Текст книги "Тысяча слов (ЛП)"
Автор книги: Дженнифер Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Я хлюпнула носом и потянула за нить на покрывале, смотря, как увеличивается дырка от спущенной петли.
− Калеб и я расстались.
Она охнула.
− Что? Когда?
− Только что. Он приехал.
От громкого звука свистка я дернулась и отставила трубку от уха. Когда я снова приблизила её, Вонни заканчивала предложение:
− ...случилось? Что он сказал? Это из-за той девчонки, с которой он зависал?
Нить, за которую я тянула, оборвалась, и мне пришлось найти другую и дергать сильнее.
Ткань треснула.
−Нет. Ну... типа того. Он сказал, что я психопатка, потому что всегда обвиняла его в том, что он мне изменяет.
− Как он мог тебя винить? Ну, он ведь всегда с ней, да? Это отвлекающий маневр. Он, по-любому, с ней спит и ему не понравилось, что ты его спалила.
− Не знаю, Вон. Он клялся, что не спал. Зачем ему врать, если он собирался со мной расстаться? То есть, почему бы просто не сказать правду?
− Э, потому что он парень? Но это лишь мое предположение. Они только и знают, что врать.
− Ну да, − сказала я, хотя так не считала. С тех пор, как Рассел разбил Вонни сердце, она считает, что все парни такие же подлецы. Вторая нить порвалась, и я катала ее между большим и указательным пальцем.
− Не важно. Между нами уже всё кончено.
− Мне жаль, Лютик. Ну, правда, тебе без него лучше будет. Он всегда зависал с этими бейсбольными позерами, а ты одна оставалась. А потом уехал и злится из-за того, что ты по нему всего лишь скучаешь?
Она хмыкнула.
− Он этого не стоит. Теперь ты себе сможешь найти настоящего парня.
Слезы снова подкатывали, большей частью из-за того, что я была с ней не согласна. Калеб стоил этого. С ним у меня были самые долгие отношения. У нас было много хорошего, особенно до начала лета. И именно сейчас, когда я была так зла на него, я не могла просто забыть, как была счастлива с ним.
Я снова услышала звуки свистка и кроссовок, стучащих по деревянному полу.
−Ладно, Энни идет. Мне пора. Позвоню позже, ладно?
− Ладно, − сказала я, легла на бок и свернулась клубком, зажав телефон между ухом и кроватью, чтобы не держать трубку в руках.
− Не парься. Ты еще обрадуешься, что вы сейчас расстались. Ты сказала, он приехал на пару дней?
− Да. На выходные.
− И остановился у родителей?
− Думаю, да.
− Ладно. Хорошо, − сказала Вонни и повесила трубку.
Я погрузилась в сон, но мне ничего не снилось. Но через час я проснулась, и до меня дошло, что она сказала. Что она имела в виду, сказав «хорошо»?
ДЕНЬ 19
День 19
Общественные работы
Кабинет поверенного Калеба был одним из тех вычурных, строгих мест, заставленных мебелью из кожи цвета красного вина и лампами с абажурами кремового цвета, от которых исходил мягкий свет. Играла классическая музыка, но ее можно было услышать лишь, если молчать. В таком месте казалось, что можно говорить только шепотом, будто громкие разговоры запрещены.
Я дрожала, когда заходила внутрь, не зная, что ожидать. Я видела машину Калеба, припаркованную на стоянке, и знание того, что он находится в том же здании, будоражило мне нервы. Я увижусь с ним первый раз после нашего расставания, и я не знала, что будет. Я почувствую тоску по нему? Снова бабочки в животе? Или я заплачу? Боже, только не заплакать.
Тина подошла к приемной и подождала секретаря – стройную женщину, с идеально прямыми каштановыми волосами и накрашенными губами – ей нужно было открыть стеклянную дверь, отделяющую нас от зала ожидания.
Последний раз я виделась с Тиной, когда началось судебное разбирательство. Я была очень напугана, я просто сидела и рассматривала пятна на коврах в зале суда. Этот зал не был похож на те, что показывают по телевизору. Он больше походил на переговорную в Главном офисе. Длинный стол для заседаний, вокруг него стоял примерно десяток вращающихся офисных кресел. На судье, под его мантией, были надеты джинсы. Говорил он устало и лениво, и постоянно растягивал слова.
На остальных креслах сидели юристы. Юрист из DA-офиса, в бежевом костюме и с дорогим на вид дипломатом, сидел рядом с молодой женщиной в широком шерстяном костюме темно-синего цвета. Она едва кивала, когда он говорил, и подавала ему документы точно в нужный момент.
Тина, которую мои родители наняли сразу после первой встречи с полицией, сидела рядом со мной. Она выглядела неряшливо по сравнению с другими. Худощавая женщина с сильно вьющимися волосами, всегда с нахмуренным взглядом, постоянно спотыкающаяся на низких каблуках.
Я сидела в кресле и дрожала, когда судья вместе с другими просматривали хронику событий, которые привели меня сюда – как я отправляла фото на вечеринке, расставание, и то, что произошло потом. Тина отметила то, что, строго говоря, я была жертвой, а не виновником преступления.
– Мы не должны усугублять ситуацию, Ваша Честь, – отвечал мужчина в бежевом костюме. – Мы сочувствуем произошедшему, Мисс Мейнерд, и мы согласны с тем, что она также является жертвой. Но необходимо установить прецедент. Отправление фотографий в обнаженном виде несовершеннолетними является распространением детской порнографии, и мы понимаем, что необходимо донести до подростков эту мысль, если мы хотим остановить подобного рода поведение.
Судья кивнул, сказал несколько формальностей Тине и другим, и затем посмотрел на меня.
−Мисс Мейнерд, я думаю, вы извлекли суровый урок из всего этого.
Я кивнула.
− Да, сэр.
Он помолчал, думая, и затем принял решение об общественных работах.
Всё закончилось.
Мама держала меня за руку, когда мы выходили из зала суда. Папа провел нас по коридору. Я шла за родителями и слушала, как они разговаривают с Тиной − «повезло», «хороший судья», «удачно прошло» и всё такое. Папа пожал Тине руку и поблагодарил её; мне казалось, что я тоже должна сказать ей «спасибо», и вообще я должна быть благодарна за всё, что сейчас произошло, но не могла. Я смотрела, как она уходит, её кудрявые и жесткие волосы «подпрыгивали» в толпе. Я надеялась, что мне больше не доведется с ней увидеться.
Но вот всё снова повторяется, в другом кабинете, я смотрю на её затылок, на её кудрявые волосы, а она выжидающе смотрит и стоит у стола секретаря.
− Вы к мистеру Фрэнку? − прошептала секретарша, открывая дверь.
Тина кивнула.
− Да. Эшли Мейнерд? − она произнесла мое имя, и это прозвучало как вопрос, будто она не была уверена – тут я или нет. Если честно, мне казалось, что меня, правда, тут нет. Если бы она сказала: «Знаете, мы ошиблись. Мы не к мистеру Фрэнку пришли» − я бы с радостью поднялась и убежала. Забудьте об извинении Калеба – оно мне уже не нужно.
Несколькими минутами позже дверь открылась, и в комнату ожидания зашел мужчина в аккуратном костюме. Он кивнул Тине и протянул моей маме руку. – Миссис Мейнерд? Я Байрон Фрэнк, поверенный Калеба.
Мама встала и пожала его руку, но на вид казалось, что ей совсем не хотелось этого делать. Она повесила сумку на плечо и уверенно прошла к двери.
– Можете называть меня Дана. А это Эшли.
Мистер Фрэнк кивнул, глядя на меня и затем отвёл взгляд, будто я перестала существовать. Мне пришло в голову, что он мог увидеть моё фото, и мне стало очень неловко. Одно дело, когда мальчишки в школе могли увидеть фото; но совсем другое, если взрослый мужчина мог его увидеть. Я отмахнулась от таких мыслей, не нужно мне сейчас о таком беспокоиться. Мне ни о чем не нужно больше беспокоиться.
Мистер Фрэнк встал у двери и подпер её спиной, вытягивая при этом руку, как бы приглашая нас войти.
− Калеб ждет нас в комнате для переговоров. Не желаете что-нибудь выпить?
Я и мама отказались и прошли за Тиной в кабинет. Интерьер в этом кабинете был схож с интерьером коридора. Там даже висела люстра, освещая геометрические фигуры на стенах. Неудивительно, что секретарша говорила шепотом. Если бы я работала в таком роскошном месте, я бы тоже шептала всё время. Или у меня появлялось бы неконтролируемое желание поднимать шум, кувыркаться колесом, улюлюкать и громко вопить, лишь бы убедиться, что я жива.
Тина с мистером Фрэнком прошли широким шагом по коридору, и мы последовали за ними. Они тихо говорили друг с другом, и нам не было слышно их диалога. В итоге, мистер Фрэнк оглянулся на меня и маму.
− Спасибо, что пришли, − сказал он. − Это важно для Калеба.
− Почему? − спросила я, это прозвучало со злостью и недоверием, но мне правда было любопытно. − Я хочу сказать, почему он решил сделать это? − сказала я уже мягче.
Мистер Фрэнк замедлил шаг.
− Он раскаивается и хочет, чтобы ты и судья это поняли.
− Да, − сказала я, хотя мне не верилось, что Калеб так уж раскаивался. Когда мы последний раз разговаривали, он не выглядел раскаявшимся. И все-таки я верила, что он хотел, чтобы судья не сомневался в его раскаянии. Я бы тоже не сомневалась, если бы посмотрела на всё со стороны Калеба.
Не важно, что мне сказал мистер Фрэнк, я знала, почему Калеб решил извиниться. Не потому что сожалел. Просто, кто-то посоветовал ему так поступить. Он надеялся, что выпутается из неприятностей таким образом. Ему еще не назначили дату начала судебного заседания – он по закону уже был взрослым, и ему было еще паршивее из-за этого. Как сказал мой отец, вряд ли он отделается только общественными работами, как это было со мной. Наверное, извинение передо мной и моей семьей выставило бы его перед судьей в лучшем свете. Но это не особо похоже на извинение, да? Он не сожалеет о содеянном. Он сожалеет лишь о том, что попал в такую передрягу.
Мы зашли в комнату, где на всех окнах висели жалюзи. Мистер Фрэнк повернул ручку двери.
− Надеюсь, вы будете откровенны с моим клиентом, − сказал он, и я не могла точно сказать, кому из нас он это говорил – мне, маме, Тине или всем нам.
− Конечно, − сказала Тина, встряхивая волосами. Так было всегда, когда она говорила. – Надеюсь, он тоже будет откровеннен.
Мистер Фрэнк кивнул, открыл дверь и пригласил нас войти.
Тина обратилась ко мне.
− Ты готова? − спросила она и попыталась сочувственно улыбнуться, но это вышло так неестественно, что я догадалась − она не привыкла говорить вежливости. Я кивнула. Мама подошла и взяла меня за руку.
Калеб сидел на другом конце длинного стола, перед ним стояла содовая и лежали листы бумаги. Я молчала, будто в ожидании чего-то. Когда мое сердце начнет чаще биться, или горло сожмется от волнения, или в животе что-то ёкнет, или я начну злиться, или.. сделаю что-то еще.
Он выглядел таким маленьким. И худым, прямо тощим. Он определенно потерял вес. И под глазами у него были темные круги. Это был совсем не тот Калеб, с которым я когда-то целовалась. Он выглядел намного старше, будто был болен. Я только была шокирована тем, что это когда-то было моим парнем.
Он видел, как мы вошли, но даже не пошевелился. Его руки лежали на коленях, содовая и бумаги оставались нетронутыми. На его лице не отразилось ни одной эмоции. Но я не могла отвести от него взгляд. Хоть в комнате и были другие люди, казалось, будто мой взгляд завис на нем, и в комнате были лишь мы двое.
Мистер Фрэнк зашел и захлопнул дверь за собой, поспешно прошел к креслу рядом с Калебом и опустил руки на стол.
− Уверены, что не хотите пить? − спросил он маму и меня, и мы снова промямлили, что не хотим. − Ладно, не будем затягивать, − сказал он. − Мистер Коатс считает, что должен извиниться перед вами за его участие в произошедшем, и он приготовил речь. Калеб?
За его участие в произошедшем, подумала я с горечью. Его участие было главным. Без его участия, ничего бы не произошло.
Калеб поднял глаза на своего поверенного и затем медленно-медленно взял свои бумаги. Они покачивались в воздухе − его руки тряслись. Меня это порадовало. Он прокашлялся.
− Эшли, Мистер и Миссис Мейнерд, − начал он. Он замолчал, поднял взгляд и снова опустил его. − То есть, только...э, Миссис Мейнерд. Последние месяцы были для меня тяжелыми, как и для вас тоже, я уверен. Я много думал о том, что сделал, и понял, что должен извиниться. Миссис Мейнерд, простите, что нарушил спокойствие вашей семьи. Я понимаю, что мои действия привели к трудностям в вашей работе и в личной жизни, и мне очень жаль.
Он замолчал и снова поднял взгляд, и меня удивило, что мама кивнула ему не очень по-доброму.
− Спасибо, − тихо сказала она. Она не сказала, что извинения приняты, и я знала, что для мамы это было важно − то, что извинения не приняты, потому, что нескольких зазубренных предложений было недостаточно. Из-за того, что он сделал с нашей семьей. С папиной работой.
Калеб перевел взгляд на меня, и я, наконец, что-то почувствовала. Ностальгию, что ли. Тоску по прошлому. Я поняла, что уже выросла и не могу его ненавидеть, и мне бы хотелось, чтобы у меня не было для этого повода. Но я знала, что не смогу его вернуть. Не смогу вернуть нас, вернуть то, что было. Это невозможно, после всего, что произошло. Я бы хотела вернуть наивность − ту наивность, когда ты веришь, что парень никогда не сможет сделать тебе больно.
Калеб откашлялся снова и выровнял бумаги, которые держал в руках :
− Эшли, я знаю, что причинил тебе боль. Я не оправдал твое доверие, нарушил личное пространство и мне очень жаль. Также, я очень сожалею, ведь тебе пришлось через многое пройти из-за меня, люди говорили тебе гадости, ты попала на общественные работы, но ты не хотела сделать мне больно тем фото, а я хотел, и это было неправильно.
Я ничего ему не ответила. Когда он поднял на меня взгляд, я сидела и молчала. Я чувствовала на себе взгляды мамы и мистера Фрэнка, но не могла ничего ему ответить, поблагодарить за извинение или сказать, что всё в порядке.
− Надеюсь, ты простишь меня, − сказал он в заключение, положил бумаги на стол, сел и снова опустил руки на колени.
Несколько долгих минут мы все молчали. Я понимала, что все ждут от меня какого-то ответа, но я не могла. «И это всё? − хотелось мне прокричать. Ты же ничего не сказал! Ни за что не извинился! Да и эту кипу ничего не значащих слов для тебя поверенный наверняка написал!»
Мне хотелось уйти отсюда. Убраться подальше от этого запавшего парня и не слушать его. Мне хотелось, чтобы вся эта неразбериха закончилась, и чтобы всё вернулось на свои места. Вернуться туда, где люди не будут шептать обо мне по углам. Вернуться к тем временам, когда родители доверяли мне, и мы были близки, когда друзья меня не предавали, и я была в них уверена. Мне нужно было больше, чем просто извинения. Как я могла подумать, что его «мне жаль» будет достаточно? Даже если он говорил искренне?
− Ладно, − наконец сказала Тина, − Спасибо тебе.
Она говорила с мистером Фрэнком о предстоящем судебном разбирательстве, но я не слушала. Эмоции, мысли и чувство несправедливости нарастали у меня в душе с тех пор, как всё начало рушиться. Мне казалось, что меня сметает с лица земли, эти мысли уносят меня. Когда я смотрела вниз, мои руки уютно устроились на столе, ноги протянулись вдоль кожи кресла цвета красного вина. Мама выглядела немного сердитой, разочарованной и несчастной. Как мы могли быть спокойны и держать всё под контролем?
− Спасибо, что пришли, − сказал мистер Фрэнк, отставляя кресло от стола и вставая, посмотрел на часы, будто это встреча была одной из многих в его расписании. У него наверняка есть клиенты больше и лучше, дела крупнее. Это наши жизни, но для него очередное дело. Всё это время мои мысли и чувства поедали меня, мне нужно было выпустить их наружу.
− Я не сделала тебе больно, − выпалила я. Мистер Фрэнк сел обратно в свое кресло и посмотрел на Калеба. − Когда мы расстались, я оставила тебя в покое. Дала тебе уйти. Зачем ты так поступил, Калеб?
Калеб посмотрел на свои колени и медленно покачал головой.
− Не знаю, − он поднял на меня взгляд, и в его глазах я видела боль. − Но просто знай, я не думал, что всё выйдет из-под контроля и выльется в такое. Я думал, это останется только между несколькими людьми.
− Значит, ты просто планировал полностью унизить меня по-тихому? Боже, спасибо, мне стало легче.
− Нет, я планировал... Не знаю, − он потер голову. −Я просто разозлился, но это было глупо и неправильно. Просто так получилось. Мне жаль
− Тебе жаль из-за твоего поступка или тебе жаль, что у тебя из-за этого проблемы? − бьюсь об заклад, что ему не было бы жаль, если бы он не попался.– Чего именно тебе жаль?
− Мисс Калвер, − сказал мистер Фрэнк Тине, − Нашим намерением не было позволять демонстрировать агрессию по отношению к мистеру Коатсу. Цель встречи – извинение.
Огромный рот Тины открылся.
− К-конечно нет, − пробормотала она, − Но, поймите, моя клиентка хочет выразить некоторые свои мысли.
− Я думаю, меньшее из того, что он может сделать для моей дочери, это ответить на несколько вопросов, вы так не считаете? − сказала мама, перебив Тину. Она положила руку на спинку моего кресла.
Мистер Фрэнк протянул руку в сторону мамы, но говорил с Тиной.
− Я понимаю, что мисс Мэйнэрд задела эта неудачная ошибка. Но вы должны понять, что и мистера Коатса это затронуло. Может, даже больше.
− Но и вы должны понять, что это не было ошибкой, − сказала мама уже более громким голосом. − Вы же слышали, что он сделал это преднамеренно. Не похоже на случайность.
Мистер Френк поднял руку над столом, и я поняла, что это обидело его как юриста. Выражение его лица стало серьезным, и язык тела изменился. Он сел, наклонившись вперед, ладонь выставлена в сторону мамы, будто он физически хотел удержать ее и отдалить. Тина, похоже, тоже почувствовала что-то. Она поднялась и собрала вещи со стола, будто хотела поспешно выставить меня.
−По закону это считается ошибкой. Но мы здесь не для этого.
− Всё в порядке, − перебил Калеб. Он судорожно вздохнул. −Я отвечу на её вопрос, − он взглянул на меня. − Я жалею, что не расстался с тобой, когда мне исполнилось 18, − сказал он. − И я не говорю это из подлости. Просто, если бы я тогда с тобой расстался, у меня бы... − он умолк, покачал головой. Я заметила, как увлажнились его глаза. Меня это удивило; я переживала, что он увидит мои слезы, но плакал он. − У меня бы не было этих проблем, − наконец сказал он. Я видела, как его адамово яблоко двигалось – он глотал слезы. – Они назвали это фото детской порнографией. Если меня признают обвиняемым, то посчитают сексуальным маньяком. Я хочу стать учителем, Эшли, а сексуальным маньякам нельзя стать учителями. Мне придется съехать от родителей, потому что они на той же улице, где находится моя старая начальная школа. Люди подумают, что я больной извращенец, но ты знаешь, что это неправда. У нас даже секса не было. И я тебя не просил об этом. И вообще, я тебя не просил отправлять то фото. Так что прости, что не расстался с тобой раньше, и если бы я мог изменить то, что произошло...
Мистер Фрэнк опустил руку на колени и скрестил ноги в позе самоуверенного человека. Он снова посмотрел на часы.
− Если все довольны...?
− Эшли? – сказала Тина. − Может, хочешь что-нибудь еще сказать?
Я отрицательно покачала головой. Что еще я могла сказать? Мы оба в беде, и всё из-за глупой, детской мести.
Мама встала и повесила сумку на плечо.
− Ладно, мне жаль, что тебе пришлось через это пройти, Калеб, − сказала она. − Но это был твой выбор. Мой муж, возможно, тоже потеряет работу и это не его вина. Это из-за тебя.
− Дана, − сказала предупреждающе Тина.
Мистер Фрэнк тоже поднялся и поправил ремень на брюках.
− Остановимся на этом, миссис Мэйнерд, мы не для этого здесь, у мистера Коатса и меня назначена другая встреча, так что расходимся, − хватит с «гостеприимного хозяина» мистера Фрэнка. Наше время вышло, и мы должны уходить − он прекрасно дал нам это понять.
− Да, думаю мы закончили, − сказала мама. − Выход найдем сами, − она направилась к двери. Я пошла за ней, бросив взгляд на Калеба в последний раз. Он сидел, уставившись на помятые бумаги на столе, потирал свои впалые щеки. Он поднял взгляд, и наши глаза встретились, но я быстро отвела их, пытаясь сосредоточиться на затылке Тины.
Я всё-таки высказала всё Калебу. Но проблема была в том, что я не почувствовала себя лучше. Может, даже стало хуже.
СЕНТЯБРЬ
Сообщение 107
«Да заткнись! Эшли Мейнэрд! 555-3434»
Я ковыряла вилкой блинчик, создавая «произведение искусства» из масла и сиропа, которым он был облит.
Мой отец говорил и говорил, казалось, это никогда не кончится. До моего сознания долетали лишь обрывки фраз. «Что за напыщенный индюк… Он думает, может всем распоряжаться… Нужно ему сказать…»
Мама периодически выдавала лишь односложные фразы, чтобы показать, что слушает его. «Ага», «угу» и короткие вздохи в перерывах между поеданием омлета.
Папа целыми днями мог говорить об этом. Что-то про судью, с которым папа никогда не ладил. Этот человек публично заявил, что у отца мелкая работенка, к тому же зарплату постоянно урезают. Папа слонялся по дому без дела, ворчал на телик, орал на кого-то по телефону, много пил и говорил, что после каждого приема пищи у него болит желудок – особенно после завтрака. Такими были последствия речи судьи.
«Думаю, нужно сходить в газету и поговорить с ними самой» – говорила мама. Я допила свой сок и посмотрела на часы – нужно собраться и заставить себя пойти в школу. После разрыва с Калебом я была так подавлена, что было лень даже двигаться, что уж говорить про то, чтобы сидеть часами в классе и слушать учителей. А если я начинала снова думать о Калебе, то подступали слезы. Я так устала плакать. Не хочу быть одной из девчонок, которые постоянно хныкают и объявляют каждому встречному о своем разбитом сердце.
− Нужно собираться в школу, − наконец сказала я, поднялась и поставила тарелку в раковину.
Мама и папа посмотрели на меня. Отец наконец-то прекратил свою тираду.
− Ты же не съела ничего, − сказала мама.
− Я не голодна сегодня. К тому же, на математике мы будем есть пончики, − солгала я, – один тест хорошо написали.
− О, поздравляю, милая! − воскликнула мама, но папа перебил ее и рявкнул, тыкая вилкой в мою сторону:
−Видишь? А они винили меня в проблемах с бюджетом! Если учителя таскают еду каждому, отличившемуся на тесте...
Я направилась к двери, взяла сумка и обулась.
Мама покачала головой и подошла ко мне, не обращая внимания на папу.
− Ты в порядке? − спросила она, смотря на меня с подозрением.
Я с усилием улыбнулась, пытаясь выглядеть нормально.
− Лучше некуда, мам, правда. Вчера много съела, так что я не голодна.
− Ладно, но если почувствуешь, что что-то не так, сразу звони мне, ладно?
− Конечно.
Я услышала гудок машины Вонни и подпрыгнула от неожиданности.
− Вон уже здесь. Удачи в школе, − сказала я и поцеловала маму в щеку.
− Эй, это мои слова, − сказала она с улыбкой. Одна из наших глупых шуточек.
Когда я вышла на улицу, услышала музыку из машины Вонни. Чейенн и Энни уже сидели в машине, болтали, перекрикивая друг друга и музыку, биты которой, казалось, отскакивали от стен соседских домов – такой громкой она была. Миссис Доннелли в розовом халате и чашкой кофе в руках, сидела на крыльце в своем кресле-качалке. Я улыбнулась ей и помахала, она хмуро кивнула мне.
Когда я открыла дверцу, музыка «обрушилась на меня». Вонни громко смеялась и терла уголки глаз пальцами – чтобы тушь не потекла.
Я уселась на заднее сидение и положила рюкзак на колени. Чейенн и Энни громко подпевали играющей песне со стаканчиками из Старбакса в руках. День был очень жаркий – в такие дни снова хочется на каникулы. В школу есть желание ходить лишь в серую, промозглую погоду, а не когда на дворе стоит августовская жара.
− Привет, Лютик! – воскликнула Вонни, − Прости, поменяли информацию на Фейсбуке, не спросив тебя. Сегодня утром прямо успех, – она посмотрела на меня в зеркало заднего вида и все прыснули со смеху.
− Да без проблем, − сказала я, не совсем понимая, что тут такого смешного.
Я посмотрела по сторонам.
−В чем дело? – спросила я.
− Ничего, − невинно ответила Вонни, – Клянусь.
Мы выехали на главную дорогу.
− Знаешь, мне правда кажется, я вчера потянула коленку, − сказала Энни, подалась вперед и выключила музыку, − Я упала прямо в ту канаву. Теперь у меня на коже пятна от травы, серьезно. Не на одежде, а на коже.
− У меня на правой руке следы от крема для обуви, − сказала Чейенн, − Тебе повезло, что сосед заехал в свой гараж, Энни. А то он бы тебя заметил.
− Знаю. Поэтому я прыгнула в канаву. Я так испугалась.
− Что? – спросила я, – Ребят, что вы вчера делали?
Их глаза встретились, но никто не сказал ни слова. Через секунду, они громко захохотали.
− Нет, ну правда, − сказала я, – О чем вы говорите?
Я начала беситься, хоть их смеющиеся лица тоже вызывали у меня улыбку.
− Самосуд, − ответила Вонни.
− Больше похоже на приведение коленки в порядок, − сказала Энни.
Но я все еще не могла понять, в чем дело.
− Ладно, можете не говорить.
Вонни, наконец, выключила музыку и бросила короткий взгляд в мою сторону, пока смотрела, что там с пробками. На повороте к школе как всегда полно машин.
− Самосуд, − повторила она, – Мы восстановили справедливость.
− Точно, − сказала Чейенн, потягивая сок через соломинку, и громко рыгнула.
Энни назвала ее противной и кинула в нее скомканной салфеткой.
− Рассказывайте, − сказала я с улыбкой.
Что бы они ни сделали, это точно что-то сумасшедшее, судя по тому, как они говорили. Мне стало немного завидно, оттого, что они не позвали меня.
Мой телефон завибрировал. Сообщение. Когда я посмотрела на экран, у меня перехватило дух. От Калеба. С одной стороны, я разозлилась, что он написал мне, хотя говорил, что ни слова мне больше не скажет, а с другой – я надеялась, что он хочет извиниться и вернуть меня. Я открыла сообщение, тяжело дыша.
Но там было лишь: «Какого хрена?»
Я была уверена, что он ошибся номером, так как не понимала, о чем он. Наверно, хотел отправить это Холли или какой-нибудь еще девчонке из колледжа, из-за которой расстался со мной.
В ответ я написала: «???»
Машина Вонни медленно двигалась за минивэном, скорее всего принадлежавшим одной из мам второкурсников.
Иерархия людей по их машинам имеет большое значение в нашей школе. Всегда можно определить хозяина по его машине. Минивэн или Вольво? Второкурсник с родительской машиной. Старушечья машина с наклейками на бампере, с надписями типа: « У меня есть еще и грузовик» Первокурсница на своей первой машине. Новый Мустанг, припаркованный у выставки картин? Точно старшекурсник. Или ржавая, вся в рисунках из баллончика развалюха, все четыре шины – запасные? Наркоманы. От таких машин лучше держать подальше. Если не хочешь, чтобы твои карманы потом проверяли на предмет в них наркотиков.
− Мы восстановили справедливость для тебя, − сказала Вонни.
− Для меня? О чем ты?
− Не злись. Все ради любви, − сказала Чейен, похлопав меня по плечу.
− Я даже не понимаю, из-за чего мне злиться, − сказала я, думая, что ничего тут серьезного. Чтобы они не сделали, это должно быть ерунда.
− Мы показали миру правду, − встряла Энни.
Вонни продвинулась еще дальше, стуча по педалям в ритм – казалось, мы двигаемся под какую-то песню, которая не слышна другим. Минивэн перед нами очень медленно разворачивался и Вонни нажала на клаксон.
Она посмотрела на меня.
− Тебе понравится, Лютик. Мы ему показали.
− Ему? Кому?
И, будто в ответ на мой вопрос, завибрировал телефон. Калеб. О, нет. Не могли же они... Я открыла сообщение.
«КРЕМ ДЛЯ БРИТЬЯ? СЕРЬЕЗНО? КОГДА ТЫ ПОВЗРОСЛЕЕШЬ?»
Теперь все встало на свои места.
− Вы намазали дом Калеба кремом для бритья?
Когда мы были в средней школе, такое было серьезным делом. Крем очень сложно оттереть, к тому же он очищает стекла, поэтому все, что ты писал, остается на стекле, даже после того, как крем смыли. Поэтому тому, с кем это произошло, придется очень тщательно отмывать все стекло. Настоящая заноза в заднице, но это и делает ситуацию очень забавной. Но последний раз мы так делали в 12 лет.
Девочки залились смехом. Минивэн перед нами, наконец, выехал на дорогу перед школой, Вонни объехала его и подъехала к парковке.
− Окна в доме его родителей, выходящие на улицу, − выдала она в перерывах между взрывами хохота.
− И намазали кремом для обуви стекла его машины, − добавила Чейен, − Хотя тут мы обязаны Вонни. Оказывается, она клевый художник, особенно, когда дело доходит до рисования пенисов.
Снова взрыв хохота, от которого у меня пересохло в горло. Это было и, правда, очень весело, но, судя по сообщениям Калеба, он нашего веселья не разделял. Но винить его за это я не могла.
− Вы нарисовали пенисы на стекле его машины?
− Еще она написала «Люблю сосать члены», − ответила Энни, смеясь так, что прежде чем сказать «члены», она несколько раз сделала паузу.
− И мы написали «у него маленький член» на его окне. Ничего такого особенного мы не сделали. Все смоется. Не злись, Лютик. Он заслуживает большей мести за то, что сделал.
− Я не злюсь, − сказала я очень тихо. У меня вспотели руки.
Я написала Калебу : «ЭТО НЕ Я.»
Они продолжали болтать, рассказывая мне о пережитых вчера казусах и опасностях, не прекращая смеяться. У меня начала болеть голова от вымученной улыбки, которой я не хотела разубеждать их в том, как все это смешно, не переставая надеяться, что Калеб не стал ненавидеть меня еще больше. Хотя теперь это, наверное, так. Я бы также обозлилась на человека, сделавшего такое мне.
Наконец, когда машина подъехала к парковочному месту, мой телефон завибрировал. И последним сообщением в то утро было − «ОТВРАТИТЕЛЬНО, ГОРИ В АДУ».
СЕНТЯБРЬ
Сообщение 111
«Хватит уже всем пересылать это. Даже смотреть не хочу, отвратительно. Не хочу каждый раз, когда включаю телефон, видеть сиськи этой девчонки».
Сообщение 112
«У тебя обвисшие сиськи, лол».
Сообщение 113
«Я бы лучше умерла на месте Эш Мейнерд».
Сообщение 114
«ДА МНЕ БЛЕВАТЬ ХОЧЕТСЯ, КОГДА СМОТРЮ НА ЭТО!»
Я знала, что на секции по бегу буду больше всего скучать по Калебу. Бег был, в каком-то смысле, нашей фишкой. Был частью нас. Мы познакомились на беге, сидели вместе в автобусе, когда ехали на занятия, сидели вместе на поле, бегали и подбадривали друг друга во время соревнований. Когда тренер Иго ругала меня за медлительность, Калеб заступался за меня. А когда я собиралась все бросить, что происходило почти каждый день, он отговаривал меня. У каждого из нас были свои друзья в команде, но мы отделились от всех и большую часть времени проводили вместе − только мы вдвоем. Когда Калеб поступил в колледж, с собой он забрал самую важную причину, по которой я занималась бегом. Без него было жарко, одежда липла к телу, меня продуло, я устала, и мне надоело заниматься одним и тем же видом спорта, которым я увлекалась с 8 класса.
Но когда мы расстались, стало еще хуже. Раньше я могла надеяться на то, что он отвезет меня домой, но сейчас знаю – этого больше не произойдет. Я представила, как он разминается на другом поле, рядом с другой девушкой, смотрит на ее шорты, когда она обгоняет его, несет ее сумку.
