сделать еще один толчок, и все ее чертово тело задрожало… да, я понял, что мне на это наплевать.

Может быть, она пожалеет об этом.

Может быть, она будет ругать меня за то, что я воспользовался этим.

Но это были проблемы, с которыми я мог справиться, когда они возникнут.

А сейчас я не собирался портить хороший трах, когда ее бедра начали двигаться по собственному желанию, оседлав меня, жестко сжимая, беря все, что ей было нужно, чтобы разжечь свое желание.

Есть ли что-то более горячее, чем женщина, которая без смущения берет то, что ей нужно?

Я был уверен, что нет.

Ее губы оторвались от моих, ее глаза открылись, полные потребности, когда она сделала еще одно движение напротив меня, ее губы открылись, чтобы позволить стону проскользнуть через них, и ее голова слегка откинулась назад.

И это чертовски походило на приглашение.

Я, конечно же, был склонен принять его, наклонившись вперед и проведя языком по чувствительной коже ее шеи, остановившись, чтобы пощипать мочку уха.

И как раз в этот момент мой телефон снова начал пищать. Сначала она не отстранилась. Она скакала на мне чуть сильнее, ее дыхание становилось все более поверхностным, все ближе к оргазму. Я хотел только одного: протиснуться между ее бедер, засунуть руку в ее трусики и вытащить из нее один крик.

Затем телефон замолчал и снова заработал, заставив ее испустить громкое ворчание, когда она отодвинулась от меня, делая глубокий вдох.

– Это может быть важно, – рассуждала она, не в силах смотреть на меня, пока пыталась собраться с мыслями.

Честно говоря, в данной ситуации каждый звонок, скорее всего, был важным. Поэтому, хотя каждая частичка меня пульсировала от желания сказать «к черту», схватить ее и утащить в спальню, я сделал глубокий вдох, встал и, не обращая внимания на то, что мой твердый член натирает джинсы, пошел за телефоном.

Это был первый из четырех звонков и шести электронных писем, которые мне нужно было просмотреть из разных источников.

Тем временем Кензи справилась с собой и забралась под одеяло, свернувшись калачиком на боку, даже не потрудившись притвориться, что не наблюдает за мной в течение первого часа, пока, наконец, не заснула.

После этого я поставил телефон на беззвучный режим, спрятал его в карман и поднял ее на руки, намереваясь отнести ее в кровать и отнести свою задницу обратно в гостиную.

Расстояние.

Оно было нам необходимо.

Особенно это было нужно мне, чтобы не терять голову.

Я уже почти дошел до прихожей, когда дверь сотряслась от тихого стука, но, учитывая, что это, должно быть, был Пейн, он разнесся по всей гостиной, заставив Кензи зарычать и уткнуться лицом мне в грудь.

Я подошел к двери, проверил глазок, затем, балансируя на ноге, отодвинул замок и поднял ее обратно, когда Пейн открыл дверь и вошел с парой пакетов в руках.

Он посмотрел на меня, потом на Кенз, похоже, уловив что-то более глубокое, но ничего не сказал.

– Давай я пойду уложу ее в постель. Тогда мы сможем поговорить.

Комната Кензи, как я заметил ранее, когда осматривал ее, кричала о ней – класс, бессовестная женственность, но подчеркнутая обтекаемая аккуратность.

Три стены были белыми, что не бросалось в глаза. Но стена за ее огромной кроватью с белым изголовьем и белыми простынями с пурпурным пледом была выкрашена в глубокий королевский пурпур. Тумбочки по обе стороны были простыми, минималистскими, но светильники на них были стеклянными и изящными. Дверцы шкафа были открыты, из него вываливалось внушительное количество одежды.

Там были белые комоды без всяких украшений, а затем трюмо с обшарпанным зеркалом и мягким сиденьем, вся поверхность которого была покрыта косметикой, украшениями, кистями, кремами и двумя флаконами духов, которые всегда восхитительно липли к ее коже.

После того как я положил ее на кровать и уложил спать, я, возможно, позволил своему любопытству взять верх, подошел и взял в руки флаконы.

На них я обнаружил этикетку с ее собственным именем.

Неудивительно, что запах был такой уникальный.

Она сделала их сама.

Что, учитывая, насколько она выделялась как женщина, как личность, было вполне логично.

Встряхнув головой, пытаясь очистить ее от сентиментальных, абсурдных мыслей, я вернулся в холл, закрыл ее дверь и направился обратно на кухню, где Пейн уже пил кофе и расставлял на столе китайскую еду.

– Что ты узнал? – спросил я.

Он повернулся ко мне, тяжело выдыхая.

– Ни хрена.

Это было именно то, что было у меня, Сойера, Брока, Баррета, Алекс и копов.

Ни хрена.

Глава 6

Кензи

Именно стук в дверь вывел меня из размышлений, которые в тот момент были в весьма неприятном месте. Как и в любой момент в течение дня на протяжении всей прошлой недели.

Недели.

Я проснулась в ночь после пропажи Кэсси с одним блаженным мгновением, когда реальность еще не вступила в свои права.

У меня даже было это мгновение, чтобы сосредоточиться на другой, более счастливой мысли.

Тиг.

Потому что, если судить по тому, как я спала, ворочалась и проснулась, чувствуя себя полностью и непреодолимо возбужденной, я, похоже, сделала полный разворот в отношении своих чувств к нему. Я даже не думала о «Тимсе», об отсутствии стиля и о том, что он не был каким-то стремительным предпринимателем, как я обычно выбирала. Все, что я знала, это то, что он был спокоен под давлением; он знал, как обращаться с инструментами; он знал, как использовать свои руки, и в нем было притяжение, которое я не понимала, но которое было достаточно сильным, чтобы заставить меня начать первый контакт даже посреди совершенно ужасной ситуации.

Скажем так, в моей жизни было много поцелуев.

У меня были неловкие, неуклюжие, слишком мокрые поцелуи, попытки задушить тебя языком, глубокие, медленные и страстные, жесткие, грубые, небрежные, но все равно сексуальные, такие, от которых загорались трусики.

Вы поняли – много поцелуев.

Но у меня никогда не было такого поцелуя, который с первых же секунд создавал давление в основании моего позвоночника и распространялся по всему телу. Это овладело мной. Это был единственный способ описать его. Это было что-то, что полностью окутало меня, заблокировало весь мир снаружи. Черт, оно заслонило и мир внутри, все, кроме чувств, которые вытягивались из меня – комфорт, нужда, граничащая с отчаянием потребность в удовлетворении, то, как его руки не отрывались от моей задницы, но я уже могла представить их везде.

Это был поцелуй всей жизни.

Это было пошловато, совершенно не похоже на меня – позволить себе даже на секунду так подумать. Но это было правдой. Этого нельзя было отрицать.

Сухой трах, ну, что можно сказать об этом? Когтистая потребность в освобождении – это все, на чем я могла сосредоточиться, когда мои бедра опустились и я почувствовала его член – твердый, напряженный против джинсов, которые не скрывали того факта, что Тиг был, ну, упакован.

Но, как я уже сказала, у меня была только минута. Один прекрасный пустой момент, прежде чем наступила реальность, прежде чем я вспомнила, почему Тиг вообще оказался в моей квартире.

Кэсси.

Даже мысль о ее имени вызывала колющее, жгучее, раздирающее, рвущее чувство в моем желудке и в груди.

Я встала с постели, споткнувшись о выброшенную туфлю рядом с кроватью в отчаянной попытке выйти в гостиную, чтобы получить ответы.

Я нашла там Пейна и Тига, оба выглядели измученными и смотрели на меня одинаково устало.

Мне не нужно было спрашивать, чтобы понять, что пока не о чем говорить.

Такой же взгляд был у меня на следующее утро, когда я проснулась и обнаружила Брока в своей гостиной – Тиг отправился на поиски, Пейну нужно было поработать.

На следующее утро был Пейн.

Потом Сойер.

Снова Брок.

И никогда Тиг.

Целая неделя без ответов и по причинам, которые мне так и не объяснили, даже когда я потребовала, никакого Тига.

Что касается меня, я сделала то, что совершенно на меня не похоже; я ушла в себя.

Я не ходила на работу. Я никуда не ходила. Мне даже было наплевать, какая одежда на мне.

Потому что каждая бодрствующая (а иногда и бессознательная) мысль была пропитана кровью и страданием. Каждая мысль, которая приходила мне в голову, была об ужасах, через которые, вероятно, проходила Кэсси, в то время как я сидела в целости и сохранности в своей квартире, охраняемая хороводом крутых мужчин.

От этого невозможно было убежать.

Мой мозг был фильмом ужасов. И не старого образца. Мой мозг был новым школьным фильмом ужасов с рейтингом «Д», который не щадит ни одной чувствительной линии. Потому что, откровенно говоря, тот псих, который ее забрал, не оставил воображению почти ничего из своих намерений.

Меня тошнило каждый день, от любой еды сводило желудок. Когда я заставляла себя есть, вероятность того, что это снова начнется, было пятьдесят на пятьдесят.

Пейн, Брок и Сойер, все мужчины, которые действительно имели слишком большой опыт в ужасных ситуациях и поэтому лучше переносили их, умоляли, читали нотации, практически кричали на меня, пытаясь вывести меня из этого состояния.

Риз, будучи неконфликтной, искоса наблюдала за мной, готовила мне мягкую еду, пыталась немного подбодрить.

Но я должна была знать, что ни один из них не включит переключатель внутри меня.

О, нет.

Это была работа для нашей матери.

Наша мать, Джина, была очень умной, решительной, стойкой, непоколебимой, модной, красивой, смешной. Она также была человеческим боевым топором.

Поэтому, когда Риз проскользнула мимо меня, протягивая руки, чтобы уложить волосы назад, когда мы обе остались наедине на один блаженный час, потому что Пейну пришлось уйти пораньше, а парни в офисе были заняты, и она открыла дверь, чтобы впустить мою мать, я поняла, что меня ждет.

У всех нас было сходство. У нашей мамы тоже были зеленые глаза, но более темные. У нас была похожая структура костей, женственная, но не слишком хрупкая. Но если мы с Риз были длинноногими, высокими для женщин, широкоплечими и темнокожими, то наша мама была невысокой, маленькой и очень светлокожей.

Ее темные волосы были распущены, подстрижены и уложены в идеальные пляжные волны, безупречно подчеркнутые вокруг лица, чтобы смягчить его. Очевидно, собираясь на работу, она была одета в черные брюки, туфли на умеренных каблуках, которые не убили бы ее через час, и простую белую блузку на пуговицах.

– Мама, мы тебя не ждали, – сказала Риз, тепло улыбнувшись ей.

– О, у меня есть для тебя книга, – сказала она, коснувшись щеки моей сестры. – Я занесу ее в следующий раз, когда приеду. Я знаю, что она тебе не по вкусу, но ты можешь добавить ее в библиотеку.

Риз нравилась целая куча книг, но она обычно держалась подальше от темных, грязных, наполненных адреналином жанров книг, которые предпочитала наша мать.

– Сейчас, – сказала она, захлопнула дверь и отошла на несколько шагов, задрав подбородок. Она подняла на меня идеально ухоженную бровь. «Хватит, Кензи». На мои насупленные брови она положила свою сумочку и прошла на кухню, энергично занявшись приготовлением кофе, прежде чем снова повернуться ко мне.

– Я понимаю, дорогая. Поверь мне, я все понимаю. Я провела каждый день своей жизни в течение десяти лет, переживая до боли в животе, что твой брат окажется с пулей в голове или ножом в сердце. Это было ежедневной вероятностью, когда он управлял делами. И потом, вне меньшей степени, когда его не было, мне приходилось беспокоиться и об Энзо. Я знаю, что это другое, потому что она не просила об этом, и я знаю, что это хуже, потому что она женщина. Не думай, что я не изводила себя этим фактом. Но я хочу сказать, что это, похоже.

– Мам, это…

– Ужасно. Это отвратительно. Жутко. И это самое безнадежное чувство в мире. Я понимаю желание набросить одеяло на голову и никогда больше не вылезать. Я также понимаю, как это неправильно, когда мир продолжает вращаться, когда люди продолжают жить своей жизнью, пока происходит что-то подобное, детка. Я полностью понимаю это. Но сидеть здесь, не есть, почти не спать, терять вес и не делать ничего, кроме ужасных мыслей, тоже не поможет ситуации.

– Что я должна делать, мама? Что, если бы это была я? Что, если бы я была у него? Смогла бы ты есть, спать или продолжать жить дальше? Это могла быть я. Если бы я не пошла за обедом в тот день…

– Чувство вины тоже ничего не изменит. Я знаю, что ты любишь Кас. Я знаю, что тебе тошно думать об этом. И я здесь даже не для того, чтобы сказать, что ты не должна так себя чувствовать. Если бы ты этого не делала, я бы действительно начала беспокоиться о том, какую женщину я воспитала. Но я хочу сказать, что ты не можешь так жить. Тебе нужно встать, принять душ, одеться и вернуться к работе.

– Это…

– Я здесь не для того, чтобы слушать оправдания. Подними свою задницу, выпей кофе, поешь и иди на чертову работу. Если ты позволишь всей своей жизни, над которой ты так усердно работала, развалиться, это не исправит ситуацию. Это не вернет Кэсси. Если, придя домой с работы, тебе нужно упасть в постель и поплакать – сделай это. Поставь будильник на телефоне. Позволь себе поплакать часок. Затем снова вставай и продолжай двигаться.

Она не ошиблась.

Возможно, это было самое худшее.

Большая часть меня, искренне считала, что мне нужно быть в грязной одежде, с сальными волосами и урчащим желудком. Потому что Кэсси, скорее всего, было хуже. Потому что было неправильно не страдать вместе с ней.

Но не было никаких зацепок. Никаких следов. Никаких подсказок. Ничего.

Если неделя прошла впустую, то, скорее всего, ничего и не будет.

Неужели я должна была страдать вечно? Неужели я должна была никогда больше не есть, чтобы еда не оседала? Потерять свой бизнес? Чтобы все думали, что я впала в глубокую депрессию?

Я знала, что это не выход.

Поэтому, как бы плохо мне ни было сначала и, возможно, еще долгое время, я должна была сделать то, что она сказала. Пока она ходила за кружками кофе, я встала с дивана и пошла в душ. Я не могла заставить себя приложить больше усилий, зная, что это будет похоже на притворство в течение долгого времени, и была полностью согласна с этим, так как я отказалась от макияжа, дала волосам высохнуть на воздухе, добавив немного средства для укладки, и одела простые брюки, туфли на каблуках и простую футболку с длинным рукавом.

Я выпила кофе.

Съела половину бублика.

Затем я попросила маму отвезти меня на работу.

Там я нашла Тига, который ждал меня у входа.

– Детка, – сказала мама, когда я взялась за ручку, заставив меня поднять голову и посмотреть на нее.

– Это хороший человек.

Это было так неожиданно; я почувствовала, как от этих слов я отпрянула назад, словно она дала мне пощечину.

– Я знаю, что тебе трудно поверить в их существование, милая. И я знаю, что очень виновата в этом.

Это было ни капельки не справедливо с ее стороны.

– Мама, это…

Она подняла руку, протянув ладонь.

– Я не имею в виду, что я создала проблемы с доверием для тебя, Кенз. Но, возможно, уча тебя быть такой сильной, такой самодостаточной, я, возможно, пренебрегла тем, чтобы сказать тебе, что мужчина, хороший мужчина, может стоить твоего времени, стоит ослабить свою защиту, стоит уделить ему время. Поэтому, поскольку я не показала тебе этого, я говорю тебе, что этот прекрасный мужчина с огромными руками и добрыми глазами, он хороший и он стоит твоего времени.

– Откуда ты вообще знаешь… – начала я, качая головой от того, что она, казалось, иногда имеет какой-то мамин радар.

– Пожалуйста, – фыркнула она, покачав головой. – Если бы я была на двадцать лет моложе…

– И на этой ноте, – сказала я, впервые за неделю улыбнувшись ей. – Спасибо, ма. За то, что заставила меня сделать это. Я знаю, что ты права.

– Я всегда права, – согласилась она, когда я вышла. – Хорошего дня. Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

С этими словами она уехала.

А мне пришлось повернуться лицом к Тигу.

Когда мы подъехали, он смотрел в свой телефон, но когда я повернулась, его взгляд был направлен на меня. И это было напряженно. Как я раньше не замечала, что он, кажется, вбирает в себя каждую частичку меня? Может быть, потому, что в то время, когда мы были рядом друг с другом, обычно было много более важных вещей, на которых можно было сосредоточиться. Но я застыла на месте на долгую минуту, прежде чем вытянула ноги вперед.

Он выпрямился, оттолкнувшись от стены, и убрал телефон.

– Когда, бл*ть, ты в последний раз что-нибудь ела?

От неожиданности я слегка отпрянула назад.

Потом все вернулось.

Я.

Я вернулась.

Это было так быстро.

– Ну, и тебе доброе утро, Тиг, – сказала я, вставила ключ в замок и вошла внутрь, глубоко вдыхая, внутренне волнуясь обо всех мелочах, которые я забыла учесть раньше. Например, полицейская лента. Пятна крови. Например, пыль от отпечатков пальцев.

Но когда я включила свет, ничего не было.

На самом деле, там был отчетливый запах отбеливателя и дезинфицирующего средства, которому там не место. Мы с Кас решили, что пожертвуем роскошью уборщиц, делая уборку сами, потому что это позволило нам получить дополнительные деньги, чтобы открыть «Лакс» в лучшем районе города.

Поэтому запах чистоты был неуместен, так как Кас пропала, а я не появлялась.

– После того, как копы освободили место преступления, я убрался, – предложил Тиг объяснение без моего вопроса. – Не хотел, чтобы ты наткнулась на это, когда вернешься.

Это было слишком хорошо.

Какая-то часть меня хотела разозлиться на него. Я не была навязчивой женщиной, но я была, по крайней мере, слегка оскорблена тем, что он убежал и спрятался после одного поцелуя, одного сеанса сухих ласк. Это было трусостью. И это было оскорбительно. Это также было непрофессионально, поскольку я платила ему за то, чтобы он был рядом.

Значит, он был милым и подумал о чем-то подобном? Да, из-за этого невозможно было сдержать гнев.

– Спасибо, – сказала я, вошла, положила сумочку на стол и двинулась к задней части магазина, проделывая все действия по открытию.

По мере того, как шли минуты, я все больше и больше понимала, сколько бизнеса я потеряла, затаившись, спрятавшись. Месяц предстоял напряженный. В целом, «Лакс» всегда был в минусе. С тех пор, как я открылась, не было ни одного безубыточного месяца.

И Кэсси, ну, она бы разозлилась на меня за это.

Мы вложили в магазин все.

Это было пощечиной для нее – позволить ему прогореть. Не то, чтобы я лично выслеживала зацепки, активно пыталась найти ее. У меня не было таких навыков. Нет, я просто была ленива и полностью погружена в страдания.

Это не было достаточно веской причиной.

– Кенз, – позвал Тиг, его голос, казалось, содержал какое-то предупреждение по причинам, которые я не могла назвать.

– Что? – спросила я, выходя из подсобки и обнаружив его стоящим у стола с поднятой бровью.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Я съела половину бублика на завтрак.

– А до этого?

– Если хочешь знать, не так уж много оставалось внутри, – сообщила я ему, выходя вперед и щелкая табличкой «Открыто» на двери.

– Кенз…

Его голос был печальным, звук, который казался неуместным, исходящим от такого большого, устрашающего на вид мужчины.

Казалось, он проникает куда-то внутрь, заставляя место, где я заперла свою обиду и разочарование по отношению к нему, дать трещину, позволяя уязвимости просочиться наружу.

Это объясняло мой следующий комментарий.

– Где ты был, Тиг?

Молчание после моих слов было тяжелым и достаточно долгим, чтобы заставить меня повернуться, слегка приподняв подбородок, как всегда делала моя мать. Надменность, как назвал это один из моих бывших. Возможно, так оно и было, но я всегда предпочитала выглядеть уверенной, чем неуверенной в себе.

Его взгляд был сосредоточен на мне, совершенно нечитаемый.

– Мне нужно было сосредоточиться, дорогая. Я не мог… Я не мог прийти к тебе, не имея ни хрена, из того что можно тебе принести.

«Потому что он думал, что Кэсси – это клин между нами».

– Тиг, я знаю, что пришла к тебе с этим, но это… – я махнула рукой, не желая произносить это вслух, «это не на тебе».

– Я понимаю это, Кенз, но я также знаю, что я не могу пытаться начать что-то здесь, когда это между нами.

«Начать что-то».

Я не представляла себе это.

Он сказал это.

Значит, он держался в стороне не потому, что вел себя как трус, сожалея об этом, но не имея смелости сказать мне это. Он держался в стороне, потому что боялся, что я буду думать о нем хуже, потому что он не смог найти мою пропавшую лучшую подругу. Неважно, что они не смогли найти никого, кроме него, кому они могли поручить это дело.

Мило? Конечно.

Неправильно? Безусловно.

Мне даже в голову не приходило думать о нем хуже, потому что он не был каким-то супергероем. Он был всего лишь человеком. Он мог сделать не так много.

Но то, что он смотрел на это именно так, что он хотел попытаться «сделать все правильно», прежде чем начинать что-то. Я не была уверена, что когда-либо сталкивалась с этим раньше. Это было освежающе ответственно, зрело, сильно. Слабые мужчины не брали на себя бремя, если им это было не нужно. Сильные мужчины, ну, очевидно, брали.

Невозможно было ошибиться в том, что это было, и в том, что моя мама назвала его – хорошим.

Возможно, доброта была достаточной причиной, чтобы выйти из зоны комфорта, дать ему шанс.

И поскольку я никогда не была женщиной, которая «ждет мужчину», я двинулась к нему, позволяя своему бедру коснуться его бедра, пока я двигалась за столом и клала свою сумочку, ожидая, пока он повернется, а затем перешла к делу сама.

– Что ты делаешь сегодня?

Его брови сошлись вместе, прежде чем он махнул рукой.

– Присматриваю за тобой.

Идеально.

Я почувствовала, как мои губы слегка изогнулись.

– Хорошо. Тогда как насчет того, чтобы ты присматривал за мной через стол в «Семейном» сегодня вечером?

Осознание медленно поднималось по его лицу.

И когда оно переместилось с его глаз на губы, они слегка дрогнули.

– Ты приглашаешь меня на свидание?

– Ты удивлен? Разве я похожа на человека, который не может взять то, что хочет?

На это его улыбка расплылась, и огромная рука поднялась и потерла его челюсть, слегка оскалившись, его мысли направились именно туда, куда я и думала – к тому, как я играла с ним неделю назад.

– Нет, дорогая, я не думаю, что у тебя есть такая проблема.

– Так ты собираешься пригласить меня куда-нибудь?

– Ты заставишь меня отвезти тебя домой и сидеть там целый час, пока ты наряжаешься?

– Абсолютно, черт возьми. И, наверное, скорее полтора часа. Риз может одолжить тебе книгу.

На это он хихикнул. Это был низкий, глубокий, раскатистый звук, который делал всевозможные дикие вещи с моими женскими частями.

– Тогда у меня есть одна просьба. – Когда я подняла бровь, он снова улыбнулся, все эти белые зубы и очарование, заставило мой живот совершить совершенно нехарактерное для него сальто-мортале. – Немного твоих духов.

На это я рассмеялась, найдя это более легким, чем я думала, учитывая обстоятельства.

– Как будто я выйду из дома без них.

* * *

Было уже около пяти, когда я решила закончить рабочий день: мне пришлось отвечать на вопросы покупателей, которые знали Кас в магазине, хотели узнать новости и выразить свои соболезнования, и все это медленно, но верно изматывало мои нервы и сердце.