Текст книги "Вкус страсти"
Автор книги: Дженнифер Блейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Она опустилась на всю стопу и стала недоуменно разглядывать обездвиженное тело Дэвида. Что ее беспокоило? Он едва ли осознавал происходящее и все же взволновал ее так, словно потянулся к ней. Неужели она настолько испорчена?
Локоть его покрывали многочисленные полоски засохшей крови, сбегавшей туда с плеча. Кожа вокруг этих красных полос сморщилась и стянулась и была очень неприятна на вид. Если бы удалось перевернуть его на бок, то она избавилась бы от этого отталкивающего зрелища.
Оливер стоял снаружи – охранял вход. Маргарита уже открыла рот, собираясь позвать его, но неожиданно передумала. Покосившись на Астрид, она сказала:
– Поможешь мне?
Астрид отложила старую простыню, которую рвала на полосы. Поняв, чего именно хочет от нее хозяйка, она подошла к ней и принялась с усилием толкать тело Дэвида, недовольно ворча, пока, наконец, им не удалось повернуть его лицом к стене, открыв спину. Одной рукой отжав тряпицу, Маргарита стала стирать красные ручейки, запачкавшие бок рыцаря. Она провела тряпкой по его плечу, где красовалось размытое темно-красное пятно, доходившее почти до того места, где кожа была бронзовой от загара – несомненно, оно образовалось в результате постоянных упражнений с мечом под средиземноморским солнцем.
Из-под засохшей крови постепенно проявилось какое-то клеймо. Маргарита слегка наклонила голову и стала действовать с еще большей осторожностью. Деталь за деталью открывался любопытный рисунок, въевшийся в кожу. Все изображение было размером не больше трех квадратных дюймов. Маленькое, но очень четкое, оно не походило ни на что, когда-либо виденное Маргаритой, и представляло собой ряд небольших колец, расположенных вплотную к внутреннему кольцу, еще меньшего размера, и уходящей вниз прямой палке. Края колец были гладкими и шелковистыми, почти вровень с кожей, словно находились на ней уже долгие годы.
«Очень похоже на настоящее клеймо», – подумала растерявшаяся Маргарита. Если так, его, наверное, поставили очень давно, возможно, когда Дэвид был еще ребенком. Однако она никогда прежде не видела его, ни единого раза за все годы, проведенные в Бресфорд-холле. Она бы запомнила.
Конечно, запомнила бы, если бы ей было позволено увидеть Дэвида на таком близком расстоянии без рубахи.
Но подобная вольность ей, разумеется, даже в голову не приходила.
Естественно, она ни разу не видела его без штанов, скрывающих мускулы его бедер и икр, прячущих заросли более темных, чем на груди, но тоже блестящих золотистых волос. Конечно, вязаная одежда, которую носило большинство мужчин, оставляла мало места воображению, и, естественно, все было совсем иначе, когда ничто не мешало разглядывать совершенные мужские формы. И как жаль, что полотняное белье, скрывающее чресла, не сняли вместе с остальной одеждой – а ведь многие из тех, кто носил длинные штаны с камзолом, белье вообще не надевали. Белье давало дополнительную защиту во время сражений или турниров, таких, как сегодняшний, но мешало разглядеть все подробно.
– Миледи! – ахнула Астрид, вглядевшись в старый шрам.
Маргарита, все еще хмурясь, подняла глаза.
– Что?
Карлица на мгновение встретилась с ней взглядом, но тут же, тряхнув головой, опустила глаза.
– Мне показалось… нет, не думаю…
– Что тебе показалось?
– Глупость, наверное. Вы… вы закончили?
Маргарита кивнула, вздохнула и опустила тряпку в таз с водой. Действуя сообща, они опять положили Дэвида на спину. Она на секунду задумалась: не лучше ли ему лежать на животе? Но матрац слишком сильно провисал на поддерживающих его веревках, чтобы такая поза была удобной. В любом случае надо было смыть кровь с его главной раны, подсыхавшую в волосах у виска.
Одной рукой она выжала воду из куска полотна, обернулась и протянула руку к лицу Дэвида, собираясь убрать белокурую прядь с большого синяка, доходившего до линии волос.
Неожиданно Дэвид поднял руку. Запястье Маргариты оказалось сжатым так сильно, что чуть не сломалась кость. Встретившись взглядом с Дэвидом, она ахнула. Ее сердце затрепетало от ярости и обвинения, читавшихся в голубых с металлическим блеском глазах рыцаря.
Тряпка выпала из ее обессилевших пальцев и, хлюпнув, приземлилась на грудь раненого.
– Вы только посмотрите, что вы наделали! – раздраженно воскликнула она, глядя, как под повязку просачивается вода.
Его хватка немного ослабела. Его лицо теперь выражало замешательство, вытеснившее недовольство и гнев.
– Миледи?
Маргарита рывком высвободила руку и подняла тряпицу. Она замерла на месте: облегчение окатило ее мощной волной, заставляя сжаться каждый мускул. Дэвид жив, он пришел в себя! Она так боялась, что этого никогда не произойдет! Какой сильный страх ее снедал, она осознала только теперь, освободившись от него.
– Миледи, – едва слышно повторил Дэвид, – что вы делаете?
– А вы как думаете? – отозвалась она.
Вместо ответа он огляделся, и глаза его изумленно распахнулись.
– Вы в моих покоях!
– Я ухаживаю за вами по приказу Генриха. Вам нанесли удар кинжалом, если помните. – Момент был неподходящим, чтобы сообщить ему, в каком отчаянии она находилась, как боялась, что ее задача состоит в бдении у постели умирающего.
Он встретился с ней взглядом, и в его глазах вспыхнуло понимание. Они мгновенно потемнели, стали более синими, более яркими, а взгляд – более встревоженным.
– Вы? Одна? – наконец уточнил он.
Она резко кивнула.
– Для вас это, наверное, непривычно – оказаться оставленным на чью-то милость.
– Не так уж и непривычно, – возразил он, внимательно разглядывая ее, – если речь идет о вашей милости.
Она не смогла сдержаться и улыбнулась.
– А вы против?
– Я мог придумать судьбу и похуже. – Он облизнул губы, словно они пересохли.
– Я тоже, – согласилась она, и ее улыбка испарилась при мысли о том, что он мог умереть. Она не сводила взгляда с его глаз, отмечая серебристое сияние, похожее на блеск тысячи крошечных лезвий, вокруг его зрачков, проплывающие по ним тени, нечто в самой глубине, напоминающее нерешительность. – Вам… вам что-нибудь нужно?
– А как насчет пива? – хрипло спросил он, и в его голосе прозвучала надежда. – Меня мучает дьявольская жажда, а голова…
– Подозреваю, что она болит, и сильно, – сказала она, когда он замолчал.
Маргарита кивнула Астрид, и та мгновенно выскочила из комнаты, чтобы принести требуемое. Маргарита не сомневалась: поскольку голова у малышки варит, она принесет не только пиво, но и воду.
– От самой макушки и до подошв все внутри пульсирует. – Он закрыл глаза, и на его скулах заходили желваки. – Кроме того, я вижу вас в двойном количестве. Две Маргариты, обе прекрасные, но я только одну сейчас могу порадовать.
– Вы ни одну не можете порадовать, – поправила она, желая заставить его продолжать говорить.
– Вы так думаете? – Он не открывал глаз, но уголки его губ дрогнули.
– О да!
– Прекрасная клятва. Сохраните ее в памяти до подходящего момента.
У него, похоже, путались мысли. Но он еще не мог бредить, слишком рано. Или мог?
– Который в данных обстоятельствах не настанет никогда, если потрудитесь вспомнить.
– Разве я мог забыть?
На это ей ответить было нечего, тем более что в его тоне она уловила горечь. Но где же Астрид? Она выскочила из комнаты целую вечность тому назад.
– Я голый?
Вопрос резко переключил ее внимание на пациента.
– Нет… не совсем, – с легкой дрожью в голосе ответила она.
Его глаза оставались закрытыми, но она не позволила своему взгляду снова скользнуть по его могучему телу, как это было уже много раз. Да, именно не позволила.
Один глаз больного открылся, но медленно, словно с большим усилием.
– Очень жаль.
– Дэвид! – Он не понимал, что говорил. Конечно не понимал.
– Кто меня раздел?
Она громко сглотнула.
– Астрид и я, – ответила она, трусливо поставив имя своей служанки первым.
Его глаз снова закрылся. Раненый молчал, словно впитывая полученные сведения.
– Мне жаль, что я это пропустил.
Жар поднялся в ее теле удушливой волной, затопил ее всю, стек к низу живота.
– Это было необходимо, – торопливо, едва дыша, заверила она его. – Я бы не хотела, чтобы вы подумали…
– Слишком поздно. – Его губы дрогнули в улыбке.
– Вы хотите сказать…
– Я уже подумал об этом.
– Дэвид…
– Ну, говоря по правде, я уже сотню раз об этом думал, – глухо и как-то бессвязно произнес он. – Я представлял себе вас здесь, со мной, и мы оба были обнажены. Вы были со мной и в шатрах, и во дворцах, и в сотне бань, и у тысячи походных костров. Я закрываю глаза, и вы приходите ко мне, безо всякой одежды, а ваши волосы сияют и развеваются…
Она бессознательно протянула руку, собираясь прижать кончики пальцев к его губам, чтобы остановить поток волнующего признания. А когда он улыбнулся ей из-под пальцев, она задрожала.
– Маргарита!
– Что? – Почему голос у нее внезапно охрип? Он назвал ее без титула – без «леди». Возможно, она не настолько возвышенна в его мыслях или даже в его мечтах.
– Вы одеты?
– Разумеется. – Она отдернула руку от его губ: ее нестерпимо будоражили движения его губ под чувствительными кончиками ее пальцев, щекотка от его теплого дыхания.
– А вы бы…
– Нет, – сказала она, прежде чем он успел произнести свою тихую просьбу.
– Я боялся, что вы скажете «нет». – Он вздохнул – этот долгий свистящий звук был свидетельством поражения. Он замотал головой, словно не мог терпеть боль. – Тогда поцелуйте меня.
Поцеловать вас. – Эти слова она прошептала едва слышно.
– Поцелуйте – и боль уйдет. Поцелуйте – и все будет хорошо. Такая малость, конечно же, допустима.
ГЛАВА 8
– Просто… поцеловать вас, – повторила Маргарита.
Дэвид уловил в ее голосе нотки любопытства, которое она попыталась скрыть, – а значит, она тоже об этом думала. От таких мыслей голова у него стала болеть в два раза сильнее, ему даже начало казаться, что с каждым ударом сердца мозг бьется о верхушку черепа. И разве он не заслужил такую муку?
Да он просто глупец, раз решился дразнить ее! Впрочем, сопротивляться такому желанию было невозможно, тем более что она, очевидно, считала, что он бредит. Может, и бредит, только совсем немного, раз ему удалось так далеко зайти. Он хотел получить этот поцелуй больше всего на свете, хотел прикоснуться губами к ее губам – хотел сильнее чего бы то ни было за последние несколько лет, возможно, сильнее чего бы то ни было вообще за всю свою жизнь.
Но, конечно же, не собирался на этом останавливаться. Коснуться ее, насладиться ее вкусом и открыть ей кое-что из того, что происходит между мужчиной и женщиной, – все это могло стать первым набегом в задуманной кампании, предназначенной убедить ее, что освободить его от клятвы означает совершить добрый и необходимый поступок. В дело должно идти все, что поможет превратить ее реакцию в реакцию любовницы, а не друга. В кампании соблазнения ничто не помогает так хорошо, как желания самой женщины. По крайней мере, так ему довольно часто говорили Оливер, да и другие мужчины тоже.
Он никогда не начинал игру в соблазнение, если не испытывал никакого интереса, хотя и принимал предлагаемые дары, если дама отличалась миловидностью. Сказать по правде, он намного легче сдавался на милость опытных соблазнительниц, когда они хоть чем-то, хоть немного напоминали ему леди Маргариту. Он был безнадежен. По крайней мере до сего момента, когда она оказалась так близко, как никогда прежде.
– Моя голова, – прошептал он и вздрогнул – следует отметить, не совсем притворно, – он, конечно, утишит головную боль.
В ее глазах мелькнула тень беспокойства, но и любопытство, прежде чем она опустила ресницы.
– Правда?
– Да, – с трудом каркнул он.
Она пошевелилась, заставив зашуршать свое платье. Он почувствовал, как ее грудь мягко прижалась к его руке, и чуть не застонал от этого сладостного, сводящего с ума прикосновения. Он обратил к даме свое лицо, но не сумел бы произнести ни слова, даже если бы от этого зависела его жизнь. Каждый дюйм его кожи окаменел от нетерпения, а губы покалывало от жгучего желания.
– Ну, если вы уверены… – протянула она.
Край ее покрывала скользнул по его обнаженной коже ниже повязки. Это прикосновение так походило на ласку, что он вздрогнул. Он уловил сладкий, свежий аромат, характерный лишь для нее, когда она еще ближе придвинулась к нему и наклонилась, не вставая с колен. Она коснулась его лица кончиками пальцев, и они обожгли его челюсть нежным огнем, легонько потрогали щетину, уже успевшую вырасти, хотя он брился сегодня утром. Ее дыхание щекотало ему подбородок.
Ее лицо было совсем близко, а глаза так потемнели, что казались почти черными. У него все плыло перед глазами и раздваивалось: он видел два лба, два носа, два нежных, но упрямых подбородка, четыре ласковых глаза. Он опустил веки: у него снова закружилась голова.
И в это мгновение ее губы коснулись его губ. Касание было легким, едва ощутимым. Но тут ее губы прижались плотнее, так, что они в точности повторили форму его губ: стык в стык, край в край, уголок к сладкому уголку.
Мир вокруг них исчез. Дэвид сдержал стон, то ли опасаясь, что Маргарита пошевелится, то ли страшась, что не пошевелится. Он не дышал, перестал думать, каждая частичка его тела замерла, когда кончик ее язычка проложил горячую влажную дорожку по гладкой поверхности его губ, вкушая его с такой невинной жадностью, что у него кровь закипела в жилах.
Он почувствовал, как Маргариту пробирала дрожь, как она внезапно вцепилась в волоски у него на груди, когда он разомкнул губы, позволив ее язычку скользнуть внутрь. Он двинулся вперед, но остановился. Однако она не отстранилась, как он почти ожидал, а задержала свой язычок на влажной и жаркой внутренней поверхности его губ, словно изучая их особенности. Он хотел заставить ее пойти дальше, но принудил себя сохранить неподвижность.
Она коснулась гладких краев его зубов, натолкнулась на шероховатую поверхность его языка и игриво провела по его краешку.
Его снова пронзила боль, даже более сильная, чем во время удара кинжалом в бок. Он позабыл все поцелуи, которые когда-либо получал от женщин, утонув в восхитительном аромате этой встречи губ и дыханий. Дэвид хотел, чтобы это длилось целую вечность. Он бы позволил ей любые эксперименты, предоставил доступ ко всему, чем он был или намеревался быть. Не помня себя от желания, он поднял руку и, просунув ее под покрывало, положил ладонь ей на затылок, пытаясь удержать ее голову в таком положении.
Господь милосердный! Как же он хотел ее, ему не было нужно ничего, кроме обладания ею.
Она была единственной слабостью его души, и он очень хорошо это осознал, когда кровь рванулась по венам жаркой волной, накрывающей разум. Она была намного опаснее любого врага, но его это не беспокоило. Она принадлежала ему, всегда принадлежала, если только ему удастся убедить ее в этом.
– Дэвид…
То, что его имя она произнесла хрипло, с такой мольбой, заставило его забыть обо всех своих добрых намерениях. Он не планировал воспользоваться тем, что ее губы разошлись, произнося единственное слово, но ринулся между ними прежде, чем понял, что именно делает. Ее сладость пролилась на его язык напитком из вина и опия, и это делало его неистовым. Он смаковал ее, пил ее, открывал ее атласные тайны, а его грудь вздымалась от сдерживаемого дыхания, от переполнившего его ощущения глубокого единения душ.
Гладкий бархат ее языка, скользкие и острые края ее зубов, ее теплота, и влажность, и мягкость были бесконечно искушающими. Она туманила ему разум, заполняла безумные, головокружительные мысли одной лишь собой, а еще – жаждой, которую она поддерживала в нем. Нужно остановиться, пока он не напугал ее, остановиться, пока пульсирующая боль в голове не потянет его с собой в черноту или пока бурлящая кровь не хлынет наружу из раны, заливая повязку. Но он не мог так поступить, ему не хватало силы воли, чтобы отпустить ее.
Он почувствовал, как она задрожала, и эта дрожь пронзила его до глубины души. Стон, сорвавшийся с ее губ, в котором прозвучало его имя, хриплый, отчаянный, был созвучен терзавшему его голоду, и он наконец понял это. Так неохотно и так мучительно медленно, что от этого сводило мышцы, он заставил себя разжать пальцы, позволил Маргарите оторваться от его губ.
– Спасибо, – произнес он таким низким голосом, что это больше походило на сдавленный рык.
Она резко вдохнула, словно только что очнулась ото сна.
– Не… – начала она. Замолчала. Попробовала еще раз: – Не стоит благодарности.
– С моей точки зрения, это очень даже стоит благодарности. – Он внимательно разглядывал ее лицо – она уже достаточно отодвинулась от него, чтобы опять смотреть на него сверху вниз.
Какие у нее черные глаза, как бесконечно глубоки они! Внезапно ему показалось, что она стала частью его, а он – частью ее. Конечно, их разделяли одежда, и положение в обществе, и пространство, но казалось, что их разумы, как и тела, суть одно.
– Я не хотела… – Она мельком взглянула на свою руку – ее пальцы все еще сжимали волосы на его груди. Поспешно убрав руку, она снова посмотрела на Дэвида – испуганно, напряженно. – Оказать такую услугу для вас – право же, пустяк.
– А если я снова попрошу об услуге?
Что бы она ни собиралась ответить, он этого не узнал. Дверь комнаты, громко заскрипев петлями, распахнулась. В помещение ворвалась Астрид с кружкой пива, расплескавшегося на подносе, и с кубком воды.
Хотя еще недавно Дэвида отчаянно мучила жажда, сейчас он был готов навсегда отказаться от питья ради возможности наслаждаться губами Маргариты. Но он получил неплохую компенсацию: Маргарита, поддерживая его за плечи, помогла ему сесть в постели, чтобы он мог попить. Вполне вероятно, он бы справился и без ее помощи – по крайней мере, так он считал, – но ему было гораздо приятнее чувствовать, как леди Маргарита обнимает его одной рукой за плечи, а другой подносит воду к его губам. Когда он полностью утолил жажду, она взяла с подноса крепкий, возвращающий силы эль, и вылила в его раскаленное горло.
Потом он лежал на спине и смотрел, как она и ее маленькая служанка приводят комнату в порядок. Он лениво отметил окровавленные тряпки и металлический таз с водой красного цвета, которые они передали стоявшему за дверьми Оливеру, поручив ему избавиться и от тряпок, и от воды. Его глаза недобро прищурились, когда он посмотрел на руки своей госпожи и заметил, что край рукава ее платья запачкан кровью.
Где-то в отдаленном уголке сознания теплилась мысль о том, как он наслаждался ее прикосновениями, нежными и успокаивающими, как ее ласка отвлекала его от боли. Именно это ощущение подняло его из темноты на свет, к ее теплу и мягкости, когда она находилась рядом. Ему пришлось приложить колоссальные усилия, но оно того стоило. Действительно стоило. Полуприкрыв глаза, он уплыл в сон наяву.
Дверь распахнулась. Мгновенно проснувшись, Дэвид уставился на вошедшего. Но это оказался всего лишь Оливер: он стоял в дверях, и в его темных глазах читался вопрос, Угрюмость сошла с его лица, оно озарилось такой широкой улыбкой, что от нее дрогнули кончики усов – несомненно, он был очень рад тому, что Дэвид жив и в сознании. Он довольно кивнул, после чего повернулся к Маргарите.
– Прошу прощения, миледи, но я подумал, что вам, возможно, еще понадобится таз. – Он помахал упомянутым предметом так, что луч света, попавший в окно, отразился от поверхности таза бронзовой вспышкой. – Я вылил воду в уборную и туда же бросил тряпки: я подумал, что будет лучше, если они никому не попадутся на глаза.
– Ты поступил правильно, – сказала она, покосившись на Астрид, которая, неуклюже переваливаясь, направилась к итальянцу, чтобы забрать у него таз. – Будет лучше, если никто не догадается о том, насколько серьезной оказалась рана.
– Я тоже так подумал. – Оливер снова помрачнел и покосился на Дэвида. – Мне бы очень не хотелось, чтобы какой-то болван решил, что покончить с ним – плевое дело.
Тонкие брови леди Маргариты сошлись на переносице.
– Твоя обязанность заключается именно в том, чтобы не допустить этого. Кстати, раз уж об этом зашла речь…
– Bene, я возвращаюсь на свой пост. Возможно, король вскоре пошлет к вам кого-нибудь узнать, как поживает наш Золотой рыцарь. Что мне передать его сенешалю – что никто не должен тревожить ни ваш покой, ни покой сэра Дэвида?
– Никто не станет тревожить покой леди Маргариты, поскольку она будет отдыхать в собственных покоях, – возмутился Дэвид: его вывела из себя как фамильярность Оливера, так и манера говорить о нем так, будто его тут и нет вовсе. – Генриху можешь передать, что я крепкий орешек и убить меня не так-то просто. Кто бы ни предпринял эту попытку, ему придется попробовать еще раз.
– Не говорите так! – воскликнула Маргарита.
– В таком случае полагаю, в моих услугах вы не нуждаетесь, – одновременно с ней произнес Оливер. – И прекрасно, поскольку я с удовольствием воспользуюсь мягкой постелью и еще более мягкой…
– Не смей! – угрожающе бросил Дэвид.
– Подушкой, – закончил фразу Оливер, усмехнувшись.
– Не глупите! – Леди Маргарита бросила сердитый взгляд на Дэвида, а потом и на итальянца. – Вы стоите на страже в соответствии с приказом короля и не смейте покидать пост. И хотя сэру Дэвиду, возможно, больно признавать это, я уверена: он благодарен вам за быструю реакцию – ваши действия предотвратили смертельную потерю крови.
– Так это ты нашел меня? – невежливо перебил ее Дэвид. – Ты меня сюда принес?
Оливер пожал плечами.
– И весьма своевременно, хотя вы все равно успели потерять столько крови, словно были боровом, которому перерезали глотку.
– Но почему же тогда не ты раздел меня?
– Меня поставили охранять вход, а эту обязанность – ужасно тягостную и неблагодарную – взяли на себя дамы.
– Дьявольское отродье! – проворчала Астрид и пронзила Оливера взглядом, обещавшим скорую расплату.
Итальянец улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, словно благодаря за комплимент, и продолжил:
– Сказать по правде, переубедить их мне не удалось.
– Тебе за это благодарны, – возразил Дэвид, и уголки его рта невольно поползли вверх. По крайней мере, уж он-то точно был благодарен оруженосцу.
– Не смог я их убедить и позволить мне помыть вас.
– Ах ты ж кобылий зад! – воскликнула Астрид. – Да ты и слова сказать не мог, у тебя коленки затряслись при виде такого количества крови.
Дэвид слушал их перебранку вполуха. Так значит, он действительно чувствовал прохладные, нежные руки леди Маргариты, он это не придумал. Даже не будь этих смутных воспоминаний, густой румянец, заливший ее лицо и шею, служил достаточным тому подтверждением. Он сожалел, что воспоминания были весьма смутными. Однако, если ему повезет, он сможет найти способ иметь новые воспоминания, уже более яркие.
– Астрид права, – посуровев, заявила Оливеру леди Маргарита. – Вы, сэр, просто воплощение Сатаны.
– Но необходимое воплощение, правда? По крайней мере, до тех пор, пока нужен охранник, который уж точно не переметнется к врагу в самый неподходящий момент. Да, и способный выяснить, не известно ли людям короля, кто именно напал на сэра Дэвида.
Дэвид понимал: Оливер прав. Он не узнал нападавшего. Это был наемник, один из многих, сражающихся на стороне тех, кто больше платит. Скорее всего убийца был одним из тех, кто находился в замке, учитывая, насколько трудно проникнуть сюда, когда король находится здесь. И очень жаль, что Дэвиду пришлось его убить. Иначе, возможно, ему бы удалось убедить наемника назвать заказчика, заплатившего за столь специфическую работу.
Если им повезет, они сумеют выяснить, не видели ли кого-то из обитателей замка, беседующего с наемником. Важность этого нельзя недооценивать, поскольку высока вероятность того, что нападение связано с планом, придуманным королем.
Или нет?
– Ты ничего не видел? Никто не болтался поблизости, когда ты нашел меня?
Оливер закрыл дверь. Затем прислонился к ней спиной и скрестил на груди руки.
– Вы думаете о Галливеле?
– Моя смерть его бы не расстроила. Если похищение суженой не слишком разгневало Галливела, это наверняка удалось сделать унизительной ссоре в большом зале замка. Мужчины идут и на худшие поступки, лишь бы ублажить попранную гордость.
Маргарита жестом выразила свое несогласие. Когда Дэвид посмотрел на нее, то заметил, что на ее лицо легла тень беспокойства, как будто именно она была во всем виновата. Прежде чем Дэвид успел разуверить ее в этом, снова заговорил Оливер.
– Это мог быть его сын, учитывая, с каким рвением он поддерживает отца во всех начинаниях, – предположил оруженосец. – К сожалению, оба они находились в первых рядах во время соревнования.
– Точно, – задумчиво произнес Дэвид. Он вспомнил, что видел их в самом начале, хотя позже потерял обоих из виду.
– Это не означает, что они тут совершенно ни при чем.
– Согласен. Но убийцу мог нанять кто угодно. Это ведь несложно сделать.
Дэвид неожиданно обрадовался, что уговорил Маргариту поцеловать его. Чем скорее она будет защищена от очередных идей Галливела в отношении брака, тем лучше. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем Генрих решит осуществить свой план со вторым претендентом. Возможно, у них есть только эти несколько дней, пока Дэвид выздоравливает после ранения.
Он уже понял, что был неправ, предложив ей ночевать в своей комнате. Чем больше времени они станут проводить вместе, тем больше возможностей он найдет, чтобы соблазнить ее. Существует несметное число всяческих уловок. Столь изысканные удовольствия, несомненно, до такой степени растревожат ее чувства, что освобождение его от клятвы станет самым естественным решением в мире.
Но был один нюанс, который его очень и очень беспокоил: лихорадочное ожидание, которое поднималось в нем. Действительно ли им движет исключительно забота о благе дамы или это просто оправдание его необузданной страстности? И кстати, сумеет ли он остановиться на легких прикосновениях и нежных ласках, которые он представлял себе? Он считал, что способен контролировать себя, но разве можно быть в этом уверенным, если в отношении этой конкретной женщины он еще эту способность ни разу не проверял?
* * *
Маргарита лишь смутно улавливала тему беседы мужчин: они с Астрид заканчивали приводить комнату в божеский вид. Она была рада неожиданному вторжению Оливера, пусть он и сделал это без разрешения. Он отвлек на себя внимание Дэвида, дав ей время собраться с мыслями.
Как простой поцелуй мог так ее взволновать? Она до сих пор чувствовала его последствия: в венах бурлила кровь, губы почти болезненно покалывало. В животе словно образовалась дыра, а странная слабость в членах заставляла ее мечтать о том, чтобы лечь, закрыть глаза и предаться воспоминаниям.
Его губы оказались такими гладкими и теплыми – о, какими теплыми! Она почему-то считала, что они будут шершавыми и требовательными, а не соблазнительными, что щетина будет колоться. Ее язык проскользнул в его рот, и он, похоже, ожидал этого, даже наслаждался этим. Странно. Она хотела увеличить список своих открытий, проникнуть еще глубже, исследовать каждую складочку, вкусить его больше, еще больше.
Может, это и есть соблазнение – потребность приблизиться к другому человеку настолько, что твое тело и его становятся одним? Возможно, это и есть насущное стремление найти себе пару? Она испытывала томление, которое казалось столь же естественным, как смена времен года.
Она сурово и торжественно напомнила себе, что ее цель состоит вовсе не в том, чтобы находить поводы для восторга. Сегодняшнее нападение доказывало опасность соглашения, заключенного между Дэвидом и Генрихом. Дэвид не должен думать, что ему нужно понравиться королю, чтобы иметь возможность защитить ее. Нет, вовсе нет. Намного лучшей гарантией безопасности будет брак, как она и думала с самого начала: ей нужен муж, который будет уважать и лелеять ее, но оставаться неуязвимым для проклятия, нависшего над ней, как над последней из трех Граций.
Какая же это суета – все эти клятвы, и залоги, и вопросы чести у мужчин! Неприятности, к которым они приводят, просто неисчислимы. Однако насколько же подлее и порочнее была бы жизнь без них!
Но что она может сделать, чтобы поколебать решимость Дэвида никогда не обладать ею? Больше поцелуев – первое, что пришло ей в голову, но, конечно, есть что-то еще. А что, если она пробежит пальцами по его груди, скользнет ладонью по плоской твердой поверхности его живота, а затем двинется еще ниже, за край штанов, скрывающих пикантную тайну? От таких мыслей ладонь у нее зачесалась, а мышцы живота сладко затрепетали. Понравится ли ему? Позволит ли он ей это?
Следовало поступить так, когда была возможность, пока он лежал, оставленный на ее милость. Вот, пожалуйста: Оливер уже взял покрывало, лежавшее в ногах кровати, и укрывал им рыцаря – от груди и до кончиков пальцев на ногах. В следующий раз это уже не будет так просто сделать.
В следующий раз. Какая же она распутница, если думает о таких вещах в подобной ситуации!
– Леди Маргарита! Вы слышали?
Она так быстро обернулась, что юбки пошли волнами. Встретив выжидающий взгляд Дэвида, она осмелилась спросить:
– Вы что-то сказали?
– По поводу того, где вы будете спать этой ночью… – начал он.
– Я намерена остаться здесь.
Его взгляд по-прежнему буравил ее.
– Ваша репутация пострадает.
Ей уже ничто не поможет, – заявила она, решительно вздернув подбородок. – Генрих озвучил приказ, согласно которому я должна была ухаживать за вами, пока вы лежали в большом зале. Если кто-то из присутствующих подозревал ранее, что между нами что-то есть, то теперь, после того как вы похитили меня, после того как мы провели столько времени вместе, в одном помещении, за закрытыми дверями, эти люди убедились в справедливости своих подозрений.
– О чем он вообще думал? – произнес Дэвид. Растерянность и мрачность в его голосе никак не сочетались с болью, плескавшейся в его глазах. – Неужели он настолько уверен, что вы не выйдете замуж, что совершенно не заботится о слухах, которые могут о вас ходить? Или за этим скрывается что-то другое?
Она на мгновение встретилась с ним взглядом, но быстро отвела глаза.
– Я не совсем понимаю, о чем вы.
– Да я тоже не все понимаю. Разве что… но в этом нет никакого смысла. – Он помолчал. – Единственное, в чем я абсолютно уверен, – это в том, что у Генриха есть причина так себя вести.
– Не тревожьтесь об этом сейчас, – попыталась успокоить его Маргарита. – Постарайтесь поспать.
– Если вы велите принести сюда тюфяк, я переберусь на него, а вы устроитесь здесь. – И он указал на узкую кровать, на которой лежал.
– Я велю принести два: один для себя, а второй – для Астрид.
– Нет, леди Маргарита. Будет лучше, если я…
– Почему бы вам не звать меня просто Маргаритой? – раздраженно спросила она. – Так глупо придерживаться формальностей при том, что мы сейчас обсуждаем, как именно будем спать вместе.
