Текст книги "Озорная леди"
Автор книги: Дженет Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Глава 10
Утром солнце сияло так ярко и жизнерадостно, как будто и не было бури, свирепствовавшей накануне. Высунувшись из окна, Мэри увидела всю прелесть леса, освеженного дождем, ковры бледно-желтых, розовых и белых майских цветов, зелень травы и мокрые темно-коричневые сосновые иголки. Все напоминало сказочный мир.
Стивен принес ей одежду и помог одеться. Она двигалась неловко: ее левое запястье сильно распухло и рука не работала. Он неотрывно смотрел на жену, помогая ей надеть высохшее белье, затем одел ей через голову платье и аккуратно застегнул. Перед этим она вымылась в горячей воде, которую он принес. Он настоял, будто молодой любовник, помочь ей и в этом, хотя она смущалась и протестовала.
Ее рыжие локоны спутались в клубок. Она нашла в ридикюле гребешок и попыталась хоть как-нибудь привести их в порядок. Но ее распухшая рука и одеревеневшее левое плечо не позволили ей это сделать. Стивен, уже одетый, несколько секунд наблюдал за ней.
– Ну-ка дай я попробую, – наконец сказал он и взял у нее гребень. Медленно провел им по спутанным волосам, тщательно раздвигая пряди; он делал это так бережно, что она не чувствовала никакой боли. Когда волосы приняли свой прежний вид, он сказал.
– Может быть, попробуешь уложить их сама?
Попытавшись поднять левую руку, Мэри сморщилась от боли и покачала головой.
– Не могу. Пусть будут распущены, Стивен: здесь меня никто не увидит.
– Кроме меня, а мне очень нравятся твои кудри, они придают тебе особую прелесть, – сказал он и, просунув руки под ее волосы, погладил по щекам. Он посмотрел ей в лицо, казалось, внимательно и страстно.
Вот теперь она поняла. Она поняла, что любит его. Неистово и беззаветно. Она любит его, хотя совсем его не знает, не понимает; хотя ее возмущает его властность, хотя она сопротивлялась ему всегда, когда могла. Она любит его со всей силой, страстью и безумной преданностью, на которую только способна.
«Как это случилось?» – пыталась вспомнить она, теряя самообладание от его жадных поцелуев. Полюбила ли она еще тогда, когда впервые увидела его холодный, надменный взгляд? Не желала ли она его любви уже тогда?
Или это случилось позже, когда она уже испытала на себе его доброту и великодушие? Когда он во время, ее болезни пришел проведать ее, посмотрел на нее и, откинув ее рыжие волосы со лба, спросил, как она себя чувствует? Или это произошло, когда он защищал ее от шуточек Кристофера и пренебрежения со стороны обеих женщин, делая это так ненавязчиво, что она едва сознавала, что это делал он. Может быть, она полюбила его, когда впервые узнала как мужчину, поняла, как он нежен в любви и в то же время властен? Когда она полностью покорилась его чарам? Она не знала.
Любовь была посеяна в ней и росла в темноте, и она не знала про нее до того момента, когда чувство распустилось и расцвело. «Цветущая шотландская роза», – однажды сказал он, и теперь она осознала это.
– Мне ужасно не хочется уходить отсюда, – шептал Стивен, целуя ее щеки и шею, – мы совершенно одни… здесь… это прекрасно. Мне нравится быть с тобой вдвоем, Мэри, моя Мэри. Никто нам не помешает… В мире нет ни единого живого существа, кроме нас.
Она хотела ответить, но не могла. Ее любовь была безмолвной; она чувствовала робость и боялась сказать что-либо, что могло спугнуть очарование момента. Когда он отпустил ее, она отвернулась и неуверенным жестом откинула назад волосы.
– Я приготовлю чай, – деловито сказал Стивен. – Затем мы отправимся в обратный путь. Можно найти повозку у какого-нибудь фермера.
– Да… можно… найти повозку, – выдавила она, шагая впереди него в соседнюю комнату, зная, что он идет сзади, зная, что он смотрит на нее.
Они выпили чаю и съели несколько сухих бисквитов, кроме которых в шкафу почти ничего не оказалось; затем она надела плащ, подняла капюшон, и они вышли. Тропинка вилась по ухабам, и Стивен поддерживал Мэри.
Они шли медленно. Солнце поднималось все выше, и его тепло вытесняло прохладу раннего утра. Мэри увидела желтую примулу у ограды фермы; цветы, казалось, были ярче, чем обычно. Пятна диких фиалок, застенчиво выглядывавших из зеленых листьев, казались красивее, чем когда-либо раньше. А крошечные дикие розовые и белые анемоны были особенно прелестными и изящными.
Да, это была любовь – магия, которая делает мир в тысячу раз красивее! Любовь сделала весенние краски ярче; усилила сияние солнца и добавляла искр зеленой траве, покрытой росой. Любовь сделала прикосновение руки более желанным, более нежным и чистым, а от каждого воспоминания захватывало дух.
– Далеко еще? – спросила она, хотя ей было все равно. Она, пожалуй, даже хотела, чтобы эта прогулка никогда не кончалась.
– Часа два – два с половиной ходьбы, Мэри. Однако, по-моему, на дороге скоро появятся повозки, – Он посмотрел по сторонам. – Ты очень устала, любовь моя?
– Нет, совсем не устала, я хорошо поспала, – сказала она и глупо покраснела. Он успел заметить краску, прилившую к ее щекам, и коснулся ее лица свободной рукой.
– Я должен извиниться за эту ночь, – пробормотал он с озорными искорками в карих глазах, – мне следовало дать тебе отдохнуть. Но тут есть и твоя вина: ты такая очаровательная, что с тобой невозможно расстаться!
– Стивен! – прошептала она, на мгновение отвернувшись от него; в его глазах было столько понимания, и они были такими родными. Она тихонько засмеялась.
Ее дыхание стеснилось, и она почувствовала частое биение своего сердца.
Они одновременно услышали стук лошадиных копыт и посмотрели вперед, на изгиб дороги. Из-за поворота по направлению к ним выехал экипаж, запряженный двумя великолепными лошадьми.
– Эван Бэссет, – сказал Стивен бесцветным тоном, – это хорошо, нам не придется идти пешком.
Мэри почувствовала облегчение и в то же время острое разочарование. Она ничего не имела против того, чтобы немного пройтись; ей даже хотелось идти вместе со Стивеном долго-долго. Теперь здесь будет третий человек, и приятное шаловливое подтрунивание друг над другом закончится. Вернется официальность, и эта ночь будет забыта Стивеном. Она знала, что сама никогда ее не забудет. Эван Бэссет остановился рядом с ними, привязал поводья к столбу, слез и сразу начал их расспрашивать:
– Где вы были? Что случилось? Когда мне сказали сегодня утром, что лошади вернулись, я был в ужасе. Эта буря прошлой ночью… она вас застигла?
– Ну, ну, Эван, не так быстро, – спокойно сказал Стивен, – давай отвезем Мэри домой. Для нее это было тяжелым испытанием, и, кроме того, она повредила себе руку. – Он подсадил Мэри в экипаж, затем вспрыгнул сам и сел рядом с ней. Эван подождал, пока они уселись, занял место рядом со Стивеном и взял в руки вожжи.
– Так что же все-таки случилось? – снова спросил он. – Когда я услышал, что Звезда и Гром вернулись домой, причем экипаж весь ободран, я очень волновался. Какой-нибудь несчастный случай?
Стивен почти не колебался с ответом, и Мэри едва уловила паузу.
– Да, конечно. Гроза испугала лошадей. От сильного раската грома они рванулись, оборвали поводья и понесли. Я заставил Мэри выпрыгнуть, потом выпрыгнул сам и вернулся к ней. Увидел, что она повредила себе запястье и ее всю трясет. Я вспомнил об охотничьем домике, и мы под дождем добежали до него.
– Вы, должно быть, насквозь промокли! – воскликнул Эван, – Удивительно, как вы еще не простудились.
– Мы быстро согрелись и обсохли, – сказал Стивен без всякого выражения. – Мы разожгли огонь, и там были одеяла.
– Прекрасно. А пища? Или чай?
– Чай, но еды мало. Надо бы пополнить запасы, Бэссет.
– Хорошо. Я прослежу за этим.
Пока мужчины разговаривали, Мэри думала. Она ведь действительно почувствовала запах табачного дыма этой ночью. И в камине незадолго до их прихода горел огонь.
И еще одна деталь беспокоила ее.
– Я удивлена, что лошади вернулись только сегодня утром. Судя по их прыти, – невинным голосом объяснила она, – я думала, что они вернутся в конюшни гораздо быстрее – за полчаса, пожалуй.
Последовала короткая пауза. Мэри не видела лица Бэссета. Она поглядела на Стивена, он же пристально вглядывался вперед, как будто его интересовал только вид, открывавшийся вдали.
– Ах, лошади, – протянул Эван. – Да, конюхи в конце концов сказали мне, что они вернулись ночью. Можете быть уверены, я сделал им выговор за то, что они мне не сразу сообщили об этом. Вообще-то я сам приехал за полночь. Я был с Фрезерами, хозяевами, вы должны помнить их.
– Да-да, помню, как они там?
– Неважно. Я обо всем вам попозже расскажу. Но о лошадях мне сообщили только сегодня утром, когда я пошел в конюшни. Увидев, в каком состоянии экипаж, а потом узнав, что вы оба не вернулись, я был чуть ли не в шоке. Этот нерадивый дворецкий должен был послать конюхов на поиски.
– Я поговорю с Уэнриком, – невыразительным тоном сказал Стивен.
– В последнее время он стал довольно небрежно относиться к своим обязанностям, – нерешительно сказал Бэссет. – Я заметил, что он тяжеловат на подъем и невнимателен кое в каких делах. Я сам могу с ним поговорить, если хотите, милорд.
– Не нужно, этим займусь я, Бэссет, – сказал Стивен, – у тебя и так достаточно дел, ты не обязан отвечать за каждую мелочь. Моя благодарность к тебе может лечь на меня тяжким грузом, – сказал он и слегка улыбнулся.
Мэри молчала. Она откинулась назад, защищенная рукой Стивена, обвивавшей ее, и предоставила мужчинам говорить о делах. Сама же погрузилась в раздумья.
Лошади вернулись в конюшни ночью, но никто не послал на поиски пропавших пассажиров поломанного экипажа. А ведь Уэнрик никогда не был небрежен, а внимателен и добросовестен.
Эван Бэссет сказал сначала, что лошади вернулись утром. Затем он стал утверждать, что его не уведомили, что они вернулись ночью. Где же правда? Может быть, он защищал кого-то?
Стивен сказал Бэссету, что гроза напугала лошадей. Она их действительно напугала, но не молния и гром, а белая фигура, похожая на привидение, заставила лошадей очертя голову броситься домой, не обращая внимания на наезженную колею. Почему он не упомянул об этом? Он не видел ее? Или решил не говорить Бэссету о ней?
И этот табачный дым в домике, и огонь, который горел, а затем был погашен. А отсутствие еды в шкафу? Кто-то был там до них, был долго, возможно, несколько часов.
Он ждал? Ждал их?
Легкий холодок страха и подозрения пробежал по ее прямой шотландской спине.
Кто-то намеревался убить их, и это почти удалось. Если бы она была одна или если бы Стивен не принял решения так быстро, лошади могли бы разбить экипаж вместе с ними. Их могло бы выбросить из экипажа, и они бы погибли.
Погибли.
Глава 11
Мэри вновь посмотрела на лицо Стивена. Он был чем-то обеспокоен. Это не игра воображения, подумала она, сидя напротив него за длинным сверкающим столом. Ей было знакомо это серьезное, озабоченное выражение его лица, эта тень, набегавшая в подобные моменты на карие глаза.
Гости ничего не замечали. Эван Бэссет обволакивал очарованием Георгиану, которая, выйдя замуж, обрела больше уверенности в себе, отвечала с необычным блеском и остроумием. Кристофер лениво наблюдал за ними и слегка улыбался, слушая, как они подшучивали друг над другом. Леди Хелен болтала со своей любимой подругой миссис Демерест. Сквайр Демерест смотрел то на свою Георгиану, то на очаровательное личико другой гостьи – подруги его дочери из Лондона.
В течение последних нескольких дней жизнь протекала на удивление тихо и мирно. Запястье Мэри заживало медленно, и, хотя ее плечо болело сильнее, чем она предполагала, все-таки понемногу заживало и оно. Иными словами, единственное серьезное последствие того происшествия заключалось в беспокойстве Мэри об их со Стивеном безопасности.
Знал ли Стивен или хотя бы догадывался, что кто-то пытался убить их? Она не говорила с ним об этом; несколько раз пыталась сделать это, но колокольчик тревоги звонил в ее душе и останавливал. Стивен стал двуликим: пылкий любовник – и странный, задумчивый, нахмуренный человек, отдававший отрывистые приказания. Она так и не могла понять, какой же он на самом деле.
«Я не знаю его, совсем его не знаю», – подумала она и вдруг поймала его взгляд, брошенный вдоль длинного стола, сверкавшего китайским фарфором, хрупким стеклом и серебряными вазами с красными, белыми и желтыми розами; он улыбнулся жене, и это интимное, такое родное, выражение его лица заставило ее покраснеть даже на большом званом ужине. Она оглядела стол и встретилась глазами с Эваном Бэссетом, дружески подмигивавшем ей; ей казалось, что он знает, какие тяжелые мысли одолевают ее, и от этого становилось спокойнее. Бэссет хорошо принял ее с самого начала.
А другие не приняли и даже сейчас не принимали. Она увидела, как леди Хелен посмотрела на нее, затем в сторону, высоко подняв голову. «Странная Женщина», – в который раз подумала Мэри. Она могла быть дружелюбной, приятной, свободно давать советы, хотели того люди или нет. И тут же могла стать холодной, надменной, делать колкие замечания по поводу «неподобающего» прошлого Мэри, ее неспособности управлять замком и вести хозяйство; могла намекнуть и на то, что Мэри – неважная хозяйка. Имелось в виду, видимо, то, что под ее надзором из Георгианы получилась бы гораздо лучшая леди, чем из Мэри.
У Мэри мелькала мысль, что она готова бросить все это и жить со Стивеном где-нибудь в маленьком домике. Она посмотрела вниз на сияющую белую фарфоровую тарелку, украшенную по ободу яркими красными розами и зелеными листьями. Но Стивен был Стивеном Хантингдоном, лордом Сент-Джоном, хозяином замка Сент-Джон, и она юридически была хозяйкой этого замка. Так что другой жизни у нее быть не могло.
Она должна справиться, она должна учиться, бороться и не унывать, иногда потихоньку спрашивая совета у миссис Рэмзи.
Еще одно обстоятельство беспокоило ее. Леди Хелен несколько раз говорила, что Стивен привык приглашать гостей как из Лондона, так и из окрестных поместий. Но с тех пор, как они поженились, он не приглашал никого. Не потому ли, что ему было стыдно за то, как ведется хозяйство в его замке или он стыдился своей жены?
Он женился на ней, чтобы спасти свою честь. Жалел ли он об этом? Может быть, ему нравилось ее тело, но было стыдно за ее манеры и за нее вообще?
Она опустила голову, когда волна печали и раскаяния нахлынула на нее. Она вполне ясно дала ему понять, что он ей нравится, что ей хорошо с ним. Но он никогда сам не говорил, что любит ее, поэтому и она ему этого не говорила. А теперь, теперь, когда она сомневалась в нем, сомневалась, действительно ли он хотел жениться на ней, она чувствовала себя еще несчастнее.
У нее тоже есть своя гордость, горячая шотландская гордость ее крови. Но никуда нельзя деться от того факта, что она действительно была горничной, гувернанткой, служанкой у Эвертонов. Она прибыла сюда с десятью гинеями, посланными ей, чтобы она приехала и вышла замуж за человека, который ее и не ждал. Неудивительно, что Стивену было стыдно знакомить ее со своими друзьями.
Единственные гости, которых они принимали дома, были люди из деревни или друзья сквайра и приходского священника. Мэри подняла голову, когда дворецкий остановился рядом с ней. Она кивнула, когда он спросил что-то о следующем блюде. Ну вот, опять ее мечтательность вызывала осуждение гостей, подумала она, когда леди Хелен бросила на нее суровый взгляд. Эта женщина, легкомысленная и капризная, тем не менее очень серьезно относилась к соблюдению этикета, и пятиминутная задержка очередного блюда была для нее серьезным происшествием.
Мэри была рада покинуть стол и перейти в желто-зеленую гостиную. Она подала кофе дамам, а когда мужчины присоединились к ним, налила им хереса и бренди. Она чувствовала себя спокойнее с подносом в руках, негромко давая указания лакею и переговариваясь с дамами.
Она была вне их круга. Она никогда не будет к нему принадлежать, вдруг в отчаянии подумала она.
И когда Стивен сказал, что опять уезжает на несколько дней, это стало горькой кульминацией этого мучительного вечера. Она отвернулась, сидя за туалетным столиком и причесывая свои золотисто-рыжие волосы в последний раз, перед тем как лечь спать.
– О, ты правда уезжаешь? – уныло спросила она. – Куда, Стивен?
Она заметила его легкое колебание и запомнила это, сама не зная почему.
– О, на запад, Мэри, у меня там кое-какая недвижимость, которая сильно запущена. Дело в том, что у моего отца было мало времени или сил, чтобы должным образом заботиться о некоторых отдаленных участках поместья. Я должен решить, нанять ли мне человека, чтобы он присматривал за ними, или послать туда Эвана или Кристофера. Нельзя пускать такие дела на самотек.
– Конечно, Стивен. – От нее не ускользнуло, что он не сказал, что это за недвижимость и где она находится. С неожиданной вспышкой ревности она вдруг подумала, нет ли у него любовницы, к которой он и едет.
Она знала, что он заметил это, знала по тому, как он поднял ее, прижал к себе и медленно пошел вместе с ней, давая ей время на ответ.
– Мэри, ты устала? – спросил он наконец.
– Нет, нет, Стивен. – Она обвила руками его шею и прильнула к нему; капли слез повисли у нее на ресницах. Она надеялась, что он не заметит ее печали. Она будет очень скучать по нему.
Он уехал на следующий день рано утром на своем любимом жеребце. Мэри наблюдала, как он уезжал. Он помахал ей, и она ответила ему тем же, а затем энергично занялась делами. Надо много работать, чтобы дни пролетели быстрее.
Несколько дней она работала так много, что миссис Рэмзи была озабочена этим и просила ее не перетруждать себя, особенно с опухолью на руке, которая еще не спала.
Однажды, дня через три, Бонни пришла в ее спальню. Это было на исходе дня, перед самым ужином, и Мэри размышляла, надеть ли ей белое платье или зеленое с розовыми ленточками. Розовый цвет, как ни странно, прекрасно гармонировал с ее золотисто-рыжими волосами; это был бледно-розовый цвет, как у роз в саду. Надеть ли ей это платье или подождать и надеть его, когда Стивен вернется? Она опять задумалась о том, где он и что делает; скучает ли он по ней или развлекается в обществе другой женщины.
Бонни, выглядевшая очень взволнованной, украдкой шепнула:
– Миледи, там человек… он хочет… поговорить с вами…
– Где, Бонни, в гостиной?
– Нет, нет, о, пожалуйста, не думайте обо мне плохо… я согласилась только потому, что я… я очень волнуюсь… о, пожалуйста, поговорите с ним…
Мэри пристально глядела на горничную, на ее бледное лицо и дрожащие руки.
– В чем дело, Бонни? – приветливо спросила она. Ей подумалось, не попала ли девушка в беду. Она была трудолюбива, редко покидала замок, казалась серьезной, но иногда… – Вы больны, вы себя плохо чувствуете?
Девушка покраснела.
– О нет, миледи, дело не в этом! Дело не во мне, нет, нет. Это один человек хочет видеть вас. Сегодня вечером, я прошу вас, в саду, возле утеса. Никто не будет знать.
Мэри нахмурилась. Неужели это Кристофер, пытавшийся назначить ей свидание? Она даст ему пощечину, чтобы он выбросил подобные мысли из головы, подумала она сердито.
– Какой человек? – холодно спросила она.
– Ну пожалуйста, миледи, – прошептала Бонни. – Это Джереми Шоу. У него есть что вам сказать и спросить у вас. Это тайна, – произнесла Бонни, запинаясь и растягивая слова, и Мэри поняла, что дело серьезное: девушка всегда старалась говорить четко и внятно.
– Джереми Шоу. Понятно. Ну хорошо. Во сколько и где?
Бонни слегка расслабилась, но ее руки еще какое-то мгновение подрагивали.
– Я отведу вас к нему и буду стоять рядом, миледи. Как стемнеет, возле утеса, рядом со старой сосной. Вы пойдете?
– Да, пойду.
Бонни с облегчением вздохнула.
– Тогда я скажу ему об этом, я обещала. О… никто не должен знать! Будут неприятности, ужасные неприятности, если кто узнает…
– Я никому не скажу, – твердо сказала Мэри и сама удивилась тому, как легко она это пообещала.
Она разлила чай, поговорила с немногими пришедшими гостями, с возрастающим нетерпением ожидая момента, когда она их покинет. Наконец она извинилась, сказала что-то насчет усталости и ушла.
В своей комнате она переоделась в темно-серое, почти черное платье и сверху надела свой старый черный плащ, накинув на голову капюшон, чтобы скрыть волосы. Бонни пришла к ней и тайком провела через задний выход, сквозь темные коридоры кухни, во двор возле конюшен и затем в сад.
Они прокрались мимо замка. Изнутри, из-за двустворчатого окна, доносился голос Кристофера; было слышно, как говорит и хихикает Георгиана, а также звонкий смех леди Хелен. Они разговаривают и смеются более раскованно, подумала Мэри, когда ее нет с ними. Бонни вела ее вглубь сада, мимо роз и тюльпанов.
Они вышли к утесам, на белом фоне которых четко выделялась сосна. Там их ждал Джереми Шоу, они видели его высокую фигуру в рабочей одежде, прислонившуюся к стволу дерева.
Мэри была в нерешительности; он тихо сказал:
– Присядьте, пожалуйста, миледи, я буду говорить, а вы послушайте немножко. Присядьте, пожалуйста. – И он указал рукой на траву рядом с ним.
– Я подожду здесь, – прошептала Бонни и исчезла в темноте.
Мэри села на траву. В ней росло ощущение нереальности происходящего.
– О чем пойдет речь? Об Анне? – спросила она, хотя знала, что это не так.
Он покачал головой. Его зубы забелели в темноте, когда он улыбнулся.
– Нет, у нее и ребенка все в порядке. Я должен предостеречь вас, потому что не могу сказать об этом хозяину. Я не уверен в нем, миледи.
Дрожь пробежала по ее телу.
– Говорите.
Он подвинулся к ней поближе.
– Тот случай с вами и хозяином, тогда, в грозу, – пробормотал он, его язык едва слушался его, – не случайность.
Последовала пауза. Она спокойно сказала:
– Я так и думала. Я видела белую фигуру, похожую на привидение, которая испугала лошадей. Если бы мы не выпрыгнули из экипажа, могли бы погибнуть. А откуда вы знаете?
– Говорят, – быстро сказал он, – Люди говорят. Опасность. Вы в опасности. Вы стоите у кого-то на пути.
– У кого-то на пути? У кого? Кто пытается убить нас?
Он успокаивающе погладил ее по руке.
– Пока не знаю, миледи. Когда узнаю, скажу вам. Но они не станут со мной разговаривать.
– Они? Кто?
– Контрабандисты, – ответил он.
– Это… значит, это касается контрабанды? Бочки, которые стоят в замке? Бренди и французские вина…
– А также чай и табак, – добавил он. – Они ввозятся, а золото вывозится.
Сидя на холодной траве, Мэри почувствовала, что ее начинает знобить. С моря поднимался ветер; она слышала, как колотится ее сердце.
Шоу прошептал:
– Сегодня кое-что повезут. Я пойду посмотрю. Хочу увидеть, кто в этом замешан. Пока не знаю, я держусь в стороне. Я думал, что, если чего-то не знаю, это меня не касается. Но это не так, они преследуют меня, хотят забрать моих лошадей, говорят мне, чтобы я оставил конюшни незапертыми. Они угрожают моей жене и детям, они пытаются причинить нам зло. Но у них отпадет охота делать это, когда я кое-что про них узнаю!
– Они… перевозят что-то… сегодня вечером? – в ужасе прошептала она.
– Да, миледи, под другими утесами, с полмили отсюда. Судя по приливу, это будет сегодня, Сегодня после обеда я видел подплывавшие корабли. Я хотел предупредить вас сегодня, потому что, если они меня сегодня поймают, я уже не смогу предупредить вас завтра.
Леденящая волна страха захлестнула ее. Он, привыкший все преуменьшать, спокойно говорит о том, что сегодня ночью его могут убить. Он намерен драться, драться любым оружием, которое попадется под руку. Он намерен застать контрабандистов за их черным делом, наблюдать за ними, угрожать им. Это было очень опасно.
Но если он увидит их и скажет Стивену, тот со своими связями, конечно, сможет помешать преступникам причинить зло Джереми и Анне Шоу и их детям. Кроме того, она и Стивен тоже были в опасности. Она сама посмотрит, кто это, и расскажет Стивену…
– Возьмите меня с собой, – решительно сказала она, – мы вместе будем наблюдать. Мы должны двигаться очень тихо, чтобы нас не заметили. Таким образом мы узнаем, кто занимается контрабандой, и сможем принять меры. Мы заявим об этом в полицию…
– Нет… Нет, миледи… Не вы… Вам нельзя идти… – волнуясь, он заговорил громко, и она приложила палец к губам.
– Мы попробуем добыть доказательства, если сможем, и я сообщу обо всем мужу, когда он вернется. Власти должны знать, что происходит. Я не хочу, чтобы вы связывались с этими бандитами, Джереми. Их будет много…
Он опустил голову и мрачно сказал:
– Они угрожают мне и моей семье! Этого нельзя допустить.
– Я знаю, знаю. Но человек в одиночку мало что может сделать. Мы должны объединиться, чтобы победить их. Вместе мы сильны! Не может быть, чтобы они все занимались контрабандой добровольно. Некоторых из них наверняка принудили.
– Многих, очень многих, но если об этом станет известно, то им грозит тюрьма.
– Поэтому мы должны все увидеть своими глазами. Когда вы собираетесь отправиться туда?
– Как только луна скроется за облаками.
Они тихо сидели и ждали. Похоже, он примирился с тем, что Мэри намерена пойти вместе с ним. Она же чувствовала себя как во сне. Все казалось каким-то кошмаром, от которого она никак не могла избавиться. Во что она хочет вмешаться? Если бы только Стивен был дома и она могла посоветоваться с ним… Но, с другой стороны, если бы он действительно был дома, стала бы она говорить с ним об этом?
Джереми слегка коснулся ее руки.
– Пора идти, – прошептал он. – Я велю Бонни возвращаться в замок, если вы доверяете мне и готовы пойти со мной одна.
– Я доверяю вам, – твердо сказала Мэри.
Он кивнул и пошел, похожий на черную тень, туда, где ждала девушка. Они пошептались, и Бонни ушла. Мэри поймала себя на мысли, что ей интересно, как часто эта девушка встречалась с кем-нибудь из деревни; не для любовной интрижки, а для более серьезного дела – например, обменяться новостями о преступлениях и тому подобном.
Она встала, отряхнула юбку и плащ. Ноги у нее слегка затекли от долгого сидения на траве. Но сейчас она должна забыть обо всем, кроме необходимости соблюдать меры предосторожности. Она последовала за Джереми в глубь сада, и бесшумно они шли около мили. Когда они подошли ближе к меловым утесам, где извивалась узкая бухта с пристанью для небольших судов, Джереми жестом велел ей прижаться к земле. Она начала различать неясные голоса, скрипение повозок. Послышался звук тяжелых шагов. Джереми схватил ее за руку и резко дернул вниз.
Они лежали, растянувшись на траве. Она набралась духу и приподняла голову. С края обрыва, где они находились, можно было увидеть бухту и часть побережья.
Когда ее глаза привыкли к царившему мраку, она начала различать отдельные предметы. В бухте на рейде стоял парусный корабль. Чуть ближе несколько лодок деловито сновали туда-сюда между берегом и кораблем. Люди в темной одежде работали молча: гребли, разгружали лодки, передавали громоздкие тюки на берег. Она видела такие огромные бочки, что люди сгибались под их тяжестью. Большие бутылки с бренди, бочонки с вином, элем и многое другое, что ввозится контрабандой. Пакеты табака и чая. Вокруг маленького костра на берегу несколько человек пересчитывали маленькие свертки. Их лица скрывали черные шарфы и шляпы.
Джереми пристально наблюдал за всем этим, пытаясь узнать хоть кого-нибудь, и Мэри делала то же самое. Но пальто, шарфы и шляпы не позволяли этого сделать.
Через некоторое время Джереми дотронулся до ее руки и показал куда-то в сторону. Она кивнула, и они очень осторожно проползли на локтях и коленях несколько метров к другому месту, около тропинки, которая вела к утесу. Это было опасно, но оба чувствовали необходимость увидеть лица тех, кто поднимался по тропинке с грузом к ожидавшим их повозкам.
Мэри и Джереми притаились в зарослях кустарников. Об один из них, стелившийся особенно низко, она ободрала лицо, но не издала ни звука. Люди проходили совсем рядом, некоторые буквально в трех метрах от их укрытия. Джереми с поднятой головой и тревожным мрачным лицом высматривал знакомые лица.
И тут она начала узнавать лица под шляпами. Фермер, которого она знала, с одной из ферм Стивена. Человек из деревни. Помощник бакалейщика. Мальчик посыльный из придорожной гостиницы. Двое мужчин из кузнечной мастерской. Они постанывали под тяжестью бочек и громоздких тюков. Они несли их к повозкам, где другие ждали их, чтобы взять груз и уехать. В повозки были запряжены тяжелые ломовые лошади.
Теперь она поняла, почему Джереми приказывали не запирать конюшни на ночь. Им нужны были именно его лошади для этой работы. Все знали, что лошади из его табуна сильнее и годятся для перевозки тяжелых грузов. Да, в эту ночь лошади им действительно были нужны! Им привезли тяжелые грузы, которые надо было развезти по окрестностям, спрятать от таможенных агентов и затем доставить дальше, клиентам.
Затем какой-то человек прошагал совсем рядом с ними, громко топая огромными башмаками. Мэри сжалась и отпрянула, приникнув лицом к земле. Она услышала, как этот человек грубо выругался, когда бочонок на его плечах покачнулся.
Джереми схватил Мэри за руку, собираясь убрать ее с опасного места. Послышалось сердитое ругательство, кто-то подошел и поймал уже падавший бочонок.
– Этот груз дорогой, с ним осторожнее, – послышался голос, и оба проследовали дальше.
Мэри едва дышала. Их чуть не обнаружили. В груди она ощущала тяжесть от колотившегося сердца. Она перевела дыхание. Рядом с ней тяжело дышал Джереми, опустивший голову на руки.
Когда они опять остались одни, Джереми придвинулся ближе к Мэри и прошептал:
– Я сползаю назад, посмотрю, свободен ли путь: нам лучше уйти. Я увидел достаточно. Вы тоже?
Она кивнула и прошептала:
– Да нам надо… уходить…
– Подождите здесь, я вернусь за вами. – И он уполз. Она прижалась ближе к земле, постепенно успокаиваясь после испуга.
Затем она услышала другой звук: кто-то шел в легкой обуви, шел осторожно, крадучись. Она потихоньку подняла голову и увидела человека, подходившего к тропинке; в руках у него ничего не было. Высоко подняв голову, он внимательно вглядывался в темноту. Даже под шляпой она узнала его…
Стивен!
Это имя чуть не вырвалось у нее с криком. Она конвульсивно прижала руку ко рту, готовому выдать ее. Широко раскрыв глаза, Мэри смотрела на него. Да, это не ошибка. Это был ее муж. Стивен, идущий по тропинке без груза на плечах. Стивен, идущий осторожно, но в то же время легко и уверенно, как он шел бы по своему собственному саду.
А почему бы и нет? Это была его земля, его утес!
Она почувствовала жжение в груди, ей хотелось плакать, просить, умолять его. Но вместо этого она безмолвно продолжала лежать, окоченев от боли и шока. Стивен. Один из них. И со своим характером он наверняка был одним из главарей. Может быть, самым главным.
