Текст книги "Озорная леди"
Автор книги: Дженет Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Лишь Кристофер мог безнаказанно не подчиняться ему. Как-то раз, получив от Стивена какое-то распоряжение, он засмеялся и дерзко сказал:
– Ты не на капитанском мостике, Стивен! Ты что, выкинешь меня за борт, если я съезжу на эту ферму не сегодня, а завтра? На сегодня я запланировал показать Георгиане моих лошадей.
Какое-то мгновение Мэри думала, что Стивен придет в ярость. Но его сурово сдвинувшиеся брови разгладились, налившийся было кровью шрам посветлел, и он улыбнулся.
– Ну ладно, молокосос. Но завтра поезжай туда обязательно. Эту ферму надо осмотреть, и отчет о состоянии дел там должен быть у меня к концу недели.
Однажды Мэри случайно подслушала, как Стивен бранил конюха за плохое обращение с лошадью, и была ошеломлена выражениями, которые он употребил, а особенно – подробным, детальным описанием того, что он собирался сделать с этим человеком, если что-либо подобное когда-нибудь повторится. В другой раз он за какое-то упущение грубо накричал на дворецкого, и тот, обычно степенный и уравновешенный, трясся от страха. Она тут же вмешалась, потому что знала о происшедшем больше, чем Стивен.
– Право же, милорд, Уэнрик совсем не виноват, – спокойно сказала она. – Я сама слышала, как он давал указание насчет вина. Просто слуга принес не те бутылки и охладил их. Вот и пришлось их использовать.
Стивен повернулся к ней, а Уэнрик широко раскрыл глаза, удивляясь ее вмешательству.
– Не вмешивайся, Мэри! – сердито сказал Стивен. – В его обязанности входит следить за тем, чтобы все было как надо. Вино было плохим!
– Ну, значит, теперь я буду помогать следить за тем, чтобы приносили что нужно, – сказала Мэри, бесстрашно глядя ему в лицо и сдвинув брови точно так же, как делал он. – Давай я осмотрю погреба и буду планировать карты вин, как и меню. Ты можешь доверять моему вкусу по этой части, так как Эвертоны были очень привередливы в винах и тратили на это очень много!
Какое-то мгновение она боялась, что Стивен «выбросит ее за борт», как шутливо выразился Кристофер, но строгое выражение тут же сошло с его лица, он неохотно кивнул и согласился. На следующее утро она прошла с дворецким по погребам и провела инвентаризацию.
Уэнрик, казалось, был чем-то встревожен и вел себя как-то беспокойно. Она не понимала почему, пока не спустилась в погреба и не огляделась вокруг.
Огромное количество бочек с бренди лежали на каменном полу. Стены были уставлены стеллажами, полными бутылок с белым, розовым, красным вином, портвейном, хересом, кларетом, бургундским, белым сотерном, изысканнейшими французскими винами и коньяками.
Их, должно быть, везли контрабандой, подумала она, но ничего не сказала. Дворецкий несколько расслабился и успокоился, когда Мэри деловым тоном заговорила о достоинствах одного вина по сравнению с другим при подаче их к различным блюдам.
Она заметила даты на бутылках. Некоторые были приобретены во времена Наполеона. Другие – гораздо более старые и, должно быть, принадлежали еще к коллекции покойного хозяина. Но большую часть приобрели недавно.
Вряд ли эти бутылки в таком количестве и с такими этикетками могли быть добыты другим путем, кроме контрабанды! Она и раньше подсознательно отмечала качество и количество коньяка и французских вин за обеденным столом, но не придавала этому значения. Теперь она начала понимать и почувствовала к Стивену нечто вроде презрения.
Он сражался на море с войсками Наполеона… а дома покупал у контрабандистов товары. Это была скрытая финансовая поддержка Наполеона в его диких авантюрах, которые принесли столько горя английским и шотландским семьям. Она подумала о тех несчастных людях, вернувшихся с войны без ног, без рук, с изуродованными телами и искалеченной психикой, о тех, кто спасся из мучительного плена. Она подумала о мужчинах, которые вообще не вернулись, о страданиях семей, оставшихся без мужей, сыновей, отцов, и почувствовала гнев, от которого кровь бросилась ей в голову.
Она вернулась к себе в комнату, чтобы обо всем подумать. Стивен имел в Лондоне репутацию повесы. Он был игрок и волокита, она знала это по намеку его брата Кристофера, а также болтовне леди Хелен. Она не допустит, чтобы он совершенствовал свой вкус таким образом. Он, наверное, думает, что ему все дозволено.
За чаем в тот день Мэри твердо решила пока сдерживать свои чувства. Стивен сам завел разговор о винах и с гордостью спросил ее, что она думает об их коллекции.
– О, милорд, она действительно прекраснее всех, которые я когда-либо видела, хотя мои познания в этой области не так уж и обширны, – сказала она, не отрывая взгляда от красивой чайной чашки белого фарфора, украшенной красными розами на зеленых стеблях. Она аккуратно налила Стивену чаю в изящную французскую чашку и опять почувствовала гнев, ее глаза метали молнии, когда она посмотрела ему в лицо.
Он встретился с ней взглядом, затем протянул большую загорелую руку и с озадаченным выражением лица взял чашку.
Эван Бэссет, покачивая блюдцем с хрупкой чашкой, безмятежно заметил:
– Я думаю, покойный хозяин был знаток в этих делах. Некоторые вина, которые он собрал, сейчас, должно быть, почти невозможно достать, и стоят они бешеных денег! Эта большая честь для твоих гостей, Стивен, когда ты угощаешь их такими винами, хотя кое-кто и не способен оценить их достоинства!
– Лично я знаю лишь, нравится мне вино или нет, – сказал Кристофер, и они с женой чему-то засмеялись. Он стоял, наклонившись над ее стулом, и поглаживал рукой ее шею, не сводя, однако, глаз с Мэри. Она же старалась не смотреть на него. В нем чувствовалось какое-то странное раздражение, граничившее чуть ли не с безумием, как будто он сожалел о своей женитьбе.
Мэри постоянно сталкивалась с чем-то, что озадачивало и тревожило ее. У нее вошло в привычку перед полуднем в одиночестве ездить верхом на лошади, которую Стивен заботливо выбрал для нее в своей конюшне. В эти часы, скача галопом на Бэтси, она развеивала свое плохое настроение.
Мэри возобновила знакомство с мистером Джонсом, бакалейщиком из близлежащей деревни. Ей нравился его сдержанный юмор, она советовалась с ним, где закупать большие партии продовольствия для замка. Она нередко разговаривала с хозяином гостиницы и ценила его доброту. Она не забыла, как он был любезен и внимателен к ней в тот странный, тяжелый день, когда они встретились.
Сидя в зале гостиницы за поздним утренним чаем, она иногда слышала разговоры клиентов, которые, постепенно привыкнув к ней, тихо сидящей в одиночестве или разговаривающей с хозяином, стали более откровенны в речах.
Слыша обрывки разговоров о контрабанде, убийстве на торфяных болотах и подобных вещах, она продолжала задумчиво глядеть на свою чашку и мало говорила сама. Все большее и большее беспокойство охватывало ее.
Однажды утром фермер из деревни был найден мертвым возле утесов милях в десяти от замка. На следующий день она специально поехала в деревню, чтобы что-нибудь разузнать.
В гостинице, как обычно, сидя за чашкой чая, она слышала возбужденные разговоры о происшедшем. Мэри внимательно слушала, затем подозвала хозяина гостиницы. Он подошел к ней своим обычным неторопливым шагом.
– А что думают о том, кто совершил убийство, мистер Эшвуд? – небрежно спросила она. – Кто-то из местных?
Он заговорил тихим, многозначительным тоном, мрачно глядя на нее.
– Боюсь, что это контрабандисты, леди Мэри, – прошептал он. – И на этом наши беды не кончатся. Слишком долго все это продолжается; конец будет плохим для всех нас. Неужели никак нельзя покончить с контрабандой?
Она изумленно посмотрела на него, забыв, что притворялась незаинтересованной.
– Откуда мне знать, сэр? – раздраженно ответила она. – Вы так спрашиваете, как будто я могу знать ответ.
– А вы не знаете? Ну да, пожалуй, нет. Но вы девчонка сообразительная, – задумчиво сказал хозяин, затем вдруг покраснел. – О, простите меня, миледи, я забылся. Я не хотел так говорить. Но вы… будто одна из нас. Вы все понимаете. Не то что те, из замка, вечно задирают нос.
– Я никогда не забуду, как вы были добры ко мне, когда я приехала, мистер Эшвуд, – твердо сказала она, подтверждая свои слова кивком рыжей головы. – Не извиняйтесь за то, что говорили со мной откровенно. Я ценю честность превыше всего. Да, превыше всего, – почти про себя добавила она. Она молча сидела с чашкой в руке и в сотый раз спрашивала себя: мог ли Стивен быть замешан в контрабанде? Мог ли он сам быть контрабандистом, а не только покупателем французских вин?
И если Стивен был замешан в этом, знал ли он об убийстве фермера? Нет, на самом деле, участвовал ли он в контрабанде? Может быть, он всем этим руководит? Стивен – сильный человек, настоящий лидер. Он привык командовать людьми, привык, чтобы ему подчинялись.
Эта мысль наполнила ее новыми страхами. Ведь он был ее мужем, ее покровителем и господином. Хотя он ничего в связи с этим не делал и их брак оставался фиктивным браком по расчету; когда он смотрел на нее, она иногда думала, что ее свобода долго не продлится. В голове ее началась путаница, она была в таком замешательстве, что сама не знала, чего хочет. Она лишь чувствовала, что никогда не сможет ни полюбить, ни покориться воле человека, который мог быть таким чудовищем, чтобы спокойно относиться к убийству.
Глава 5
За ужином в тот вечер зашел разговор об убийстве фермера, и возникло много различных гипотез. Эван Бэссет считал это делом рук какого-то ревнивого мужа.
– Хоть они и ведут себя тихо и спокойно, – говорил он, слегка усмехаясь, – но женщины, особенно молодые, не прочь пофлиртовать. Держу пари, этот фермер ошибся в выборе объекта страсти, и разгневанный муж счел, что таким образом избавится от волнений и хлопот.
Георгиана, новобрачная, покраснела:
– О нет, это невозможно. Я жила в тех местах всю жизнь, и…
– …и родители надежно прятали тебя от всего вокруг, – закончил за нее Кристофер и похлопал ее по руке. Он был согласен с Эваном. – Нет, если бы это были контрабандисты, мы бы уже что-нибудь услышали об этом. Слухи к нам в замок всегда доходят, а, мама?
– Я обращаю мало внимания на эти грязные истории, – сказала леди Хелен и сделала жадный глоток из стоявшего перед ней бокала с французским вином. – Для меня они все неотесанные деревенщины. Одним меньше – экая важность…
Глаза Мэри полыхнули огнем и встретились с глазами мужа, сидевшего на противоположном конце длинного стола, уставленного сверкающими приборами. Над хрусталем и стеклом, над изысканным серебряным кубком с белыми и красными розами встретились их взгляды.
– Я надеялся, – глубоким голосом сказал Стивен, задумчиво двигая по столу серебряный нож, – что после поражения Наполеона контрабанда прекратится из-за отсутствия рынка. Но акцизные сборы не отменены, и, похоже, люди всегда будут контрабандно торговать ценными предметами, легкими для транспортировки, пока есть готовый рынок и высокая прибыль. И это нередко является причиной убийств и других преступлений.
– О, Стивен! – вскричал Эван Бэссет с жаром. – Это же глупо! В округе и не пахнет контрабандой. Я бы обязательно что-нибудь услышал об этом, уверяю тебя! К нам обратились бы, чтобы сбыть что-нибудь; я бы им тогда показал!
– Знаю, Эван. И, возможно, именно поэтому к нам и не обращались, – сказал Стивен, все еще глядя в глаза Мэри. Ей было интересно, что он прочел в ее взгляде. – Я решительно против контрабанды, однако боюсь, что она будет продолжаться. Рынок внутри страны для этого существует, я почти уверен; и, пожалуй, даже не далее чем в Лондоне.
Она посмотрела на него скептически. Как он может говорить таким осуждающим, суровым тоном, когда его собственный подвал полон контрабандных товаров? Его лицемерие вызывало у нее отвращение.
Она повернулась к стоявшему рядом дворецкому.
– Уберите со стола и принесите сладкое, – сказала она так резко, что Уэнрик посмотрел на нее с удивлением.
В зеленой гостиной после ужина она разлила всем кофе, пытаясь сдерживать свое негодование. Ужасно было то, что Стивен, по всей видимости, был связан с контрабандистами, по крайней мере покупал у них очень многое. Но то, что он все отрицал и так ханжески рассуждал об этом, не заслуживало ничего, кроме презрения!
Вскоре она извинилась и ушла в свою комнату. Раздевшись с помощью Бонни и отпустив девушку, она надела бледно-зеленую шелковую ночную сорочку с кружевами, а поверх нее – кружевной домашний халат такого же цвета. Она не устала. Ярость кипела в ней. Она подошла к окну и стала глядеть в сад, на море, шумевшее за ним. Вот оттуда они и пришли, подумала она. Она вспомнила стук колес повозок, который слышала ночью. Вероятно, это контрабандисты доставляли очередную партию товара! А Стивен с жаром говорил о том, как ужасен их промысел!
Открылась дверь. Она резко обернулась и, когда вошел ее муж, уже стояла лицом к нему в обрамлении зеленых штор. Он был суров. Уходя, Бонни оставила около кровати подсвечник; других источников света в комнате не было. Дрожавшие огоньки освещали кружевной халат Мэри, ее длинные рыжие волосы, ее маленькое лицо, вызывающе обращенное к мужу.
– Я давно собиралась поговорить с вами насчет того, как свободно вы входите в мою спальню, – решительно сказала она, прежде чем он вымолвил слово. – Мне бы хотелось, чтобы вы стучались и спрашивали моего разрешения!
– Да… уж, – сказал он и подошел ближе, остановившись примерно в метре от нее. Она все еще стояла возле окна. – По-моему, вы очень сердитесь. Почему?
Она откинула голову, встряхнув ее так, что ее рыжие волосы взметнулись. Он протянул руку, будто бы непроизвольно сжал в ней прядь ее волос. Она шагнула в сторону, и его рука вернулась на свое место. Он пристально посмотрел на нее, слегка прищурив глаза.
– Вы очень красноречиво обличали контрабанду, – яростно сказала Мэри, – в то время как ваши погреба всегда полны французских вин и коньяков.
– Это осталось от отца, – медленно сказал он.
– Бутылки с прошлогодними датами? Правдоподобная басня, ничего не скажешь! – И она с вызовом посмотрела на него, – Нет, вы извлекаете пользу из контрабанды! Я сама в этом убедилась! И вы способны сидеть там, за столом с семьей и гостями, и распространяться о том, какая ужасная вещь контрабанда! Да, да, не пытайтесь обмануть меня! У меня есть глаза!
Повисло долгое, тягостное молчание. Он не казался сердитым, а, видимо, о чем-то напряженно размышлял. Его глаза изучающе бродили по ее лицу, шее, одежде. Она была напряжена, как натянутый лук, и кулаки ее, которые она держала перед собой, судорожно сжимались.
– Последние годы я провел во флоте, – наконец сказал Стивен очень спокойно и таким тоном, который должен был бы убедить ее. – И вы думаете, что я могу хладнокровно относиться к контрабанде, которая принесла такой барыш Наполеону… и стоила нашим парням жизней, рук, ног, глаз… и вы думаете, я сражался бы так, если бы…
– Вы сражались! – дерзким и насмешливым тоном сказала она и прижала руки к вздымавшейся груди. – Вы – сражались! Вы, скорее всего, проводили свои сражения в портовых гостиницах и тавернах, с первыми попавшимися девками! Не могу представить вас на палубе корабля с саблей в руке! Я слышала о вашей репутации среди женщин! Мужчины, которых я знаю, сражавшиеся с Бони, ни за что не участвовали бы в какой бы то ни было контрабанде и не потратили бы ни фунта на покупку французского вина у преступников…
– Вы… осмеливаетесь говорить это… мне… – Он шагнул вперед и обхватил ее за талию. Она попыталась вырваться. Он прижал ее к себе, и она почувствовала жар его тела. Он склонился к ее лицу, но она в ярости отвернулась. «Он хочет наказать меня, – подумала она, – самым унизительным способом – поцелуями против моей воли».
Она оказалась права. Он схватил ее за густые рыжие волосы на затылке и с силой повернул ее лицо к себе. Его чувственные губы приблизились.
Она открыла рот, оскалив белые ровные зубы.
– Если ты укусишь меня, Мэри, я побью тебя! – Он пробормотал эти слова, уже почти прижавшись к ее губам, затем последовал долгий глубокий поцелуй. Его губы были горячими, неистовыми; он все сильнее прижимал ее к себе. Он приподнял Мэри над полом, и ее ноги повисли в воздухе.
Он понес ее к кровати и почти кинул на нее. Затем лег сам, прижимая девушку к покрывалу. Она пыталась бороться с ним, оттолкнуть, но в его объятиях становилась беспомощной, как маленький ребенок. Его руки оказались крепче железа; от его прикосновений к ее груди она все больше слабела. Он расстегнул кружевной халат и уже подбирался к шелковой ночной сорочке.
Она извивалась и кричала, пытаясь вырваться:
– Отпусти меня… Скотина, животное… Отпусти меня! Я ненавижу тебя… Ненавижу!
Он не слушал, все крепче прижимая ее к кровати. Его губы скользили от ее шеи до белой груди, с которой его рука уже стягивала зеленое кружево.
Она боролась с ним, но ничего не могла сделать. Он целовал ее с неистовой страстью, которая ее сначала напугала, а его руки властно бродили по всему ее телу. К своему стыду, она чувствовала, что слабеет.
Затем его желание замедлилось – он понял, что она начинает сдаваться. Когда она перестала бороться, покорившись его воле, он стал более спокоен. Она испытывала незнакомые ощущения: прикосновения его тела, нежность ласкающих губ и то, что они вдвоем лежали обнаженными в постели. Больше Мэри не могла сопротивляться.
Она совсем ослабла, у нее слегка кружилась голова.
Какие-то непривычные чувства вторгались в ее мозг, сердце, тело. Она не хотела больше бороться. А когда он схватил ее безвольные белые руки и обвил ими свою шею, прижавшись к ней, она сдалась окончательно.
Она уже не могла себя сдерживать. Ей никогда еще не было так хорошо; она будто бы чувствовала себя другим человеком. Она всхлипывала и металась, а он был рядом, поворачивая и поднимая ее, заставляя выполнять свою волю и делать все, что он хочет.
Когда он наконец взял ее, она закричала от наслаждения под нахлынувшим вихрем эмоций. Он шептал ей странные, бессвязные слова, вынуждая ее отвечать ему… И она отвечала, не могла не отвечать. Все ее тело дрожало, исступленно реагируя на его объятия, и он удовлетворенно засмеялся, когда все свершилось.
В себя она пришла нескоро. Она беспомощно лежала в его объятиях, а он, по-видимому, спал. Она чувствовала апатию и дремоту.
Некоторое время спустя он проснулся и снова прижал ее к себе. Слабая и сонная, она совсем не сопротивлялась. Они повторили то, что уже было, а затем крепко уснули.
Позже, когда она проснулась, он уже ушел. Она робко протянула руку и с изумлением почувствовала, что разочарована тем, что его нет.
Что она наделала? Она не собиралась сопротивляться. Она предполагала, что, если он будет настаивать на своих супружеских правах, она будет игнорировать его, лежать неподвижно и не поддастся ему ни морально, ни физически, если он только не применит силу. Она поклялась, что ему придется дорого заплатить, если он что-нибудь с ней сделает.
Она пришла в ярость, когда осознала, что все уже произошло. Ненавидела себя за то, что так легко сдалась; нет, больше чем сдалась, ответила страстью на страсть. Неудивительно, что он смеялся!
Утром она долго лежала в горячей ванне, и легкая боль в ногах и руках исчезла. Бонни надела на нее белое миткалевое платье, украшенное зелеными лентами, и восхищенно сказала, что это цвет глаз Мэри. Она хотела распустить ей волосы, но та, смущаясь, настояла на том, чтобы их перевязали ленточкой на затылке.
Стивен опоздал к завтраку, чего с ним обычно не случалось. Когда он наконец пришел, Мэри заканчивала; остальные ненамного от нее отстали. Кристофер поддразнивал его:
– Я и не знал, что ты так любишь поспать, Стивен, разве что после поездок. Но сейчас-то с чего бы тебе уставать?
Стивен слегка покраснел, что было ему несвойственно, но остался спокоен.
– Долго катался на лошади, – сказал он и сверкнул глазами, встретившись взглядом с Мэри.
Она почувствовала, что краска гнева приливает к ее лицу. Он дразнит ее, намекая на ночь, проведенную вместе? Если так, то это очень безнравственно с его стороны! Она ниже склонилась над чашкой. Когда леди Хелен встала из-за стола, Мэри неловко пробормотала извинения и тоже ушла.
Она занималась какими-то домашними делами, но мысли ее были далеко. Все большее и большее раздражение охватывало ее. «Стивен так легко добился победы! Он, должно быть, очень гордится собой, – горько подумала она. – Он и Кристофер – два сапога пара…».
Мэри заметила, что в последнее время леди Хелен стала насмехаться над ней, особенно когда дело касалось меню. Блюда были не те, которые онабы планировала, не раз говорила она и как-то многозначительно заметила, что всегда будет рада дать совет по поводу того, что обычно хозяйки подают к столу. Георгиана начала разговаривать тем же тоном, что и свекровь, и расхаживала задрав нос, роняя колкие замечания о гувернантках, претендующих на нечто, чего они недостойны. Ни леди Хелен, ни Георгиана не осмеливались говорить ничего подобного в присутствии Стивена, но без колебаний делали это перед Кристофером и Эваном Бэссетом. Кристофер обычно усмехался, будто в ответ на хорошую шутку. Эван Бэссет в такие моменты выглядел обеспокоенным и серьезным, но молчал. У него не то положение, чтобы защищать ее, думала Мэри.
За ланчем леди Хелен опять начала критиковать вина. Мэри подала белое вино к жареному ягненку.
– Я всегда подаю к ягненку красное или легкое розовое, – вздохнув, сказала леди Хелен. – Право же, моя дорогая, вам пора начать прислушиваться к моим советам.
– А по-моему, очень вкусно, – сказал Стивен, выходя из задумчивости. Он отхлебнул немного из своего бокала и добавил: – Да, сухое белое вино. Прекрасно.
Леди Хелен поджала губы:
– Мой дорогой лорд Сент-Джон, вы провели так много времени на кораблях, где вина всегда скверные, что не можете больше считаться специалистом по этой части. – И она немного посмеялась, как бы давая ему понять, что шутит, но в ее голубых глазах стояла злоба.
– Дайте Мэри шанс, со временем она научится, – весело, настаивающим тоном сказал Кристофер и нежно похлопал Георгиану по руке, но смотрел в это время на Мэри, на ее лицо и белую шею. – Тому, кто так красив, многое можно простить, – добавил он.
Стивен неодобрительно посмотрел на брата, сжав губы, затем его взгляд быстро перескочил на жену.
Заботы, всегда заботы и неприятности, подумала Мэри. Им нравится сидеть, смеяться и создавать проблемы, этим Хантингдонам; им нравится смеяться над ней и дразнить ее. Она все делала как надо, она просмотрела книги о винах, посоветовалась с миссис Рэмзи, бакалейщиком, Уэнриком; она сделала все, что могла. Но они не ценили ее усилий.
И Стивен смеялся над ней прошлой ночью, потому что она так легко сдалась ему, с первого же раза. Он, должно быть, считает ее легкодоступной. Сначала она приехала, когда ее позвал Кристофер, который тем временем уже женился и уехал. Затем она уступила натиску Стивена. Теперь она позволяет помыкать собой его мачехе, брату, даже Георгиане.
Она крепко сжала губы, ей хотелось придумать какую-нибудь утонченную месть…
Она услышала, как Эван Бэссет говорит что-то о контрабанде:
– …финансировали Наполеона; они контрабандно ввозили золотые гинеи в трюмах кораблей…
Дальше она не стала слушать. У нее появилась идея.
После ланча она пошла к Стивену в кабинет. Подойдя к двери, она постучалась и после ответа вошла.
– Тебе не обязательно стучать, Мэри, моя дорогая, – любезно сказал он, встав, когда она вошла.
Она покраснела, вспомнив, как прошлой ночью бранила его за то, что он входит к ней без разрешения. Болезненная тема.
– Я пришла, чтобы попросить немного денег, – отрывисто сказала она.
Он с удивлением посмотрел на нее.
– О, конечно, моя дорогая. Я открыл на твое имя счета в Лондоне. Можешь покупать все, что душе угодно. Да и в деревне ты можешь купить все, что захочешь. Любой лавочник с удовольствием обслужит тебя…
– Мне нужно несколько гиней, десять гиней, – сказала она уже более спокойно. Ее маленькие кулаки были прижаты к бокам.
– Да, конечно. Он выдвинул ящик, доверху забитый золотыми монетами. Взял горсть и протянул ей. – Бери сколько нужно, – сказал он.
Мэри покачала головой.
– Только десять гиней, – настойчиво повторила она. От вида ящика, полного золотых монет, у нее слегка закружилась голова. Кристофер прислал ей десять гиней, чтобы она приехала к нему. Деньги не имели для нее никакого значения. Но для нее деньги были всем. Она думала, что, раз он прислал эти десять гиней, значит, он любит ее, она нужна ему и он будет ее покровителем. Теперь она знала, что деньги ничего или почти ничего для него не значили, во всяком случае не десять гиней. Недавно он просадил на бегах целую тысячу.
Она не хотела прикасаться к руке Стивена, протянутой к ней с горстью монет. Наконец он положил монеты на стол и повторил:
– Бери сколько нужно.
Она отсчитала десять гиней и взяла их.
– Спасибо, – сдавленно сказала она и повернулась, собираясь уходить.
– Мэри. Вино сегодня днем мне понравилось. Уверен, ты выбрала как раз то, что нужно, – сказал он.
Она не повернулась. Он просто успокаивал ее, а сам, возможно, смеялся за ее спиной.
– Спасибо, сэр, – сказала она чопорным тоном миссис Рэмзи и, уходя, оскорбленно хлопнула дверью.
Она рано пришла к чаю в голубую гостиную. Горничная вкатила тележку с серебряным подносом и расставила на столе чашки. Стиснув руки на коленях, Мэри ждала, пока придут остальные. Сегодня у нее с собой был маленький шелковый кошелек, раньше принадлежавший матери Стивена. Все, что у нее есть, подумала она, досталось ей от кого-то другого. Ожидая, она чувствовала жалость к себе, но сердце ее было исполнено гнева и решимости.
Вошла Георгиана. Увидев Мэри, она секунду поколебалась, а затем села возле окна, будто бы решила не иметь с ней ничего общего. Мэри стиснула зубы. Она не предлагала Георгиане чая, зная, что, пока нет Кристофера, та не очень вежливо откажется.
Наконец пришли леди Хелен и Кристофер, а затем Эван Бэссет. Стивен явился последним. Он вбежал, извиняясь, выглядел усталым и на ходу застегивал свой бархатный пиджак. Она вспомнила, что он собирается ехать на одну из ферм.
Она молча разливала чай, и горничная разнесла чашки. Она подождала, пока всех обслужили, и разговор стал общим и более оживленным.
Наконец Мэри открыла шелковый кошелек и достала оттуда гинеи.
– Кристофер, – громко и отчетливо сказала она. Он сразу же повернулся к ней. Она протянула ему монеты, и он машинально взял их, посмотрев на них уже в своей руке. – Я должна извиниться за то, что не вернула тебе деньги раньше, – сказала она.
Он густо покраснел и попытался вернуть ей монеты, как будто они жгли ему руку.
– Ты мне ничего не должна, Мэри, – сказал он. Стивен встал со своего большого стула и шагнул к ним.
– Ты забыл. Ты послал мне десять гиней, чтобы я приехала и вышла за тебя замуж, – четко и внятно произнесла она ледяным от ярости тоном. Она пристально смотрела прямо на Кристофера, игнорируя остальных, которые сразу же замолчали.
– Я этого не делал, – с беспокойством в голосе сказал он, отворачиваясь и слегка посмеиваясь. – Ты сошла с ума?
Мэри медленно достала письмо и развернула его. Георгиана побелела, затем покраснела. Леди Хелен издавала короткие нечленораздельные слова:
– Ах, ах, ой, ой, что это, что происходит?..
– Быстро же ты забыл, Кристофер, – холодно сказала Мэри. – Мы познакомились с тобой у Эвертонов. Ты просил меня стать твоей женой. Вернувшись в Корнуолл, ты послал мне десять гиней и написал, чтобы я приехала к тебе. А приехав, я обнаружила, что ты женился и уехал в свадебное путешествие. Давай я напомню тебе… Я прочту твое письмо вслух… – Она подняла письмо и начала читать некоторые отрывки. Он встретит ее… Они поженятся…
Кристофер начал смеяться:
– Прекрати, Мэри. Прекрати! Ты смущаешь мою жену! Что было, то прошло…
Стивен резко сказал:
– Хватит, Мэри. Я не потерплю, чтобы ты это читала…
Георгиана заплакала и выбежала из гостиной. Леди Хелен встала, взволнованно и невнятно причитая, и начала расхаживать по комнате. Эван Бэссет долгим и задумчивым взглядом посмотрел на Мэри, затем на Стивена и вышел из комнаты.
Мэри сложила письмо и положила его в кошелек. Теперь, когда месть состоялась, ей было немного не по себе. Она причинила боль Георгиане, а не Кристоферу. Его это, казалось, ничуть не задело. Да, с него все как с гуся вода, подумала она. Вот он уже опять смеялся и пожимал плечами.
– Какой глупостью было… поймать меня на слове и приехать сюда, – беззаботно сказал он. – Тем не менее я польщен, что ты меня так любила, что приехала ко мне. Я всегда буду помнить это, дорогая Мэри! – У него хватило наглости взять ее за руку.
Она отдернула руку, глядя на него свирепо, как разъяренная тигрица. Но вмешался Стивен.
– Довольно, Кристофер, – ледяным тоном сказал он. – Теперь она моя жена.
– Ну и прекрасно, – ответил Кристофер, сел на стул и взял чашку. Его упрямые карие глаза злобно сверкали, когда он взглянул на Мэри. – Ну и прекрасно, дорогой брат!
Она допила свой чай, не обращая внимания на то, что он остыл. Чуть позже она энергично принялась за работу вместе с миссис Рэмзи, планируя переделку комнат, руководя штопкой белья, составляя меню на следующую неделю. Она не хотела оставаться наедине со своими мыслями.
За ужином Кристофер был необычайно весел, отпускал шуточки, притворяясь, что не замечает покрасневших глаз жены. Леди Хелен почти все время молчала, а с Мэри вообще не разговаривала. Георгиана шмыгала носом и вытирала его платком, Стивен явно был раздражен. Он сердито смотрел на подносимые блюда и грубо разговаривал с дворецким и слугами, которые осмеливались обратиться к нему. Только Эван Бэссет, казалось, находился в своем обычном настроении и безмятежно говорил о второстепенных делах, касавшихся управления поместьем. Мэри чувствовала благодарность к нему за его спокойствие. Сама же она испытывала горький стыд.
После ужина, разлив кофе, она ушла в комнату миссис Рэмзи. Добрая женщина, казалось, понимала, в каком неприятном положении находилась Мэри, и старалась, чтобы не возникали паузы, давала ей советы о том, какие продукты и когда следует заказать из Лондона, и о прочих домашних делах.
Наконец Мэри вернулась в свою комнату, где ее терпеливо ждала Бонни. С помощью девушки она переоделась в бежевую шелковую ночную сорочку с кружевами и халат. Затем Бонни ушла.
Чуть позже Мэри задула свечи, сняла халат и скользнула в постель. Она с наслаждением устроилась поудобнее и подумала, что может немного поплакать и смягчить сердечную боль. Она совершила большую ошибку, руководствуясь побуждениями своего горячего шотландского нрава вместо здравого смысла. Она причинила боль не тому, кому хотела.
