355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джеральд Хокинс » Кроме Стоунхенджа » Текст книги (страница 9)
Кроме Стоунхенджа
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 01:26

Текст книги "Кроме Стоунхенджа"


Автор книги: Джеральд Хокинс


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

8
Забытая цивилизация

Паласьо был крупнейшим специалистом по ограблению могил. Его слава докатилась от Лимы до Арекипы. Оп раскопал больше насканских могильников и захоронений, чем любой археолог.

Из чисто профессиональных соображений уакеро, естественно, предпочитают держать язык за зубами. Они продают посреднику бесценные золотые и серебряные предметы культа, украшения, наиболее яркие древние ткани и керамические изделия, не сообщая никаких сведений о том, где все это было выкопано, как располагалось и в каком виде находилось до того, как лопата нарушила покой могилы. Мы жаждали познакомиться с сеньором Паласьо. Мы мечтали вызвать его на откровенность.

Привратник местной миссионерской церкви был обращен в новую веру в двойном смысле слова: он не только отрекся от язычества, но и перестал грабить могилы. («Нарушать вечпый покой мертвых очень нехорошо, сеньор, а к тому же, сеньор, полиция теперь наводит всякие строгости».) Он проводил пас к колоссальному кладбищу на южном склоне долины реки Наска. Голые пески тянулись к горам. Жарко было, словно в Долине Царей на том берегу Нила, который отдан мертвым. Через каждые два-три шага зияли ямы метра в три шириной и некоторые, недавно выкопанные, до трех с половиной метров глубиной (более старые уже постепенно засыпал песок). Ямы занимали всю полосу между границей полей и невысоким скалистым обрывом. Тут было больше пяти тысяч раскопанных, ограбленных могил.

Знаком ли наш проводник с Паласьо?

– Может быть.

Но лучше он проводит нас к другому уакеро, который еще не оставил этого дела.

Он привел нас в приличный дом на Главной улице, к человеку в белой рубашке, черных брюках с кожаным поясом и в галстуке. Ногти у него были чистые. Когда мы вошли, он оглядел улицу, закрыл дверь и задернул занавески на окне. Потом он показал нам целую коллекцию сосудов и кистей, а также найденный в могиле кувшинчик с толченым минералом, который, как предполагают, древние горшечники использовали в качестве глазури. Тут же выяснилось, что этот господин – заместитель управляющего местного банка и сам могил не раскапывает, а только неплохо подрабатывает в свободное время как посредник. Ничего интересного он нам, к своему сожалению, сообщить не мог – или не хотел. Знаком ли он с Паласьо?

– Пожалуй…

Следуя его указаниям, мы отыскали двухкомнатную крытую бамбуком хижину, где нас встретил подозрительного вида беззубый субъект с бегающими глазами, который сказал, что он «зовется» Паласьо. Среди сосудов на книжном шкафу было несколько скверных подделок. Мы усомнились в его честности и нашли, что он запрашивает за свой товар слишком дорого.

– Но, сеньор, ведь чтобы найти горшок, нужно много работать – много часов копать под жарким солнцем. И тут судьба над вами посмеется, и ваша лопата ударит по горшку.

Это подтвердило наши подозрения; ведь уакеро работают по ночам, а, кроме того, они прекрасно знают, в какой стороне от мумии и на каком расстоянии лежит драгоценная утварь, и не допустят, чтобы шальной удар лопаты лишил их прибыли. Он объяснил нам, как пройти к одному его «другу, у которого тоже есть горшки». Но мы уже не надеялись, что эти указания приведут нас к Паласьо.

Мы прошли через площадь, через крытый тростником рынок с земляным полом, между прилавками со свежими папайями и котлом, в котором кипел перуанский суп, по узкому проулку, где десятки тысяч мух жужжали над мусорными кучами, мимо выбеленной глинобитной стены и наконец, пырнув в глубокий дверной проем, очутились в неярко освещенной комнате.

Там мы сели в обтянутые пластиком кресла напротив друг друга, так что наши колени почти соприкасались. На стене я увидел в рамке какое-то свидетельство на испанском языке и разобрал длиннейшее имя, начинавшееся «Хуаном». Слово «Паласьо» в нем не встречалось ни разу. Хозяин комнаты был одет в костюм из синей саржи. Ему, видимо, было за тридцать. Типичное испанско-индейское лицо с грубоватыми, но красивыми чертами, черные волосы и четкие полудуги бровей. Карие глаза на смуглом лице казались живыми и умными, а держался он с большим достоинством и уверенностью.

«Хуан» открыл деревянный сундук и принялся расставлять на плитках пола насканскую керамическую утварь. Сосуды были великолепны и далеко превосходили те, которые демонстрировались на Гуггенгеймовской выставке. У него имелись образчики двадцати основных форм, начиная от блюд и чаш колоколообразной формы до цилиндрических ваз и характерных кувшинов с двумя носиками и стремяобразными ручками. Наиболее ранние из них, «протонасканские» согласно археологической классификации, были раскрашены просто, в две краски – черную и рыже-бурую – на кремовом фоне. Более поздние, относящиеся к «классическому насканскому периоду», раскрашены не менее чем в восемь красок и отличаются сложными узорами.

Насканцы, несомненно, глубоко любили природу, жизнь и живые существа. Эта тема животворящей силы пролизывает все их декоративное искусство. Края сосудов обводились бордюром из повторяющихся рисунков: превосходно изображенный цветок или молодой росток, колибри, ариевый сом или медуза, кондор или паук. Некоторые типичные узоры выводились и внутри фигур. Мировоззрение насканцев отличалось юмором, веселостью, беззаботностыо; во всяком случае, такое впечатление производят эти рисунки. На утках, которые словно сошли с диснеевской лепты, нарисованы кукурузные початки, означающие, что они наелись до отвала. На чаше с изогнувшимися в дугу сомами оставалось немного места. «Ничего!» – сказал себе художник и втиснул туда прямую тощую рыбку, чтобы замкнуть узор.

Кувшин с миловидными девушками – улыбающееся личико, обрамленное черными волосами, повторяется пять раз: белое лицо, коричневое, красное, черное и желтое. Уж не символизируют ли они человеческие расы? Неужели художник показал здесь различные этнические группы? Кувшин в духе Организации Объединенных Наций задолго до того, как католическая церковь попыталась объединить все пароды в своем лоне! Мое внимание привлекли три предмета.

Во-первых, высокий кувшин, «обернутый» единой пиктограммой (см. рис. 13), которая меня поразила. Моя фантазия тотчас заработала, и я увидел верховного жреца, стоящего на краю треугольника в пустыне. Жрец поднимает руку, глядя на бога-звезду у конца линий. Жрец примысливал себя к звезде в небе, так как на нем был тот же головной убор, что и на боге-звезде. Толпы людей, обозначенных треугольными лицами с глазами-щелочками, стоят вдоль линии. Я решил, что это пиктографическое изображение какого-то древнего ритуала. Позднее специалист по насканской керамике поправил меня, определив «звезду» как цветок, а «лица с глазами-щелками» – как отрубленные головы-трофеи. Ну, а фигура жреца? О ней он ничего сказать не мог.

Во-вторых, большой сосуд с двумя носиками и одетой в перья фигурой. На голове у нее плоская церемониальная шляпа, а на лице, возможно, маска. Крылатый человек-птица? Неужели эта шляпа – доисторический защитный шлем? Мечтали ли насканцы о полетах? Кружились ли они на виноградных лозах, привязанных к верхушкам высоких шестов, как это делали ацтеки в Мексике? Может быть, именно так насканцы и обозревали свои рисунки в пустыне?

В-третьих, чаша с узором в виде разноцветных зигзагов. Черепок от точно такой же чаши мы подобрали на западной насыпи большого прямоугольника. По форме и рисунку узора осколок полностью совпадал с чашей. Видимо, две тысячи лет назад в пустыне была поставлена точно такая же чаша. Где уакеро нашел ее двойник? Занимаясь своим ремеслом, он должен был собрать немало сведений. Мы попробовали втянуть его в разговор.

– Вы ведь Паласьо?

– Он самый.


Рис. 12. Верхний ряд – узор из жуков на насканской чаше. Рисунок этих воображаемых четырехногих созданий неожиданно неточен для наблюдательных художников – у насекомых должно быть шесть лап. Второй ряд – колибри с колоколовидной чаши. Третий ряд – прыгающие ариевые сомы с колоколовидной чаши. Четвертый ряд – наполненные. кукурузными початками утки с насканского кувшина с ушками. Нижний ряд – трехцветные звезды с колоколовидной чаши.

Хуан улыбнулся, открыв ровный ряд белых и золотых зубов. Я перевел взгляд на свидетельство, гласившее, что он состоит членом какого-то местного клуба. «Паласьо» явно было вымышленное имя, но он им, видимо, гордился. Я начал выпытывать у него подробности.

– Мы хотели бы знать, где вы нашли эту чашу.

– Как обычно – в песке возле рта мумии.

– Но где?

– За Наской.

– Это понятно. Но где именно?

– No se, сеньор. (Откуда мне знать?)

Мы оставили эти слишком уж личные вопросы и перешли на более общие темы. Паласьо объяснил, что он отыскивает места погребений по некоторым признакам на поверхности, известным только ему. Могилы знатных людей как бы охраняются еще двумя могилами по бокам. Наличие таких двух «спутников» всегда предвещает богатый улов. Блюда с кушаньями ставились возле сложенных рук мумии. Сам того не зная, он подтвердил слова Педро Сьеса де Леон, писавшего в 1554 г.:

«Я не раз упоминал в этой истории, что в царстве Перу во многих местах есть обычай, ревностно соблюдаемый индейцами, – хоронить вместе с телами усопших все самое ценное их имущество, самых красивых из их женщин и тех, кого они особенно любили… А из того, что они погребали вместе с мертвецами все их добро, их женщин и слуг, большие запасы провизии и много кувшинов чичи (кукурузная водка. – Дж. X.). а также еще их оружие и украшения, можно заключить, что им ведомо было бессмертие души и знали они, что человек – это не одна только бренная плоть».

По словам Паласьо, лучшие сосуды, какие ему только удавалось найти за все то время, пока он занимался своим ремеслом, были погребены прямо под твердой коркой песка на пустынном плоскогорье. Он показал нам один из них – гордость его коллекции, не предназначенную для продажи. Он раскопал его в невысоком песчаном пригорке на плоскогорье. Сосуд был завернут в кусок ткани. Этот запеленутый, как мумия, сосуд сохранился в идеальном состоянии!


Рис. 13. Узор на цилиндрическом насканском кувшине. Жрец, линии в пустыне и звезда?

Я прикинул, что двадцать лет назад он был подростком. Мне представились законсервированные временем остатки стоянки на плоскогорье, мусор, возраст которого можно определить.

– Вы его выкопали в сорок восьмом году?

Он вздрогнул, взглянул так, словно заподозрил в нас переодетых сыщиков, затем блеснул золотом улыбки.

– No se! – сказал он.

Мы поговорили о «вака», как называют перуанцы такое место, где по поверью обитают духи. Таким вака может быть дерево, источник, гора, словом любое место, отмеченное каким-либо событием в прошлом либо избранное фольклором по другой причине. Испанцы заимствовали это слово у инков и переиначили его в «уака». Дух насылал беду на путника, который проходил мимо, не принеся никакой жертвы. Священные изображения, украшения и церемониальные сосуды складывались в таких местах, становясь их магической принадлежностью. Отсюда возникло понятие «уакеро» – тот, кто грабит духов. Паласьо же собрал в своей узенькой комнатушке много разных вака. Табу для него не существовало. В течение многих веков жертвоприношения лежали там спокойно под охраной местного духа. Но теперь заклятие утратило силу.

Испанские хронисты описывали эти «языческие выдумки». Инкам были известны сотни обиталищ духов. Они считали, что места эти расходятся как бы лучами в четыре стороны от храма Солнца в столице Куско. Некоторые линии проходили через добрых десять, а то и пятнадцать вака. У каждого инки по поверью имелся близнец, демон, дух-хранитель, называвшийся «вавки» («уауки»). Каждый человек знал место обитания своего вавки. Вероятно, он ревниво оберегал тайну этого места.

Невольно на ум приходила старинная арабская сказка про Аладдина, которому стоило лишь потереть свою лампу, чтобы к нему явился джин, готовый выполнить любое желание своего господина. Это, конечно, чистая фантазия, но вдруг насканцы помещали свои вавки в ритуальные сосуды и оставляли их в пустыне? Может быть, они, подобно Аладдину, терли эти сосуды, попав в беду или задумав заветное желание? Я мысленно вновь увидел таинственную пустыню, линии и 225 тысяч сосудов, стоявших между этими линиями две тысячи лет назад.

– Мы нашли там только разбитые сосуды. Кто их разбил?

– Лучшие были унесены, а плохие разбиты, чтобы из-за них не понижалась цена, – не замедлил с ответом Паласьо.

– А как были нарисованы большие фигуры в пустыне?

– Я их не видел, а потому не знаю.

Мы открыли стопку рисунков на обезьяне. Паласьо тотчас поднял сосуд с обезьяньим узором. Обезьяны напоминали наземное изображение – такие же уши, такой же завернутый спиралью хвост.


Рис. 14. Сосуд, который Мария Белли де Леон описала как связанный с Луной.

Затем мы показали ему аэрофотоснимок паука, и он протянул нам сосуд с пауком. Похожим, и все-таки не совсем. И тот и другой были пауками, но паук пустыни был более реалистичным, более впечатляющим. Он был нарисован на плоской поверхности одной непрерывной линией, проложенной в затвердевшем песке. Его длина достигает почти 45 м, а общая длина линии со всеми ее извивами составляет почти 800 м. Голова снабжена педипальпами, все восемь ног на месте, причем третья нога сознательно удлинена и вывернута. У ее конца находится небольшой расчищенный участок. Кроется ли за этим искажением ноги какой-нибудь смысл?

Процесс размножения пауков сопряжен с одной трудностью. Как указывается в «Британской энциклопедии», «она [трудность] заключается в том, что совокупительные органы самца полностью отделены от собственно половой системы». Самец преодолевает эту трудность, перенося сперму особым способом. Он помещает ее на стебель травы или в сеточку из паутины, а самка приближается к ней спиной во время брачного танца. «Вопрос о том, как могло возникнуть такое положение остается нераскрытым».

Рицинулеи – пауки, обитающие в джунглях Амазонки, – по способу размножения отличаются от всех остальных пауков в мире тем, что копулятивным органом у них служит кончик третьей ноги.

Риципулеи – самый редкий вид среди пауков, если не во всем животном царстве: до середины нашего века учеными было найдено всего.42 экземпляра. Этот паук живет во тьме тропических пещер и в перегное джунглей. Он слеп (у пего вообще нет глаз) и достигает в длину не более -6 мм. О том, как он размножается, пауке стало известно только в середине XX в. Копулятивный орган на кончике ноги виден лишь в микроскоп.


Рис. 15. Странные фигуры на насканской колоколовидной чаше.

Был ли этот паук известен насканцам? Джунгли Амазонки находятся по ту сторону Анд, но некоторые из ее притоков берут начало в Перу. Добраться до нее пешком из Перу очень трудно, но все-таки возможно. Тонконогая обезьяна, нарисованная в пустыне, походит на паукообразную обезьяну, тоже обитательницу амазонских джунглей.

На одном насканском сосуде изображен белогрудый пингвин с черной спиной величиной с большой палец. Откуда насканцы знают про пингвинов? Эти морские птицы живут в Антарктике, хотя, правда, один их вид водится у самого экватора – на Галапагосских островах в Тихом океане.

Позднее один биолог из Бостонского университета подтвердил правильность опознания этого паука, обезьяны и птицы. Но он был поражен. По его мнению, для древних перуанцев обнаружить рицинулей и установить способ их размножения было не меньшим достижением, чем для строителей Стоунхенджа открыть 56-летний цикл, и с интеллектуальной точки зрения куда более значительным, чем если бы линии в пустыне действительно указывали на звезды.

В археологическом музее Карлоса Белли в Ике, центре провинции к северу от Наски, хранится богато украшенный сосуд. Мне, астроному, показалось, что он покрыт изображениями птиц, переплетенными с какими-то символами. Но Мария Белли де Леон, дочь Карлоса Белли и сама археолог, увидела его иначе. В газете «Голос Ики» она писала:

«Этот уака (см. рис. 14. – Дж. X.) символизирует Луну. Он разделяется на четыре зоны.

Зона 1 – изогнутая ручка и носик. Ручка украшена рядами ритуальных ступеней, образующих мост или соединительную цепь через пространство от Земли к Луне. Он символизирует путешествие на Луну, и отправиться в это путешествие можно с любого места на Земле.

Зона 2 – верхняя треть сосуда. Она украшена тремя разными знаками, в которых содержится по пятнышку. Знак, ближайший к носику, – это основной знак. Два других символизируют развитие, а также силу космоса, которая делает поверхность Луны непригодной для обитания.

Зона 3 – центральная полоса – снова несет основной знак, а кроме того, птиц и подземные образы. Черные полосы представляют атомы и химические элементы, из которых творится жизнь.

Зона 4 – основание – представляет собой внутреннее ядро Луны.

Эти археологические свидетельства являются важным доказательством существования великой доисторической цивилизации, которая имела смелость сковать утраченную связующую цепь».

На другом колоколовидном сосуде изображены «лемурийцы могучего телосложения, почти безликие, с большими ушами, короткими шеями и очень длинными руками». У каждой второй фигуры большие половые органы (или это набедренная повязка?), и ноги у них трехпалые. «Обитатели Атлантиды происходили от лемурийцев… контакт с их духовным миром утрачен…»

Атлантида, лемурийцы, доисторические великаны – все это лежало за пределами моей скромной задачи. Те немногие факты, которые были достоверно известны, не позволяли мне согласиться с такими истолкованиями. Но я был вполне согласен с Энрике Валлисом, который в том же номере «Голоса Ики» писал: «…несомненно одно: Южная Америка – непочатый край всяких археологических загадок, оставленных забытой цивилизацией, которая теперь мало-помалу начинает выходить из мрака…»

Линии в пустыне – это мертвые, безмолвные геометрические фигуры, прямоугольники, треугольники, зигзаги, но рисунки изображают живые существа. Большинство из них можно прямо связать с идеей плодородия – третья нога паука-рицинулеи, половые органы обезьяны и собаки, узенькая тропка, ведущая к тычинкам цветка. Эти символы жизни как будто указывают на всепоглощающий интерес к природе, и тот же мотив преобладает в насканской керамике. Это всего лишь логические умозаключения. Символы плодородия в пустыне? Быть может, эти слагающиеся в рисунки дорожки служили для каких-то ритуальных церемоний в честь плодородия, каких-то оргий, славящих жизнь в пустыне, которая губит всякую жизнь?

Длительное пребывание людей на этом плоскогорье требовало значительной подготовки, словно серьезная экспедиция. Воду, провизию – ну, словом, все необходимое – нужно было взять с собой, так как там ничего съедобного найти нельзя. Правда, в горах мы видели убегающего койота, а Джон Гарвард (студент Гарвардского университета, хотя и не потомок его основателя), растянувшись на голом песке, подманил из небесной синевы двух стервятников. По его словам, он вскочил, когда птицы уже были готовы приступить к трапезе. Не исключено, что под каким-нибудь иссохшим кустиком, вспугнутый звуком наших шагов, прятался готовый ужалить скорпион, «напряженно улавливая еле заметные вибрации, которые подсказали бы ему, что делать дальше», как писал в одном из своих романов Флеминг. И, может быть, мимо по песку брел жучок, «и молниеносный бросок скорпиона не оставил ему времени на то, чтобы развернуть крылья». Но вот тайных торговцев алмазами и вертолетов, поливающих землю и друг друга пулеметными очередями, там, несомненно, не было. В целом Пампа Хумана-Колорада – место крайне суровое, унылое и негостеприимное, и людьми, которые создали на этой сожженной солнцем поверхности гигантские рисунки, провели многокилометровые прямые линии, расчистили огромные прямоугольники и другие фигуры и расставили драгоценные сосуды, должны были руководить побуждения, глубочайшим образом связанные с их мироощущением и мировоззрением.

Забытая цивилизация, которая замыслила так украсить пустыню и смогла привести этот замысел в исполнение, должна была обладать огромным опытом и знаниями. Если она была насканской, то простиралась далеко за пределы долины Наски, вплоть до Галапагосских островов и бассейна Амазонки. Кто-то упомянул полуостров Паракас – бесплодный, лишенный воды узкий клин суши, вдающийся в Тихий океан, который служил кладбищем в эпоху культуры, существовавшей 4000 лет назад. Тогда высшего совершенства достигли ткани. Очень редкая паракасская керамика украшена характерными бороздами в глине, заполненными цветными смолами. Насечка использовалась для украшения костяных и каменных изделий в древней Центральной Америке и Европе ледникового периода задолго до наступления века керамики. Паракасские деревянные сосуды для хранения воды украшены таким же способом. На сосуде в моей коллекции узор состоит из треугольных голов, очень похожих на голову ящерицы в Пампа Хумана-Колорада. Значит ли это, что забытая насканская цивилизация перешла от насечек на глине и дереве к насечкам на поверхности пустыни?

Ключи к отгадке лежат перед нами. Линии, сохраняющиеся неизменными вот уже два тысячелетия, линии, которые можно измерить, изучить и взять за основу для вычислений. Компьютер попробовал определить у них астрономическое назначение и не нашел его. Линии прокладывались не для того, чтобы указывать на небо или на горизонт, они не были дорогами и тропинками, не были ирригационными каналами u не означают, что в песке что-то погребено или спрятано. Быть может, завтра или послезавтра молодой ученый с помощью компьютера или без него еще раз изучит факты и найдет истолкование тайны.

Я могу поверить, что плоскогорье у подножия лиловых гор было священным местом древних перуанцев, обителью духов. Возможно, проведение линий и расчистка огромной геометрической фигуры считались своего рода епитимьей или богоугодным делом. Но, каковы бы ни были намерения их создателей, эти линии служили и вполне практическим целям в качестве указателей для размещения ритуальной утвари. Возможно, когда умершего погребали в долине и клали в его могилу сосуд, точно такой же сосуд выставлялся в пустыне, как приют для души. А может быть, это было жертвоприношение по случаю какого-то важного события в жизни семьи или рода. Не исключено, что сосуды вака, по верованиям насканцев, обладали властью над жизнью, плодородием и неведомым будущим и укрывали демона, духа-хранителя, к которому можно было прийти за советом в это место, чуждое всем житейским заботам.

Из-за пропасти, лежащей между нашим взглядом на мир и духовной жизнью исчезнувших народов, мы утрачиваем этот элемент мифов, легенд, философского восприятия. Мы начинаем искать забытое мироощущение в земле, как выразился Р. Аткинсон в «Тайне Стоунхенджа», и оно «ускользает у нас между пальцами».

Я внезапно заметил, что приятный запах влажной земли исходит вовсе не из открытого сундука, как мне показалось сначала. Это был запах дома. За маленькой комнатой с выложенным плиткой полом находилась кухня. Между узкими полосками занавесок в дверном проеме виднелся земляной пол и бамбуковый потолок, вымазанный сверху глиной, которая, затвердевая, плотно заполнила щели. Над кухонной утварью свисала электрическая лампочка без абажура – солнце, вокруг которого планетами кружили ночные бабочки.

Паласьо начал укладывать свои сокровища в сундук, а я перебирал в памяти индейские сказания. Вначале они «жили, точно дикие звери, без веры и правителей, не имея ни домов, ни городов… Точно дикие звери, ели они коренья, и листья, и стебли, и плоды, которые можно было рвать в лесу, не выращивая их, и еще они ели человеческое мясо. Наготу свою они прикрывали листьями, корой и шкурами, а иные и вовсе не прикрывали тело. Одним словом, жили они, как дикие звери, и, как у скотов, женщины у них были общими…» (Инка Гарсиласо де ла Вега 1722).

«Они говорят, что творец пребывал в Тиауанако и что это было главное место его обитания. Вот откуда взялись эти великолепные сооружения, где красками изображены костюмы этих индейцев, и много каменных истуканов – то были мужчины и женщины, которых он обратил в камень за неповиновение. Они говорят, что все было окутано мраком ночи, и там он создал Солнце, и Луну, и звезды, а потом повелел Солнцу, и Луне, и звездам отправиться на озеро Титикака поблизости оттуда и там подняться на небо… (Затем) творец… или Тикси Виракоча, что означает Непознаваемый Бог, пошел по горной дороге и посетил племена, чтобы посмотреть, как они плодятся и размножаются…» (Кристобаль де Молино из Куско, 1873).

Тикси Виракоча – это инкское (на языке кечуа) имя древнего перуанского солнечного бога. До эпохи инков его имя, согласно Туру Хейердалу, было Кон-Тики, и этот же бог действует в исторических туземных легендах на островах Тихого океана. Хейердал проследовал по мифическому пути Кон-Тики из Кальяо, порта Лимы, через Тихий океан до островов Туамоту. Быть может, влияние Кон-Тики коснулось и Наски.

Сьеса де Леон писал в 1554 г. об индейцах в районе озера Титикака: они «говорят, как и все горные народы, что его (Тикси Виракочи, – Дж. Х.) главная обитель находится на небесах… а среди туземцев немало людей сметливых, и они разумно отвечают на вопросы. Они ведут счет времени и кое-что знают о движениях Солнца и Луны…»

Паласьо поднял маленького глиняного идола, собираясь положить его в сундук. На его головном уборе мы увидели знак

– Да это же китайский иероглиф, означающий солнце! – воскликнул кто-то.

У некоторых лиц на сосудах были узкие глаза – в них чувствовалось что-то смутно восточное. Быть может, тайна Наски не исчерпывалась пустынным плоскогорьем.

Существует несколько разных миграционных теорий. Тур Хейердал, разумеется, отстаивает идею, что колонизация развертывалась с помощью плотов от Южной Америки на запад. Считается, что в ледниковый период происходила миграция через Берингов пролив (возможно, тогда еще не существовавший) – доисторические обитатели Азии медленно продвигались через нынешнюю Аляску, Канаду, Соединенные Штаты, Центральную Америку, дальше до Перу и еще дальше. Выдвигалось и предположение о переселении через Тихий океан в восточном направлении – из Азии, с архипелага на архипелаг и так до обеих Америк.

Швейцарский этнолог Франц Каспар провел четыре месяца среди индейцев Мату-Гросу, живущих еще словно в каменном веке. Там, где начинаются душные амазонские джунгли, он узнавал их верования о земле, о небе и о человеке. В небе живут колдуны в облике животных – обезьяны капуцина, черной обезьяны, ревуна и многих других. «Простые люди не могут увидеть этих жителей небес. Только наши колдуны вступают в общение с ними, когда вызывают духов».

Инки молились космическому богу:

 
«Виракоча, владыка вселенной!
Ты мужчина и женщина,
Повелитель жара и размножения,
Тот, кто и слюной своей может творить колдовство,
Где ты?…
Солнце, Луна, день, ночь, лето, зима,
Не тщетно, но в размеренном порядке
Идут они в предназначенное им место, к своей цепи».[35]35
  И. Мине, Древние цивилизации Анд, Нью-Йорк, 1931.


[Закрыть]

 

Императору Пачакутеку, правившему до испанского завоевания, приписывается постройка восьми башен к востоку и к западу от Куско. Если смотреть на них с трона, установленного на середине площади, эти башни указывали точку восхода Солнца в дни солнцестояний и равноденствий. Дж. Мейсон считает, что «инки, вероятно, знали длину года, длину лунного месяца, а возможно, и период Венеры с довольно большой точностью».

Паласьо уложил в сундук большую кисть из разноцветных веревок со множеством узлов. Это было кипу, древнее запоминающее устройство для хранения чисел. Каждый узел на одной веревке означал 10, на другой – единицу. «Числовые» веревки привязывались к шнуру, и все свертывалось в кисть. Это была позиционная система обозначения чисел, десятеричная, как и принятая в Европе арабская система. Первая серия веревок кисти несла узлы XX, XXX, X, которые я прочитал как число 231. В прядях было завязано еще немало чисел – аккуратно, явно со значением. Был ли это какой-то астрономический период? Космическое, магическое число? Или общее число жителей в деревне? Перепись? Бухгалтерские сведения?

Барон Эрлан Норденшельд[36]36
  Comparative Ethnographie Studies, Готенбергский музей, т. 6, 1925.


[Закрыть]
расшифровал эти особые кипу, которые находят в захоронениях. Он утверждал, что они содержат календарные и астрономические сведения. Он нашел слагаемые и суммы, которые согласовались с периодом обращения некоторых небесных тел.


Рис. 16. Инка с узелковым кипу в руках. Слева внизу – двухцветное счетное устройство с 20-позиционной ячейкой памяти.

Гарсиласо де ла Вега, сын инкской принцессы и конкистадора, писал о счетной системе кипу: «(она) повергла в изумление испанцев, которые видели, что их лучшие счетоводы делают ошибки, а индейцы всегда так точны…»

Испанцам следовало бы заняться этим вопросом глубже. Инки пользовались компьютером. Мы не знаем, как он работал и как производились расчеты. Не знаем мы ничего и о том, что они считали. Это счетное устройство представляло собой коробку, разделенную перегородками на двадцать ячеек, расположенных четырьмя рядами по пять ячеек в каждом. В ячейки клались камешки – белые или черные. Ячейка считалась полной, когда камешков в ней накапливалось пять. Священник Хосе де Акоста видел, как инки пользовались этим приспособлением, сходным с абакой, и сделал с него рисунок. Но это было в 1590 г., и он не сумел разобраться в системе счета. Археологам не удалось отыскать ни одного из этих двадцатипозиционных запоминающих устройств. Может быть, их уничтожили как бесполезные, как носителей языческой магии?

Хронист Фернандо Монтесинос писал о «мудрых людях и астрологах, которые вместе с самим правителем (а он был очень ученым) тщательно изучали солнцестояния. Были у них часы с тенью, по которым они узнавали, какие дни длинные, а какие короткие и когда солнце уходило в тропики и когда возвращалось».[37]37
  В день летнего солнцестояния Солнце, восходящее в Стоунхендже в своей крайней северной точке, имеет склонение +23.5°. В этот день оно стоит в полдень точно в зените по всему тропику Рака – параллели, которая проходит по 23,5° с. ш.


[Закрыть]

Монтесинос имел в виду интиуатана – камни, очень похожие на современную модернистскую скульптуру, которые безжалостно уничтожались миссионерами, как предметы языческого культа. Сохранился только один из этих ориентиров, нацеленных на Солнце – в Мачу-Пикчу. высоко над джунглями реки Урубамбы, куда испанские завоеватели так и не добрались.

Быть может, ключи к тайне Наски могут оказаться и за пределами Пампа-Колорада.

Plus ultra! [38]38
  Итак, вперед! (лат.)


[Закрыть]


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю