Текст книги "Ночной огонь"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

4

На летних каникулах Джаро работал в мастерской космического порта. Трио Хартунг назначил его помощником механика по имени Гэйнг Нейтцбек, грузного приземистого субъекта с жестким ершиком седых волос, задубевшей от загара и ветра кожей и вечной недоброй усмешкой на лице. Тоун Мэйхак раньше как-то уже познакомил их.

Отведя Джаро в сторону, Хартунг посоветовал: «Пусть тебя не обманывает внешность Гэйнга. Он не такой терпеливый и покладистый, каким кажется».

Джаро с сомнением взглянул на Нейтцбека – по его мнению, тот вовсе не казался ни покладистым, ни терпеливым. Лицо Нейтцбека напоминало трагическую маску мумии с мутно поблескивающими глазами и мясистым вмятым носом, который ломали так неудачно или так часто, что он сначала был свернут в одну сторону, а потом в другую. У Нейтцбека были широкие плечи, грудь колесом, длинные руки, массивные и сильные ноги. Он передвигался, однако, слегка ссутулившись, какими-то рывками и скачками.

Хартунг продолжал: «По правде говоря, Гэйнг – жуткая образина, но он знает о звездолетах и космосе все, что можно знать. Выполняй его указания и говори с ним только тогда, когда это потребуется – и вы с ним поладите».

Джаро подошел к Нейтцбеку: «Сударь, я готов работать, как только у вас будет время поручить мне работу».

«Хорошо, – ответил Гэйнг. – Я покажу, что нужно сделать».

Джаро обнаружил, что Нейтцбек придерживался следующего подхода: он поручал ему что-либо, после чего уходил и предоставлял Джаро возможность выполнять задание, полагаясь исключительно на себя, а когда задание было выполнено, подвергал результаты тщательной проверке. Такой подход не слишком тревожил Джаро и даже слегка развлекал его, так как он твердо решил добиться совершенства во всем, что он делал в мастерской, и даже превзойти ожидания. Поэтому от Нейтцбека он почти не слышал никаких нареканий, кроме неразборчивого разочарованного ворчания, объяснявшегося по-видимому, тем, что Гэйнг не мог найти основательных причин для выговора. Джаро постепенно перестал волноваться. Он неукоснительно выполнял инструкции и говорил с Нейтцбеком только тогда, когда тот к нему обращался, что очевидно вполне устраивало старого механика. Гэйнг поручал Джаро всю грязную работу, которой сам стремился избежать. Джаро набрасывался на каждое новое поручение с энергией и целеустремленностью, стараясь делать все, что требовалось, эффективно и безукоризненно – хотя бы для того, чтобы Нейтцбеку не к чему было придраться.

По мнению Джаро, к Нейтцбеку невозможно было испытывать неприязнь. Его нельзя было обвинить ни в мелочности, ни в несправедливости, а когда это требовалось, он выкладывался не меньше самого Джаро. Кроме того, Джаро начинал подмечать в характере Нейтцбека особенности, которые механик старался скрывать.

Джаро вскоре понял, что, если он будет прилежно работать и учиться всему, чему Нейтцбек мог или хотел его научить, в конечном счете он станет высококвалифицированным космическим механиком, способным починить практически любой компонент любого звездолета.

Месяца через полтора Джаро встретился в коридоре с Трио Хартунгом. Тот спросил, как идут дела.

«Хорошо», – ответил Джаро.

«И с Гэйнгом у тебя нет никаких проблем?»

Джаро ухмыльнулся: «Я стараюсь его не раздражать. Начинаю понимать, что в каком-то смысле он необыкновенная личность».

Хартунг кивнул: «Можно сказать и так. У него была бурная жизнь, он успел побывать во всех уголках Ойкумены, в Запределье – и кто знает, где еще? Говорят, он работал в МСБР – учил рекрутов приемам рукопашной схватки – но в конце концов ему надоели дисциплина и необходимость изображать энтузиазм».

«Поразительно! – заметил Джаро. – Не хотел бы столкнуться с ним в темной подворотне после того, как испорчу ему настроение».

«Это маловероятно, – заверил его Хартунг. – Ты ему нравишься. Он говорит, что ты – хороший работник, не отлыниваешь и упрямее его самого. Кроме того, ты не отвлекаешь его пустой болтовней. Со стороны Гэйнга на лучшую оценку трудно надеяться. Сам он тебе никогда ничего такого не скажет».

Джаро снова ухмыльнулся: «Рад это слышать от вас».

Хартунг повернулся, чтобы уйти, но остановился: «Кажется, ты говорил, что поступаешь в Лицей?»

«Примерно через месяц».

«Если хочешь, я могу давать тебе работу по вечерам, если твое расписание не помешает».

«Большое спасибо, господин Хартунг!»

Глава 7

1

Первые два года в Лицее Джаро провел относительно спокойно. Выбирая основной учебный план, он сосредоточился на научно-технических дисциплинах и математике. В первом году он выбрал также три факультативных курса, надеясь таким образом порадовать Фатов: элементарную теорию гармонии, общую историю музыки и обучение игре на суаноле. Этот инструмент чем-то походил на древнюю концертину: насос подавал воздух в язычковые трубы, а клавиши открывали и закрывали клапаны труб двух регистров, верхнего и нижнего. Фаты считали суанолу тривиальным, даже несколько вульгарным инструментом, но воздерживались от критики, чтобы поддержать попытки Джаро доставить им удовольствие. Джаро понимал ограниченность своих музыкальных способностей: он играл аккуратно, но сухо и невыразительно; ему не хватало необузданной, внутренне противоречивой страстности, отличающей выдающегося музыканта от посредственного. Даже посредственные навыки, однако, позволяли ему играть в составе небольшого оркестра «Аркадских фигляров» в костюме пастуха-гитана. Их ансамбль время от времени развлекал народ на вечеринках, пикниках и праздничных карнавалах, в том числе на развлекательных речных судах.

Профессора Фаты в целом одобряли достаточно плотное расписание Джаро; оно почти подавало надежду, что в конце концов он привыкнет к мысли о работе в Институте, предпочтительно в Колледже эстетической философии. Надежда эта подрывалась тем обстоятельством, что Джаро, приучившись вставать пораньше, успевал работать четыре часа в день по выходным в мастерской космопорта.

Джаро нисколько не удивило то, что его родители выражали недовольство таким положением дел. Хильер подошел к вопросу с поистине профессорским педантизмом: «Время, которое ты тратишь в мастерской, можно было бы использовать более конструктивно».

«Я учусь ремонтировать звездолеты и, может быть, управлять ими, – мягко отвечал Джаро. – Разве это не полезные навыки?»

«На самом деле нет. Это работа для специалистов. Космос – не более чем пустота между цивилизованными средами. Сам по себе космос не может быть пунктом назначения или местом проживания. Любые романтические представления, связанные с космическими полетами, поверхностны и надуманны».

Джаро улыбнулся: «Не беспокойся. Если я не буду справляться с учебой, я брошу эту работу».

Хильер прекрасно понимал, что Джаро без особого труда мог выполнять все требования, предъявляемые в Лицее. Тем не менее, он не сдавался: «Из того, что ты рассказываешь, становится ясно, что на тебя сваливают самую трудоемкую и неприятную работу – сортировку мелких компонентов, протирку масляных пятен и выполнение мелких поручений какого-то угрюмого механика».

«К сожалению, это так, – вздохнул Джаро. – Тем не менее, кому-то нужно все это делать. Такие вещи всегда поручают новичкам. Кроме того, Гэйнг Нейтцбек не так плох, как может показаться с первого взгляда. Ему нравится, как я работаю; теперь, когда мы встречаемся, он что-то бурчит, а не делает вид, что я не существую. Тем временем, я мало-помалу начинаю разбираться в том, как летают космические корабли».

«И все-таки я тебя не понимаю, – капризно упорствовал Хильер. – Какая польза в таких навыках для молодого человека с твоими способностями? Космическим механикам не так уж много платят – эта сторона их жизни не может тебя привлекать. Тем временем, ты даже не тратишь деньги, выданные тебе на довольствие – твоя мать донесла, что ты их копишь в банке из-под варенья».

«Ну и что? Я коплю деньги с определенной целью».

«С какой именно?» – холодно спросил Хильер, хотя прекрасно знал ответ.

Тем не менее, Джаро вежливо ответил: «Я хочу узнать правду о себе. Эта тайна постоянно занимает мои мысли, и я не успокоюсь, пока ее не разгадаю. Но я не могу просить вас финансировать погоню за призраками. Постараюсь сам заработать необходимые деньги».

Хильер нетерпеливо махнул рукой: «Забудь пока что о разгадке тайн; ученая степень в Институте – необходимое условие обеспеченной жизни. Без нее ты станешь игрушкой в руках судьбы или бродягой».

Джаро молчал, и Хильер строго продолжал: «Настойчиво рекомендую отложить авантюрные поиски – в любом случае, скорее всего, тщетные. В первую очередь тебе нужно заняться важными вещами. Твоя мать и я пожертвуем всем, что у нас есть, для того, чтобы ты получил надлежащее образование – но мы будем противиться любым попыткам сбиться с пути академической карьеры, противоречащим твоим интересам».

В этот момент в комнату зашла Альтея. Ни Хильер, ни Джаро не испытывали никакого желания продолжать разговор, и на том дело кончилось.

2

Для Джаро три первых года в Лицее промчались так незаметно, что впоследствии, когда он вспоминал об этом времени, оно сливалось в одну неразборчивую картину. Проходили его последние безмятежные дни – никогда больше в его жизни не будет такого душевного покоя.

Тем не менее, даже эти годы не были лишены событий, не говоря уже о сотнях постепенных изменений. Джаро вырос еще на пару вершков и превратился в стройного широкоплечего юношу – скорее жилистого, нежели мускулистого, немногословного и замкнутого в себе. Когда девушки собирались, чтобы поболтать о своих делах, их мнения сходились в том, что Джаро привлекателен, хотя и в несколько аскетическом роде, подобно героям романтических легенд. Какая жалость, что он остался, смешно сказать, профаном!

Во время каникул, наступивших после третьего года обучения в Лицее, Джаро позволили работать в мастерской космического терминала столько, сколько он хотел. Однажды он взялся за выполнение особенно сложного задания. У него все получилось, причем он закончил работу достаточно быстро. Он проверил механизм измерительными приборами и калибрами: по-видимому, все было в порядке. Джаро подписал отчетную ведомость. Обернувшись, он обнаружил, что рядом стоял Гэйнг Нейтцбек. Морщинистое лицо механика, как всегда, сохраняло непроницаемое выражение. Джаро мог только надеяться, что, выполняя инструкции, не допустил никакой ошибки. Нейтцбек взглянул на ведомость и произнес – мягким глуховатым тоном, какого Джаро никогда раньше от него не слышал: «Ты неплохо справился с этой штуковиной: теперь она работает лучше прежнего. Причем у тебя ушло на это не слишком много времени».

«Благодарю вас», – отозвался Джаро.

Гэйнг продолжал: «Впредь можешь считать себя квалифицированным помощником механика – твой оклад соответственно повысится». Нейтцбек достал с полки бугорчатый кувшин из лиловато-серого плавленого камня. Откупорив его, механик щедро наполнил янтарной жидкостью два приземистых керамических стаканчика: «По этому случаю не мешает клюкнуть «Особого старательского» – будь уверен, его не подают в здешних заведениях». Гэйнг пододвинул один стаканчик поближе к Джаро: «Твое здоровье!»

Гэйнг поднес стаканчик ко рту, кивнул и опрокинул содержимое в глотку. Приготовившись к самому худшему, Джаро проглотил добрую половину предложенной ему порции. «Терпение и спокойствие!» – приказал он себе. Теперь ни в коем случае нельзя было давиться и кашлять – от него требовалось вежливое выражение благодарности.

Наконец огненная жидкость достигла желудка и улеглась. Джаро медленно выдохнул. Он понимал, что от него ожидалось какое-нибудь замечание. Но в первую очередь следовало не забывать о самом важном, как мог бы выразиться Хильер Фат. Джаро снова поднес к губам приземистый стаканчик и залпом допил оставшийся в нем «Особый старательский». Моргнув, он осторожно поставил стаканчик на верстак и попытался придать голосу надлежащую решительность: «Я не слишком разбираюсь в крепких напитках, но, по-моему, это исключительно бодрящее пойло. В любом случае, так подсказывает инстинкт».

«Инстинкт тебя не обманывает! – столь же решительно подтвердил Нейтцбек. – Ты открыл для себя важную истину, и твоя откровенность внушает доверие. О человеке многое можно сказать, наблюдая за тем, как он опрокидывает стаканчик. Хорошенько насосавшись, каждый говорит первое, что приходит в голову – чего только мне не приходилось слышать! Мне рассказывали истории, полные скорби и ужаса, через несколько минут сменявшиеся разгульными песнями. Одни похваляются происхождением и претендуют на врожденное превосходство, другие делятся тайнами. Одни вспоминают красивых женщин, другие со слезами поминают доброту матерей». Гэйнг снова поднял кувшин и вопросительно взглянул на Джаро: «Еще полстаканчика? Нет? Может быть, ты прав – сегодня нам еще нужно работать. Завтра, между прочим, мы пойдем делать окончательный обход черному «Скарабею»». Нейтцбек ткнул пальцем в сторону элегантной космической яхты, поменьше «Фарсанга», но, тем не менее, вполне внушительной.

Джаро не мог найти слов: «Вы и я? Больше никого?»

«Так точно! Работу поручили нам. Тебе пора разбираться в предполетной наладке».

Джаро вернулся в Приют Сильфид в радостном возбуждении. Повышение в должности имело для него большое значение: отныне он мог с полным основанием говорить о себе как о космическом механике, причем вскоре ему предстояло научиться бортовой наладке и управлению космическим кораблем.

3

Через три недели, закончив смену, Джаро проходил вдоль вереницы спящих звездолетов. Приближаясь к «Фарсангу» серии «Мерцающий путь», он увидел Лиссель Биннок – та нервно прохаживалась туда-сюда вдоль корабля, пока два пожилых господина изучали карту, развернутую на выступе правого борта. Разговор явно контролировался старшим и более энергичным из собеседников. Он ограничивался краткими безоговорочными утверждениями, тыкая в карту негнущимся указательным пальцем, а замечания другого господина игнорировал.

Оба незнакомца явно одевались у лучших портных города и вели себя с самоуверенностью, свидетельствовавшей о высоком иерархическом статусе. Старший – высокий и худощавый, с продолговатым бледным лицом, копной седых волос и заостренной белой бородкой клинышком, отличался сухостью и спокойствием манер. Другой господин, упитанный и слегка покрывшийся испариной, поблескивал розоватой кожей и поглядывал вокруг по-собачьи яркими карими глазами.

Лиссель прислонилась к закраине правого борта «Фарсанга», постукивая пальцами по глянцевой черной поверхности. Она заметила приближение молодого человека приятной наружности – появилась возможность немного развлечься! Лиссель приняла позу, изображавшую ленивое безразличие – и только тогда, когда молодой человек оказался вблизи, соблаговолила повернуть голову и устремить на него взгляд голубых глаз, заставлявший таять все сердца. К своему удивлению, она узнала Джаро, однокашника из Ланголенской гимназии. Они не были хорошо знакомы, так как Лиссель была повседневно занята привлечением внимания более престижных персон – таких прилежных карьеристов, как Ханафер Глакеншоу, Алджер Оулс и Кош Диффенбокер, а также прочих честолюбцев, цепко карабкавшихся, подобно вьющимся растениям, по гимнастической стенке социальной иерархии. Им прочили блестящее будущее, а некоторые уже стали кандидатами в члены молодежного филиала Квадратуры круга. Сама Лиссель агрессивно боролась за место под солнцем и продолжала посвящать этой цели каждую минуту, применяя собственные тайные методы, уже позволившие ей заслужить черный с серебряной эмблемой значок немаловажных «Уклонистов». Ей нравился престиж, но она наслаждалась влиянием своих естественных чар даже больше, чем общественной репутацией, в связи с чем ей было приятно встретиться с Джаро, хотя она едва его помнила.

Джаро реагировал на Лиссель более прямолинейно, как это и свойственно молодым здоровым представителям мужского пола. Он хотел бы подойти к ней, засвидетельствовать почтение и, ограничившись минимальным количеством общения, как того требовала вежливость, затащить ее в постель. За прошедшие годы Лиссель мало изменилась. Ее тонкие, матово-золотистые волосы спускались почти до плеч, и каждое ее движение вызывало смятение воздушных волнистых локонов. У нее было утонченное, даже хрупкое лицо с круглыми невинно-голубыми глазами и широким ртом, постоянно кривившимся и дрожавшим в такт мыслям, порхавшим и менявшим направление подобно бабочке – она то улыбалась, то дулась, то поджимала губы, то гримасничала, то опускала уголки губ с насмешливым сожалением, то прикусывала нижнюю губу, словно ребенок, задумавший проказу, но застигнутый врасплох. Когда Лиссель приходила в возбуждение, ее грациозная гибкая фигура почти извивалась, не в силах сдерживать безудержную энергию маленького привязчивого животного. Девушки побаивались ее и чувствовали себя в ее компании как неряшливые чучела. Молодых людей, однако, она завораживала, будучи предметом бесконечных вопросов и предположений. Можно ли было быть уверенным, в ее случае, что дыма без огня не бывает? Никому, по-видимому, еще не удалось раскрыть тайну Лиссель, хотя многие уделяли этой проблеме серьезное внимание.

«Кажется, тебя зовут Джаро?» – весело, нараспев спросила она, после чего впилась глазами в его лицо, ожидая подобострастной обрадованной улыбки замеченного ничтожества.

«Да, меня так зовут, – вежливо ответил Джаро. – Я тебя помню – теперь ты тоже учишься в Лицее».

Лиссель кивнула; по ее мнению, Джаро вел себя чопорно, даже скучновато: «Что ты тут делаешь, если не секрет?»

«Здесь нет никакой тайны! Я работаю в мастерской».

«А, конечно! Теперь припоминаю! Ты – отважный юноша, мечтавший стать астронавтом!»

Джаро уловил в голосе Лиссель издевательский оттенок – для нее насмешка была средством избавления от скуки; она пользовалась этим средством с энтузиазмом неведения, как котенок пользуется когтями, когда точит их, уничтожая дорогую лакированную мебель. Джаро безразлично пожал плечами. Укол не произвел ожидаемого действия, что раздосадовало Лиссель. Она надула щеки и сморщила нос, показывая, что Джаро успел ей наскучить. Но Джаро смотрел поверх ее головы на «Фарсанг» и не заметил трудоемкую гримасу. Лиссель нахмурилась. Джаро был профаном – то есть трезвой личностью без чувства юмора. Такой ли уж трезвой? Лиссель с подозрением прищурилась и спросила: «Почему ты ухмыляешься?»

Джаро обратил на нее наивный непонимающий взгляд. Лиссель не успокаивалась: «Мне не нравится, когда надо мной смеются!»

Уже откровенно веселясь, Джаро отозвался: «По правде говоря, я наслаждался открывшейся картиной».

Изящный рот Лиссель чуть приоткрылся. В замешательстве она спросила: «Какой картиной?»

««Фарсангом» – ты же стоишь прямо перед ним! В результате возникает впечатление, что я смотрю на страницу рекламы звездолета в модном журнале».

Раздражение Лиссель поубавилось: «А! Значит, даже профан может делать галантные комплименты».

Джаро поднял брови и начал было отвечать, но передумал и спросил: «Кто твои знакомые?»

Лиссель покосилась на двух пожилых господ: «Персоны чрезвычайно высокого статуса, вхожие в клубы «Валь-Верде» и «Кахулибов»». Она подождала, чтобы Джаро воспользовался возможностью выразить трепетное почтение, но тот молчал, глядя на нее со спокойным любопытством. Лиссель указала на упитанного господина: «Это мой дядя, Форби Мильдун. Другой, с дьявольской бородкой – владелец «Фарсанга» Гильфонг Рют, черт бы его побрал!» Заметив удивление Джаро, она пояснила: «Он совершенно лишен здравого смысла и выводит меня из себя!»

Джаро взглянул на богача, вызывавшего у Лиссель такие сильные чувства: «Он выглядит как вполне здравомыслящий человек».

Лиссель не могла поверить своим ушам: «Ты шутишь!»

«Мне приходится судить о нем по спине, он отвернулся», – сокрушенно развел руками Джаро.

«О людях нельзя судить по спине».

«В таком случае, не будешь ли ты любезна объяснить, почему, по твоему мнению, господин Рют лишен здравого смысла?»

«Он купил «Фарсанг» пять лет тому назад и за все это время летал на нем в космос только один раз. Разве это разумно?»

«Может быть, его мучает космическая болезнь – или боязнь открытых пространств. А почему тебя это беспокоит?»

«Меня это очень даже беспокоит, и дядю Форби тоже! Господин Рют обещал продать ему «Фарсанг» по сходной цене, а теперь упирается и торгуется и называет сначала одну цифру, потому другую, и все они никому не по карману!»

«Похоже на то, что он просто не хочет расставаться со звездолетом».

Набычившись, Лиссель злобно вперила взор в Гильфонга Рюта: «Если это так, с его стороны это исключительно неосмотрительно».

«Почему же?»

«Потому что дядя Форби обещал взять меня с собой в круиз по планетам, на целый год, как только купит «Фарсанг»! Но я успею состариться и покроюсь морщинами, ожидая выполнения его обещаний!»

«Ничего страшного, – успокоил ее Джаро. – Как только у меня будет своя космическая яхта, мы с тобой улетим куда-нибудь за скопление Виггса – на год, а то и на два».

Лиссель надменно подняла брови: «Тебе пришлось бы взять с собой также мою мать, в качестве дуэньи, а она может воспротивиться такому времяпровождению. Подобно другим патронам клуба «Бустамонте», она терпеть не может представителей низших социальных слоев. Если мама узнает, что ты – профан, она обзовет тебя «пронырой» и выгонит тебя из звездолета».

«Из моего собственного звездолета?»

«Разумеется – если она сочтет это целесообразным».

Перед лицом такого заявления Джаро было нечего сказать. Лиссель снова прислонилась к кораблю и рассматривала ногти. Джаро ей уже наскучил. Конечно, он выглядел аккуратно и гигиенично, но в нем не было той бесшабашной готовности рисоваться и совершать безумства, чтобы заслужить ее одобрение, которая делала общество других молодых людей приятно щекочущим самолюбие. «Безвольное, робкое существо! – презрительно думала она. – Профан, да и только».

Лиссель обернулась, чтобы проверить, насколько дядя Форби преуспевал в попытках повлиять на Гильфонга Рюта. Судя по осунувшейся физиономии Мильдуна, попытки эти ни к чему не приводили.

«О чем они так долго говорят?» – спросил Джаро.

«Так, о разных делах, – беззаботно отозвалась Лиссель. – Ожидается какая-то крупная застройка. Если все получится, и господин Рют соизволит вложить капитал, у нас не будет никаких проблем. Предполагается, что я могу очаровать Рюта невинными голубыми глазками и заставить его пойти на уступки».

Форби Мильдун свернул карту и поднялся по трапу в салон космической яхты вместе с ее владельцем; Лиссель последовала за ними. Задержавшись на верхней ступеньке, она обернулась с не поддающимся истолкованию выражением, после чего исчезла внутри. Пожав плечами, Джаро направился к выходу из терминала.