Текст книги "Письма мертвой королеве (СИ)"

Автор книги: Джерри Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Ну так к чему понапрасну головы ломать? Разведем Бальдра с Нанной, позволим ему и Хель поселиться где-нибудь в Асгарде, всего-то и делов, – решительно заявил подуспокоившийся Тор. – Время от времени она будет возвращаться в свое царство и приглядывать за порядком. Мертвецы, насколько мне известно, существа тихие, особых хлопот не доставляют и за пределы Хельгарда не рвутся. Бальдр остается с любящим семейством и заодно получает желаемое. Локи радостно скалится до ушей, все довольны, – он обвел взглядом семью и сородичей. – Что скажете?

– Почему бы и нет? – пожал широкими плечами Тюр. – При условии, что госпожа Хель даст клятву не притаскивать с собой орду дохлых подданных и не плести ворожбы.

– А также не входить за городские стены, чтобы не пугать обывателей, – дополнил Фрейр. – Могу уступить ей чертог Сессрумнир, что над морем, он вполне достоин царей. Эйнхерии будут охранять его, все равно им больше заняться нечем…

– Я подберу для нее прислугу. Негоже королеве оставаться без свиты, – немедля предложила Фрейя. – Ой, ведь ее отец и братья тоже наверняка захотят увидеться с нею, после стольких-то лет разлуки! – богиня любви взволновалась при одной мысли о том, сколь торжественно и красочно можно будет спраздновать воссоединение семьи.

– Давайте еще Ангрброду с ее ведьмочками кликнем, пусть тоже порадуется, – внес ценное предложение Тор. – Она ж какая-никакая, а мать.

– Признайся уж честно, ты просто хочешь увидеть, как Ангра и Сигюн сцепятся в бою, выясняя, кто из них более достойна высокого звания супруги Локи, – съязвил Фрейр. Тор хмыкнул:

– Ставлю на Сигюн. Ты бы видел, как она обращается с копьем!..

– Как вы можете смеяться, когда решается судьба вашего брата и родича! – трагически воззвала Фригг.

– А разве мы уже не решили? – притворно удивился Тор. – Отец, молви свое веское слово, да и покончим с этим. Раз у нас Рагнарёк на носу, какое уже теперь дело до того, кто с кем живет?

– Нет, – сухо и коротко уронил Один.

Общество, уже настроившееся на благополучный исход, недоуменно переглянулось.

– Э-э? – блеснул красноречием Ньёрд, а Фригг прикрыла ладонью торжествующую улыбку.

– Нет, – повторил Всеотец. – и, признаться, меня неприятно удивило ваше беспечное легкомыслие. Пред ликом грядущих испытаний, о которых вы все предпочли позабыть, мы должны являть пример единства, а не разобщённости. Развод наследника царского рода, да еще развод без единой уважительной причины! Лишь по вздорному требованию юнца, возомнившего себе невесть что! – Один свирепо нахмурился. – Тут много говорилось о том, как мы ограждали Бальдра от жизни, не позволяя ему стать мужчиной. Возможно. Возможно, говорю я. Что ж, вот ему выпал прекрасный шанс осознать: достойный муж не ставит свои прихоти превыше судьбы мира. Бальдр ведет себя, как капризный ребенок, размахивающий деревянным мечом и требующий всех сластей мира. Этому настала пора положить конец. Никаких разводов, никаких тайных свиданий. Я достаточно ясно выразился? Повторять не требуется?

Удрученное молчание стало ему ответом.

– Прекрасно. Рад, что мы столь единодушны в этом вопросе. На Бальдра возложен долг. Долг не только перед семей и родиной, но и перед всеми Девятью Мирами. Долг, от исполнения которого он не должен и не может уклоняться. Как бы ему того не хотелось, – отодвинув кресло, Один прошелся по чертогу. Головы и глаза присутствующих, в том числе и Рататоск, как прикованные незримой цепью, повернулись ему вслед. – Да, у него достало сметливости отыскать малую лазейку… но я не думаю, что у него достанет решимости ею воспользоваться. Мальчик просто грозится. Но, дабы успокоить его мать, нашу царицу… и помешать Бальдру в запале натворить непоправимых глупостей… мы обязаны быть предусмотрительными. Ради его же блага.

– Мы оградим Бальдра от малейшей возможности причинить себе вред, – выпрямилась Фригг. Тяжелые золотые браслеты на ее запястьях жалобно звякнули, янтарные серьги размашисто качнулись. Зрачки покровительницы семейного очага и счастливого брака сияли зловещим, темным пламенем. – Каждый из нас обладает могуществом повелевать какой-либо из стихий или сфер нашей жизни. Мы проведем ритуалы и сотворим заклятия, хранящие Бальдра от любых бедствий. Холодное железо, камень и металл, огонь и морские волны, животные и растения – ничто из этого не поможет Бальдру в его устремлениях. Если он задумает вывязать петлю и затянуть ее на своей шее, узел распустится. Нож погнётся у него в руках, кабан, медведь или волк не набросятся на него. Конь не понесет под ним и стрела изменит свой полет, лишь бы не задеть его!

– Не чрезмерно ли? – усомнился Ньёрд. – Как бы у парня голова кругом не пошла от эдаких предосторожностей. Это ж он шагу спокойно ступить не сможет.

– Лучше перебдеть, чем недобдеть! – отрезала Фригг. – Мы хотим уберечь наш мир от гибели или нет?

– Хотим, какой разговор, – протянул Тор, но голос его бы преисполнен недоверчивости. – Матушка, ты уверена, что не перегибаешь палку? Невозможно предусмотреть все… разве что заточить Бальдра до конца жизни в четырех стенах и всякое утро запихивать ему плошку с едой под дверь!

– Понадобится – и запру! На десять замков и трижды по десять засовов! – Фригг была неумолима и неотвратима в намерении любыми средствами уберечь младшего сына от мирских горестей. Тор воззрился на гневную родительницу с опаской, Фрейя разочарованно вздохнула.

– Фригг права, – Один, вернувшись, грузно оперся обеими руками о стол. Складки шитого золотом плаща обвисли, словно правитель асов угодил под сильнейший ливень. – Я потолкую с моим непутевым сыном и разъясню ему всю глубину его заблуждений. Может, он возьмется за ум. Но как у любого хорошего лучника всегда наготове запасная тетива, так и у нас должен быть другой план. Защитите Бальдра от него самого. Я не приказываю, но уповаю на ваше благоразумие. Мы должны сохранить и защитить Асгард. Если ради этого придется разбить сердце моему сыну – я это сделаю. Своей собственной рукой. Мир дороже чьих-либо чувств. Если судьба дарует нам щит против напастей – наше дело тщательно сберегать и всячески укреплять его. С годами Бальдр поймет и согласится с тем, что мы поступили верно. Или кто-нибудь желает возразить? – единственный глаз Одина налился белизной, в которой почти утонула бездонно-черная точка зрачка. – Тор?

– А я что, я ничего… – хмуро буркнул Громовержец. Фрейя открыла было прелестный ротик, но, глянув на отца, понятливо умолкла. Тюр жестом выразил согласие с решением правителя, Фрейр сдержанно кивнул.

– Тогда я более вас не задерживаю, – повинуясь движению ладони Одина, тяжелые двери с легкостью распахнулись. Рататоск перепрыгнула на плечо удрученной Фрейи, царапнув когтями мелко сплетенные звенья ожерелья. Богиня рассеянно погладила зверька между ушами:

– Видишь, ничего не вышло. А я пыталась. Как сказал Один, у каждого есть свое призвание, и мое – соединять разлученные сердца. Ты ведь что-то знаешь об этом, да? Знаешь, но пока не хочешь рассказывать?

Пушистый хвост белки мягко щекотал щеку богини, шелковый подол платья Фрейи стелился по гладкому разноцветному мрамору. Стучали каблучки – цок, цок, цок. Точно крохотные молоточки, вбивающие гвозди в крышку домовины.

Асгард, подле таверны «Рагнарёк».

Костер развели на заднем дворе таверны «Рагнарёк», между дровяным сараем и пристройкой, в которой хранились в ожидании своего часа бочонки с бродящим элем. Когда пламя разгорелось как следует, Бальдр опрокинул над ним шкатулку с письмами – и саму шкатулку тоже швырнул в огонь.

Пергаментные листки ни за что не хотели гореть. Неспешно тлели, скручиваясь от жара, обзаводясь искристо-черной бахромой по краям и исходя густым, вонючим дымом.

Сгорал не просто исписанный пергамент. Корчась, горела и отлетала в небеса сама память Бальдра, его прошлое и несостоявшееся будущее.

Несколько листков миновали костер, угодив прямиком в цепки руки Рататоск. Она прочитала их и теперь всхлипывала, сидя на пожухлой траве и кулачком размазывая слезы по почерневшей от копоти мордашке.

– Это от дыма! – злобно рявкнула она на Фенрира, сунувшегося с неуклюжей попыткой утешения. – Это просто дым, будь он неладен!

Костер полыхал, выстреливая языками пламени. Пергаменты чернели, обугливаясь, неохотно рассыпаясь. Они стояли вокруг – Бальдр, Фенрир, Ёрмунганд и плачущая Рататоск – словно жрецы неведомого божества, только что заклавшие жертву и теперь ожидавшие знака свыше. Но небо не разверзлось, и не прозвучал трубный глас, и все было, как всегда… а пергаменты – всего лишь выделанная ягнячья кожа со знаками, начертанными раствором дубовых орешков и сажи. Невысказанные слова, безмолвные речи, разрушенные надежды. Конечно, глупо было рассчитывать на родительское согласие. Вдвойне глупо полагаться на то, что все как-нибудь разрешится само собой. Он сам виноват. Проворонил, упустил свое счастье. Надо было не сидеть сиднем, тоскливо глазея на закаты и восходы над морем, а действовать. Не просить ничьей помощи. Идти напролом. Делом, а не словом доказать, что ты чего-то стоишь. Кто рискнул бы встать на пути у разгневанного сына Одина? Никто. А он промедлил. Не решился. Смирился, когда его первая робкая попытка что-то изменить натолкнулась на решительное сопротивление старшего поколения. Уступил нажиму отца и слезам матери. И что теперь? Письма горят, как мосты, заботливо подожженные матушкой Фригг.

Он ничего не смог сделать. Заварил кашу и предоставил действовать другим. И единственное хорошее, что с ним случилось за последнее время – это друзья. Настоящие.

Бальдр с рождения самоуверенно полагал своими друзьями всех окружающих. Ведь к нему все так хорошо относились. И дома, в Асгарде, и в Ванахейме, и в землях альвов. Ну, может, посмеивались слегка. Поддразнивали, сколь немужественное занятие он избрал себе, и на празднествах обязательно норовили нахлобучить на голову веночек – Бальдр не обижался, воспринимая такое отношение, как должное. Жил, пребывая в счастливом глуповатом неведении и бездеятельности. Вечный ребенок под бдительным присмотром любящей матушки.

От судьбы не уйдешь. Судьба, она такая: найдет тебя, схватит за шкирку и, словно нашкодившего кутенка, ткнет носом в собственную лужицу. Его затянувшееся детство завершилось. Повзрослевший мальчик жертвует свой деревянный меч на алтарь богов, девочка, ставшая девушкой, отдает богине домашнего очага кукол, а он – он сожжет свои письма к Хель. И признает, что единственными настоящими его друзьями стали отпрыски Локи. Маленькая стая, живущая по собственным законам, держащаяся сама по себе. Они сделали для него все, что могли, хотя никто их не просил и не заставлял. Даже не рассердились на него, когда в запале он предложил Фенриру разом покончить с этим балаганом. Один-единственный удар – и все!

– Я не могу, – ответил на это хмурый волкодлак. – То есть и мог бы… но не стану.

Вернувшаяся с высокого совета в Валаскьяльве белка принесла им весть о том, что на просьбу Бальдра будет отвечено решительным и бесповоротным отказом. Рассказала она и о задуманном Фригг чародействе, добавив, что провести подобный ритуал – это вам не пивка мимоходом отхлебнуть. Плетение столь могучих чар требует сил и занимает изрядно времени. Но, когда произнесут последние слова и начертают руны, будет уже ничего не изменить. С Фригг или Ньёрдом не поспоришь, против их воли не попрешь. Если Ньёрд запретит морским волнам принимать тебя, ты не утонешь, даже выпрыгнув из корабля посреди бушующего океана. Непременно подвернется лодка, бревно, неотмеченный на картах островок. Если на твое счастье поблизости не сыщется ни того, ни другого, из моря вынырнут девять Волн-русалок, дочерей Эгира, подхватят тебя и насильно доволокут до безопасных мест.

– Тогда убей меня, – предложил Бальдр… но Фенрир замотал головой. – Но почему? Это же все разрешит! Это же самый простой и легкий выход! Мы еще успеем, пока они будут ворожить, и…

– Уймись, – сказал Ёрмунганд, и Бальдр поперхнулся невысказанными словами. – Уймись и задумайся. Ты много не знаешь… впрочем, и он тоже не знает, – Ёрм кивнул в сторону прикусившего язык брата, – но догадывается. Представь, что он исполнит то, о чем ты просишь. Подумай, чем это будет выглядеть в глазах Одина и прочих асов. Убийством его любимого сына, совершенным чудовищем, невесть отчего до сих пор разгуливающим на свободе!

– Я могу составить запись о том, что Фенрир невиновен. Что он совершил это по моей просьбе! – Бальдру показалось, он отыскал достойный выход из положения.

– Если ты так торопишься свести счеты с жизнью, почему бы тебе не сделать это самому, не прибегая к посторонней помощи? – прищурил змеиные, бесстрастные глаза Ёрмунганд. – Ты никогда не задумывался о том, почему Один оставил нам жизнь? Как тебе предстоит стать заложником Асгарда, так и мы с рождения служим живым намёком. Всякий день и всякую ночь напоминая нашему отцу о том, что он должен держать свой неуемный нрав в узде, а не в меру говорливый язык – на привязи. Мы сидим тихо – его не трогают. Он сидит тихо – не трогают нас. Даже позволяют умеренные вольности и сумасбродства. Мы на цепях, и эти цепи в руках у Одина. Отец сказал: лучше уж золотые ошейники, чем смерть, и нам пришлось согласиться. Но если пройдет слух, что Фенрир поднял на тебя руку… а слух непременно пойдет… представь, что станется с нами. Может, мне и повезет ускользнуть. Но Фенрир ответит за все. Для начала у него отнимут телесные облики, – оборотень вздрогнул, скалясь, – и все, что ему останется – быть спящим и скованным до конца времен. В предвестии Рагнарёка Одину и его ближним вполне может взбрести в головы светлая мысль прикончить заодно и Лунного Волка. Так, на всякий случай. И все ради того, чтобы Хель, возможно, стала немного счастливее?

– Поначалу было так весело, – буркнул Фенрир. – Как увлекательная игра. Уговаривать вёльву, пробиваться через миры… разгадывать загадки, сражаться, спорить с Мимиром… но тягаться с Одином и высшими асами? С равным успехом можно грызть корни Иггдрасиля или кидаться на Стену Троллей в надежде проломить ее башкой. И… – он замешкался, не в силах подобрать нужных слов.

– Мы не желаем доставлять лишних неприятностей нашему отцу и его семье, – жестко завершил Ёрмунганд. – Если вёльва права и скоро все полетит кувырком, пусть нашим подарком ему станут несколько лет относительного покоя. Ты хороший парень, Бальдр, но на такое мы не пойдем. Прими свою судьбу. Будь стойким в испытания, вот и все, что тебе остается. В конце концов, твоя участь не так уж и дурна. От тебя требуется просто жить.

– Жить, ни во что не встревая, ни с кем не споря, ничего не совершая! – огрызнулся Бальдр. – Проще обернуться камнем и торчать где-нибудь под воротами Асгарда. А что, тихо и безопасно!

– Судьбу не выбирают, – пожал плечами Ёрм. – Думаешь, нам приятно признавать, что в мире есть силы, которым нам нечего противопоставить? По сравнению с которыми мы – всего лишь теленок, пытающийся бодаться с ясенем? А если уж говорить совсем начистоту…

– Это жутко, – перехватил недоговорённую фразу Фенрир. – Мы с рождения слышали пророчество о том, что Рагнарёк грядет. Жили в его зловещей тени. Но собственными руками приблизить конец мира? Увидеть, как все вокруг полыхнет огнем, и знать, что это целиком и полностью твоя вина? Знаешь, я как-то не готов. Когда-нибудь потом, когда весь Асгард и ты в том числе станете мне костью поперек горла – тогда я отведаю твою кровь на вкус. Тогда, но не теперь.

– Они все требуют, чтобы я перестал быть ребенком, – пробормотал Бальдр.

– Забудь о ней, – негромко и равнодушно посоветовал Ёрмунганд. – Заставь себя забыть. Будет трудно, но другого выхода нет.

– Как сумел забыть ты? – Бальдр вспомнил туманные и неясные слухи о том, что в жизни Великого Змея тоже некогда была женщина, то ли смертная, то ли дева-ваниар, с которой ему пришлось расстаться не по своей воле. – И сколько десятилетий тебе для этого понадобилось, если не секрет?

– Я ушел в океан, у которого нет памяти, – просто отозвался Ёрм. – Обретя покой и со временем поняв, что моя привязанность обернулась бы горем для нас обоих.

Нынешним утром по решению Бальдра они сожгли письма. Все до единого. Расчувствовавшаяся Рататоск пыталась уберечь парочку, твердя, что они пригодятся сказителям и историками будущего, но Бальдр был непреклонен. В огонь – значит, в огонь! Пусть горит, пусть полыхает, исходя дымом и пеплом.

– Я ухожу, – сказал Ёрмунганд, когда отполыхавший свое костер рассыпался кучкой углей и обуглившихся поленьев. – Хватит с меня прекрасного Асгарда. Хотя быть трактирщиком мне понравилось.

– Можно тебя проводить? – Рататоск шмыгнула носом.

– Конечно.

Навьючив на спину свой видавший виды дорожный мешок из шкуры дракона, Ёрм зашагал к побережью – по тропе меж высоких, начавших облетать зарослей ковыля и серебристой полыни. Фенрир, Рататоск и Бальдр тащились следом. Хотелось забраться куда-нибудь в глушь, обратиться малым зверьком, затаиться в норе, стать одним целым с желтеющими деревьями и вянущей травой. Ничего не знать, ни о чем не думать.

Невесть отчего Бальдр ожидал, что выйдя на береговой урез, Ёрмунганд сиганет головой вниз в серые с пенными барашками волны, на лету перевоплощаясь из мрачноватого парня в сверкающего чешуей огромного змея. Но оказалось, что в укромной бухточке пришвартована самая обычная лодка. Ёрм забрался в суденышко, такое хлипкое на вид, а Бальдр и Фенрир оттолкнули его от берега. Налетевший ветер захлопал поднимаемым на мачте косым парусом, старательно залатанным в нескольких местах. Ёрмунганд перебрался на корму, взялся за руль, и лодочка, поймав ветер, как по нитке потянулась к выходу из бухты, рассекая невысокие волны.

Они стояли на камнях и смотрели вслед, пока парус не слился с горизонтом. Между камней шипела и закручивалась воронками вода. Начинался отлив, огромные пучеглазые раки-отшельники спешили за уходящим морем, волоча на себе большие закрученные раковины. Рататоск негромко запела – «Прочь, прочь, прочь от родного фиорда уходит драккар…» – Фенрир подхватил мелодию, а Бальдр отмолчался, не зная слов. Он пытался отыскать среди пляшущих и сверкающих волн верткий челнок, но так и не нашел. С грустью позавидовав Ёрмунганду и его свободе держать путь на все четыре стороны.

Ссорясь из-за добычи, орали чайки. Отдаленной, едва уловимой глазом радугой полыхнул Биврост. Солнце горело и плавилось на ослепительно золотых шпилях Асгарда.

– Матушка намеревается устроить большое торжество, – пропыхтел Бальдр, когда они карабкались по обрывистой тропе наверх. – Ристалищные забавы, песни-пляски и щедрое угощение для любого и каждого. Чтобы поскорее избылась зловещая память о словах вёльвы… ну, и в честь удачного завершения их колдовства. Придете?

– Нет, – отмахнулся Фенрир. – Что я там забыл, на вашем празднике жизни?

– Да, – возразила Рататоск. – Не забывай, ты тоже неотъемлемая часть Асгарда. Нечего отсиживаться в своем медвежьем углу.

– Вашего отца тоже звали… и он вроде как согласился пожаловать, – добавил Бальдр.

– Тогда мы тем более придем! – слегка оживилась Рататоск. Она всегда любила асгардские празднества, красочные, торжественные и шумные. Может, суета вокруг отвлечет Бальдра от мрачных мыслей?

Асгард, Поле Лучников.

Местом гуляний избрали Поле Лучников, по мановению ока преобразившееся из места упражнений стрелков в пеструю ярмарку. Здесь были развлечения на любой вкус. Палатки и шатры местных и заезжих торговцев – дверги и альвы немедля подсуетились с товаром, захватив лучшие места и разложив на прилавках сверкающие образчики ювелирного мастерства. Зная, что ни одна асинья не устоит перед искушением прикупить безделушку, а ас – прикинуть по руке меч или топор.

В одном углу поля состязались скальды, терзая струны и уши слушателей. В другом – наперебой надрывались волынка, флейта и рыль-скрипица, споря с дробным перестуком множества каблуков танцующих. Молодежь тщилась взобраться на обмазанный салом столб, на макушке которого красовались награды победителю. Высоко к небу под радостный визг детей и женщин взлетали нарядные качели с головами драконов, фениксов и коней.

На огороженных яркими лентами участках шли состязания. Под восторженные аханья девиц и одобрительные выкрики друзей асы и гости праздника яростно рубились на мечах и топорах, поражали стрелами ускользающую цель, метали подковы и дротики на меткость и бревна на дальность. Громче и дружней всего голосили там, где мерялись возможностями силачи. Кто сумеет поднять и дальше всех пронести огромный якорь? Кто быстрей пробежит отмерянное расстояние с забитой камнями корзиной на плечах, притом не выронив ни одного? Кто на расстоянии в сто шагов с первого же броска поразит молотом крохотную мишень?

Над Полем Лучников витали ароматы яблок в расплавленном меду, свежесваренного эля и жарящегося на угольях мяса. Большинство пришедших искренне радовались погожему дню, возможности повидать давних знакомцев, обменяться сплетнями и приударить за смазливыми девицами. Для чего же еще устраиваются торжества, как не для того, что бы повеселиться и поорать песни в душевной компании, втридорога прикупить у двергов или альвов настоящее волшебное колечко и напиться вдрызг? Вёльва с ее пугающим пророчеством, пусть она и нагрянула в Асгард всего несколько дней назад, уже начала отступать в прошлое, забываться, подергиваться туманом. Ну, была какая-то ясновидящая, незваной ворвалась в царские палаты, напророчила бедствий и удрала обратно в свой Железный лес или откуда она там заявилась. Рагнарёк? Ну, это конечно да, страх и ужас, мы все умрем… но умрем-то не прямо сегодня. Это ведь Асгард, а не какая-то захудалая деревушка смертных. Асгард с его огромными стенами, заговоренными воротами и целой армией непобедимых воителей. Какой вред могут причинить городу богов змей-переросток и волк – который, не будем забывать об этом, сидит на чародейской цепи и не в силах ее порвать? Ах да, еще сулили нашествие огненных и ледяных великанов. А они того, еще по дороге взаимно не уничтожат друг друга – лед и пламя ведь не больно дружны промеж собой?

Такими разговорами успокаивали себя собравшиеся на гуляниях асгардцы. Гремела музыка, валькирии являли чудеса зоркости, меча стрелы сквозь золотое кольцо во вскинутой ладошке маленькой асиньи. Эйнхерии-воители горячили коней, посылая их в прыжки через тройную преграду и пылающие разноцветным чародейским огнем ворота. Один с супругой и приближенными уже трижды обошел праздничное поле, охотно задерживаясь, чтобы перемолвиться словом, подать совет или просто поглазеть в числе прочих на удаль молодецкую. Обычно мрачная Фригг сегодня выглядела оживленной, Фрейя и ее подружки расточали улыбки направо и налево, а ручные волки Одина стянули у мясника половину коровьей туши и тут же сожрали.

Бальдр явился на поле вместе с Нанной и Форсети. Мальчишка в компании сверстников немедля удрал к качелям и каруселям. Нанна, которой заботливые подруги наверняка обсказали в лицах все подробности совета у Одина, предпочла сделать вид, будто ничего не было. Ни слов Бальдра о нелюбимой жене, ни его дерзкого требования позволить ему встретиться с загадочной незнакомкой – ровным счетом ничего. У них прекрасная семья, которой можно только позавидовать. Нанна плавно выступала рядом с мужем, приветствовала знакомых и высоко держала голову.

Крепость ее выдержки заслуживала уважения. Но, когда Бальдр извлек из поясной сумы заиндевелую плоскую фляжку и залихватски отхлебнул из нее, Нанна осведомилась, чем это с утра пораньше похмеляется ее муженек.

– Ётунский жидкий лед, чистейший и высшей пробы. Не хочешь попробовать? – с готовностью предложил Бальдр.

Нанна фыркнула:

– Как я погляжу, новые друзья теперь исправно снабжают тебя всякой отравой.

– Что поделать, если в кабаке мне рады больше, чем в собственном доме, – в тон супруге откликнулся Бальдр.

– Я никогда не говорила, что я не рада тебе, – вспыхнула Нанна. – Всякий день я из кожи вон лезла, чтобы сделать наш дом жилищем, достойным бога!

– Лучше бы ты заботилась о том, чтобы твоему мужу хотелось возвращаться в собственный дом, – Бальдр снова приложился к фляжке, чувствуя, как затуманивается сознание. Ётунское пойло было чудовищно забористой штукой, наждаком продирало горло и лавиной обледенелого снега обрушивалось в желудок. Фенрир долго отговаривал его и отказывался лезть в погреб за припрятанной флягой, но Бальдр точно знал, что сегодня напьется. Мертвецки. На поминках своей юности и ее глупых надежд.

– Не моя вина, что мертвая девка оказалась для тебя привлекательнее живой женщины! – не удержалась Нанна.

– Это что ж за женщина такая, коли между ней и покойницей выбирают покойницу! – расхохотался Бальдр.

Оскорбленная Нанна поджала губы, сделавшись поразительно похожей на свою достопочтенную родительницу. На них удивленно взглянули проходившие мимо гости празднества, и Нанна торопливо скроила вымученную улыбку.

– А теперь скажи, что отдала мне лучшие годы своей жизни, а я, сущее отродье тролля, не оценил по достоинству твоих стараний, – подзадорил Бальдр.

– Да ты просто пьян, – Нанна сделала шаг назад и презрительно скривилась.

– Еще нет, дорогая, – заверил ее Бальдр. – Куда же ты убегаешь, милая? Разве верная и преданная жена может оставить мужа в беде? Идем, прогуляемся. Пусть все видят, как мы счастливы!

– Я… – Нанна заколебалась. Супружеский долг все-таки взял верх, и она нехотя приняла протянутую руку Бальдра. Немедля пожалев об этом, потому что Бальдр, в точности как понесший жеребец, протащил ее по всему Полю Лучников. Зацепляясь языками и задираясь ко всякому встречному. Заплетающимся языком разглагольствуя о том, сколь мудр и предусмотрителен его отец, что с такими родителями детям вовсе не обязательно иметь собственное мнение и вообще соображать, что с сегодняшнего дня он своей волей отменяет Рагнарёк до конца времен и за это непременно надо выпить.

Фляжка давно опустела, но Бальдра охотно угощали в любой палатке торговцев элем и медовухой. Невольные собеседники охотно смеялись его бессвязной болтовне, хлопали по плечу и уверяли, что все наладится. Их спутницы сочувственно кивали Нанне, а Нанна медленно, но верно наливалась злостью. Муж волок ее за собой, как бесчувственную вещь, которая и в хозяйстве не особо пригождается, и выбросить вроде жалко. Он пьяно смеялся над ней, обзывал ревнивой ледышкой и требовал любви и понимания вот-прямо-сейчас, а Нанна не знала, что делать. Будь они дома, она быстро бы поставила его на место. Но повсюду расхаживали друзья и знакомцы, и Нанна предпочла умереть, чем публично выносить сор из избы. Никогда прежде Бальдр не вел себя подобным образом.

Матушка Неп всегда твердила, что муж голова, но жена и только жена – шея, а хороший муж должен делать именно и только то, что нужно его мудрой жене. Нанна решила следовать материнским заветам: не позволила Бальдру подойти к очередной винной лавке и завела речь о том, не вернуться ли домой. В ответ Бальдр ожег ее совершенно бешеным взглядом и нежно осведомился, кто в семье хозяин и не напомнить ли ей, каково место женщины в доме. Нанна растерялась и прикусила язычок… и тут как нельзя кстати подвернулся Тор. В обнимку с Сиф бороздивший просторы хмельного и праздничного ярмарочного поля.

По правде говоря, Нанна втайне недолюбливала шумного и занимающего слишком много места шурина, но сейчас он показался ей истинным спасением с небес. Нанна устремилась им навстречу, раскланялась с Тором, подхватила недоумевающую Сиф под руку и заворковала, увлекая за собой. Бросив братьев наедине друг с другом посреди нарядной, болтающей и бездельничающей толпы.

– Мне надо выпить, – немедля заявил Бальдр, когда Нанна и оглядывающаяся через плечо Сиф скрылись за чужими спинами. – Немедля.

– А тебе не хватит уже? – Тор шумно принюхался.

– И кто мне это говорит? – с нарывом вопросил Бальдр. – Тот, кто ни в чем не знает меры и последним уходит с пира, убедившись, что бочонки и кувшины пусты до дна?

– Мне можно, – нашелся с ответом Тор.

– Мне тоже, – гомонящая толпа привычно расступалась перед сыновьями Одина и смыкалась позади них. – Мне теперь все можно. Благодаря хлопотам матушки я теперь неуязвим и неистребим. Герои прошлого из шкуры вон лезли, совершали подвиги и разбивали черепа чудовищам, лишь бы обрести эту самую неуязвимость, а мне она досталась просто так. Заботами любвеобильной родни.

– Я был против их затеи, если это тебя утешит, – буркнул Тор.

– А какая теперь разница? – младший брат поднял взгляд на старшего, и Тор в кои веки содрогнулся. Глаза Бальдра были пустыми, бесприютно-тоскливыми, прозрачными от выпитого эля. Разве это его младший братец, любимый, немного бестолковый, по-щенячьи неуклюжий, вечно не могущий найти себе толкового занятия и с завистью таращившийся на старшее поколение? Это кто-то другой, призрак, мертвец из Нифльхель, обманом присвоивший облик Бальдра. – Давай-ка я попробую тебе кое-что растолковать, дорогой старший брат. Представь, что в твоей скучной и довольно-таки безалаберной жизни появляется мечта. Нет, не появляется, возникает. Прилетает из ниоткуда, словно стрела, и насмерть поражает тебя. Неважно, что она неосуществима. Что ее не потрогать рукой, не выпить и не упрятать в сундук. Важно лишь то, что она есть.

– И что, Хель стала такой твоей мечтой? – недоверчиво поднял бровь Тор. – На свете столько смазливых и готовых на все девиц, а тебе запала в душу именно дочка Локи?

– Мечту, как и судьбу, не выбирают, – отрезал Бальдр. Тор нахмурился, не в силах понять, действительно ли младший братец в стельку пьян – или притворяется, а на самом деле он стеклянно, оглушительно трезв? – Мечта приходит и остается с тобой на всю жизнь. Она всегда рядом. Ты можешь беречь ее в сердце твоем, можешь бороться ради ее обретения, вкладывать в это душу и силы… пока однажды перед тобой не вырастает стена до небес. Ни обойти, не перебраться на ту сторону, ни разрушить, ничего. Только стоять и смотреть. Пока любящие родственники хором твердят тебе: «Все, хватит. Помечтал, и будет. Что? Не хочешь прекращать? Что ж, тогда мы позаботимся об этом. Перегородим дороги, запрем двери и выбросим ключи, сожжем мосты и лестницы, лишь бы ты перестал маяться дурью. Полюбуйся, как страшна и нелепа твоя мечта. Откажись от нее и будь счастлив. Почему ты не счастлив? Какое ты имеешь право быть несчастливым и тосковать, когда мы столько для тебя сделали? Ради твоей же пользы и благополучия!»