Текст книги "Темнейший воин"
Автор книги: Джена Шоуолтер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)
Глава 28
Джиллиан всю ночь прижималась к Пьюку, его тепло и запах окутывали ее, как и его руки. Его мягкие ноги согревали, как самое теплое одеяло.
То, что они сделали... лучше, чем ее фантазии. И он даже не проник в нее!
Как он отнесется к ней завтра? Вернется ли Ледяной Человек?
Как поступит, если Ледяной Человек вернется навсегда?
Она некрепко спала, просыпаясь, время от времени, слишком боясь провалиться в глубокий сон. Она сомневалась, что Пьюк вообще спит. Он оставался напряженным и настороженным, готовый убить любого, кто приблизится к их оазису.
Только перед самым восходом солнца его тело расслабилось. Джиллиан высвободилась из его объятий и натянула платье. Если даже взглянет на мужа – или что-то большее – и она уже не сможет уйти.
Он повернулся на бок, его глаза были закрыты, выражение лица безмятежное, почти мальчишеское. Почти, потому что с его мышечной массой он никогда бы не смог сойти ни за кого другого, кроме как за сильного мужчину.
Сожаление неотступно преследовало ее, пока она пробиралась обратно в лагерь, кормила и поила Арахиса, а затем проскользнула в свой спальный мешок.
– Все, на что ты надеялась, и даже больше? – спросил Уильям. Впервые его голос прозвучал безразлично, лишенным всяких эмоций.
Она глубоко вздохнула и сказала правду, только правду и ничего, кроме правды.
– Да, – и она не будет чувствовать себя виноватой. – Он мне нравится, Лиам.
– Я же говорил. Связи он нравится. Ты его совсем не знаешь.
Он и раньше винил во всем эту связь. И она тоже. И Пьюк. Но это не меняло ее чувств.
Вскоре над головами появились солнца, и Пьюк вошел в лагерь, освещенный яркими золотыми лучами. Ее сердце затрепетало, а живот сжался, когда она вспомнила, что они делали... что она до сих пор хотела делать. Он обещал ей все.
Пьюк искупался, его волосы снова были влажными, но не надел рубашку, его мускулы и татуировки выглядели впечатляюще. На нем были чистые брюки.
Он даже не взглянул в ее сторону. Сожалел ли он об их решении? Она изучала его пустое лицо, надеясь уловить какую-нибудь малейшую реакцию, когда он приблизится, но Ледяной Человек вернулся с удвоенной силой.
Почему? Почему он не хочет чувствовать, ведь Безразличие не может его наказать?
Из-за тех последствий, о которых упоминал?
– Я взял на себя смелость наколдовать новую форму. – Все еще отказываясь смотреть в ее сторону, он бросил ей футболку.
Сбитая с толку, она села и изучила одежду, которую он, должно быть, создал с помощью магии. Надпись на груди: "Мне нравится Пьюк".
Джиллиан фыркнула и засмеялась. Как мило. И удивительно.
– О, хорошо. Салфеточка для моего паха. – Уильям бросился к Пьюку и забрал у него одежду. – Я вернусь, – сказал он, прежде чем исчезнуть из виду.
Когда Джиллиан переодевалась в новую футболку и кожаные брюки, Пьюк отвернулся. "Боится своих чувств, если посмотрит на меня, или не интересуется?"
– Собираешься притвориться, что прошлой ночи никогда не было? – спросила она, когда почистила зубы и заплела волосы.
– Так было бы лучше для нас обоих, но я не могу притворяться. – Он повернулся к ней, позволив увидеть огонь, пылающий в его глазах.
Уже гудя от предвкушения и желания, она сделала шаг к нему. Он сделал шаг к ней...
Винтер и Камерон вышли из своих палаток.
– Униформа, – проворчал Пьюк и бросил брату с сестрой футболки. "Вперед, команда Пьюкиллиан".
Всегда ворчливые по утрам, Винтер и Камерон бормотали какую-то чепуху, пока шли к реке. Джиллиан сделала еще один шаг к Пьюку, но остановилась, когда Уильям снова появился. Ах! Время работало против них.
Волосы Уильяма были мокрыми, он надел чистую черную футболку, которая подчеркивала его бицепсы, и камуфляжные брюки с множеством карманов. И молча стал собирать свои вещи.
Джиллиан ненавидела причинять ему боль. Ненавидела видеть его таким расстроенным и отстраненным. Но не могла дать желаемое.
Вскоре после того, как брат и сестра вернулись, Уильям сказал:
– Теперь, когда группа снова вместе, мы должны идти. Чем скорее начнем, тем скорее закончим.
"И тем скорее отпустит меня Пьюк".
С комком в животе она подошла к Арахису. Когда Пьюк подошел к ней сзади, ее затылка коснулось теплое дыхание, а нос уловил запах торфяного дыма и лаванды.
Он взял ее за талию и посадил на химеру. Он ничего не сказал, просто направился к... ладно, она уже забыла, какое дурацкое имя дала его животному. Грецкий орех? Пекан? Неважно. Она бы назвала этого парня Чокнутый Орешек.
Остальные сели в седла. С Уильямом во главе, Камероном и Джиллиан посередине, Винтер и Пьюком позади, они рысью направились к входу в лабиринт.
– Да начнется игра, – сказал Уильям и исчез в темном тумане.
Когда песчаные дюны исчезли, зло начало покалывало кожу Джиллиан, холодя её до самых костей. Окружающий песок сменился лесом. Жутким лесом с искривленными, искалеченными деревьями, насекомыми и человеческими костями, разбросанными по земле... остатки тех, кто вошел в лабиринт и пал жертвой его ужасов?
Джиллиан прихлопнула докучливую муху размером с грейпфрут, пока изучала каждое дерево, в надежде найти cuisle mo chroidhe... нет, не повезло. Что же она увидела? Кедры, сосны и вечнозеленые растения кишели змеями и пауками. Она вздрогнула и потянулась за кинжалом, чтобы через мгновение нахмуриться. Ножны оказались пустыми.
Оглянувшись через плечо, она увидела отблеск серебра за туманом.
– Стойте. – Она спрыгнула с Арахиса и бросилась к входу... запрещено! Ее мозг стукнулся о череп, когда она врезалась в невидимую стену и повалилась назад.
Несмотря на головокружение, она шагнула вперед... и снова врезалась в невидимую стену.
Пьюк и Уильям тоже спешились и толкнули стену.
– Мы застряли, – сказал Пьюк и нахмурился. – Магия удерживает нас здесь, без оружия. Мое тоже пропало.
– Наше тоже, – в унисон ответили Винтер и Камерон.
– Мне удалось сохранить своё. – Поджав губы, Уильям куда-то переместился. И снова появился на том же месте, нахмурившись. – Я не могу переместиться за пределы лабиринта.
Отлично! Замечательно!
– Нам придется продолжать двигаться вперед. И взять у тебя оружие, конечно.
– Одолжить – значит забрать навсегда, – объявила Винтер. – Подарок, данный этой девушке, никогда не будет возвращен.
Они направились к своим химерам, где Уильям раздал удивительное количество кинжалов и мечей, которые вытаскивал из воздуха.
Снова вскочив на химер, они поехали вперед, держась поближе к реке и внимательно следя за каждым шагом. Запахи гнили и разложения, казалось, пропитал воздух, а температура начала опускаться.
– Там мины, – сказал Пьюк, выводя Чокнутого Орешка на ровный участок земли. – Там, там и там. Мы должны идти пешком. Медленно.
Хорошо. Но чем глубже они забирались, тем больше ловушек обнаруживали. Сплетающие лианы, падающие сети и прикрытые ямы. В принципе, весь лабиринт был разработан так, чтобы заставить посетителей пуститься в бегство от ужаса.
"Очень плохо и очень грустно, Син". Джиллиан больше ничего не пугало. За исключением, может быть, ее растущих чувств к Пьюку.
* * *
Умение сосредоточиться никогда не было более важным. Опасность таилась за каждым углом, Безразличие не затихал, и все же Пьюк не мог перестать думать о Джиллиан.
Он кончил ей в руку, испытывая при этом чистейшее удовольствие. После этого он держал ее в своих объятиях, пока она спала, защищал от всего мира и получал такое же удовольствие. Проснулся, чтобы увидеть её, однако она ушла. Это привело его в бешенство.
Ему просто выворачивало кишки от того, что он опять нуждался в ней и знал, как ограничено их совместное время.
Но теперь она в его власти, и инстинкт требовал, чтобы он оставался рядом и охранял ее. Вот почему он подъехал на своей химере ближе и встал между Камероном и Джиллиан, и не по какой другой причине.
"Надо игнорировать её сладкий запах. Голод истязает мой живот".
Сделав Камерону знак отойти в сторону, Пьюк сказал:
– Твоя очередь, девочка. Я рассказал тебе о своем прошлом, теперь ты должна рассказать мне о своем.
Взгляд, который она бросила на него, полный изумления, воспламенил его. Или спалил.
– Что бы ты хотел узнать? – спросила она.
– Всего лишь всё. – Каждая её частичка интриговала каждую его частичку.
– Ну, я ела, писалась и плакала, – сказала она, передразнивая его.
– Ладно. Признаю, что я второй самый раздражающий человек в Амарантии.
Теперь она рассмеялась, и этот звук восхитил его и очаровал. "Я это сделал. Я заставил ее смеяться – я заставлял ее веселиться, как Уильям".
– Какое-то время я была самой обычной девчушкой, – сказала Джиллиан. – Любила сказки, единорогов и розовый цвет. В двенадцать лет я решила, что хочу иметь собственный салон. Мой отец – мой настоящий отец – позволил мне завивать ему волосы и красить ногти. – Она широко улыбнулась, но тут же нахмурилась и вздрогнула. – Он умер вскоре после этого. Авария на мотоцикле. Через год мама снова вышла замуж за моего отчима... он...
– Это он тебя обидел. – Пьюк задрожал от нереализованной ярости, готовый совершить убийство. Нуждаясь в этом.
Она кивнула. Затем глубоко вздохнула и расправила плечи.
– Он и двое его сыновей. Он растил их чудовищами, и они превзошли все ожидания.
"Успокойся. Соберись".
– Твоя мать никогда не приходила тебе на помощь?
– Однажды я собралась с духом и рассказала ей, что происходит, – ответила Джиллиан, и с каждым словом голос становился всё тверже. – Она разозлилась на меня, говорила, что я неправильно понимаю вполне приемлемые проявления любви.
"Моя бедная, милая дорогая". Отчаянно нуждаясь в помощи, она её не нашла.
– Нет никакого ложного представления об изнасиловании. – Будучи молодым солдатом, он сидел в первом ряду, когда армии его отца грабили вражеские деревни. То, что взрослые мужчины делали с беспомощными женщинами и детьми...
Когда Пьюк и Син достаточно окрепли, они позаботились о том, чтобы мужчины заплатили за свои преступления.
– Нет, – ровным голосом ответила Джиллиан. – Его нет.
– Мне очень жаль, девочка. Прости за каждый пережитый тобой ужас. И я горжусь той женщиной, которой ты стала. Храброй и смелой. Заступником для тех, кто нуждается в помощи. Всегда шагаешь вперед, никогда не стоишь на месте. Ты не просто говоришь о том, что нужно изменить, ты выходишь и делаешь эти изменения.
Для Амарантии... для Пьюка.
Она удивленно моргнула и сглотнула.
– Я... спасибо.
– Однажды ты сказала, что веришь, будто Уильям убил твоих обидчиков, – сказал Пьюк.
– Она была права. Я так и сделал. – Уильям подъехал на свой химере с другой стороны Джиллиан и криво улыбнулся. – Даже твою мать, крошка. Я разрубил ужасную четверку на куски и наслаждался каждой секундой.
– Наконец-то ты признал это! – воскликнула она, хмуро глядя на него. – Почему ты отказывался подтвердить или опровергнуть это до сегодняшнего дня? И зачем было убивать мою мать? Я знаю, что она все испортила. Она мне не нравилась, но я также и любила ее.
– Вот. Вот почему я молчал. Ты любила ту, кем она была для тебя много лет назад, не желая признавать, что ненавидишь ту, кем она стала. Я знал, что ты попросишь меня пощадить ее и обидишься за отказ. – Подул ветер, черные локоны Уильяма заплясали вокруг его лица. – Честно говоря, я не был уверен, что ты достаточно сильна, чтобы справиться с правдой. До сих пор.
Пьюк действительно восхищался мужчиной за его поступок и завидовал убийствам, желая, чтобы смертные могли умереть не один раз. Хотя он сомневался, что тысячи смертей было бы достаточно для этих конкретных смертных. Но преобладающая эмоция? Родство. Джиллиан тоже предал любимый человек. Она понимала боль предательство семьи так, как не понимали и не могли понять многие другие.
Она понимала Пьюка.
– Я не обижаюсь на тебя, – сказала она Уильяму. – Я разочарована.
"А я в восторге. Ненавижу его!"
– Но, – добавила она, – отныне ты не совершишь хладнокровного убийства ради меня, не поговорив сначала все детали.
Винтер ахнула.
– Смотрите, смотрите, смотрите. A cuisle mo chroidhe без пауков и змей!
Словно обрадовавшись такому отвлечению, Джиллиан спрыгнула с Арахиса.
– Винтер, ты наша спасительница. – Она бросилась к низкому толстому дереву.
– Обустраивайтесь, ребята, – объявил Камерон. – Мы пробудем здесь некоторое время.
Пьюк соскочил и произнес:
– Осторожно, это может быть ловушка.
Используя магию, как невидимые очки, он искал любые признаки неприятностей. Никаких растяжек и бомб. Никакого магического оружия. И все же дерево начало защищаться, сочась ядом всякий раз, когда что-то пробивало слой его коры, ядом, который мог парализовать человека на несколько дней.
– Кажется, все в порядке, – сказал он.
Уильям бросился к Джиллиан с пилой в руке.
– Если ты хочешь сироп, я достану его для тебя.
– Это так любезно с твоей стороны, – она улыбнулась ему, и Пьюк заскрежетал зубами. "Действительно ненавижу его". – Но я не позволю тебе рисковать...
– Я принесу сироп для Джиллиан. – Пьюк схватил пилу и, держа ее за один конец, поместил лезвие в центр ствола дерева. – Это мое родное королевство. Я знаю все входы и выходы. А ты нет.
– Я знаю все обо всем, – Уильям ухватился за другой конец. – И я сделаю это.
Они дрались из-за пилы, один тянул влево, другой – вправо, пока не начали работать вместе.
– Ну, тогда ладно, – Джиллиан отряхнула руки. – Я просто отойду, и буду наслаждаться шоу.
Пьюк и Уильям работали часами. Каждый раз, когда они прорезали один слой коры, образовывался другой, ещё больший. Пьюк не переставал пилить, даже когда его руки покрылись волдырями и начали кровоточить.
Когда ему стало слишком жарко, он сбросил рубашку. А может, просто хотел, чтобы Джиллиан увидела, как напрягаются его мышцы и пульсируют сухожилия.
Она обмахивала щёки, как будто перегрелась. Винтер веселилась.
Когда же Уильям снял рубашку, Камерон произнёс:
– Я не гей, но ты можешь изменить мое мнение, Вилли. Просто скажи слово.
– А как же я? – Спросил Пьюк.
Рука Винтер взметнулась в воздух.
– Я! Я! Я бы стала лесбиянкой ради тебя.
Он бросил на неё убийственный взгляд.
– Что? – спросила она. – Рога не по моей части.
Джиллиан прикрыла рот рукой, безуспешно пытаясь подавить улыбку, и ее глаза цвета виски заблестели от смеха.
Его сердце подпрыгнуло, татуировка бабочки задвигалась по телу. Ему показалось, что уголки его рта приподнялись... еще выше...
Его жена смотрела на него с чем-то похожим на благоговейный трепет... взгляд, который он, возможно, хотел бы видеть каждый день до конца своей жизни.
"До конца его жизни..."
Слишком долго Пьюк был ходячим мертвецом, борющимся со всеми своими чувствами, все ближе знакомясь с горем.
"Хочешь что-то изменить? Поступай по-другому".
Он должен взять страницу из книги Джиллиан и бороться за лучшее. Чтобы сохранить жену, ему не нужно забывать о своих целях, понял он. Он просто должен их изменить.
Глава 29
Талиесин Анвэл Кансгнос Коннахт расхаживал по своим покоям. Он отослал своих трех любовниц и охранников прочь. «Не доверять никому. Даже самому себе!» Он проверял свою невесту... да? Или отпустил ее?
"Не могу вспомнить". Потом он...
Син сделал глубокий вдох. Неужели он действительно сделал то, о чем подумал?
В его голове крутились подозрения, так много подозрений. Должно быть, он это сделал. Только у него были возможности.
На протяжении веков Син собирал магию. Он хранил каждую силу, мощь и способность в коробках, подобных той, в которой Красная Королева когда-то хранила Безразличие. Для него коробки стали батарейками.
Он использовал эти батареи только дважды. В первый раз, чтобы создать и укрепить лабиринт вокруг земли Коннахт, защищая свой народ.
"Я лидер, которому нет равных. Почему они меня презирают?"
Во второй раз... чтобы создать мощную бомбу.
Это было правильно! Он использовал бомбу против Посланников во время одной из их церемоний, разрушив их любимый храм и убив большинство их элитных солдат.
Почему, почему? О, да. Чтобы спасти себя и свой народ. Конечно, свой народ. Это был их дом, а Посланники планировали вторгнуться сюда, уничтожить всех и саму Амарантию. Оракулы его предупреждали.
Или, может быть, они сказали Сину, что Посланники уничтожат Амарантию, если он установит бомбу? Порядок событий его смутил. Но это не имело значения. Что сделано, то сделано.
Ему нужно было снова поговорить с Оракулами и решить, что делать дальше.
Если Посланники надумают отомстить...
Он хотел убедиться, что они не смогут войти в Амарантию.
А теперь, что делать с Пьюком? С каждой секундой брат Сина приближался к крепости Коннахт. Он чувствовал его присутствие.
"Люблю его... не хочу ему вредить..."
Но Пьюк хотел навредить Сину, убить его. И теперь у Пьюка была связанная жена. Покорительница Дюн. Любит ли она Пьюка? Может да, а может, и нет. Но возможно. Пророчество...
"Не смогу преодолеть это. Должен преодолеть".
Син должен был убить девушку, как только узнал о ней... еще много веков назад. Но убить ее означало убить Пьюка. Он не был готов покончить с жизнью своего брата. Может быть, никогда не будет готов.
"Одно или другое. Я или он".
Син ударил кулаками по вискам, а затем швырнул гнусные проклятия в потолок. Слишком долго он был веревкой в ужасной игре перетягивания каната. Сделай это. Нет, это. Нет, то. До сих пор ни один из поступков не помогал ему, его брату или их людям. Син только вызывал разрушение.
Так почему же он продолжал воевать с самим собой? Почему бы не сдаться и не умереть?
"Потому что! Не мог сдаться". Пьюк нуждался в нем, всегда будет нуждаться. У его брата были враги, и Син должен ему помочь. Убить всех. Если он убьет всех жителей Амаратии, никто не причинит боль Пьюку. Дополнительный бонус: не остается никого, кто предал бы Сина.
И горожане заслужили его злобу. Еще как! Каждый день они пытались что-то украсть у него, чаще всего деньги, детей, магию. Никому нельзя было доверять.
Сколько раз женщины в его гареме пытались отнять у него семя? Сколько стражников замышляли его падение? Сколько врагов прятались в тени, наблюдая за ним, ожидая подходящего момента для удара? Слишком много, чтобы сосчитать.
Син слышал шепотки среди своего народа. "Безумный. Параноидальный. Подозрительный".
Он расхаживал взад и вперед, взад и вперед. В этой самой комнате после боя он часто лечил раны Пьюка. Пьюк Непобедимый, однажды решивший править всей реальностью вместе с Сином. Но однажды Пьюк поддался бы искушению. Он бы убил Сина. Вероятно, во сне. Любовь брата не могла превзойти жажду править.
"Лучше предать, чем стать преданным".
Лучше ли?
Ему нужно поговорить с Пьюком. Но сначала с Оракулом.
Вооружившись мечами, кинжалами и ядами, Син воспользовался магией, чтобы изгнать других из своей спальни, и пересек созданные им тайные проходы, спускаясь все ниже и ниже, чтобы добраться в подземелье под крепостью.
– Ты вернулся наконец-то. – Знакомый женский голос эхом отразился от окровавленных стен.
Син остановился у клетки, из которой раздавался голос, и взялся за прутья.
– Привет, Оракул.
Она съежилась в дальнем углу, покрытая грязью, укрывающий ее туман испарился. С ее безупречной темной кожей, волосами голубыми, как стремительная река, и глазами зелеными, как оазис, она была красавицей, не похожей ни на кого другого.
Красивая, но не такая уж всезнающая. "Никогда не видит, что я иду..."
Никто и никогда этого не делал. Он же с легкостью захватил Оракула.
Теперь у него мелькнуло подозрение: "А что, если она хотела, чтобы ее схватили?"
Кровь застыла у него в жилах. Он должен её убить. Прежде чем она сможет предсказать ему худшую судьбу.
Нет! Ему нужно знать будущее, чтобы лучше защитить себя от него.
– Изменилось ли первоначальное пророчество? – спросил Син. Он слышал, что Пьюк посетил Оракулов много веков назад и предложил тогда свое сердце. Что там было сказано? Какими способами бы он ни мучил эту девушку до сих пор, она отказывалась рассказать. – Меня заставят убить брата?
– Ты знаешь цену моим видениям, король Син.
Жадная девка. Неважно. Он пришел подготовленным.
– Конечно. – Он взял кинжал и погрузил его кончик в глазницу. Не обращая внимания на жгучую боль, он резал до тех пор, пока его глазное яблоко не вывалилось.
Оракул ошеломленно наблюдала за происходящим.
– Возможно, ты сможешь использовать его, чтобы увидеть мир моими глазами, – сказал он. Стиснув зубы и чувствуя, как теплая кровь струится по его лицу, он бросил жуткое подношение к ногам девушки.
Несмотря на несколько недель голода, она обладала грацией змеи, когда скользнула к нему, чтобы поднять небольшой по весу глаз на ладони.
– Из этого получится хорошая серьга. Я даже представляю – яркая деталь у каждой женщины любого королевства. Никогда не выйдет из моды. – Она засмеялась, как будто увидела секрет, которого он не знал. – Ты бы подумал, что это смешно, если бы знал, какой ужас тебя ждет.
– Хватит! Расскажи мне то, что я хочу знать.
Она улыбнулась белой, зубастой улыбкой, возможно, самой жестокой, которую он когда-либо видел.
– Глупый Син. Возможно, наши предсказания всегда сбываются, потому что восприятие – это реальность. А может, и нет. Разве Посланники планировали напасть на тебя до того, как ты нанес им удар? Ты никогда не узнаешь. Стал бы твой брат играть против тебя, если бы ты сам не играл против него? Опять же, ты никогда не узнаешь. Но ты хочешь знать, изменилось ли первоначальное пророчество из-за твоих поступков. Очень хорошо. Я тебе скажу. Нет. Один из вас умрет от руки другого. Но теперь есть поправка.
Он ничего не говорил, просто смотрел.
Ветер пронесся по подземелью, свистя сквозь металлические прутья и играя длинными лазурными волосами, когда она приблизилась к нему.
– День придет, день придет скоро, верхом на крыльях ярости. Месть для тебя отмерена. В конце концов, ты найдешь свою возлюбленную, но не сможешь претендовать на нее, потому что останешься без головы.
* * *
Будучи одним из девяти князей Преисподней, он нес слишком много обязанностей, но пакет льгот по медицинскому обслуживанию не мог быть исчерпан. Если Гадес хотел жить, он жил.
Он прошелся по залам Великого Храма, запасному месту встречи Посланников. Его рука небрежно покоилась в кармане брюк, пальцы сжимали маленький осколок стекла. Теперь он никогда не выходил из дома без него. Без ее части. Враг и желанный союзник. Однажды он ее завоюет. Должен, иначе все, за что он боролся, будет потеряно.
Но он не собирался о ней думать.
Как и любой хороший хамелеон, он менял свой "вид" в зависимости от того, с кем сталкивался. Сегодня он выбрал облегающую черную футболку, черные кожаные штаны и заляпанные грязью берцы. Именно этого от него и ждали. Пусть Посланники думают, что знают его.
Лучше устроить им засаду позже.
Он редко посещал третий уровень небес, несмотря на его репутацию развратника, и никогда не был на этом – втором уровне, где обычно собирались Посланники.
Никогда... до сегодняшнего дня. Отчаянные времена, отчаянные меры.
Крылатые убийцы демонов не любили его, и это чувство было взаимным. Его бы здесь не оказалось, если бы жизнь его сына не была в опасности.
Уильям Темный понятия не имел об опасности, нависшей над ним.
По крайней мере, выглядел Гадес хорошо. В храме были самые большие витражные окна, когда-либо сделанные, разноцветные лучи проникали в здание, освещая его путь.
За ним шла целая армия. Восемь других князей Преисподней, а также сын и дочь Гадеса, Баден Ужасный и Пандора Сладкое Угощение. Прозвище, которое она презирала, вот почему все особенно часто так её называли.
Среди восьми: Рэтбоун Единственный, оборотень, правая рука Гадеса, непохожий ни на кого другого. Ахиллес Первый, ужас, о котором большинство легенд ничего не знало. Нерон, который предпочитал жить без титула, что делало его Шер или Мадонной Преисподней. Вдовий Барон. Габриэль Безумный. Фалон Забытый. Хантер Карающий и Бастиан Незваный, которые были братьями.
Каждый мужчина носил клеймо Гадеса: два кинжала по бокам гораздо более длинного меча.
Вместе они воевали против другого мужчины, который называл себя Князем Всех Князем, с Люцифером Разрушителем. Коварным. Повелителем Мертвых. Великим Обманщиком. У него было много имен, и ни одно из них не было хорошим. Он был старшим сыном Гадеса, усыновленным, как и Уильям.
Но больше они не связаны.
Когда-то разорванные некоторые связи не восстанавливаются.
Гадес подошел к двойным дверям, одним ударом распахнул их и вошел в огромную комнату. Бесчисленные Посланники стояли рядами, готовые к битве. От лучших из лучших – Лисандра и Захариила – до новоизбранной Элитной Семерки с их золотыми крыльями, до генералов с их белыми и золотыми крыльями, до воинов с чисто-белыми крыльями.
В этой группе не было ни Приносящих Радость, ни Целителей, по крайней мере, сегодня. Кто еще отсутствует? Их предводитель, Всевышний, он же Единственный Истинный Бог... по крайней мере, Гадес его не видел.
Подняв подбородок, Гадес объявил:
– Я слышал о вашем плане напасть на реальность Амарантию.
Один из Элитной Семерки выступил вперед, говоря:
– Ты знаешь, кто я?
Кивок.
– Аксель, один из недавно повышенных до Семерки. – Гадес холодно улыбнулся. – Я все знаю. За исключением деталей, слишком незначительных, чтобы их запоминать. – Он даже знал, почему у Акселя такие же темные волосы, симметричные черты лица и прозрачные глаза, как у Уильяма.
Аксель был брошенным ребенком, найденным и воспитанным любящей семьей Посланников.
Гадес также нашел Уильяма совсем маленьким – брошенным – и взял к себе.
Эти двое никогда не должны встретиться.
– Я собираюсь сказать. Ты и твоя компания весельчаков... – Аксель подмигнул Пандоре, – ...горячи. Если мы не поубиваем друг друга, я бы хотел узнать тебя лучше. – Она гневно сверкнула глазами, и он послал ей воздушный поцелуй. – Мы уже давно смотрим на "Абракадабру" или как ее название. Там творится серьёзное зло. Что и показала бомба, принесённая сюда одним из королей. – В конце его тон стал жестче.
К тому же у него была непочтительность Уильяма.
Высокий, мускулистый мужчина с белыми волосами, с покрытой шрамами алебастровой кожей и неоновыми красными глазами, подошел к нему. Его звали Ксерксес, и тайны скрывались в его очах. Ужасы, которые он скрывал от своих товарищей.
– Мы держали бомбежку в тайне, никому не говорили, – сказал Ксерксес глубоким и хриплым голосом. Когда-то, прежде чем достиг полного бессмертия, он повредил свои голосовые связки. – Половина нашей Семерки уничтожена. Других повысили в должности и поставили перед ними только одну цель. Ликвидировать Талиесина Анвэла Кансгноса Коннахта. Он один несет ответственность за нашу трагическую потерю. Возможно, он знал, что мы следим за его домом, и решил нас задержать. Там много демонической активности. Но какова бы ни была его причина, он должен заплатить.
Талиесин, младший брат Пьюка.
Через тайные каналы связи Уильям держал Гадеса в курсе всего, что происходило в Амарантии, и даже того, что они застряли в лабиринте. Если Посланники ударят сейчас, Уильям окажется ранен или еще хуже. Пьюк и девушка тоже.
Если с девушкой что-то случится, Уильям обвинит во всем Гадеса.
Кроме того, Гадес хотел завербовать Пьюка – и всю Амарантию – на свою сторону в войне против Люцифера. Скоро у Великого Обманщика не останется союзников.
– Вы не можете уничтожить целую реальность, основываясь на действиях одного человека, – объявил Гадес... несмотря на то, что сам он, по сути, уничтожил целые королевства, основанные на действиях одного человека. Дважды.
Ради Уильяма, он с радостью сменил пластинку. Его сын заслуживал счастья. Это означало, что Амарантия должна была процветать, Пьюк должен остаться женатым на Джиллиан, а Уильям должен благословить этот брак. Он работал над этим.
– Мы можем это сделать, – сказал Ксерксес, сжав кулаки. – И сделаем. Мы не смогли добраться до Талиесина иным путем. Его нужно остановить, прежде чем он взорвет еще один храм или даже весь наш вид.
Вперед вышел блондин. Тейн из Трех.
– Вокруг Сина существуют непроницаемые силовые поля. Если мы уничтожим реальность, мы уничтожим его. Конец истории.
– Да. Конец одной истории, – подтвердил Гадес, – но начало другой. Война, боль, смерть и потери, потому что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы наказать всех тех, кто решит действовать против меня таким образом. И давайте не будем забывать о невинных, которых вы будете убивать. Не лицемерно ли?
Послышалось неодобрительное шипение. Агрессивное рычание.
– Вам не нужно встречаться с Талиесином, – добавил Гадес. – Уильям Темный поклялся наказать воина. Сейчас он находится внутри силового поля, направляясь к Талиесину, и его слово так же твёрдо, как камень. Ему просто нужно больше времени.
– Время – не то, что мы готовы предоставить. – Раздраженный комментарий исходил от другого из Семерки по имени Бьорн, мужчины с темными волосами, бронзовой кожей и радужными глазами. – Наша месть должна быть быстрой, и уже прошли дни, пока мы делали все возможное, чтобы быстрее оправиться.
Когда другие Посланники проскандировали "Убить его!", Рэтбоун превратился в черную пантеру, свою любимую форму.
Толпа затихла, а другие князья Преисподней приготовились к битве. Серебряные доспехи заменили кожу Ахилла. В руке Нерона появилась невероятно мощная дубинка. Барон сверкнул зубами – яд капал с его клыков.
В каждом кулаке Габриэля появилось по обоюдоострому топору... одним ударам можно переломать все кости в теле человека. Татуировки на груди Фалона ожили, исчезая с его кожи и окружив его тенями. Хантер и Бастиан исчезли, внезапно став невидимыми невооруженным глазом.
Гадес усмехнулся.
– Вы дадите моему сыну две недели, или мы начнем войну прямо сейчас. Решайте. – Он намеренно не уточнил, имел ли в виду смертное время или Амарантийское. После того, как они договорятся, он сообщит им о разнице во временных пространствах.
– Ты уже воюешь с Люцифером, – сказал Ксерксес, стиснув зубы. – Ты действительно хочешь связаться и с нами?
– Что я хочу и что делаю, редко совпадает. – Он всегда делал то, что должен и когда должен. Как бы это ни было неприятно. Не было такой черты, которую бы он не пересек.
Обе стороны стояли лицом к лицу, оценивая друг друга. Посланники скоро узнают, что ребята из Преисподней никогда не отступают. Они скорее умрут за то, во что верят, чем будут жить с сожалением.
Воцарилась тишина... но только внешне.
Как и Посланники, его люди имели возможность общаться внутри своего сознания.
Нерон: "Чем дольше мы ждем, тем более слабыми они нас считают. Давайте докажем нашу силу".
Пандора: "Всегда так отчаянно рвешься в бой, Нерон. Но часто себя переоцениваешь".
Рэтбоун: "А что ты имеешь против действий, Сладкое Угощение? Не хватает в последнее время?"
