Текст книги "Вкус страсти"
Автор книги: Дженнифер Блейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 11
Она уснула. Да как она могла уснуть?!
Маргарита твердо решила дождаться Дэвида и, как только он войдет в комнату, сесть в постели, безыскусно демонстрируя ему свою наготу. И Астрид, и Оливер утверждали, что мужчинам тяжело устоять против такого соблазна, не так ли? Почему Дэвид должен быть исключением?
Время шло, и от шороха дождя ее стало клонить в сон. Фитиль в маленькой лампе сгорел до конца, оставив ее в темноте. Ей казалось, что, если она на секундочку закроет глаза, сон не сморит ее.
Если бы она не спала, когда он в первый раз коснулся ее, то она, возможно, притворилась бы спящей, чтобы узнать, как он поступит дальше. Но теперь, когда она сама отстранилась от него, ей придется остаться в неведении. Маргарите хотелось заплакать. Если бы она не заснула, она бы сообразила, как именно начать соблазнение. Приятное покалывание в тех местах, которых касались его руки, заставляло ее думать, что, возможно, она, к тому же, получила бы немалое удовольствие.
Она продемонстрировала свою готовность пойти дальше. Теперь все зависит от него. Она ждала, и сердце в ее груди трепетало от нетерпения.
– Вы частично лежали на полу, и… и я подумал, что вы простынете, – тихо проскрипел он. – Я просто хотел, чтобы вам было удобнее.
– Вы прикоснулись ко мне.
– Но я не знал…
– Не знали, что я сняла одежду. Я понимаю. – Она помолчала, пытаясь придать голосу ровное звучание. – Полагаю, я совершила ошибку, поскольку ночи сырые и прохладные, и… и одного покрывала недостаточно, чтобы согреть меня.
– Вы не понимаете, о чем говорите, – прошептал он.
– Неужели? А может, вы просто не желаете этого слышать?
– О, я желаю, но…
– Я много слышала о вашем искусстве обращения с дамами, но видеть мне довелось весьма немногое. – Она не понимала, откуда у нее взялась смелость произносить такие речи. Ей казалось, что, пока она спала, ею овладел некий смелый дух.
– Вы слышали… ах, Оливер! Я ему за это шею сверну.
– Но почему?
– Он лезет не в свое дело.
Она тоже так пару раз подумала.
– Но почему он так поступает?
– Просто он чересчур назойлив и к тому же считает, что он лучше меня самого знает, чего я хочу. Он думает, что знает, какой я… Господи, Маргарита, я просто мужчина, и я так хотел…
– Чего? – Слово само сорвалось с ее губ.
– Касаться вас и в других местах. – Действуя вслепую, он положил ладонь ей на талию, затем осторожно сунул руку ей под спину и приподнял ее, так что она встала на колени. Он привлек ее к себе, и она, подчинившись его воле, прильнула к его могучей груди. – Я не могу взять вас и никогда так не поступлю, – продолжал он, касаясь губами ее волос, – но я могу показать вам кое-какие удовольствия, если позволите.
Лицо Дэвида было так близко, что она чувствовала его теплое дыхание на своем виске. И потянулась к этому источнику тепла, словно к источнику жизни. В ней разливалось сильное желание.
– Я бы ни за что не отказалась.
Он наклонил голову, и ее губ коснулись его губы, такие твердые, и жаждущие, и невероятно чувственные, гладкие, нежные. Притянув Маргариту к себе, Дэвид медленно провел кончиком языка по ее губам. Он наслаждался их вкусом. Ее губы распухли от страстного желания слиться в более требовательном, более глубоком поцелуе. Жар его кожи она остро ощущала своим прохладным телом. Она задрожала и еще сильнее прильнула к нему. Глыба льда у нее в душе поддалась, начала таять. Маргарита расслабилась и что-то бессвязно пробормотала, пытаясь выразить вспыхнувшие в ней желание и радость.
Он гладил ее по спине круговыми движениями, постепенно опускаясь, пока не наткнулся на изгиб ее бедра. Она вздрогнула от неожиданности и удовольствия и прижалась к нему животом – таким нежным, таким податливым. Новые ощущения оказались настолько потрясающими, что она стала исследовать его твердое мужественное тело, с каждым маленьким открытием испытывая жаркие, кружащие голову ощущения. Оно было таким сильным и непоколебимым, закаленным в огне боев, но одновременно немыслимо чистым и приятным на ощупь. Мышцы, выпирающие из-под кожи, привели ее в восторг, и она положила ладони ему на грудь и стала гладить, мять, изучать его прочное, как железо, тело. Ей казалось настоящим чудом, что, сжимая ее в объятиях, он удерживал в узде безграничную мощь своего тела, полностью подчинив его своей воле. Все же ей не терпелось впитать его в себя, ощутить его внутри собственного тела.
Услышав ее слабый, но требовательный стон, Дэвид продолжил знакомство их губ, ворвался в податливый рот, провел языком по нежным внутренним поверхностям щек, скользнул по зубам. Он легонько потянул ее за язык, погладил хрупкую нижнюю его сторону и полностью втянул его в свой рот.
С неожиданной смелостью Маргарита скопировала его движения и засосала его язык, который тут же вырвался и снова проник в ее рот – жаркий, требовательный. Ее окатила волна неистового удовольствия, все чувства взбунтовались, когда рука Дэвида накрыла ее грудь, а пальцы стали ритмично сжимать сосок.
Маргарита полностью лишилась воли и дрожала, испытывая такой сильный голод, что ей стало страшно. Ее кровь с первобытной мощью шумно неслась по венам. Ей казалось, что она падает, чуть ли не теряет сознание, пока она не поняла, что Дэвид опускает ее обратно на тюфяк. Он устроился подле нее, положив ладонь ей на живот, словно в знак обладания. Согнул пальцы, помассировал мягкую плоть, спустился ниже, еще ниже. Она напряглась и сжала бедра, когда он сунул руку ей между ног, раздвинул пальцами шелковые завитки и сжал ее холм.
– Что… – начала она.
– Ш-ш, – прошептал он, слегка касаясь губами ее груди, – я не сделаю ничего плохого.
Она и сама это прекрасно знала. Однако до сих пор, насколько она помнила, еще никто не касался ее там. В ней проснулся инстинкт, требующий защитить самую уязвимую часть ее тела, и потому ей оказалось трудно открыться мужчине. Возможно, это заняло бы больше времени, но она отвлеклась: Дэвид лизнул ее напряженный сосок, подул на него, отчего тот еще сильнее затвердел, провел языком по ореолу, пощекотал языком сосок, вызвав легкое жжение.
Ее охватило отчаянное желание. Она хотела прильнуть к нему, хотела, чтобы он навис над ней, прижался к ней своим крепким телом, лег на нее сверху. Она нуждалась в его силе – но как именно она могла ее получить, оставалось для нее загадкой.
Она потянулась к нему, провела рукой по грубому полотну его штанов, пришла в восторг от твердой выпуклости под тканью. Когда она сомкнула пальцы вокруг этого возвышения, его жар поразил ее.
Он перехватил ее руку и положил ее на твердые пальцы своей левой руки.
– Нет, милая. Нет, я хочу научить тебя.
Он не тонул в страсти и истоме, как тонула она. Он был отстранен, сосредоточен на ее удовольствии. И он доставлял ей удовольствие с удивительной настойчивостью: его длинные пальцы осторожно исследовали, раздвигали ее нежные складочки, проникали в нее, пока большой палец кружился по такому чувствительному месту, что Маргарита парила между удовольствием и болью.
Ах, но он не был абсолютно спокоен! Она чувствовала пленку влаги там, где его торс касался ее кожи, чувствовала, как тяжело бухает его сердце о клетку ребер.
Он сменил позу и, прижав одно колено Маргариты ногой, стал раздвигать ей бедра. Она уже собиралась возмутиться и попытаться высвободиться, но тут он нагнул голову и взял в рот ее напряженный сосок.
Способность думать немедленно покинула ее, когда он принялся мять языком, теребить и сосать грудь. Она почувствовала, как язык Дэвида оставляет влажную дорожку, спускаясь по роскошному холму в ложбинку между грудями. Он покрыл теплыми поцелуями ее живот, опускаясь все ниже, пока не зарылся носом в мягкие завитки там, где соединялись ее ноги. Он поерзал и заменил ласковый большой палец жаром и влагой своего рта.
Она разлетелась на части, как драгоценное стекло, упавшее на каменный пол, и ее частички рассеялись под его решительным напором. Она сдержала всхлип, выражавший отчасти безумный восторг, отчасти сожаление о том, что она одна испытывает его. Задрожав, она выгнулась ему навстречу, нуждаясь в его объятиях, чтобы ее душа не покинула тело.
Он обнял ее и стал тихонько качать, что-то шепча, касаясь губами ее волос. Он гладил ее, успокаивал, усмирял бушующее в ней пламя. Она почувствовала себя защищенной, словно оказалась там, где всегда хотела быть, где всегда ее ждали. Усталость опутала ее члены, размыла грань между сном и явью.
Дэвид все еще прижимался к ней – такой немыслимо твердый, немыслимо сильный. Она понимала, что это неправильно, но ничего не могла с этим поделать. Он смог себя контролировать, не потерял голову ни на мгновение, его стойкость перед лицом искушения оказалась достойной высших похвал. Он ни на йоту не отступил от кодекса рыцарской чести.
Да, это придавало ей уверенности, даже радовало, но вместе с тем и приводило в бешенство. И если ее обижала такая его способность отказаться разделять с ней наслаждение, она никогда в этом не признается, даже самой себе.
Дэвид баюкал Маргариту в своих объятиях, отчаянно желая, чтобы сердце билось не так быстро, а тело расслабилось. Это оказалось нелегко, во всяком случае, пока в его венах кипели удивление и восторг от того, что он прижимал к себе ее теплое обнаженное тело. Ее волосы щекотали его, проникая в самые укромные местечки его тела, а их аромат, аромат света и маргариток, кружил ему голову. Ее теплое дыхание у него на груди, ее нежная кожа под его ладонями утоляли печаль, о существовании которой он и не подозревал. Он хотел не шевелиться как можно дольше. Впервые за много лет он почувствовал себя так, словно когда-то потерялся, а теперь нашелся.
Но сколько же в ней отваги, если она позволила ему вот так прийти к ней! Ее храбрость и доверие потрясли его. Он получил от нее такой подарок, о котором не смел и мечтать, – возможность доставить ей удовольствие. Хотя он жаждал получить нечто большее: вонзиться в нее на пике страсти и ощутить, как она сжимается вокруг него, проникать в ее мягкие влажные глубины, пока не почувствует биения ее сердца, – он довольствовался и тем, что мог просто лежать рядом с ней, и вспоминать, и радоваться. Что произойдет на следующий день, на следующей неделе, в следующем месяце, он не знал, но, по крайней мере, у него навсегда останется сегодняшняя ночь.
Астрид тихонько сопела в своем углу, все еще погруженная в сон, и слава богу. Ливень закончился, сменившись легкой моросью, хотя и она стекала с крыши во внутренний двор замка. Сырость и холод просачивались через ставни, и по разгоряченной коже Дэвида поползли мурашки. Но он по-прежнему не шевелился.
Уже скоро он выпустит Маргариту из своих объятий, отползет в сторону, нежно укутает ее покрывалом. Потом он вернется в свою холодную и пустую постель и приложит максимум усилий, чтобы уснуть. Впрочем, маловероятно, что ему это удастся: его губы все еще хранили ее вкус, руки помнили шелковистое прикосновение ее кожи, и все произошедшее бесконечно прокручивалось у него в голове. По правде сказать, ему не хотелось спать – так приятно было предаваться воспоминаниям. Возможно, он больше никогда не уснет.
В конце концов он все же провалился в легкую дремоту, когда утренний свет начал просовывать розовые пальцы в щели ставен и петух приветствовал умытый дождем рассвет. Не прошло и часа, как в комнату шумно влетел Оливер и разбудил его.
– Подъем, сэр! – проворчал оруженосец, сунув ему в руку кружку эля. – Король требует вашего присутствия в большом зале. Вам оказана честь завтракать вместе с королем.
Когда Оливер торжественно объявил о неожиданной привилегии, усы у него печально повисли. Дэвид не сомневался, что у него на лице тоже появилось кислое выражение. Они оба знали, что король должен пить эль и есть хлеб и мясо в своих покоях, готовясь к обещанной охоте. Тот факт, что вместо этого он отдает приказ, замаскированный под официальное приглашение, нельзя было считать добрым предзнаменованием.
– А как же леди Маргарита?
Быстрого взгляда в сторону хватило, чтобы увидеть: ее тюфяк аккуратно убран. Ни ее, ни Астрид в комнате не было. Ему следовало догадаться. Будь дамы здесь, Оливер не ворвался бы так бесцеремонно.
– Позавтракала в зале и присоединилась к леди Джоанне в ожидании предстоящего дня в седле.
Ему очень хотелось бы увидеть ее до того, как она оденется, посмотреть, как она встает – сонная, растрепанная, соблазнительно-нагая, закутанная в пробуждающийся свет, омытая водопадом волос. Возможно, ему удалось бы похитить поцелуй или даже насладиться ее грудью: обхватить ладонью, погладить, любоваться ее нежными очертаниями, вместо того чтобы изучать в темноте.
Он многое мог бы сделать, если бы люди рождались равными, а жизнь была справедливой.
– Как там Астрид? – грубовато поинтересовался он. – Ты ведь ее видел? Она хорошо себя чувствует?
– Ничуть не хуже, чем обычно, и, как всегда, не в духе. – По веселому лицу оруженосца скользнула сардоническая улыбка. – Бедная крошка вчера вечером просто немного переутомилась.
– Если бы она тебя сейчас слышала, то показала бы тебе, какая она «бедная крошка».
– О да! – Оливер внимательно посмотрел на него. – А вы? Вы достаточно окрепли, чтобы провести верхом целый день?
Дэвид фыркнул.
– Мне все равно придется поехать, не так ли?
– Я бы мог извиниться за вас и сказать, что у вас опять лихорадка. Пусть остальные бродят по колено в грязи, а вы могли бы остаться в постели, снова стать предметом заботы леди Маргариты.
Искушением было таким сильным, что у Дэвида закружилась голова. Не то чтобы у него не хватало физических или моральных сил, чтобы не отставать от короля. Однако как сладко будет лежать в постели с Маргаритой, завернувшись в теплое одеяло, когда все уйдут, а по крыше снова застучит дождь. Ради такого незапланированного отдыха он легко мог забыть о верности королю, забыть о короне, и заговоре, и чести.
Но самое важное – забыть о чести.
Дэвид вполголоса выругался и сильно потер ладонями лицо, затем взъерошил волосы. Вскочив с кровати, он быстро оделся, натянул обувь и пошел узнавать, чего на этот раз хочет от него Генрих.
Король был в задумчивом настроении, но принял рыцаря весьма любезно. После того как Дэвид поприветствовал его должным образом, он дал ему знак сесть рядом и навалил ему на тарелку говядины с королевского блюда. Дождался, когда подадут эль, а слуга уйдет, и лишь тогда заговорил.
– Мы заметили, что ты был вчера вечером в зале. Нам очень приятно снова видеть тебя в здравии.
Дэвид ответил, как приличествовало случаю, и стал ждать, что будет дальше. За последние несколько дней, проведенные королем на охоте, разгладилось его напряженное лицо, отметил Дэвид, но этим утром в серо-голубых глазах монарха сверкала решимость.
– Леди Маргарита – отличная целительница, судя по всему. Ты сможешь сесть на коня?
Дэвид понимал: никто не верит, что силы к нему вернулись полностью, и в этом виноват он сам. Он преднамеренно затянул процесс выздоровления. Отчасти – из-за удовольствия от близости Маргариты, отчасти – испытывая желание защитить ее. Ей не могло угрожать назойливое внимание Галливела, пока она сидела в четырех стенах комнаты Дэвида, ее не беспокоили любопытные взгляды и издевки придворных. В конце концов, ему просто нравилось лежать и смотреть на нее, когда она читала ему или аккуратно штопала одежду.
– Как прикажете, сир, – ответил он.
– Вы и леди поладили?
Он слегка наклонил голову набок. Они, бесспорно, поладили, особенно прошлой ночью, хотя это короля совершенно не касалось.
Или касалось?
Возможно, Генрих предугадал, как будут строиться отношения между рыцарем и его дамой, и именно потому задает подобные вопросы? Лишь на мимолетное мгновение Дэвид позволил себе заподозрить, что именно с этой целью Маргарите и велели ухаживать за раненым – Генрих хотел так или иначе поженить их. Ведь в результате того, что Маргарита провела столько времени в одном помещении с мужчиной, ее доброе имя могло быть запятнано. Чувство вины за такой исход дела вполне могло вынудить его пойти к алтарю. Тем не менее он не мог понять, какую пользу государству может принести такой брак.
А что польза быть должна, Дэвид нисколько не сомневался. Ему нравился Генрих, он одобрял его стиль правления, сочетавший строгость и терпимость, но он прекрасно знал, что король весьма и весьма скрытен. Человек не мог провести полтора десятилетия, сталкиваясь с обманом и кознями своих кузенов королевской крови, Эдуарда IV и Ричарда III, и не научиться у них хитрости.
– Хочешь, она поедет на охоту вместе с нами? Ей можно подыскать другое пристанище, но мы хотели бы услышать сначала твое мнение, прежде чем отдавать приказ.
Другое пристанище? – Не сводя глаз с тарелки, Дэвид запихнул в рот кусок мяса.
– Она могла бы остаться здесь, с леди Джоанной. Или мы поручим ее заботам монашек – мы будем проезжать мимо женского монастыря.
Идея отдать Маргариту в монастырь была не нова, но все в нем восстало против такого выхода из ситуации. Он медленно жевал, сохраняя задумчивый вид, и размышлял о том, как не допустить подобного поворота событий и одновременно не совершить действий, запрещенных ему клятвой.
Генрих сделал нетерпеливый жест.
Или мы можем выбрать ей другого мужа, если ты не хочешь такого вознаграждения за услуги короне.
– Нет, – немедленно заявил он и, спохватившись, добавил: – сир.
– Мы так и думали. Но что тогда?
Дэвид внимательно посмотрел на строгое лицо Генриха, и тут факты и выводы сложились в его голове в мозаику, не имевшую никакого отношения к Маргарите.
– Вы готовы действовать согласно плану, чтобы ослабить позиции йоркистов?
Лето подходит к концу, группировка Уорбека становится все более могущественной. В донесениях говорится, что его сторонники собираются на границе Шотландии. Если мы хотим, чтобы наша уловка сработала, надо начинать действовать как можно скорее. Но здесь это невозможно.
Это невозможно и в том случае, если я останусь рядом с вами, сир. У вас есть план относительно того, когда и где я должен оставить вас?
Разрыв должен быть публичным. Следует позаботиться о предлоге.
Дэвид кивнул, соглашаясь, хотя сердце у него тоскливо сжалось. Разрыв с Генрихом, по сути, означает измену короне. Подобное преступление карается смертью.
– А что потом? Я хочу сказать, куда мне следует направиться, с кем я должен связаться, что я должен делать далее?
– У тебя нет никаких мыслей на сей счет?
– Прошу прощения, сир, но я мало думал о том, как буду поднимать восстание против вас.
– Похоже, ты один такой, – мрачно пошутил Генрих. – Что касается ложного восстания, мы уже все подготовили.
Он повернулся и дал знак сенешалю, стоявшему за его спиной. Тот вышел вперед и, сняв с пояса кожаный мешочек, протянул его королю. Генрих взял мешочек и раскрыл его, продемонстрировав свитки пергамента, после чего передал все это Дэвиду.
– Это… – начал тот.
– Здесь указано место, где ты будешь базироваться, приведены списки тех, кто станет поддерживать тебя, места сбора и так далее. Изучи все хорошенько. Мы будем обсуждать детали по мере необходимости.
Дэвид дал понять королю, что ему все ясно и возражений он не имеет. Мгновение спустя ему в голову пришла интересная мысль.
– Если леди Маргарита поедет со мной, сир, она сможет и впредь помогать мне улучшать мои манеры как будущего монарха – или, по крайней мере, претендента на трон.
Генрих стал пощипывать нижнюю губу, а в его глазах поселилось задумчивое выражение. Наконец он щелкнул пальцами.
– С нашей точки зрения твои манеры уже сейчас вполне королевские, ты научился вести себя согласно протоколу и делаешь это не хуже нас, когда мы взошли на престол. Как тебе известно, нам не внушали, что корона будет нашей, но в результате она досталась именно нам, а те, другие, возможно, даже лучшие претенденты, скончались.
– Вы очень добры ко мне. – «Да, разумеется, именно скончались», – подумал Дэвид, дав вежливый ответ королю.
Они погибли от меча и топора, стали несчастными жертвами бесконечной войны между Йорком и Ланкастером. Кое-кто утверждал, что война Алой и Белой розы закончилась на Босвортском поле, в результате этого сражения Генрих получил корону. Однако теперешнее восстание Уорбека уж очень напоминало продолжение войны.
– Как бы то ни было, мне кажется, что ты хотел бы оставить леди Маргариту подле себя. Действительно ли таково твое желание?
– Таково. – Дэвид ждал ответа монарха, затаив дыхание.
Король откинулся на спинку стула, и его сосредоточенное лицо на мгновение осветила довольная улыбка.
– Превосходно. В течение часа мы выедем.
Дэвид так отчаянно надеялся получить разрешение взять Маргариту с собой, что далеко не сразу понял, что именно имел в виду Генрих.
– Выедем на охоту?
– Ни в коем случае, сэр Дэвид, – хитро улыбнувшись, сказал Генрих VII. – Время охоты закончилось. Мы возвращаемся в Лондон и в наш дворец в Вестминстере.
Однако прошло почти два часа, прежде чем хаос, воцарившийся после приказа короля, удалось упорядочить, и всадники и груженые телеги выстроились у ворот в колонну. Хозяин замка и его добрая супруга, леди Джоанна, стояли на зубчатых стенах и махали на прощание, а кавалькада, посыпаемая мелким дождем, направлялась в сторону столицы. Если прощальные возгласы владельцев замка и казались какими-то лихорадочными, это, без сомнения, было от радости, что король уехал прежде, чем продовольственные припасы окончательно истощились.
Дэвид до самого полудня скакал взад-вперед вдоль колонны, улаживая проблемы, перемещая более медленно двигающиеся телеги и фургоны в хвост каравана, подгоняя отставших и закрывая дыры в рядах. Он с радостью отметил, что его людям удалось влиться в дружину короля, они даже превзошли королевских охранников в дисциплине и сверкании доспехов.
И уж совсем им проигрывали воины, прибывшие вместе с лордом Галливелом. Они, похоже, совершенно не умели ходить строем, отнюдь не отличались свойственной военным четкостью исполнения приказов. Небрежно развалившись в седлах, словно с похмелья после вчерашнего пира, они проклинали грязь и сырость, хромых лошадей и приказ, вырвавший их из сладкого сна. Они хвастались своими победами над служанками замка и сыпали такими шутками, которые заставили бы покраснеть самого необтесанного матроса. Галливел и его сын не только не поставили на место своих солдат, но и всячески поощряли их.
Дэвид отчаянно мечтал о том, чтобы хотя бы на день заставить разношерстную компанию соблюдать дисциплину. Но поскольку это не входило в его обязанности и правами его тоже никто не наделял, он пустил все на самотек. Однако он настолько привык все контролировать, что неусыпно наблюдал за всеми участниками похода.
Частично из-за присутствия Галливела, но также и просто ради своего душевного спокойствия Дэвид наблюдал и за Маргаритой, ехавшей с Астрид. Они находились именно там, куда он их определил: в безопасном центре длинной, неуклюжей кавалькады. На Астрид, завернувшуюся в плащ и натянувшую капюшон чуть не до самого носа, было жалко смотреть. Маргарита же держалась в седле весьма непринужденно и горделиво. Ее лицо, обрамленное бархатной оторочкой капюшона, было влажным от мороси.
Страстное желание посадить даму перед собой на коня, укрыть плащом, прижать к своему изнывающему телу, одновременно убирая поцелуями дождевые капли, бусинками висевшие на ее ресницах, птицей трепетало у него в груди. Это так сильно отвлекало Дэвида, что ему пришлось отказать себе в удовольствии ехать рядом с Маргаритой, позволяя себе подобную роскошь лишь на несколько минут. И эти минуты были для него как глоток крепкого вина, одновременно успокаивающего и бодрящего.
Разумеется, его предупредительность по отношению к Маргарите не осталась незамеченной. За спиной у него раздавались смешки и колкие замечания, стихавшие, однако, стоило ему повернуться к наглецам лицом. Время от времени всадники подъезжали к Маргарите ближе, чем допускали приличия. Однако эти поползновения прекратились, как только он дал ей эскорт из числа своих людей, и теперь они ехали впереди и позади нее.
Случилось именно то, чего он боялся. Приказ Генриха ухаживать за раненым лишил ее того уважения, которое ей приличествовало. Ее репутация была принесена в жертву ради интриг короля. Такой проступок бросал тень на самого монарха, а Дэвида это не могло не злить.
Оливер большую часть пути ехал рядом с Дэвидом, хотя иногда также присоединялся к дамам. Когда он в очередной раз вернулся, Дэвид наградил его суровым взглядом, а когда заговорил, его голос походил скорее на рычание:
– Если тебя переполняет энергия, можешь присоединиться к авангарду и докладывать мне, что нас ожидает впереди.
– Бьюсь об заклад, все та же распутица, – радостно отозвался Оливер, – и больше ничего.
– Даже если впереди нет ничего, кроме овечьих троп, я хочу это знать.
Итальянец удивленно выгнул бровь.
– Bene, но с чего вы так разволновались? Рана опять болит?
– Вовсе нет.
– Так значит, вы переутомились и вас бесит необходимость сменить удобную кровать на седло.
– Нет.
– Возможно, дело в присутствии неких графа и графини и внезапно охватившей их радости по поводу возможности провести время в приятном обществе лорда Галливела?
– Не валяй дурака. – Дэвид уже и сам заметил, что между Галливелом и французской парой установились приятельские отношения, хотя и не понимал, кто стал инициатором. Стареющий лорд, похоже, увлекся графиней, а вот Селестине, скорее всего, просто стало скучно. Раз уж она лишилась возможности получить кровавое развлечение во время охоты, то непременно найдет его в другом месте. Хотя, если она намерена получить желаемое от него или от графа, ее ждет разочарование. Ее супруг слишком уж привык к ее попыткам вызвать у него ревность, а Дэвиду было абсолютно все равно, кого она возьмет в свою постель и почему.
– Non, bene. Так значит, причина кроется в расставании с сиделкой. Я могу поклясться, что прошлой ночью слышал сладкие стоны. Не говорите мне, пожалуйста, что вы не имеете к этому никакого отношения.
Затылку Дэвида под железным шлемом неожиданно стало жарко.
– Что я сделал или не сделал, тебя совершенно не касается.
– Нет-нет, но дождливая ночь и дама на расстоянии вытянутой руки после нескольких дней уединения… Конечно же, вы не идиот и не упустили такой шанс! На вашем месте я бы вцепился в него – или во что-то более конкретное – обеими руками.
– Но ты не на моем месте, – холодно заметил Дэвид, и в его голосе прозвучала угроза, – хотя, похоже, хотел бы на нем очутиться.
– Разумеется, ведь у меня в жилах течет горячая кровь, и в подобных делах я обычно не медлю. Эта дама интригует, она задерживается в мыслях намного дольше тех, кто просто миловиден. Она само совершенство, к тому же еще и умна. А ее страстность…
– Не для тебя, – перебил его Дэвид, и в его голосе лязгнула сталь.
– Но для вас ли она, друг мой? Каждый мужчина в этой плетущейся по грязи колонне считает, что да, и даже король. О вас двоих и так уже ходят слухи, так почему бы не оправдать их и не получить удовольствие?
Дэвид коротко рассмеялся.
– Не так давно ты говорил, что мне не стоит связываться с леди.
– Это было до того, как я узнал о ее добродетелях, до того, как она срезала с вас рубаху и остановила кровотечение, не дав вам умереть наглой смертью. Если вы позволите такому истинно храброму и верному сердцу остаться одиноким, то дважды окажетесь в дураках – и за себя, и за нее.
Произнеся эту тираду, Оливер резко развернул своего коня и пустил его галопом к голове колонны. Дэвид смотрел ему вслед, с такой силой сцепив зубы, что у него заболели челюсти.
Той ночью они отдыхали в монастыре, сыром и мрачном здании, где хлеб был несвежим, вино кислым, а мясом назывались несколько волокон, плавающих в жидком бульоне. Выехали они с рассветом. Вторая ночь спустилась на них вблизи недавно построенного дома мелкого дворянина, который никогда бы не получил титул графа, если бы его род не пожертвовал стольким в недавней войне. Он так великолепно принял короля и его сопровождение, что это даже смущало, хотя, разумеется, авангард уведомил его о прибытии монарха за несколько часов. Пока он опустошал свой погреб, его добрая супруга – рыжеволосая, кругленькая и приятная лицом – подгоняла кухарку, и та приготовила поистине удивительное угощение. Гости невольно признали, что это достойное вознаграждение за скудный ужин накануне.
Наконец небо очистилось, но зато стало немилосердно палить солнце и подул жаркий ветер, мгновенно превративший грязь в мелкую пыль под ногами. Мужчин мучила жажда, а вино было крепким. Чем быстрее оно лилось в глотки, тем развязнее вели себя участники похода. К тому времени, как подали сыр и фрукты, шум в прекрасном доме графа превратился в рев.
Дэвид слишком устал и теперь страдал от возвратившейся боли от раны. Маргарита тоже устала – она клевала носом, как заметил он, в то время как Астрид просто растянулась на скамье возле хозяйки и уснула.
Карлица устроилась, положив голову Маргарите на колени. Дэвид почувствовал, как его сердце застучало о ребра при мысли о том, что на месте служанки мог бы лежать он сам. Только он бы не спал: как можно спать, когда твое лицо и губы находятся в такой близи от теплого сокровища?
Результат подобных размышлений не замедлил сказаться. Мало того, что некая часть его тела мгновенно отвердела, отчего у Дэвида перехватило дух, – во рту у него все пересохло от желания вкусить губы Маргариты. Выругавшись, он встал, переступил через скамью и двинулся туда, где сидела леди Мильтон.
– Прошу прощения, миледи, – хрипло произнес он, – не хотите ли подышать воздухом, прежде чем удалиться на покой?
В ее глубоких карих глазах вспыхнуло предвкушение, но она тут же спрятала взгляд за завесой ресниц.
– Я только об этом и думаю, но что же делать с моей маленькой? – Она указала на Астрид.
– Оливер отнесет ее в комнату, которую вам выделили на ночь. – Он огляделся в поисках оруженосца. – Такой вариант вас устроит?
– Целиком и полностью. Правда, мы делим комнату с юными дочерьми нашего хозяина. Их горничная проводит Оливера.
Через пару минут все было устроено. Дэвид протянул Маргарите руку, помогая ей встать со скамьи, а затем положил ее ладонь на свое запястье. Лавируя между столами, он провел свою спутницу через уже охрипшую от криков толпу, и, наконец, они вышли наружу.
Дом был построен согласно последним требованиям моды: из красного кирпича, с огромным количеством сводчатых окон; украшением служила тонкая резьба по камню над дверью, способной выдержать любое нападение. Перед фасадом лежал просторный мощеный двор, окруженный стенами, у входа в который стояла будка охраны. Однако стены были не настоящие замковые, не наблюдалось и крепостного рва с подъемным мостом.
