Текст книги "Двум смертям не бывать"

Автор книги: Дженнифер Рардин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– У вас проблема? – протянул он, явно ожидая, что я сейчас намочу в штаны и упаду от страха, корчась, как недостойный подданный перед императором – и этого мне хватило. Настроение у меня резко переменилось на «а пошло оно все к той самой матери» и растоптало во мне страх. Весьма опасный подход, но мне так легче жить.

– Ага, она за мной тянется с детства, – начала я, но осеклась, увидев, как из лимузина появляется черная туфелька с высоким каблуком, надетая на изящную ногу в чулке.

– Не нравится мне, как это выглядит, – сказала я Вайлю вполголоса.

Он только хмыкнул, глядя на это представление. К первой ноге присоединилась вторая. Блеснули серебряные блестки до колен подола. Элегантная рука ухватилась за татуированную лапу, и наконец-то обладательница всех этих рук и ног предстала перед нами целиком.

– Смотри-ка, Вайль, – сказала я тихо, – вампирская Барби!

От платиновых волос до талии и до хирургически улучшенных буферов дама выглядела мечтой голливудского режиссера. Вырез оставлял от платья так мало, что клей на крепежной ленте должен был быть сильнее цемента. Огромные фиалковые, чуть раскосые глаза придавали ей экзотический вид игрушки из гарема шейха.

– Полное совершенство, – признала я. – Идеально накрашена, идеальные ногти, идеальная фигура – ну так и хочется сунуть ее мордой в дымящуюся конскую кучу. Вот почему когда нужен конный полицейский, так его не докричишься?

Вайль не ответил. Ничего не ответил. Стал неподвижен, как изображение на плакате.

– Ты знаешь эту женщину? – спросила я его. Снова не получив ответа, я его встряхнула. Он посмотрел на меня – глаза сделались пустыми. Мертвыми. – Кто она?

– Лилиана. Моя покойная жена.

Глава десятая

Не проходит и дня, чтобы я не вспоминала с тоской бабулю Мэй. Когда ушла мама… ну, если честно, я даже какое-то испытала облегчение. Но смерть еемамы все еще ощущается потерей, хотя три года прошло. Иногда мне так хочется ее увидеть, что это больно почти физически. Вот сейчас мне только ее поддержка и могла помочь, потому что черт меня побери, если у меня голова не пошла кругом.

Я смотрела, как Вайль глядит на идущую к нам Лилиану – и даже представить себе не могла, что он чувствует. Зато точно знаю, что чувствовала я: мир начал вращаться в другую сторону.

– Твоя… покойная жена?– спросила я шепотом.

Вайль кивнул – слегка дернул головой.

– Она умерла, потом убила меня. Эрго… моя покойнаяжена.

У меня в голове загудела какая-то старая песенка, но помнились из нее только повторяющиеся слова: «Как странно. Как странно…»

Голос Вайля прозвучал, как у робота – запрограммированное начало разговора, без сколько-нибудь значительных деталей.

– Что бы ни случилось, Жасмин, ни за что не снимай Кирилай.

Что? А, да. Кольцо.

Абсолютно ничего не понимая, я положилась на источник, который бабуля Мэй называла моим «паучьим чувством». (Она была поклонницей комиксов «Марвел», и вся ее коллекция досталась Дэйву – везунчик!) Бабушка имела в виду мою женскую интуицию, которая даже без моих теперешних отточенных чувств, ее подкрепляющих, гудела как натянутая паутина. Ритм гудения сделался еще тревожнее, когда Вайль сказал:

– И ни при каких обстоятельствах ты не должна вытаскивать оружие.

«Скорбь», приятной тяжестью ощущавшаяся под пиджаком, снабжена некоторыми придуманными Бергманом штучками, которые на Лилиану оказали бы весьма эффектное действие. И он требует, чтобы я ее не вытаскивала? Псих!

– Вайль…

Чужой, ледяной взгляд заставил меня замолчать. Я вдруг почувствовала себя в меньшинстве.

– Это не тот случай, когда мы можем спастись применением силы, – сказал он, слегка оттаивая под моим взглядом.

– А угрозой применения силы?

У него чуть подернулись губы.

– Всякий, кто тебя видит, угрозу чувствует. Сегодня им достаточно просто будет понять, что ты опасна.

Я не была согласна. Очень мне не по душе сомневаться в преданности Вайля мне или Управлению, но вот сейчас он меня просто оглушил большой бомбой. Что он еще скрывает? И не должна ли я, упаси боже, включить его имя сразу после Марты в список подозреваемых?

Глядеть в его пустые глаза было как смотреть на портрет. Много раз я видела в них жизнь, но сейчас мне было стыдно за свою глупость: я полагала, что егожизнь имеет хоть что-то общее с моей. Он не монстр, я много их повидала и понимаю разницу. Но он и не человек. Как я могу знать, как могу доверятьличности, столь непохожей на меня и мою породу?

Мыс Вайлем смотрели друг на друга, качаясь на концах отлично уравновешенной доски. Должна ли я сойти? Сойдет ли он?

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– Что ничего хорошего от тебя ждать не приходится, – вздохнула я. – Надеюсь, что права была бабуля Мэй.

– О чем?

– О том, что надо верить своему пау… своей интуиции.

– Обычно бабули в этом хорошо разбираются.

Это да, но моя-то ни разу в жизни вампира не видела.

Лилиана решительно шагала вперед, явно досадуя, что мы не расстелили перед ней ковровую дорожку. Я одарила ее взглядом, задуманным как непроницаемый.

– Твоя кошечка щетинится, – сказала Лилиана Вайлю.

– Я бы не стал ее дразнить, – ответил Вайль, едва заметно опираясь на свою трость. – Очень многие внезапно обнаруживали, что имеют дело не с кошечкой, а с тигрицей.

Странно. А где же «Привет, давно не виделись» или «Сколько лет, сколько зим!» Очевидно, эти правила этикета при встрече с убившей тебя супругой не обязательны.

– Как ты меня нашла? – спросил Вайль совершенно ровным голосом.

Я на миг отвела глаза от Страшных Мальчиков – проверить, что мне не послышалось, и под твердостью его баритона я правда почуяла дрожь. Да, ее подтвердили мелкие движения, которых практически никто бы не заметил – чуть приподнятое плечо, слегка повернутая голова, ямка на щеке, показывающая, что он прикусил ее изнутри. Вайль сдерживал страшный гнев, такой великий, что если его выпустить, он может никогда уже не вернуться обратно.

О черт, я тут умничаю, а Вайль хочет сломать шею своей бывшей. Если мы сейчас ошибемся, нас потом три дня будут счищать с бамперов этих машин.

Лилиана закинула за плечо прядь длинных полиэстеровых волос.

– Здесь очень… людно, ты не находишь? – Улыбкой, которой она одарила Вайля, можно было бы лечить обморожения. – Пойдем ко мне в машину.

Это была не просьба.

Взгляд Вайля обрезал ее, как арктический ветер.

– Нет.

– Ты мне…

– Я тебе ничего не должен.

Движение было таким быстрым, что ее рука мелькнула полосой. Вайль успел ее перехватить в долях дюйма от своего лица.

– Осади назад, сука! – зарычала я.

Времени вытаскивать «Скорбь» не было, и я взялась за свой главный резерв: в ножнах на руке лежал шприц. Игла наполовину вошла ей в бедро, прежде чем она успела взглянуть, что ее укололо.

Защелкало что-то металлическое – я посмотрела на ее громил.

Китаец к своему арсеналу добавил обрез, вытащив его из-под черного пальто, как фанат «Матрицы». Татуированный и его приятели взвели курки и направили стволы на нас.

– Что в шприце? – спросила Лилиана, не сбавляя тона.

– Медленная и мучительная смерть от святой воды, – ответил ей Вайль.

– Мои люди ее убьют раньше, чем она нажмет на поршень.

– Тогда я закончу, что она начала. Но ты, наверное, предпочла бы переговоры?

Лилиана в ответ надула губки в гримасе, наверняка отработанной перед зеркалом.

– Ладно, будь по-твоему. Ты всегда любил, когда выходило по-твоему.

По общему молчаливому соглашению я вытащила иглу, а Вайль оттолкнул от нас Лилиану. Бандиты опустили стволы.

– У тебя действительно такие воспоминания о нашей совместной жизни? – мрачно спросил Вайль. – Потому что у меня есть шрамы, которые доказывают обратное.

Бог ты мой, эти следы у него на спине оставила она?

– Ты все их заслужил! – огрызнулась она злобно и посмотрела так, будто снова хотела его ударить.

– Возможно. – На миг у Вайля упала защита, и лицо его исказилось смертной мукой. Но тут же она сменилась ненавистью, жесткой и холодной. – Кто тебе сказал, что я здесь?

– Да ладно, Вайль. Можно подумать, я двести лет за тобой гоняюсь. Захотела бы – сразу бы нашла.

Он покачал головой, и глаза у него сделались темными и такими глубокими, что войди в них здесь – и выйдешь где-то в другой вселенной.

– Неправда. Тебе кто-то сообщил о моих обстоятельствах.

Она наклонила голову – волосы потекли за плечами серебряной рекой.

– Отчего ты так уверен, что я искала тебя?А все-таки ведь твое внимание мне привлечь удалось? Тебе понравилось мое представление? – Она кивком указала на ресторан. – Я думала, ты оценишь иронию: два сына теряют отца.

Плеснула наружу сила Вайля, и температура рядом с нами резко упала. Но он не ответил. Если бы попытался, наверное, это был бы плевок ей в лицо ледяным дождем.

– Ты должен признать, я за два столетия усовершенствовалась, – говорила она. – Когда-то, чтобы его убить, мне потребовалось бы всадить в него клыки. Сейчас достаточно всего лишь царапины. – Она провела ногтем по белизне предплечья, показывая. – А самое лучшее, что я могу длить эту смерть столько, сколько захочу. – Вайль смотрел на проступившую кровь, а его покойная жена развела руки в стороны, будто растягивая время. Она сжала кулаки – у него побелели костяшки пальцев на набалдашнике трости. Интересно, что она себе сейчас представляла? Как сжимает этими смертоносными ногтями сердце Чарли?

Она шагнула ближе, Вайль скомандовал мне:

– Избегай ее прикосновения, Жасмин. Если капля ее крови смешается с твоей, это тебя убьет.

Лилиана снова изобразила ту же гримаску.

– Только если я захочу. – Я узнала тот взгляд, который она на меня бросила: Тамми Шобсон, второе издание. Я бы не удивилась, если бы она стукнула меня ногой в подбородок и обозвала соплячкой и плаксой. На меня пахнуло ее экстрасенсорным запахом, и я отшатнулась от вони смерти и разложения. – Милочка, совершенно нет причин бояться. Я вам не хочу делать больно… слишком больно.

Она стрельнула в Вайля игривой улыбкой, но он утратил вкус к жестокому юмору, и она, очевидно, сочла это моей виной. Когда ее взгляд вернулся ко мне, я почувствовала себя козой под взглядом тираннозавра из «Парка юрского периода». Вот тут-то она заметила повязку у меня на шее, и глаза у нее сузились. У меня рука взметнулась вверх защитным жестом – никак не получается от этого избавиться. Лилиана перевела взгляд на Вайля.

– Вайль, – начала она каким-то гулким голосом, как со дна колодца, – я вижу у этой… – она скривилась, будто увидела у себя на платье таракана, – эйчфинна пальце твое кольцо? И на шее – это ты ее пометил?

Мне не понравилось слово «пометил». Слишком напомнило о собаке, задравшей лапу на любимый столб.

– Она мой авхар, – ответил Вайль.

Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не развернуться и не спросить: «Твой – кто?» Впервые слышу это слово… хотя нет. Вайль его шепнул мне вчера ночью, выходя из моей комнаты. Я не обратила внимания, но теперь поняла, что оно означает нечто очень важное, потому что на Лилиану подействовало, как ядро на тросе. Она замолчала, кипя, сделала рукой отпускающий жест, и четверо ее статистов отступили назад. Хотя мне было приятно, что она решила отложить войну, отпускать нас невредимыми она не собиралась. Судя по поведению – маньяк-убийца. До последней черточки описания.

– Вайль свою часть сделки выполнил? – спросила она голосом слаще сахарной пудры. Приняв мое молчание за согласие, заговорила дальше: – На авхараложится бремя огромной ответственности, – сообщила мне Лилиана. – Поэтому ему также полагаются определенные привилегии, одна из которых – право знать прошлое своего схверамина. Во всех подробностях.

Чье-чье прошлое?

Я глянула на Вайля. Друг мой, придется тебе кое-что мне объяснить…

– Лилиана! – произнес Вайль рычащим голосом. Пантера изготовилась к прыжку.

– Так я просто интересуюсь, рассказал ли тебе Вайль про двух своих сыновей – нашихсыновей, и как он их убил…

– Хватит!

Голос Вайля раскатился мощью. Где-нибудь поблизости метеоролога хватил удар, потому что температура рухнула от пятидесяти девяти [5]5
  по Фаренгейту, около 14º по Цельсию. – Примеч. ред.


[Закрыть]до «блин, пропали апельсины!». Я задрожала, ресницы покрылись инеем, в легкие вместе с воздухом ворвалась зима. А ребята Лилианы, не Чувствительные, вообще не поняли, что стряслось. Они стали дышать на руки, топать ногами, и Татуированное Чудо кому-то сказало:

– Я носа не чувствую!

– Вы четверо, – рявкнул им Вайль, – в машину!

Они вытянулись по стойке «смирно», повернулись, как по команде «кругом!», и зашагали, куда было сказано.

– А ты, – он посмотрел на бывшую жену, как мангуст на кобру, – прочь с моих глаз! И в этот раз – навсегда!

Она оскалилась и зашипела на него – в других обстоятельствах эта реакция меня бы весьма обрадовала.

– Я могла тебе предложить союз с самым сильным вампиром на земле, но ты с твоим человеческим авхаромне достоин целовать край одежд Раптора!

Ах ты сука, она на Раптора работает!

Инстинкт требовал взять ее на месте, и я уже достаточно ее ненавидела, чтобы напасть, но дернуться не успела, как трость Вайля преградила мне путь. А, черт!

– Ты не думай, что это все, – предупредила его Лилиана. – Ты не сможешь охранять ее постоянно. Не сможешь смотреть во все стороны сразу. Мне только останется ждать, когда ты моргнешь.

– Тронь один ее волосок – и я сожгу твой дурацкий парик, забыв снять с твоей головы.

Я с трудом удержалась от аплодисментов, когда Лилиана буркнула какое-то оскорбление, которого я не поняла: по-румынски я знаю только слова «да», «нет» и фразу «где здесь туалет». К моему удивлению, она убралась в машину. Дверца захлопнулась, лимузин поехал.

– Значит, мы даем им уйти? – спросила я.

– Значит, – сказал Вайль, направляясь к «мерседесу», – мы даем им думать, что даем им уйти. Поехали.

Я вырулила на дорогу на удобном расстоянии за лимузином. Слежка легка, когда объект так выделяется, но атмосфера у нас в салоне была далека от непринужденной. Наконец Вайль сказал:

– Я должен дать тебе объяснение.

– Это точно. – Но почему-то я вдруг не уверена, что готова его слышать. – Пока что расскажи мне то, что необходимо для нашего задания. А остальное…

– В самолете на обратном пути? – перебил он, и мы улыбнулись оба. – Накопится столько, что нам придется лететь в Огайо через Португалию.

Совместный смех разрядил обстановку, и когда Вайль заговорил, голос звучал обычно:

– Я думаю, прежде всего мы должны рассмотреть возможность, что целью покушений была ты.

– Насчет акции «Руки Господа» я бы еще согласилась. Но зачем тогда подставлять под укус змеи тебя? Или травить твоизапасы крови?

– А ты подумай. Они меня поставили в уязвимое положение, в котором ты настояла, чтобы я взял твою кровь для поддержки собственной жизни. Почти любой вампир выпил бы тебя досуха.

– Да, но ты мне ничего плохого не сделал…

Вайль прервал меня, раздраженно мотнув головой:

– Ты все еще думаешь как человек. А ты посмотри на это с точки зрения вампира…

Он замолчал, пристально глядя вдаль, и когда мы снова встретились взглядами, я знала, что он пришел к тому же выводу.

– Сенатор – вампир! – сказали мы в унисон.

Глава одиннадцатая

– Все сходится, – заговорил он в ажиотаже, пока я пыталась взять себя в руки, чтобы не въехать в ближайший столб. – Вампир знал бы, что при растущем голоде я брошусь к ближайшему доступному источнику питания.

– Я для тебя вроде шоколадного батончика?

– Жасмин!

– Шучу. Я знаю, что это не так. Говори дальше.

– Почти любой вампир, тем более из тех, кому противна сама идея ассимиляции, выпил бы тебя до дна, не задумываясь. И этот вот, я считаю, не исключение.

– Значит, ты думаешь, что предложение союза от Лилианы связано с покушениями на мою жизнь?

Вайль пожал плечами:

– Трудно сказать, тем более сейчас, когда у нее появились свои причины желать тебе смерти. – Он посмотрел на меня с грустью: – Прости, что так вышло. Она марает все, к чему прикасается. Я совершенно не планировал, чтобы она знала о тебе.

Или я о ней?

Я пожала плечами. Не мое дело. Тем более что я тоже скрываю от него важные вещи.

– То есть мы действительно утверждаем, что один из сенаторов надзорного комитета – вампир, организовавший на меня охоту? Ведь если подумать, к этому все сводится? Марту я видела перед отлетом, она была вполне человеком.

– Думаю, и осталась, – кивнул Вайль. – Но это не выводит ее из-под подозрения, она может быть сообщником сенатора или его слепым орудием.

– А сенатор? Слушай, мы вообще трезвые?

– Помнишь, я тебе вначале еще говорил, что в задании есть какая-то странность?

– Помню.

– Мы должны были перед отъездом выступать на заседании комитета. Полугодовой отчет, они сказали. Как Пит их ни уверял, что мы с ним оба тобой довольны, они хотели тебя утопить в вопросах. Что-то насчет «удостовериться, что решение было правильным».

Призрак моего прошлого поднял израненную голову и злодейски захохотал. Мысль, что он никогда меня не оставит, вызвала приступ отчаяния. Мне захотелось заползти в ближайшую койку, накрыться с головой, стать бугорком под одеялом. От бугорка никому ничего ведь не нужно – тихая будет жизнь. Если перца чили сперва не нажраться, а я его как раз люблю… ладно, проехали.

– Потом, – говорил Вайль, – сенаторы отменили беседу без предупреждения. Сказали, что вот это новое задание настолько срочное, что откладывать нельзя ни надень. Хотя, когда мы обсуждали его с Питом, он не упомянул даже, что есть срочность.

– Так к чему ты ведешь? – спросила я.

– Если бы беседа произошла, политик-нежить был бы вынужден на ней присутствовать. Ты – Чувствительная. Войдя в комнату, ты сразу бы засекла вампира.

– Сенатор-вампир, – сказала я и покачала головой. – Жуть берет. Но как же у него это получается? В Вашингтоне народ мог бы не понять его привычку появляться только ночью.

Вайль пожал плечами:

– Современная техника работает на благо людей не за страх, а за совесть. Быть может, она иногда улыбается и вампирам.

Ну, может быть. А может, у нашего сенатора есть двойник – публичные фигуры часто так поступали на протяжении всей истории. Или сенатор обращен так недавно, а план был составлен так быстро, что пару недель сенатор мог проходить в темноте, не пробудив подозрений. Короче говоря, нашел сенатор способ.

– О'кей, – сказала я. – Значит, в настоящий момент у нас есть пластический хирург из криминальных кругов в союзе с террористической организацией и с вампиром, которого разыскивает ФБР, и вся эта теплая компания работает на Раптора. Почему-то оказывается, что Раптор заинтересован предоставить тебедоступ к заговору, в центре которого – страшный смертельный вирус. – Тут мне пришла в голову мысль: – Раптор знает, как давно ты в Управлении. С чего бы он стал ожидать, что ты к нему переметнешься?

– Его точку зрения невозможно понять, если не учитывать его ошеломительную мощь. Я бы предположил, что он считает, будто может мне предложить лучшие условия. Такие, которые дадут мне колоссальное преимущество по отношению к теперешней моей позиции. – Следующее выражение Вайля я не поняла, хотя инстинкт мне сказал, что так он отвечает на какие-то события, случившиеся с ним в прошлом. – Ему не понять вампира, который добровольно отстранился от тех сокровищ, что он предлагает.

Слово «сокровищ» он произнес так, будто выплюнул гнилое яблоко изо рта.

Мы замолчали, оба думали о Рапторе – вампире, который стал ужасом правительств всех развитых стран. Если мы на него выйдем – на наших, а не на его условиях, – то безопасность мира возрастет экспоненциально, и это не преувеличение.

Лимузин, за которым мы ехали, замедлил ход, ища место для парковки. Он нас привел на южный берег, куда ездит веселиться отпускной народ. Бары и рестораны, два театра и комеди-клуб, все в стиле ар-деко, и украшены неоном, и среди них – то заведение, куда подъехал лимузин. Больше всего оно напоминало ярмарочный дом с призраками – наклонные могильные плиты, сложенные в название «НЕЖИТЬ-КЛУБ» на фасаде из фальшивого гранита, светящиеся скелеты, повисшие с балкона второго этажа, зеленые лампы, светом очерчивающие контуры здания.

Хотя многие бродячие кобели сидели по случаю Нового года в семейной будке на цепи, все же по тротуарам шел ровный поток женственных женщин, мужественных мужчин и великолепных мужчин, одетых женщинами. Наплевав на необычный холод, сидели за столами вдоль тротуаров бражники, радуясь компании, выпивке и радостному свету перемигивающихся лампочек на краях матерчатых зонтов над столами.

К нашему счастью, Лилиане и ее гориллам пришлось подождать, пока вышибала «Нежить-клуба» – этакий Франкенштейн двадцать первого века – пропустил их внутрь. Это дало нам необходимую фору, чтобы припарковать машину неподалеку на открытой стоянке. Выйдя из машины, мы смешались с толпой, держась к клубу настолько близко, насколько позволяла осторожность, пока не нашли темную дверь рядом с магазином деликатесов и стали изображать обнимающуюся парочку.

Я стояла в кругу рук Вайля, стараясь не отвлекаться. Мне открылся совершенно новый спектр цветов, но я не могла им наслаждаться. Ощущение – как у охранника в Лувре: хочется таращиться на «Мону Лизу», а нужно высматривать потенциальных похитителей. Как и ожидалось, небольшой и приятный побочный эффект был всего лишь первым мазком кисти из тех, которым предстояло сложиться в новую картину моей жизни. Второй только начал проявляться в виде закрадывающегося чувства огромного дисбаланса, но тут мой самоанализ прервал Вайль.

– Ты должна знать еще одну вещь. – Его голос прозвучал у меня в ухе громко, почти неприятно резко. – Я не убивал своих сыновей.

– Я похожа на легковерную дуру? Вайль, да я в половину не верю того, что говоришь ты, а ведь тебе я верю.

Только когда он выдохнул и привалился спиной к стене, я поняла, как он был напряжен. Несколько часов мы несли свою молчаливую вахту, мимо шли люди, не обращая на нас внимания. И наконец Вайль заговорил:

– Мне было около сорока. – Он говорил тихо, его подбородок был как раз на уровне моего носа. – Мальчики почти выросли, Ханци было пятнадцать лет, его брату Баду – тринадцать. – Имена детей он произнес так, как называют святых. – Лилиана подарила мне пятерых детей, но только Ханци и Баду выжили. И потому… мы их избаловали.

Он замолчал. Я почувствовала сердечную жалость к той паре, которой были когда-то он и Лилиана, безысходную грусть по умершим детям, отчаянную решимость сделать так, чтобы оставшиеся двое выжили.

И где-то на вершине этой боли у меня затряслись ребра. Такое чувство, что вот-вот я получу по-настоящему мрачный телефонный звонок. И хотя сейчас Вайль излагал мне трагическую историю своей жизни – потому что по какому-то извращенному вампирскому закону я имею право знать, – это ощущение – я точно знала – шло не от него.

– Они дичали прямо у меня на глазах, – говорил он. – И когда я набрался мужества их одернуть, было уже поздно. Они уже не только дразнили палками собак, но и окна били камнями. Когда как-то раз они въехали в лагерь на краденой телеге, я… я сорвался. Напустился на них, выпорол. И заставил вернуть телегу с извинениями.

Современная девушка во мне подумала недоуменно: Семья Вайля жила в лагере? Они на отелях экономили?И следующая мысль окатила меня волной стыда и смущения. Они же были цыгане!

– И что случилось?

– Крестьянин, у которого они украли телегу, застрелил их, не дав слова сказать.

– Ой, Вайль! – Я обняла его покрепче, и не только потому, что сердце мое разрывалось от сочувствия. Ощущение чего-то неправильного становилось все сильнее, и живущая во мне маленькая девочка страшно хотела вцепиться в плюшевого мишку. – Это ужасно!

Вайль издал какой-то горловой звук, первобытный признак горя – такой звук можно услышать от слонов, горюющих над костями погибших собратьев.

– Я хотел убить его, потому что себя убить не мог. Я считал его виноватым. Свою слабость, свою ненависть к себе я всю наваливал на него, и мне стало уже мало просто его застрелить. Я хотел, чтобы он умирал медленно, день за днем, неделю за неделей, если получится. Чтобы он погружался в ужас, как в трясину.

– И что… – Я осеклась, задохнулась этой безымянной жутью от рассказа Вайля. – Что ты сделал?

– Я стал этим ужасом. – Голос упал до шепота. – Это было легко. Мои родные… – он поморщился, – мой отец, дед с бабкой… ты теперь знаешь, что они обладали некоторыми… способностями? – Я кивнула. Кирилай согревал палец, как живой. – У меня никогда не было желания участвовать в их обрядах, но я всю жизнь наблюдал за этой работой. Снимали проклятия, спасали души. Я теперь просто начал делать наоборот.

– Как?

– Я взял три деревянных креста, оскверненных кровью убитых – это была кровь моих сыновей. Расположил треугольником и стал в середину. Вызвал потом нечистых духов, чтобы послали мне вампира.

– И?

– К моей мольбе снизошли. Но сперва этого вампира послали к моей жене.

– Я… ты прости меня.

– Это было давно, много жизней тому назад. Не за что просить прощения.

– Я прошу, но не в том смысле.

– А в каком?

– Я прошу прощения, что прерываю рассказ, который так трудно было начать. Но мы должны уйти. Немедленно.

Я схватила его за руку и потащила из темной ниши, на тротуар, под фонари и еще какие-то источники света, которые мое новое зрение восприняло, но не могло идентифицировать. Я отвела его на угол, где мы остановились лицом к светофору, и какой-то хеви-метал оркестр гремел из бара у нас за спиной.

– Что такое? – спросил Вайль, пока мы ждали просвета в потоке машин.

– Трудно описать. – Я сжала его руку, пытаясь не волноваться, отделить новые оттенки неона и орущую уличную музыку от рвущейся с цепи паники, требующей от меня куда-то бежать, выскакивая из собственной шкуры. – Вот эта песня, – сказала я наконец, – из «Ленерд Скинерд». Помнишь слова? «О-о, этот запах…»

– Да, – негромко ответил Вайль, сканируя глазами улицу, отмечая каждого прохожего, каждый дорожный знак, каждую парковую скамейку.

– Вот это оно и есть. Я чую этот запах, медленное погружение в немочь и беспомощность. И над всем этим – запах вампиров. Какая-то мерзость происходит там за «Нежить-клубом».

И я боюсь смотреть.

Но когда переключился светофор, мы двинулись. На полпути в переулке, гноящемся за всеми этими праздничными огнями и декорациями загрязненной раной, меня схватил кашель, и чем ближе мы подходили, тем сильнее от кашель переходил в удушье. Когда мы дошли до первой помойки, ощущение у меня было такое, будто меня заперли на жаре в автомобиле в обществе разлагающегося трупа. Возле трех побитых серебристых мусорных ящиков меня вывернуло, и дай бог, чтобы «Умберто» прогорел раньше, чем мне выпадет шанс съесть целую тарелку тамошних спагетти.

Я крепко зажмурилась – скорее рефлекторно от рвоты, чем от необходимости видеть в темноте, – а когда снова открыла глаза, переулок светился уже не просто зеленым, но приглушенно-желтым и кроваво-красным. Господи, да что это со мной?

Я разогнулась. Вайль меня поддержал, пока я оглядывалась. Рядом с переполненными ящиками собрались робкие кучки мусора – как первокурсницы на танцах. Выбоины с вонючей водой выделяли на асфальте тропу, по которой можно было бы пройти, только набравшись до бровей. Под ржавой пожарной лестницей привалилась к стене пара треногих стульев. А посреди всего этого стоял вампир, который, судя по внешности, жизнь свою провел, круша неандертальцев и побеждая в рукопашной мамонтов. Лицо его было почти не видно за длинными темными волосами и густой бородой. Широченные плечи загораживали девяносто процентов переулка. Но мужчина, лежащий у его ног, вполне был виден.

К упавшему наклонилась вампирша, схватившись за края разорванной рубашки, и подтаскивала его к оскаленным клыкам. Я вздохнула разочарованно, увидев, что волосы у нее короткие, курчавые и свои. Не Лилиана.

Миг растянулся в иную плоскость, где время застыло и можно было рассчитать следующий ход. Мое внимание сосредоточилось на упавшем – медленно моргающие мутные глаза и пропитанный кровью ворот свидетельствовали о нападении, которое он только что пережил.

Ох, этот запах…

Я вгляделась получше, пытаясь определить источник аромата.

Человек-гора нас заметил и заговорил по-русски. Тон был настороженный, но еще не угрожающий. Насколько он понимал, Вайль просто решил выскочить из клуба на полуночный перекус. Пока Вайль отвечал, я пыталась разгадать загадку этого несчастного, лежащего на замусоренной мостовой в квартале от места, где веселятся красивые люди Майами. Как сказала бы бабуля Мэй, он был недостойным.

Стоять рядом с ним – это было как брести по болотной воде. Если можете выделить запах червей в навозе, то это даст вам представление о его аромате. Но это не был запах тела или гнилого дыхания. Этот человек регулярно мылся и чистил зубы. Если не считать бледности, вполне подходящей анемичному гробовщику, вид у парня был отличный – мужик-фотомодель, слишком много мотавшийся туда-обратно на гостиничных лифтах.

Запах смерти вокруг тебя.

Он шевельнул губами, но не издал ни звука – только обозначил слово «спасите». И потерял сознание.

Я вытащила пистолет, положив палец на волшебную кнопку – так я ее назвала к восторгу Бергмана.

– Девушку мне, – сказала я в основном потому, что она выглядела, как бегунья, а у меня были весьма серьезные основания оставить дистанцию между мной и тем человеком, которого она укусила. Свободной рукой я переложила ключи от машины из своего кармана в карман Вайля. – Сделай мне одолжение: когда закончишь тут, этого человека отвези в больницу. Я не могу: если поеду с ним в одной машине, у меня голова лопнет.

Вайль кивнул, опираясь всем весом на трость. Они с человеком-горой мерили друг друга взглядами. Я нажала волшебную кнопку, и мой «вальтер» зажужжал, совершая превращение. Верхняя часть ствола открылась, обнажив тонкие деревянные болты не шире шампуров. По бокам ствола щелкнули, раскрываясь, металлические крылья, при этом один болт провалился в зарядную камеру, натянулась металлическая тетива, готовая послать болт почти так же быстро и верно, как пулю…

Вампирелла уставилась на меня с отвисшей челюстью.

– Ты не посмеешь!

– Посмею.

– Я ничего не нарушила! У меня есть право на еду! – закричала она, срываясь на визг, и вскочила, увлекая за собой жертву. Он заморгал, пытаясь всмотреться, оставил попытку и отключился снова. Пятно на рубашке стало шире – открылась рана на шее. Его запах дошел до меня – и у меня рука затряслась.

– Нет у тебя никаких прав, – ответила я, стараясь подавить волну тошноты. Но эта волна меня настигла, и от усилий не рыгнуть у меня слезы выступили на глазах. Сморгнув, я заговорила быстро, подняв арбалет: – А вот у меня есть права, и много. Среди них, кстати, право стрелять в вампиров с кровью недобровольных доноров на клыках.