Текст книги "Золотой фонд детектива. Том 5"

Автор книги: Джек Лондон

Соавторы: Айзек Азимов,Шарлотта Армстронг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)

ПЛАН ЗАВЕРШЕНИЯ КНИГИ, НАМЕЧЕННЫЙ ДЖЕКОМ ЛОНДОНОМ

Взрыв должен произойти до истечения срока перемирия. Драгомилов узнает об этом.

Брин встревожен, когда понимает смысл произошедшего.

– Но я не могу предотвратить взрыв, любая попытка приостановить действие механизма вызовет мгновенный взрыв.

Драгомилов:

– Я вам помогу.

Брин признателен. Брину доказывают, что он включил механизм в условиях перемирия.

– Вы правы. Я, пожалуй, был неправ. Но выключить его я не могу. Я говорил вам об этом механизме. Эта машина замечательна тем, что она напоминает приказ Бюро. Если она пущена в ход, ее не сможет остановить никакая сила на свете. Она автоматически запирается. Даже слесарь не мог бы теперь извлечь часовой механизм.

– Снимите его и выбросьте в залив.

– Друзья, безумцы – неужели вы разрешите это сделать?

– Они не могут его остановить, – с усмешкой сказал Гановер. – Неоспоримая логика стихии!

– Вы что, собираетесь остаться здесь и взлететь на воздух? – со злостью спросил Холл.

– Конечно, нет. Но Брин говорит, что у нас еще много времени. За десять минут мы успеем оказаться за пределами района поражения. Тем временем подумайте, как это замечательно придумано.

Холла больше заботит, что станется с окружающими людьми.

Брин:

– Я ошибся в своих рассуждениях. Это доказывает несовершенство человеческого разума. Но, Гановер, стихия не ошибается. Не может ошибаться.

Увлекшись спором, все забыли о том, что время уходит. Драгомилов встает и ласково кладет руку на плечо Луковиля, – ближе к шее. Говорит мягким тоном, – рука делает быстрое – незаметное движение. Японский прием. Хватает шляпу и пальто. Выбегает – Хаас бросается вслед – сталкивается со слугой – посуда летит на пол.

– Дорогой друг, Луковиль, – говорит Гановер, глядя на него сквозь очки. – Ты уже никогда не ответишь.

За шефом-таки осталось последнее слово.

* * *

Газеты на следующий день – «Сан-Франциско Экзаминер» – Таинственный взрыв в Заливе. Оглушена рыба. Виновник неизвестен.

Телеграмма Драгомилова: «Еду в Лос-Анджелес. Буду там некоторое время. Приезжайте меня ловить».

За обедом, когда Драгомилов восхвалял жизнь, полную приключений, – его обвинили в сентиментальности, эпикурействе (насмешки).

* * *

– Господа! – отчаянно воскликнул Холл. – Я обращаюсь к вам как к математикам. Этику можно свести до цифр. Зачем вам отдавать все ваши жизни за одну его? Господа, собратья-безумцы, подумайте. Выразите это положение в виде уравнения. Это ненаучно, нерационально. Более того, это безнравственно. С точки зрения высокой этики это будет бессмысленным актом и т. д.

Они спорят. Они уступают.

Драгомилов: – Умно сделали. А теперь перемирие. Мы, наверно, единственная группа людей в Соединенных Штатах или во всем мире, которая так доверяет друг другу. – Вытаскивает часы. – Сейчас 9 часов 30 минут. Пойдемте ужинать. Перемирие на два часа. После этого, если ничего не будет решено и ничто не изменится, пусть продолжается.

* * *

Холл теряет Груню, которая спасает Драгомилова и убегает вместе с ним. Холл шлет телеграммы, нападает на их след в Мексике, Вест-Индии, Панаме, Эквадоре – переводит телеграфом (пять раз) большую сумму Драгомилову и отправляется следом.

Прибывает; узнает об их отъезде. Встречает Хааса и следует за ним. Отплывает на одном с ним парусном судне в Австралию. Там теряет Хааса.

Шлет телеграммы, узнает, что они направляются на Таити. Встречается с ними на Таити. Женится на Груне. Появление Хааса.

Трое – Драгомилов, Груня и Холл (муж и жена) живут на Таити до тех пор, пока не приезжают убийцы. Тогда Драгомилов ускользает на катере в Таиохаэ.

Драгомилов уверяет других, что он в здравом уме; они даже не сумасшедшие, они глупцы. Они не могут понять переоценки ценностей, которую он осуществил.

На песчаном островке Драгомилов ухитряется взорвать всю группу, кроме Хааса, который слишком умен. Под дом подводится мина.

Драгомилов на острове Нукухива, деревня Таиохаэ, Маркизские острова. На берег выбрасывает потерпевший аварию катер и убийцу (Хааса). Здесь же почти столетием раньше нашел убежище Мелвилл. В то время как Драгомилов обследует на острове долину Тайпи, Холл и Груня пытаются обмануть Хааса и думают, что от него отделались.

Драгомилов умирает победителем: убийца – Хаас – обнаруживает его на Маркизских островах только случайно – сам потерпев кораблекрушение. Чисто случайно. «Фактически я перехитрил организацию». Убийца и жертва обсуждают, как он должен умереть. Драгомилову предлагают медленно и безболезненно действующий яд. Соглашается его принять. Принимает. Умирает через час.

Драгомилов: «Теперь давайте обсудим, почему наша организация должна быть распущена».

Приезжают Груня и Холл. Шхуна останавливается на некотором расстоянии от берега. Они высаживаются на вельботе и успевают застать его в живых.

После гибели всех, кроме Хааса, Холл завершает дело Бюро. Получает 117 тысяч долларов. Книги и мебель Драгомилова. Посылает глухонемого слугу поддерживать порядок в вилле Драгомилова в Эдж-Мур.

НАБРОСОК ОКОНЧАНИЯ РОМАНА, СДЕЛАННЫЙ ЧЕРМЕЙН ЛОНДОН

Плывет небольшая яхта, треугольный парус, в течение многих дней и ночей. Сатурналия убийства – великолепное описание бониты – сотни тысяч. Все на них охотятся. Полоса уничтожения – несколько миль в ширину – десятки тысяч птиц, всевозможные виды. Все охотятся на летающих рыб. Когда летающие рыбы попадают на борт, люди также устремляются на них. Сатурналия убийств их заражает. Птицы разбивают крылья о снасти, падают за борт, их разрывают на куски бониты; сверху нападают другие птицы. Туземные матросы ловят бониту, чтобы есть сырой – когда вытаскивают пойманных рыб, на них набрасываются их товарищи. Матросы вылавливают акулу – вскрывают, вытаскивают внутренности. Ее сердце бьется в руках человека – акулу швыряют за борт, она плавает, щелкает челюстями, когда рядом проплывают бониты. Груня потрясена зрелищем бьющегося сердца.

Наконец безумие тропического солнца заражает и их. Начинает стрелять птиц, рыбу и т. д. из винтовки Холл, и она смотрит и аплодирует. Все убитые или раненые немедленно пожираются своими товарищами.

Ирландский терьер оказывается за бортом, его сразу же разрывают на части бониты. Падает в воду ее красный платок и его тоже разрывают и т. д. Ничто не может избежать уничтожения.

Так наступает трагически предопределенный конец, когда они плывут в шлюпке к берегу, акулы хватаются за весла. Косяк маленьких рыбешек выбрасывается на берег. Они идут вброд по этому серебряному прибою погибшей жизни и находят умирающего Драгомилова.

Шарлотта Армстронг

Такой ненадежный мир

ГЛАВА I

Он стоял, по привычке опершись на стену, непричастный к веселью шумной вечеринки. Черные глаза, горящие на худом утомленном лице, видели буквально все, – вот он и заметил девушку в голубом платье.

Все дамы были либо в красных, либо в черных или же, вот уж несусветица, в белоснежных нарядах, которые что нужно оголяли, а что нужно обтягивали. Дамы позировали, их взгляды, откровенно вызывающие у одних или же замаскированно похотливые у других, преследовали вполне определенные цели. Но эта, в голубом, тихонько сидела на деревянном стуле у стены и с приветливым любопытством взирала на происходящее. Подумать только! В квартире шурина Эммануэля! Молодая леди!

Он отделился от стены и направился прямо к ней.

– Приветствую вас!

– О, привет!

– Хотите выпить?

– Благодарю вас, у меня есть, – ответила она.

Он снова прислонился к стене. Он разглядел, как изящна и элегантна вышивка на голубом платье, и понял (а он многое понимал с первого взгляда), что платье, и в самом деле, очень дорогое.

– Золушка, голубушка, на тот ли бал вы попали? – тихонько поинтересовался он.

– Я всего на минутку, – пояснила она. – Приглядываюсь.

Она согласилась, что здесь ей на самом деле не место, и ее совсем не удивляло то, что он тоже это понял. Ох, и молода же она – чуть ли не вполовину моложе его. Когда улыбается, заметно, что один зуб выступает немного вперед. И есть что-то мальчишеское в этом юном, поднятом вверх личике. Удивительно, как странно вдруг дрогнуло его сердце.

Он рылся в себе, быть может, в поисках какого-то воспоминания, которым можно бы было объяснить это странное мимолетное чувство, и тут она с упреком заметила:

– А вы ведь тоже приглядываетесь, верно? Я обратила внимание.

Он не выказал удивления и вообще редко это делал.

– Кажется, вы правы, сестрица, – согласился он и повторил: – Сестра...

– А вы знаете, кто эти люди? – Она ерзала на стуле, как ребенок в цирке. – Вы ведь знаете, а? Пожалуйста, скажите мне.

Он снова прислонился к стене и смотрел сверху вниз на ее каштановую головку и рассказал, что знал. Назвал имена этих так называемых актрис и манекенщиц, кое-кого из мужчин, рассказал о некоторых источниках их доходов.

– Вон тот человек, который беседует со светловолосым парнем, – наш хозяин. Так называемый «аферист». Вы с ним знакомы, сестра?

– Знакома, – весело кивнула она. – Только что представили. На мой взгляд, все это жутко интересно.

Он вспомнил полуприкрытые глаза хозяина и кривляющиеся физиономии гостей.

– Вас отсюда проводят? – неожиданно спросил он.

– С минуты на минуту, – призналась она. – Пожалуйста, расскажите что-нибудь еще.

– Так значит, вы находите интересным проводить время в обществе воров, мошенников и парочки профессиональных убийц? – спросил он, растягивая слова.

– Да что вы говорите? – Она недоверчиво вскинула на него глаза: уж не шутит ли он? – Они на самом деле этим занимаются?

Он отделился от стены, чтобы загородить ее от чьих-то любопытных глаз, и сам себе удивился, даже смутился.

– А чем занимаетесь вы, сестра? – подтрунивал он.

– Ну, наверное, пока я всего-навсего живу, – отвечала она, глядя на него с такой доверчивостью, что он поморщился. Такой взгляд был непереносим для него. – Разумеется, хожу в школу. – Она поднесла к зубам большой палец, снова напомнив ему мальчишку-сорванца, но тут же его убрала. – Мне просто непонятно, что это с ними произошло? – с серьезным видом рассуждала она. – И куда катится общество?

Он давился от смеха.

– Вы изучаете... Это... ну... социологию?

– Не в этом семестре. Однако собираюсь заняться ею в следующем. – Ее спокойный взгляд прогнал с его лица веселье.

– Небось, считаете, я должна сидеть дома с няней? Так ведь? Но почему?

– Только потому, что так оно и должно быть, – грустно кивнул он.

– Как глупо, – высокомерно заявила она. – Какой от этого вред? От того, что просто сижу и присматриваюсь? Что случится, если я каких-то пятнадцать минут посижу здесь и просто понаблюдаю за ними? Разве от этого изменится что-либо в моей жизни или же в чьей-то еще?

Заученный аргумент. Не впервой она его приводит. Девушка подняла головку, взглянула на него, и снова ему стало не по себе, а по спине даже забегали мурашки.

– В чем Дело? – тут же потребовала она ответа.

– Гм? – он отхлебнул из своего стакана. – Небось, по моей могиле пробежал кот. С вами такое случается? – Он не улыбался. – Ничего не изменится, пока вы не свяжетесь с одним из здешних типов, включая меня.

Она улыбнулась.

– А вы чем занимаетесь? Вы тоже преступник?

В его черных глазах было отчаяние.

– Это нетактично. О таком не спрашивают. – Девушка рассмеялась. – Ясно? Вы ведь сами ни капельки не верите в это. Но исходя из того, что вам обо мне известно, я мог бы оказаться и преступником.

– Но ведь это не так? – торжествующим тоном спрашивала она.

– Нет. Как ни странно. Мне кажется, вам бы следовало угадать, что я писатель. – Он не спускал с нее глаз.

– А я читала что-нибудь ваше? – Она восприняла это всерьез и собралась перейти на почтительный тон.

Он расхохотался и затряс головой.

– Я не пишу романов. Я пишу репортажи.

– О... – Она чуточку порозовела, заволновалась. – Но вы ведь не станете... Вы ведь не напишете колонку, да? Мои родители ужаснутся.

– Очень рад, – сухо буркнул он.

– Нет, нет, понимаете, они во всем обвинят Алэна, а это не так, потому что это я уговорила его взять меня сюда – просто мне не хотелось дожидаться его в ресторане.

– Кто знает, быть может, для вас было бы лучше подождать его в ресторане, – вслух размышлял он. И вдруг отчеканил: – Кого?

– Алэна Дюлейна. О, вы знаете Алэна? Он вон там, разговаривает с нашим хозяином. Ему это понадобилось по долгу службы.

– А какое вы, сестра, имеете отношение к этому юнцу Дюлейну? – В его черных глазах светилось любопытство.

Она улыбнулась.

– Ну, прежде всего, мы с ним помолвлены, – серьезно пояснила она. – Так вы не станете, да? Не станете упоминать моей фамилии? Пожалуйста, не говорите кто я. Я хочу сказать...

– Я и не знаю, кто вы, – осторожно напомнил он ей.

Она вглядывалась в его лицо. Спокойный взгляд серых глаз, от которого снова испуганно вздрогнуло его сердце.

– Я Кэй Солсбери, – назвалась она. – Кэй от Кэтрин.

Он закрыл глаза. Кожа вокруг них была тонкая, как папиросная бумага, с коричневыми, будто от вечной усталости, пятнами.

– А я Сэм Линч, – представился он. – Сэм от Сэмуэла. Сестра, ступайте домой, ясно? Немедленно ступайте домой.

– Кажется, я так и сделаю, – безмятежно сказала она, – потому что сюда идет Алэн. – Она встала. Ему она доставала как раз до подбородка. Изящный поворот, словно она у себя в гостиной. О, эта юная леди!

– Алэн, хочу представить тебе...

У подошедшего к ней светловолосого парня были четко очерченные черты, острый нос, дерзко высеченный подбородок.

– Линч, – опередил он ее.

– Дюлейн, – парировал черноглазый, точно копируя вызывающий тон светловолосого.

– О, выходит, вы уже знакомы? – Девушка переводила взгляд с одного на другого, но мужчинам нечего было сказать друг другу – как будто они секунду назад столкнулись лбами, и она поспешила прервать неловкое молчание. – Спасибо вам за беседу, мистер Линч. Вы были так добры, и с вами было очень интересно. Всего доброго.

Черноглазый даже не притронулся к ее руке. Он привалился к стене.

– Пока, сестра, – протяжно сказал он, чуть-чуть приподняв руку. – Свидимся когда-нибудь.

Кровь прилила к лицу Дюлейна, когда он вел девушку к выходу.

– Кто он, Алэн? – шепотом спрашивала она.

– Он нехороший, Кэй. Идем. Тебе здесь больше нечего делать...

– Что ты хочешь сказать этим «нехороший»? – удивилась она. – Алэн, он был очень мил, и он все знает о каждом...

– Он слишком много знает и слишком мало говорит, – перебил ее Алэн. – Слишком уж он хитер. Скользкий тип. – Он помог девушке одеться и крепко прижал ее руку к своему боку. Они вышли на улицу. – Ну? – спрашивал он.

Девушка наклонила головку.

– Было очень интересно, – рассудительно заметила она.

Он рассмеялся.

– Давай, давай, – подначивал он ее. – Небось, думаешь, Линч – международный похититель бриллиантов? Просто он выдохшийся старый плут.

– Но я хочу сказать, мне было интересно...

– Я ведь предупреждал тебя, что в этом нет ничего романтичного.

– Алэн, – серьезно начала она, – если я когда-нибудь стану твоей женой...

Он рассмеялся и поцеловал ее.

– А теперь, когда ты спустилась с небес на землю, а я завершил свою грязную работу, может, потанцуем, а?

ГЛАВА II

Месяца два спустя, где-то во второй половине апреля, в ресторан на Третьей Авеню вошли двое: верзила и коротышка. Время приближалось к полудню, однако бар-ресторан «Ника» был скорее баром, чем рестораном, поэтому ряд старых деревянных кабин пустовал.

Коротышка был в хорошо сшитом новом костюме темного цвета, который болтался на нем как на вешалке. Он долгое время провел на солнце, причем в темных очках: лицо и шею покрывал ровный загар, а кожа вокруг тусклых карих с красноватым отливом глаз, которыми он вращал из стороны в сторону, была бледной, иссиня-бледной.

Из рукавов потертого коричневого пиджака его приятеля-верзилы висели толстые мясистые пальцы. Его круглую багровую физиономию, казалось, специально поджаривали на солнце. Когда верзила забывал насупить свои широко расставленные брови, он смахивал на рассерженного ребенка, нижняя губа которого вот-вот задрожит в истерике.

Они уселись.

Фред, официант, поспешил за кулисы.

– Эй, Ник, Амбиелли. – Он кивнул головой в сторону зала. – Только вошел.

Физиономия Ника выразила покорность.

– Что ж, обслужи его, Фред. Если он захочет со мной повидаться... – Ник пожал плечами: мол, от судьбы не уйдешь. – В общем, скажи ему: я у себя.

Официант робко приблизился к сидящим. Он хотел было сменить скатерть, но на столе лежали громадные руки верзилы.

– Прошу прощения, – проблеял Фред, – скатерть...

Физиономия верзилы перекосилась в воинственной гримасе.

– Ну и что?

– Ничего, ничего. Позвольте мне только ее переменить. Неторопливо, недоверчиво, словно борец, разжимающий тяжелые объятья, поднял верзила свои ручищи.

– Чего прикажете, мистер Амбиелли? – подобострастным голосом вопрошал Фред. – Выпьете для начала?

– Принеси мне бифштекс, Фред, – притворно приятным голосом приказал коротышка.

– С кровью или прожаренный, мистер Амбиелли?

– Прожаренный.

– Это значит, чтоб он и в самом деле был прожарен, ясно? – пригрозил верзила.

– Ясно, сэр. Разумеется. А вам, мистер Хохенбаум?

Фред, официант, запоминал не только лица, но и фамилии.

– Мне неси салат из цыпленка, – надув губы, потребовал верзила. – И жареной картошки.

– Хорошо, сэр. Какие-нибудь овощи? Зеленый горошек? А может, тушеные бобы?

– Пусть Ник порежет парочку помидорчиков, тоненько. – Амбиелли капризно повел костлявой загорелой рукой, поерзал и откинулся на спинку. Он закрыл глаза, и синевы на его лице стало еще больше.

– Как мило, что вы навестили нас, мистер Амбиелли, – лепетал официант, передвигая соль и перец. – Вы здорово выглядите, – врал он. – Долго болели?

– Нет, не долго, – пропел Амбиелли.

Верзила нахмурился, приподнял туловище, будто собираясь встать.

– Сядь, Малыш, – спокойно велел Амбиелли. Фред поспешно удалился.

– Не переношу любопытных, – проворчал Малыш.

– У тебя есть с собой деньги?

– Парочка пятерок.

– Давай сюда.

Малыш Хохенбаум достал деньги, и Амбиелли плавным, едва заметным движением руки быстро спрятал их себе в карман. В красновато-карих, глазах появилась злость.

– Я передумал, – сказал он. – Никто мне не нужен. Сами управимся.

– Вы это серьезно? – удивился Малыш. – А кто сядет за руль?

– Я.

– А кто достанет машину?

– Я достану.

– А ваше алиби?

– И это устроим. Здешний Ник мне кое-чем обязан.

– Не нравится мне все это, босс.

– Не нравится? – Амбиелли не слишком удивился.

– Нет. Мы всегда делали обстоятельно. А это не внушает...

– Оставим этот разговор.

– Но в былые времена...

– Теперь настали новые времена. – Что-то промелькнуло на нездоровом загорелом лице коротышки.

– Как хотите, босс, – сдался Малыш.

– Тонкие пальцы Амбиелли играли черенком вилки.

– Единственное, о чем стоит призадуматься, это насчет передачи денег.

Малыш нахмурился – это значило, что он размышляет.

– Сделаем по старинке, – предложил он. – Велим упаковать в посылку и сдать под расписку на хранение.

– Ну а дальше? Как достать ключ? Как попасть туда и отпереть замок? И кто будет нас караулить, пока мы там возимся? – Амбиелли говорил плавно, спокойно.

Казалось, Малыша обидели. Его губы задрожали.

– Но ведь они не посмеют обратиться в полицию...

Амбиелли усмехнулся, передернул плечами. Потом извлек из бумажника клочок газеты с фотографией.

– Она, босс?

– А его ты знаешь?

Клочок казался легкой былинкой в толстых, как сосиски, пальцах Малыша.

– Мисс Кэтрин Солсбери, – громко с запинками прочитал он.

Амбиелли издал сквозь зубы звук, похожий на быстрый шепот. Он лезвием ножа прошел между бумажкой и рукой верзилы. Бумажка выпала. Верзилу проняла дрожь.

– Босс, мне показалось, вы хотите, чтобы я прочитал.

– Читай глазами. А рот держи на замке, – Амбиелли быстро прижал бумажку к столу. – Это ее жених.

– Да? Так это ее кавалер? – Малыш разгладил брови и принял смиренный вид.

– Тоже при деньгах, – постукивая хорошо ухоженным ногтем по лицу на фотографии, пояснил Амбиелли.

– Ну да.

– При больших деньгах.

– Можно прочитать, босс?

Амбиелли расхохотался. Когда он смеялся, его загорелая, худющая физиономия, не лишенная некоторой привлекательности, принимала зверское выражение.

– Ты умеешь читать, не шевеля губами? Валяй, пока я здесь. Опусти ниже. – Он презрительно ухмылялся.

Молча вращая глазами, Малыш прочитал запретное имя, потом забормотал себе под нос:

– ...в пасхальном шествии, одетая в легкий шерстяной костюм светло-серого цвета от Мэри Кейн, искусно отороченный... Отороченный?

– Именно.

– ...багровым. Э?

Валяй дальше.

– ...и украшенный у шеи шелковым шарфом, багровым с белым, настоящий йонадабский шелк от самого Йонадаба, Мэдисон А в. Туфли из темно-красной замши...

– Замши, – Амбиелли развеселился.

– ...от Мартина, – продолжал Малыш, – шляпка без полей от Белами. Что?!

– Это модистка. Фасон.

– Сопровождающий ее... – Малыш никак не мог произнести фамилию.

– Алэн Дюлейн, – вполголоса подсказал Амбиелли.

– Одет... Ой, босс, хватит. Они хотят рассказать, в чем он. – Малыш чуть не прыснул со смеху.

Амбиелли снова издал этот острый звук. Быстрый. Повелительный. Малыш сделал руками по швам. Появился Фред с их заказом.

– И принеси мне чашечку кофе, – томным голосом потребовал Коротышка.

– Сию минуту, мистер Амбиелли.

В зал вошел еще один посетитель. Он снял на ходу шляпу, обнажив темные волосы. Судя по всему, он не заметил парочку за столиком, прошел мимо них и устроился в соседней кабине.

– Когда зажарили этих цыплят? – грозно вопрошал Малыш, тыкая вилкой воздух.

– Вчера, только вчера, мистер Хохенбаум, – официант Фред пятился назад. – Я вас слушаю, сэр, мистер Линч, – взмахнув салфеткой, обратился он к новому посетителю.

– Принеси мне пару бараньих отбивных, прожаренных, чашку кофе и... – черноглазый кивнул в сторону булочек в корзинке, – парочку свежих булочек.

– Хорошо, сэр. Выпить, сэр?

– Нет.

Амбиелли потянулся за солью. Малыш взял бутылочку с кетчупом и плеснул себе в салат.

– Знаете, босс, мне вдруг пришло в голову...

– Ну?

Услышав это единственное, произнесенное шепотом слово, Сэм Линч навострил уши. Его черные глаза оживленно заблестели.

– Что... – Малыш проглотил пищу, – хочешь жить – надо есть.

– Верно.

– Ну вот, и это значит, что потребуется всякая бакалея, а? Я хочу сказать, для...

– Для уик-энда? – спокойно докончил фразу Амбиелли. Однако Малыша Хохенбаума снова проняла дрожь – что-то зловещее углядел он то ли во взгляде, то ли в жестах своего босса. Молчание затягивалось. – Валяй дальше, – потребовал Амбиелли. – Что у тебя еще?

– Знаете, оно дешевле, кабы, понимаете... им... во-первых, харч только для нас с вами.

– Так ты все хочешь сам? – с издевкой спросил Амбиелли.

– Вы не так меня поняли. – У Малыша был обиженный вид. – Просто с дамочкой столько возни. Нельзя ли...

– Минутку, – остановил его Амбиелли. Он вышел из кабины. Сделал несколько шагов. – Я так и думал, – приветливо сказал он. – Здорово, Сэм. Как жизнь?

– Потихоньку, – ответил Сэм.

Мужчины обменялись рукопожатием.

– Как твои дела, Сэм? Все так же работаешь в газете?

– Последнее время я свободный художник.

– Читал твою заметку об Эммануэле. – Тонкие губы на загорелом лице скривились в гримасу.

– Правда? Понравилось?

Амбиелли пожал плечами.

– А Эммануэлю понравилось, Сэм?

– Должно быть. Там ведь одно вранье.

Амбиелли осклабился.

– Присядешь к нам, старина?

– С удовольствием. Привет, Малыш. Тоже вернулся, да?

Верзила вскочил со стула, перегнулся через стол, замотал головой, посаженной на жирной шее, на складках которой щетинились короткие волосы.

– А, это ты, – проворчал он.

– Да, всего лишь я. – Сэм хотел было войти в кабину, но Малыш не позволил.

– Обожди. С краю сяду я.

Сэм любезно посторонился и проскользнул в уголок.

– В чем дело, Малыш? Нервы?

– Они у него вечно пошаливают, – пояснил Амбиелли, четко выговаривая каждое слово. – В этом его достоинство. Сюда, Фред.

Официант принес Сэму булочки.

– Что-нибудь еще, мистер Амбиелли?

– Принеси мне бутылку эля.

– И мне тоже, – велел Сэм. – В компании меня, как правило, мучает жажда.

– Куда ты клонишь своей шуточкой? – сердито поинтересовался Малыш.

– Оставь, – устало приказал его босс.

– Интересно, что отмочит этот чувствительный пижон, если кому-то на самом деле вздумается подшутить? – полюбопытствовал Сэм.

– Хочешь попробовать? – огрызнулся Малыш.

– Закройся. Ешь свою жареную картошку. – Амбиелли резал мясо. – И они, Сэм, платят тебе за эти статейки?

– Платят. Ведь материалы для них, как тебе известно, почерпнуты из первоисточника. – Сэм скривился. – Ты сам мог бы стать хорошим материальчиком.

– Вполне возможно, – весело согласился Амбиелли.

– Ты, я вижу, был на Западе.

– На Западе.

– Не помер.

– Нет.

Фред принес Сэму отбивные и кофе.

– Я даже в мыслях такого не допускал, – сказал Сэм, когда официант ушел. – Да и мы бы немедленно узнали.

– Послушай-ка... – распустил было перья Малыш, но Сэм примиряюще похлопал его по рукаву.

– И ты платишь этой чувствительной натуре за то, что он околачивается около тебя? – подтрунивал Сэм.

– У него свои достоинства, – Амбиелли потянулся за сметаной. – Он убьет любого, кто на меня полезет.

– За деньги или просто так?

– Не задумываясь. Это страховка, Сэм.

На физиономии верзилы расплылось какое-то нелепое выражение, точно у ребенка, которого хвалят в глаза. Он заерзал на стуле.

– К чему язвить на этот счет? Я в накладе не останусь. Мне не надо...

Амбиелли шевельнул пальцем, и верзила заткнулся.

– Если я не ошибаюсь, до меня дошли слухи, будто организация, считай, на время распущена, – осторожно сказал Сэм. – За что купил, за то и продаю.

– Босс, – ныл Малыш, – неужели вам нравится этот длинноносый проныра.

– Помолчи.

– Э, да кто не любит поговорить? – примирительным тоном заметил Сэм. – Успокойся, Малыш. Насчет длинноносого проныры ты, может, и прав, но только я не болтун. – Амбиелли стремительно вскинул на него глаза. – Например, – беззаботно разглагольствовал Сэм, – я мог бы черт знает сколько порассказать о некоем Эммануэле, а я вот помалкиваю.

– В этом тебе не откажешь, – не совсем уверенно кивнул Амбиелли.

– Верно, – Сэм ухмыльнулся. – Мне нужно проникнуть в самую суть, иначе мои статьи будут расплывчатыми и поверхностными.

– Понимаю, – сочувственно кивнул Амбиелли.

– И вот мне пришла мысль, – дерзко продолжал Сэм, в котором сидел демон любопытства, – что у такого человека, как ты, должны быть сбережения на черный день.

– Счета от доктора, – горестно вздохнул Амбиелли. – Не такая, Сэм, у нас профессия. Из нее доктора качают деньги. Вот и из меня выкачали, – он повел плечами. – К тому же тьма расходов. На укрепление дисциплины, – он слабо улыбнулся. – Накладных расходов.

– Да, ты всегда был таким поборником дисциплины, – заметил Сэм. Он подсчитывал степень риска. При помощи некоей сверхчувствительной антенны он мог улавливать настроение собеседника. Сейчас ему показалось, что человек напротив него томится от нетерпения поделиться своими соображениями, да только не с кем. Он решил воспользоваться случаем. – Иногда дисциплина может подкачать, верно? И надо же где случиться несчастью с этим стариком!

– С каким стариком, Сэм?

– Со сторожем. Ночным сторожем на складе. Умер в понедельник ночью. Газеты писали.

– А, тот сторож, – Амбиелли улыбнулся одними губами. – Читал, читал.

– Он-то пешка, – решительно заметил Сэм. И по тому, как вращал глазами Амбиелли, во взгляде которого гордость за содеянное сменялась отрицанием своей причастности, а еще по напряжению, сковавшему тушу сидящего подле него Малыша, он понял истину, о которой лишь подозревал. Значит, так оно и есть. Теперь он в этом убедился. Виною смерти старика-сторожа был отнюдь не несчастный случай: что касается Амбиелли, для того пешек не существует. Любого, кто встает на дороге, призывает к порядку.

Однако вряд ли можно считать уликой движение глаз или скованную от напряжения спину. Сам-то все знаешь, но как докажешь? Может, в каком-то полицейском участке тоже об этом знают, и какой-нибудь полисмен проклинает свою беспомощную убежденность.

Сэм откинулся на спинку.

– Никак не могу понять, зачем им понадобился у склада с печеньем сторож? – Он усмехнулся, стараясь сохранить непринужденно равнодушное выражение. – Загадочная ситуация. Старик начинает нервничать, видит в темноте таинственный черный автомобиль. Какое ему дело? Кому нужно его печенье?

– Да, нечего было соваться не в свои дела, – с некоторым сожалением заметил Амбиелли.

Сэму, в самом деле, не терпелось высказаться. Демон в Сэме не давал ему покоя.

– Мне всегда казалось, что именно этот сторож, который взывал к закону в ту прошлогоднюю ночь, испортил твою... у... твои планы.

– Ты думаешь?

Ничего не говорящая реплика.

– Потому что ребята Эммануэля никогда не отличались особой сообразительностью, – спокойно продолжал Сэм. – Должно быть, там что-то стряслось, в противном случае, им бы не представилась такая блестящая возможность.

Малыш Хохенбаум судорожно дернулся.

Но его босс подался вперед на стуле, жестом предупреждая верзилу хранить молчание.

– Ты, Сэм, мог бы написать целую книгу, – сказал он. Слова так и отскакивали от жесткой линии его губ. – Тебе известно, что стало со мной. Ребята Эммануэля воспользовались столь блестящей возможностью и всадили в меня четыре пули. – В красновато-карих глазах блеснуло желтое пламя, и Сэма обдало жаром угрозы, таившейся в этом человеке. – Эммануэль позаботился, чтобы организация, как ты выразился, распалась. Пока я отсиживался на Западе с продырявленной грудью. Я не умер. Я вернулся. Но я сломлен. Болен. Выдохся. Хочешь написать книгу?

– Когда-нибудь напишу, – с уверенностью кивнул Сэм. – Однако подожду конца – еще не знаю, чем все кончится. Конца-то еще нет.

Глаза потеплели. Бледные веки захлопнулись, как ставни. Когда они поднялись, внутрь уже невозможно было заглянуть. Амбиелли снова приступил к еде.

– Знаешь, Сэм, небольшая придорожная закусочная где-нибудь в сельской местности – хорошее местечко для восстановления сил.

– Отличное, – кивнул Сэм. – Но на это тоже нужны деньги.

– Чертовски верно, – заметил Малыш. Он тоже чувствовал себя гораздо лучше в спокойной атмосфере.

– Нужен небольшой капитальчик, – продолжал Сэм. – Босс, у тебя есть покровитель?

– Считай, что есть, – кивнул Амбиелли. Малыш чавкал и шумно заглатывал пищу.

Сэм плевать на него хотел.

– Как ты считаешь, сколько тебе потребуется для начала?

– О, всего-навсего тысчонок пятьдесят.

– Куча денег.

– Есть люди, у которых деньги куры не клюют, – неуклюже улыбаясь, заметил Малыш.

С минуту все трое молча пережевывали пищу. Сэм был доволен. Как охотник, подстреливший первую утку. Но его не покидало любопытство. К тому же, порывшись в памяти, он припомнил кое-что из только что подслушанного. Что-то насчет харчей. И о какой-то дамочке.