Текст книги "Преобразователь (ЛП)"

Автор книги: Дженис Харди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Я шаталась, пока шла, я слабо толкнула ее к ящику с манго. Несколько откатилось. Она закричала и схватилась за край стола, уронила корзинку и фрукт на камни.

– Простите! – я опустилась на колени, подняла ее корзинку, пока она не перевернулась. Хлеб в ней был хорошим, теплым, пах корицей, был укутан в ткань. – Вот. Надеюсь, не испачкалось.

Она забрала корзинку из моих рук.

– Дура! – выругалась он. – Смотри, куда идешь.

– Простите. Вы правы, стоило смотреть, куда я иду. Мне нет прощения, – я сунула два манго в карман, три других протянула ей. – Думаю, это все.

Она посмотрела на мои светлые волосы и фыркнула.

– Бесполезная.

– И вам хорошего дня, – я поклонилась.

Она фыркнула и вернулась к покупкам.

Я выждала пару ударов сердца. Криков не было, на меня не побежал злой фермер, требуя оплаты. Я скользнула в толпу, дала потоку нести меня прочь от рынка.

Колени дрожали, я опустилась на траву под пальмой перед магазином кожаных изделий Тривент, прижалась к стволу, вытянув ноги. Мадам Тривент не обиделась бы за это, а тут никого не было. Пустое место в Гевеге было редкостью.

Я прокусила кожицу манго, выпила сок, игнорируя возмущения желудка, пока я жадно глотала. Первый я съела быстро, потом начала второй, но уже медленнее.

Я пропустила утреннюю работу, но она была и после обеда. Рыбацкие лодки возвращались днем, и я ходила туда, чтобы поработать на разгрузке улова. «Закат» был удачлив на этой неделе. Они задержали меня в прошлый раз на пару часов дольше остальных рыбаков, похвалили мою работу.

Я замерла. Странный человек вернулся и смотрел на меня из-за ограды. На меня, а не Айлин. Я не видела хороших причин, и он мог быть из Лиги. Лига! Там я его и видела, он проходил за Старейшиной.

Манго застрял в горле. Он подслушал, что я могу забирать боль, и начал преследовать? А если это ищейка? Я не слышала о них после похищений на войне. По слухам они искали для нас и герцога, чтобы Целители, которых они ловили, не знали, какой стороне придется служить. Шептали об ищейках и духах болот. Но только ищейки были настоящими.

Жуй. Не дай ему понять, что ты его увидела. Болота слишком близко, чтобы прятаться в воде.

Будет ли он ловить меня на виду или…

– Кыш, девчонка! – эти слова всегда были бедой. Мадам Тривент стукнула меня метлой по голове. Солома задела уши и вырвала немного волос.

Манго упал на землю. Я схватила его и вскочила на ноги, пригнулась, пока она дико размахивала.

– Ухожу, ухожу.

– Не смей отпугивать моих клиентов, – она вымела меня, словно мусор, на улицу. – Не возвращайся!

Люди старались избегать меня. Солдаты не любили шум, а люди не хотели оказаться притянутыми к этому.

Я медленно развернулась, но не нашла желто-зеленый шелк за кустом, деревом или углом. Голод мог играть с разумом, но я не думала, что он мне показался.

Я прошла к волне беглецов. Дом звучал хорошей идеей. Если я буду тихой, то странный человек оставит меня в покое.

Глупая мечта. Ищейки не отпускают. Они нападут посреди ночи, и никто уже вас не увидит. Заставят исцелять солдат. Поддерживать мятеж. Бороться с герцогом. Выгонять его из Гевега. Оставить пинвиум в Гевеге.

Это было бесполезно.

Но я была бесполезна для Лиги, и у Гевега уже не было солдат, чтобы исцелять, чтобы они боролись. Лига даже не знала, кем я была. Я рассказывала только Тали, и она не сдала бы меня. Как же…

Я вдохнула. Стражи северных врат. Они знали меня. Они видели, как я убежала, перепуганная, как кошка.

Я бежала по последнему кварталу к дому Милы. Он был на краю канала Концепруда, недалеко от этого места выбрасывали мусор из куриных ферм. Вид был неплох, но запах сбивал цену. Я забралась по ступенькам к своей комнате на третьем этаже.

Моя дверь была закрыта.

Я не платила всего день. Милли никогда раньше меня не выгоняла за это.

– Деньги принесла? – Милли стояла в конце коридора, тонкие руки были скрещены на груди. Ее ушам позавидовала бы летучая мышь.

– Будут к вечеру. Клянусь.

Она вскинула руки и фыркнула, а потом пошла вниз.

– У меня твои вещи. Забери, пока я не продала.

– Милли, прошу, дайте пару часов. Я заплачу, как только придут лодки.

– Три семьи ждут комнату.

– Прошу, вы же знаете, что я хорошая. Завтра заплачу вдвойне.

– А люди хотят заплатить так сейчас, – она ткнула мне в руки корзинку с моей одеждой, а потом вытерла руки о фартук. Белые облака муки поднялись в воздух. – Иди к своей сестре.

Милли знала, что Лига проверяла комнаты. Ее сына Лига выгнала. Сказали, что ему не хватает таланта. Не мог и царапину на колене исцелить. Его выгнали и торговцы болью, хотя там не требовалось особого таланта. Новые ругательства всплыли в голове, но я прикусила язык. У Милли были самые дешевые комнаты. Она могла легко выгнать меня или вернуть. Только она в Гевеге поверила, что мне семнадцать, что я могу платить за комнату.

Я вышла на улицу, сжимая в руках корзинку, полную моих вещей. Две блузки, штаны, три разных носка. Я подняла голову. Слезы капали на руки. Мне нужно найти за полдня работу. Может, я смогу попроситься распутывать неводы. Барников может пустить меня переночевать в сарае, если я там уберу. И всегда был…

Я задохнулась.

Святые, спасите, странный человек вернулся.

ТРИ

Сила покинула мои ноги, я рухнула на сорняки на краю двора Милли. Я села, скрестив ноги, с корзинкой на коленях, уткнувшись в нее головой. Слезы не прекращались и стучали по прутьям корзинки.

Мужчина смотрел с другой стороны улицы. Смотрел, как я сидела и плакала. Открыла корзинку и вытащила носок. Высморкалась в него. Спрятала обратно. Он поймал мой взгляд. Не двигался. Я не знала, моргал ли он.

Мне стало не по себе.

– Ниа?

Я вскрикнула. Так сделала и девочка с хвостиками, которую я не заметила рядом с собой. Водоплавающие птицы у озера взлетели, хлопая крылышками, как простыни в бурю.

– Энзи! – возмутилась я. Она делила комнату с Тали в Лиге, пока они не начали учиться на Целителей. Но я никогда не видела ее без формы Лиги. Она напоминала теперь девочку с лентами и в простой серой рубашке и штанах, как у меня. Ее одежда была новее, не было пятне на коленях и локтях. – Ради святой Сэи, не подкрадывайся так.

– Прости, Ниа, – Энзи опустилась на траву рядом со мной. – Тали просила передать сообщение.

Я задрожала.

– Она в порядке? – если она в беде из-за меня, я брошусь к крокодилам.

Энзи кивнула.

– Она хотела, чтобы ты пришла к ней в красивый круг к трем. У дерева.

Цветочный сад. Тали называла его «красивым кругом» в четыре. Мы проводили там пикники, сидели на синем покрывале под большим деревом инжира.

– В чем дело, Энзи? – Тали никогда так не делала. Она или говорила сразу, или вообще не говорила.

– Не знаю, – она отвела взгляд зеленых глаз, прикусив губу.

– Ты можешь рассказать мне.

– Не знаю, честно. Но я боюсь.

Я обняла ее. Бедняжка. Ей было всего десять. У нее был талант, хотя она не могла использовать его еще два года. Сила гудела в ней, как мост, когда по нему шли солдаты.

– Все хорошо, Энзи.

Она всхлипнула, цепляясь за меня. Я водила ладонью круги по ее спине. Мужчина смотрел. Я пристально смотрела на него с вызовом, хотя я не знала, из-за чего.

Но он отказался. Отвернулся и ушел.

Я обняла Энзи крепче, вдруг испугавшись, как она, не зная причины.

 * * *

Я прошла три мили по Гевегу к садам, они были на другой стороне островов от Милли. Хотя сады были открыты людям, они был в районе аристократов. Припудренные женщины с жемчужинами, вплетенными в высокие прически из темных волос, смотрели на меня, пока я шла к вратам. Солдаты басэери стояли у всех четырех входов, мешая пройти людям, которых аристократы не замечали, что означало, что они не давали пройти всем, кто не был из Басэера. Они не должны были так делать, порой их можно было уговорить, если вид был опрятным, если говорить четко и прямо, но никто не заходил с корзинкой с одеждой. Бездомных не пускали никогда.

Она выбрала сложное место для встречи.

Я обмакнула носок в озеро и постаралась умыться, а потом спрятала корзинку под раскидистым кустом гибискуса неподалеку от восточного входа. Чистая? Отчасти. Смогу говорить четко? Хоть мямлить не буду.

Солдат смотрел, как я приближаюсь. Я не замедлилась, поравнявшись с ним, показывая, что хочу войти, что уже так делала.

– Простите, мисс, – он выступил вперед и преградил рукой проход, напоминая одно из деревьев, что росли внутри. Высокий, широкий, коричневый с золотом сверху. Странно было видеть светловолосого басэери. Почти все они были с черными волосами, что блестели на солнце, как крылья ворона. Но у него был острый нос и подбородок басэери. Может, он был похож на птицу на дереве. Или птицу в дереве.

– Да?

– Ваше дело там?

– Встречаюсь с сестрой.

Он посмотрел на меня с неохотой в темных глазах. Там была и доброта, это можно было использовать.

– У нее день рождения.

– Не думаю…

– Наши родители приводят нас сюда каждый год, – я не могла остановиться. – Мы шли к мосту и, если ветер дул правильно, его покрывали розовые лепестки. Они падали как дождь, в воздухе пахло так сладко, что глаза слезились, – как у меня сейчас. Я не думала о таких празднованиях годами.

Его строгое выражение лица дрогнуло, он опустил руку и кивнул.

– Заходи. Передай сестре наилучшие пожелания.

– Спасибо. Передам.

Сады поприветствовали меня. Холодная тень скрыла от города, воздух пах так, как я и помнила. В этот раз ковра из цветов не было, но трава казалась густой и мягче всех кроватей, на каких я спала за последнее время. Ветки наверху задрожали, одна обезьяна побежала за другой, вопя. Я прошла под арками, деревья шептали, и мне всегда казалось, что так они рассказывали мне свои секреты. В этот раз говорить будет Тали.

Она ждала на скамейке из красного мрамора под большим инжиром на краю озера, яркое пятно среди зеленого и коричневого.

– Я прошла, представляешь? – крикнула я. Улыбка была почти искренней.

– О, Ниа, – она вскочила со скамейки и обняла меня, ее слезы намочили то же плечо, что и Энзи. Мне стало не по себе. Ее выгнали из Лиги?

– Что случилось?

– Вада пропала.

На один ужасный миг я была рада. Тали еще училась. Вада была ее лучшей подругой в Лиге, множество наших недавних встреч заканчивались так: «Ладно, мне пора. Нам с Вадой нужно учиться…». Я бы не встревожилась, если бы Вада покинула Лигу, я бы даже была рада, если бы ученики уже не пропадали.

– Уверена, что она не отправилась домой на пару дней?

– Она бы сказала мне. Мы все друг другу рассказываем.

Все?

– И обо мне?

– Конечно, нет! – Тали вытерла глаза и села с вздохом на скамейку. – Это не связано с тобой. Что-то не так, точно. Она – четвертый пропавший за неделю ученик.

Святые, спасите, это случилось снова. Но зачем Лиге похищать своих учеников?

Тали мяла юбку, костяшки пальцев были белыми, как ткань.

– Люди задают вопросы. Четыре девочки не могли просто уйти посреди ночи, парни говорят, что и их друзья пропадают. Они ограничили количество людей для исцеления, потому что нас стало меньше. Наставники просят не беспокоиться, но они ведут себя так, словно что-то не так, но они не хотят нам рассказывать.

У меня снова задрожали ноги. Ученики пропадали. Меня преследовали. Верлатта в осаде. Как при войне, только в этот раз не было на улицах криков о независимости. Тали нужно быть осторожной, как и всем нам.

– Тали…

– Я боюсь. Я слышала кое-что от первогодок, – она прикрыла рот рукой и склонилась ближе. – Говорят, порой Плита отвергает Целителей. Словно не хочет их боли.

– Что? Тали, нельзя верить всем слухам. И первогодки едва ли старше меня. Слушай…

– Но они закончили обучение. Они могут знать.

– Они не знают столько, и они вряд ли получили больше одного шнурка.

– Они говорили о тебе тоже.

– Первогодки? – сколько людей знало обо мне? Конечно, меня вынюхали, словно от меня пахло рыбой.

– Нет, Старейшины. Не по имени, но ходит слух весь день по общежитию о девочке, что может преобразовывать боль. Фермер прибежал на исцеление с самого утра и рассказал историю, что слишком хороша, чтобы молчать. Старейшины спрашивали у меня о тебе. Даже прервали исцеление для этого.

– Почему ты сразу не сказала?

– Они спрашивали у всех. И они зовут тебя Мерлианой, так зачем переживать? Никто о тебе не знает, кроме меня.

И ищейки. Даже если у него не то имя, он знал мое лицо, а теперь знал и Айлин.

Сильный порыв ветра отбросил мои кудри назад, волосы Тали зазвенели. Мы вскинули головы и посмотрели на озеро, что было таким большим, что не было видно другого края. Темные тучи охватили горизонт, отражая горы на другом конце города. Некоторые горы давали Гевегу пинвиум, цель таких, как герцог. Несколько рыбацких лодок стояли у берега. Бури были ужасными, и мы получали сполна каждое лето.

Тали дала мне краюшку хлеба и половину банана, завернутую, казалось, в страницу ее учебника.

– Стащила для тебя с обеда. Прости, это все, что получилось взять.

– Спасибо, – я проглотила еду, надеясь, что смогу думать лучше. – Что хотят сделать со мной Старейшины?

– Они не говорили. Я хотела узнать, но боялась вызвать подозрения вопросами.

Я проглотила остатки хлеба. Без корицы или масла, но все равно вкусный. Жаль, внутри не было ответов, как в особом печенье, что мы делали на День всех святых.

– Тали, тебе нужно быть осторожнее. Там…

– Знаю. Они не должны знать о тебе. Я глупо подумала, что Лиге будет все равно, что ты не обычная. Они запрут тебя или отправят в Басэер, чтобы герцог сделал тебя убийцей.

– Стой, – я вскинула руки. – О чем ты?

– Утром на уроке истории Старейшина Бейт вел себя странно, рассказывал странные истории, постоянно оглядываясь, словно кто-то мог войти. Он сказал, что герцог использовал Забирателей как убийц, потому важно докладывать ему, если такого найдут. Я сразу подумала о тебе, – ее глаза сияли. – Как думаешь, есть ли еще такие, как ты? Потому ему так хочется получить Забирателей? Может, ты не одна!

Гром низко заворчал, свежий порыв ветра зашелестел листьями. Не только я? Святые, я надеялась, что это не так, но если это правда, то странный мужчина мог выслеживать всех нас.

– Тали, ты не спрашивала на уроке ничего, чтобы это выдало меня? Не давала намеков, что ты кого-то такого знаешь?

– Ниа! Я бы так не сделала.

Я пожевала остатки ногтя большого пальца. Может, тот мужчина был шпионом басэери. В городе всегда были шпионы, они могли следить за кем угодно. Повезло, что его не было, когда меня выдали те парни.

В какой я опасности?

– Тали, меня преследует ищейка.

Она вскрикнула и спешно огляделась.

– Здесь? Сейчас?

– Нет, но так было сегодня, – я схватила ее за плечи, паника была заметна в ее глазах. – Он ушел, когда пришла Энзи.

– Он видел Энзи?

– Она была не в форме, а он был слишком далеко, чтобы ее услышать. Не думаю, что он знает, что я пришла сюда, – я не была уверена, но я вряд ли увидела бы его, если бы он захотел скрыться. – Осторожно выбирай тех, кому доверяешь.

– Обещаю, – слезы лились из ее глаз, оставляя следы на щеках. – Думаешь, он забрал Ваду? И остальных?

– Не знаю.

Она обняла меня, уткнувшись головой в мое плечо.

– Ищейки забрали маму.

Нет, она ушла сама, как и папа, чтобы сражаться, но к концу войны ищейки не только уводили простых Забирателей. Он уводили и Старейшин из Лиги, личных целителей аристократов, ни один Забиратель не был в безопасности.

Пахло жимолостью и дождем, и под деревом инжира я представляла синее покрывало, на котором стояли миски с картофелем и жареным окунем, и мама мешала свой особый салат с бобами, пока папа намазывал на хлеб масло.

Опять война. Опять нужны Забиратели. А если Забиратель мог не только исцелять? А если теперь они пришли за мной, чтобы я исцеляла в первых рядах или делала что-то ужасное?

 * * *

Буря сразу отогнала лодки. Ветер приносил капли на мои щеки, они промочили мою одежду. Но это не прогнало меня с пристани, ведь еще оставался шанс получить комнату обратно раньше, чем странный мужчина забрал меня и превратил в убийцу. Жаль, что дождь не прогнал остальных. Десятки людей стояли в ряд у разгрузки с корзинками в руках. У некоторых были даже дети, цепляющиеся за их ноги или дрожащие на руках. Никто не возражал, что первых выбрали родителей, но многие кривились. Зато здесь ищейка не посмеет забрать меня, ведь кто-то увидит, даже если им все равно.

Работу быстро выполняли. К закату приплыло только одно судно, а человек сорок толкались, чтобы привлечь внимание управляющего. Я пнула его после того, как он меня ущипнул, и пошла прочь, дрожа под дождем в свете угасающего солнца.

Куда мне идти? Я забрала скрытую корзинку и села в сухом уголке, почти скрытая кустом гибискуса. На озере пустые рыбацкие лодки плыли к пристаням, два парома с людьми, ищущими работу и комнаты, ждали сигнала выходить на причал. Был и переполненный речной паром из Верлатты, этот флаг хлопал на мачте. А еще был маленький паром на озере, что забирал людей с Кофейного острова, крупнейшего из фермерских. Каждые несколько секунд было слышно треск, волны сталкивали паромы. Я хотела закричать, чтобы они спасались. Но крики меня до добра не доведут.

Скрип пронзил воздух, на миг я подумала, что я все же кричу. Я уронила корзинку, она выкатилась под дождь, набрала скорость на склоне берега озера. Загремел гром, а я выбежала из сухого уголка. Ноги скользили на земле, я упала на колени, но поймала корзинку раньше, чем она упала в воду.

Еще визг, словно свиней ведут на заклание. Маленький паром завалился набок, врезался в большой паром. Приглушенные крики смешивались с дождем. Выл ветер, снова раздался треск.

Я прижала корзинку к груди, кусок палубы оторвался и упал в бушующие волны. Поплыли бочки. Вспыхнула молния, озаряя людей, падающих в воду. Святые, сжальтесь! Я оглядела берег, но не знал, чего искала. Лодки спасателей? Тросы?

Толпа на пристани бросилась вперед, но они могли лишь раскрывать рты и тыкать пальцами.

– Делайте что-нибудь! – закричала я. Ветер проглотил мои слова, но меня все равно не послушали бы. Паромы сталкивались. Пассажиры летали по палубам, скользили на влажном дереве. Волны и ветер отгоняли маленький паром все дальше по воде. Он ударился о стену канала и отскочил. Волны набегали на стены, паромы, берег, становясь все выше.

А люди ничего не делали.

Уронив корзинку, я побежала к офису паромщика и застучала в дверь.

– Помогите! Людям нужна помощь!

Никто не отвечал. Они уже пошли что-то делать? Им нужен был план.

Я побежала по берегу, поскальзываясь на траве и листьях. Молния озарила небо, очертив трех людей, выпавших за борт в черные воды. Они не успели всплыть, их накрыл паром. Дерево загремело о камень. Я старалась не представлять тела, попавшие между ними, но о другом думать не могла.

Слева с волнами боролась рыбацкая лодочка, двигаясь к тонущим паромам. Люди боролись с веслами, чтобы лодка плыла по бушующей воде. Волны ударили ее в бок, и лодка пошатнулась, закачалась. Я задержала дыхание, шагнула ближе, словно могла вытащить лодку на берег.

Ветер кружил над пристанью, лодка выправилась, но в ней было слишком много воды, чтобы оставаться на плаву. Половина людей из нее уже плыли, борясь с потоком, что уносил их глубже в озеро.

Потоки выбирали жертв случайно, поднимали одного к берегу, а другого уносили во тьму.

– Держитесь, – вопила я, пробиваясь сквозь камыши. Бледные руки появились над водой вдали от меня, их смыло. Красное смешивалось с белой пеной волн, но кровавые руки были далеко. И крики. Все больше криков. Слишком много криков.

Мне нужно ближе! Вода окружала меня до пояса, тянула за ноги, старалась унести меня к крикам. Мое сердце было с ними, куда руки не могли дотянуться.

Плеск справа.

Я обернулась, озираясь. Оранжевое мелькнуло на миг, и я бросилась туда. Пальцы нашли мягкость и тепло, ткань и кожу. Прошу, святая Сэя, пусть они выживут. Я схватила обеими руками и потянула.

Мужчина всплыл из воды, кашляя. На лбу было очень много крови. Глубокая рана, может, что-то и с костью. Я вытащила его из воды и камышей на берег. Рука накрыла порез на его голове, я немного углубилась, чтобы закрыть рану и остановить кровотечение. Голова заболела над левым глазом.

Рыбаки и прочие появлялись на берегу рядом со мной, они становились в ряд, обматывали пояса веревкой. Крупный мужчина расставил ноги на грязи берега, недалеко от того места, где я пряталась за кустом. Я подбежала и схватила трос в футе перед ним.

– Назад, – он оттолкнул меня, я чуть не упала.

– Я могу помочь!

– Помоги раненым.

Большой мужчина отодвинул меня и бросил канат в воду. Я отошла, разглядывая берег в поисках выживших, но никого не было.

Я уловила больше вспышек цвета и криков. Я побежала по берегу прочь от мужчин с канатов. Пассажиры парома приблизились к берегу, стараясь держать головы над водой.

Я вошла в воду, обломки дерева ударяли по ногам. Впереди маячил темный силуэт, и я бросилась в сторону, глотнув воды. Бочка пронеслась и ударилась позади меня о камни. Кашляя, я нашла женщину, чья рука больше не будет сгибаться, и потащила на берег. Пальцы немели, когда я тащила мужчину, который будет хромать. И сердце екнуло, когда я коснулась мальчика, что не двигался и был слишком холодным для исцеления.

Дождь лил сильнее, словно старался выровнять волны, чтобы мы спасли больше. Но больше мешал, чем помогал. Ужасный треск, громче грома, заставил всех обернуться. Маленький паром разбился пополам и исчез под водой. Через секунды большой паром накрыл его обломки. Все трещало, дерево отрывалось. Люди цеплялись за поручни, паром накренился, и они выскальзывали в озеро.

Я вытаскивала их.

А когда прекратились крики, начал плач.

 * * *

Я шла медленно, с болью, не помня, когда начались мои боли и закончились те, что я забрала. Целители Лиги пробегали мимо меня с носилками, расплескивали лужи и пачкали форму. Многие были учениками и низкими рангами. Я искала Тали, но не видела ее. Моя корзинка исчезла. Ее украли или отбросили. Я не знала, но это не имело значения. У меня осталась только боль.

Тали будет занята сегодня и уставшей завтра. Раненых было много, Плита наполнится до конца ночи. У них есть что-то запасное? Две Плиты из пинвиума высотой со стог сена подошли бы прекрасно, но разве туда вместишь всю боль?

Музыка и смех влекли меня к заведению Айлин, но ее там не было. В окнах виднелись веселые сухие лица, они не знали о горе на пристани. Кузнец был закрыт, но жар исходил от стены. Я постояла под крышей, защищающей меня от дождя.

– Мне некуда идти, – слова вылетели изо рта, испугав меня. Я могла пойти в Лигу? Может, они заберут мою боль до того, как поймут, что я не могу заплатить за это. Или хоть дадут сухое место для сна. Я прижалась к кирпичам. Глупые мысли. Если я пойду в Лигу, меня увидят те парни и Старейшина. Слишком большой риск.

Я выглядывала Айлин, но она не появилась, хотя дождь прекратился, и вышла луна. Я пошла. Я почти высохла и слушала цикад и музыку. Завтра я пойду к торговцам болью. Я могла продать много боли. Если они поймут, кто я, я убегу. Я хорошо это умела.

А если они скажут Лиге?

Тогда я побегу быстрее? Или дам поймать меня и заставлю сказать их, зачем меня преследуют…

Руки оттащили меня в темноту между зданий. Одна рука зажала мой рот, другая обхватила грудь и прижала руки к бокам.

– Не кричи.

Я слушаться не собиралась.

ЧЕТЫРЕ

– Не рань меня, – сухо сказал тихий голос, словно знал меня и что я могу с ним сделать. Он звучал знакомо, но я не могла вспомнить по голосу лицо. А потом он неуверенно добавил. – И я не трону тебя. Обещаю.

Мои пальцы не могли дотянуться до его руки, но они покалывали, готовые влить в него боль, как только я коснусь его кожи. Но был страх, а меня до этого никто не боялся.

– Я просто хочу поговорить, – он убрал руку от моего рта, но другой все еще держал меня.

Я была слишком зла, чтобы кричать, но смогла выдавить:

– Чего надо?

– Мне нужна твоя помощь. Если я отпущу, обещаешь не сбежать? И не ранить? – он звучал отчаянно.

– Да.

Он уронил меня, как живую змею. Я развернулась, расставив пальцы, словно могла бросить в него боль, словно из зачарованного оружия из пинвиума. Красивый парень нервно смотрел на меня, даже робко, и в свете луны он выглядел почти как…

– Ты тот ночной страж!

Он кивнул и улыбнулся. По-настоящему. И я не видела нигде оружия.

– Я Данэлло. Мне очень жаль…

– Зачем ты так меня схватил?

– Я боялся, что ты убежишь, подумав, что я хочу тебя арестовать.

Я скрестила руки на груди.

– Чего надо?

– Мне нужно, чтобы ты исцелила моего отца.

Мое усталое тело протестовало. Я не могла принять еще боль, даже если это будут волдыри.

– Не могу.

– Можешь. Ты дважды исцелила меня.

Нет, лишь раз. В другой я перенесла боль, а этого делать не стоило. Испуганное лицо мамы вспыхнуло перед глазами. Нельзя вкладывать в кого-то боль, Ниа. Это очень плохо. Обещай, что не будешь так делать. Я старалась придерживаться обещания.

– Иди в Лигу. У них есть дежурный Целитель.

– Мы не можем позволить Лигу.

– Тогда идите к торговцам болью, – если раны его отца очевидны, они справятся. Но серьезное, например, перелом ноги, они могут не исцелить. Или хуже – исцелить наполовину. Один из торговцев фруктами не мог ходить после того, как сходил к торговцу болью.

– Я ходил… нас прогнали. Они всех гонят.

Это меня заткнуло. Случай с паромом был для них днем наживы. Никто не отказывался от грошей, что предлагали людям с раненными членами семьи. Люди порой хотели сами платить им, и они зарабатывали на исцелении и продавая безделушки, наполненные болью. Вокруг было много беженцев, жезлы из пинвиума требовались чаще обычного. И не каждый рискнул бы лезть в окно, подоконник которого мог ударить болью.

– Они не могут прогонять людей, – сказала я. – А к тем, что у пристани, ходил?

– Я ходил ко всем пятерым в городе. Трое принимали, хоть и не платили, но когда я пришел, они сказали, что больше не принимают.

Плохо дело. Если они прогоняли всех, то не примут и меня, а у меня было уже много боли на продажу.

Данэлло неуверенно шагнул ко мне.

– Прошу… папа был на пароме. Он серьезно ранен, сломал руку и ногу, может, пару ребер. Он не может работать. Может даже потерять работу.

Я не могла этого сделать. Я уже несла слишком много боли, и кто знал, когда Тали сможет забрать ее у меня.

– А ты? Не можешь заплатить за дом, пока он не может работать?

– Геклар меня выгнал, – он не сказал, было ли это из-за меня, но я это понимала.

Я огляделась.

– Ты мог бы работать вместо отца, пока ему не станет лучше. Тебе должны позволить.

– Не могу. Отец – мастер кофе, а меня даже не учили этому. Это умеют ребята из Верлатты. Если отец не сможет работать, нас выгонят. Младшим братьям едва исполнилось десять. А сестре всего восемь.

Слишком маленькие, чтобы быть на улице, даже если Данэлло будет приглядывать за ними, если их отец умрет. А он мог умереть, раз торговцы не принимали. Некоторые старые солдаты умели вправлять кости, но я не слышала о тех, кто делал это хорошо. Данэлло мог поискать торговцев травами с болот, но их порошкам и зельям доверять нельзя было. Тогда уж лучше идти к необученному торговцу болью, Забирателю. Даже если Забиратель исцелит не все раны, большую часть – сможет. Мое горло сжалось, я кашлянула, чтобы прочистить его.

– У меня нет пинвиума.

– Тебе и не нужно! Ты исцелила меня и передала мою боль Геклару. Ты можешь сделать так с моим папой.

– А кто потом возьмет его боль? Ты?

Он кивнул. На самом деле!

– Да.

Это было безумием. И у его отца было сломано много костей.

– Забранная боль не лечится, как обычные раны. Она не твоя, и она остается в теле. Если ты ее принял, тебе нужен обученный Целитель, чтобы забрать ее.

– Я избавлюсь от нее, когда торговцы снова начнут принимать.

– Ты не можешь. Тебе будет так же больно, как ему сейчас. Разве тебя не ждет работа? – мастер кофе не мог обеспечить всю семью. В Гевеге было мало такой работы, по крайней мере, для местных.

– Тогда мы возьмем по чуть-чуть: я, братья и сестра. Так ведь будет лучше?

– Это будет ужасно, – мне было плохо от мысли. – Я не могу так с ними поступить.

Он схватил меня за плечи с мольбой.

– Ты должна. Нам больше не к кому обратиться. Мы можем заплатить, хоть и не много. Немного еды, место на пару дней, если нужно, – он осмотрел меня со странной смесью надежды и жалости в глазах. – Тебе бы это пригодилось.

Больше, чем он знал.

– Я не могу, – сказала я. – Я была на берегу. Я… вытаскивала людей. Я… – хотела плакать. Хотела бежать. Хотела согласиться и спать в сухом доме. Вина холодом пронзала меня.

Ночью умерли сотни. А я хотела навредить детям ради кровати? Если я так думала, можно было работать на торговцев болью, продавать ради своего удобства.

– Прости, я не могу тебе помочь.

Он отошел и посмотрел на меня, в этот раз критически, взял за одну руку и поднял, потом другую. Он замечал, как я кривлюсь и кусаю губу.

– Сколько ты забрала?

– Больше, чем стоило.

Я видела отчаяние раньше, но не такое, как на его лице. Я видела его лицо другим. Проблемы переплетались с чувством вины.

– А если мы заберем и эту боль?

– Нет. Ты не понимаешь, о чем меня просишь, – я скрестила руки, стараясь немного согреться и защититься. Ужас до этого оживлял меня, а теперь усталость тянула к земле. Мне нужно было найти место для сна, где-то, где меня не будут просить передать боль детям. – Мне очень жаль. Надеюсь…

– Дай мне немного. Сейчас.

– Что?

– Боли. Я увижу, как это, а потом решу.

– Ты с ума сошел.

Он вытянул руку. Даже не дрогнул.

– Сделай.

Нет, не безумие. Отчаяние. Он хотел сделать все, лишь бы спасти папу, братьев и сестренку. Делала бы я так для Тали, если бы она была в беде?

Если я покажу ему, как это, он передумает. Я огляделась. Вдали общалось несколько человек, но близко не было никого. Я взяла его за руку и втолкнула боль.

Он закричал, рука взметнулась ко лбу над левым глазом. Со стоном он убрал пальцы и удивленно посмотрел на них.

– Я ожидал кровь.

– Ее было много на том, у кого я забрала эту боль.

Данэлло вдохнул и медленно вдохнул. Он кивнул.

– Хорошо, дай еще.

– Нет!

– Тебе нужно, не знаю, место для боли, если ты поможешь папе.

Он точно был безумен, как курица. Боль могла с этим покончить. Дать понять, что это тупая идея, что так нельзя делать с детьми, каким бы отчаянным ты ни был. Мне стоило отказаться. Я взяла его за руку и хотела забрать головную боль.

Но остановилась из-за воспоминаний. Мне было десять, когда мы осиротели, а Тали семь. Приют забрал нас, но выгнал, когда мне исполнилось двенадцать, ведь я уже могла работать, а им нужны были кровати для малышей. Тали была напугана, хотела домой и едва понимала, почему мы не можем туда попасть. Братьев и сестру Данэлло не признают сиротами, ведь он был достаточно взрослым, чтобы заботиться о них. Они не получат кровати и горячую еду. И вчетвером окажутся на улице, когда не смогут платить за крышу. Данэлло был милым, но жить на улице точно не умел.