Текст книги "Преобразователь (ЛП)"

Автор книги: Дженис Харди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Ему придется быстро учиться, или все они умрут. Он станет тем, кто будет думать о продаже боли, чтобы дети смогли спать в кровати. Он станет мной.

Я дала ему еще боли. Немного в руку, ногу, покалывание в плечо. Но не в ладони или спину. Он должен был работать.

Данэлло закрылся, он шумно дышал, прижавшись спиной к влажному дереву здания за ним.

– Ощущения не такие, как от своих ран.

– Тело защищается от ран. Но не узнает так же чужую боль.

– О, – он глубоко вдохнул и встал с упрямством. Если бы я не знала эту боль, я бы не заметила в нем ничего странного. Безумный, да, но он был стойким.

– Лучше? – спросила я.

– Да. А ты как?

– Больно, но уже не так, – снаружи. А внутри? Внутри словно кишели личинки в трупе крокодила.

– Поможешь папе?

– Возможно, – если он не умирал. Иначе я смогу лишь лишить его страданий. Святые, я бы не хотела этого.

* * *

Данэлло жил в одном из лучших пансионов у Торгового канала, о таком месте я могла лишь мечтать. У его семьи было три комнаты – две спальни и небольшая кухня со столовой. Хотя еще было видно женскую руку, она давно себя не проявляла. Два засыхающих растения, похожих на кориандр, стояли на полке у окна, с одной стороны собрались выгоревшие занавески. Над небольшой печью висели потертые медные горшки, тощая труба вилась по стене. Отсюда открывался вид на траву у рыночной площади. Двое устроились под кустом с покрывалом под ними. Я отвела взгляд.

– Нашел ее? – крикнул мальчик, выбежав из комнаты слева. – О, вижу, – его губы дрогнули, словно он не знал, радоваться, что я здесь, или пугаться.

– Это… – Данэлло повернулся ко мне и робко рассмеялся. – Я даже твое имя не знаю.

– Ниа.

Он кивнул.

– Ниа, это Джован. Остальные с папой.

Не зная, что делать, я помахала, и маленькая версия Данэлло помахала в ответ. Такие же темно-карие глаза, светлые волосы и решительный, но печальный вид.

– Папа без сознания, – сказал Джован осторожно, стараясь звучать по-взрослому. Святые, он же был еще маленьким. Слишком маленьким для такой боли. – Нам его разбудить?

Мой желудок сжался, но я покачала головой.

– Не будите. Я могу делать это, пока он спит.

Мы прошли в спальню, маленькую, но уютную. Картины цветов висели на стенах, некоторые были нарисованы на дереве, другие – на кусочках ткани. У кровати на желтом стуле сидел брат-близнец Джована, он был бледен и напряжен. Их сестренка сидела на полу у его ног. Ее светлая голова лежала на его колене, руки обвивали его лодыжку. Они на нас не смотрели.

– Это Бахари, а на полу Халима.

Я попятилась. Кровать того не стоила. Я не исцеляла, я решала, кто будет страдать. Это делали Святые, а не я.

– Я не могу.

– Можешь. Могут и они, – Данэлло сжал мою руку и подвел ближе. – Что нам делать?

– Передумать, найти торговца болью, притащить его сюда за волосы, если нужно, но не заставлять меня делать это.

Он взял меня за руки и крепко сжал их. Они были теплыми, на миг я ощутила себя в безопасности.

– Что нам делать? – спросил он.

Что делать, если это не нравится? Разве я не хотела быть Целителем? Тали делала не так, но я могла помочь им. Это всего на пару дней, а потом торговцы начнут принимать. Я же не ранила их. Я судорожно вдохнула и неохотно убрала руки.

– Пока что ничего, – прошептала я. – Мне нужно посмотреть, насколько все плохо.

Рука его отца была выгнута, точно была сломана. Нога была в крови и опухла, но была прямой. Я посмотрела на Джована, мне стало не по себе. Думай про их отца. Я встала с другой стороны у кровати и положила ладонь на его лоб. Холодный. Влажные пряди светлых волос, таких же, как у его детей, прилипли к моим пальцам.

Голос Тали звучал в моей голове. Она учила меня тому, чему они учили меня, ведь Лига могла меня принять, но так думала она, а не я. Я понимала, что так она пыталась исправить то, что приняли ее, а не меня.

Я глубоко вдохнула. Ощутить путь через тело к ране. Руку покалывало, пока я искала путь через кровь и кость. Сломанная рука, как я и думала. Три сломанных ребра. Порванные связки на ноге, но не перелом. Синяки и порезы были всюду, но с ними он справится сам.

– Все не так плохо, как ты думал, – я описала его раны так, чтобы не напугать малышей. Бахари уже был близок к обмороку.

– Я возьму руку и ногу, – сказал Данэлло, словно заказывал еду. – Они возьмут по ребру. Это будет не так плохо, да?

Сказал тот, кто не ломал ребра.

– Будет больно дышать глубоко, а еще наклоняться и тянуться, – три пары карих глаз расширились. Я чуть не улыбнулась, но это напугало бы их сильнее, чем боль. – Ничего не сможете делать по дому, пока торговцы болью не примут вас.

Бахари вскочил на ноги, сжав ладони в кулаки.

– Я не хочу этого.

– Придется. Ради папы, – возразил Джован.

– Я… – Бахари огляделся, – помогу как-то еще. Схожу к аптекарям.

– Бахари! – вскрикнул Данэлло. – Они чаще всего продают яды. Я не буду так рисковать жизнью папы.

Я прижалась к стене. Я тоже этого не хотела, как и не хотела заставлять Бахари.

– Это больно, – сказал он.

– Да, но ты потерпишь пару дней.

– Но…

– Делай, Хари, – сказал Джован голосом, что был слишком стар для мальчика. – Папа нас не подводил, и мы не подведем.

Бахари не согласился, но и не возразил.

– Решено. Я первый, – Данэлло придвинул стул от окна к кровати и сел, крепко сжав руки.

– Данэлло…

– Делай.

Вправить руку, убрать боль, спать спокойно. Стиснув зубы, я потянула за сломанную руку. Я сглотнула и надавила сильнее, кость щелкнула, и рука встала на место. На глазах выступили слезы, размывая уже кружащуюся комнату.

– Я здесь, Ниа, – Данэлло взял меня за руку. Другие держались за пальцы папы.

Я собрала боль, как меня учила Тали, держала в себе противным шаром.

– Я в порядке. Готов?

Он отклонился, крепко держась за стул, и кивнул.

Я понемногу вливала в него боль, что пронзала его. Руки горели до локтей, особенно с одной стороны. Данэлло дрожал, его кожа была бледной, как туман. Дыхание выходило порывами, потом стало глубоким.

Я съехала на пол, прижалась спиной к кровати.

– Данэлло, ты в порядке? – Джован осторожно протянул руку и обхватил плечо брата. Никто не спрашивал, как чувствую себя я, но Бахари смотрел на меня.

– В порядке, – выдохнул Данэлло и улыбнулся. Боль виднелась в его глазах, но он ее скрывал. – Теперь ногу.

Я дала ему половину. Кто знал, сколько ему с этим быть. Я никогда не носила боль больше двух дней, но этого хватало, чтобы я была рада избавиться от нее.

Джован выступил вперед с кулаками по бокам.

– Теперь я, – он смотрел с вызовом. Но кто бы дал мне отказаться?

– Будет резко, – предупредила я. – И больно. Дыши и что-то сжимай. Это помогает.

Я быстро вытянула боль, но двигала ее медленно, иголки пронзали живот жаром, но было терпимо. Я задержалась. Может, это он выдержит.

Джован вскрикнул, когда я дала ему боль его отца, но закусил губу и шипел, выдыхая.

– Не дыши глубоко, Джови, – предупредил Данэлло.

– Все не так и плохо, – сказал Джован, когда я его отпустила. Он вытер пот со лба и улыбнулся брату. – А ты расплачешься.

Бахари посмотрел на братьев, но шагнул ко мне и схватился за столбик кровати.

Он быстро кивнул мне, как делали бойцы на Ярмарке в городе.

– Быстрее.

– Уверен? – прошептала я.

Его взгляд смягчился, он кивнул.

– Ага. Это ведь на пару дней?

– Верно, – я дала ему не все. Он не плакал, но стоял близко. Он не кричал, не издал ни звука, кроме шипения сквозь зубы, как делал и Джован. Бахари ухмыльнулся брату.

– Вот так-то.

– Самые смелые близнецы в Гевеге, – сказал Данэлло, взлохматив их волосы.

Халима шагнула ко мне, в руках она сжимала самодельную куклу.

– Я тоже смелая!

– Я возьму за нее, – сказал Джован. Бахари будто хотел возразить, но не разжал губы. Халима посмотрела на них, как горный кот на добычу.

– Я сама справлюсь.

– Нет.

– Это слишком, – добавил Бахари.

– Я могу! Вы никогда не давали мне что-то сделать.

– Халима, – мягко сказал Данэлло, погладив ее по волосам. – Они правы. Это слишком больно.

Слезы потекли по ее щекам.

– Я тоже хочу помочь папе.

– Твоим братьям понадобится твоя забота, – сказала я. Ребро я выдержу. Ночь будет ужасной, но у меня будет кровать, а Тали завтра все заберет. Я могла прийти потом и забрать остальное. Украсть пару исцелений потом будет лучше, чем ранить людей, так что проникнуть в Лигу стоило. – Ты сможешь управляться в доме?

– Угу, – всхлипнула она, вытерла нос рукавом. – Я позабочусь о нас.

– Данэлло, я могу…

– Нет, – сказал он. – Я знаю, что ты дала не все. Мы договорились на эту боль. Ты не можешь исцелять, если тебе больно.

Я кивнула, хотя не знала, где здесь была правда.

– Мы разделим, – быстро сказал Джован, посмотрев на меня. – Не говори, что мы не можем. Она не твоя сестра.

Я посмотрела на Данэлло, он кивнул.

– Кто первый? – Джован выступил вперед и потащил за собой Бахари. – Вместе? – спросил он, держа за руку. Бахари посмотрел на сестру и кивнул.

Я забрала последнее ребро и прижала ладони к их сердцам. За болью тихое гудение, как было у Энзи, раздавалось в них.

Они были Забирателями!

Слабыми, ведь не смогли бы работать на торговцев болью, иначе я бы сразу это ощутила. Я посмотрела на их руки, сжатые так крепко, что десять костяшек побелели. Связанные близнецы. Их талант возрастал, когда они держались за руки? Я о таком не слышала, но я и о передаче не слышала, пока сама не сделала, как и мама. Они не знали пока еще, на что были способны. Не знали, иначе забрали бы у отца больше боли. Джован – точно.

Данэлло коснулся моего плеча.

– Ниа? Что такое?

– Ничего, – просто его братьев теперь могли найти, забрать для новой войны. Многие Забиратели начинали чувствовать боль в десять, были готовы забирать ее с двенадцати. Но из-за осады в Верлатте Целителей будут набирать. Герцог потеряет многих в бою, он мог легко украсть детей, чтобы захватить еще один город, не желающий его правления. Как он забрал у Сорилля, чтобы захватить нас.

– Уверена? Выглядишь смешно.

Я не должна была говорить им. Если они не знали, они не были в опасности. Даже если кто-то проверит, они не ощутят этого, пока близнецы не соединены.

– Я в порядке, – я повернулась к близнецам, стараясь не дать Данэлло увидеть мою ложь. – Готовы?

Они кивнули, лица их были белыми, как у их папы.

Они не издали ни звука, но напряглись, сдержали даже шипение. Морщины на лице их отца разгладились, он поерзал во сне. Близнецы опустились на пол, держась за животы. Халима смотрела на них, словно их могло стошнить.

– Когда папа проснется? – спросил Данэлло.

– Скорее всего, утром. Какое-то время будет скован и ужасно зол, когда узнает, что вы сделали.

– Он поймет. Идем, я должен тебе ужин.

В животе заурчало, и он рассмеялся.

Голод и вина скручивали все внутри. Я прошла за ним на кухню. Я скрывала то, что хромаю. Он не скрывал свою хромоту, руку прижимал к груди. Он какое-то время не сможет бегать за ворами куриц.

– Данэлло, я помогу, – ребра болели, я потянулась за чайником, дрожащим в его руках. Он отдернулся и скривился. Мы были еще той парочкой.

– Нет, я держу. Я должен тебе ужин. Мы должны тебе куда больше, чем можем дать. Спасибо, – он улыбнулся, и мои щеки согрелись быстрее котелка.

– Это рыбные пирожки?

Он положил мне их в тарелку, а потом поставил котелок на огонь. Я ела рыбу и поняла, что напоминаю гиену, обгладывающую свежий скелет.

– Ох, прости.

– Ничего, – рассмеялся он и налил нам кофе. – Я не знаю, как ты это делаешь.

– Не ела три дня, – проворчала я со ртом, полным рыбы. – Потом ты удивишься, как быстро можно запихать еду внутрь. Даже дышать не нужно.

– Нет, я про удержание боли. Но ешь ты тоже внушительно.

Я пожала плечами и постаралась не смотреть на близнецов.

– Это просто исцеление.

– Это нечто большее. Мне так больно, что я не хочу двигаться, но ты не выглядишь плохо.

Я смотрела на еду.

– Я привыкла, наверное. Или у Забирателей от природы высокий болевой порог. Не знаю. Я не задумывалась.

– Ты хороша.

– Хороша в этом? – я подняла голову так, что успела уловить его гримасу.

Он быстро отвел взгляд, теребя край своей тарелки. Он был милый, когда так стеснялся. Милее, чем был в лунном свете.

– Ты поняла, о чем я, – пробормотал он.

– Хмм, – сказала я, вдруг поняв, что у меня грязные руки, мокрая одежда, и я лишь молилась, что не воняю.

Он долго молчал, поглядывая на меня и отводя взгляд. Я ела, борясь с желанием пригладить волосы и стараясь не думать, как они выглядят. Когда было влажно, они вились сильнее.

Наконец, он сказал:

– Твои родители Забиратели?

Я жевала рыбу дольше, чем нужно, проглотила ее.

– Мама была. И бабуля тоже.

Он кивнул.

– Теперь только ты и отец?

– Сестра. Только я и сестра.

Молчание, полное понимания.

– Она работала в Лиге? Твоя мама?

– С двенадцати, как и бабуля. Отец был чародеем. Работал, в основном, в кузнице, готовил пинвиум для поглощения боли. Его прадедушка нашел первые шахты пинвиума в Гевеге.

Данэлло поник, словно услышал плохие новости.

– Так ты из аристократов.

Меня удивило, что это именно значение. Это было важно, когда Гевег был богатым местом, тут было много знати. И в Беседки не позвали бы рыбаков или фермеров. Когда пришла война, эти различия стерлись. Все шли в бой, если было нужно, даже знать. Это не были аристократы басэери, которые платили остальным, чтобы те умирали за них.

– Нет, ведь герцог все это отменил, – я проглотила кофе, обжигая им горло. – Когда герцог схватил бабушку, его солдаты вломились в наш дом, как в свой, выбросили нас с Тали, словно мусор. Нам не дали даже вещи взять, игрушки, что-то на память о родителях. Им было все равно, что нам некуда идти. Можно еще кофе?

Он уставился на меня с раскрытым ртом, а потом кивнул.

– Ага, я налью, – он налил мне кофе, дал еще пирожок с рыбой и начал резать грушу. – Мои родители работали в университете, но не были профессорами, им не много платили. Мама учила фехтованию и военной истории, папа – философии. Ее убили до окончания войны. Папа сказал, что было глупо сражаться с теми, кому мы точно проиграем, но она все равно пошла туда. И нас тоже выгнали, – он поставил между нами тарелку с кусочками груши и сел удобнее на стуле. Мы почти не говорили после этого. Было приятно просто сидеть с тем, кто понимал. Халима пришла, убрала со стола и устроила мне место у окна. Она вела себя как хорошая хозяйка. Даже спросила, нужно ли мне еще одеяло. Джован вскинул брови и посмотрел на свою кровать, так что я отказалась.

– Спокойной ночи, – сказали дети и ушли в свою комнату. Дверь закрылась за ними.

Данэлло смотрел на меня, потирая рукой шею сзади. Глупо, но я все еще беспокоилась из-за своих грязных коленей и разных носков. Он не замечал, на его одежде тоже были заплатки.

– Как ты узнала, что ты… другая? – спросил он.

Я замешкалась, но он уже знал правду.

– Это было перед тем, как закончилась война. Мне было десять, мы с сестрой помогали маме и бабушке с ранеными в Лиге. Тали бежала, хотя не стоило, и споткнулась о меч. Сильно порезала ногу. Я видела кровь, слышала ее крики, и я схватилась за ее ногу. Я хотела это прекратить, понимаешь? – я поежилась. – Не знаю, что именно я сделала, но вдруг болеть стал моя нога, а она была в порядке.

– Ты исцелила ее нечаянно? – глаза Данэлло расширились. – В десять?

– Ага. Мама догадывалась, что мы Забиратели, это передается в семье, но она не говорила. Она боялась, что нас заберут. Она говорила мне: «Не исцеляй, не трогай Старейшин, не подходи к ищейкам». Я боялась, что сделала что-то не так, исцелив Тали, и я попыталась вернуть ее боль. И вернула.

Это напугало маму сильнее, чем меня исцеление. Я помнила ужас на ее лице, когда Тали подбежала, показывая на лодыжку, где не было ни царапины, крича, что она болит. Мама схватила меня за плечи и сказала никогда больше так не делать. А потом обняла так крепко, что я не могла дышать, и заставила поклясться Святой Сэей, что я никому не расскажу о том, что могу делать.

Я и не рассказывала до этого вечера. Только Тали знала.

– Она…

– Я устала, – сказала я. Хватит говорить. Это ничего не изменит, лишь вытащит на поверхность сожаления.

– О, прости. Тебе стоит поспать, да.

Я взбила подушку и старалась не смотреть на него. Это было сложнее, чем я думала.

– Спокойной ночи, Данэлло.

– Спокойной ночи, Ниа.

Еще одна дверь закрылась. Комната его отца. Я устроилась на мягком матрасе, но голова была полна вины и облегчения, и это мешало спать. Я наслаждалась теплом и запахами еды, тихими голосами возбужденных мальчиков, что старались не спать, хот сон ослабил бы их боль. Халима громко приказала им молчать. Я, несмотря на меланхолию, улыбнулась. Она хорошо справлялась с новой ролью. Я забыла, как приятно быть в семье.

Я не могла спать, потому села и прислонила голову к окну. Лунный свет заливал серебром угол рынка. Темные тени выложили узоры на камне, темнее было под кустом, где спала та парочка. Место было хорошее, защищенное от ветра и сухое.

Прыгающий свет привлек мое внимание. Покачивался фонарь ночного патруля. Солдаты остановились у кустов, пнули спящую пару и прогнали их. Патруль не преследовал их, лишь шел дальше, прошли человека, которого не тревожило, что он один ночью.

Фонарь качнулся, и свет озарил лицо мужчины.

Святые и грешники! Вернулся тот странный мужчина. Я сильнее укуталась в одеяло и опустилась, хотя он вряд ли увидел бы меня в темной комнате. Кто этой крысе было нужно? У него было много шансов схватить меня после случая с паромом, пока я бродила, ничего не замечая. Данэлло смог это сделать.

Я посмотрела на детскую. Близнецы! А если он пришел за мной и ощутил их? После всего, что для меня сделал Данэлло, я не могла подвергать его семью опасности. Но если я уйду сейчас, меня точно заметят. Я приподнялась, держась пальцами за подоконник, на уровне глаз.

Тени дрогнули, и в серебряном свете появился еще один человек. Он заговорил с тем мужчиной, а тот рукой обвел улицу. Руки дрожали, они словно не знали, куда я ушла, спорили, куда идти дальше. Новый мужчина кивнул и прижался к стене, оглядывая улицу, скрестив руки на груди. Первый мужчина пошел прочь и исчез в темноте.

Их было двое! Я дрожала в комнате, что была не такой темной, чтобы спрятать меня. Я посмотрела на дверь и успокоилась при виде засова. Заперто. Я была в безопасности, а они не знали о близнецах. Кто послал их за мной – Лига или герцог? Я накрылась одеялом с головой.

Не важно. Ищейки оставались ищейками, а я была добычей.

* * *

Я проснулась, чувствуя себя так, словно кто-то выкручивал мне мышцы, пока я спала. Было больно вытягивать руки. Приседать было больно, и боль растекалась по ногам. Я должна была ожидать этого. Я вытащила слишком много людей из воды. Или это было наказание за передачу боли детям. Я словно спала на земле. Поделом мне. Нужно было отказаться. Я была уставшей и голодной раньше, я справилась бы.

Я выпрямилась, тело хрустело в тишине. Идти было больно. Мне не хотелось признавать этого, но я могла с таким успехом спать и под кустом. Будет сложно дойти до Тали.

Будто я не чувствовала вину.

Я стиснула зубы и потянулась. Не важно. Как говорила бабуля, что сделано, то сделано, и я…

Слишком тихая комната вдруг стала шумной, словно говорила мне что-то. Я замерла и огляделась, ожидая увидеть зеленый и желтый шелк из-за занавесок, но комната была пустой, как и ночью. Но дверь в детскую была открыта. Я задержала дыхание и пошла к комнате, кривясь на каждом шагу.

Три кровати были заправлены. Открытых окон не было, мебель не была сбита, ничто не указывало на борьбу. Я вздохнула, когда часы пробили девять. Они ушли в школу. Ищейка их не похищал.

Дверь Данэлло была закрыта, а мои руки слишком болели, чтобы стучать. Он мог спать, но я представляла, как он сидит на желтом стуле у кровати отца, держит его за руку, ждет, пока он проснется. И улыбка Данэлло озаряла всю комнату.

Он был очень добрым. Я могла помочь его семье. Я могла привести сюда Тали и убрать их боль. Если мы ее разделим между собой, будет не так и плохо. В Лигу идти потом будет сложно, но мы справимся.

Старейшины, ученики и ищейки в шелке всплыли в голове. Было ли безопасно идти в Лигу? Я отодвинула занавеску и выглянула. Мужчин видно не было, но они могли быть где-то снаружи, множится, как кролики. И к закату за мной будут идти уже четверо.

Желудок заурчал, и я пошла на кухню, нашла взглядом остатки пирожков. Выглядело так, что у семьи Данэлло была еда, и я слышала, что школа по соседству кормила учеников обедом. Желтый сверток лежал посреди стола с запиской на нем. Я улыбнулась старательно выведенным буквам, по которым было видно, что ручка задерживалась на них.

«Ниа, вот завтрак. Надеюсь, он вкусный».

В свертке был пир: еще два пирожка, три груши и банан. Я съела пирожки сразу, а фрукты спрятала в карманы для обеда и ужина. Одну грушу я приберегла на следующий завтрак.

Блеск в ткани привлек мое внимание. Три медяка лежали на дне так, словно их хотели спрятать. Может, Данэлло хотел, чтобы я забрала узелок и нашла монеты потом.

Еда и кровать уже были достаточной платой. Я своим поступком навредила всей семье. И все же…

Я взяла монетку и провела большим пальцем по льву на одной стороне. Гевегская дени, а не оппа басэери. В бедных районах такие ценились больше, вопреки герцогу. Хватит ли мне этого на комнату? Я могла поделиться. Спать по очереди с тем, кто работает по ночам. Я убрала монеты в карман, добавила в список дел «идти сразу к Милли и посмотреть, что получится».

Я посмотрела на дверь Данэлло. Вежливо было попрощаться, но ноги отказывались двигаться. Он знал, что я была здесь, и если хотел проводить, то был бы здесь, когда я проснулась. Рука скользнула в карман и погладила монеты. Зачем ему провожать меня? Меня наняли помочь, мне заплатили. Пора уходить.

Мышцы болели от каждого шага вниз по ступенькам, пылали, словно я трижды оббежала Гевег. Было заманчиво потратить монетку на лодку в Лигу, но деньги получить было непросто, и извозчик дени примет вряд ли. У меня были ноги, чтобы идти.

Я замерла на пороге, разглядывая каждого человека, каждый куст, каждое возможное укрытие. Ищеек не было. Я вышла, стараясь оставаться в толпе. Солнце пробивалось через туманное небо, серое, как стены прихожей Лиги. Лужи блестели, как зеркала. Я проверяла углы и кусты, но если за мной и следили, прятались они хорошо. Я не видела вспышек желтого или зеленого. Придут они днем или будут прятаться, как голодный крокодилы?

Я замерла на мосту от Лиги к западной части Великого канала. Если ищейки из Лиги, то идти туда глупее, чем тратить деньги на лодку. Проще передать Тали послание о встрече там, куда можно легко пройти. Дважды фишка с днем рождения не сработает.

Меня толкнул проходящий Басэери, ребра полыхнули болью. Бежать от Старейшин я не смогу.

Рискнуть и пойти в Лигу или ждать, надеясь, что Тали пойдет за мной? Обе идеи затхло воняли.

Смех со двора Лиги привлек мое внимание. Подопечные! Они играли в дворике, выходящем на пристань, парни били палками мяч. Девочки стояли у берега и говорили. Я заметила Энзи среди них.

Я подождала новую волну толпы и пошла с ней к Лиге за мужчиной, держащимся за руку. Двор ограждал железный забор, он был слишком высоким, чтобы непослушные ученики перебрались через него, но поговорить через прутья можно было.

– Энзи! – помахала я, выглядывая наставников и ищеек. Она посмотрела через четыре взмаха. Она увидела меня и застыла, как напуганная кошка. Нервно оглядев двор, она пошла ко мне.

– Ниа! – она поглядывала на двери в Лигу, но встала между мной и зданием, уперев руки в бока. Широкие рукава помогали ей закрыть меня.

– Позовешь Тали? Она мне очень нужна.

Она посмотрела на двери, в глазах было больше страха, чем от опасения наставника.

– Сейчас?

– Прости, но это важно.

Пауза, быстрый кивок.

– Хорошо, но спрячься. Наставники сегодня цепляются хуже комаров.

Еще ученики пропали? Она убежала раньше, чем я смогла спросить. Я отошла от ограды, чтобы меня не заметил наставник, что придет проверять их. Меня могли заметить из окон. Я надеялась, что они не приглядывались.

Я смотрела какое-то время на двери и окна Лиги. Слишком много башен. Тали жаловалась порой на шпили на каждом углу, даже рисовала мне узоры листьев, что были на колоннах. Маме нравилось, как здание парит. Она говорила, что иллюзию создают высокие и широкие окна под ним. Папе нравились арки, их было много. Арки над окнами, дверями, в коридорах. Казалось, Лига пыталась поймать солнце.

Я все же поглядывала на крыло, где был кабинет Светоча. Оттуда открывался лучший вид на город, озеро и горы. Порой, когда мама была очень занята, я сидела на том этаже, смотрела в окно, пока бабушка работала за столом. Люди не боялись, когда она была Светочем.

– Ниа! – Энзи подбежала ко мне с тревогой, что сулило плохие новости.

Я подошла, хромая, к ограде.

– Ты нашла ее?

– Нет, ее никто не видел.

Пирожки в животе стали камнем.

– Ее не было на исцелениях? Или в комнате?

– Нет, – Энзи с дрожащей губой дошла до прутьев и схватила меня за руку. – И я не нашла ее подруг. Я спросила у наставников про Тали, они сказали, что она в порядке, но не рассказали, где она. И они нервничали, когда я спросила.

Дверь распахнулось, выбежало несколько наставников. Их темные головы поворачивались, оглядывая двор. Энзи вскрикнула и сжала мою ладонь крепче.

– Я им не верю, Ниа. Она пропала. Она и остальные, – она оглянулась на наставников. – Тебе лучше уходить!

ПЯТЬ:

– Стой! – крикнула я Энзи, но она уже убежала и слилась с учениками в зеленом. Двое наставников погнали их прочь, а один пошел ко мне. Он был не из стариков, от которых я бы убежала. Я, хромая, пошла к толпе, огибая толстых беглецов и тощих рабочих. Я споткнулась о двухлетнего ребенка и чуть не упала на лицо.

– Смотри, куда идешь! – рявкнула мать.

– Простите! – что я наделала? Ищейка хотел схватить меня, а не Тали. Как они могли украсть ее из Лиги? Здесь были стражи с внушительным оружием, чтобы защищать. Люди не могли просто пропасть!

Вада пропала… Четвертый ученик за неделю…

Я снова споткнулась, но успела схватиться за фермера с корзиной бананов под рукой. Он с недовольным взглядом стряхнул меня.

Ученики пропадали из Лиги. Тали была пятой. Ради святой Сэи, как пять учеников могли пропасть за неделю, чтобы никто не заметил? Я не могла дышать, я нырнула за колонну недалеко от ограды Лиги, оказавшись вне поля зрения двух солдат. Может, Старейшины заметили, но молчали. Герцог мог заставлять их молчать. Он крал учеников Гевега и отправлял в Верлатту?

О, Тали!

Я рискнула оглянуться. Наставник загонял учеников в Лигу.

Я напряглась и поняла, как чувствует себя крыса в объятиях питона. Кожа была горячей, потом стала холодной. Это моя вина. Я привела ищейку к Тали. Он проследил за ней от садов и схватил раньше, чем она попала в Лигу. А вчера утром он был рядом с Лигой! Может, выслеживал жертв, искал учеников, которых легко украсть.

– Где ты? – пробормотала я, отходя от ограды. Он должен быть близко, ведь еще вчера следил за мной.

Я стояла посреди моста между Лигой и магазинами и медленно поворачивалась по кругу, сканируя кусты и здания. И что, если меня видели солдаты? Они не воровали Забирателей, а те странные мужчины – да, и если я схвачу одного, то заставлю сказать, где Тали, во мне было достаточно боли, чтобы принудить его говорить.

В кустах не было видно желтого или зеленого шелка.

Или за углом здания.

Нигде, куда я смотрела. Я забралась на поручень моста. Серая вода бурлила подо мной, люди нервно поглядывали на меня и спешили мимо. Один из солдат посмотрел на меня, ткнул локтем товарища и указал на меня. Мои мышцы подвели, и я рухнула на влажную каменную дорогу. К счастью, солдат отвернулся.

– О, Тали, – я должна найти ее. Поэтому я должна найти ищейку. Это не могло быть удачным совпадением. Он ее украл.

Айлин! Может, она его видела. Все басэери ходили в дом представлений. Только они могли это позволить.

Я спрыгнула, ноги обожгло, иголки вонзались от носков до живота. Я замерла, дали боли утихнуть, а потом пошла, хромая, к дому представлений.

Айлин была там, она была в синем платье, длинные перья свисали с рукавов и на юбке. Ее волосы были собраны в прическу, несколько длинных прядей свободно развевались на ветру, пока она кружилась и танцевала.

Она улыбнулась мне.

– Доброе утро.

– Тали пропала, – слезы слепили меня, и я вытерла их.

– Что случилось?

– Не знаю. Я пришла к ней, но ее там не было. Энзи сказала, что она пропала, но никто не говорит, куда, – я вытирала слезы, но их было слишком много. И теперь текло и из носа.

– Может, ее вызвали исцелять?

– Нет, что-то плохое творится. Видела сегодня здесь мужчину в желтом и зеленом шелке? Он был тут вчера возле магазина торговца болью. Ты его видела?

Айлин моргала, темно-красные губы образовали О от растерянности.

– Что?

Я рассказала ей о мужчине. О пропавших учениках, о страхе Тали из-за Вады, об убийцах Герцога. Звучало безумно, но Айлин видела не меньше меня, живя здесь.

Она потерла один из двух браслетов, что всегда носила.

– Ниа, будь осторожна. Просто так людей не преследуют.

– Знаю, но я должна найти его.

– Нет. Ты должна сделать так, чтобы он не нашел тебя, – она обхватила себя руками и скользнула взглядом по улице. – Ты не знаешь, чего он хочет.

– Он хочет Целителей.

– Тогда зачем ему ты?

Я прикусила язык. Я раскрыла, что я Забиратель, но Айлин не поняла, что означала моя оговорка.

– Из-за Тали, – сказала я. – Он знал, что у меня был к ней доступ. Он видел меня с Целителями.

– Но он мог взять любого Целителя из Лиги. Не было причины…

– Айлин, я не знаю! – сказала я грубее, чем стоило. Я глубоко вдохнула. – Я знаю лишь, что есть шанс узнать от него, где Тали. Он должен рассказать. Я его заставлю.

– Если он ищейка, ты его не заставишь.

Но я могла. Я закрыла рот, пока ничего не выдала.

– Мне нужно найти ее, Айлин.

Она покрутила прядь волос, подняла голову, хмурясь и сжимая губы.

– Уверена, что ее не вызвали исцелять?

– Энзи бы так и сказали.

– Нет, если они не хотят, чтобы кто-то знал. Может, ей нужно исцелить кого-то важного или это тайна, как генерал-губернатора.

– У него есть свои целители. И пропали ведь другие ученики?

Может, ей не сказали. Может, это все тайна.

– Три «может» уже не похожи на правду.

Она положила ладони мне на плечи.

– Не паникуй, я поспрашиваю и посмотрю, что смогу узнать. Может, ты зря волнуешься.

– Четвертое.

– Хватит. Это бессмысленно, мы что-то упускаем. Я знаю стража Лиги. Может, он что-то знает, – она погрозила пальцем раньше, чем я сказала «пятое». – Он пропустит меня, и я поспрашиваю.

– Ты не потеряешь от этого работу? – мне было найти работу сложно, а Айлин – еще сложнее. Люди не уважали гевегцев, работающих на басэери, еще и когда владелец дом представлений – брат генерал-губернатора. Айлин притворялась, что ей все равно, но я видела боль в ее глазах, когда люди обзывали ее. Может, было бы не так плохо, если бы она работала внутри, где ее видели бы только басэери. Но Айлин настаивала, что снаружи ей безопаснее.