Текст книги "Коллекционеры смерти"

Автор книги: Джек Керли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Джон Керли
Коллекционеры смерти

Посвящается Элейн, которая верила всегда

От автора

В интересах повествования я часто искажал названия учреждений, географических мест, всевозможных организаций и правоохранительных органов. Ко всему этому нужно относиться как к выдумке, за исключением природной красоты Мобила и его окрестностей. В романе также упоминается редкая марка, «Алый ангел». Это также выдумка. Любое сходство персонажей этой книги с реальными людьми, ныне живущими или умершими, является чистым совпадением.

Пролог
Здание суда округа Мобил, Мобил, штат Алабама, 15 мая 1972 года

Детектив Джейкоб Уиллоу уклонился от столкновения с плакатом «Умри, проклятый убийца», поднырнул под другой транспарант – «Раскайся, грешник», отодвинул плечом проповедника с узким, худым лицом, размахивающего Библией, и протиснулся между двумя возбужденными толстыми дамами в пропахших потом платьях. Вырвавшись наконец из толпы, волновавшейся перед зданием суда, Уиллоу побежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки; он было попробовал через три, но споткнулся и продолжил бежать через две. У дверей он бросил сигарету в урну и проник внутрь. Суд проходил наверху, и по ступенькам туда он тоже бежал, отчего в конце лестницы у него закружилась голова. Он заглянул за угол в коридор, ведущий к залу суда, надеясь, что не увидит там Плачущей Женщины.

Само собой разумеется, она там была, сидела в двадцати шагах от него на дубовой скамье, не уступавшей размерами церковной, – черное платье, вуаль, локти на коленях, прикрывающие лицо ладони. Уиллоу физически ощутил свою вину перед ней поднимающимся откуда-то из глубины комком к горлу и отвел взгляд.

У лестницы за складным столом сидел охранник Уинделл Лэтхем, пропускающий в зал суда участников процесса. Откинувшись на спинку стула, он охотничьим ножом срезал ногти, которые осыпались на растянувшуюся на животе темную униформу.

– Вижу, вы снова опаздываете, детектив Уиллоу, – не отрываясь от своего занятия, произнес Лэтхем. – Поторопитесь: если не зайдете в зал прямо сейчас, рискуете пропустить приговор.

– А она хоть когда-нибудь уходит? – спросил Уиллоу, кивнув в сторону Плачущей Женщины.

На животе Лэтхема нашел свое место очередной срезанный ноготь.

– После сегодняшнего должна уйти. Больше тут не на что уже будет смотреть.

Уиллоу на цыпочках направился к залу суда, надеясь, что Плачущая Женщина не услышит его шагов. Он ненавидел те чувства, которые она пробуждала в нем, хотя и понятия не имел, кто она такая. Одни говорили, что она мать одной из жертв Марсдена Гекскампа, другие – что сестра или тетка; от тех, кто пытался задавать вопросы или утешать ее, она раздраженно отмахивалась.

Со временем эту странную женщину за плотной вуалью попросту перестали замечать: она стала такой же привычной частью интерьера, как латунные плевательницы или переполненные пепельницы. За три недели процесса она ни разу не зашла в зал суда, будто этот холл с мраморными колоннами стал местом ее скорби. Охрана была добра к убитой горем Плачущей Женщине, позволяя ей оставаться в здании суда и давая иногда вздремнуть в незанятых судейских комнатах.

Уиллоу, сделав глубокий вдох, приближался к дверям зала, стараясь ступать настолько легко, насколько позволяли его ботинки на жесткой подошве. Когда он проходил мимо Плачущей Женщины, та резко подняла голову, вуаль взметнулась и Уиллоу впервые увидел ее лицо и ее глаза – без единой слезинки. Решительность, сквозившая во взгляде, брошенном на него, была какой-то пугающей. Столь же удивительной оказалась и молодость Плачущей Женщины. По виду ей было чуть больше двадцати. Он спиной ощущал ее взгляд, провожавший его до самых дверей, испытывая при этом все то же чувство вины.

Уиллоу уже неоднократно – обычно в предрассветные часы – пытался как-то осмыслить это чувство. Он убеждал себя, что ему просто не хватает опыта, чтобы правильно оценить это злобное безумие, руководимое извращенным разумом. Но несмотря на всего лишь двухлетний стаж работы в качестве детектива полиции штата, он отваживался доказывать своему руководству, что происходящие в южной Алабаме жуткие преступления, кажущиеся на первый взгляд разрозненными, как-то связаны между собой, что здесь необходимо полномасштабное расследование с привлечением полицейских сил штата, округа и города Мобил. И обращения к начальству, и осмысление своих ощущений ни к чему результативному не приводили. Уиллоу просыпался в холодном поту в течение всего процесса, на котором почти ежедневно вскрывались новые факты, связанные с убийствами на почве сексуальных извращений.

Уиллоу кивнул охраннику на входе и проскользнул в забитый публикой зал. Пробираясь к своему постоянному месту, сразу позади стола защиты, он направо и налево извинялся за беспокойство.

– Всем встать! – прокричал судебный пристав, и две сотни находившихся в зале людей поднялись в едином порыве.

Только один человек, сидевший за столом защиты, даже не сдвинулся с места. Это был стройный светловолосый мужчина, на котором полосатая тюремная роба смотрелась словно элегантный костюм из лучшего лондонского магазина. Марсден Гекскамп сидел, лениво покачивая заброшенной на другую ногу ногой в каком-то своем внутреннем ритме. Непослушная прядь волос, спадавшая на лоб, невольно привлекала внимание к его синим, как море, глазам. Он повернул голову к публике и снисходительно улыбнулся, будто откликаясь на завершающую фразу смешной шутки. Их взгляды с Уиллоу пересеклись, и на какое-то мгновение улыбка на лице Гекскампа дрогнула. Адвокат похлопал своего клиента по плечу и движением руки вверх попросил его встать при входе судьи.

Марсден Гекскамп дернул головой и плюнул на ладонь адвоката.

Уиллоу увидел, как того передернуло от омерзения и он торопливо вытер руку о брюки. Ни один человек в зале не заметил этой маленькой драмы; все взгляды были прикованы к окружному судье Харлану Т. Пенфилду, широкими шагами направлявшемуся к кафедре. Свой небольшой рост Пенфилд сполна компенсировал глубоким, как. деревенский колодец, голосом и пронзительным орлиным взглядом, от которого не укрылся бы даже намек на какое-либо нарушение в зале. Судья пристально посмотрел на Марсдена Гекскампа, получив в ответ улыбку и ленивый кивок головой. Пенфилд надел очки с половинными линзами для чтения и развернул листок с решением присяжных о вынесенном приговоре, к которому те пришли, в принципе, уже к концу первой недели процесса.

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы вынести приговор Марсдену Гекскампу, – нараспев произнес Пенфилд. – И на этом завершаются тягостные недели рассмотрения дела, ужасов которого не смогли перенести двое наших присяжных, причем один из них до сих пор находится в больнице с нервным срывом…

Адвокат Марсдена Гекскампа встал.

– Ваша честь, я не думаю, что это может…

– Сядьте, – скомандовал судья Пенфилд. Адвокат сел явно с чувством облегчения от того, что на этом его роль по защите подопечного завершена.

– Пострадали не только эти двое присяжных, – раскатистым басом продолжал Пенфилд, – пострадали все, кто вдыхал удушливый запах серы, исходящий от мистера Гекскампа ядовитым туманом…

Марсден Гекскамп жестом изобразил, будто поднимает воображаемый бокал вина для произнесения тоста; цепи на его изящных запястьях при этом мелодично звякнули, словно колокольчики, Пенфилд сделал паузу и внимательно посмотрел на обвиняемого.

– Ваши кривлянья больше не будут досаждать этому суду, мистер Гекскамп. Властью, предоставленной мне штатом Алабама, я приговариваю вас к заключению в тюрьму Холман, где, надеюсь, вынесенный вам смертный приговор – казнь на электрическом стуле – будет в установленный срок приведен в исполнение. И возможно, во время ваших предсмертных судорог Господь подарит вам прощение.

Как только прозвучал удар судейского молотка Пенфилда, Марсден Гекскамп поднялся, отбросив руку своего адвоката.

– А как же последнее слово осужденного, Ваша честь?

– Сядьте, мистер Гекскамп.

– Я что, не имею на него права? Разве неминуемо грядущая смерть не позволяет мне сказать несколько последних фраз?

– А вы давали последнее слово своим жертвам, мистер Гекскамп?

Марсден Гекскамп умолк и будто бы задумался. На лице его промелькнуло удивление.

– Некоторые из них наговаривали целые тома, Ваша честь.

– Ублюдок! – выкрикнул из зала мужчина с грубым лицом, грозя Гекскампу кулаком. Похоже, он был пьян.

– Сядьте и держите себя в руках, сэр, или вас выведут отсюда, – почти нежно сказал ему Пенфилд. Мужчина снова бухнулся на свое место и закрыл лицо руками.

– Ну, так что, Ваша честь? Можно мне сказать? – не унимался Гекскамп.

Уиллоу видел, как глаза судьи скользят по ожидающим лицам публики. Задержавшись на корреспондентах, изнывавших от желания услышать сенсацию в последних словах Марсдена Гекскампа, Пенфилд выразительно постучал по своим часам.

– Я даю вам тридцать секунд, мистер Гекскамп, и ожидаю услышать молитву о спасении души.

Улыбка исчезла с губ Гекскампа, в глазах вспыхнул недобрый огонь.

– Просить о прощении – удел глупцов, судья.Жалкий жребий пустых голов. В действительности значение имеет не то, куда мы идем, а то, что мы создали, пребывая в скромной мастерской этого мира…

– Убийца! – выкрикнула женщина из зала.

– Сумасшедший! – подхватила другая.

Пенфилд стукнул своим молотком.

– Тихо! Десять секунд, мистер Гекскамп.

Гекскамп повернулся к публике. Взгляд его нашел Уиллоу, задержался на нем на мгновение, затем вернулся к судье.

– В этом и заключается искусство нашей текущей жизни – уметь поймать ее мгновения. Пауки тоже попадаются, увязают в янтарной смоле, но они волшебным образом могут уползти. Укусить. Повлиять на что-то…

– Пять секунд, – Пенфилд демонстративно подавил зевок. От такого неуважения лицо Гекскампа налилось кровью.

– Вы – ЧЕРВЯК! – пронзительно закричал он, обращаясь к Пенфилду. – Презренное, жалкое существо, ничтожество, даже меньше чем ничтожество, – мерзкое насекомое, посмевшее оскорбить Его величество ИСКУССТВО!

– Ваше время закончилось, мистер Гекскамп, – объявил Пенфилд. – И пусть никто и никогда не скажет, что вы не имели возможности произнести правильные слова.

Марсден Гекскамп скосил взгляд на судью. Затем проворно, словно гимнаст, вскочил на стол защиты.

–  Tiart du moment final! – с завыванием прокричал он, брызгая слюной. – C'est moi! C'est moi! C'est moi!

Искусство финального момента,мысленно перевел Уиллоу, привлекая все свое знание французского, который он два года учил в средней школе. Это я!

– Охрана, усадите этого человека, – приказал Пенфилд. Сквозь нарастающий шум в зале стук его молотка был едва слышен.

Глаза Уиллоу уловили какое-то движение позади Пенфилда. Он заметил, как дверь кабинета судьи медленно открылась, стали видны письменный стол, книжные полки, низкий столик, затем в дверном проеме возникла Плачущая Женщина. Она шагнула в зал и остановилась у ног Гекскампа» Толпа затаила дыхание. Из складок ее платья возник пистолет с длинным стволом. Она подняла оружие, и ее палец плотно лег на курок.

Она снова плакала, пристально глядя Марсдену Гекскампу в глаза. Затем произнесла:

– Я люблю тебя.

Уиллоу бросился через деревянные перила ограждения, вытянув руки в сторону пистолета, и приземлился на пол позади стола защиты. В этот момент в зале прогремел выстрел. Спереди на рубашке Гекскампа появилась новая красная пуговица размером с десятицентовую монету, но на спине рубашка просто взорвалась. Он рухнул навзничь позади Уиллоу. В зале возникла паника: одни, упав, прижимались к полу, другие с криками, в неимоверной давке, устремились к выходу.

Марсден Гекскамп приподнял голову и застонал, с губ его срывались какие-то неразборчивые слова, Уиллоу наклонился и подставил ухо поближе, стараясь хоть что-нибудь уловить, но глаза Гекскампа закрылись и голова запрокинулась.

– Ты не уйдешь от меня! – закричал Уиллоу. Он схватил мужчину за рубашку на груди и сильно встряхнул, словно стараясь извлечь слова, застрявшие в его горле. Глаза Гекскампа резко раскрылись.

– Джейкоб, следи… Ты должен был следить… – На губах умирающего лопнул кровавый пузырь. – Ты должен следить…

– За чем? – прокричал Уиллоу прямо в стекленеющие глаза Гекскампа. – СЛЕДИТЬ ЗА ЧЕМ?

Веки Марсдена Гекскампа дрогнули, затем поднялись.

– Искусство, Джейкоб, – произнес он, теперь по его подбородку стекала красная кровавая пена. – Следи за… блистательным искусством.

Взгляд Гекскампа помутнел, губы замерли. Рядом с Уиллоу прозвучал второй выстрел, и в двух метрах от него на пол упало еще одно тело. Плачущая Женщина стала Мертвой Женщиной.

Глава 1
Мобил, штат Алабама; наши дни

– Бессмысленное дело, эти награды, – сказал Гарри Наутилус, отъезжая на огромном синем «форде» «Краун-Виктория» от полицейского участка. – Ничего хорошего от всего этого ждать не приходится.

– Прекрати, Гарри, – ответил я, глядя в зеркало заднего вида и пытаясь завязать галстук. – Все-таки мэр удостоил нас звания офицеров года.

– А я к тому же еще и символ Алабамы – дятел. Тра-та-та.

– Как-никак, а все-таки честь, – заметил я.

– Морока это на нашу задницу, и ничего больше. Всего лишь слова какого-то там политика.

– По крайней мере, там нас бесплатно накормят. – Я взглянул на часы: у нас было еще минут двадцать, чтобы не торопясь добраться до отеля, где мэр устраивал торжественный завтрак по этому поводу. У себя на работе я уже определил место для диплома рядом со своим столом – меня раньше никогда ничем не награждали.

– Как думаешь, следует мне упоминать о тех ребятах из суда? – спросил я, вытягивая руки и пытаясь сообразить: то ли мой темно-синий китель здорово сел, то ли я в свои тридцать все еще продолжаю расти.

– Ты это о чем, Карсон?

– О своей благодарственной речи.

В ответ Гарри что-то прорычал на одной низкой ноте. Гавермент-стрит была перекрыта из-за какого-то строительства, поэтому мы поехали через южную часть центра города, где дома были поменьше, а квартиры – подешевле. Я спокойно полировал ногти о собственные брюки, когда из бокового переулка вылетела женщина, отчаянно размахивая руками; розовый халат на ней развевался, как пелерина на всаднице. Внезапно она оказалась прямо перед нашей машиной, и Гарри Наутилус всем своим весом – а это добрых килограммов сто десять – обрушился на педаль тормоза. Завизжали шины. Женщина в халате выставила перед собой руки, словно это могло уберечь от двигавшегося на нее двухтонного автомобиля. «Краун-Виктория» пошла юзом, и наш бампер остановился в каких-то сантиметрах от ее коленок.

– В этом переулке лежит мертвая женщина, – запыхавшись, выпалила она, запахивая халат. Ей было под тридцать, худая, как жердь, судя по говору – местная, жительница Аппалачей. – Под ней столько крови!

Пока Гарри заруливал в переулок, я позвонил диспетчеру. На бетоне, вытянув руки перед собой, лицом вниз лежала женщина. Боясь уничтожить улики, мы остановили машину подальше и бросились к телу, В таких случаях мы всегда бежим, надеясь, что наши первичные реанимационные действия могут спасти человека.

Но только не в этот раз. Увидев под ней огромную лужу крови, Гарри перестал бежать, а за ним притормозил и я. Последние несколько шагов мы прошли очень осторожно, тщательно обходя красные потеки. Кровь уже начала сворачиваться, и я понял, что убийца давно скрылся. На женщине была белая блузка, и между лопаток я увидел кровавое пятнышко. Вдали послышался вой полицейских сирен. Гарри присел рядом с трупом, а я принялся осматривать место происшествия: битое стекло, разбросанный мусор и прочий хлам, характерный для маленьких городских улочек. К бетонному тротуару подступали ветхие гаражи, между которыми росла трава, желтая от недостатка влаги и солнца. В глаза мне бросился какой-то яркий предмет: перед осевшим гаражом метрах в шести от вытянутой руки женщины лежал большой оранжевый апельсин.

В переулок с другой его стороны въехала еще одна «Краун-Виктория», сопровождаемая полицейской патрульной машиной и «скорой помощью». Из «форда» появились детективы Рой Трент и Клей Бриджес Район 2 был их территорией. Мы же с Гарри девяносто девять процентов своего времени проводили в Районе 1, а оставшийся один процент – в составе специального подразделения.

Мы рассказали Тренту и Бриджесу все, что успели заметить сами: для этого хватило буквально трех фраз. Бриджес отвел женщину в халате в сторону, чтобы успокоить и допросить, Трент пошел осматривать тело, нервно приглаживая большой ладонью свои редеющие волосы.

– Черт. Это Апельсиновая Леди.

– Апельсиновая Леди? – переспросил я.

– Ее зовут Нэнси, фамилию не помню. Она живет в групповом доме [1]1
  Групповые дома – специальные дома, где люди с расстройствами и патологией живут и их обучают самопомощи, навыкам совместной жизни и работы. (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть]в квартале отсюда. Каждое утро она ходит на рынок и покупает себе апельсин. Одну штуку. И делает то же самое вечером. Я как-то спросил ее, почему она не купит утром сразу два апельсина или целый пакет. Знаешь, что она ответила?

– Что?

– Что апельсинам нравится лежать в магазине, потому что там у них есть возможность смотреть на людей. А у нее же дома они могут видеть только внутренность ее холодильника.

– Насколько я понимаю, – сказал Гарри, – в этих групповых домах живут люди, у которых есть определенные проблемы с головой?

Трент кивнул:

– Безобидная публика, которой по жизни нужна небольшая помощь. Возможно, Нэнси не всегда мыслила связно, зато она постоянно была счастлива, оживленно болтала с окружающими, пела песни на французском и все такое.

– Значит, это был ее утренний апельсин, – указал я на замеченный ранее оранжевый шар. Я присел, оглядывая мостовую между женщиной и апельсином, затем лег на живот, прикидывая топографию поверхности и отмечая про себя, что в центре переулка находится решетка водостока.

– Чтобы плыть, нужна вода, Карс, – скептически заметил Трент.

– А чтобы катиться, нужен толчок, – ответил я, вставая и отряхивая песок с ладоней и кителя. Трент, заканчивая осмотр тела, в недоумении покачал головой. – Кто мог стрелять в нее, когда она стояла посреди этого переулка?

– Скорее, бежала по переулку, – предположил я.

Трент вопросительно поднял бровь.

– Апельсин находится примерно в шести метрах от нее. Да еще немного в гору. Если бы она стояла или шла, апельсин мог бы укатиться на пару метров, причем в другую сторону, к центру переулка. Здесь есть уклон для стока воды. Выстрелом ее, конечно, бросило вперед. Но для того чтобы апельсин отлетел так далеко, думаю, нужен был дополнительный импульс. Судебные эксперты сделают расчет, но я готов поспорить на пару баксов, что она бежала во весь дух.

Трент на мгновение задумался.

– Если она бежала, значит, знала, что находится в опасности; вероятно, узнала преступника. – Он направился к патрульной машине, чтобы выставить людей в форме для охраны места происшествия, затем вдруг приостановился.

– Эй, я слышал, что вас, ребята, мэр признал офицерами года?

– Просто болтовня, – ответил Гарри.

Трент ухмыльнулся.

– Звание офицера года вам обоим действительно не очень подходит. Как насчет такого: Двое зазнаек из ПИС-ПИС?

ПИС-ПИС на сленге полицейских называли специальное подразделение – ПСИ, которому предписывалось заниматься психопатологическими и социопатическими исследованиями и название которого было длиннее, чем список его состава: Гарри и я. Работа в нем занимала тот самый один процент нашего служебного времени.

Гарри вздохнул:

– Не начинай, Рой.

Трент снова на мгновение задумался.

– Или так: Толкователи всяческих странностей? – Хохотнув, он принялся было выдумывать очередной титул, но, заметив недобрый взгляд Гарри, вспомнил, что хотел позвать патрульных.

Наша эпизодическая роль в столь знакомой жизненной драме была завершена, и мы с Гарри снова сели в свою машину, полагая, что дело Апельсиновой Леди быстро будет раскрыто: бедная женщина кого-то достала, и он или она отомстили ей. В том, чтобы стрелять в спину убегающей женщине средь бела дня, определенно было что-то иррациональное, Поступок на эмоциях, без участия разума. Трент и Бриджес проверят окружение жертвы и выяснят, кого она в последнее время раздражала сверх всякой меры. Убийцу схватят, и дело закрыто.

Церемония присуждения наград происходила в одном из центральных отелей города. К тому времени, когда туда приехали мы, на банкетных столах оставались только остывшие кофейники. Мы с Гарри проскользнули к нашему столику, извиняясь по пути за опоздание. На трибуне, возвышавшейся в передней части большого зала с низкими потолками, слишком нарядная дама из санитарного департамента, поглаживая на груди свежеприколотый почетный знак, произносила бессмертную фразу о мусорных свалках.

– …Хотела бы поблагодарить все микроорганизмы, участвующие в расщеплении органических отходов…

Рядом с ней стоял мэр Лайл Эдмундс с застывшей улыбкой на румяном лице. Женщина из санитарной службы, закончив монолог, засеменила к своему столику. Мэр снова взял микрофон, но динамики не воспроизвели ни звука. Он постучал по нему пальцем – в ответ раздался резкий скрип. Две сотни лиц дружно поморщились, и я в том числе. Мэр наклонился и попробовал опять.

– …оверка. Проверка. Ну что, эта штука снова работает? Хорошо. Я еще раз хочу поблагодарить всех за то, что вы пришли сюда и предоставили мне возможность отдать должное тем, кто с каждым годом улучшает качество жизни в нашем прекрасном портовом городе в то самое время, когда наша администрация также вносит свой заметный вклад…

Большинство сидящих в зале внимательно смотрели на трибуну, вынужденные делать вид, что сражены красноречием мэра. Во главе нашего стола – если в принципе так можно сказать про круглый стол – сидел начальник полиции Барстон Плакетт. По обе стороны от него расположилось еще четверо высших полицейских чинов, а далее по убывающей обосновались лейтенант Том Мейсон, Гарри и я.

Мэр умолк, заглянул в список награжденных, лежавший рядом с ним, и поднял пару значков.

– Две награды – это как раз для нас, – прошептал я Гарри. – Что я должен был сказать в своей благодарственной речи?

– Оставь все речи и проповеди для мэра, Карсон. Просто хватай что дают и быстренько дуй назад к нашему столику. – Гарри хмуро посмотрел на меня, и выражение его лица говорило лишь об одном: «Не вздумай подходить к микрофону».

Мэр снова постучал по микрофону и буквально прилип к нему.

– Моя следующая награда – лучшему полицейскому офицеру года у нас в Мобиле. На этот раз я с большим удовольствием отмечаю командную работу двоих лучших в Мобиле, усилия которых оказались весьма эффективными при недавней поимке убийцы из морга, а также Джоела Эдриана пару лет назад. Это общая награда для детективов Наутилуса и Райдера из специальной команды, известной под названием ПСИ, или психопато… логическо и социо… социолого… Черт возьми, язык сломать можно. Давайте я просто скажу, что эти двое прекрасных джентльменов обеспечивают нам то, в чем не может сравниться с Мобилом ни один из городов по качеству его…

Мэра снова унесло в очередной полет самовосхваления, изрядно потакаемого средствами массовой информации. Их представители – репортеры, фотографы, видеооператор из «Мобил Реджистер» – толпились сбоку. Я заметил пристально смотревшую на меня женщину-репортера с «Канала 14». Когда наши с ней глаза встретились, она улыбнулась и перевела взгляд на мэра. Я вспомнил ее имя – ДиДи Денбери. Стройная блондинка среднего роста, с несколько крупноватыми чертами лица и большущими глазами. Когда мы с Гарри ненадолго попали под вспышки обращенных на нас камер, Денбери оказалась ближе всех ко мне, а ее микрофон – ближе других к моему лицу. Ни тому, ни другому я особого значения не придал.

Понадував щеки еще пару минут, мэр оглядел зал и нашел взглядом нас – сидевших рядом стройного блондина и крупного чернокожего брюнета с квадратными плечами.

– А сейчас я хочу представить вам детективов Гарри Наутилуса и Карсона Райдера. Подойдите получить свои награды, офицеры.

Раздались аплодисменты., Я шел к трибуне за горчично-желтым костюмом Гарри. На нем еще была бледно-лиловая рубашка и красный галстук. Гарри любил цвет в одежде, но это вовсе не означало, что у него был вкус. Мы поднялись на трибуну, пожали руку мэру и получили свои значки. Снизу кто-то крикнул:

– Задержитесь для снимка.

Я слегка наклонил голову, решительно выдвинув вперед челюсть, и принял максимально эффектную позу Непримиримого Борца с Преступностью. Засверкали вспышки. Я приколол свой значок на грудь и уже было направился с трибуны, но тут перед моим лицом сам собой всплыл микрофон. Несмотря на увещевания Гарри, я не смог отказать себе в том, чтобы прильнуть к нему на пару слов. – В первую очередь я хотел бы поблагодарить Академию…

Микрофон взвыл так, будто по листу металла врезали кувалдой. Все начали морщиться, некоторые пригнули головы. В центре зала перепутанный официант уронил поднос с посудой, и осколки фарфора разлетелись далеко по полу. Гарри глухо зарычал, вонзил свой палец мне в поясницу и вытолкал с трибуны, не давая насладиться мгновениями моего триумфа.