Текст книги "Космическая опера. Сборник фантастических романов"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Все теперь обратили взгляды в сторону Гила.

– Э, вот как, – протянул Нион Бохарт. – Где ты все это узнал?

– От отца.

– Ну, если ты такой знающий, то как же изменяли Правила?

– Никакого Государственного Правительства у нас нет. Городское Правительство возглавлял Мэр, пока Министерство Соцобеспечения не сделало такое Правительство ненужным.

– Мэр ничего не может сделать, – проворчал Нион Бохарт. – Он всего лишь хранитель городских документов: ничто.

– Да полно! – выкрикнул в притворном возмущении Флориэль. – Мэр, чтоб вы знали, троюродный брат моей матери. Он обязан быть джентльменом!

– По крайней мере, его не могут отправить в изгнание или на перестройку, – сказал Гил. – Если бы Мэром избрали такого же человека, как Эмфирион – а выборы, между прочим, в следующем месяце, – то он мог бы настоять на положениях, записанных в Городской Хартии Амброя, и Министерству Соцобеспечения пришлось бы подчиниться.

– Ха–ха! – хохотнул Мэл Вилли. – Подумать только! Все пособия повышены! Агенты подметают улицы и доставляют посылки!

– Кто может быть избран Мэром? – спросил Флориэль. – Любой?

– Естественно, – презрительно усмехнулся Нион. – Сумел же попасть на эту должность кузен твоей матери.

– Он очень выдающийся человек! – возразил Флориэль.

– Как правило, Совет Цехмейстеров выдвигает одного из своих старейшин, – разъяснил Гил. – Его всегда избирают, а потом переизбирают, и обычно он остается на своей должности до самой смерти.

– А кто такой Эмфирион? – спросила Геди. – Я где–то слышала это имя.

– Мифический герой, – уведомил ее Нион Бохарт. – Часть межзвездного фольклора.

– Возможно, я глупая, – сказала с решительной усмешкой Геди, – но какой прок избирать Мэром мифического героя? Что это даст?

– Я не говорил, что нам следует избрать Эмфириона, – уточнил Гил. – Я говорил, что человек вроде Эмфириона, наверное, сумел бы настоять на переменах.

Флориэль быстро пьянел и довольно глупо рассмеялся:

– А я говорю, изберем Эмфириона, мифический он там герой или нет!

– Правильно! – воскликнул Мэл. – Изберем Эмфириона. Я всей душой за!

Геди неодобрительно наморщила нос.

– Все равно я не вижу, что же это даст.

– По–настоящему, это ничего не даст, – объяснил Нион Бохарт. – Просто мы подурачимся и покажем нос Министерству Соцобеспечения.

– Мне это кажется глупостью, – фыркнула Геди. – Ребяческой выходкой.

Гилу только неодобрения Геди и не хватало.

– По крайней мере, получатели осознают, что жизнь – это нечто большее, чем ожидание ваучеров Министерства!

– Верно! – воскликнул Нион Бохарт. – Отлично сказано, Гил! Я и не представлял, что ты такой воспламенитель!

– Да вообще–то нет… И все же, обыкновенному получателю не помешает малость встряхнуться.

– Все равно, по–моему, это глупо, – фыркнула Геди и, схватив бокал, отхлебнула большой глоток вина.

– Во всяком случае, это хоть какое–то занятие, – высказался Флориэль. – Как подойти к тому, чтобы стать Мэром?

– Странное дело, – проговорил Нион Бохарт, – на этот вопрос могу ответить я, хотя у моей матери никаких кузенов нет. Все очень просто. Мэр сам организует выборы, поскольку эта должность, теоретически, не входит в епархию Министерства Соцобеспечения. Кандидат должен внести Мэру залог в сто ваучеров, а тот потом обязан вывесить свое имя на доску бюллетеней на Муниципальном Променаде. В день выборов все, кто желает проголосовать, идут на Променад, изучают имена на доске бюллетеней и объявляют о своем выборе писцу, который ведет подсчет.

– Стало быть, нужна всего–навсего сотня ваучеров, – заключил Флориэль. – У меня найдется десять.

– Что? – хихикнула Сонджали. – Ты лишишь работы кузена своей матери?

– Это тупоумный старый фигляр. Не далее как месяц назад он прошел мимо меня и матери с таким видом, словно не заметил нас. Фактически, я отдам на залог пятнадцать ваучеров!

– А я не дам и ломаного чека, – фыркнула Геди. – Затея эта нелепая и совершенно ребяческая. А возможно, даже незаконная.

– Я ставлю десять, – немедленно откликнулся Гил. – Или пятнадцать, если уж на то пошло.

– Я дам пять, – пообещала Сонджали, бросив озорной взгляд на Ниона Бохарта.

Шульк, Мэл и Югер вызвались внести по десять ваучеров каждый, а две девушки, пришедшие с Нио–ном и Шульком, смеясь, пообещали по пять ваучеров.

– По моим подсчетам, общая сумма залога доходит до семидесяти пяти ваучеров, – подытожил Нион. – Отлично, я внесу двадцать пять, чтобы довести до сотни, и что еще важнее, отнесу эти деньги Мэру.

Геди выпрямилась на стуле и что–то прошептала на ухо Сонджали, которая нахмурилась и сделала нетерпеливый жест.

Флориэль наполнил все бокалы и предложил тост.

– За избрание Мэром Эмфириона!

Все выпили. И тут Гил вспомнил:

– Еще одно! Что если в силу какой–то фантастической случайности Эмфириона выберут? Что тогда?

– Ба! Ничего подобного не случится, – возразил Нион Бохарт. – И что же если выберут? Возможно, это заставит людей задуматься.

– Людям лучше всего думать о том, как вести себя прилично, – чопорно заявила Геди. – Я считаю всю эту затею отвратительной.

– Да брось ты, Геди, – обронил Флориэль. – Не будь такой обидчивой! В конце концов это просто маленькая шутка!

– Тебе не кажется, – обратилась Геди к Сонджали, – что нам пора домой?

– Зачем спешить? – недоумевал Флориэль. – Вечеринка же только начинается!

– Конечно! – эхом откликнулась Сонджали. – Брось ты, Геди, не волнуйся. Не можем же мы так рано уйти домой! Наши друзья сочтут нас смешными.

– Ну, а я хочу домой!

– А я – нет! – отрезала Сонджали. – Так что вот!

– Я не могу ехать одна, – сказала Геди. – Эта часть города очень опасна, – она поднялась на ноги и стояла, ожидая, что кто–нибудь вызовется проводить ее.

– А, ладно, – пробурчал Гил. – Сонджали, нам лучше уйти.

– Но я не хочу уходить. Мне здесь весело. Почему бы тебе не отвезти Геди домой, а потом вернуться?

– Что? К тому времени, когда я вернусь сюда, все уже соберутся расходиться!

– Едва ли, мой мальчик, – усмехнулся Нион Бохарт. – Это же празднование! Мы нацелились гулять всю ночь! Фактически, мы вскоре переберемся отсюда в одно известное мне местечко, где встретимся еще с несколькими друзьями.

Гил повернулся к Сонджали.

– Разве тебе не хочется поехать с нами? По дороге мы могли бы поговорить…

– Ну в самом деле, Гил! Это же такая мелочь, а мне тут весело!

– А, ладно Геди, – сказал Гил. – Пошли.

– Что за грубая компания! – провозгласила Геди, как только они покинули таверну. – Я думала, все будет приятней, иначе ни за что бы не пошла сюда. По–моему, все твои друзья нескопы! О них следует сообщить куда надо!

– Ничего подобного, – буркнул Гил. – Не больше, чем я.

Геди многозначительно фыркнула и ничего больше не сказала.

Они проехали обратно в район Бруэбен, а потом прошли к площади Андл, через переулок Госгер и к дому Геди. Та открыла дверь и оглянулась на Гила с застенчивой редкозубой улыбкой.

– Ну вот, мы здесь, и далеко от той сомнительной компании. Сонджали к ней, конечно, не относится. Она просто избалованная и одержима духом противоречия… Не хочешь зайти? Я заварю отличный чай. В конце концов еще ведь не слишком поздно.

– Нет, спасибо, – поблагодарил Гил. – Мне лучше вернуться на вечеринку.

Геди резко захлопнула дверь у него перед носом. Гил повернулся и, печатая шаг, двинулся обратно через площадь Андл. В мастерской горел тусклый свет, Амиант, должно быть, вырезает ширму или корпит над старинным документом. Гил замедлил шаги, гадая, а пошел бы на эту вечеринку его отец. Вероятно, нет… Но когда Гил пересек площадь, он несколько раз оглянулся через плечо на одинокий огонек за янтарными оконными стеклами.

Обратно к «овертренду», обратно в Южный Фульгер, вверх на гребень ко «Дворцу Скрученной Ивы». К огорчению Гила, свет уже не горел, таверна пустовала, если не считать уборщика и официанта.

Гил подошел к официанту.

– Та компания, с которой я сидел вон за тем столиком – они сказали, куда уходят?

– Нет, сударь, мне не сказали. Они все веселились и смеялись, много вина пили. Уверен, что не знаю.

Гил медленно спустился с холма обратно. Не отправились ли они в «Кабак Кичера» в Катоне? Маловероятно. Гил зашагал в темноту, по гулким улицам Фульгера: мимо каменных складов и хижин из древнего черного кирпича. С устья накатывался туман, создавая влажные ауры вокруг уличных фонарей. Наконец, удрученный, он вернулся к площади Андл. Там он остановился, а затем медленно прошел к переулку Госгар и к двери с синими песочными часами. Сонджали жила на четвертом этаже. Те окна оставались темными. Гил уселся на лестнице и стал ждать. Прошло полчаса. Гил вздохнул и поднялся на ноги. Вероятно, она вернулась давным–давно. Он отправился домой и улегся спать.

Глава 9

На следующее утро Гил проснулся, надел рабочий халат и спустился позавтракать.

– Ну как, – спросил Амиант, – как прошла вечеринка?

– Неплохо. Ты когда–нибудь слыхал о «Дворце Скрученной Ивы»?

Амиант кивнул.

– Приятное местечко. Там по–прежнему подают илистого угря с эспергами?

– Да. – Гил отхлебнул чая. – На вечеринке был Нион Бохарт, и Флориэль и еще несколько человек из спецкласса при Храме.

– А, да.

– Ты знаешь, что в следующем месяце выборы Мэра?

– Не задумывался об этом. Полагаю, самое время.

– Мы говорили о том, чтобы собрать сотню ваучеров и поставить на голосование имя Эмфириона.

Амиант поднял брови.

– Агентов Министерства Соцобеспечения это не позабавит.

– А им–то какое дело до этого?

– Министерству Соцобеспечения есть дело до всего, что происходит с получателями.

– Но что они могут сделать? Предложить имя кандидата в Мэры – это не нарушение правил!

– Имя умершего, легенды.

– А разве это нарушает правила?

– Формально, надо думать, нет. Если общественность желает избрать на должность Мэра легенду… Конечно, легендарный герой может не подойти по возрасту или месту жительства или по иным условиям. Если так, тогда это имя, конечно, не может быть даже помещено на доски.

Гил кивнул. В конце концов это все равно не имело большого значения… Он спустился в мастерскую, заточил стамески и принялся вырезать ширму, все время кося одним глазом на дверь. Наверняка раздастся стук, заглянет вся в слезах, кроткая, Сонджали, извиниться за предыдущий вечер.

Никакого стука. Никаких заплаканных девушек.

Ближе к вечеру, когда через открытую дверь лился янтарный свет солнца, появился Шульк Одлебуш.

– Здорово, Гил Тарвок. Значит, усердно трудимся?

– Как видишь, – Гил отложил стамески и развернулся на скамье. – Что привело тебя сюда? Что–нибудь случилось?

– Решительно ничего. Прошлой ночью ты упоминал о пятнадцати ваучерах на некий проект. Нион просил меня заскочить и забрать.

– Да, конечно, – но Гил заколебался. При свете дня эта озорная выходка казалась какой–то бессмысленной. Даже злой. Или правильней: насмешливой и издевательской. Однако, как указывал Амиант, если население желало голосовать за легенду, то почему нет?

Желая потянуть время, Гил спросил:

– А куда вы отправились из «Скрученной Ивы»?

– В один частный дом вверх по реке. Тебе следовало бы сходить туда. Все там чудно провели время.

– Вижу.

– У Флориэля определенно хороший вкус по части девушек, – тут Шульк покосился на Гила. – Не могу сказать того же о тебе. Кто такая та страшенная коза, которую ты привел?

– Я ее не приводил. Мне просто пришлось отвезти ее домой.

Шульк пожал плечами.

– Давай пятнадцать ваучеров, я спешу.

Гил поморщился, но пути назад не было. Он посмотрел на отца, надеясь, что тот прикажет ему не делать глупостей, но Амиант, казалось, вообще не обращал внимания на их разговор.

Гил сходил к шкафчику, отсчитал пятнадцать ваучеров и отдал их Шульку.

– Вот.

Шульк кивнул.

– Превосходно. Завтра мы пойдем на Муниципальный Променад и зарегистрируем нашего кандидата в Мэры.

– Кто идет?

– Всякий, кому охота. Разве это будет не здорово? Представляешь, какая подымется суматоха!

– Полагаю, что да.

Шульк небрежно махнул на прощанье и ушел. Гил подошел к верстаку, уселся напротив Амианта.

– Как, по–твоему, я правильно поступаю?

Амиант осторожно положил стамеску.

– Ты определенно не делаешь ничего неправильного.

– Знаю, но не поступаю ли я глупо? Безрассудно? Никак не могу решить. В конце концов пост Мэра – не важная должность.

– Напротив! – возразил Амиант с удивившей Гила горячностью. – Эта должность узаконена Городской Хартией, и она, безусловно, очень древняя. – Амиант умолк и негромко пренебрежительно хмыкнул. По чьему именно адресу, Гил определить не мог.

– А что может сделать Мэр? – спросил Гил.

– Он может – или по крайней мере может попытаться – провести в жизнь положения Хартии. – Амиант, нахмурясь, поднял взгляд к потолку. – Полагаю, можно возразить, что правила Министерства Соцобеспечения законно заменяли Хартию, хотя никогда ее не отменяли. Об этом свидетельствует само существование поста Мэра!

– Хартия древнее Правил Министерства Соцобеспечения?

– Да, безусловно. Древнее и шире по охвату. – Голос Амианта снова сделался бесстрастным и задумчивым. – Пост Мэра – последнее проявление Хартии, к сожалению. – Он поколебался, поджав губы. – По моему мнению, Мэр может действенно взять на себя защиту принципов Хартии… Трудное дело, полагаю. Да, безусловно, трудное…

– Почему трудное? – спросил Гил. – Ведь Хартия все еще в силе?

Амиант задумчиво уставился через открытую дверь на площадь Андл. Гил начал гадать, а расслышал ли Амиант его вопрос.

Наконец, Амиант заговорил.

– Свобода, привилегии, возможность выбора должны постоянно использоваться, даже с риском столкнуться с неудобствами. Иначе они устареют и станут немодными, неправоверными, и, наконец, незаконными. Иногда человек, который настаивает на своих привилегиях, кажется надоедливым и вздорным, но в действительности он оказывает большую услугу всем. Естественно, свобода никогда не должна становиться вседозволенностью, но правила никогда не должны становиться оковами.

– Значит, ты думаешь, – нахмурился Гил, – что мне следует попытаться стать Мэром и провести в жизнь положения Хартии?

Амиант, улыбнувшись, пожал плечами.

– Что до этого, то не могу ничего советовать. Ты должен решить сам… Давным–давно у меня была возможность сделать нечто похожее. Меня отговорили, и с тех пор я никогда не чувствовал себя вполне комфортно. Наверное, я не из храбрецов.

– Ну конечно же, ты храбрый! – заявил Гил. – Ты самый храбрый человек, какого я знаю!

Но Амиант лишь улыбнулся, покачал головой и ничего больше не сказал.

На следующий день Гила навестили Нион, Флориэль и Шульк. Все трое – взволнованные, возбужденные, оживленные. Надевший черно–коричневый костюм, Нион выглядел старше своих лет. Флориэль держался небрежно–дружески.

– Да что с тобой случилось позапрошлой ночью? – простодушно спросил он. – Мы все ждали, ждали, ждали… Наконец, решили, что ты отправился домой или может… – он подмигнул, – задержался чуточку потискать Геди.

Гил с отвращением отвернулся.

Флориэль пожал плечами.

– Если тебе охота – дело твое.

– Возникла небольшая трудность, – сказал Нион. – Нельзя зарегистрировать имя Эмфириона, если только это не псевдоним проживающего в городе получателя с репутацией человека добрых нравов. Я, как только–только развязавшийся с Отрядом Чествования и Чистоты, естественно отпадал. У Флориэля и Шулька неприятности с Цехом. Мэла выставили из Храма. Югер – ну, ты же знаешь Югера. Он просто не пойдет. Поэтому мы номинировали тебя под именем Эмфирион. – Нион выступил вперед и весело хлопнул Гила по плечу. – Мой мальчик, возможно, ты будешь новым Мэром!

– Но я не хочу быть Мэром!

– Строго говоря, шансы невелики.

– Разве нет никаких оговорок насчет возраста?

Нион покачал головой.

– Ты полноправный получатель, ты на хорошем счету в своем Цехе и Храм не заносил тебя ни в какой список. Короче, ты – приемлемый кандидат.

Сидевший за своим верстаком Амиант хохотнул. Все повернулись и посмотрели на него, но Амиант больше не издал ни звука

– У меня нет возражений, – сказал Гил, поразмыслив, – при одном условии.

– Каком?

– Таком, что всем этим делом управляю я. Вы будете подчиняться моим приказам.

– Приказам? – скривил рот Нион. – Ну, в самом деле!

– Если хочешь, чтобы было по–иному – воспользуйся собственным именем.

Нион закатил глаза к потолку.

– А, ладно, если тебе охота поважничать…

– Называй это как угодно. – Уголком глаза Гил видел, что Амиант внимательно прислушивается. Теперь губы Амианта изогнулись в легкой улыбке, и он склонился над ширмой.

– Ты согласен на мои условия? Нион поморщился, затем кивнул.

– Да, конечно. Главное, не власть или престиж, а хорошая шутка.

– Вот и отлично. Я не хочу, чтобы в это дело были вовлечены, прямо или косвенно, какие–либо нескопы или преступники. Все должно быть полностью в рамках правил.

– Нескопы не обязательно безнравственны, – возразил Нион Бохарт.

– Верно, – произнес нараспев со своего места за верстаком Амиант.

– Но знакомые тебе нескопы именно такие, – ответил Гил Ниону, посмотрев в сторону отца. – У меня нет желания находиться в милости у твоих знакомцев.

Нион растянул губы, показав на мгновение острые белые зубы.

– Ты определенно хочешь, чтобы все делалось по–твоему.

Гил вскинул руки жестом человека, испытывающего искреннее облегчение.

– Действуйте без меня!

– Нет–нет, – прервал его Нион Бохарт. – Действовать без тебя, когда ты придумал весь этот чудесный план? Ерунда!

– Тогда – никаких нескопов. Никаких заявлений или объяснений, или любой деятельности без моего предварительного одобрения.

– Ты не можешь быть сразу везде. Несколько секунд Гил сидел, глядя на Ниона Бохарта. И как раз, когда он уже открыл рот, готовясь окончательно и бесповоротно отказаться от этого проекта, Нион пожал плечами.

– Как скажешь.

Скут Кобол выразил Амианту горячий протест.

– Идея эта абсолютно нелепая! Юноша, всего лишь подросток, в числе кандидатов в Мэры! Да еще именует себя Эмфирионом! И вы не считаете это антиобщественным поведением?

– Это нарушает какие–то правила? – мягко осведомился Амиант.

– Это чересчур самонадеянное и предосудительное поведение! Вы насмехаетесь над великим постом! Это взбудоражит и собьет с пути многих людей!

– Если какая–либо деятельность не нарушает правил, то она правильная и приличествующая, – заявил Амиант. – А если деятельность правильная и приличествующая, то любой получатель может заниматься ею сколько душе угодно.

Лицо Скута Кобола сделалось кирпично–красным от гнева.

– Неужели вы не понимаете, что создадите мне трудности? Мой начальник спросит меня, почему я не обуздываю подобное шутовство! Отлично! Упрямство – дело обоюдное. Случилось так, что приказ об увеличении вашего ежегодного пособия лежит у меня в офисе и ждет оставленной на мое усмотрение рекомендации. И я должен поставить указание «Не Одобрено» на основании общественной безответственности. Столкновением со мной вы ничего не добьетесь!

Амианта это ничуть не тронуло.

– Поступайте, как считаете наилучшим.

Скут Кобол резко развернулся к Гилу.

– Каково ваше последнее слово?

Гил, внутренне кипя от негодования, ответил ровным тоном.

– Правил это не нарушает. Почему мне не следует становиться кандидатом?

Скут Кобол вылетел из мастерской как ошпаренный.

– Ба! – пробормотал себе под нос Гил. – Возможно, Нион и нескопы все–таки правы!

Он подошел к своему верстаку, уселся. Работая, он бросал озадаченные взгляды в сторону Амианта, который сидел, глядя в пространство, иной раз шевеля губами, словно он беззвучно с кем–то разговаривал. Вскоре он подошел к шкафчику и извлек свою папку. Гил беспокойно следил за тем, как Амиант перебирает документы.

Той ночью Амиант работал в мастерской допоздна. Гил метался и ворочался у себя на кушетке, но не спустился узнать, чем же это занимается его отец.

На следующее утро мастерскую пронизывал странноватый кислый запах. Гил не задавал никаких вопросов, а сам Амиант не стал ничего объяснять.

Днем Гил участвовал в Цеховой вылазке на остров Пирит, в двадцати милях от берега моря: горбик скалы с несколькими потрепанными ветром деревьями, павильоном, несколькими коттеджами и рестораном. Гил надеялся, что его причастность к кампании по выборам Мэра – событие относительно малоизвестное и неразрекламированное – может ускользнуть от внимания коллег, но оказалось, что дело обстояло иначе. Весь день к нему относились свысока, говорили ему колкости, тайком изучали, сторонились его. Юноши и девушки задавали ему вопросы о его эксцентричном псевдониме, о его планах в случае, если его выберут. Гил был не в состоянии придумать какой–нибудь толковый ответ. Под конец дня он чувствовал себя униженным и рассерженным. Когда он вернулся домой, то Амианта там не застал. Из мастерской все еще не до конца выветрился кислый запах.

Амиант не возвращался домой допоздна – необычное событие.

На следующий день обнаружилось, что по всем районам Бруэбен, Нобиль, Фульгер, Додрехтен, Катон, Ходж, Виж и далеко в Годеро и Ист–Тауне были вывешены плакаты. Послание гласило:

ПОДДЕРЖИМ ПЕРЕМЕНЫ К ЛУЧШЕМУ.

НАШИМ НОВЫМ МЭРОМ ДОЛЖЕН БЫТЬ

ЭМФИРИОН!

Гил с изумлением глядел на плакаты. Они были отпечатаны дупликационным способом.

Один из плакатов висел на стене рядом с их домом. Гил подошел поближе, понюхал чернила и узнал кислый запах, что пронизывал мастерскую.

Гил присел на скамью. Ужасная ситуация! Как мог его отец быть таким безответственным? Что за дух противоречия настолько овладел им?

Он поднялся, медленно прошел через площадь.

Амиант стоял у своего верстака, нанося узор на новую ширму; Крылатое Существо, срывающее плод с Древа Жизни. Панель представляла собой темную, блестящую плиту из пердуры, которую Амиант специально берег именно для этого рисунка.

Гил ненадолго задержался в дверях и постоял, пристально глядя на Амианта. Тот поднял голову и кивнул.

– Итак, юный политик прибывает домой. Как проходит состязание?

– Нет никакого состязания, – пробурчал Гил. – Я сожалею, что вообще согласился на эту глупость.

– О? Подумай о престиже. Конечно, при условии, что тебя выберут.

– На это мало шансов. А престиж? Как резчик по дереву я пользуюсь большим престижем.

– Если тебя выберут как Эмфириона, то ситуация будет иной.

– Я ничего не понимаю в работе Мэра. Это нелепо.

Амиант пожал плечами и вернулся к узору. На верстак Гила упала тень. Он обернулся. Скут Кобол с двумя типами в сине–коричневых мундирах – агентами.

Скут Кобол перевел взгляд с Гила на Амианта.

– Сожалею о необходимости данного визита. Однако я могу доказать, что в этой мастерской имел место нарушающий правила процесс, приведший к дупликационному производству нескольких сот плакатов.

Гил бессильно прислонился к верстаку. Скут Кобол и двое агентов шагнули вперед.

– Либо один, либо оба из вас виноваты, – провозгласил Скут Кобол. – Приготовьтесь…

Амиант стоял, переводя озадаченный взгляд с одного на другого.

– Виновны? В печатании политических плакатов? В том нет ни малейшей вины.

– Вы печатали те плакаты?

– Конечно, печатал. Это мое право. Никакой вины тут нет.

– Я думаю иначе, особенно ввиду того, что вас уже предупреждали. Это серьезное правонарушение!

Амиант вытянул руки вперед.

– Как я могу совершать правонарушение, когда осуществляю право, гарантированное Великой Хартией Амброя?

– Как–как? И что же это за право?

– Великая Хартия, вы с ней знакомы? Она служит основой всех правил.

– Ничего не знаю ни о какой Хартии. Я знаю Кодекс Правил Министерства Соцобеспечения, и этого вполне достаточно.

Амиант был более чем любезен.

– Разрешите показать вам то место, на которое я ссылаюсь. – Он подошел к шкафчику и извлек одну из древних брошюр. – Обратите внимание: Великая Хартия Амброя. Наверняка ведь вы знакомы с ней?

– Я слышал о такой вещи, – со скрипом признал Скут Кобол.

– Ну, в таком случае, вот это место. «Любой гражданин добродетельных качеств и хорошей репутации может представить вниманию общественности уведомление о такой кандидатуре посредством рекламы, вывешивания в общественных местах отпечатанных бюллетеней и плакатов, устных сообщений и призывов, в общественных местах или вне их…» Есть и еще, но думаю, что этого достаточно.

Скут Кобол пригляделся к брошюре.

– Что это за тарабарщина?

– Это написано на Официальном архаическом, – пояснил Амиант.

– Чем бы оно ни было, я не могу этого прочесть. А если я не могу ее прочесть, то она ни к чему меня не обязывает. Это барахло может быть чем угодно! Вы пытаетесь обмануть меня!

– Вот уж нет, – возразил Амиант. – Здесь основной закон Амброя, перед которым должны отступить и Кодекс Министерства Соцобеспечения, и Цеховые Правила.

– В самом деле? – ответил мрачным смешком Скут Кобол. – И кто же соблюдает этот закон?

– Мэр и народ Амброя.

Скут Кобол сделал резкий жест, подавая знак агентам.

– Доставьте его в Управление. Он совершил противозаконное дуплицирование.

– Нет! Я этого не делал! Разве вы не видите это место в тексте? Оно признает мои права!

– А разве я не сказал, что не в состоянии его прочесть? Существуют сотни, тысячи таких устаревших документов. Убирайтесь! Я не испытываю никаких симпатий к хаосистам!

Гил прыгнул вперед, ударив Скута Кобола.

– Оставь отца в покое! Он ни разу не совершал правонарушений!

Один из агентов оттолкнул Гила в сторону, второй подставил ему подножку и отправил на пол. Скут Кобол стоял над ним, раздувая ноздри.

– К счастью для тебя, удар не попал в цель, иначе… – Он не закончил фразы и повернулся к агентам. – Идите же! Доставьте его в Управление.

И Амианта увели.

Гил бежал следом за агентами Министерства до их пятиколесного автомобиля.

Амиант выглянул из окна и спокойно сказал:

– Сделай заявление Мэру! Потребуй, чтобы он добивался соблюдения Хартии!

– Да–да! Но это сработает?

– Не знаю. Делай, что можешь.

Агенты оттолкнули Гила в сторону. Автомобиль отъехал. Гил стоял, глядя ему вслед. А затем, не обращая внимания на ошеломленные взгляды друзей и соседей, вернулся в мастерскую.

Сунув Хартию в папку, он взял из шкафчика деньги и снова побежал к «овертрендскому» киоску на площади Андл.

Гил отыскал Мэра, кузена матери Флориэля, в кабачке «Коричневая Звезда». Как и ожидал Гил, тот слыхом не слыхивал о древней Хартии. Гил объяснил обстоятельства дела и попросил Мэра вмешаться, но тот решительно замотал головой.

– Дело совершенно ясное, как мне кажется. Дупликация запрещена по веской и достаточной причине. Похоже, ваш отец – своенравный субъект, раз нарушает такое важное правило.

Гил прожег взглядом вежливое лицо Мэра, а затем в ярости развернулся кругом и широким шагом зашагал в сумраке обратно к площади Андл.

Он добрел, спотыкаясь, до постели и лежал, уставясь невидящим взором в пространство, в то время как внутри у него все переворачивалось при мысли о том, что делали с его отцом.

Бедный наивный Амиант! Он уповал на магию слов: на фразу в одном из его древних клочков бумаги.

Но вскоре, по мере того как тянулась ночь, Гил засомневался. Вспоминая поведение Амианта за последние несколько дней, Гил начал гадать, а не сделал ли Амиант то, что считал себя обязанным сделать, полностью сознавая риск.

Бедный, глупый, храбрый Амиант, подумал Гил.

Амианта доставили домой через полторы недели. Он потерял в весе и казался ошеломленным и безразличным ко всему. Зайдя в мастерскую, он сразу же направился к верстаку и сел, словно ноги его не держали.

– Отец! – вскрикнул внезапно севшим голосом Гил. – Ты здоров?

Амиант кивнул.

– Да. Настолько здоров, насколько можно ожидать.

– Что они сделали?

Амиант сделал глубокий вдох.

– Не знаю. – Он обратил взгляд к ширме, взял в руку стамеску. И пальцы этой руки внезапно показались Гилу медлительными и неуклюжими. – Я даже не знаю, за что меня забрали.

– За печатание плакатов!

– Ах, да! Теперь помню. Я им что–то прочел. Что это было?

– Вот это! – выкрикнул Гил. – Великая Хартия! Неужели ты не помнишь?

Амиант без большого интереса взял брошюру, повертел ее так и сяк и вернул Гилу.

– Кажется, я устал. Не могу прочесть. Гил взял его за руку.

– Пойдем наверх, приляг. Я приготовлю ужин и мы поговорим.

– Я не очень голоден.

В дверь постучали, и в мастерскую вошел Нион Бохарт в высокой зеленой кепке с вытянутым козырьком, зеленом костюме и черно–желтых ботинках. При виде Амианта он остановился, а затем медленно проследовал вперед, горестно качая головой.

– Перестройка, да? Этого–то я и боялся. – Он смотрел на Амианта так, словно тот был восковой фигурой. – Должен сказать, они проявили мало сдержанности.

Гил медленно выпрямился и повернулся лицом к Ниону.

– Все это случилось из–за тебя!

Нион Бохарт негодующе напрягся.

– Да брось ты! Давай без оскорблений! И правила, и Великую Хартию писал не я! Я не сделал ничего худого!

– Ничего худого? – повторил, как эхо, Амиант тихим отчетливым тоном.

Гил негромко скептически фыркнул.

– Ну, тогда чего же ты хочешь?

– Я пришел обсудить выборы.

– Нечего тут обсуждать. Меня это не интересует.

Губы Амианта зашевелились, словно он опять повторял то, что услышал.

Нион Бохарт бросил кепку на верстак.

– Послушай, Гил, вини не меня, а тех, кто это сделал.

– И кто же это?

– Трудно сказать, – пожал плечами Нион Бохарт. Бросив взгляд в окно, он заторопился к дверям, пробормотав. – Новые гости.

В мастерскую вошло четверо. Гил из них знал только Скута Кобола.

Скут Кобол коротко кивнул Гилу, метнул молниеносный взгляд на Ниона Бохарта и долго разглядывал Амианта.

– Итак, как перестроенный, вы имеете право на особый совет. Это Цурих Кобол. Он поможет обеспечить вам новую здоровую основу существования.

Цурих Кобол, кругленький коротышка с лысой головой, чуть кивнул и внимательно пригляделся к Амианту.

Пока Скут Кобол говорил, Нион Бохарт незаметно крался к двери, но теперь знак, сделанный человеком, стоящим позади Скута Кобола – высоким мужчиной в черном, с энергичным, надменным лицом и в большой черной шляпе с многочисленными лентами, – заставил Ниона Бохарта остаться.

Скут Кобол повернулся от Амианта к Гилу.

– А теперь, я должен уведомить вас, что ответственность ваша высока. Квалифицированное мнение определило ваше поведение, как граничащее с преступным.

– Вот как? – переспросил Гил. К горлу у него подступил резкий кислотный привкус. – Это почему же?

– Во–первых, выдвижение вашей кандидатуры – это явно злое озорство, попытка опозорить город. Такая позиция является неуважительной и нетерпимой. Во–вторых, вы пытаетесь внести путаницу в списки Министерства Соцобеспечения, называясь именем легендарного и несуществующего человека. В–третьих, ассоциируя себя с этим легендарным мятежником против установленного порядка, вы косвенным образом оправдываете хаосизм. В–четвертых, вы якшались с нескоперированными.

Тут вперед выступил Нион Бохарт.