Текст книги "Космическая опера. Сборник фантастических романов"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава 2

Первая мысль о грядущей славе появилась у Гила Тарвока, когда ему исполнилось семь лет. Его отец, человек обычно рассеянный и далекий от всего насущного, почему–то вспомнил, что у сына день рождения, и они вместе отправились пешком через весь город. Гил предпочел бы съездить «овертрендом», но Амиант воспротивился, и они зашагали на север через новостройки Вашмонта, мимо скелетов разрушенных небоскребов, с замками лордов на вершинах. Вскоре они пришли на Северный Выгон в Ист–тауне, где недавно выросли яркие веселые палатки «Бродячих Артистов Фрамтри». Реклама гласила: «Чудеса вселенной: великолепный тур без всяких опасностей, неудобств или расходов. Шестнадцать пленительных миров, расположенных со вкусом в поучительной последовательности».

Рядом шли представления театра марионеток с труппой из живых дамарянских кукол. Далее диорама иллюстрировала знаменитые события в истории Донны. В соседнем балагане демонстрировались инопланетные существа, живые, мертвые или в виде изображения. Далее можно было увидеть комический балет под названием «Ниэсерия». В салоне чтения мыслей работал Пагул – таинственный землянин. Всюду были игорные палатки, стойки с прохладительными напитками и лотошники, торговавшие безделушками и всякой мелочью.

Гил едва мог идти из–за того, что глазел по сторонам, в то время как Амиант с терпеливым безразличием проталкивался сквозь толпу. Большую часть посетителей ярмарки составляли получатели Амброя, но многие приехали из отдаленных районов Фортинана; попадались даже иностранцы из Боредела, Сожа, Клоста. Их можно было узнать по кокардам, позволявшим получать гостевые ваучеры Министерства Соцобеспечения. Изредка они видели и гаррионов – странных животных, наряженных в человеческую одежду. Это означало, что среди нижняков прогуливаются лорды.

Амиант и Гил совершили виртуальное путешествие по звездным мирам. Они увидели Битву Птиц при Слоу на Мадуре; аммиачные бури Фаджейна; манящие мимолетные картины Пяти Миров. Гил наблюдал эти странные сцены, ничего не понимая; они казались слишком чужими, слишком гигантскими, а временами и слишком жестокими. Амиант же смотрел на все с печальной полуулыбкой. Он понимал, что никогда не отправится в путешествие, никогда он не накопит ваучеров хотя бы для трехдневной экскурсии на Дамар.

Затем они посетили зал, где показывали на диораме знаменитых влюбленных из мифов: лорда Гутмора и Дикую Розу; Медиэ и Эстазу; Джерууна и Джерань; Хурса Горгонью и Ладати–метаморфку и дюжину других пар в живописных древних костюмах. Гил задавал много вопросов, от ответов на которые Амиант по большей части уклонялся.

– История Донны сверхдлинная и сверхзапутанная, – говорил он, – достаточно сказать, что все эти красивые люди – легендарные существа.

Покинув зал, они прошли в Театр марионеток [1]1
  Административные положения Фортинана, а на самом–то деле и всего Северного Континента, запрещали как синтезирование, так и ввоз разумных созданий, поскольку из–за этого обычно росли списки получателей. Дамаряне, уроженцы луны Дамар, фабриковали маленьких созданий, с мохнатыми черными головами, черными клювами и с размещенными по бокам головы глазами, наделенных покорным интеллектом. Покуда эти создания выступали только в качестве марионеток, или служили живыми игрушками лордов–детей, агенты пособий склонны были игнорировать их присутствие. – Прим. автора.


[Закрыть]и смотрели, как маленькие создания в масках разыгрывали пьесу «Благородная Верность Идеалу – Верный Путь к Финансовой Независимости». Гил завороженно следил за тем, как Марелви, дочь простого волочильщика, танцевала на улице Фульгер, где она привлекла внимание лорда Бодбозла «Чалуза» – развратного старого магната, – полновластного господина двадцати пяти феодов. Лорд Бодбозл обхаживал ее, ловко выделывая антраша, но Марелви отказывалась присоединиться к его свите иначе чем в качестве законной супруги, с полным признанием и переходом в ее собственность пяти отборных феодов. Лорд Бодбозл согласился, но Марелви сперва должна была навестить его замок и научиться быть финансово независимой леди. Доверчивая Марелви была доставлена; аэроботом в его замок, над Амброем, где лорд Бодбозл тут же попытался соблазнить ее. Марелви претерпела различные забавные злоключения, но в критический момент через окно в замок прыгнул ее дружок Рудель, забравшийся по обнажившимся балкам древнего небоскреба. Он отметелил дюжину охранников–гаррионов, пришпилил к стене хнычущего лорда Бодбозла, в то время как Марелви скакала, исполняя танец радости. Чтобы купить себе жизнь, лорд Бодбозл презентовал влюбленным шесть феодов в центре Амброя и космоях–ту. Счастливая пара, достигшая финансовой независимости и вышедшая из списков получателей пособия, счастливо улетела путешествовать, в то время как лорд Бодбозл массировал полученные синяки…

Вспыхнули лампы; окидывая взглядом зрительный зал, Гил заметил пару гаррионов в роскошных ливреях из лавандовой, алой и черной кожи. Они стояли позади зрительских рядов, человекоподобные нелюди, гибриды насекомого, горгульи и обезьяны, неподвижные, но напружиненные, с шарообразными глазами, не сфокусированными ни на чем, но наблюдающими за всем. Гил слегка толкнул отца локтем в бок.

– Здесь гаррионы! Марионеток смотрят лорды!

Амиант бросил короткий взгляд через плечо.

– Лорды или лордыни.

Гил обшарил взглядом ряды зрителей. Никто из них не походил на лорда Бодбозла; никто не излучал того почти видимого блеска власти и финансовой независимости, который по представлению Гила должен окружать всех лордов. Он начал было спрашивать у отца, кто же, по его мнению, лорд, а затем остановился, зная, что в ответ Амиант лишь незаинтересованно пожмет плечами. Гил прошелся взглядом по рядам, изучая лицо за лицом. Как мог лорд или леди не испытывать негодования при виде этой грубой карикатуры?

Антракт должен был длиться десять минут; и Гил, соскользнув со своего места, отправился изучать сцену. Сбоку висел парусиновый полог, Гил заглянул за него. Там сидел с чашкой чая в руках невысокий человек в коричневом бархатном камзоле. Гил нырнул под полог, постоял, колеблясь, готовый прыгнуть обратно, если человек в коричневом бархате захочет схватить его. Гил подозревал, что марионетки – это похищенные дети, которых хлестали, пока они не начинали играть и танцевать с безупречной точностью: эта мысль придавала всему представлению какое–то отталкивающее очарование. Но человек в коричневом бархате дружелюбно кивнул, и, осмелев, Гил сделал несколько шагов вперед.

– Вы кукловод?

– Он самый, мальчик.

Кукловод выглядел довольно старым и невзрачным. Он ничуть не походил на того, кто станет мучить и сечь детей. С возросшей уверенностью Гил спросил – не зная что именно он имел в виду:

– А вы… настоящий?

Кукловод, похоже, не счел этот вопрос неразумным.

– Я настолько настоящий, насколько необходимо, мальчик. Были некоторые, находившие меня, скажем так, эфемерным и испаряющимся.

Суть ответа Гил понял.

– Должно быть, вы много где побывали.

– Что верно, то верно. Изъездил вдоль и поперек весь Северный Континент, был в Бухте и Салуле, на юге полуострова до Вантануа. И все это только на Донне.

– А я никогда не выезжал из Аброя.

– Ты еще юн.

– Да; когда–нибудь я хочу стать финансово независимым и отправиться в космос. Вы бывали на других планетах?

– На дюжинах планет. Я родился около такой далекой звезды, что тебе никогда не увидеть ее света, во всяком случае, в небе Донны.

– Тогда почему же вы здесь?

– Я и сам часто спрашиваю себя о том же. И ответ всегда бывает такой: потому что я не в каком–то ином месте. И это заявление разумней, чем оно кажется. Да и разве это не чудо? Вот я и вот ты; подумай об этом! Если учесть, насколько широка галактика, то ты должен признать, что совпадение это весьма и весьма исключительное!

– Не понимаю.

– Все просто! Предположим, что ты находился бы здесь, а я – где–то в другом месте, или я – здесь, а ты – где–то в другом месте, или же мы оба в каких–то других местах: все три случая куда как вероятней четвертого, которым является факт нашего общего присутствия в трех метрах друг от друга. Повторяю, чудесное сцепление! И подумать только, что какое–либо влияние Века Чудес осталось в далеком прошлом!

Гил с сомнением кивнул.

– Эта история про лорда Бодбозла – я не так уж уверен, что она мне понравилась.

– А? – надул щеки Холкервойд. – Это почему же?

– Это была неправда.

– Ах, вот как. В чем именно?

– Человек не может драться с десятью гаррионами. Это все знают.

– Так, так, так, – пробормотал Кукловод. – Мальчик мыслит буквально. Но разве ты не желаешь, чтобы такое было возможным? Разве рассказывать людям веселые сказки – это не наш долг? Когда ты подрастешь и узнаешь, сколько должен городу, тебе будет не до веселья.

Гил кивнул.

– Я ожидал, что марионетки будут меньше. И намного красивей.

– А, так он еще и придирчив. Неудовлетворенность. Ну тогда так! Когда станешь побольше, они покажутся тебе маленькими.

– Они ведь не похищенные дети?

Кукловод расхохотался.

– Так вот что тебе пришло в голову? Да как же я мог бы обучить детей резвым скачкам и безыскусным ужимкам, когда они такие скептики, такие требовательные критики, такие приверженцы абсолютов?

Гил решил сменить тему.

– В зале сидит какой–то лорд.

– Не лорд, дружок. Маленькая леди. Она сидит во втором ряду слева.

Гил моргнул.

– Откуда вы знаете?

Кукловод совсем по–королевски взмахнул рукой.

– Ты желаешь украсть у меня все мои секреты? Ну, мальчик, запомни вот что: маски и маскировка – и срывание всех и всяческих масок – это искусство, присущее моему ремеслу. А теперь поторопись вернуться к отцу. Он всегда носит маску свинцового терпения, чтобы спрятать, защитить свою душу. Внутренне же он дрожит от горя. Ты тоже познаешь горе; я вижу, что ты – человек обреченный.

Гил вернулся на свое место. Амиант бросил на него короткий взгляд, но ничего не сказал. Вспоминая слова Кукловода, Гил посмотрел через весь зал. И верно, там во втором ряду – девочка рядом с женщиной среднего возраста. Так, значит, это леди! Гил внимательно изучил ее. Вне всяких сомнений, она была хорошенькой и изящной, дыхание у нее наверняка терпкое и душистое, словно вербена или лимон. Гил заметил некоторую надменность, некоторую утонченность манер, которые чем–то завораживали, бросали вызов.

Свет померк, занавес раздвинулся, и теперь началась печальная пьеса, которая, по мнению Гила, могла быть посланием лично ему от Кукловода.

Местом действия этой истории являлся сам театр марионеток. Один из актеров–марионеток, думая, что внешний мир – это место вечного веселья, сбежал из театра и вышел, смешавшись с группой детей. Некоторое время шли ужимки и песни; а потом дети, устав от игры, отправились кто куда. Актер–марионетка тихо пробирался по улицам, осматривая город: какое же скучное место по сравнению с театром, хотя там все ненастоящее и вымышленное! Но ему не хотелось возвращаться, он знал, что его ждет. Колеблясь, медля, он пришел обратно к театру, распевая грустную песенку. Его собратья, актеры–марионетки, встретили его сдержанно и со страхом; они тоже знали, чего ожидать. И в самом деле, в следующей же постановке традиционной драмы «Эмфирион» беглому актеру–марионетке досталась роль Эмфириона. Теперь последовала пьеса в пьесе, и повесть об Эмфирионе пошла своим чередом. Под конец, попавшего в руки тиранов Эмфириона приволокли на Голгофу. Перед казнью он попытался произнести речь, оправдывающую его жизнь, но тираны заткнули его рот гротескно большой тряпкой и сверкающий топор отсек ему голову.

Гил заметил, что маленькая леди, ее спутница и охранники–гаррионы не остались до конца пьесы. Когда зажегся свет, они уже исчезли.

Гил и Амиант шли в сумерках домой, занятые каждый своими мыслями.

– Отец, – заговорил наконец Гил.

– Да.

– В той истории, беглого актера–марионетку, игравшего Эмфириона, казнили.

– Да.

– Но ведь актера, игравшего беглого актера, тоже казнили!

– Я это заметил.

– Он тоже убегал?

Амиант вздохнул и покачал головой.

– Не знаю. Возможно, марионетки дешевы… Между прочим, это не правдивый рассказ об Эмфирионе.

– А какой же рассказ правдивый?

– Никто не знает.

– А Эмфирион был настоящим человеком?

Амиант на миг задумался, прежде чем ответить. А затем сказал:

– Человеческая история была долгой. Если человек по имени Эмфирион никогда не существовал, то был другой человек, с иным именем, который существовал.

Гил счел это замечание чересчур глубоким для своего интеллекта.

– А где, по–твоему, жил Эмфирион? Здесь, в Амброе?

– Это загадка, – ответил Амиант, – которую пытались разрешить некоторые люди и без малейшего успеха. Есть, конечно, кое–какие ключи к разгадке. Будь я иным человеком, будь я опять молод, не будь у меня… – голос его стих.

Некоторое время они шли молча. Затем Гил спросил:

– А что такое «обреченный»?

Амиант с любопытством пригляделся к нему.

– Где ты услышал это слово?

– Кукловод сказал, что я человек обреченный.

– А. Понятно. Ну, в таком случае, это означает, что ты выглядишь как мальчик, которого ждет, скажем так, важное предприятие. Что ты станешь замечательным человеком и совершишь замечательные деяния.

Отцовские слова заворожили Гила.

– И я буду финансово независимым и стану путешествовать? С тобой, конечно?

Амиант положил руку на плечо Гила.

– Поживем – увидим.

Глава 3

Амиант с Гилом жили в узком четырехэтажном доме, построенном из старых черных бревен и крытом коричневой черепицей. Фасад здания выходил на площадь Андл–сквер в северной части района Бруэбен. На нижнем этаже располагалась мастерская Амианта, где тот вырезал деревянные ширмы; на следующем этаже находились кухня и клеть, в которой Амиант хранил свою коллекцию старых рукописей. На третьем этаже были спальни; а выше шел чердак, набитый разными непригодными ни к какому делу предметами, слишком старинными или замечательными, чтобы их выбрасывать.

Амиант, не смотря на меланхолический склад характера, считался отменным мастером, но спрос на его ширмы всегда превышал предложение. Поэтому ваучеры в доме Травоков не скапливались. Одежда, как и все прочие товары Фортинана, изготовлялась вручную и стоила дорого; Гил носил комбинезончики и брюки, кое–как сшитые самими Амиантом, хотя ремесленные цеха в общем–то не поощряли такой автономии. Сына Амиант не баловал. Каждое утро вверх по Инесе величественно подымалась в дачный поселок Бейзен баржа «Жаунди», чтобы вернуться после наступления темноты. Прокатиться на ней было пределом мечтаний для амбройских детей. Амиант раз–другой упоминал про экскурсию на «Жаунди», но из этой затеи так ничего и не вышло.

Тем не менее, Гил считал себя счастливчиком. Все его сверстники уже учились ремеслу: в цеховой школе, в домашней мастерской или в мастерской родственника. Дети писцов, клерков, педантов или любых других, кому могло понадобиться умение читать и писать, осваивали вторую или даже третью графему [2]2
  В Фортинане и по всему Северному континенту применялось пять графем или систем письменности: 1. Набор из тысячи двухсот тридцати одной пиктограммы, происходящий от древних межпланетных соглашений, преподаваемый всем детям. 2. Скорописная версия пиктограмм, которой пользовались торговцы и ремесленники, имевшая примерно четыреста добавочных особых форм. 3. Слоговая азбука, применяемая иногда для дополнения пиктограмм, а иногда как самостоятельная графическая система. 4. Скорописная форма слоговой азбуки, с большим количеством логограмм: система, которой пользовались лорды, жрецы, посвященные в духовный сан, попрыгуны, прыгуны–миряне, увещеватели; писцы и педанты. 5. Архаический алфавит с его многочисленными вариантами, употребляемый с архаическими диалектами, или для особого эффекта, например, на вывесках таверн, в названиях кораблей и тому подобном. – (Примечание автора, далее оговариваются только примечания переводчика).


[Закрыть]. Набожные родители отправляли своих детей в детпрыги и ювенскоки при храме Финуки или обучали их простым узорам дома.

Амиант, то ли умышленно, то ли по рассеянности, ничего такого от Гила не требовал, и тот гулял сам по себе. Он облазил весь район Бруэбен, затем, осмелев, стал забредать все дальше. Побывал в доках и мастерских кораблестроителей района Нобиль; забирался на корпуса старых барж на илистых отмелях Додрехтена, обедал сырыми морскими фруктами; перебирался через устье на остров Деспар, где стояли стекольные фабрики и чугунолитейный завод, а иногда даже переходил по мосту на мыс Нарушителя.

К югу от Бруэбена, ближе к центру старого Амброя, находились районы, разрушенные в ходе Имперских Войн: Ходж, Катон, Хиалис–парк, Вашмонт. Вдоль заросших травой улиц змеились двойные ряды домов, построенных из утилизированного кирпича; в Ходже находился общественный рынок, в Катоне – Храм; все прочее представляло собой огромные участки битого черного кирпича и крошащегося бетона, с дурно пахнущими прудами да попадающимися иногда халупами бродяг или нескопов [3]3
  Нескоперированные – неполучатели пособий, по слухам – сплошь хаосисты, анархисты, воры, мошенники, блудники.


[Закрыть].

В Катоне и Вашмонте стояли высокие мрачные скелеты старых центральных небоскребов, присвоенных лордами для своих замков. Однажды Гил, вспомнив Руделя–марионетку, решил проверить, осуществим ли его подвиг на практике. Выбрав небоскреб лорда Уолдо «Текуана», Гил полез по арматуре: вверх по диагональному креплению к первой горизонтальной балке, по ней к другой диагонали, вверх ко второй горизонтали, и к третьей, и к четвертой: поднялся на тридцать метров, на шестьдесят метров, на девяносто метров; и здесь он остановился, обхватив обеими руками балку, так как двигаться дальше было страшно.

Некоторое время Гил сидел, глядя на старый город. Панорама открывалась великолепная: развалины, освещенные косыми лучами солнца. Гил устремил взгляд за Андл–сквер… Снизу раздался резкий хриплый голос; опустив взгляд, Гил увидел мужчину в коричневых брюках и расклешенной черной куртке – один из вашмон–тских агентов Министерства Соцобеспечения.

Гил спустился на землю, где ему сделали строгий выговор и потребовали у него назвать свое имя и адрес.

На следующий день к ним с утра пораньше зашел Хелфред Кобол – агент Министерства Соцобеспечения района Бруэбен, и Гил сильно встревожился. Уж не отправят ли его на перестройку? Но Хелфред Кобол ничего о вашмонтской многоэтажке не сказал и лишь порекомендовал Амианту быть с Гилом построже. Ами–ант выслушал совет с вежливым безразличием.

Не успел уйти Хелфред Кобол, как явился с инспекцией Энг Сеч, сварливый старый делегат Цеха Резчиков по Дереву, пришедший убедиться, что Амиант подчиняется уставным нормам, применяя только предписанные инструменты и операции, не используя никаких шаблонов, лекал, автоматических процессов или устройств для массового производства. Он оставался у них больше часа, изучая один за другим инструменты Амианта, пока наконец Амиант не осведомился, несколько насмешливым тоном, чего тот, собственно, ищет.

– Ничего конкретного, п–ль [4]4
  П–ль – сокращение от получатель, обычная официальная или почтительная форма обращения.


[Закрыть]Тарвок, ничего конкретного, возможно, отпечаток, оставленный тисочками, или нечто схожее. Могу сказать, что ваши работы последнего времени отличались до странного одинаковой отделкой.

– Если желаете, я могу делать ширмы похуже, – предложил Амиант.

Его ирония пропала втуне, так как делегат был чересчур простодушен.

– Это противоречит уставным нормам. Ну что ж, отлично вижу; вы сознаете ограничения.

Амиант вернулся к работе; делегат удалился. По наклону плеч Амианта, по усердию, с которым отец орудовал киянкой и стамеской, Гил сообразил, что он вне себя от раздражения. Наконец, Амиант бросил инструменты, подошел к двери и посмотрел через площадь Андл–сквер. После чего вернулся в мастерскую. – Ты понимаешь, что именно говорил делегат?

– Он думал, что ты занимаешься дупликацией.

– Да. Что–то в этом роде. Ты знаешь, почему он озабочен этим?

– Нет. Мне это казалось глупостью.

– Ну, не вполне. Мы в Фортинане живем благодаря ремеслу и гарантируем товары, сработанные вручную. Дупликация, шаблоны, слепки – все это запрещено. Мы не делаем двух одинаковых предметов, и делегаты цехов блюдут это правило.

– А как насчет лордов? – спросил Гил. – К какому цеху принадлежат они? Что они производят?

Амиант ответил болезненной гримасой: полуулыбнулся, полупоморщился.

– Это отдельный народ. Они не принадлежат ни к каким цехам.

– Как же они тогда зарабатывают свои ваучеры? – недоумевающе спросил Гил.

– Очень просто, – сказал Амиант. – Давным–давно произошла великая война. От Амброя остались одни развалины. Вот тут–то и явились лорды и потратили много ваучеров на реконструкцию: этот процесс назывался инвестированием. Они восстановили оборудование для водоснабжения, проложили трубы «овертрен–да» и так далее. Поэтому мы теперь платим за пользование этим оборудованием.

– Хм, – промычал Гил, – я думал, мы получаем воду, энергию и тому подобное, как часть наших бесплатных благ в виде пособий.

– Ничто не бывает бесплатным, – заметил Амиант. – Лорды берут часть денег у нас всех: а точнее – 1,18 процента.

– А это очень много?

– Этого достаточно, – сухо ответил Амиант. – В Фортинане проживает три миллиона получателей и около двухсот лордов – шестисот, считая лордынь и лорденышей, – Амиант покачал головой. – Получается интересный расчет… Три миллиона получателей, шестьсот благородных. По одному благородному на каждые пять тысяч получателей. Похоже, что каждый лорд получает доход пятидесяти получателей. – Амианта, кажется, привели в недоумение собственные вычисления. – Должно быть, даже лордам трудновато столь расточительно проматывать его… Ну, впрочем, это не наша забота. Я отдаю им их процент, притом с радостью. Хотя это и впрямь несколько озадачивает… Они что – швыряются деньгами? Тратят их на благотворительность где–то далеко? Мне следовало спросить об этом, когда я был корреспондентом.

– А что такое корреспондент?

– Ничего особенного. Один пост, который я занимал давным–давно, когда был молод.

– Это ведь не значит быть лордом?

– Определенно нет, – хохотнул Амиант. – Разве я похож на лорда?

Гил критически посмотрел на него.

– Полагаю, нет. А как же становятся лордами?

– По рождению.

– Но, как же Рудель и Марелви в той кукольной пьесе? Разве они не получили феоды коммунальных служб и не стали лордами?

– На самом–то деле – нет. Отчаянные нескопы, а иной раз и получатели, бывало, похищали лордов и вынуждали их уступать феоды и большие денежные суммы. Похитители делались–таки финансово независимыми и могли сами назвать себя лордами, но никогда не осмеливались общаться с настоящими лордами. В конце концов лорды купили у дамарянских кукольников охранников–гаррионов; и теперь похищений бывает мало. Вдобавок лорды договорились не платить больше никаких выкупов. Поэтому получатель или нескоп никогда не смогут быть лордами, даже если пожелают.

– А когда лорд Бодбозл хотел жениться на Марелви, та стала бы леди? Их дети были бы лордами?

Амиант положил инструменты и тщательно обдумал ответ.

– Лорды очень часто берут метресс – подруг – из среды получателей, – сказал он, – но те никогда не рожают детей. Лорды – отдельная раса и явно намерены такой и остаться.

Янтарные стекла на наружной двери потемнели; она распахнулась, и в мастерскую вошел Хелфред Кобол. Он так мрачно посмотрел на Гила, что у того душа ушла в пятки. Хелфред Кобол повернулся к Амианту.

– Я только что прочел полуденный инструктажный лист. В сноске обращается особое внимание на вашего сына. За ним числятся такие проступки, как нарушение границ владения и неосторожный риск. Задержание было произведено участком 12 Б, района Вашмонт, агентом Министерства Соцобеспечения. Он докладывает, что Гил забрался по балкам многоэтажки лорда Уолдо «Текуана» на опасную и противозаконную высоту, совершая тем самым преступление против лорда Уолдо, и против районов Вашмонт и Бруэбен и подвергая себя риску госпитализации.

Смахнув с фартука опилки, Амиант вздохнул:

– Да, да. Паренек у меня очень активный.

– Чересчур активный! А фактически, безответственный! Он рыщет где вздумается, днем и ночью. Он бродит по городу, словно вор; и не учится ничему, кроме как бездельничать! Неужели вас нисколько не заботит будущее ребенка?

– Тут спешить некуда, – ответил Амиант. – Будущее – дело долгое.

– А человеческая жизнь – коротка. Давно пора познакомить его со своим ремеслом! Полагаю, вы намерены сделать его резчиком по дереву?

Амиант пожал плечами.

– Ремесло не хуже любого другого.

– Ему следовало бы проходить обучение. Почему вы не отправите его в цеховую школу?

Амиант провел ногтем большого пальца по режущей кромке стамески.

– Пусть пока наслаждается своей невинностью, – промолвил он. – За свою жизнь он успеет познакомиться с нудной работой.

Хелфред Кобол даже крякнул от удивления.

– И еще один вопрос: почему он не посещает Произвольных Храмовых Упражнений?

Амиант положил стамеску и наморщил лоб, словно вопрос его озадачил.

– В самом деле? Не знаю. Я его никогда не спрашивал.

– Вы обучаете его прыжкам дома?

– Ну, нет. Я и сам мало прыгаю.

– Хм. Вам следовало приобщить его к религии независимо от своих личных привычек.

Амиант обратил взгляд к потолку, а затем взял стамеску и занялся панелью из ароматического арзака, которую он только–только прикрепил к верстаку. Узор был уже нанесен: роща с длинноволосыми девами удирающими от сатира.

Хелфред Кобол подошел посмотреть.

– Очень красиво… Что это за дерево? Кодилла? Болигам? Одно из тех деревьев Южного Континента с твердой древесиной?

– Арзак, из лесов за Перду.

– Арзак! Я и не представлял, что из него получается такая большая панель! Ведь эти деревья всегда не больше метра в поперечнике.

– Я выбираю себе деревья, – терпеливо объяснил Амиант. – Лесники рубят стволы на двухметровые чурбаки. Я одалживаю в красильных мастерских чан. Бревна два года выдерживаются в химическом растворе. Я удаляю кору, делаю единственный надрез вдоль ствола: примерно на тридцать слоев. Потом целиком состругиваю внешние два дюйма со всего ствола, чтобы получить горбыль двухметровой высоты и на два–три метра длиной. Этот горбыль отправляется под пресс, а когда он высыхает, я обстругиваю его.

– Хм. Слой вы снимаете сами?

– Да.

– И никаких жалоб со стороны цеха плотников?

Амиант пожал плечами.

– Они не умеют или не хотят заниматься такой! работой. У меня нет иного выбора.

– Если б каждый поступал по собственному вкусу, – скупо обронил Хелфред Кобол, – то мы жили бы словно вирваны.

– Наверное. – Амиант продолжал состругивать дерево с горбыля.

Хелфред Кобол взял одну из стружек и понюхал.

– Что это за запах: древесный или химический?

– Немного и того и другого. Свежий арзак сильнее отдает перцем.

Хелфред Кобол вздохнул.

– Хотелось бы мне достать такую ширму, но на мою стипендию едва удается прожить. Полагаю, уцененных у вас нет.

Амиант покосился на него без всякого выражения, на лице.

– Поговорите с «Буамаркскими» лордами. Все мои ширмы забирают они. Отвергнутые они сжигают, второсортные запирают на складе, а высший и первый сорта экспортируют. Или так я, во всяком случае, полагаю, поскольку со мной на этот счет не советуются. Если б я сам занимался сбытом, то зарабатывал бы больше ваучеров.

– Мы должны поддерживать свою репутацию, – провозгласил тяжелым голосом Хелфред Кобол. – На далеких планетах сказать «вещь из Амброя» – все равно что сказать «жемчужина совершенства»!

– Восхищение радует, – отозвался Амиант, – но приносит огорчительно мало ваучеров.

– А что бы вы хотели? Рынки, наводненные низкопробной дешевкой?

– Почему бы и нет? – спросил, продолжая работать, Амиант. – В сравнении с ней вещи высшего и первого сорта будут блистать.

Хелфред Кобол покачал головой.

– Торговля далеко не такое простое дело. – Он еще миг–другой понаблюдал за работой, а затем коснулся пальцем линейки. – Лучше не давайте цеховому делегату увидеть, что вы работаете с направляющим устройством. Он потащит вас на комиссию за дупликацию.

Слегка пораженный его словами, Амиант оторвался от работы.

– Здесь нет никакой дупликации.

– Действие приложенной к большому пальцу линейки позволяет вам переносить или дуплицировать данную глубину реза.

– Ба, – пробормотал Амиант. – Мелочные придирки. Полнейшая чушь.

– Дружеское предупреждение, не более, – поправил его Хелфред Кобол и покосился в сторону Гила. – Твой отец хороший ремесленник, мальчик, но, наверное, чуточку рассеянный и не от мира сего. А вот тебе вакансии там, где не хватает мастеров. Но я лично считаю, что Амиант может тебя многому научить. – Хелфред Кобол бросил самый беглый взгляд на линейку. – И еще одно. Ты достаточно взрослый для Храма. Тебя приставят к легким прыжкам и обучат надлежащей доктрине. Но если будешь и дальше вести себя как прежде, то вырастешь бродягой или нескопом.

И коротко кивнув Амианту, Хелфред Кобол покинул мастерскую.

Гил подошел в двери и посмотрел, как Хелфред Кобол пересек площадь Андл–сквер. А потом медленно закрыл дверь – еще одну панель из темного арзака, с маленькими окнами из грубого янтарного стекла. И медленно прошел через мастерскую.

– Я должен ходить в Храм?

– К словам Хелфреда Кобола не следует относиться со всей серьезностью, – хмыкнул Амиант. – Он говорит определенные вещи, потому что такая уж у него работа. Полагаю, собственных–то детей он посылает на Скакания, но сомневаюсь, что сам он прыгает более ревностно, чем я.

– А почему все агенты Министерства Соцобеспечения зовутся Коболами?

Амиант придвинул табурет и налил себе чашку чая. Потягивая горячий напиток, он принялся рассказывать.

– Давным–давно, когда столица Фортинана находилась в Тадеусе, на побережье, инспектором Министерства Соцобеспечения служил один человек по фамилии Кобол. Всех своих братьев и племянников он пристроил на хорошие должности, так что вскоре в Министерстве Соцобеспечения работали только Кобо–лы. Также обстоит дело и сегодня; агенты из других семей просто меняют свои фамилии. Амброй – город многих традиций. Некоторые из них полезные, а некоторые – нет. Мэра Амброя выбирают каждые пять лет, но у него нет никаких должностных обязанностей; он вообще ничего не делает, только получает свое пособие. Традиция, но бесполезная.

Гил с уважением посмотрел на отца.

– Ты знаешь почти все, верно? Никто больше не знает таких вещей.

Амиант кивнул.

– Однако такое знание совсем не приносит ваучеров… А, ладно, довольно об этом, – он допил свой чай. – Похоже, что я должен обучить тебя резать дерево, читать и писать… Поди–ка сюда. Посмотри на эти штихели и стамески. Сперва ты должен усвоить, как они называются. Вот это – шпунтгебель. А это – эллиптическое долото номер два. А это – пантографный захват…