Текст книги "Золотой фонд детектива. Том 5"

Автор книги: Джек Лондон

Соавторы: Айзек Азимов,Шарлотта Армстронг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

Десять нитей

Известный писатель Эмос Полкингорн, чьи книги о похождениях знаменитого детектива Дэниеля Дина можно было найти в каждой библиотеке страны, однажды утром вышел из своего пригородного дома, собираясь встретить почтальона. Но улица была пустынна, и Полкингорн не спеша пошел обратно. Вот тут-то, к своему величайшему удивлению, он обнаружил, что из окна соседнего дома, отогнув край занавески, кто-то смотрит на улицу.

Это обстоятельство удивило посетителя, потому что обитавшая в доме семья несколько дней назад уехала, и дом пустовал.

Несомненно, Дэниель Дин, главный герой романов Полкингорна, не повел бы и бровью, сделав такое открытие. А вот у самого писателя мгновенно пересохло во рту, ноги его стали подгибаться. Пошатываясь, он с трудом поднялся к себе и лишь через несколько минут собрался с силами, чтобы позвонить в полицию.

В ожидании полицейских Полкингорн тщетно ломал голову, пытаясь найти какой-нибудь ход, который помог бы ему разгадать внезапно возникшую загадку. Как раз в эту минуту на улице появился почтальон. Полкингорн не стал его предупреждать, что заходить к Арнольдам опасно. Он внимательно наблюдал за человеком с кожаной сумкой, не забывая соблюдать осторожность, чтобы самого его не заметили из окна соседнего дома.

Почтальон подошел к двери, опустил письма в почтовый ящик, потом – живой и невредимый – вернулся на тротуар и зашагал дальше. У Полкингорна отлегло от сердца.

К тому времени, когда пришли два детектива в штатском, Полкингорн полностью овладел своими нервами, испытывая теперь лишь острейшее любопытство, что, несомненно, больше подходило человеку его профессии. Он обратил внимание, что детективы без предосторожностей и ухищрений обошли вокруг дома Арнольдов, установили, что дверь не заперта, и вошли. Надо ли говорить, что Полкингорн поспешил присоединиться к ним? В доме они никого не нашли, но на столе в кухне обнаружили нечто такое, что могло послужить важной нитью для дальнейшего расследования и придавало обстановке определенную остроту.

Оба полицейских – Коннерс и Ферли – знали, что Полкингорн – писатель, работающий в детективном жанре, и потому, осматривая дом Арнольдов, охотно делились с ним своими наблюдениями.

Полкингорн сидел у стола на кухне и слушал, как детективы обменивались догадками и предположениями. Сам того не замечая, он попытался принять позу, при которой у него, как и у придуманного им Дэниеля Дина, профиль казался бы ястребиным, – задача не из легких, поскольку природа создала Полкингорна курносым.

– Понимаете, сэр, – говорил Коннерс, – такие кепки из грубого материала шьют для себя заключенные в тюрьме нашего штата. Это факт. Дней десять назад из заключения бежали трое арестантов, и до сих пор ни одного из них не удалось поймать. Правда, судьба двоих нам известна. Недалеко отсюда на побережье есть сарай, где хранятся лодки. Так вот, дней семь назад они проникли в него, но наткнулись на человека, который возился со своей шлюпкой. Он не успел их рассмотреть, однако по нескольким оброненным ими фразам понял, что перед ним беглые арестанты. А в следующую минуту они оглушили его, захватили шлюпку и вышли в море, но были застигнуты штормом. Очевидцы рассказывают, что перевернувшуюся шлюпку вскоре выбросило на берег, а бандиты утонули. Значит, двоих беглецов надо скинуть со счетов. Судя по этой кепке, третий целую неделю скрывался здесь, в доме. Но вот вопрос: кто именно из троих?

– Это так важно? – поинтересовался Полкингорн, с глубокомысленным видом уставился в потолок, потом закивал головой: – Ах, да, да!

Детектив помоложе, Ферли, слегка улыбнулся.

– Разумеется. Надо знать приметы того, кто разыскивается.

– Золотые слова! – ответил Полкингорн, поджимая губы.

– Вы видели его, – заговорил Коннерс, – точнее, его пальцы, каких-нибудь сорок минут назад. Следовательно, далеко уйти он не мог. Возможно, преступника задержат. – Детектив дал понять, что в действие приведена вся огромная полицейская машина. – Но возможно, и не задержат. Наша задача была бы облегчена, если бы мы знали точно, кого именно искать.

– Применяя дедуктивный метод, – задумчиво заметил Полкингорн, – это, пожалуй, нетрудно установить. – Оба полицейских почтительно молчали. – Как он осмелился сюда проникнуть? Каким образом он узнал, что в доме никого не будет еще некоторое время? – начал вслух размышлять Полкингорн. Его мысли уже работали в привычном направлении.

– Да очень просто, – простодушно отозвался Коннерс. – Миссис Арнольд приколола к двери записку молочнику. Вот она: «Молоко в течение десяти дней нам не оставляйте. Вернемся во вторник десятого».

– То есть завтра, – добавил Ферли. – Читать-то он умеет!

– Резонно, – подтвердил Полкингорн с самой очаровательной из всех улыбок несравненного Дэниеля Дина.

– Мы связались по телефону с Арнольдами и попросили их ускорить свое возвращение. Часа через два они будут здесь и определят, что у них тут взято.

– Да, но за это время мы сами, возможно, что-нибудь найдем. – Полкингорн не замечал, что и тоном и манерами подражает своему Дэниелю Дину. – Разумеется, для этого вы должны рассказать мне все, что вам известно о беглецах.

– Что нам известно? – переспросил Коннерс. – Пожалуйста.

Полкингорн вынул бумагу и карандаш. Он ощущал необыкновенный подъем и удовлетворение и уже представлял себе огромные заголовки в газетах:

«ЗНАМЕНИТЫЙ АВТОР ДЕТЕКТИВНЫХ РОМАНОВ ПРЕПОДАЕТ ПОЛИЦИИ УРОК ПРОНИЦАТЕЛЬНОСТИ».

Он уже видел, как, отвечая на вопросы знакомых, снисходительно улыбнется и воскликнет: «Но это же оказалось сущим пустяком!»

– Так вот, – продолжал Коннерс. – Одного из них зовут Марио Коссетти; ему 29 лет, рост – пять футов и пять дюймов, вес – 155 фунтов; смуглый, волосы и глаза черные, на правой ноге протез (он бывший военный моряк, потерявший ногу на войне), осужден за бандитизм… Вас это интересует?

– Вот именно! – обрадованно подтвердил Полкингорн, быстро делая пометки. – Что еще можно сказать о его прошлом?

– Уроженец Нью-Йорка, проживал в Ист-Сайде, учился в средней школе, но не окончил ее.

– Прекрасно.

– Следующий – Гленуэй Сперроу, – воодушевляясь, продолжал Коннерс. – 42 года, рост – пять футов и одиннадцать дюймов, вес – 125 фунтов; серые глаза, седые волосы. От военной службы был освобожден по состоянию здоровья; в прошлом издательский работник; образование высшее; осужден за попытку шантажа – он профессиональный шантажист. Говорят, – доверительно добавил Коннерс, – Сперроу очень рассердился на судью. Человек он, по отзывам, умный, но большой эгоист; очень беспокоится о своем здоровье.

Полкингорн аккуратно, колонками, записывал все эти сведения.

– Третий – Мэтью Хууз. 24 года, рост – шесть футов и один дюйм, вес – 195 фунтов; рыжие волосы, голубые глаза. Отслужил два года в армии и демобилизовался с удовлетворительной характеристикой; осужден за убийство во время драки в баре. Уроженец Кентукки; перед арестом – безработный. По-моему, один из тех, кого называют неудачником.

– Ну, так что вы скажете, мистер Полкингорн? – ухмыльнулся Ферли. – Или, может, мне лучше спросить, что сказал бы Дэниель Дин?

Полкингорн встал. Он чувствовал себя в своей стихии.

– Дэниель Дин еще раз осмотрел бы дом, – объявил он. – Если не возражаете, это сделаю я.

Мистер Арнольд вместе с женой, сынишкой Бобом и дочерью Джинни выехали на морское побережье, намереваясь провести там большую часть своего двухнедельного отпуска. Обыкновенная, ничем не примечательная семья. Уж много лет Арнольды проживали по соседству с Полкингорном и все это время оставались для него лишь очень милыми соседями, не больше. Они не принадлежали к числу друзей Полкингорна, поскольку не были ни интеллектуалами, ни поклонниками Дэниеля Дина. В том скромном образе жизни, который вели его соседи, Полкингорн не видел ничего такого, что мог бы использовать как писатель. До этого случая Полкингорн ни разу не заглядывал к ним.

И вот теперь он проходил по дому, тщательно осматривал каждую комнату и думал, думал. Ветхий, как-то несуразно построенный дом был загроможден всякой всячиной, и на его обход понадобилось немало времени.

Наконец Полкингорн вернулся на кухню и разложил на столе сделанные заметки. Его уже поджидал позевывавший Ферли. Здесь же уселся Коннерс; он молча и солидно сопровождал писателя во время осмотра дома, и, ободряемый его присутствием, Полкингорн часто и многозначительно поджимал губы и закатывал глаза. Детективам все равно предстояло дожидаться семью Арнольдов, и потому они проявили полную готовность выслушать Полкингорна, когда тот закончил просматривать заметки и взглянул на них.

– Так вот, – объявил он. – Мы столкнулись с небольшой загадкой… Небольшой, но сложной.

– Вы что-нибудь обнаружили? – сонно поинтересовался Ферли.

– Что вы скажете, например, вот об этом? – многозначительно спросил Полкингорн, осторожно разворачивая небольшой клочок грязной бумаги; на нем были видны написанные бледным карандашом полуистершиеся слова: ПОМ… МАЙ… КАП… КАР… МА… СПА… МЕ… ДЛ… САН…

Ферли взял клочок и громко прочел ничего не говорящий текст.

– Где вы это нашли?

– Под стулом. Как им удалось бежать из тюрьмы? – в свою очередь спросил Полкингорн отрывисто и резко, как всегда делал Дэниель Дин. – С помощью извне?

Коннерс удивленно уставился на него.

– Это зашифрованная записка, – пояснил Полкингорн, – и она, безусловно, была написана с определенной целью. – Оба детектива сидели затаив дыхание и не спуская с него глаз. – Полагаю, она предназначалась для Сперроу. Почему? Да потому, что он представлял собой, так сказать, «мозговой трест» группы. Если в тюрьму была послана зашифрованная записка, она, несомненно, предназначалась для Сперроу, только для него. Однако, – продолжал он, направляя внимание слушателей по ложному следу, точно так же, как поступил бы он во второй главе своего романа, – однако на книжной полке в гостиной оказался недорогой носок. Вероятно, вы тоже его заметили. Новый, чистый, ни разу не использованный носок. Но почему один? Одним носком мог обходиться только Коссетти – человек с протезом.

– Да, да, теперь я понимаю, что вы хотите сказать! – не очень уверенно заметил Коннерс.

– Разумеется, сама по себе записка мало что значит, – продолжал Полкингорн, – но я нашел еще два небольших доказательства, указывающих на Коссетти.

– А сколько вы вообще нашли доказательств? – добродушно осведомился Коннерс.

– Десять. Три указывают на Коссетти, одно, возможно, на Мэтью Хууза, хотя другое, возможно, исключает его, и пять свидетельствуют или, скажем осторожнее, могут свидетельствовать, против Сперроу.

– Следовательно, вы считаете, что тут скрывался Сперроу?

Полкингорн терпеть не мог, когда кто-то чересчур поспешно делал окончательный вывод. К тому же ему нравилось слушать самого себя.

– Ну дайте же мне закончить! – недовольно воскликнул он.

Детективы промолчали, и Полкингорн заговорил снова:

– Итак, продолжим нашу цепь рассуждений о Коссетти. По-видимому, вы тоже заметили здесь, на кухне, семь банок из-под консервов. Почему они хранятся здесь, а не выброшены в мусор? Скорее всего потому, что человек не рискнул выходить из своего временного убежища. – Оба детектива согласно кивнули. – Прошу заметить: все семь банок – из-под спагетти.

– Обычная еда итальянцев! – благоговейно воскликнул Ферли. – Следовательно, здесь скрывался Коссетти.

– Совершенно верно… Но пойдем дальше. В гостиной под столом лежит нечто вроде веревки, связанной из галстуков. Вы, вероятно, тоже обратили на нее внимание, поскольку ее положение может иметь определенное значение.

– Я видел эту штуку, – подтвердил Коннерс. – Для чего она?

Полкингорн и представить себе не мог, для чего предназначалась «веревка», если только беглец не помышлял о самоубийстве. Но как мог он повеситься под столом?

– Оставим пока в стороне этот вопрос и обратим внимание на следующее: при тщательном осмотре узлов легко убедиться, что все они в равной мере сложны и в то же время среди них нет двух совершенно одинаковых. Узлы завязывал настоящий мастер своего дела. Кажется, вы говорили, что Коссетти служил в военно-морском флоте?

Лица детективов ничего не выражали. Полагая, что им просто нечего сказать, настолько они ошеломлены его проницательностью, Полкингорн откашлялся и продолжал:

– Но давайте на минуту оставим Коссетти в покое и займемся Хуузом. Вы заметили пустую бутылку из-под вина? Пустой оказалась лишь одна бутылка, хотя в шкафу мистера Арнольда стоят еще несколько бутылок с различными винами. Из-под чего эта бутылка? Из-под кукурузного виски!

– Которое делают главным образом в Кентукки! – воскликнул Ферли. – А знаете, мне это определенно начинает нравиться. Как называется ваш метод? Дедуктивным?

Полкингорну показалось, что его собеседники подмигнули друг другу, и потому он решил не нагнетать таинственности вокруг Хууза.

– Вернемся к Сперроу, – несколько высокомерно заявил он. – Вы, не сомневаюсь, заметили, что ни на одной из кроватей в отсутствие хозяев никто не спал. Для меня яснее ясного, что человек, который знает, что его разыскивают, предпочитает спать, пусть даже урывками, внизу, на диване, откуда легче бежать, если кто-нибудь появится в доме. Вы обратили внимание на два пустых флакона из-под аспирина в гостиной, на столике рядом с длинным зеленым диваном? Разве это не факт, что из троих бежавших только у Сперроу неважное здоровье? Он очень худ, освобожден по болезни от военной службы, умный, нервный и вспыльчивый. Из всех троих только он и мог принимать аспирин. – Полкингорн чувствовал, как растет в нем уверенность. – В поле вашего зрения, наверно, попала пачка старых журналов на полу и брошенные рядом ножницы? Вы заметили, что из журналов сделаны вырезки? По вашим словам, Сперроу очень рассердился на какого-то судью. Разве нельзя представить, что он сочинял анонимку с угрозами? Кому не известно, что к такому способу составления писем охотно прибегают, например, шантажисты?

По выражению лиц детективов Полкингорн понял, что его последнее предположение не кажется им вполне убедительным, и поспешил оговориться:

– Да, да, возможно я несколько фантазирую, но ведь в конце концов человек, скрываясь от погони несколько дней, прожил здесь в одиночестве. Чем он, по-вашему, занимался?

– Ел спагетти, – тихо ответил Ферли.

– А вот я скажу, чем он занимался в дневное время. Он читал. И что именно, как по-вашему? Он прочел несколько очень сложных для простого человека книг, таких, как «Закулисная история американской революции», толстая книга Вильяма Джеймса, полное собрание сочинений Вильяма Шекспира.

– Как вы узнали?

– Шесть этих книг лежат на столе в гостиной, а на полке как раз шести книг не хватает.

В этом месте Полкингорн почувствовал укол совести – правда, еле ощутимый: он не только не знал, он и мысли не допускал, что у его соседей есть библиотека с подобными книгами. Впрочем, он тут же заставил себя забыть об этом упреке и продолжал развивать свои соображения:

– Предпоследнее, о чем я хочу сказать, подтверждает мои доводы, если применить метод исключения. Я имею в виду одежду мистера Арнольда. Мистер Арнольд – высокий и полный человек. В доме нам не удалось найти ни одного предмета тюремной одежды, не считая кепки. Естественным было бы предположение, что заключенный сменил тюремную одежду на костюм Арнольда. Однако этого не произошло.

– Почему вы так думаете?

– Где же в таком случае одежда бежавшего заключенного? – с торжествующими нотками ехидно поинтересовался Полкингорн. – Давайте вспомним приметы бежавших. Как вы помните, Коссетти – человек низкорослый. Костюмы Арнольда для него слишком велики. То же самое можно сказать и про Сперроу. Вот Хуузу, вероятно, костюмы оказались бы в пору, но и он не воспользовался ни одним из них. Следовательно…

Слово «следовательно», особенно в конце длинной цепи логических умозаключений, постоянно употреблял Дэниель Дин, и потому Полкингорн повторил его несколько громче.

– Да, но что же это нам дает? – перебил его Коннерс.

– Резюмируя наши рассуждения о десяти нитях, ведущих к разгадке тайны, – не спеша ответил писатель, взглянув на лежавший перед ним лист бумаги, – мы должны констатировать: носок, банки из-под спагетти, связанная морскими узлами веревка из галстуков, казалось бы, свидетельствуют о том, что тут скрывался Коссетти, который, как моряк, стал вожаком группы после того, как бежавшие украли шлюпку. Это обстоятельство, безусловно, находится в известном противоречии с приведенными выше доводами.

– Послушайте, – заметил Ферли; он, видимо, чувствовал себя не совсем удобно. – Послушайте, но ведь на шлюпке-то они недалеко уплыли. Да и потом Коссетти-то служил на линкоре, а это нечто совсем другое.

– Теперь о виски, – как ни в чем не бывало продолжал Полкингорн. – Казалось бы, поскольку мы исключили Коссетти, обстоятельства в какой-то мере указывают на Хууза, но отсутствие брошенной тюремной одежды вынуждает нас отказаться от такого предположения и сделать вывод, что тут скрывался не он. Одновременно, – Полкингорн с силой постучал карандашом по столу, – зашифрованная записка, выбор книг, доступных по содержанию только интеллигентному человеку, журналы с вырезками, пустые флаконы из-под аспирина – все указывает на Сперроу, а вот это – с деланно небрежным видом добавил он, – окончательно подтверждает мой вывод и делает его бесспорным.

– Что это такое, сэр?

– Седой волос, найденный мною на зеленом диване в гостиной. У Хууза рыжие волосы, у Коссетти черные, а у Сперроу седые. Следовательно, тут скрывался Сперроу!

На детективов его вывод особого впечатления не произвел. Ферли был настроен явно скептически, а Коннерс не мог скрыть смущения.

– По-моему, – сообщил он, – к дому подошла машина, Вероятно, Арнольды приехали.

Полкингорн сидел на кухне, сунув в рот карандаш и время от времени перекатывая его в зубах. «Ну что ж, – подумал он, – я говорил. Теперь я всегда могу сказать: "Я же вам говорил!"» По совести, он приятно провел время. К тому же можно кое-что заработать, если написать небольшую статейку о происшествии, – так называемые документальные вещи нынче в моде.

Размышления Полкингорна нарушил Ферли, вернувшийся на кухню вместе с улыбающимся Арнольдом.

– Привет, сосед! – воскликнул Арнольд. – Говорят, вам тут пришлось поломать голову?

– Мы хотели бы знать, сэр… – заговорил Ферли.

– Меня ни о чем не спрашивайте, – добродушно перебил Арнольд. – Лучше меня ответит Китти, она сейчас носится по всем комнатам. – Действительно, с верхнего этажа доносились звуки быстрых шагов. – А меня спрашивать бесполезно. Мое дело – приносить домой деньги. – Он сел и закурил – большой, добродушный, беспечный. – Совсем не так, как в ваших романах, а? – спросил Арнольд. – Ни, ни, ни!..

– Что вы скажете о кукурузном виски? – непринужденно улыбаясь, осведомился Полкингорн.

– Терпеть не могу.

– Значит не вы опорожнили бутылку?

– Что? Ах, вы об этом… Я забыл ее выбросить. Вечером накануне нашего отъезда ко мне зашел мой коллега по службе – ему предстояло заменять меня во время моего отпуска. Он совсем не против этого вина и один выпил всю бутылку. А почему вы спрашиваете?

Полкингорн вычеркнул одну из записей под фамилией Хууза.

– Что это там у вас? – поинтересовался Арнольд.

В эту минуту в кухню влетела миссис Арнольд – низенькая, полная женщина с пышной копной плохо причесанных каштановых волос. В руке она держала пачку писем.

– Ну и почта, доложу я тебе! – с гримасой досады сообщила она мужу. – Счета, счета, счета!.. О мистер Полкингорн, здравствуйте! – Она взглянула на своего чопорного и замкнутого соседа так, как обычно смотрят на экспонаты в музее. – По-моему, в доме ничего не тронуто, только еда, – заявила она детективам. – Так вы говорите, здесь скрывался преступник? Сейчас-то, надеюсь, его нет тут? Вы смотрели в подвале?

– Да, мэм, – кивнул Ферли.

– А из одежды вашего супруга что-нибудь исчезло? – деловито осведомился Полкингорн, заглянув предварительно в свои записи.

– Не думаю. Его синий костюм все еще в чистке, и я просила пока не доставлять его сюда, он ходит в нем только на службу. Но что…

Слегка улыбнувшись, Полкингорн без колебаний вычеркнул фамилию Хууза.

– Прошу присесть, мэм, – предложил Ферли. – Есть необходимость немножко побеседовать.

– Правильно, – подтвердил Коннерс, появившийся на кухне вслед за миссис Арнольд.

– Пожалуйста. Я оставила Бобби наверху, но он все равно будет подслушивать. – Она бросила письма на стол и села. – Так что вы хотели бы знать?

– Мы хотели бы знать, кто именно из бежавших заключенных скрывался в вашем доме, – сказал Ферли. – Мистер Полкингорн высказывал свои соображения и…

– Он помогает полиции и делает доброе дело для соседа, правда? – живо заметил Арнольд и гулко расхохотался.

– Во-первых, – деловым тоном заговорил Полкингорн, сурово сдвигая брови, – во-первых, я попросил бы объяснить, если можно, назначение веревки, связанной из галстуков.

– Что еще за веревка? – удивился Арнольд.

– Та, что лежит под столом в гостиной.

– Погода была дождливой, дети шалили, и Бобби привязывал Джинни к «столбу».

– Да, но при чем тут галстуки?

– Джим, но ты же сам не раз говорил, что было бы хорошо, если бы кто-нибудь помог тебе справиться с твоей слабостью. Ты постоянно носишь одни и те же любимые галстуки, хотя они уже так залоснились, что даже химчистка не может ничего с ними сделать. Ты сам говорил, что…

– Ты отдала мои любимые галстуки Бобу?!

– У меня под руками не оказалось веревки, ему надо было попрактиковаться в завязывании узлов, он готовился сдавать очередной экзамен в дружине бойскаутов…

– Он у вас скаут? – вежливо переспросил Ферли. – Понятно.

– Может, и в самом деле хорошо, что я наконец избавился от этих галстуков, – примирительно заметил Арнольд и, обращаясь к Полкингорну, спросил: – А почему, собственно, вас это заинтересовало?

Полкингорн вычеркнул что-то в своих записях – на этот раз из колонки под фамилией Коссетти.

– Ну, а новый носок в гостиной? – спросил он.

– Так это же был четвертый носок! – воскликнула миссис Арнольд.

– Четвертый носок? – удивился Полкингорн, в воображении которого сразу же промелькнул образ человека с четырьмя ногами.

– Я сделала тряпичную куклу для Джинни из тех трех носков, а четвертый оказался лишним, – пояснила миссис Арнольд и широко улыбнулась.

Полкингорн вычеркнул и пункт о носке. Он понимал, что улики против Коссетти быстро тают, и, скажем прямо, это вполне его устраивало.

– Для полной ясности, – сказал он, – давайте выясним вопрос о банках из-под спагетти.

– Правильно, – согласился Арнольд. – Ну-ка, Китти, рассказывай.

Лицо Китти Арнольд залил густой румянец.

– Понимаете, семь банок, и все из-под спагетти. Думаю, у вас тоже не вызывает сомнения, что их опустошил тот, кто скрывался в доме?

– Что вы? Так и быть, сейчас все открою. Видите ли, наш священник устроил ужин с благотворительной целью, и каждая прихожанка должна была принести на него лучшее свое блюдо. Мы собирались уезжать, у меня не оставалось времени на готовку. Я немножко схитрила – взяла спагетти из банок, добавила специй и сказала, что приготовила сама. Мне поверили…

– Да, моя дорогая Китти горазда на всякие выдумки! – ласково подтвердил Арнольд. – Не постеснялась соврать даже в церкви, хотя, правда, ужин-то устраивали не в самой церкви, а в подвале.

– Конечно, я сглупила, что сразу не выбросила пустые банки. – Миссис Арнольд стала совсем пунцовой. – Но… но я чувствовала себя виновной и боялась, что кто-нибудь заметит…

Арнольд расхохотался. Полкингорн же поспешно вычеркнул третий и последний пункт из колонки, озаглавленной «Коссетти», а потом и саму фамилию. «Ну какой логик мог бы сделать подобный вывод относительно этих банок из-под спагетти!» – огорченно подумал он.

– А чем же тогда мог питаться преступник, миссис Арнольд? – спросил Ферли.

– Мясом и, должно быть, хлебом. Помню, я оставила в холодильнике несколько батонов и мясной фарш, а сейчас там нет ни того, ни другого.

– Если бы вы только знали, сколько в этой семейке поедается фарша! – добавил Арнольд.

– Что-то не все ладно получается с выводом мистера Полкингорна, – заметил Коннерс, покосившись на писателя. – Миссис Арнольд, а что вы могли бы сообщить о человеке, который жил тут у вас?

– А вот что. Спал он на постели Бобби и прочитал все его книжки с картинками.

– Почему вы так думаете?

– Да потому, что постель аккуратно застлана, а кончики пододеяльника и одеяла подогнуты, как в больнице. Я-то никогда так не делаю, времени нет. И книги тоже сложены такой аккуратной стопочкой, а у Бобби Арнольда на это не хватает терпения.

Полкингорн слегка покачал головой.

– Если позволите, я хотел бы задать еще несколько вопросов, – сказал он самым вкрадчивым голосом, на какой был способен Дэниель Дин. – Скажите, пожалуйста, почему изрезаны журналы?

– Опять же Бобби! Мальчишка прямо-таки помешался на рекламных объявлениях.

– Весь в маму – верит всякой рекламе! – вставил мистер Арнольд.

Полкингорн почувствовал, что у него начинает кружиться голова, но тут же взял себя в руки и, вычеркнув из своего списка пункт о вырезках, снова обратился к женщине.

– Ну, а что вы скажете о пустых флаконах из-под таблеток аспирина в гостиной? Кто их там оставил?

– Боже милосердный! – совсем расстроилась женщина. – Теперь вы окончательно будете считать меня никудышней хозяйкой, мистер Полкингорн!

– Вы сами их там оставили? – встревоженно спросил Полкингорн.

– Да нет, муж. Недели две назад он болел гриппом, и я никак не могла уговорить его полежать в кровати. Целые дни торчал в гостиной, валялся на диване да смотрел телевидение. Я так и не собралась выбросить флаконы. Но почему они вас заинтересовали?

Все промолчали. Полкингорн вычеркнул пункт о флаконах, а потом, подумав, и пункт о седом волосе. У его соседа, Джима Арнольда, была седая голова… Полкингорн растерянно взглянул на заметки под фамилией Сперроу. Оставалось только два пункта, только две нити… Присутствующие словно воды в рот набрали. Может, детективам стыдно за него? Полкингорн высокомерно вздернул голову и решил нанести решающий удар.

– Ну хорошо, – сказал он, пожалуй, даже с издевкой в голосе. – Если наш «друг» штудировал тут детские книжки с картинками, кто же тогда брал и читал книги с полки, те самые, что лежат сейчас на столе в гостиной?

Миссис Арнольд захихикала, но спохватилась и, чуть улыбнувшись, ответила:

– Никто, мистер Полкингорн. Во всяком случае, в последнее время. Вы понимаете… – Она, очевидно, догадалась, какое огорчение испытывает Полкингорн, и заговорила так, будто хотела его утешить. – Если бы вы получше знали нашу семью и наши порядки… У нас есть маленький проектор для просмотра диапозитивов. Джим хотел что-то показать своему коллеге по службе, но стол оказался неподходящим по высоте, и ему пришлось подложить под аппарат шесть толстых книг…

– Вон как! – воскликнул Полкингорн, пытаясь скрыть свое раздражение. – Ну, а что вы скажете вот об этом? – с ожесточением спросил он. – Может, и это вам понятно?! – И он бросил на стол наиболее серьезную улику – зашифрованную записку.

– Откуда у вас эта бумажка? – удивилась миссис Арнольд.

– Нашел под стулом, – мрачно ответил Полкингорн.

– Это очень старый…

– Что «старый», миссис Арнольд? – тихо спросил Ферли.

– Старый заказ в продуктовый магазин. – И миссис Арнольд быстро, без запинки, прочла: – Помидоры, майонез, капуста, картофель, масло, спаржа, мешочки для сандвичей… Джим, когда у нас был печеный картофель со спаржей?

– Теперь это уже несущественно, – поспешно заметил Полкингорн, складывая листок со своими заметками. Он не решился выбросить его здесь же, опасаясь, что миссис Арнольд захихикает, а мистер Арнольд опять расхохочется. Пытаясь успокоиться, он подумал, что все столь блестяще найденные им нити разгадки, безусловно, что-нибудь бы значили, если бы эта семья жила не так уж банально, чересчур по-человечески…

– Итак, – задумчиво заметил Ферли, – получается, что мы ничего не знаем о типе, который здесь скрывался. Знаем только, что он любитель детских книжек со смешными картинками.

– Тоже мне примета! – сердито пробурчал Полкингорн. – Кто их у нас не читает?

Миссис Арнольд, понимая, что разговор принимает неприятный оборот (ей нельзя было отказать в тактичности), склонилась над столом и стала просматривать лежащие на нем письма.

– Джим! – воскликнула она вдруг. – Телефонная станция опять хочет содрать с нас лишние деньги! У нас нет ни родных, ни знакомых в штате Кентукки. Зачем бы мы стали звонить туда по междугородному телефону?

– Что, что?! – внезапно оживился Ферли.

– Прошу прощения, мне надо спешить домой, – заявил Полкингорн со смущенной улыбкой. Он вышел из дома через кухню, пробрался через живую изгородь и вернулся в свой аккуратный домик, где все было так ясно, понятно и чинно…

На следующий день к Полкингорну зашел Ферли.

– Я думаю, вам будет интересно узнать о результатах расследования, – добродушно усмехаясь, сказал он. – Это был Мэтью Хууз. Сообразительным парнем его никак не назовешь. Он и не помышлял о побеге, но не отказался бежать, когда представилась возможность. Потом он поссорился с Коссетти и Сперроу, и они разошлись. Проходя мимо дома Арнольдов, Хууз прочитал оставленную для молочника записку. В ночь на тридцать первое он проник в дом, сейчас же позвонил по телефону матери в Кентукки и попросил срочно выслать ему денег. По его словам, он же не какой-то там вор и даже здесь, у Арнольдов, взял только хлеб и мясо. Мать выслала деньги по почте, и Хууз, сидя дома, все время высматривал почтальона. Он знал, что на следующий день должны вернуться хозяева дома, и начал беспокоиться. Полиция задержала Хууза на вокзале, он и не думал сопротивляться. Парень, говорю, туповатый. Если чему и научился в армии, так только одному: аккуратно заправлять постель.

– Спасибо, что зашли, – снисходительно заметил Полкингорн. – Очень вам признателен.

– Вот я и хотел сказать: не надо усложнять жизнь – она значительно проще, чем в романах некоторых писателей.

И Ферли снова улыбнулся.