Текст книги "Затерянная улица"

Автор книги: Джерри Хилл

Соавторы: Дженис Спрингер,Анна Эберхардт,Морли Каллаган,Скотт Янг,Малькольм Лаури
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Скотт Янг

Белый маскинонг

В последний вторник апреля, когда Черноволосый Эб Меги пилил за домом дрова, он услышал, как по грязной узкой дороге пробирается на малой скорости машина. День был сырой, низко над землей неслись тучи, но Эб работал без свитера. Теперь он снова надел его и пошел вокруг дома. Он с уверенностью мог сказать, кто приехал, и не ошибся. У ворот стоял грузовик государственного рыбопитомника по выведению маскинонгов, и Джон Макманус, водитель, вылезал из кабины.

Заболоченная почва хлюпала под большими сапогами Черноволосого Эба, широкие брюки комбинезона болтались на худых ногах. Джон Макманус ждал его у грузовика, улыбающийся, длинноносый, чуть повыше Эба и почти такой же худой. Они радушно поздоровались за руку.

– Как перезимовал, Эб?

– Неплохо, Джон. А ты?

– С каждым годом все хуже. Чем больше платят, тем хуже работа. Конечно, рад, что наступил нерест.

В течение двадцати двух лет Черноволосый Эб и Джон работали вместе, и все эти годы Джон, худой робкий молодой человек, приезжал сюда во время нереста и начинал на Ирландском озере работу по искусственному разведению белых маскинонгов. Джон и Эб мало разговаривали друг с другом. Они знали – когда мужчины дружат, незачем об этом много болтать.

Правда, когда чуть погодя у Эба собрался народ, оба много рассказывали. Весть о прибывшей машине здесь, в глуши, распространяется быстро. Предки местных фермеров, сто лет назад спасаясь от голода, попали из Ирландии в страну Каварта, страну озер и гор центрального штата Онтарио. Местные фермеры знали грузовик рыбопитомника еще по прошлым годам и всегда приходили слушать новости, которые привозил Джон.

Рыжий Эб Меги, кузен Черноволосого, обошел краем поле, покрытое свежей зеленью озимой ржи, перепрыгнул через несколько заборов из кедровых брусьев и вовремя поспел к послеобеденному чаю. Сюда пришли все – стар и млад, стройные и полные, бритые и бородачи, семьи О’Коннел и Фис, Дейэлс и Маккуэйдс. Все они собрались в кухне Черноволосого Эба, сидели на качалках, на маленьком черном кожаном диване, на полу, стояли, прислонившись к стенке. Из школы на обед пришли трое сыновей Эба, они сидели на деревянном ящике у плиты, а младшая дочь – у отца на коленях.

В ответ на вопрос или брошенное слово Черноволосый Эб и Джон рассказывали, как в прошлые годы им удавалось сдаивать до сорока и пятидесяти фунтов икры. Они вспомнили о маскинонге, погибавшем от голода, которого они спасли, вытащив застрявшего у него в глотке паразита, о громадных, запутывающих сети рыбах, которых им не удавалось сдаивать, потому что невозможно было справиться с ними, не лишая их жизни, о боевых ранах, которые бывают у хищных рыб.

Рассказывая о рыбе длиной в пятьдесят дюймов., Эб потер заросший подбородок и ухмыльнулся.

– Интересно, где эта почтенная леди обитает летом. Уверен, что янки очень хотели бы это знать, а поэтому и мне любопытно, я бы свозил их туда и поразвлекся.

По его тону сразу можно было сказать, что в этой схватке он на стороне рыбы, но он был готов на жертву, подобно полководцу, который пошлет в любое сражение сына, не задумываясь над опасностью.

Рыжий Эб Меги указал на это в одну из редких пауз.

– Тебя послушать, так выходит, у тебя лучше рыбы друзей нет, Эб.

– Рыба и есть мой единственный верный друг, ну, не считая, конечно, братьев.

Все дружно засмеялись в ответ на это. Послышался тонкий голосок девочки, сидевшей на коленях Черноволосого Эба, и низкое сопрано его жены Мини, крупной женщины ладного телосложения. Один из Дейэлсов сказал:

– Да, любопытно, что ждет вас в этом году, Эб.

– Что-нибудь интересное, как всегда, верно, Джон?

Джон улыбнулся и кивнул. Наступила пауза. Каждый думал о том, как много значат эти рыбы для Черноволосого Эба и Джона Макмануса, вот уже двадцать два года они наблюдают, как рыбы появляются на свет и как затем подрастают.

Часа в два Черноволосый Эб с Джоном стали собираться, и соседи приготовились уходить. Эб свернул свой клеенчатый плащ, поцеловал Мини, сел в кабину рядом с Джоном, и они помахали ему на прощание. Они поехали за Лени О’Коннелом, который жил милях в двух отсюда. Нельзя сказать, что молодая жена Лени обрадовалась им, но Лени знал, что они могут заехать за ним в любой день, и ждал их. От дома Лени они проехали еще семь миль и оказались в туристском лагере, названном в честь английского герцога Бедфорда. Лагерь был расположен на северном берегу Ирландского озера.

У Джона были ключи от одного из деревянных домиков и от кухни лагеря. К полудню они разгрузили машину и, устроившись на солнечном склоне холма, покрытом травой, принялись проверять и чинить сети. Лени отправился к кустарникам, чтобы нарубить колья, которые вбивают в мягкое дно озера для крепления сетей. Вокруг не было ни души. Хозяин туристского лагеря обычно приезжал сюда только в середине мая. Лагерь был в полном распоряжении рыбаков в течение нескольких недель.

На следующее утро, несмотря на холодный проливной дождь, они вышли ставить сети Эб сидел на корме ялика и управлял пятисильным мотором. За яликом на буксире тянулась плоскодонка, нагруженная сетями. Эб вдруг указал на громадную черепаху, взбиравшуюся на песчаный склон берега откладывать яйца. Ранняя гагара с диким гоготанием пронеслась высоко над ними, и Лени громко сказал:

– Ну и хохочут же эти гагары, проклятая птица!

– Они не хохочут, – ответил Эб. – Гагара – птица серьезная!

Все трое дружно засмеялись этой старой шутке, и Черноволосый Эб снова ощутил то, что всегда испытывал с наступлением весны, нереста, с пробуждением природы: хотелось шутить, от души смеяться шуткам друзей и чувствовать себя счастливым. Он в самом деле был счастлив сейчас, хотя дождь хлестал по их клеенчатым плащам и впитывался в парусиновые рукавицы, которые и без дождя скоро намокли бы. Наконец Эб направил ялик к тому месту, где им предстояло ставить крыло невода.

Они работали с точностью бойцов артиллерийского расчета. Эб с Джоном опустили и держали первый шест, пока Лени вбил его деревянным молотком, потом они двинулись вглубь, разматывая сеть, и доехали до места, где нужно было ставить другой шест, затем следующий. Наконец сеть длиной в пятьдесят футов, подобно забору, вытянулась прямой линией от берега. Это была направляющая сеть – крыло. С квадратом было легче. Они расставили шесты, приблизительно образовав квадрат, и натянули на них сети. Из квадрата в виде воронки шел ход в ловушку.

Во время нереста большая рыба сплывается на мель. Уткнувшись в направляющую сеть, она стремится обойти ее и попадает в квадрат; в поисках выхода огибает квадрат, и первый выход, который она находит, ведет ее к подводной воронке, через нее – в сеть-ловушку. Рыба как рыба, она снует в ловушке, пока не приходят рыбаки. В редких случаях она опускается на глубину и находит дорогу обратно.

Первую сеть они вытащили в то же утро, вторую – днем и еще две – на следующий день. Лени повез рыбу в город, в магазины, и вернулся с пивом. Вечером на кухне они играли в крибедж и прерывались только, чтобы открыть бутылку пива или подбросить дров в рычащую кухонную плиту. В десять часов они легли спать, прямо тут же на кухне на походных кроватях – идти в домик на ночлег было слишком холодно. На следующее утро Джон позвонил в город в рыбопитомник и просил прислать за первой порцией икры, после чего часов в восемь они принялись сдаивать маскинонгов.

Направились к сетям. Эб, как обычно, управлял яликом, а Лени вычерпывал воду. Джон сидел в плоскодонке, тросом привязанной к ялику. Вода в это утро была серая, неспокойная, всего девять градусов выше нуля. В первой же сети в этот первый день весеннего отдаивания они и обнаружили маскинонга-альбиноса.

Эб первый увидел ее, эту белую хищницу. Вглядываясь в сети, вытянутые прямой линией от берега, он заметил, как мелькнуло что-то длинное, вертящееся, белое. Он тотчас подумал, что это, вероятно, и есть та самая щука-альбиноска. В такой момент начинаешь быстро соображать, возможно ли это. Он стал вспоминать, когда видел ее раньше; как она отбивалась, увертывалась от приманки, как он молча следил за тем, чтобы она не досталась людям, которым так хотелось поймать это чудо природы. Он ничего не сказал своим друзьям, так как они ее раньше все равно не видели и не слышали о ней, а потом, это могла быть и не та щука-альбиноска, а просто белое брюхо другой светлой рыбы.

Он быстро подогнал ялик к ловушке и, схватившись за шест, встал и начал внимательно всматриваться в огороженный квадрат. Теперь он отчетливо видел ее.

– Ну-ка, взгляни, Джон, – сказал он. – Видишь?

Вертящееся белое туловище снова появилось на поверхности, и они увидели кровожадную выступающую вперед нижнюю челюсть хищницы.

– Бог ты мой! – воскликнул Лени. – Это же белый маскинонг!

Эб подтянул за трос лодку и прыгнул к Джону. Потом он поставил лодку между квадратом и ловушкой и дернул за веревку, скреплявшую лодку с шестом. Они с Джоном волоком потянули тяжелую черную сеть.

Лодка под тяжестью сильно накренилась. Рукавицы сразу же промокли. Они тянули, и сеть все выше поднималась на поверхность. Белая хищница билась и плескалась в воде. Это была самая большая рыба в сети. Она отчаянно вертелась среди сотен других рыб, и опытный глаз Эба определил, что в ней фунтов двадцать пять.

– Чертовски несуразная рыба! – вырвалось у Лени.

– Я никогда не видел белого маскинонга, – сказал Джон. – А ты, Эб?

Эб только кивнул в знак того, что он-то видел, но ничего не сказал. Он злился, что такая рыба попалась в самый обыкновенный невод, а себя ругал за то, что злится. Ну в конце концов, ей ведь ничего не будет, ее можно отпустить, когда она отдаст икру. Однако у него было неспокойно, даже тревожно на душе.

Он взял большой сачок, и Джон тоже. Быстрыми движениями разбирали они трепещущих рыб и бросали в воду ненужных: окуней, луну-рыбу и ершей. Карпов, поедающих икру, бросали на дно ялика, а ильную зубатку – в лодку. Работали быстро, и через две-три минуты в сетях осталась одна только белая щука-маскинонг.

– Сначала разглядим ее, – сказал Джон. – Давай ее сюда, Эб. – Он потянулся к стопке эмалированных мисок, которые были в лодке, и поставил одну из них слева от себя.

Эб опустил сачок в воду и стал легонько заводить его, чтобы альбиноска попала в него головой, потом положил свободную руку ей под живот и поднял в лодку.

Джон взял расслабленный хвост в левую руку и прижал к себе рыбу правым локтем, как обычно держат банджо. Она боролась, била Джона хвостом по лицу, а рыбаки ворчали, но крепко держали ее.

– Спокойно, детка, – нежно проговорил Эб.

Борьба на несколько секунд прекратилась, и Джон, подставив правую ладонь ей под брюхо и слегка нажимая, повел рукой к хвосту и выдавил в миску первую тысячу икринок. Икра была обыкновенного золотисто-желтого цвета. Он нажимал еще и еще, по временам останавливаясь, чтобы покрепче ухватиться за альбиноску, когда она очень буйствовала в его объятиях, а Эб прилагал все усилия, чтобы удержать ее голову в сачке. Икры в миске все прибавлялось, потом поток ослаб и наконец прекратился.

А они все еще держали эту большую белую рыбу в своих объятиях. Обычно, после того как рыбу сдаивали, ее отпускали в открытую воду. Обратно в ловушку пускали только тех, которым еще рано было нереститься, или рыб с молоками, которые могли понадобиться позднее.

– По-моему, ее нужно оставить в ловушке, – сказал Джон.

– Зачем она нам? – спросил Эб. – Икру мы у нее взяли.

– Готов поклясться, что, если мы ее отпустим, обязательно скажут, что напрасно, мол, не оставили, – сказал Джон.

– Для зоопарка, ты имеешь в виду, или для чего?

– Да, что-нибудь в этом роде.

Эб снова почувствовал, что злится. Джон, вероятно, заметил это.

– Я обязан помнить, что работаю на фирму, – сказал Джон. – Я бы не выполнил своего долга, если бы не сохранил это чудо, по крайней мере пока мне не скажут отпустить ее.

Джон подвинул хвост хищницы к краю лодки, и после секундной паузы Эб отпустил сачок. Альбиноска скользнула в воду и лежала обессиленная от шока. Потом она медленно двинулась к одной из стенок ловушки, не уходя далеко вглубь.

Когда сдоил рыбу и икра в миске, для разговоров времени нет. Эб снова опустил сачок в воду и вытащил его с самцом. Держать пришлось почти так же крепко, как альбиноску. Процесс выдаивания был тот же, но, когда они покрыли икру молоками, они осторожно пустили самца в озеро. Эб поднял другого самца, потом еще одного, пока Джон не сказал, что достаточно. Тогда Эб набрал в озере воды и осторожно стал наливать ее с краев миски, так, чтобы икра как можно меньше шевелилась от воды; по мере возможности все должно было быть, как в естественных условиях.

Джон поставил до половины наполненную миску на корму и сказал, что теперь он будет поднимать сачком рыбу, а Эб будет сдаивать. Так они часто менялись для отдыха. Эб поставил миску рядом с собой и приготовился принимать рыбу, а Джон поддел сачком самку, которая была рядом с альбиноской, и медленно вытащил ее из воды.

Они работали молча, сдаивая рыб с икрой или с молоками и отпуская в ловушку прочих. Несколько самцов, которые не понадобились сегодня, были оставлены в ловушке на случай, если в какой-нибудь день самцов будет мало. От шести самок они взяли приблизительно двести тысяч икринок, потом снова опустили сети в воду. Прикрепляя сеть к шесту, Эб наблюдал, как белая рыба медленно двигалась в воде.

Так они работали и у других сетей и через два часа вернулись к берегу. Руки у них покраснели и одеревенели от холода. Джон отнес в сарай семь мисок с икрой. Эб снял с ялика мотор и поставил его обсохнуть на подставку у берега. Лени побросал карпов в бочку, а ильную зубатку – в корзины для всех желающих, как дармовое угощение.

– Эб, – обратился к нему Джон, вернувшись из сарая, – когда ты видел ее раньше?

Эб был немногословен.

– Ее однажды поймали, и она порвала линек и ушла. В другой раз видел, как она проплывала. Вот и все.

К ним подошел Лени.

– Пойду-ка разожгу плиту, – сказал он. – У меня есть лягушачьи лапки, я заморозил в прошлом году. Есть хочется.

– Вот что я сделаю, – сказал Джон, – позвоню-ка я в Торонто и узнаю, что с ней делать.

Они все вместе пошли к кухне.

Когда их соединили с представителем фирмы в Торонто, Эб стал внимательно прислушиваться к разговору.

– Это маскинонг, да, – сказал Джон. – Весь белый, кроме плавников и хвоста.

Последовала пауза, пока говорили из Торонто.

– Да, – сказал Джон, – здесь Эб Меги, он каждый год помогает мне ловить маскинонгов, вообще-то он – фермер, но тоже немного рыбачит. Он говорит, что видел эту рыбу несколько раз… Еще бы, конечно, это удача, ну… О, конечно. Ну, хорошо. Значит, до завтрашнего утра.

Джон повесил трубку.

– Это говорил представитель министерства земледелия и лесного хозяйства. Он говорит, что большой маскинонг нужен для какого-то спортивного представления. Им нужно поместить его в аквариум на колесах. Говорит, они до смерти обрадуются такой редкой рыбе. Он завтра же за ней приедет.

Стоя на полу в носках и стягивая с себя спецовку, Эб вспоминал, что происходило три года назад у болотистого берега Ирландского озера. Американец, у которого он был проводником, забросив удочку, вдруг подскочил и стал изо всех сил тянуть к себе спиннинг с катушкой, а большая белая рыба взвилась в воздух, пытаясь резкими движениями оторваться от блесны, торчавшей сбоку ее большой пасти. Он рассказал этот случай.

– Парень этот – доктор из Кливленда, – сказал Эб, – он подцепил ее на старую многокрючковую блесну.

– Представляю себе, как она отбивалась, – сказал Лени.

Эб ухмыльнулся.

– Парень только и успел взглянуть на нее да уцепиться за катушку. Ее и след простыл. Все утащила с собой – и линек и все на свете.

Джон достал из-под стола три бутылки пива и открыл их. Лени поставил на плиту сковородки. Эб, оставшись в брюках и рубашке, развесил у двери свою спецодежду, выпил бутылку пива и открыл еще одну.

Когда он рыбачил, он всегда помнил про тот стоярдовый участок Ирландского озера, где живет крупная рыба, – маскинонги обычно обитают в одном и том же месте водоема и уходят только нереститься.

Иногда, если Эбу нравился рыбак, он объезжал с ним те места, в которых, как ему было известно, ходила крупная рыба. Он видел, как этих ужасных рыб иногда по четыре-пять раз цепляли, но вытащить их так и не удавалось. И только один-единственный раз он возил человека туда, где видел эту альбиноску. Это была женщина, муж которой целыми днями пил. Они остановились в той же сторожке, что и Эб. Увядшая женщина, хотя ей было всего тридцать лет. Взгляд ее выражал полное отчаяние. Эб с тех пор все удивлялся, как это ему пришло в голову отвезти ее туда. Объяснить это он мог только тем, что, когда нам хочется облегчить чью-то участь, нам вдруг приходит на ум показать человеку какое-нибудь таинственное чудо.

Он приготовил приманку, мастерски забросил удочку, но в последний момент, когда увидел, что клюет, сам потянул приманку назад и стал кричать: «Крути быстрей!» Приманка ускользнула, едва белая громадина коснулась ее. Мгновенно промелькнуло белое туловище, наполовину вылезшее из воды, и рыба исчезла.

И еще раз ему удалось уберечь альбиноску. Когда они вернулись в сторожку и женщина рассказала, как большая рыбина, вся белая, сумела обвести ее, кто-то вспомнил, что год назад доктор из Кливленда рассказывал то же самое. Все стали спрашивать Эба, в каком именно месте они видели эту рыбу.

– Там, у острова Маскрет, – сказал он, – с южной стороны острова.

И несколько дней южный берег острова Маскрет был так заполонен лодками, что удочку негде было забросить. А так как эта особа с мужем уехала, никто, кроме Эба, не знал, что на самом-то деле рыбина обитала в доброй миле от острова Маскрет.

Эб размышлял, как сейчас эта белая рыба бьется в прочных сетях, в которые она заключена. Он подумал о том, как рыбам вообще удается появиться на свет и выжить, о том, как удается спастись икринкам от карпа, поедающего икру, о том, что белой рыбе с момента рождения гораздо труднее спастись, чем другим, потому что она из-за яркой окраски чаще других попадается на глаза хищникам. А когда она подросла, ей приходилось обходить коварные крючки и хитрые приманки. Двадцать лет жила она свободно, потом инстинкт к размножению привел ее сначала к направляющей сети, потом в квадрат, а затем в ловушку. Теперь она в плену и за ней едет человек из Торонто.

– Интересно, какого цвета была икра, из которой вышла эта белая рыба? – спросил Лени.

Джон, всегда внимательный и чуткий, казалось, был также захвачен всем этим, как и сам Эб.

– Бог ее знает, – ответил он коротко.

Эб взял третью бутылку пива. Лени бросил лягушачьи лапки в растопленное на сковородках масло.

Грузовик рыбопитомника, которым управлял веснушчатый говорливый парнишка, пришел как раз, когда они поели. Джон объяснил парню, где взять садок, в котором они завтра доставят рыбу на берег. А в город ее повезут в большой цистерне, которую завтра пришлют из Торонто. Парень хотел пойти посмотреть на рыбу, но Джон попросил его отнести миски с икрой. А Эб все думал о том, как рыба развивается и растет от икринок до черной массы зародышей, затем появляются мальки и, наконец, вырастают взрослые рыбы, свободно плавающие в морях и озерах, когда человек ограждает их от опасностей, грозивших им раньше.

Если б они упустили ее, они бы только о ней и говорили. А теперь и не вспоминают. Днем играли в крибедж, и даже Лени, не любивший молчать, играл молча. Спать легли рано, но Эб не мог заснуть, хотелось с кем-нибудь поговорить. С Джоном ему теперь разговаривать не о чем, потому что Джон не фермер, у него нет участка и он делает, что ему вздумается. Джон работает на фирму. Впервые между ними образовалась пропасть. Невольно подумал он о том, как все снова соберутся у них на кухне, о том, как он будет рассказывать Дейэлсам и Маккуэйдсам, Фисам и О’Коннелам и Рыжему Эбу, двоюродному брату об этих странных существах. А вот о белой рыбе ему рассказывать не захочется. Наконец он заснул, заснул с тяжелым сердцем. Потом он проснулся, разжег плиту и вышел. Было теплое весеннее утро. В девять часов приехал большой грузовик из Торонто и легковая машина, полная людей. По-городскому одетые, в пальто и шляпах, они высыпали из машины. Джон и Лени вышли встретить приезжих, и Эб присоединился к ним. Джон познакомил его с Норманом Даалом из министерства, симпатичным человеком среднего возраста. Эб и Даал поздоровались за руку. Трое других были из Бюро путешествий и рекламы.

– Манна небесная, – сказал один из них возбужденным голосом.

– Мы повезем ее в цистерне, – сказал Даал. – Воду можно регулярно менять по дороге. Спортивное представление сейчас в Детройте. Можно отвезти эту голубку прямо туда. Для нас и для рекламы это величайшая удача.

– Еще бы, – сказал Эб.

– Вы завтракали? – спросил Джон у Даала. – Мы тут не очень-то богаты, но что-нибудь найдется.

– Мы поели, – сказал Даал. – Большое спасибо. Хотелось бы вернуться как можно быстрее. Поэтому мы приехали так рано. У меня днем деловое свидание. Но мне очень хотелось посмотреть эту крошку. Давайте сразу поедем к сетям, достанем ее и приволочем на берег. На это ведь не уйдет много времени? Тогда мы успеем.

Веснушчатый парень принес небольшой садок, как раз по размеру лодки, чтобы доставить рыбу на берег. Лени отдал представителю министерства свой клеенчатый плащ, а сам в числе прочих остался на берегу. Ялик с лодкой на буксире отчалил от берега.

Представитель министерства сидел с Джоном на среднем сидении ялика. Он был очень возбужден и все время смотрел вперед на сети, к которым они приближались. «Вполне приличный парень», – подумал Эб, хотя слабо представлял себе, каким должен быть представитель министерства. Эб заметил, что Джон был не очень разговорчив, он только все время обращал худое озабоченное лицо к своему начальнику, искусственно улыбаясь и кивая в знак согласия, когда тот что-нибудь говорил.

Эб подогнал ялик вплотную к ловушке, подтянул за буксирный трос лодку и прыгнул в нее. Джон последовал за ним. Даал стоял в ялике и покачивался в такт волне, глядя в сети и выражая восторг по поводу альбиноски. Эб отвязал веревку от шеста, и они с Джоном стали тянуть сеть в лодку. Сеть поднималась все выше, а белая хищница плескалась, вертелась и извивалась вместе с другими рыбами, с ними и в то же время отдельно от них, делая пируэты, как звезда танцевального ревю среди менее выдающихся светил кордебалета.

Эб быстро взялся за сачок.

– Я вытащу ее.

– Возьми ее так же, как если б мы брали сдаивать, – сказал Джон. – Подай мне ее хвостом, и я ухвачусь, а голову держи в сети, так мы и пустим ее в садок.

Эб осторожно опустил сачок в воду и повел его к альбиноске. Сплошная масса рыбы помельче, которую обычно убирали заранее, до начала операции, мешала добраться до альбиноски. Наконец он поймал ее, удобно подчалив к ней с внешней стороны, и, держа сачок двумя руками, поднял его с вырывающейся рыбой высоко в воздух.

– Давай сюда! – закричал вдруг Джон.

Эб еще выше поднял сачок, напрягаясь от усилившейся качки в лодке. Сеть полукругом блеснула над квадратной кормой лодки, раздался ужасный всплеск – альбиноска упала в открытую воду, мелькнула белой полоской и исчезла.

– Что-о! – вскричал Даал. – Черт бы подрал этого глупого ирландского фермера! Ну что, я ведь…

Джон Макманус молчал. Он вынул носовой платок, энергично высморкался, натянул зачем-то шляпу на глаза и сел.

Эб вдруг улыбнулся.

– Дурацкая шутка с моей стороны, правда? – сказал он.

– Это не шутка, – зашипел Даал. – Это… это…

– Какая разница, что это, – сказал Эб, – теперь уже поздно.

В тот вечер, когда читателей спортивных новостей в Торонто хотели сразить сообщением об альбиноске, когда репродукторам в Детройте как раз предстояло передать первые интригующие слова на спортивном представлении, Черноволосый Эб сидел у себя на кухне за столом при мерцающем свете лампы. Новость о случившемся разнеслась по всей долине Ирландского озера, и после работы к нему собрались О’Коннелы и Фисы, Маккуэйдсы и Дейэлсы и Рыжий Эб Меги.

Черноволосый Эб рассказал, как на него все набросились и как все это произошло, но он был бы гораздо больше огорчен, если б все кончилось иначе. Кухня содрогалась от смеха, а он описывал лица людей, стоявших на берегу, когда он пригнал лодку с пустым садком и ялик с безмолвным злющим представителем министерства. Он рассказал, как люди из Торонто, злые, как осы, тут же кинулись в город.

– Джон привез меня домой, – закончил он.

– Привез все-таки? – сказал один из Дейэлсов.

– А он что-нибудь сказал? – спросил Рыжий Эб.

Черноволосый Эб ухмыльнулся.

– Когда я выходил из машины у своей калитки, он сказал, что представитель министерства официально заявил, что я, черт бы меня подрал, глупый ирландский фермер. А по его мнению, сказал он, хотя оно и не официальное, я самый обычный ирландец. На этом и порешили.

Все снова засмеялись, и сыновья его даже перестали делать вид, что заняты хозяйством на кухне. Им тоже хотелось посмеяться с отцом, а малышка, сидевшая у него на коленях, потянулась и нежно провела ручонкой по небритым щекам и подбородку Черноволосого Эба.

Перевод с английского Л. Дабужской