Текст книги "Коллекционеры смерти"

Автор книги: Джек Керли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Это жилище выдержано скорее в анальной, нежели в проктологической традиции, – прошептал Гарри.

Лидия следовала за нами, постоянно озираясь и дергаясь, словно опасалась, что из шкафа может выскочить Койл.

Мы подошли к двери комнаты на втором этаже и нажали на ручку. Заперто.

– Что здесь находится?

– Его офис. По крайней мере, он его так называет.

– Вы внутри когда-нибудь были?

В ее смущении чувствовалась нотка обиды.

– Я была у него дома всего несколько раз. Он предпочитал приходить ко мне. Он говорил, что его квартира кажется ему мертвой, а мой дом такой живой и волнующий… – Сделав паузу, она добавила уже другим тоном: – Как я сама.

– Я уверен, что именно так он это и чувствовал, мисс Барстоу, – согласился Гарри. – Мужчинам надоедает пялиться на привычные стены. Особенно на свои собственные. Новое место и новый человек помогают изменить нашу жизнь так, чтобы хотелось жить дальше.

Благодарная улыбка Лидии словно говорила: «Спасибо, что попробовали мне помочь». Я еще пару раз дернул ручку.

– Мне бы очень хотелось заглянуть сюда, – сказал я. – Если это его офис, здесь может быть что-то такое, что подскажет нам, где хозяин.

Гарри присел перед замочной скважиной.

– Тут замок будет попроще. Такие обычно ставят на внутренние двери, да и открывается он внутрь, это хорошо.

Гарри встал и, указав в сторону окна в коридоре, изобразил на лице изумление:

– Эй, это там не гриф-индейка, случайно?

Мы с Лидией дружно повернулись к окну, за которым, кроме синего неба и веток дерева, ничего не было. Раздался громкий треск, и, быстро обернувшись, мы увидели Гарри, стоявшего у распахнутой двери.

– Опа! Похоже, то был просто воробей, – виновато произнес он.

В комнате было темно, единственное окно в дальнем ее конце прикрывали плотные шторы. Гарри шагнул внутрь и стал шарить рукой по стене рядом с дверью.

– Где-то здесь должен быть выключатель… Есть.

Комната наполнилась призрачным светом, исходящим от десятка подсвеченных демонстрационных планшетов, развешанных на стенах. Веревки, клочья окровавленной ткани, костыль для крепления рельсов, пара сломанных очков, кусок чего-то, напоминающего вяленую говядину… Все это походило на музейную экспозицию в аду.

– Господи, – пробормотал Гарри, оглядываясь по сторонам. – Наступило время карнавала…

– Что это за вещи? – услышал я шепот Лидии позади.

– Коллекция теней, – ответил я, выводя ее из комнаты.

Глава 30

Наличие в мотеле «Уютные хижины» отпечатков Койла, его последующее исчезновение плюс обнаруженное только что пристрастие к коллекционированию вещей серийных убийц было достаточным основанием для получения ордера на обыск. Мы с Гарри отправили бледную и перепуганную Лидию Барстоу домой, а сами вернулись назад, чтобы тщательно обследовать жилище адвоката. Мой напарник вдруг остановился, на лице у него появилось страдальческое выражение.

– Мне очень не хочется этого делать, но, учитывая эту занозу в заднице нашего шефа, не считаешь ли ты, что нам следует позвонить…

– Да, – согласился я, раздражаясь при этом меньше обычного.

Через десять минут на подъездной дорожке мы увидели фургончик без опознавательных знаков: у Денбери хватило сообразительности отказаться от служебной машины с кричащим логотипом бригады теленовостей. Благодаря изгибу улицы и мощным деревьям мало кто мог заметить нашу действующую с оглядкой группу. Она привезла с собой Зипински, Миниатюрный оператор явно старался держаться подальше от нас с Гарри и для – начала установил свой штатив в конце дорожки, видимо решив снять общий вид дома в качестве фона.

– Так, значит, мы эту пленку пока придержим? – спросил Зипински у Денбери.

– Пока придержим, – ответила она. – Сними пока просто дом. Если другого ничего не будет, позже может, понадобиться.

– Это имеет какое-то отношение к тому помешанному, о котором ты мне говорила? – спросил Зипински. – Помешанному на предметах искусства?

– А вот об этом нам сейчас расскажут эти ребята. Верно, джентльмены?

Гарри тяжело вздохнул.

– С Карлой все в порядке?

– В моей крепости она в полной: безопасности и в сиделке не нуждается.

Зипински снял нас с Гарри, стоящими снаружи. Сопровождать нас внутрь репортеры не имели права, поэтому мы вошли в дом одни. Денбери, разумеется, это не обрадовало, но закон она знала.

– Я хочу получить полный отчет, – крикнула она нам вслед.

В офисе Койла Гарри занялся письменным столом, а я проверил содержимое шкафа с папками, просмотрел стопку бумаг на стуле. Так или иначе все они были связаны с деловыми переговорами, и, заглядывая в них, я конечно же нарушал привилегии отношений между адвокатом и его клиентом. Беглый взгляд на документы мне ничего не дал. Ничего имеющего отношение к искусству.

– Карсон, – тихо позвал Гарри, сидевший за столом Койла, – Здесь кое-что есть.

Я отложил очередную папку в сторону и подошел к нему. Гарри указал на плоскую квадратную коробку, примерно тридцать на тридцать сантиметров, из прозрачного плексигласа. Она лежала в верхнем ящике стола, и к ее крышке скотчем был прикреплен небольшой белый конверт.

Гарри облачился в резиновые перчатки и достал коробку из ящика. Внутри нее находилась картина, на которой коричневой краской разных оттенков был изображен череп в сверкающих бликах и крошечных красных, разной степени яркости, причудливо изгибающихся прожилках похожих на червей, что придавало его trompe l'oeil [27]27
  Глазница (фр.).


[Закрыть]глубину и объемность. Изображение было просто сверхреальным. Казалось, что череп можно взять в руки и прочесть ему известный шекспировский монолог. Гарри аккуратно положил коробку на стол и открыл белый конверт. На открытке, размером примерно десять на пятнадцать сантиметров, было три абзаца печатного текста.

– Ну, разве это не интересно? – сказал он, протягивая открытку мне.

Марсден Гекскамп.По утверждению владельца, этюд к «Искусству финального момента». Написано в июле 1970 года (?). Один из семнадцати эскизов к окончательному варианту полотна размером 367 (высота) на 212 (ширина) сантиметров. Четырнадцать из них отличаются высокой степенью сохранности, два имеют умеренные периферийные повреждения (вероятно, от воды), один поврежден сильно, возможно, при срочном небрежном упаковывании.

Сохранилось также несколько небольших картин, которые Гекскамп рассматривал в качестве рабочих версий; две из них были очищены от грязи и разрезаны на мелкие фрагменты для продажи. В настоящее время в наличии имеется девять работ, пять из которых в отличном состоянии, а три серьезно повреждены в результате химического воздействия.

Примечание:Прилагаемый образец внесен в каталог как МГ-ИФМ, эскиз 012.

Я пробовал переварить эту информацию. Упомянутое сокращение позволило мне продемонстрировать чудеса проницательности.

– Это каталожный код или что-то в этом роде: Марсден Гекскамп, Искусство Финального Момента, эскиз номер 12.

Гарри, который читал через мое плечо, тут же подхватил:

– Семнадцать эскизов, одна основная картина «Искусство финального момента». Какого она размера, Карс? Я с метрической системой вообще-то не пересекаюсь, за включением того, что покупаю виски литрами.

– Примерно двенадцать футов в высоту и семь в ширину.

– Черт, – сказал он. – Почти на всю стену.

– Теперь понятно, почему фрагменты, которые мы видели, выглядят как кусочки большого полотна, – сказал я. – Кто-то разрезал пару эскизов, чтобы продать их по частям. Может быть, это фрагменты тех поврежденных холстов.

– А может быть, они в таком виде больше стоят, Карсон. Собственно говоря, люди в этом ищут не искусство.

– Точно. Им просто хочется чего-то симпатичного, к чему прикасались маленькие горячие пальчики Марсдена.

Гарри задумался.

– То почтовое отправление в адрес Койла могло быть покупкой. А эта штука его. Возможно, она принадлежит ему постоянно, а может быть, он просто собирал у себя всю коллекцию перед большим шоу.

Я перебирал в уме разные вероятности.

– Или человек, продающий коллекцию, прислал это Койлу в качестве знака доверия или образца, возможно, и в счет оплаты.

– А мог быть Койл тем, кто удостоверяет подлинность этих вещей? – спросил Гарри.

– Держу пари, что нет; но он практически забронировал себе роль продавца или посредника при продаже. Я почти уверен, что он знает человека, удостоверяющего подлинность. Возможно, даже нанял нашего аутентификатора. Кто еще мог написать такую информацию для каталога?

Картина была единственным, что мы взяли с собой из офиса Койла, поскольку техника ее написания и композиция соответствовали фрагментам, которые мы нашли в комнате Мари и трейлере Хейди. Узкие полномочия ордера на обыск не позволяли нам снять планшеты со стен офиса Койла; им недоставало прямой связи с нашим делом. Взглянув на них еще раз, я с трудом сдержал дрожь: между маской Фориера и черепом Гекскампа я словно заглянул в тревожную и мрачную утробу мироздания.

Гарри положил коробку с картиной в пакет. Мы вышли наружу и направились к краю лужайки, где в плотной тени магнолии нас ждали Денбери и Зипински. Денбери рванулась к нам. Борг так и остался стоять позади своей камеры, закрепленной на штативе. Вероятно, он все-таки опасался приближаться к нам с Гарри.

– Что вы нашли? – спросила Денбери.

Гарри протянул ей коробку.

– Господи, – прошептала она. – Как фото с того света. Зипински тоже взглянул и нахмурился.

– Я почти чувствую запах разлагающегося мяса. Можно это снять?

Гарри хотел было сказать «нет», но остановил себя. Данный случай ничем не отличалась от прочих, когда репортеры снимают копов, собирающих вещественные доказательства по расследуемому делу.

– Ладно, давай, – проворчал он.

– Станьте здесь и покажите ее, – командовал Зипински. – Сейчас я сделаю правильное освещение.

Пока Зипински, установив рефлектор, возвращался к камере, ветер разворачивал его так, что он светил Гарри прямо в глаза. Тот жмурился, ворчал и в конце концов сунул картину мне.

– Давай, Карсон, сделай это. Я только что назначил твою физиономию официальным лицом для всех плакатов отдела ПСИ.

Теперь свет бил мне прямо в глаза. Наконец Зипински удалось зафиксировать прибор, и, уставившись на мигающую красную лампочку на камере, я ждал, когда он отснимет нужное количество пленки. Через несколько секунд он сказал:

– О'кей. – Я вернул картину Гарри, и он направился с ней к машине.

У Денбери зазвонил телефон. Она говорила с кем-то про аварию мотоцикла на шоссе 1-95, про то, что на этой неделе она уже была на двух авариях, что кто-нибудь другой, черт возьми, мог бы съездить туда.Идя по дорожке, она продолжала препираться с кем-то на другом конце связи. А как насчет того, чтобы это сделал кто-то из этих чертовых постоянных корреспондентов, если они еще помнят, как это вообще делается…

По интонациям в ее голосе я догадывался, что она, кажется, победила.

– Черт, сейчас уже, наверное, градусов тридцать пять, – сказал Зипински. Он вытащил из-за пояса штанов край рубашки и вытер им вспотевшее лицо. Живот у него был волосатый, как у орангутана. Он повесил свою бейсболку на камеру и вытер лысеющую голову. Фунт явно хотел заговорить со мной, но отвел глаза в сторону.

– Ну что? – спросил я.

– Α-a, накануне мы проводили кое-какое расследование. Интервью из засады. Ну, знаете… выскакиваем из машины рядом с каким-то мерзавцем-бюрократом. Она задает вопрос: «Скажите, сколько денег вы похитили из Фонда помощи сиротам?» или что-то в этом роде. Я обеспечиваю, чтобы лицо его в этот момент было в кадре, чтобы было снято это самое первое, виноватое выражение, пока он еще не начал оправдываться. Тогда, на стоянке, я все еще находился в том же режиме. В общем, я извиняюсь.

Он протянул руку. Я коротко пожал ее. Сам Боргурт Зипински меня интересовал мало, просто больше не хотелось заставлять его бегать вокруг собственной камеры на полусогнутых. Он начал собирать свое оборудование, затем остановился и смущенно посмотрел на меня.

– Разрешите задать вам один вопрос, детектив Райдер.

Я кивнул.

– Эта картина… в ней есть что-то и прекрасное, и отталкивающее одновременно. Вы действительно считаете, что ее нарисовал тот сумасшедший парень – Гекскамп, кажется? И еще кучу чего-то в этом же роде?

Я утвердительно кивнул и посмотрел на стоявшую в отдалении Денбери. Она закивала головой и бросила свой мобильный в сумочку. Она выглядела уставшей, почти изможденной. Мне вдруг пришло в голову, что подготовка выпуска новостей, вероятно, не такое уж простое занятие, как я думал, – задавать вопросы, совать людям в лицо микрофон, пытаться уловить намеки на сенсацию, которые в большинстве случаев ведут в никуда. По всей видимости, здесь нужно все четко планировать, встречаться с людьми, с которыми встречаться не хотелось бы, смотреть на огромное количество всяких аварий, на застреленных и утонувших людей. Как, собственно, и мне самому.

Я увидел, что Денбери идет в мою сторону. Внезапно она остановилась, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Потом глаза ее открылись и на лицо вновь вернулось боевое, задиристое выражение. Она шла к нам, на ходу роясь в своей сумке. Подняв глаза, она улыбнулась и подняла вверх большой палец, снова светясь озорством. Я помахал ей, отдавая должное силе ее характера и тому, что она может так держаться, будучи практически выжатой.

– Детектив Райдер? – не унимался Зипински, и я понял, что, глядя на ДиДи Денбери, несколько отключился. – Как мог сумасшедший создать такое?

Меня и самого это удивляло.

– Возможно, в нем постоянно боролись гений и злодейство. И порой побеждал гений.

Зипински понимающе кивнул, прикрыл кепкой свою покрасневшую от солнца макушку и продолжил складывать оборудование. Подошла Денбери.

– Вы ведь не собираетесь что-то от меня скрывать? Мы – три мушкетера, вы помните об этом? Ершик, Наути и ДиДи.

Когда Денбери забиралась в кабину фургона, порыв ветра приподнял ее юбку, но она не обратила на это никакого внимания. Я увидел ее ноги – длинные и гладкие, и ярко-красные трусики. Дверь захлопнулась, и она подмигнула мне в окно.

– Эй, заезжайте ко мне попозже, если удастся. Возможно, у меня будут кое-какие результаты по нашему расследованию. Теперь ваша очередь покупать вино. Подсказка: не покупайте ничего с героями комиксов на этикетке.

Они укатили: Зипински за рулем, Денбери – рядом. Я сел в машину к Гарри, пытаясь вспомнить богатые и чарующие цвета на картине из стола Койла. Hо вместо этого перед глазами у меня стояли мелькнувшие на мгновение алые трусики.

Мы мчались к себе в участок, будучи уверенными, что сорвали покров с человека, который, как оказалось, играл в драме вокруг имени Гекскампа немаловажную роль. Я не знал точно, насколько это продвинет нас вперед, но теперь, по крайней мере, я не чувствовал себя так, будто пытаюсь изучать астрономию, сунув голову в грязь и спрашивая себя, когда же покажутся звезды.

– Как ты думаешь, мы должны рассказать Уиллоу о частной галерее Койла? – спросил Гарри.

Мне тоже показалось правильным держать Уиллоу в курсе. Мы сделали это с помощью конференц-связи из небольшого кабинета для переговоров, а не из комнаты детективов. Установив громкоговорящее переговорное устройство посреди стола, мы почувствовали себя персонажами какого-то фантастического фильма пятидесятых годов.

– Мы нашли еще один тайник памятных предметов, – проревел Гарри, не осознав возможностей включенного на полную громкость микрофона.

– Орать не обязательно, – заметил Уиллоу. – Я и так прекрасно вас слышу. Где?

– В доме пропавшего адвоката, Рубина Койла. Он сам является коллекционером, у него полон дом всяких кошмаров. Сначала я думал, что он здесь никто. Но, похоже, он главное действующее лицо всего бала. Естественно, у него есть обычные в таких случаях поручительства – прекрасный честный гражданин, ля-ля-ля, доверие общества, ля-ля-ля. В общем, стандартные песни. Он также является нехилым посредником при заключении контрактов и сделок. И еще знаете что? Похоже, что ожидается выход на этот рынок чего-то очень большого, что требует участия в переговорах такого специалиста.

– Коллекция, – предположил Уиллоу. – Это, должно быть, она.

– Мы совершенно убеждены, что Койл знает, у кого она, – сказал я. – Но это абсолютно не проясняет вопрос, почему у нас сейчас есть две мертвые женщины и третья, которой угрожали.

– Вся деятельность этого больного адвоката сводится только к проведению переговоров? – спросил Уиллоу.

– Он – очень знающий специалист, ведущий человек в «Хамерле, Мелбайн и Раус».

На том конце провода повисла мертвая тишина. Я посмотрел на пульт переговорного устройства: лампочка связи продолжала гореть.

– Мистер Уиллоу? – окликнул я.

– Юридическая фирма. Вы мне об этом раньше не говорили.

– О Койле, пропавшем адвокате? – спросил Гарри. – Конечно же, говорили. Он еще оставил отпечатки своих пальцев в «Уютных хижинах» за пять дней до того, как там была обнаружена Мари Гилбо; их выловили из еще ста тысяч других отпечатков.

– Вы никогда не упоминали, что Койл работает на Уоррена Хамерле.

– А какое отношение вы имеете к Уоррену Хамерле? – спросил я.

Уиллоу рассмеялся, сухо и невесело.

– Все дело в том, кем он был раньше, детектив Райдер. В последний раз, когда я его видел, Уоррен Хамерле был испуганным тощим молодым адвокатом, которого назначал суд…

Голова моя начала клониться вперед, пока не стукнулась о стол.

– Постойте, дайте я угадаю, – перебил я. – Он представлял на процессе интересы Марсдена Гекскампа. Правильно?

Глава 31

– Я ничего не получал от Марсдена Гекскампа. И мне ничего не известно о склонностях Койла к такого рода коллекционированию.

На этот раз Хамерле не угощал нас кофе, а вместо этого предложил нам сесть на стулья прямо у входа. Довольно неучтиво с его стороны.

– Как он обещал отблагодарить вас за хорошую защиту? – спросил я.

Хамерле ходил перед нами со стаканом скотча в руке; вискион нам тоже не предложил.

– Я был молод, в делах, где обвиняемому грозила смертная казнь, никогда не участвовал. Поэтому меня и назначили. Нашим политикам нужен был быстрый процесс, а не какой-то ушлый парень, который станет транжирить государственные деньги, используя всевозможные ходы и уловки, основываясь на противоречиях в заключениях экспертов. Тут им нужен был слэм-данк. [28]28
  Slam dunk – эффектная ситуация в баскетболе, когда мяч забивается в кольцо броском сверху одной или двумя руками (англ.).


[Закрыть]

– Они его и получили, – заметил я.

– И Гекскамп также этого хотел. Он ничего не сделал, чтобы как-то защитить себя. Я расспрашивал его о датах, о времени событий, о возможных вариантах алиби. А он, знаете о чемрассуждал? О будущем искусства. «Как вы думаете, Уоррен, к кому история будет более благосклонна: к Моне или к Сезанну?» – говорил он мне, улыбаясь этой своей чертовой улыбкой лунатика. Да я вообще не понимал, о ком он говорит.

– Вопрос серьезный, – заметил я, – но я бы поставил на Моне.

Хамерле хмыкнул.

– Он также очень любил произносить речи – большие, наполненные драматизмом; вероятно, ему казалось, что это как-то возвышает его. Однажды я слышал, как он цитировал Блэкстоуна, [29]29
  Уильям Блэкстоун (1723–1780) – английский юрист, доктор права Оксфордского университета.


[Закрыть]словно это были его собственные слова. Один преподобный отец, находившийся в тот день в зале суда, узнал в напыщенных разглагольствованиях Гекскампа на крышке стола пересказ проповеди Джонатана Эдвардса, пуританского священника восемнадцатого века.

– Это схожесть образа мышления, – сказал я. – Он не рассматривал это как плагиат, а просто использовал слова и мысли, которые кто-то сформулировал до него; он понимал и разделял их, поэтому они принадлежат ему так же, как и первоисточнику. Есть в этом какой-то умысел?

– Нет, – сказал Гарри. – Именно поэтому, вероятно, это и соответствует действительности.

Хамерле в задумчивости покачал гривой своих седых волос.

– Пару раз в году мне звонят и спрашивают, знаю ли я что-нибудь о произведениях Гекскампа. Разные люди, но всегда очень скрытные и говорящие вокруг да около.

– Объясните, как это, – попросил Гарри.

– «Известно ли вам, мистер Хамерле, что-нибудь интересное о наследии Гекскампа?» «Мистер Хамерле, вы случайно, не держите у себя что-то такое, что может принести вам очень много денег?» Вкрадчивые, льстивые голоса. Я вешаю трубку и иду после этого мыть руки. В основном звонят мужчины. Но два или три раза звонили женщины. Это было хуже всего.

– Вы были адвокатом Гекскампа, – наступательно начал я. – Один из ваших главных партнеров коллекционирует сувениры от серийных убийц и даже располагает картиной которая, очень на то похоже, написана самим Гекскампом – и вы хотите сказать, что вам ничего об этом не известно?

Хамерле сжал челюсти.

– Но это правда. Я понятия не имел, что у Рубина… такой склад ума.

Мы встали, поскольку наша тема была исчерпана. Хамерле проводил нас до двери. Шагнув за порог, я обернулся и посмотрел в его холодные голубые глаза.

– А что, если бы сейчас через эту дверь выходили не мы, а Койл, мистер Хамерле? Что бы вы ему сказали?

Хамерле сделал большой глоток виски и на мгновение задумался.

– Вы на две недели опаздываете с выставлением счетов, Рубин. Где ваши ведомости учета рабочего времени?

Дверь за нами закрылась.

Когда мы отъезжали от дома Хамерле, уже наступили сумерки. Срезая путь, Гарри свернул на Коттедж-хилл-роуд, укрывшуюся под сенью виргинских дубов. Пожилой негр толкал по тротуару трехколесную тележку для покупок, на которой горела тусклая лампа, отбрасывающая косые тени. Он выглядел как человек, который абсолютно счастлив в этой жизни. Я помахал ему, когда мы проезжал мимо. В ответ он оскалился беззубой улыбкой безумца я стал возбужденно указывать на свою тележку, словно вез на ней огонь Божий. Гарри сказал:

– Тот, кто составил подробный каталог коллекции Гекскампа, вероятно, хорошо с ней знаком. Стало быть, он и занимается удостоверением ее подлинности…

Я кивнул.

– Что бы тут ни замышлялось, ни готовилось, оно должно произойти уже скоро.

– Ты думаешь, что Койл еще жив?

– Если мы с тобой правы, то он просто обязан быть живым. Он здесь контактное лицо, аукционный импресарио или как там у них это называется. Пока мне видятся три действующие лица: Койл, аутентификатор и владелец коллекции.

Пальцы Гарри выбивали ритм на рулевом колесе.

– Если картину из. стола Койла нарисовал Гекскамп, она должна стоить сейчас десятки тысяч долларов. По крайней мере, по оценке Уиллоу: Почему же Койл так неосмотрительно оставил ее в столе?

– Он не рассчитывал, что кто-то попадет внутрь, думал, что там она в безопасности. Возможно, он собирался вернуться раньше. Возможно, ему пришлось уехать по делам аутентификации этого дерьма. А возможно и то, что он уже продал эту коллекцию.

– Что-то многовато у тебя всяких «возможно», Карсон. Так же, как возможно, что сцену с Мари Гилбо в мотеле обставляли наспех и экспромтом.

– Похоже, что так. В этом деле вообще одни только зеркальные отражения и сплошные «возможно».

Гарри так резко нажал на тормоз перед красным сигналом светофора, что я едва не плюхнулся носом в переднюю панель.

– Мы теперь, по крайней мере, знаем, что Койл – коллекционер. И это связывает его с Гекскампом. Теперь нам остается выяснить, как Койл связан с Мари Гилбо и Хейди Уикки.

Гарри зевнул, издав звук пароходного гудка в тумане.

– Все это будет уже завтра, Карсон. А сейчас голова моя словно забита мокрым песком.

Он резко нажал на педаль газа, и мы с места рванули в сторону центра. Я глянул на часы и обратил внимание на дату. Ровно неделю назад уехала Эйва, а мне казалось, что прошел целый месяц. Гарри ни разу не заговорил со мной об этом, ограничиваясь короткими непрямыми фразами вроде: С тобой все в порядке, Карсон?или Держись, брат.

За пять лет дружбы у нас выработались определенные правила относительно личной жизни друг друга: никто ни к кому не лез в душу без приглашения. Я точно не знаю, каким образом мы пришли к такому протоколу; скорее всего к моменту нашей первой встречи он уже лежал на столе.

– Гарри?

Он сдержал зевоту.

– Что?

– Что ты думаешь по поводу отъезда Эйвы?

Он молча рулил целых три квартала, а на четвертом подъехал к бордюру и остановился под деревом. Было уже темно, и свет фар проезжавших мимо машин наполнял наш салон затейливыми тенями. Несколько секунд Гарри молча сжимал руль, затем повернулся ко мне.

– Карсон, я думаю, что Эйва – одна из самых привлекательных женщин, каких мне только доводилось встречать. Одна из самых красивых. Может быть, даже одна из самых умных. Вот что я думаю.

– В твоей роскошной похвале, Гарри, тем не менее звучит какое-то «но».

Он отвернулся к окну, за которым проносились машины.

– Гарри. Но – что?

– Но я также думаю, что она одна из самых озабоченнейших. Интересно, есть такое слово? Ну, не важно. Ей пришлось окунуться в какие-то мерзости, и главным образом не по своей вине. Ей нужно было с этим разобраться, многое понять, в том числе и что-то про себя саму, чтобы не дать своему прошлому догнать себя и лягнуть в задницу. Я думаю, что Эйва в конце концов вернется, но в данный момент она… – Он умолк, пальцы его снова забарабанили по рулю.

– Гарри? – окликнул я его.

– Считай, Карсон, что она отправилась в путешествие. Наверное, это именно то, что ей сейчас больше всего надо. И я думаю, что оно будет долгим – таким, пока она не поймет, что для нее на самом деле означает понятие «собственный дом».

Гарри снова завел машину и поехал в сторону полицейского участка. Я хотел было спросить у него, что он все-таки имеет в виду, но это был один из его гарри-измов. А гарри-измы – как постулаты дзен: если ты спрашиваешь об их смысле, значит, не в состоянии понять и ответ.

Мы поднялись к себе, потратили пятнадцать минут на заполнение бумаг и быстро ушли. За целый день пребывания под различными кондиционерами я почувствовал острую нехватку свежего воздуха; поэтому я опустил все стекла и направил фары в сторону дома. Вскоре я оказался в районе, где недавно прошел дождь и в воздухе стоял густой аромат мокрой травы. Это напомнило мне о зеленом дворике Денбери, и захотелось узнать, досталось ли ему хоть немного живительной влаги с небес.

В конце квартала я притормозил у винного магазина. Выбор вина никогда не был моей сильной стороной, но хозяин заверил меня, что калифорнийское шардоне оправдывает каждый цент из указанных на бутылке пятнадцати баксов. Картинки из комиксов на этикетке тоже не было, поэтому я согласился и спрятал вино в пакет.

Света на крыльце дома не было, зато светились окна нижнего этажа. Я припарковался и пошел к крыльцу, но по какой-то неведомой мне причине остановился и присел на ступеньки. Бутылка в руке показалась мне тяжелой, и я поставил ее рядом. Дождь все-таки побывал здесь, и растительность в саду Денбери пахла так остро и насыщенно, что разнообразие этих запахов стало ассоциироваться в моем подсознании с цветом – пурпурным, лиловым, розовым, алым… От всего этого у меня закружилась голова; я лег на деревянные доски крыльца и обхватил себя руками, словно стараясь удержать от более сильных галлюцинаций. Закрыв глаза, я вдыхал ароматы ночного сада, удивляясь тому, что воздух почему-то начинает густеть и превращаться в воду – синюю и блестящую…

 
Держись…
За синие воды
И откажись от своего дыхания, откажись,
 

Где-то в отдалении раздался хлопок. Дверная защелка… Неужели под водой? Ведь я все еще продолжаю плыть…

– Ершик?

 
Пробиваясь сквозь искрящуюся поверхность…
 

Я открыл глаза. В свете вспыхнувшего на крыльце плафона я увидел стоящую надо мной Денбери. Резко подхватившись, я зацепил бутылку, которая кубарем покатилась по ступенькам.

– Вы заснули на моем крыльце? – удивленно спросила она.

Сознание мое продолжало где-то плавать. Я попробовал подтянуть его к моему языку.

– О да, я просто… Я хотел сказать, я думал…

Она рассмеялась.

– И сколько же вы тут уже находитесь?

– Я, уф… – Я взглянул на часы. – Полчаса или около того. Извините.

– Извинить – за что?

Мысли у меня снова начали путаться.

– Да я, собственно, не знаю.

– Зайдите. Или я выйду к вам, если хотите. Вы, похоже, здесь неплохо устроились.

Я протянул ей шардоне.

– Я на минутку. Просто хотел завезти вам бутылку вина. Вернуть долг.

– Возврат будет принят, только если вы тоже немного выпьете со мной.

– Мне пора ехать. Уже…

– Здесь мы вдвоем. Карла наверху, читает. Или спит. Она живет по деревенскому расписанию. – Денбери взяла меня за рукав и осторожно потянула. – Пойдемте.

Я не двинулся с места. Из открытой входной двери лился поток света, который, казалось, также приглашал зайти.

– Я на самом деле не могу, – сказал я.

Ее лицо находилось в тени. Голову кружил аромат влажных цветов. Она раскрыла мою ладонь и вложила в нее бутылку.

– Привезете ее, когда у вас будет больше времени. А я отполирую пару бокалов, чтобы они вас дожидались, хорошо?

Она прильнула ко мне и, встав на цыпочки, поцеловала в лоб.

После этого я остался в ее дворе совершенно один.