Текст книги "Поцелуй холода (ЛП)"
Автор книги: Дженнифер Эстеп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– Почему госпожа Равен находится здесь? – прошептала я Метис. – Разве она не должна сидеть в библиотеке и продавать напитки или что-то в этом роде?
– Она помогает охранять тюрьму, всегда, когда у нас кто-то есть, кого надо охранять, – прошептала Метис в ответ. – Она принадлежит к Совету безопасности в академии, вместе с Найкмедсом, Аяксом и мной. И её зовут просто Равен, без всякой госпожи.
Я разглядывала госпожу ... ой, Равен и её странный вид. Наверное, в ней скрывалось что-то большее, чем можно было увидеть на первый взгляд, так же как и со сфинксами на двери. Хотя я не имела понятия, из чего состояло это "большее". Оба – и Аякс, и Найкмедс – выглядели так же мрачно, как Метис. Равен смотрела на меня несколько секунд своими любопытными, тёмными глазами, прежде чем снова сосредоточиться на своём глянцевом журнале. Метис показала жестом следовать за ней. Я с трудом сглотнула и направилась в середину комнаты.
Престон поднял глаза, когда услышал наши шаги. Когда он увидел меня, то сузил свои голубые глаза.
– Нет, на самом деле, цыганочка, это так приятно, что ты пришла навестить меня. Я бы встал, но ... Он поднял руки и загремел цепями.
Я вздрогнула при звуках грубого, громкого бряцанья металлических колец друг о друга.
– Он не сможет разорвать эти цепи, – объяснил Аякс глубоким, резким голосом. – Они укреплены магией. Он не сможет ни в коем случае навредить тебе, Гвен. Об этом мы позаботились.
Я хотела сказать ему, что Престон уже навредил мне. Что его угрозы против моей бабушки Фрост преследовали меня даже во сне, но я ничего не сказала. Это было определённо не подходящее время, чтобы признать, какой я была уязвимой. Я подошла поближе, не отрывая глаз от Престона. Белокурые волосы, голубые глаза, классное тело. Он выглядел так же хорошо, как и на горнолыжном курорте, несмотря на оранжевый комбинезон и бумажные тапочки на ногах. Но в глубине его глаз всё ещё мелькал отблеск красного света. Я спрашивала себя, могли ли профессора тоже видеть его. Как я только могла упустить это раньше из виду? Напротив Престона стоял второй стул возле стола, который Метис теперь выдвинула для меня. Я сняла ремень моей сумки с плеча и поставила её на пол. Потом я опустилась на стул и попыталась дрожать не слишком заметно. Каменный стул прислоняющийся к моей спине был холодный, как лёд.
– Не торопись, Гвен, – сказала Метис приветливо. – Мы не спешим. Сделай это, как только ты будешь готова.
Рот Престона скривился в весёлую скупую улыбку.
– Ах, значит, они привели тебя сюда, чтобы сломить меня. О цыганочка, поверь мне, если я скажу, что тебе не понравиться то, что увидишь, если используешь свою психометрию против меня.
Я моргнула. Откуда Престон знал о моей магии? Я никогда не рассказывала ему о моём цыганском даре, но он говорил так, будто всё о нём знал.
«О, мы всё знаем о тебе, Гвен Фрост, и о том, что ты в действительности должна сделать» – это Престон сказал на полу тёмной строительной площадки. В то время я не слишком много думала об этом, но теперь во мне стало расти беспокойство. Что жнецы знали о моей магии такого, чего не знала я? Что я могла, возможно, сделать с её помощью, что их так интересовало? Престон продолжал смотреть на меня, как будто ожидал, что я что-то скажу.
– Мне тоже не нравится дышать тем же воздухом что и ты, – в конце концов, огрызнулась я. – Но я справляюсь.
Я смотрела на его руки, которые лежали на столе. Это были просто руки, уговаривала я саму себя. Руки, которые принадлежали злому психопату-убийце, но всё же руки. На каждой по пять пальцев. Я смогу это сделать. Я справлюсь с этим. Я глубоко вздохнула, потом протянула руку и схватила его. Я просто хотела побыстрее покончить с этим, хотела добыть для Метис информацию, которая была нужна ей, чтобы можно было покинуть это ужасное место и никогда больше не видеть Престона. Не успела моя кожа коснуться кожи Жнеца, как меня переполнили чувства и образы. И хотя я этого не хотела, я стиснула зубы, закрыла глаза и позволила воспоминаниям завладеть мной. Может быть, это было из-за того, что я часто касалась письменных столов, сумок и кошельков, чтобы получить информацию и найти мобильные телефоны, украшения и ноутбуки, которые потерялись или были украдены. Во всяком случае, это далось мне намного легче, чем я думала. Я чувствовала, как он пытался предотвратить это, ни о чём не думать, возвести у себя в голове белую стену, но я быстро проскользнула мимо пустоты, которой он хотел заполнить свою голову, и проникла глубже. Я увидела столько вещей, столько ужасных-ужасных вещей. Как сражается Престон. Как он убивает других людей, других подростков. Даже видение того, как он порет волка Фенрир, пока его спина не стала вся красной от крови. И Престон был не один, когда делал все это. В большинстве случаев Жасмин стояла рядом с ним. Рядом со своим братом смеясь, улыбаясь и убивая. Я чувствовала, как сильно Престон любил ее, как он был рад тому, что она такая же жестокая, как он сам и так же предана Локи. Они были как две стороны одной и той же медали и были похожи почти во всем. И я чувствовала его жгучую боль, его глубокую скорбь, когда он узнал, что его младшая сестра умерла. Если бы я не видела все те, другие злодеяния, которые он совершил, всех тех людей, которых он истязал и убивал, то пожалела бы его. Мне становилось плохо почти от всего, что я видела, но все-таки продолжала искать то, что могла бы рассказать Метис, что помогло бы ей и другим помешать планам жнецов, как бы эти планы не выглядели. И все время я осознавала, что меня преследует пара горящих, красных глаз. Они, как и я перепрыгивали от воспоминания к воспоминанию и постоянно наблюдали за мной. Я знала, кому они принадлежат: Локи. Его жнецы были окном для злого бога в мир смертных. Возможность при помощи, которой он мог заглянуть за стены своей тюрьмы. Я прямо-таки чувствовала, как он мрачно смотрел на меня из сознания Престона. Я напоминала себе снова и снова, что глаза не могут ничего сделать, что Локи сидел в таком месте, из которого не мог причинить мне боли. Но эта мысль не особо успокаивала меня. Я уже хотела сдаться, отпустить руку Престона, открыть глаза и сказать Метис, что не смогла найти ничего полезного, как вдруг в моей голове появился образ Престона, одевающего перчатки. Это было то самое воспоминание, которое возникло у меня, когда в ту ночь в горной деревушке перед кофейней Зоннвенд я дотронулась до его перчатки. Это показалось мне странным, учитывая то, какие насильственные и тревожные образы я получила до этого. С любопытством я сосредоточилась на этом воспоминании и извлекла его из глубины его сознания, как шахтер в поисках золота. Потом настроила резкость изображения и сосредоточилась на нем. Внезапно я полностью погрузилась в воспоминание и увидела все с перспективы Престона. Он сидел на водительском сидении внедорожника и надевал перчатки. Как только он их надел, то посмотрел в зеркало заднего вида на человека, который сидел в машине на заднем сидении. В машине было темно, поэтому я не смогла рассмотреть, кто это был, но у меня было такое впечатление, что это могла быть девушка моего возраста. Кем бы она ни была, Престон знал и боялся ее. Стоило ему только посмотреть на нее, то по спине сразу же пробегал холодный страх. Странно. Кто мог так сильно напугать такого жнеца, как Престон?
– Ты уверен, что она еще в участке? – спросила девушка нежным, тихим голосом.
– Я пять минут назад позвонил и спросил ее, – ответил Престон. – Она еще там. Видишь? Вон она идет.
Престон повернул голову, и я увидела, о ком он говорил. Каштановые волосы, фиолетовые глаза, прекрасная улыбка. Моя мама вышла через черный выход из полицейского участка.
"О, нет", – подумала я, потому что откуда-то знала, что будет дальше. "Нет, нет, нет".
Моя мама пересекла стоянку большими шагами и села в свою машину, точно также как и во сне, который снился мне на горнолыжном курорте. Я спрашивала себя, откуда появилось это странное воспоминание, а теперь я знала. Это было впечатление, чувство, которое было связано с перчаткой Престона. Мое подсознание с помощью психометрии уловило его, даже если я не сразу увидела образы.
– Я думал, ты сказала, что ее дочь с ней, – произнес Престон. – Мы можем убить сегодня вечером их обоих и покончить с этим делом.
Девушка пожала плечами.
– Тогда дочери просто нет здесь. И что? У нас есть наши приказы. Мы захватим мать, допросим ее о кинжале и выясним, где она его спрятала. Сегодня ночью это важно. А теперь давай начнем.
– Кинжал? Какой кинжал? О чем они говорили? Почему моя мама должна обладать кинжалом и почему она спрятала его?
Моя концентрация дрогнула, и изображение на одно мгновение потеряло резкость, прежде чем я снова смогла подключиться. Теперь внедорожник стоял с работающим двигателем и выключенными фарами на темном перекрестке. Престон смотрел в боковое окно.
– Вон она едет. Приготовься, – приказала девушка с заднего сидения. – Давай... сейчас!
Престон со всей силы надавил на педаль газа, и внедорожник выскочил из темноты в сторону машины моей мамы. Она даже не видела его. В моих ушах звучал звук разбивающегося стекла и искореженного металла, как будто я действительно была там, во время того, как Престон врезался на своей машине в ее.
Я ахнула и снова воспоминание расплылось. Теперь моя мама находилась не в машине. Она лежала на спине, на асфальте. Начал моросить дождь, но он не мог смыть кровь, которая покрывала всё её тело – её ноги, её грудь, её лицо. На её руках концы сломанных костей торчали из кожи, и она дышала с трудом и поверхностно. Она умирала, моя мама умирала.
Девчонка стояла с Престоном. Она возвышалась над моей мамой и держала в руке меч. На ней был одет пуловер с капюшоном, такой же, как всегда ношу я. Только капюшон она одела на голову, чтобы защитится от дождя, так что я не могла увидеть даже её затылка, не говоря уже о лице.
– Где кинжал? – прорычала девчонка. – Где ты его спрятала?
Моя мама улыбнулась девчонке-Жнецу.
– В том месте, где вы никогда не будете искать.
– Дура, нет такого тайника, которого мы бы не смогли найти. Это только вопрос времени.
– Я не дура, – сказала моя мама и приподняла немного голову. Несмотря на её раны, в её фиолетовых глазах светилась гордость. – В своё время я была чемпионом, и я хорошо служила своей богине. В этом моё утешение, даже сейчас, в конце моей жизни.
Ника. Моя мама говорила о Нике. Она, должно быть, спрятала таинственный кинжал, или чтобы это ни было, по приказу богини. Но почему? И почему Жнецы так срочно хотели завладеть им?
– Как и я тоже, – выпалила девчонка. – Я чемпион Локи, и он решил, что для тебя пришло время умереть. Скажи мне, где кинжал и тогда я убью тебя быстро. В противном случае ...
Она взмахнула мечом, угрожающе подняв его, а капли дождя шипели на лезвие.
– Я всё равно умру, – сказала моя мама и закашляла кровью. – Так что делай, что хочешь, Жнец. Потому что уже через несколько минут я буду за пределами твоей досягаемости.
– Но твоя драгоценная дочь нет, и ты не сможешь больше защитить её от меня, – сказала девчонка. – Как её ещё раз зовут?
– Гвен, – прошептала моя мама. – Моя удивительная, невероятная Гвен. Было так много всего, что я хотела тебе ещё сказать, так много, чему я тебя ещё хотела научить ...
Её голос утих. Слёзы текли по её лицу и смешивались с холодным дождём. Потом моя мама начала бормотать все те вещи, которые она так сильно хотела мне ещё сказать. Я была так потрясена из-за всего того, что видела, что не могла сосредоточиться на её словах. Её голос стал более хриплым, а её предложения более непоследовательными, пока она не стала только бормотать:
– Гвен, Гвен, я люблю тебя, Гвен ...
Она ничего не скажет, – сказал Престон. – Убей её, а потом давай убираться отсюда, прежде чем здесь проедет другая машина.
– О, ну ладно, – фыркнула его спутница. Она сильнее ухватилась за свой меч и подняла его над головой. Потом она посмотрела на Престона, и я увидела, несмотря на тень капюшона, как её губы скривились в улыбке. Она опустила меч бешеным движением, я вытесняла воспоминание, прежде чем он вонзился в сердце моей мамы.
Моя мама умерла не от аварии с каким-то неизвестным, пьяным водителем, как я думала. Нет, она была убита – убита Престоном и девчонкой– Жнецом.
Я открыла глаза, вырвала руку из руки Престона, соскочила со стула и попятилась назад, пока не наткнулась на стеклянную стену одной из камер. Я стояла только примерно полметра от Равен и её письменного стола.
– Я же тебе говорил, что тебе не понравится то, что ты увидишь, цыганочка, – насмехался Престон. – Скажи, как это было, увидеть, как твоя собственная мать была убита прямо перед твоими глазами? Все замерли на одну секунду, потом их лица повернулись в мою сторону. Метис выглядела потрясённой, тренер Аякс – сердитым, а Найкмедс – испытывающим жалость. Даже Равен обеспокоенно посмотрела, подняв глаза от своего бульварного журнала.
– Подожди немного, – издевался Престон дальше. – Скоро я тоже самое сделаю и с тобой, цыганочка.
Я открыла рот, но не смогла сказать ни слова. Я не могла говорить, не могла кричать, даже не могла дышать. Всё только просто болело. Каждая клеточка, каждый нерв, каждый разрушенный, кровоточащий кусочек моего разбитого сердца.
В отчаянии я повернулась к Метис и стала искать в её лице утешение или подтверждение. Вместо этого я нашла вину. Иногда, если воспоминание было достаточно ясным, если чувство было достаточно сильным, мне не нужно было касаться предмета или человека, чтобы воспринять волны. В зелёных глазах профессора стояло чувство вины, и всё её тело излучало вину, как солнце излучает тепло.
– Вы знали, что мою маму убили, – прошептала я. – Всё это время вы знали об этом.
– Гвен ..., – начала Метис и сделала один шаг в мою сторону.
Я развернулась и побежала из тюрьмы, но я даже ещё не достигла двери, как моих ушей достиг насмешливый смех Престона.
Глава 26
Я выбежала из тюрьмы наверх по ступенькам. Каким-то образом все двери открывались, как только я дотрагивалась до них, хотя я никогда не знала об этом магическом фокусе. Но, может быть, Метис просто не закрыла их за собой. Во всяком случае, я выскочила из здания на холод. Потом я побежала дальше, в отчаянии, стараясь как можно дальше удалиться от Престона, и от тех страшных вещей, которые девушка-жнец с его помощью причинила моей маме. Они в тот вечер последовали за ней с работы домой. Они подстроили аварию. Они убили ее. Они забрали ее у меня. А не какой-то пьяный водитель. Гроб на ее похоронах был закрыт, потому что ее убила девушка-жнец, а бабушка Фрост не хотела, чтобы я увидела маму такой. Бабушка. Она должна была знать об убийстве моей мамы, также как и профессор Метис. В начале, когда я начала учиться в академии, я снова и снова спрашивала бабушку, почему она отправила меня сюда. Я думала, это имело что-то общее с непредсказуемостью, которую вызывала моя магия. Но теперь я знала настоящую причину: жнецы убили мою маму, а Метис и бабушка боялись, что они сделают со мной то же самое. Значит, они отправили меня в Мифическую Академию, чтобы Метис могла приглядывать за мной. Они думали, я буду на территории кампуса в безопасности. Они думали, что магия, которая защищает это место, защитит и меня. Они просто не осознавали, какие опасности подстерегают меня в академии.
Но как бы сильно я не пыталась, как бы быстро не передвигала ногами, невозможно убежать от этих воспоминаний, потому что теперь они были и моими воспоминаниями. Я не могла заставить их исчезнуть, и забыть их я тоже не могла – никогда. Моя психометрия не допустит этого. Впервые я ощутила мой цыганский дар, как проклятие.
Я точно не помню как, но, в конце концов, я оказалась в библиотеке древностей. На первом этаже суетились ученики и сотрудники и образовывали группы вокруг столов и стойки для выдачи книг. Я держалась задней стены и пробежала мимо них, точно так же, как мимо книжных шкафов и витрин, заполненных артефактами. Но на этот раз, я была рада тому, что другие не обращали на меня внимание. Я не хотела, чтобы они сплетничали по ночам и писали обо мне сообщения по мобильным телефонам. Я перестала бежать лишь тогда, когда забежала по лестнице на второй этаж, где на открытой галерее по кругу стояли статуи всех Богов и Богинь. Здесь наверху никого не было, и тишина опустилась на мое лицо как одеяло и душила меня. Или, может быть, я не могла дышать, потому что бежала так отчаянно. В конце концов, мои шаги замедлились, чтобы замереть перед статуей Ники. Греческая Богиня победы возвышалась, как и другие статуи на десять метров в высоту. Ее крылья из перьев возвышались над плечами, а ее гордый взгляд был на что-то направлен, что могла видеть только она.
– Почему? – прошептала я. – Почему они убили мою маму?
Лицо Ники оставалось холодным. Я не знала, почему пришла сюда, чего я ожидала, но в этот момент горе взяло надо мной верх и потянуло меня вниз, так что я больше не могла сделать ни шага. Я свернулась калачиком у ног статуи и заплакала.
Я не знаю, как долго я плакала. Зловещая, непроницаемая тишина второго этажа поглощала мои рыдания. Но в какой-то момент я была более утомленной, чем когда-либо, и заснула прямо там в библиотеке. Когда я проснулась, то почувствовала, что мое тело одеревенело от лежания на твердом полу, и все болело. Мои глаза покрылись коркой из-за высохших слез, и я чувствовала себя... просто больной от того, что увидела в душе Престона. Его ужасные, кошмарные воспоминания об убийстве моей мамы. У меня ушло около двух минут на то, чтобы понять, что статуя исчезла. Я упала к ногам Ники в плачевном состоянии, но теперь на том месте, где обычно стояла статуя, был лишь воздух. Я вскочила и огляделась, но все другие статуи все еще стояли в галерее на своих местах и смотрели в том же направлении, вниз на первый этаж библиотеки древностей. Не хватало только Ники. Я отошла на несколько шагов от ее пьедестала.
– Привет, Гвендолин, – окликнул меня нежный голос.
Каким-то образом мне удалось не закричать слишком громко. Вместо этого, я медленно повернулась и увидела ее, Нику. Она выглядела точно так же, как при нашей прошлой встрече в ту ночь, когда Жасмин пыталась убить меня в библиотеке.
Ника, может быть, и была греческой богиней победы, но кроме этого, она была еще и самой красивой женщиной, которую я когда-либо видела. Ее волосы спадали на плечи, а мягкие коричневые локоны блестели, как темная бронза. Элегантная мантия из сиреневой ткани обволакивала ее тело как вода, в то время как вокруг талии был обвязан тонкий, серебряный пояс. Пояс сочетался с короной из серебряных листьев, которая обвивалась вокруг ее головы – лавры, символ победы. Мягкие крылья из перьев росли из спины Богини. Из-за них казалось, что она взлетит вверх в любой момент. Ника действительно выглядела очень хорошо, но то, что делало ее такой изумительной, было чистое могущество, которое исходило из нее – холодная, красивая и, в то же время, грозная.
– Хорошо, – сказала я. – Мы снова делаем это в мире снова, не так ли? Мы находимся в библиотеке, но на самом деле мы здесь не по-настоящему? Поэтому в данный момент я не вижу студентов на первом этаже?
То же самое было и в последний раз, когда я разговаривала с богиней. В одно мгновение я ещё сражалась с Жасмин в библиотеке, а в следующую минуту, я была всё ещё в библиотеке, но все, кроме меня, богини и Вика, исчезли.
Ника засмеялась и подошла ближе.
– Что-то в этом роде.
Богиня искала мой взгляд, и у меня появилось такое чувство, будто я могу вечность смотреть ей в глаза. Они были странного цвета, не по-настоящему фиолетового, но и не серого, такие же, как глаз Вика. Цвет напоминал мне сумерки, незадолго до того, как наступает темнота и погружает землю во мрак ночи. Может быть, мне надо было быть более смиренной, может быть, относиться к ней с большим уважением, но теперь, когда богиня стояла прямо передо мной, я не могла по-другому, как задавать вопросы, которые лежали у меня на сердце.
– Почему Жнецы убили мою маму? Чего они хотели? Что они задумали? Как я могу их остановить? Что мне теперь делать?
Лицо Ники было дружелюбным, но в уголках её губ затаилась печаль.
– Давай немного прогуляемся, Гвендолин.
Я присоединилась к богине и мы пошли вдоль галереи, мимо других статуй богов и богинь из разных культур мира. Может быть, это было связано с моим цыганским даром, может, это было только моё воображение, но у меня было такое чувство, что все каменные статуи смотрят на меня и один за другим поворачивают голову, чтобы наблюдать за тем, как мы идём вдоль галереи. По спине у меня пробежала холодная дрожь, и я обняла саму себя руками, когда отводила взгляд от статуй. Я не знала, что ещё увижу, если буду смотреть на них дальше. Часть меня вообще не хотела этого знать.
Наконец Ника заговорила.
– Давным-давно, после того, как Локи был побеждён в последней битве войны хаоса, другие боги и я объединили свои силы и заключили Локи за пределами человеческого мира, заперли его в другой сфере, в другом измерении. Что-то вроде тюрьмы, можно назвать это так.
– Что-то вроде того, как библиотека, которую я здесь вижу, отражение настоящей библиотеки, в которой я сейчас сплю?
Она кивнула.
– Боги разместили семь печатей на тюрьме Локи и использовали различные артефакты и другие магические механизмы защиты, чтобы держать его в плену.
Богиня остановилась и повернулась ко мне.
– Шесть из этих печатей были сломаны. И если последняя, седьмая печать сломается, Локи снова освободится.
"Печати уже сломаны и не пройдёт много времени, и мы найдём ключ к последней. Скоро Локи станет снова свободным и его Хаос снова воцарится. И когда это случится, ты будешь сожалеть о том дне, когда ты родилась, цыганочка. Ты и Ника и все другие члены этого жалкого пантеона".
Слова Престона снова прозвучали у меня в голове. На горнолыжном курорте я спрашивала себя, знал ли Жнец, о чём говорил или он был просто сумасшедшим. Теперь я всем сердцем желала, чтобы он был сумасшедшим.
Я порывисто вздохнула.
– Но ... но как это вообще возможно? Ты такая сильная. Я чувствую, как сила исходит от тебя волнами. Наверняка, у тебя и у других богов достаточно магии, чтобы восстановить печати.
Ника покачала головой.
– Это стоило нам всей нашей магии, чтобы только создать артефакты и печати и этим заключить Локи в тюрьму. С тех пор прошли века, и некоторые из богов до сих пор не оправились от того усилия.
– Но как печати вообще были сломаны? – спросила я.
– Последователями Локи, – объяснила Ника. – Они нашли артефакты и другие объекты, забрали их у чемпионов, которые должны были охранять их и уничтожили их. Своими жертвоприношениями они ослабили также и другие механизмы защиты, и, в конце концов, прорвали их. Ты должна знать, кровь имеет большую силу, особенно кровь чемпиона, потому что она благословлена соответствующим богом или богиней. Каждый раз, когда жнец убивает и пролитую кровь посвящает Локи, бог хаоса становится сильнее и приближается ближе к цели – освободиться из своей тюрьмы.
Дафна и бабушка Фрост сказали мне, что это опасно быть чемпионом и что это означает, фактически, носить на спине мишень, так как жнецы делали всё, чтобы убить чемпиона. Теперь я узнала почему. Потому что моя кровь была могущественной – могущественнее, чем я представляла себе. Могущественнее, чем я когда-либо хотела. Я вздрогнула.
Ника пошла дальше и прошла мимо статуи Афины, греческой богини мудрости. В этот момент я подумала о Метис, которая была чемпионом Афины. Я спрашивала себя, знала ли Метис о сломанных печатях и о том, что Локи был так чертовски близко, чтобы снова получить свободу.
– Что я могу сделать? – спросила я. – Есть ли способ позаботиться о том, чтобы последняя печать не была сломана?
– Последняя печать, самая сильная – это артефакт, который был вверен моему чемпиону, – сказала Ника и этим, в сущности, не ответила на мой вопрос. – В течение длительного времени, он передавался от одного чемпиона к другому, начиная от твоей первой прародительницы дальше и дальше до твоей матери, Грейс Фрост.
Вдруг слова Престона из его воспоминания наполнились смыслом.
– Кинжал, – прошептала я. – Артефакт, последняя печать на тюрьме Локи – это кинжал! Поэтому жнецы убили мою маму, потому что она спрятала кинжал и не хотела рассказывать, где он находится. Но он им нужен, чтобы освободить Локи.
Ника кивнула.
– Верно. Его называют Кинжал Хельхейма, потому что он имеет силу открыть портал в Хельхейм, подземный мир мёртвых, в котором мы держим Локи в плену.
– Ты знаешь, где находится кинжал? – спросила я. – Где моя мама спрятала его?
Ника покачала головой.
– После последней битвы войны Хаоса все боги заключили договор, чтобы больше не вмешиваться в дела смертных. В противном случае, мы разорвали бы мир на части, так что ничего не осталось бы. Поэтому печати и другие механизмы безопасности мы передали нашим чемпионам и другим надёжным воинам, чтобы они могли их по возможности хорошо спрятать и защищать. Печати были предназначены для того, чтобы оставаться в человеческом мире, чтобы никакой бог не мог к ним прикоснуться и сломать их. Но, конечно, жнецы неустанно искали их, с того времени, как Локи заточили в тюрьму. Один за другим они нашли артефакты и теперь только остался кинжал.
– И никто, кроме моей мамы, не знает, где находится кинжал Хельхейма, а она никому больше не сможет об этом рассказать, потому что мертва. – Моё охваченное болью сердце наполнилось горечью.
– Мне действительно очень жаль, Гвендолин, – сказала Ника печальным голосом. – Но чемпионам приходится часто чем-то жертвовать. Твоя мать отдала жизнь, чтобы Локи оставался в тюрьме, и этим она спасла множество других жизней. Каждый день, в котором Локи продолжает оставаться в своей тюрьме, ещё один день, в котором мир не стоит на грани войны. Твоя мать умерла, чтобы защитить других, а это – самое смелое и благородное дело, которое может сделать чемпион.
Я понимала, что сделала моя мама, а также почему, но осознание не давало мне силы легче вынести это. Не гарантировало того, чтобы моё сердце болело меньше.
– И что же мне теперь делать? – прошептала я. Я чувствовала себя так, будто медленно растворяюсь изнутри.
– Такие вещи никогда не остаются скрытыми навсегда, – и она снова, в сущности, не ответила на мой вопрос. – У кинжала слишком много силы, и очень много жнецов ищут его. В конце концов, один из них найдёт кинжал и освободит Локи.
Я посмотрела на богиню.
– Ты хочешь, чтобы я нашла кинжал первая, не так ли? И что потом? Спрятать его где-то в другом месте? Что это принесёт? Разве жнецы не будут просто искать дальше?
Ника снова кивнула.
– Они будут. Даже в этот момент они пытаются, с помощью кровавых жертв, прорвать скрывающие чары, которая твоя мама наложила на кинжал, чтобы спрятать его. Как только чары исчезнут, они попытаются определить его примерное место нахождения с помощью гадания и начнут искать его. Ты должна найти кинжал, спрятать его в другом месте и наложить на него новые, более сильные чары. В этом тебе сможет помочь твоя профессор Метис, также и спартанский библиотекарь Найкмедс.
Ну да, это звучало разумно. Если кто-то и мог в Миф академии позаботиться о том, чтобы кинжал не попал в руки к жнецам, то это была Метис. Но Найкмедс? В самом деле? И он был спартанцем? Моему мозгу понадобилось какое-то время, чтобы переработать маленькое открытие. Но потом я подумала о Логане и Найкмедсе вместе на горнолыжном курорте. Если они были родственниками, как я подозревала, тогда это имело смысл, что Найкмедс был тоже спартанцем, как Логан.
– Твоя мать хорошо спрятала кинжал, и каждый день, в который жнецы не могут его найти – это маленькая победа для членов пантеона и для мира, – продолжила Ника. – Но время на исходе и скрывающие чары долго не продлятся. Пантеону нужно больше времени, чтобы подготовиться к тому, что последует.
– И что это?
Богиня посмотрела на меня своими цвета сумерек глазами. Она ничего не сказала, но, почему-то не смотря на это, я знала ответ на мой вопрос. Хаос. Война. Уничтожение. Локи, который вырвется из тюрьмы и попытается снова править миром. Скверные, скверные вещи, везде, куда ни посмотришь.
– Но как я смогу найти кинжал? – спросила я. – Моя мама была умной – самой умной, из тех кого я когда-либо встречала. Если Жнецы не смогли найти кинжал, почему тогда я должна найти его?
Ника улыбнулась.
– Потому что ты мой чемпион, Гвендолин и потому, что я доверяю тебе, так как до этого твоей маме.
Как бы я ни ценила мнение богини, в этот момент оно мне не особо помогло.
– Но разве ты не можешь помочь мне хоть как-то? Дать мне какой-нибудь намёк или что-то такое? Хотя бы назвать место, где я могу начать поиск? Что же мне теперь делать?
Это был тот же вопрос, который я задала минуту назад, и в третий раз, она, в сущности, не ответила на него.
– Этого я тебе не могу сказать. Я только иногда могу являться перед тобой и давать тебе советы, Гвендолин. Не больше. Так гласит соглашение, которое боги приняли со своими чемпионами. Борьба происходит между вами и жнецами. Всё остальное находится в твоих руках. Решения должна принимать ты сама. Ни я, ни один из других богов не можем принудить тебя к чему-то, чего ты не хочешь делать, – сказала Ника. – Каждое существо, смертное или божественное, имеет свободу выбора. Решения, которые мы принимаем, используя нашу волю, определяют нас, делают нас теми, кто мы есть, хорошими или плохими. Всегда помни об этом.
Это была та же самая лекция, которую читала нам Метис по истории мифов пару недель назад, но и сейчас я не чувствовала себя с ней лучше, чем в прошлый раз. Конечно, свобода выбора – это здорово и всё такое, но я просто не понимала, как она могла мне помочь победить жнеца или Локи, если злой бог освободится.
Между тем, мы один раз обошли вокруг галереи. Богиня поднялась снова на подиум, на котором обычно в пантеоне библиотеки стояла её статуя.
– До сих пор ты мне очень хорошо служила, Гвендолин Фрост, – сказала Ника. – Ты с умом использовала свой разум и свою магию. Я надеюсь, что ты будешь продолжать так и дальше, ради всех нас. Богиня наклонилась вперёд и поцеловала меня в щёку. На одно мгновение меня накрыло её могущество, эта холодная, прекрасная, страшная сила, которая делала её той, кем она была. Моя кровь превратилась в лёд, так же как и в прошлый раз, когда она поцеловала меня здесь в библиотеке, и я почувствовала, как что-то передвинулось внутри меня. Что-то нашло своё новое место и дало мне новых сил, новое мужество и новую решимость. Это чувство уже не пугало меня. Уже нет.
