Текст книги "Вкус страсти"
Автор книги: Дженнифер Блейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 20
Маргарита резко открыла глаза, балансируя на грани яви и ужасного кошмара. Она уставилась на сводчатый потолок, стараясь успокоить отчаянно колотящееся сердце. Сон испарился, не оставив никаких воспоминаний, но она все равно чувствовала: что-то не так.
И наконец ее осенило, что именно не так: она лежала на кровати одна. Матрац возле нее был прохладен. Дэвид ушел.
Она резко села и оглядела комнату. Нигде не было его одежды и доспехов, обувь тоже исчезла. За окном разливался, рассказывая сказки, теплый и золотой свет. Утро уже вступило в свои права – с тех пор как рассвело, прошло как минимум два часа. Шум на первом этаже был приглушенным, да и доносился он нечасто – знак того, что воины Дэвида или еще не встали, или уже отправились в путь.
Дэвид исчез, исчезло и брачное свидетельство, которое они отложили в сторону накануне вечером. Дэвид поехал на встречу с королем, а ее оставил здесь.
– Астрид! – крикнула Маргарита, испытывая гнев и ужасное опустошение, от которого она чуть не онемела. Отбросив покрывало, она вскочила с кровати и начала собирать разбросанную одежду. – Астрид, где ты?
– Здесь, миледи! – Маленькая служанка распахнула дверь, но, заметив, что ее хозяйка не вполне одета, поспешно вошла в комнату и затворила дверь. – Что такое? Вам плохо? Рука болит?
– Когда уехал сэр Дэвид? Ты видела, как он ушел? Почему ты меня не разбудила?
Астрид нагнулась, подняла пояс Маргариты и положила его в ногах кровати.
– Он очень рано выехал, миледи, – сообщила карлица, не глядя на Маргариту. – Так мне сказали на кухне. Большая часть его отряда поехала с ним – те, кто не стоит на страже, охраняя крепость. Я в то время еще спала.
Маргарита шагнула к трехногому табурету и тяжело опустилась на него, сминая в руках платье и даже не пытаясь вытереть внезапно побежавшие из глаз слезы.
– Он уехал без меня, Астрид. Почему? Почему он бросил меня?
Астрид вздохнула, подошла к хозяйке и, пытаясь утешить, крепко обняла ее за плечи.
– Оливер тоже уехал.
– Да, конечно, – горько вздохнула Маргарита.
Дэвид предпочел взять с собой друга, но не ее, самого близкого ему человека, кровно заинтересованного в том, что произойдет дальше.
Она надеялась, что занятие любовью многое изменит в их отношениях, что он, возможно, решит покинуть Англию и оставить опасные королевские интриги. Да, конечно, она помнила его слова о том, что ему следует отправиться к Генриху, но она надеялась переубедить его.
Их близость, как оказалось, не имела никакого значения – по крайней мере, такое создавалось впечатление. Буря чувств, перевернувшая все естество Маргариты, проникшая в самые глубины ее души, его нисколько не затронула. Он отправился по делам своей мужской чести, даже не задумавшись, что она будет чувствовать и что может случиться с нею, если его убьют.
Милостивый Боже, но как она упивалась его ласками, его властью над ней! Он взял ее с такой нежностью, с такой заботой – а ведь он мог вести себя куда грубее. Он мог бы оседлать ее, вонзить копье в ее невинное тело, не испытывая ни капли раскаяния. Несмотря на жесточайший самоконтроль Дэвида, она поняла, как страстно он этого желает. Она, пожалуй, даже жалела, что он не выпустил на свободу всю свою мощь, не взял ее так, как взял бы женщину, не понаслышке знакомую с любовными утехами, в отличие от нее, неискушенной девственницы. Она понимала: когда он в последний раз разбудил ее, то вел себя почти так, как привык, – она даже почувствовала слабую боль, едва ощутимую, из-за изысканных удовольствий. И тем не менее в последний момент он сдержался.
Она не знала, смогла бы выдержать его натиск, если бы он перестал себя контролировать. При мысли о том, что она этого так и не узнает, ей стало больно.
Вполне вероятно, что она больше никогда его не увидит, никогда не познает его поцелуев, его прикосновений, радости просто лежать рядом с ним, засыпать под его надежной защитой. Он мог, отправившись на встречу с королем в Вестминстер, просто исчезнуть. Такое уже случалось. Королю не нужны причины, чтобы поступить так, он не обязан придерживаться правил. Достаточно одного его слова, даже жеста – и все будет кончено.
Дэвид тоже стал бы таким королем, если бы мир был справедлив, а все мужчины в нем – благородны. Возможно, он отправился в путь, чтобы устранить Генриха и занять свое законное место на троне? Мужчины решались и на более опасные предприятия, охваченные жаждой власти.
Что, если он не взял ее с собой, потому что, испытав, нашел, что она недостаточно хороша для него? Что, если он, удовлетворив свою похоть, уже позабыл о ней?
Что, если он решил, что его супругой может стать не меньше чем принцесса? Она ведь с самого начала так думала.
Да, именно так. А возможно, он просто очень хорошо понимал, как следует поступить в интересах короны и что именно этого от него потребуют и парламент, и народ, как от своего сюзерена. Они ведь не заключили брак, а он все-таки сын своего отца.
Он был сыном Эдуарда IV, который позволил своей законной жене родить их общего сына скрытно, поставил младенцу клеймо, подтверждающее его принадлежность к королевскому роду, а затем бросил и жену, и ребенка ради красивых улыбок и расчетливой капитуляции Елизаветы Вудвилл.
От невыносимой муки у Маргариты так сдавило грудь, что она не могла дышать. Предположим, что этой ночью она понесла. Велит ли ей Дэвид рожать в женском монастыре? Поставит ли клеймо на теле ребенка – на тот случай, если его династическая супруга не произведет на свет наследника трона?
Маргарита обхватила себя руками и стала раскачиваться взад-вперед, думая о будущем, испытывая муки от незнания, каковы истинные намерения Дэвида и что случится с ними обоими.
Астрид прижала ее к себе, касаясь щекой волос Маргариты. Не догадываясь о том, что происходит в душе хозяйки, она продолжила:
– Эти дураки поехали без нас потому, что считают это мужским делом. Они считают, что оказывают нам услугу, оставляя нас здесь, чтобы мы занимались шитьем, и следили за работой кухарок, и ждали со всем возможным терпением сведений о том, что с ними сталось.
– Они на самом-то деле не знают Генриха, – хриплым от слез голосом произнесла Маргарита. – Они же все испортят!
– Весьма вероятно, но что вы можете сделать? – Астрид наклонилась к ней и заглянула ей в глаза. – Они ведь давно выехали. Едва ли стоит пытаться догнать их. Кроме того…
– Что?
– Вы же знаете, что я хотела сказать, миледи. Вы поймете, если только подумаете об этом без страха, почему сэр Дэвид уехал, когда вы еще спали.
Она знает? Действительно знает?
Она не об этом предпочитала думать, но это ведь совсем другое. Или нет? Могло ли случиться так, что Дэвид просто пытается защитить ее? Неужели он взял на себя это ужасное решение, чтобы ей не пришлось нести за него ответственность?
Если это истинная причина его поступка, то сможет ли она себе простить, если останется здесь, приняв такую жертву?
Что, если уже слишком поздно пытаться предотвратить то, что может случиться? Дэвид может умереть до того, как она доберется до Вестминстера, его могут казнить, когда она все еще будет в пути. Что, если кошмар, приснившийся ей сегодня, – предостережение, предвестник?
Может, может, может… Произойти могло все что угодно. Она ничего на знала наверняка, да и не узнает, если и дальше будет сидеть на табурете и рвать на себе волосы.
Какова бы ни была ее судьба, сидя здесь, она этого не узнает.
– Астрид!
– Да, миледи.
– Мы едем в Вестминстер, на аудиенцию к королю. Вели охране готовиться в путь.
– Уже сделано, миледи. Я позаботилась об этом в тот же миг, как услышала, что сэр Дэвид уехал без вас.
Улыбка на мгновение осветила лицо Маргариты.
– Ты – жемчужина среди камней, хотя, подозреваю, ты поступила так потому, что хотела кинуться в погоню за Оливером.
– О да, этот фанфарон – предел моих мечтаний, – тряхнув головой, ядовито заметила карлица, но, произнося эту фразу, она улыбалась.
* * *
Вестминстер был многолюдным, шумным и зловонным из-за того, что слишком много людей испражнялись на слишком маленькой территории. Над крышами домов возвышался королевский дворец: мощные стены и башни, многочисленные ворота и шпили, церкви, монастыри и наполненный людом холл. Каждый, кого обгоняла кавалькада Маргариты, нес что-то для двора, или тащил на санях, или катил в тележке, или вез на подводе. А помимо этого овцы, свиньи и коровы двигались к дворцу своим ходом.
Все расступались, завидев вымпел Золотого рыцаря, реявший над зажженными факелами, поскольку на землю спустился вечер. Одни недовольно ворчали, другие выкрикивали оскорбления, но многие со страхом и восторгом шептали о втором и законном претенденте на трон. Это не удивляло Маргариту.
После суровости старой нормандской крепости, ставшей цитаделью Дэвида по милости короля, дворец показался роскошным, невообразимо богатым благодаря шелковым портьерам, обшитым деревом стенам и полам из полированного мрамора. Покои, куда провели Маргариту, были маленькими и мрачными, но даже они были больше, чем хозяйские покои в крепости.
Маргарита послала вперед гонца, чтобы предупредить Генриха о своем скором появлении и умолять о частной аудиенции. Когда она проезжала через ворота, об этом тут же сообщили королю. К тому времени, как она искупалась, утолила жажду и надела самое роскошное платье из своего приданого – сшитое из алого шелка и парчи, отделанное позументами, – за ней прислали эскорт, чтобы препроводить ее в королевские покои.
Она не успела отдохнуть за столь короткое время. Маргарита ужасно устала, у нее еще не зажили душевные раны и не восстановились силы после ночи, проведенной с Дэвидом. Она и подумать не могла, что это окажется столь утомительным и что мышцы и глубины, о которых она и не слыхивала, могут так болеть от напряжения. Покраснев, она подумала, что боль, пожалуй, мог бы облегчить особый вид внутреннего массажа. Однако она глубоко сомневалась в том, что ей когда-либо выпадет возможность проверить истинность данного предположения.
Когда она в сопровождении почетного эскорта из двух человек быстро шла по широкому коридору, освещенному толстыми свечами на напольных стойках, ей встретился Дэвид. Он подошел к ней, и она обратила внимание на то, что он по-королевски великолепен в новом дымчато-сером бархатном камзоле, отделанном золотым позументом, – настолько, что она сбилась с шага, а ее сердце пропустило один удар. Его чулки были тоже серыми, на один тон светлее камзола, а на широкие плечи был наброшен черный плащ с подкладкой из красновато-коричневого шелка. Дэвида тоже сопровождал королевский эскорт, хотя за ним Генрих отправил четырех человек. С некоторым беспокойством Маргарита отметила, что это были не простые стражи, а члены королевского совета.
И только теперь она обратила внимание на то, что коридоры, по которым они шли, были пустынны. Они проходили по задней части дворца, вдалеке от тех мест, где остальные придворные наслаждались отдыхом и предавались развлечениям. Визит Дэвида, разумеется, держали в тайне в интересах государства и для того, чтобы не возникло сомнений в истинности его роли как еще одного претендента на престол, но ведь и ее визит скрывали! Доброе это предзнаменование или же дурное, опять-таки, оставалось неясным.
Увидев Маргариту, Дэвид замедлил шаг. На его лицо легла мрачная тень. Покосившись на мужчин, идущих за ним по пятам, он пошел быстрее.
– Леди Маргарита, – заговорил он голосом резким, словно свист меча, – что привело вас сюда? Мне казалось, что, когда я оставил вас, вам было чем заняться.
– Воистину так, но столь приятная обязанность может занять меня лишь на какое-то время. – Она говорила очень ровно, слишком хорошо понимая, что у шестерых молчаливых и суровых сопровождающих дюжина ушей.
Она не остановилась, и Дэвид пошел рядом с ней. Два эскорта слились в один и теперь шесть человек следовали за ними.
Дэвид сурово посмотрел на нее.
– Что вы такое говорите? Зачем вы здесь?
Он решил, что она хочет выдать его Генриху? В его голосе звучала такая боль, что у Маргариты перехватило дыхание.
– Да ведь то же, что и вы, сэр Дэвид, – ответила она, немного придя в себя. – Что же еще?
– Если вы прибыли сюда, чтобы получить аудиенцию у Генриха…
– Это единственная причина, по которой я могла бы проделать столь долгий путь или войти в этот мрачный дворец летом. – Она робко улыбнулась. – Кроме того, мы давно знакомы – члены моей семьи и король. Я не сомневаюсь, что он внимательно выслушает мою просьбу.
– И о чем же вы его попросите, моя леди, за те сведения, которые привезли ему?
– Только о том, что составит мое счастье. Больше я ни в чем не нуждаюсь.
– Свобода? Избавление от очередного нежеланного супруга?
– По крайней мере.
Он наклонился к ней и торопливо заговорил, понимая, что они уже почти дошли до покоев короля:
– Если поступать так вас вынуждает гнев из-за того, что я оставил вас одну…
– Вы слишком высокого мнения о себе, сэр, – возразила она, одарив его самой холодной из своих улыбок. – С какой стати я могла рассчитывать, что вы возьмете меня с собой? В конце концов, я для вас ничто.
Дэвид смертельно побледнел, а сотня горящих свечей придала его коже цвет апельсинов, а может, золотых слитков. Он тяжело сглотнул, и адамово яблоко резко дернулось. Глаза у него потемнели, а губы сжались в тонкую линию. Он расправил плечи, и они показались Маргарите немыслимо широкими, способными выдержать любую тяжесть.
– Да будет так, – сказал он и кивнул начальнику эскорта, давая знать, что готов предстать перед королем.
* * *
Дэвид с большим трудом признал Маргариту в этой элегантной даме в алом платье, с алой же, почти прозрачной накидкой, с ожерельем из дорогого жемчуга. Или скорее признал, но отказался смириться с тем, что это она и есть. Ведь перед ним была леди Маргарита Мильтон, дочь лорда, одна из самых богатых наследниц в королевстве, леди, которую он в течение многих лет почитал как стоящую намного выше него. Казалось невозможным, что он сжимал ее в объятиях, заглушал поцелуями ее крики восторга, погружаясь в ее мягкие глубины. Она теперь мало походила на страстную сирену, которая была с ним вчера ночью и завлекла поцелуем, дрожа от желания.
Он думал, что понимает ту Маргариту, которую оставил в крепости, готов был поставить собственную жизнь на то, что знает, что она станет делать, а чего – не станет. Но эту величественную даму он не знал и не понимал. И не имело никакого значения, что его происхождение оказалось более благородным. Такая смена положения в обществе была просто невероятной. В душе он снова был сиротой, недостойным коснуться подола ее платья, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к самой даме.
Перед ними распахнули двери в покои короля. Маргарита и Дэвид прошли через пустой вестибюль, мимо стражей, стоящих навытяжку с ничего не выражающими лицами. Они ждали в тускло освещенной приемной, пропахшей свечным воском, пылью и потом, практически молча. Наконец сенешаль короля объявил об их приходе, и посетители предстали перед Генрихом VII.
Аудиенц-зал был длинным и узким, с рядом высоких арочных окон с толстыми стеклами, разделенными средниками. Стены украшали декоративные филенки «льняные складки», а свободное пространство между ними занимали картины, написанные драгоценными красками и неизменно приковывавшие к себе взоры посетителей. Потолок украшали росписи. Возвышение для трона находилось ниже уровня окон, благодаря чему лица просителей были ярко освещены, в то время как монарх оставался в тени. В данном случае толку от этой хитрости было мало, поскольку небо за окнами было черным, как глубокой ночью, а по стеклам ползли капли дождя.
– Признаемся, мы удивлены, увидев тебя здесь, – заметил Генрих VII, глядя на Дэвида, после того как позволил поклонившемуся рыцарю выпрямиться, а Маргарите – подняться из реверанса. – Мы думали, что ты занят нашим делом на севере.
– Так и было, ваше величество, – твердо произнес Дэвид. – Однако мне кое-что стало известно, и это…
Генрих поднял руку, останавливая поток слов.
– Наше дело продвигается, как планировалось?
– Лучше, чем ожидалось, сир.
– Мы также обратили внимание на усилившийся интерес к Золотому рыцарю. Ты хорошо поработал.
– Премного благодарен за такую оценку, – сказал Дэвид, – хотя радость ваша, должно быть, померкнет, когда вам станет известно то, что узнал я.
Генрих оперся локтем на подлокотник кресла, служившего ему троном в неофициальном аудиенц-зале, и положил подбородок на ладонь. Взгляд его серо-голубых глаз под ровными бровями был проницательным. В этот день его голову украшал золотой венец, удерживавший локоны пепельно-русых волос, которые доходили ему до плеч. Одет он был просто: украшенный вышивкой шерстяной камзол, темные чулки и сапоги до колена.
– И о чем пойдет речь? – поинтересовался король.
Дэвид помрачнел, его сердце отчаянно колотилось. Он достал из-под плаща мешочек из пропитанного маслом шелка. Оттуда он вынул брачное свидетельство, официальное подтверждение союза Эдуарда IV Английского и леди Элеоноры Тэлбот Батлер. Держа документ на открытых ладонях, Дэвид протянул его Генриху.
Сенешаль вышел вперед и взял пергамент, после чего вручил его королю. В зале воцарилась тишина: Генрих, все больше мрачнея, внимательно изучал документ.
– Феноменально! – наконец сказал он, поднимая голову. – Как сии страницы очутились у вас?
Маргарита тихонько кашлянула. Отвесив поклон, Дэвид отметил, что эта история по праву принадлежит ей. Она изложила случившееся удивительно кратко, но подробно остановилась на доказательствах истинности происхождения документа.
Генрих откинулся на спинку кресла.
– Вы понимаете, что это делает нашу супругу королеву незаконнорожденной?
– Понимаю, сир, – отозвалась Маргарита. – Весьма сожалею, но я думала, для вас было бы важно получить эти доказательства.
Генрих буркнул что-то неразборчивое, соглашаясь.
– А этот младенец, которого, как вы утверждаете, родила леди Элеонора и который был заклеймен Эдуардом в знак признания его своим сыном? Право ребенка на престол очевидно, оно более весомое, нежели у других претендентов из рода Йорков, включая братьев нашей Елизаветы. Что вам известно об этом младенце?
Дэвид сделал глубокий вдох и расправил плечи.
– Простите мне, сир, но тот младенец – я.
Генрих недобро прищурился.
– Ты?
– Воспитанный в женском монастыре, принимающем сирот, и отмеченный клеймом Плантагенетов.
– Мы хотим увидеть это клеймо.
Произнеся эту фразу, Генрих тут же сделал знак сенешалю. Тот вышел в коридор и вернулся с эскортом, ожидавшим снаружи. Люди короля окружили Дэвида. Через мгновение он уже стоял на коленях, плащ и камзол с него сорвали, а рубаху разорвали на плече, открывая клеймо.
– Сир! – воскликнула Маргарита, не в силах скрыть охвативший ее ужас. – Сэр Дэвид приехал к вам с этими новостями. А ведь он мог продолжать собирать людей под свои знамена, причем с вашего одобрения. Он мог бы обманывать вас, а как только набрал бы достаточно воинов, выступил бы против вас открыто.
«Если она хотела помочь, то нашла совершенно неподходящий способ», – в отчаянии подумал Дэвид. Последнее, что ему сейчас было нужно, – это заставить Генриха видеть в нем потенциального врага.
– И мы должны принять существование этого клейма на веру, леди Маргарита? – возмутился король. – Мы не должны осмотреть его, чтобы понять, старое оно или свежее, настоящее или подделка, клеймо или просто шрам?
– А зачем ему лгать? – в свою очередь возмутилась Маргарита. – Он вполне мог молчать о клейме, пока его не коронуют, если бы именно этого он хотел. Ведь его уже признали претендентом на престол, чудом спасшимся Эдуардом.
Король ничего на это не сказал, но жестом отпустил своих людей. Когда они вышли из зала, Дэвид несколько успокоился. По крайней мере, его не потащили в Тауэр. Он быстро поправил одежду, но остался стоять, опустившись на одно колено. Ему показалось, что лучше вести себя поскромнее, по крайней мере до поры до времени.
– Его признали благодаря моим наущениям и с моей помощью, – наконец заговорил король. – Ты должна нас понять: мы заподозрили, что нас водят за нос.
– Никогда, сир! – заявил Дэвид, стараясь изобразить как можно более искреннее негодование.
– Почему вы так решили? – спросила Маргарита. Она стояла напротив Генриха прямо, горделиво подняв голову, хотя ее сжатые в кулаки руки дрожали. – Сначала вы сами за ним послали. Когда он не приехал, вы придумали уловку, которая, как вы полагали, не могла не сработать. И вы не ошиблись: ввиду нежелательной помолвки я обратилась к нему за помощью и он примчался ко мне. Затем вы, именно вы, предложили Дэвиду сыграть роль претендента на престол. Ему простительно то, что он считал себя простофилей, думал, что его обманом выманили сюда, чтобы уничтожить.
– Маргарита! – ахнул Дэвид.
– Ты забываешься, леди Маргарита! – сурово произнес Генрих. – Мы не настолько безрассудны, чтобы предложить настоящему наследнику поднять против нас восстание.
– А Дэвид не настолько слабоумен, чтобы пойти против вас. Он согласился участвовать в вашей игре по одной-единственной причине: вы дали слово, что меня больше никогда не будут принуждать к замужеству. И если его успехи превысили ваши чаяния или ваши нужды, это произошло не из-за ошибочных действий Дэвида, а возможно, потому, что люди отметили королевское величие в его внешности и манерах. Где вы видите предательство или преступное намерение? Им руководила только честь, которая для него важнее жизни.
Судя по ее страстному выступлению, она все-таки поддерживает его, а не наоборот. Потрясенный Дэвид слушал ее, и в нем возрождалась надежда. Он не мигая смотрел на Маргариту, пытаясь отыскать подтверждение ее искренности. Ее лицо стало бледным, под глазами залегли темные круги отчаяния, а она не удостоила его и взглядом.
Генрих поерзал в кресле, на секунду сжал подлокотник, но тут же разжал пальцы и принялся барабанить ими.
– И мы должны позволить ему продолжать собирать людей против нас, пока его войско не станет больше войска Уорбека?
– Но ведь он…
– Нет, сир, – вмешался Дэвид, не обращая внимания на безмолвный протест Маргариты. – У меня нет никакого желания носить корону. Вы заслужили ее, сражаясь под Босвортом. Да обнаружь я в десять раз больше доказательств того, что я сын Эдуарда, я и тогда не стал бы претендовать на нее.
Генрих фыркнул.
– Легко сказать, но уже не раз случалось, что мужчинам внушали королевские амбиции те, кто хотел использовать их в собственных целях.
– Однако среди них не было ни одного с такой силой воли или таким нежеланием становиться королем, – поддержала Дэвида Маргарита.
– Не было, сир, – как можно искреннее поддакнул Дэвид. – Вы можете уничтожить свидетельство моего неотъемлемого права, если на то будет ваша воля. Я вырос, не считая себя достойным даже замка, не говоря уже о королевстве. Я никогда не жаждал ни высоких почестей, ни обязанностей, к ним прилагающихся. Все, что у меня есть, я заработал сам, благодаря своей силе и благосклонности небес. Я сам себе господин и никогда не обменял бы это на господство над всей Англией, в том числе и потому, что, по правде говоря, не думаю, что способен заботиться о благе всех подданных.
– Прекрасные слова и честные речи, – поджав губы, признал Генрих, – но разве они гарантия крепости нашего трона, благополучия нас, нашей королевы и наших наследников? Если мы ошибемся, мы потеряем все, поскольку ты не сможешь позволить нам жить, как и я не могу позволить жить тебе, как бы красиво ты ни говорил.
Это был смертный приговор, и доводы Генриха казались взвешенными и логичными. Дэвид едва слышал его из-за барабанного стука сердца – его страх усилился, так как он понимал, что под топор или на виселицу может пойти не один.
– Но, сир, – быстро шагнув вперед, хриплым от волнения голосом заговорила Маргарита, – если вы заберете жизнь Дэвида сейчас, это лишь подтвердит истинность истории его рождения, которая теперь известна всем. Его имя стало легендарным. Кто не знает Золотого рыцаря? Люди могут отвернуться от вас, узнав, что вы казнили его без суда и следствия. Позвольте напомнить: Уорбек все еще собирает силы, и, в отличие от Дэвида, он действительно жаждет получить корону.
Дэвид чувствовал жалящие уколы шерстяного ковра сквозь чулок, обтягивающий колено, ощущал запах горячего лампового масла, пыли и легкий аромат сандала, исходящий от одежды Генриха. Куда лучше сосредоточиться на таких вещах, чем на решении, которое Генрих примет через несколько мгновений. В повисшей тишине постукивание королевских пальцев о подлокотник кресла казалось неприлично громким. Неожиданно постукивание прекратилось.
– Кто еще знает эту историю, леди Маргарита, кроме тебя и сэра Дэвида? – задумчиво спросил Генрих.
Это была ловушка, и она видела ее широкий и глубокий зев. Взглянув на Маргариту, Дэвид почувствовал удар ледяного копья, пронзивший его до мозга костей.
– Маргарита… – начал он.
– Пожилая монахиня в женском монастыре, а также те, кто был со мной, когда она поведала мне эту историю, – суровым и ровным тоном произнесла она. – Кто еще, я сказать не могу, поскольку не знаю, сколько людей слушали излияния монахини.
Только теперь Дэвид понял, что не дышал, ожидая ее ответа. Если бы о праве Дэвида на престол знали только он и Маргарита, то их обоих, скорее всего, немедленно бросили бы в Тауэр. Маргарита не попала в расставленную королем ловушку, и ему не придется смотреть, как ее схватят вместе с ним.
– Более того, – продолжала Маргарита; ее лицо теперь было ясным, но все еще оставалось напряженным, – вы проявили мудрость, уничтожив Titulus Regius, которым парламент во времена Ричарда признал, что дети Эдуарда от Елизаветы Вудвилл рождены вне брака. Любовь народа к королеве как к самой старшей дочери Эдуарда и есть основа вашего правления. Как вы только что сами сказали, если станет известно о том, что она незаконнорожденная, это не пойдет вам на пользу.
Лицо Генриха окаменело.
– Наша королева любима народом, но наша власть не нуждается в ее поддержке, как и в поддержке ее отца.
– Нет-нет, я имела в виду…
– Мы знаем, что ты имела в виду, – решительно оборвал ее Генрих.
В помещении снова воцарилась тишина. Они зашли в тупик, балансировали над пропастью. И в этот момент Дэвид внезапно понял, как должен поступить. И он поступит именно так, хоть и не может быть уверенным, захочет ли того же Маргарита и как она воспримет это потом, даже если сейчас и согласится с его предложением. Он откашлялся и постарался придать своему голосу всю убедительность, на которую он в данный момент был способен.
– История моего рождения хранилась в тайне все эти годы. Для ее обнародования нет никаких причин. Цель, ради которой на сцену вышел ложный претендент на престол, достигнута: силы Уорбека уже ослабли. Из его лагеря мне сообщили, что он намерен предпринять решительные действия в ближайшие дни – то есть задолго до того, как мои сторонники смогут переметнуться к нему. Я расформирую свои отряды и откажусь от претензий на престол, как и планировалось с самого начала. Затем я объявлю себя самозванцем, не имеющим никакого кровного родства с Эдуардом IV, и останусь им до конца своих дней.
Генрих дураком не был.
– Щедрое предложение, сэр Дэвид. А что взамен?
В этом и состояла суть проблемы: вероятность заключения сделки, которую Генрих мог бы принять с большей готовностью, чем сложение полномочий исключительно из понятий чести, без требований какой-либо компенсации.
– Есть нечто, ради чего я не просто откажусь от короны, но сделаю это с удовольствием, и это единственное, что я хочу получить в качестве компенсации.
Дэвид услышал, как тихо ахнула Маргарита, почувствовал взгляд, который она устремила на него. Он посмотрел на нее снизу вверх, так что их глаза встретились на несколько долгих мгновений, и в ее темно-карих глубинах он увидел страх, сомнение и боль.
– И что это? – насмешливо поинтересовался Генрих.
Дэвид набрал в легкие как можно больше воздуха, неожиданно уверившись в том, что поступает совершенно правильно. Когда он заговорил, его голос звучал громко и уверенно.
– Рука вашей подопечной, леди Маргариты Мильтон. Я хочу, чтобы она стала моей леди и моей супругой.
