Текст книги "Золотой фонд детектива. Том 5"

Автор книги: Джек Лондон

Соавторы: Айзек Азимов,Шарлотта Армстронг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

– И все же, – вставил Луковиль, – задумайтесь вот над чем: организуя смерть невинного, Брин мог бы оправдать свою собственную смерть тем, что этим нарушает принцип.

– A priori, – нетерпеливо крикнул Хаас. – Это не годится. Вы в логическом круге: пока он не умер, он не виновен, если он не виновен, нет оправданий для его смерти.

– Сумасшедший! – прошептала Груня. – Все сумасшедшие!

Охваченная страхом всматривалась она в оживленные лица мужчин, собравшихся вокруг праздничного стола. В их глазах была неподдельная заинтересованность, как у знатоков, увлеченных обсуждением научной проблемы. Ни одного из них, казалось, ничуть не волновало, что смертельно опасный механизм неумолимо отстукивал секунды. Брин снял палец с маленькой кнопки на боковой стенке бомбы. Он с интересом следил за каждым выступающим, пока обсуждалось его предложение.

– Одно все же решение, по-моему, есть, – медленно отметил Харкинс, подвинувшись вперед и присоединяясь к дискуссии. – Установив бомбу во время действия договора, Брин поступил нечестно и нарушил договор. Я не хочу сказать, что это само по себе заслуживает такого сурового наказания, какое им предлагается, но, вне сомнения, он виновен в действии, нарушающем мораль нашей организации…

– Правильно! – крикнул Брин, его глаза сверкали. – Это верно, вот вам и ответ! Установив взрывной механизм во время перемирия, я совершил проступок. Считаю себя виновным и заслуживающим смерти, – он бросил быстрый взгляд на стенные часы. – Точно через тридцать минут.

В этот момент Брин упустил из-под наблюдения Драгомилова, и эта ошибка стала для него роковой. В одно мгновение, как бросающаяся на врага кобра, сильные руки бывшего шефа Бюро метнулись к шее Брина, прервали связи его жизненных центров. Японская «джиу-джитсу» действовала немедленно. Пока остальные смотрели, оцепенев от неожиданности, руки Брина безвольно повисли, и он безжизненно осел на пол. Почти в тот же миг Драгомилов схватил пальто и бросился к двери.

– Груня, увидимся на судне, – скороговоркой бросил он и исчез, прежде чем кто-нибудь успел двинуться.

– За ним, – крикнул Харкинс, вскакивая на ноги. Но на его пути встал огромный Джон Грэй.

– А уговор! – зло напомнил он ему. – Брин его нарушил и дорого заплатил за свой проступок. Мы все еще связаны на целых двадцать минут своим честным словом.

Бесстрастно до сих пор следивший за спором с конца длинного стола Старкингтон поднял голову и заговорил.

– Бомба, – сказал он спокойно. – Боюсь, что нам придется отложить полемику. Остается точно, – он посмотрел на часы, – восемнадцать минут, когда эта штука сдетонирует.

Холл склонился над Брином и взял из его безжизненных рук зловещую коробочку.

– Нужно что-то с ней сделать…

– Брин уверял нас, что ее остановить нельзя, – сухо ответил Старкингтон. – Я ему верю. Брин никогда не обманывал, когда речь шла о научных проблемах, – он поднялся, – как глава Чикагского отделения я должен принять на себя командование нашими сильно поредевшими силами. Харкинс, вы с Олсуорти снесете бомбу в залив, и как можно скорее. Ее нельзя оставлять здесь: она взорвется.

Он подождал, пока эти двое, забрав свои пальто, вышли из комнаты, унося тикающий контейнер со смертью.

– Наш уважаемый экс-шеф упомянул о судне, – бесстрастно продолжал он. – Я и раньше предполагал, что именно это послужило причиной его поездки в Сан-Франциско. Слова его подтвердили мое предположение. Поскольку мы не можем принудить его очаровательную дочь сообщить название парохода: это было бы не по-джентльменски, нам следует принять другие меры. Хаас?

– Сегодня утром с отливом отплывают только три парохода, – почти автоматически ответил Хаас, и Груню поразило обилие информации, скрытой под этим выпуклым лбом. – Мы сможем легко их все проверить.

– Хорошо, – согласился Старкингтон. – Их названия?

– «Аргоси» – в Окленде, «Истерн клиппер» – на верфи Янсена и «Таку Мару» – в торговом доке.

– Прекрасно. В таком случае, вы, Луковиль, возьмите на себя «Аргоси». Для вас, Хаас, пожалуй, удобнее будет «Таку Мару». Для Грэя – «Истерн клиппер».

Названные трое хотели было уже подняться, но Старкингтон остановил их.

– До отлива еще достаточно времени, джентльмены, – успокоил он. – Кроме того, до конца перемирия еще осталось двенадцать минут. – Он посмотрел на скрюченное тело Брина, лежавшее на полу. – Нам еще нужно позаботиться о нашем дорогом друге. Скажем, что у него был сердечный приступ. Будьте добры, Гановер, позвоните по телефону. Благодарю вас.

Он взял со стола прейскурант на вина.

– И в заключение я бы предложил бренди, слабый бренди. Например, испанский. Прекрасный напиток для завершения трапезы. Мы должны выпить, джентльмены, за одно из самых трудных наших заданий. Поднимем тост, друзья, за человека, который сделал это задание реальностью.

Холл хотел уже отпарировать этот мрачный юмор по своему адресу, но Старкингтон закончил раньше.

– Поднимем тост, джентльмены, – продолжал он спокойно. – За Ивана Драгомилова!

Глава XIV

Содержимое кошелька помогло Винтеру Холлу быстро убедить корабельного кассира, что даже для поздно прибывшего на борту «Истерн клиппер» можно найти местечко. На минутку он забежал в свой отель: забрать чемодан и оставить записку, которую должны были вручить утром при первой же возможности. На сходнях его с нетерпением поджидала Груня. Пока он оформление билета, Груня спустилась вниз сообщить отцу, что Холл тоже здесь, на корабле. Лукавая улыбка осветила лицо Драгомилова.

– Ты, родная, ожидала, что я рассержусь? – спросил он. – Расстроюсь? Или поражусь? Хотя надежда на путешествие наедине с только что обретенной дочерью радостна, но еще радостнее путешествие с ней, когда она счастлива.

– С вами я всегда счастлива, дядя… я хотела сказать – отец, – поправилась она, и глаза ее радостно засверкали.

Драгомилов рассмеялся:

– Приходит, дорогая, время, когда отец не в силах сделать дочь полностью счастливой. А сейчас, если ты не возражаешь, я лягу спать. День был не из легких.

Груня нежно поцеловала его, но, взявшись за ручку двери, вдруг остановилась, что-то вспомнив.

– Отец, – воскликнула она, – а Бюро убийств! Они намерены обследовать все корабли, отплывающие с утренним приливом.

– Ну, разумеется, – сказал он мягко, – это первое, что они сделают.

Он снова поцеловал ее и запер за ней дверь.

Она поднялась на верхнюю палубу и отыскала Холла. Рука об руку они стояли у перил, вглядываясь в огни спящего города. Он крепко сжал ее руку.

– Неужели обязательно нужно ждать, пока истечет год? – грустно спросил он.

– Осталось только три месяца, – засмеялась она. – Наберитесь терпения, – ее смех погас. – Правда, такой совет скорее подходит для меня.

– Груня!

– Это правда, – призналась она. – Винтер, я так хочу стать вашей женой!

– Славная моя! Капитан корабля может повенчать нас хоть завтра!

– Нет. Я ведь тоже свихнувшаяся, как и все вы. Я дала слово и не изменю его. – Она спокойно выдержала его взгляд. – Пока год не пройдет, я не могу выйти за вас. А если за это время что-нибудь случится с отцом…

– Ничего с ним не случится, – заверил Холл.

Она смотрела на него испытующе.

– Но ведь не в вашей воле предотвратить несчастье, которое может произойти.

– Нет, родная, не в моей.

Холл смотрел через перила на темную воду внизу.

– Эти сумасшедшие – вашего отца я тоже должен включить в их число – никому не позволяют вмешиваться в их опасную игру. Для них это, как вам известно, – только игра.

– В которой не может быть победителя, – печально согласилась она, взглянув на свои часики. – Уже очень поздно. Пожалуй, мне пора спать. Надеюсь, мы увидимся завтра?

– Вряд ли вам удастся скрыться от меня на пароходе, – засмеялся он и, склонив голову, страстно поцеловал кончики пальцев ее руки.

Решив, что в каюте жарко, Драгомилов отвинтил и широко распахнул иллюминатор. Напротив был виден дом и бесконечный ряд унылых складов, освещенных несколькими тусклыми электрическими лампами, которые вяло раскачивались от слабых порывов ночного бриза. Открытый иллюминатор почти не приносил прохлады: ночь была душной и тихой. Тяжело дыша, он стоял в темной каюте, облокотившись на латунные края иллюминатора. Его мысли странствовали где-то по событиям девяти месяцев и задержались на подробностях его бегства. Он чувствовал себя утомленным, усталым умственно и физически. «Годы, – подумал он. – Единственная переменная в уравнении человеческой жизни, которую невозможно ни учитывать, ни контролировать». Правда, впереди было по крайней мере десять дней без этого отчаянного напряжения, десять приятных дней морского путешествия, и можно будет восстановить силы. Снизу из темноты до него долетел знакомый голос.

– Вы уверены? Драгомилов. Весьма вероятно, он ваш пассажир.

– Уверен, – ответил вахтенный, – у нас никого нет с такой фамилией. Не беспокойтесь, мы, конечно, сделали бы все, что в нашей власти, чтобы помочь федеральному правительству.

Укрытый мраком своей каюты, Драгомилов усмехнулся. Усталости как не бывало, все чувства начеку, он внимательно вслушался. Грэй был достаточно умен, чтобы показать доверие к сообщению официального лица, но, кроме того, Грэй был достойным сотрудником Бюро.

– Не исключено, что этот человек скрывается у вас под чужим именем, – продолжал Грэй. – Это низенький человек, на первый взгляд больной, но это только кажется; должен выехать со своей дочерью, довольно красивой молодой леди по имени Груня.

– Здесь есть один джентльмен, путешествующий с дочерью…

Улыбка сошла с лица Драгомилова. Во мраке каюты его короткие сильные пальцы сжались и разжались, словно к чему-то готовясь.

На минуту внизу воцарилось молчание, а потом Грэй задумчиво произнес:

– Я хотел бы проверить, если вы не возражаете. Вы не назовете номер его каюты?

– Пожалуйста. Одну секунду, сэр. Вот он: 31, на нижней палубе. – Наступила пауза. – А если это не тот человек?

– Я принесу извинения. – В голосе Грэя зазвучал металл. – Федеральное правительство не намерено причинять беспокойство невинным гражданам. Однако я вынужден выполнить свой долг.

Темные фигуры у начала сходней двинулись вверх, тот, что был выше, легко взбирался по крутым ступеням, оставив позади другого.

– Благодарю вас, я сам найду ее. Вам нет необходимости оставлять ваш пост.

– Разумеется, сэр. Я надеюсь…

Но Грэй уже не слышал его. Легко взойдя на палубу корабля, он стремительно прошел к двери во внутренний коридор. Оказавшись внутри, он немедленно осмотрел номер первой попавшейся каюты. Дверь перед ним имела номер 108; без колебаний он прошел по трапу и спустился вниз. Здесь были двузначные номера. Он улыбнулся про себя и начал красться по тихому коридору, задерживаясь возле каждой двери.

31-я каюта была за поворотом в небольшом тупике. Прильнув к стене тупика, Грэй обдумал свой шаг. Ему ли не знать Драгомилова, учившего его не только находить красоту в логике, этике и морали, но и научившего его одним мгновенным ударом сворачивать человеку шею. Вдруг судно содрогнулось. Грэй весь напрягся, готовый к прыжку, но это огромные машины в недрах корабля начали свое вращение, их пустили, чтобы прогреть перед отплытием.

Обдумывая в тихом, пустынном коридоре план действий, Грэй отверг мысль об использовании револьвере. В узком пространстве звук был бы оглушительным и значительно затруднил бы бегство. Он вытащил из чехла спрятанный в рукаве тонкий длинный нож и быстро опробовал пальцем его острие. Удовлетворенный его остротой, он сжал его в руке острием вверх, а другой рукой, в которой была отмычка, нащупал замок.

Бросив взгляд вокруг, он убедился, что никого больше в коридоре нет; пассажиры спали. Стараясь не шуметь, он вставил отмычку и осторожно повернул ее. Неожиданно дверь резко открылась внутрь. И прежде чем он успел опомниться, он оказался в каюте и чьи-то сильные пальцы сомкнулись на его руке, сжимавшей нож. Но Грэй всегда отличался быстрой реакцией. Вместо того чтобы отступить назад, он бросился вперед, с силой увлекая за собой своего противника, добавляя свой вес к стремительному и сильному толчку другого. Оба рухнули на койку под иллюминатором. Один миг, и Грэй был на ногах, он отскочил в сторону, снова крепко сжимая нож в руке. Драгомилов тоже был на ногах и стоял, вытянув руки, его упругие пальцы готовы были в любой момент вцепиться мертвой хваткой в противника.

С минуту они стояли, тяжело дыша, друг против друга. Слабый свет портовых электрических лампочек отбрасывал в каюту мрачные тени. Внезапно, как молния, Грэй бросился вперед, нож сверкнул над его головой. Но удар пришелся в пустое пространство; Драгомилов упал на пол и, как только рука противника пронеслась над ним, он, приподнявшись, схватил и повернул ее. Со сдавленным стоном Грэй выронил нож и упал на маленького человека, пытаясь ухватить свободной рукой соперника за горло.

Они дрались яростно и молчаливо, эти два хорошо натренированных убийцы, прекрасно представляющих физические способности друг друга и убежденные в необходимости умертвить противника. Каждый прием и контрприем применялся автоматически. Навыки того и другого в японской «джиу-джитсу» были немалыми, но равными. Грохот поршней гигантской машины, медленно набиравшей ход под их ногами, нарастал. Жестокая схватка в каюте продолжалась, одному приему противостоял другой, тяжелое дыхание борцов теперь заглушал тяжелый шум корабельных машин.

Их сплетенные ноги наткнулись на открытую дверь, она с треском захлопнулась. Грэй сделал попытку откатиться в сторону и вдруг почувствовал, что прижал лопаткой валявшийся на полу нож. Рывком прогнувшись, он отполз дальше, одной рукой отбиваясь от Драгомилова, а другой отыскивая на полу оружие. Наконец его пальцы нащупали нож. Судорожно сжав его, он вырвался из объятий Драгомилова, занес нож для решительного удара и с яростью ударил им перед собой. Он ощутил, как лезвие вошло во что-то мягкое, и на секунду почувствовал облегчение. Но в этот момент стальные пальцы Драгомилова нашли на горле место, которое искали. Грэй опрокинулся назад, его пальцы в последнем предсмертном движении вытащили нож из постельного матраса.

Драгомилов, пошатываясь, встал, угрюмо посмотрел на тело своего старого друга, темневшее на полу возле узкой койки, потянулся к закрытому иллюминатору, спеша перевести дух и с огорчением подумав о том, что годы здорово подорвали его выносливость борца. Устало он вытер лицо. Все же он с облегчением подумал, что не уступил Грэю, а тот был не менее напорист, чем другие члены организации.

Неожиданный стук в дверь сразу вернул его к действительности. Он наклонился, торопливо закатил тело убитого под кровать, чтобы его не было видно, и тихо встал возле двери.

– Да!

– Мистер Константин? Можно вас, сэр, на минуту?

– Одну секунду.

Драгомилов зажег в каюте свет, быстрым взглядом окинул комнату и не нашел ничего компрометирующего. Он поднял стул, набросил одеяло на разрезанный матрас и накинул пижаму. Еще раз огляделся вокруг. Удовлетворенный тем, что все в порядке, он открыл дверь, крякнул и широко зевнул прямо в лицо кассира.

– Да? В чем дело?

– А мистер Грэй, сэр? Он не заходил к вам?

– А, этот. Да, заходил. Знаете ли, так нельзя – понапрасну меня беспокоят. Он искал какого-то мистера Драгомовича или кого-то в этом роде. Он извинился и ушел. Так в чем дело?

– Судно отходит, сэр. Вероятно, он сошел на берег как раз, когда я пошел сюда. Как вы считаете?

Драгомилов снова зевнул и холодно поглядел на кассира.

– Понятия не имею. А теперь, если позволите, я все-таки хотел бы немного отдохнуть.

– Разумеется, сэр. Извините. Благодарю вас.

Драгомилов запер дверь и снова выключил свет. Усевшись на низенький стул, он задумчиво смотрел в иллюминатор. Завтра уже будет поздно: придет убирать каюту стюард. Даже утро – это поздно: нельзя быть уверенным, что кто-то не встанет пораньше погулять по палубе. Все нужно сделать сейчас же, несмотря на сопряженную с этим опасность. Он поудобнее устроился на стуле и стал ожидать отплытия судна.

С верхней палубы послышались голоса, отдавали швартовы, судно готовилось покинуть порт. Шум машин нарастал, их дрожь передалась каюте. Над его головой послышался глухой топот сапог, это матрос перебегал туда и обратно, вытягивая лебедкой швартовы и делая необходимые приготовления, чтобы стальное чудовище могло повезти их через океан.

Крики на палубе ослабли. Драгомилов осторожно отвинтил иллюминатор и высунул голову. Водное пространство между пристанью и кораблем медленно увеличивалось, огни, протянувшиеся вдоль складов, тускнели вдали. Он внимательно прислушался, не слышно ли шагов снаружи; все было тихо. Можно было приступать, он вытащил тело из-под кровати, без особых усилий поднял его и положил на койку. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что берег пуст. Подняв тело, он протолкнул его в иллюминатор. Оно упало со слабым всплеском. Драгомилов молча подождал, прислушиваясь к шумам наверху, на палубе. Все было тихо. Печально склонив голову, он прикрыл иллюминатор, задернул занавеску и опять зажег свет.

Нужно было еще кое-что сделать перед сном: Драгомилов был осторожным человеком. Нож был спрятан в портфель, чемодан заперт. Разрезанный матрас перевернут, закрыт простыней и туго заправлен. Коврик водворен на место. И только после того, как каюта приобрела прежний вид, Драгомилов облегченно вздохнул и начал раздеваться.

Это была трудная ночь, но им был сделан еще один жестокий шаг вперед, по его опасному пути.

Глава XV

Луковиль тихо постучал в дверь номера Старкингтона и, когда дверь открылась, вошел и, не говоря ни слова, положил на стол газету. Старкингтон сразу обратил внимание на крупные заголовки и быстро пробежал сенсационный отчет.

«Двое погибли от таинственного взрыва

15 авг. В результате таинственного взрыва сегодня рано утром на Ворт-стрит, возле залива, трагически погибли двое мужчин, личность которых установить не удалось. Полиции не удалось обнаружить причину разрушительной детонации, выбившей окна в домах, расположенных в непосредственной близости, и стоившей жизни двум людям, которые, как полагают, проходили в момент взрыва возле этого места. Установить личности двух жертв оказалось невозможным по причине невероятной силы взрыва. Единственными подозрительными предметами были обнаруженные в районе взрыва осколки маленькой металлической коробки, но, как утверждает полиция, вследствие небольших размеров она не могла играть никакой роли в этом взрыве. Власти признаются, что поставлены в тупик».

– Харкинс и Олсуорти! – хмуро сказал он и сжал зубы. – Нужно немедленно вызвать остальных.

– Я звонил Хаасу и Гановеру, – ответил Луковиль. – Они могут появиться с минуты на минуту.

– А Грэй?

– В его номере никто не ответил. Я крайне удивлен, так как мы договорились, что результаты осмотра кораблей, проведенного ночью, должно быть доложены сегодня утром.

– На «Аргоси» вы ничего не обнаружили?

– Ничего. И Хаас ничего не нашел на «Таку Мару».

Собеседники молча посмотрели друг на друга. Одна и та же мысль возникла у обоих.

– Вы полагаете?.. – начал Старкингтон, но в этот момент в дверь настойчиво постучали, и, прежде чем они успели ответить, дверь распахнулась, пропустив Гановера и Хааса.

Хаас стремительно ворвался в комнату и положил на стол последний выпуск газеты.

– Вы это видели? – крикнул он. – Грэй мертв!

– Найден в воде у верфи Янсена, там, где стоял «Истерн клипер»! Драгомилов уплыл на этом судне.

Пораженные неожиданным известием, все молчали. Старкингтон взад и вперед ходил по комнате, а потом молча сел. Прежде чем заговорить, он оглядел строгие лица своих компаньонов.

– Ну что же, джентльмены, – начал он спокойно, – наши ряды поредели. Все оставшиеся в живых члены Бюро убийств в настоящий момент находятся в этой комнате. За последние двенадцать часов погибло три члена нашей организации. Где же удача, сопутствовавшая все эти годы каждому нашему предприятию? Или фортуна изменила нам?

– Все мы не без греха, – возразил Хаас. – Харкинс и Олсуорти погибли в результате случайности.

– Случайность? Да вы сами в это не верите, Хаас. Случайности не существует. Разве мы не осуществляли контроль за собственными жизнями, если вообще мы способны что-то контролировать?

– Мы по крайней мере в это верим или вообще ни во что не верим, – сухо поправил Луковиль.

– Но могли ведь часы врать, – упорствовал Хаас.

– Разумеется, – признал Старкингтон. – Но разве это случайность – пасть жертвой безграничного доверия к механическому устройству? Изобретения, мой дорогой Хаас, – это работа конструктора, а не мыслителя.

– Смехотворное утверждение, – усмехнулся Хаас.

– Отнюдь нет. К поискам механических решений ведет людей неспособность рационалистически объяснить проблемы. Возьмем, например, эти стенные часы. Разве точное знание часа решает проблемы этого часа? Что мы выигрываем в сфере красоты или морали, зная, что в данный момент восемь минут одиннадцатого часа?

– Вы слишком упрощаете, – возразил Хаас. – Иногда часы могут мстить.

Гановер наклонился вперед.

– Что касается вашей насмешки над конструкторами – созидателями, – подчеркнул он, – то не считаете ли вы тогда нас только мыслителями, а не созидателями?

Старкингтон улыбнулся:

– За последнее время, говоря откровенно, мы не были ни тем и ни другим. Теперь мы должны стать всем.

– Послушайте, – сказал он решительно. – Драгомилов уплыл. Он покинул страну. Вряд ли он вернется. Почему бы нам не отказаться от этого бессмысленного преследования? Мы восстановим Бюро. Драгомилов начал его в одиночку, а нас четверо.

– Отказаться от преследования? – на лице Хааса крайнее удивление. – Бессмысленного? Как же мы сможем восстановить Бюро, если, отказавшись от преследования, мы откажемся и от наших принципов?

Луковиль кивнул головой.

– Конечно, конечно. Я не подумал. Ладно, что же мы тогда предпримем?

Ему ответил Хаас. Худощавый «пламя, а не человек» встал и склонился над столом, на его высоком лбу собрались складки.

– Сегодня вечером в четыре часа отплывает судно «Ориентал стар». Это самый быстроходный корабль на тихоокеанских линиях. Он вполне может прибыть на Гавайи раньше «Истерн клиппер». Предлагаю встретить Драгомилова в Гонолулу но, подготавливая встречу, нам нужно быть осторожнее, чем до сих пор.

– Прекрасная идея, – с энтузиазмом поддержал Гановер. – Он ведь думает, что в безопасности.

– Шеф никогда не чувствует себя в безопасности, – заметил Старкингтон. – Правда, он не позволяет чувству опасности нарушать его равновесие. Итак, джентльмены, предложение Хааса вас устраивает?

С минуту все молчали. Потом Луковиль покачал головой:

– По-моему, нет необходимости выезжать всем. Хаас еще не оправился от ранения. Кроме того, было бы ошибкой помещать все яйца в одну корзину. Я бы предложил Хааса оставить. Может возникнуть необходимость в каких-то действиях на материке.

Это предложение было обдумано остальными. Старкингтон кивнул.

– Я согласен. А как Хаас?

Маленький энергичный человек невесело улыбнулся.

– Я бы, конечно, с удовольствием присутствовал при убийстве… Но я склоняюсь перед логикой аргументов Луковиля. Я тоже согласен.

Гановер кивком выразил одобрение.

– Хватит ли у нас денег?

Подойдя к столу, Старкингтон достал конверт.

– Это я получил сегодня утром. Холл подписал документ, предоставляющий мне право на все наши фонды.

Гановер удивленно поднял брови:

– Значит, он уплыл с Драгомиловым.

– Скорее с дочерью, – улыбнувшись, поправил Хаас. – Бедняжка Холл! Попался в ловушку, заполучил тестя, за убийство которого сам же уплатил деньги.

– У Холла логика подпорчена эмоциями, – заявил Старкингтон. – Судьба эмоционального предопределена, и в общем-то заслуженно. – Он встал: – Ну что ж, я пошел готовить наш отъезд. – Взглянув на Луковиля, явно обеспокоенный, он спросил: – Почему вы нахмурились?

– Пища на судне, – вздохнул Луковиль. – Как вы считаете, у них на все плавание хватит свежих овощей?

Краешек солнца плавно поднимался из-за горизонта. Наслаждавшийся теплым утренним океанским бризом Винтер Холл внезапно почувствовал, что кто-то стоит рядом. Повернувшись, он увидел Драгомилова.

– Доброе утро! – улыбнулся Холл. – Как спали?

Драгомилов с усилием улыбнулся:

– Как и следовало ожидать, – сухо ответил он.

– Когда, мне трудно заснуть, – сказал Холл, – я обычно гуляю по палубе. Такая прогулка помогает нагнать сон.

– В прогулках не было недостатка, – Драгомилов пристально посмотрел на высокого красивого молодого человека, стоявшего рядом. – Ко мне прошлой ночью перед отплытием пожаловал посетитель.

Холл вдруг все вспомнил.

– Грэй! Это ему было поручено обследовать этот корабль!

– Да, Грэй пришел повидаться со мной.

– Он на борту? – Холл оглянулся; приятная улыбка его исчезла.

– Нет, он не отплыл с нами. Он остался.

Холл с недоумением посмотрел на стоящего рядом светловолосого человека и, казалось, начал понимать.

– Вы убили его!

– Да. Я был вынужден.

Холл снова стал наблюдать за восходом солнца. Лицо его было строгим.

– Вы говорите, что были вынуждены. Не означает ли это признание перемен в ваших убеждениях?

– Нет, – Драгомилов покачал головой. – Хотя убеждения могут подвергаться изменениям, если думающий человек достоин звания существа разумного. Я потому сказал – вынужден, что он был моим другом. По крайней мере, можно сказать, моим протеже. И на мою жизнь он покушался, следуя моему учению. Отнимая у него жизнь, я не мог не признать чистоту его мотивов.

Холл устало вздохнул:

– Нет, вы не изменились. Но все-таки скажите, когда же это сумасшествие прекратится?

– Сумасшествие? – Драгомилов пожал плечами. – Объясните это выражение. А что такое здравомыслие? Позволять жить тем, чьи действия ведут к гибели невинных? Иногда тысяч невинных?

– Это, конечно, не относится к Джону Грэю?

– Нет. Я только объясняю основы моего учения, в которое верил Джон Грэй и которое вы назвали сумасшествием.

Холл безнадежно посмотрел на собеседника.

– Но вы уже признали банкротство этой философии. Не может человек судить, он может только быть судим. И не отдельной личностью, а только сообществом людей.

– Верно. Основываясь именно на этом, вы убедили меня, что у Бюро недостойные цели. Или, точнее сказать «преждевременные», ибо Бюро само по себе – это, как вы знаете, группа представителей общества. Остальные ваши аргументы не играли бы роли. Но это неважно. Во всяком случае, вы меня убедили, и я принял заказ уничтожить себя. К сожалению, то обстоятельство, что организация слишком совершенна, сработало против меня.

– Совершенна! – с раздражением воскликнул Холл. – Разве можно употреблять это слово? Ведь шесть или даже восемь попыток уничтожить вас закончились провалом!

– Эти провалы и свидетельствуют о совершенстве, – без тени иронии сказал Драгомилов. – Вижу, вы не поняли. Провалы поддаются исчислению. Бюро имеет свои издержки и удачи. Провалы только доказывают правильность расчетов.

Холл с удивлением посмотрел на маленького человека.

– Трудно поверить! Скажите мне, когда… Ладно, я не стану употреблять слово «сумасшествие», – когда эти приключения все-таки закончатся?

К его удивлению, Драгомилов дружелюбно улыбнулся:

– Люблю это слово – «приключение». Вся жизнь – приключение, да мы этого не понимаем, пока сама жизнь не подвергнется опасности. Когда это закончится? Полагаю, когда мы сами закончим. Когда наш мозг перестанет работать, когда мы присоединимся к червям, тем, кто не мыслит. А в данном случае, – продолжал он, заметив открыто выраженное Холлом нетерпение, – по истечении года со дня моих указаний Хаасу.

– Времени уже пролетело много. До окончания контракта осталось менее трех месяцев. Что тогда?

К его удивлению, улыбка на лице Драгомилова погасла.

– Не знаю. Я не могу поверить, что организация, в создание которой мною вложено столько труда, допустит, чтобы я дожил до конца. Это свидетельствовало бы о ее несовершенстве.

– Однако вы, разумеется, не хотите, чтобы она добилась успеха?

Драгомилов сплел пальцы рук и нервно сжал их. Лицо его было строгим и хмурым.

– Не знаю. Пока идут недели и месяцы, что-то все больше и больше начинает беспокоить меня.

– Вы удивительный человек! В каком смысле это вас беспокоит?

Маленький светловолосый джентльмен посмотрел на своего собеседника.

– Я не уверен, что мне захочется жить по истечении этого периода времени. Настоящий хозяин людей – время. Время, видите ли, одна из совершеннейших машин, ее шестерни приводятся в движение звездами, ее стрелки контролируются бесконечностью. Мною тоже создана совершенная машина – Бюро. И ничто, кроме него самого, не поможет доказать его совершенства. Неумолимая поступь другой, более совершенной машины не оправдывает недостатков Бюро.

– Но вы все же предпринимаете попытку воспользоваться временем для своего собственного спасения, – подчеркнул Холл, по обыкновению увлекаясь ходом мысли оппонента.

– Я только лишь человек, – грустно ответил Драгомилов. – Со временем, возможно, как раз в этом и будет объяснение неизбежной слабости моей философии.

Прервав свою речь, он повернулся и медленно, тяжелым шагом направился к дверям, ведущим в каюту. С минуту Холл смотрел ему вслед, а потом, почувствовав, как кто-то тянет его сзади за руку, резко обернулся и лицом к лицу столкнулся с Груней.

– Что вы такое сказали отцу? – требовательно спросила она. – Он выглядит потрясенным.

– Не я, это он сам сказал себе, – ответил Холл. Он взял ее под руку, и они пошли по палубе. – Существует инстинкт, он заставляет нас бороться за жизнь. Но в нас также укрывается и тяга к смерти, у нее находится немало оправданий. Нам предстоит стать свидетелями, какой из этих инстинктов восторжествует у вашего странного отца: к жизни…

– Или к смерти, – тихо сказала она, тяжело опираясь на руку возлюбленного.