Текст книги "Операция «Валгалла»"

Автор книги: Джек Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Несколько. Цель операции?

– Вас беспокоят пленные? – Борман махнул рукой. – Выбросите из головы все слухи о казнях пленных знаменитостей. Я ненавижу транжирство. Поверьте мне, майор, эти люди будут полезным козырем, когда будет достигнута ситуация, при которой мы приступим к мирным переговорам с нашими врагами.

– Заложники – более подходящий термин.

– Как вам больше нравится.

– Хорошо, – согласился Риттер. – Какова ситуация в самом замке? Кто там командует?

– Солдаты вермахта, и только. Полковник Гессер – хороший человек, но инвалид, а при нем еще девятнадцать или двадцать стариков. Не о чем беспокоиться.

– И у меня будет лист бумаги, я полагаю, с приказом передать их в мои руки?

– Подписанный самим фюрером.

– Что, если он откажется? Не подумайте, что я придумываю трудности. Просто после шести лет службы, я убедился в том, что во время войны случиться может все, что угодно, особенно, когда ожидаешь чего-то совершенно противоположного. Я стараюсь предусмотреть все возможные варианты.

– Так и следует действовать. – Борман постучал карандашом по месту на карте. – В настоящий момент, не далее, чем в десяти милях западнее Арнгайма находится подразделение СС или точнее то, что от него осталось. Тридцать-сорок человек, по моим сведениям.

– Теперь, как рейхсфюреру известно, термин СС означает множество грехов. Они немцы?

– Нет, но солдаты первоклассные. Финны. Те, что были в России в составе дивизии «Викинг», в основном, в отрядах лыжников.

– Наемники? – спросил Риттер.

– Солдаты «Ваффен-СС», чей контракт еще действует до 1 мая. Вы можете их использовать, чтобы получить заключенных. Вы меня понимаете?

– Думаю, да.

– Хорошо. – Борман протянул ему небольшую папку. – Все, что вам требуется, здесь, включая адрес гаража, где находится самолет. Пилота зовут Бергер. Он тоже СС, так что, как видите, все держится внутри семьи. Да, еще одна важная вещь.

– Что, именно, рейхсляйтер?

– С вами отправится человек, являющийся моим личным представителем, чтобы видеть, что все происходит должным образом. Герр Штрассер. Надеюсь, я могу положиться на вас в отношении любезного с ним обращения. – Риттер смотрел вниз на папку, которую он крепко держал двумя руками. – Вас что-то беспокоит, майор? – спросил тихо Мартин Борман.

– Заключенные, – сказал Риттер и поднял голову. – Я хочу получить ваши заверения, ваше слово чести, что им не будет причинен вред. Что ситуация будет такой, как вы ее обрисовали.

– Дорогой Риттер. – Борман обошел стол и положил Риттеру руку на плечо. – Все остальное было бы просто глупо, я не таков, поверьте мне.

Риттер медленно кивнул.

– Я вам верю, рейхсляйтер.

– Хорошо, – сказал Борман. – Великолепно. Я бы на вашем месте немного поспал пока. Раттенгубер позаботится о пропуске для вас и Гоффера, чтобы вы могли отсюда выйти завтра во второй половине дня. Возможно, я вас не увижу до вашего выхода, но я постараюсь. Если нет, желаю удачи.

Он протянул руку. После едва заметного колебания Риттер коротко пожал ее. Раттенгубер придержал для него дверь. Когда дверь за ним закрылась, Борман вернулся на свое место за столом. На лице у него было странное выражение.

– Моей честью, Вилли. Он потребовал с меня слово чести. Тебе приходилось слышать о таком среди нас? Я испытываю сомнения в самом существовании такого понятия в течение последних двадцати лет и больше.

Гоффер ждал в столовой и когда Риттер сел, наклонился к нему, едва сдерживая нетерпение.

– Так о чем он говорил?

– Я не вполне уверен, – начал Риттер. – Понимаешь, есть то, что он говорил, и то, что не договаривал. Так что слушай и суди сам…

Он наклонился вперед, сложив руки на папке, стал рассказывать.

Шесть

Снегопад так и не прекращался. Когда Шенк, постучав, вошел в кабинет Гессера в замке Арлберг, полковник стоял у окна, глядя на долину. Он повернулся и пошел к своему столу.

– Итак, ситуация все та же?

– Боюсь, что так, герр оберст. Нам по-прежнему не удается связаться с Берлином.

– А радио?

– Стерн объехал все деревни в округе и без толку. Несомненно, радиоприемников не может не быть, и в них используются нужные лампы, но, как известно герру оберсту, в этих местах владение приемником объявлено незаконным еще год назад. Индивидуумы, виновные в нарушении закона, вряд ли признают этот факт на данном этапе.

– Трудно их винить, учитывая обстоятельства. – Гессер сел. – Настало время принимать решение.

– Да, герр оберст, пора.

Гессер посидел несколько мгновений, похлопывая себя по пустому рукаву.

– Как я уже говорил вчера, в этом деле я не хочу приказывать. Я бы нарушил свои служебные обязанности, не указав, что это может оказаться чрезвычайно опасным. В этой области линия фронта очень подвижна, любая вражеская часть может быть настроенной сначала стрелять, а уже потом задавать вопросы. Вы это понимаете?

– Абсолютно.

– И все-таки готовы рискнуть?

– Герр оберст, по армейским меркам я старик, – сказал Шенк. – Возможно, даже слишком стар для таких игр. Последний раз я участвовал в боях на Западном фронте в 1918 году, но совершенно ясно, сэр, что вы пойти не можете, и совершенно неприемлемо посылать с такой миссией одного из нижних чинов. Поскольку я единственный офицер, кроме вас, по-видимому, выбора у нас нет.

– Кого вы предполагаете взять с собой?

– Шмидта, я думаю. Он одного со мной возраста, но прекрасно водит машину. Мы возьмем одну из гарнизонных машин.

– Хорошо, – одобрил Гессер. – Действительно, как вы сказали, выбора у нас нет. Приведите генерала Каннинга и полковника Бирра, я сообщу им о своем решении.

– Они на прогулке сейчас, герр оберст. – Шенк направился к двери, и Гессер его окликнул:

– Шенк?

– Слушаю, герр оберст.

– Я вам очень признателен. Вы смелый человек.

– Нет, герр оберст, совсем нет. Я очень напуганный человек. – Он улыбнулся. – Но у меня есть жена и две дочери, я жду, не дождусь увидеть их снова. То, что я сейчас делаю, я делаю ради них. Это лучшее, что мы можем сделать для всех нас. Поверьте мне.

– Да, наверно вы правы.

Шенк вышел и скоро вернулся с Каннингом и Бирром. Генерал сразу потребовал ответа:

– Так вы приняли решение?

Гессер кивнул.

– Оберлейтенант Шенк отправится отсюда… – Он посмотрел на часы. – Ровно в полдень. Он возьмет гарнизонную машину и только водителя, чтобы попробовать найти части союзников где-то на пути в Инсбрук. Вы согласны, Шенк?

– Как скажете, герр оберст.

– Слава Богу, вы решились, – обрадовался Каннинг. – Можем мы пойти сказать остальным?

– Не вижу причин для отказа. – Каннинг и Бирр повернулись, чтобы выйти. Гессер поднялся из-за стола. – Еще одно, пока вы не ушли.

– Что такое? – Каннинг нетерпеливо оглянулся.

– В этом предприятии оберлейтенант Шенк и капрал Шмидт подвергают свою жизнь значительному риску. Надеюсь, вы это цените.

Каннинг нахмурился, Бирр первым протянул руку Шенку.

– Разумеется, и я вас благодарю от всех нас.

– Сделаю все, что смогу, герр оберст, – на губах Шенка промелькнула улыбка, – чтобы остаться в живых ради спасения всех нас.

Поль Гайллар и Клер сидели у окна в обеденном зале, когда вошли Каннинг и Бирр. Мадам Шевалье, как и ежедневно, практиковалась в игре на фортепьяно. Она сразу прекратила играть.

Гайллар встал.

– Что происходит?

– Мы идем, – сказал Каннинг. – Во всяком случае, Шенк идет. Отправляется в полдень. – Он встал перед камином, сложив за спиной руки. – Вы сознаете, друзья, что немного везения, и он вернется всего через несколько часов? Что сегодня вечером мы, возможно, будем свободны?

Бирр закурил сигарету.

– С другой стороны, если он нарвется на каких-нибудь любителей стрелять без разбора, он может быть мертв к тому времени. Ты об этом не подумал?

– Чушь, – отрезал Каннинг. – Шенк провел четыре года на Западном фронте во время Первой мировой войны. Был трижды ранен. Он птица слишком опытная, чтобы сейчас погибнуть.

– А если это случится, Гамильтон? – Клер подошла к камину и села. – Что нам тогда делать?

– Тогда нам придется действовать самим. – Каннинг подошел к двери и открыл ее, потом обернулся. – Я знаю одно. Если кто-нибудь, СС или кто бы то ни было, попытается забрать меня отсюда, им придется очень постараться, чтобы им это удалось.

Он вышел, закрыв за собой дверь.

Когда Раттенгубер вошел в офис Бормана, рейхсляйтер что-то писал за столом.

– Одну минуту, Вилли. Я не сделал записи в дневнике прошлой ночью, потому что много часов провел с фюрером. – Спустя некоторое время он положил ручку и закрыл дневник. – Итак, Вилли, что происходит? Каково моральное состояние?

Раттенгубер посмотрел озадаченно.

– Моральное состояние, рейхсляйтер?

– Да ладно тебе. На этой стадии игры уже нет нужды говорить обиняками.

– Тогда, рейхсляйтер, если вы хотите знать, оно совершенно позорное. Я не видел столько пьяных в военной форме за всю свою жизнь. Ими полна столовая. И женщины ничуть не лучше. Такое впечатление, что все идет вразнос.

– А чего ты ожидал, Вилли? Ты знаешь, почему русская артиллерия прекратила обстрел? Потому что они бы стреляли по своим танкам и пехоте, продвигающимся к Вильгельмплатц. Судя по последнему рапорту, они остановились не далее пятисот метров от Канцелярии. Тяжелый бой на Белле-Альянсплатц и на Потсдамерштрассе, хотя, насколько я понимаю, наши войска сосредоточились на Бисмаркштрассе.

– А где армия Венка?

– Еще удерживает связь с корпусами Реймана, но для нас это бесполезно. С нами покончено.

Раттенгубер выглядел потрясенным.

– Покончено, рейхсляйтер?

– Уже довольно давно. Разве ты не знал? Когда 22-ого не удалась контратака Стайнера, фюрер заявил, что война проиграна. Что он намерен умереть в Берлине. Ты не знал, что на свадебном завтраке он говорил о самоубийстве?

– Боже мой! – воскликнул в ужасе Раттенгубер.

– Возможно, это его наилучшая услуга немецкому народу. – Казалось, он ждал каких-то комментариев от Раттенгубера. Тот нервно облизал губы.

– Рейхсляйтер?

– Интересная мысль. Умереть ради дела подходящему человеку, может быть, иногда, более важно, чем остаться жить. – Он загадочно улыбнулся, отчего приобрел еще более зловещий вид, чем обычно. – Но для меньших моралистов подобная чрезмерность не всегда необходима. Вот ты, например, Вилли?

– Я, рейхсляйтер? Я не понимаю.

– Тебе суждено остаться жить, Вилли. Проще говоря, ты сегодня ночью покидаешь это место.

Раттенгубер уставился на него в изумлении.

– Покидаю Берлин, вы имеете в виду?

– Вместе с военным адъютантом фюрера Йоханмайером, Лоренцом из министерства пропаганды и Зандером. Его задача доставить текст последней воли и политического завещания фюрера адмиралу Денитцу. Я предложил послать тебя вместе с ними, и фюрер согласился.

– Я… Какая честь, – проговорил, заикаясь, Раттенгубер.

– Конечно, Вилли, – сказал сухо Борман. – Но доберешься ты до Денитца или нет, это проблематично и ничего не изменит. Для тебя сейчас есть другая работа, более важная.

Раттенгубер побледнел.

– «Камараденверк»? Это начинается?

– Конечно, Вилли. Разве я не говорил всегда, что так будет? В моем конце – мое начало. Я прочел это где-то. Очень подходит.

Где-то поблизости прогремел мощнейший взрыв, стены бункера содрогнулись, клубы пыли полетели из вентиляции.

Борман посмотрел наверх, не обнаруживая ни малейших признаков страха.

– Иваны снова пустили в ход артиллерию. Знаешь, это мне несколько напоминает «Сумерки богов». Все силы зла объединились против них, а потом вдруг появляется новый оплот, прекрасней, чем когда-либо, и Балдур снова живет. – Он обратил к Раттенгуберу мрачное лицо. – Так это и будет для нас, Вилли, для Германии. Я тебе это обещаю.

Несмотря на непрерывный грохот взрывавшихся в тридцати метрах над головой снарядов, на концентрированный запах пороха, на пыль, которая вызывала у него кашель, плечи Раттенгубера распрямились.

– Я тоже в это верю, рейхсляйтер. Никогда не переставал верить в предназначение немецкого народа.

– Хорошо, Вилли. Прекрасно. – Борман достал из стола письмо и стряхнул с него пыль. – Вот причина, почему тебе так важно выбраться из Берлина, и этот клоун Денитц не имеет к этому никакого отношения.

В основном дворе крепости Арлберг Шенк готовился выезжать. Он стоял рядом с машиной, подняв воротник шинели, чтобы защититься от снега, и ждал, пока капрал Шмидт в последний раз проверит работу двигателя.

– Все в порядке? – спросил Шенк.

– Насколько я могу судить, герр лейтенант.

– Молодец.

Когда он обернулся, Гессер, Каннинг и Бирр уже спустились по лестнице от главного входа и пересекали двор.

– Все готово, Шенк? – спросил Гессер.

– Да, герр оберст.

– Хорошо. Генерал Каннинг приготовил для вас кое-что.

Каннинг протянул ему конверт.

– Это письмо, в котором я описал ситуацию здесь. Передайте его первому британскому или американскому офицеру, которого встретите. Я думаю, это должно сыграть свою роль.

– Спасибо, генерал. – Шенк положил конверт в карман, затем расстегнул ремень, на котором висела кобура с автоматическим пистолетом «Вальтер», и протянул его Гессеру. – Учитывая обстоятельства, он мне не потребуется. – Он заглянул в машину и взял с заднего сиденья «Шмайсер» капрала Шмидта. – И это тоже.

Гессер, не без колебаний, их взял.

– Возможно, это разумно.

– Я так думаю, сэр. – Шенк кивнул Шмидту, и тот запустил двигатель. Оберлейтенант приосанился и молодцевато козырнул. – Герр оберст, джентльмены.

Все трое отдали ему честь. Шенк взобрался на пассажирское сиденье и кивнул. Шмидт вырулил со двора к главным воротам. Машина проехала по подъемному мосту и вскоре скрылась из вида за первым поворотом дороги.

Когда звук двигателя замер вдали, Бирр сказал:

– Знаете, что мне сейчас пришло в голову?

– Что? – поинтересовался Каннинг.

– Если Шенк наткнется на немецкую часть, и они найдут у него это письмо, ему не поздоровится.

– Я знаю, – сказал Каннинг. – Я думал об этом, когда писал это чертово письмо, но на этом этапе игры ему приходится рисковать, как и всем нам, – добавил он, повернулся и пошел через двор обратно.

Приблизительно в четыре часа пополудни Раттенгубер привел Риттера и Гоффера к выходу из бункера на Герман-Герингштрассе. На них были камуфляжные накидки и стальные каски, и у каждого небольшой рюкзак с провизией на время путешествия. Вооружены они были автоматическими пистолетами «Шмайсер», а за голенищем каждого сапога, по манере принятой в СС, по две ручных гранаты.

Артиллерийский обстрел стал еще безжалостней, чем раньше. Со стороны Потсдамерплатц доносился звук тяжелого боя.

Раттенгубер положил руку Риттеру на плечо.

– Что я могу вам сказать? Только желаю удачи, и да хранит вас Бог.

«Бог, – подумал Риттер. – Разве он на моей стороне?» – Он иронически улыбнулся, дотронулся до плеча Гоффера, и они вышли. Застрочили пулеметы, и Раттенгубер наблюдал, как они залегли, потом поднялись и перебежали к развалинам здания напротив.

Борман выдвинулся из тени позади Раттенгубера.

– Итак, они в пути, Вилли.

– Да, рейхсляйтер.

Борман взглянул на часы.

– Я могу уйти из бункера часа на три, самое большее. В любом случае, ты тоже должен вернуться к этому времени, чтобы отбыть вовремя. Мы должны действовать быстро.

– Да, рейхсляйтер.

Раттенгубер поспешно скрылся в темноте, спустившись по подъезду для транспорта. Спустя мгновенье заработал автомобильный двигатель, и он показался из темноты за рулем штабной машины. Сзади стоял пулемет MG-34, и Борман установил его на поворотное устройство за ветровым стеклом и сел в машину. Раттенгубер надел стальную каску и предложил Борману сделать то же самое, но рейхсляйтер отказался.

– Если там есть пуля для меня, каска меня не спасет. Я не надевал ее с той поры в 1918, когда служил в полевой артиллерии. Теперь давай поторопимся. Нам нельзя терять время.

Раттенгубер нажал на газ, и машина сорвалась с места, на большой скорости они доехали до поворота с Герман-Герингштрассе и взяли направление на Потсдамерплатц.

Миновав Тиргартен, Риттер и Гоффер продвигались вперед быстрыми перебежками от одного жилого дома к другому. Они шли под непрерывным минометным обстрелом, потом низко над самыми крышами пролетела эскадрилья русских бомбардировщиков, расстреливая из пушек все, что попадалось на глаза.

Риттер и Гоффер заскочили в дверной проем за огневым прикрытием из мешков с песком, из которого бойцы «Гитлерюгенда» безрезультатно стреляли в небо из легкого пулемета.

– Господи, дети играют в солдат, – сказал с возмущением Гоффер. – И толку от них столько же, как если бы они пускали рождественские фейерверки.

– Но они готовы умереть, Эрик, – ответил Риттер. – Они все еще верят.

Он сверился со схемой, которую дал ему Раттенгубер. Гоффер потянул его за рукав.

– А мы, майор? Как насчет нас? Какого черта мы здесь делаем? Ради чего?

– Ради выживания, Эрик, – сказал Риттер. – Мы занимаемся именно этим уже некоторое время, ты и я. Не исключено, что у нас получится. Кто знает? Может оказаться интересно.

– Это для вас самое главное, да? – заметил Гоффер. – Какой-то мрачный юмор. Поэтому у вас с губ не сходит кривая усмешка.

– Обещаю, Эрик, она там останется, когда ты сложишь мне руки на груди, – пообещал ему Риттер. – Давай двигаться. Нам еще нужно пройти четверть мили.

Они пробирались от улицы к улице, от одной воронки к другой. Берлин превратился в развалины. Они проходили мимо перепуганных жителей, в основном, это были женщины и дети или солдаты «Фольксштурма», измученные старики, в большинстве напоминавшие ходячих мертвецов.

Наконец они добрались до Ист-Вест-авеню и увидели вдалеке Виктори-колон. Здесь было почти безлюдно. По какой-то причине бомбардировка тоже прекратилась, и авеню было удивительно тихим и пустынным.

– Нам туда, – указал Риттер и бросился к боковой улочке напротив. Выставочные залы на углу пострадали от бомбежки, зеркальные стекла витрин исчезли. Вывеска над входом гласила: Бургдорф Авто.

Риттер прошел вперед по дороге и остановился у ворот гаража сзади. Они оказались закрытыми.

– Вот так, – сказал Риттер. В одной створке ворот была калитка. Риттер обернулся к Гофферу и слегка усмехнулся. – Я иду первым, ты прикрываешь.

Гоффер взвел курок «Шмайсера» и прижался к стене. Риттер резко повернул ручку калитки, она сразу подалась. Он выждал мгновенье и распахнул калитку, вскочил внутрь и сразу залег. Раздалась пулеметная очередь, потом наступила пауза, затем Гоффер выпустил ответную очередь, очертив круг на двери.

Когда замерло эхо, и наступила тишина, Риттер крикнул:

– Друзья. Мы ищем оберштурмфюрера Хайни Бергера.

Ответом была тишина. В вечернем свете гараж был полон теней. Наконец, тихий голос произнес:

– Идентифицируйте себя.

– Обмен «Валгалла», – назвал пароль Риттер.

Теперь он рассмотрел сбоку «Физлер-Сторч», затем раздался скрип шагов, и из тени появился молодой темноволосый офицер СС в камуфляжной форме. Старого образца пилотка была лихо сдвинута набок, в руках у него был американский автомат «Томпсон».

– Рад вас видеть, – приветствовал он их. – Я подумал, уж не иваны ли это вынюхивают лисиц.

Риттер кивнул на «Томпсон» с круглым барабанным магазином на 100 патронов.

– Их ждал бы неприятный сюрприз.

Бергер довольно ухмыльнулся.

– Да, малютка досталась мне в Арденнах. Мне всегда нравилось немного переусердствовать. – Он вставил в рот сигарету и щелкнул зажигалкой, сделанной из патрона от русской винтовки.

– А что герр Штрассер? – спросил Риттер, оглядываясь.

– О, ему пока еще не время быть здесь. – Бергер сел на упаковочный ящик, положив «Томпсон» на пол. – Спешить некуда, мы отсюда не тронемся до полуночи.

– Понятно. – Риттер сел рядом с ним, а Гоффер стал разглядывать самолет. – Этот человек, Штрассер, вы знакомы?

Бергер заметно помедлил.

– А вы?

– Не встречался ни разу в жизни.

– Я тоже. В этой пьесе у меня роль лихого водителя автобуса.

Риттер кивнул на самолет.

– До Баварских Альп нам на нем не дотянуть.

– Не дотянуть. У нас посадка на полосу в Тюрингском лесу, западнее Плауэна. Будем надеяться, что это еще наша территория.

– А если нет?

– Забавная мысль.

– Думаете, нам это удастся? Я имею в виду вылететь из Берлина?

– Почему бы и нет? Ханне Рейтш с Граймом удалось это на «Арадо», разве нет?

– Но не в полной темноте, которая будет, когда нам нужно будет взлетать.

– Да, это существенно, но с другой стороны это означает, что для русских это будет полной неожиданностью. Вряд ли у них будет в воздухе хоть один истребитель. Какая им в этом нужда после захвата Темплхофа и Гейтоу? Немного удачи и мы скроемся прежде, чем они сообразят, что к чему.

– Но разбега по авеню в темноте не избежать, – напомнил Риттер. – А «Виктори Колон»…

– Я знаю. Очень высокая и очень прочная. Все же, я полагаю, мы справимся как-нибудь. – На полу валялось несколько старых мешков, и он растянулся на них с «Томпсоном» в руках. – Я, пожалуй, немного подремлю. Интуиция подсказывает, что мне это пригодится. Присмотрите за входом? Толкните меня, когда появится Штрассер. – Он прикрыл глаза пилоткой. Риттер слегка улыбнулся и повернулся к Гофферу, который чувствовал себя сбитым с толку.

– Что происходит, майор? Что он из себя строит?

– Он спит, Эрик. Очень разумно при данных обстоятельствах. Первая вахта твоя или моя?

Близился вечер, когда оберлейтенант Шенк и Шмидт въехали в деревню Граз по дороге на Инсбрук. Деревня выглядела опустевшей, ни души в поле зрения. С того момента как они покинули Арлберг, они проехали примерно миль сорок и потеряли почти три часа из-за неполадок в системе подачи топлива в двигателе машины. Столько времени потратил Шмидт на выявление причин неполадок и их устранение.

Они не встретили за это время ни единого солдата, ни той, ни другой стороны, на дорогах полностью отсутствовали беженцы. Но это было понятно. Эти горцы – типичные крестьяне. Они не тронутся со своей земли, что бы ни случилось. Им бежать некуда.

В доме напротив в окне нижнего этажа немного отодвинули штору. Шенк вышел из машины, подошел к дому и постучал в дверь. Никакой реакции. Шенк нетерпеливо забарабанил в дверь.

– Господи, да откройте же! – крикнул он. – Я такой же австриец, как вы. Я не доставлю вам никаких неприятностей.

Спустя некоторое время отодвинули засов и дверь открыли. На пороге стоял старик с белыми волосами и густыми белыми усами, у него за спиной пряталась молодая женщина с ребенком на руках.

– Герр лейтенант, – приветствовал он вполне дружелюбно.

– Куда все делись?

– Сидят по домам.

– Ждут прихода американцев?

– Или англичан, или французов. – Он выдавил улыбку. – Лишь бы не русские.

– Здесь остались немецкие части?

– Нет. Были танкисты, но два дня назад и они ушли.

– А противник? Вы видели кого-нибудь? – Старик колебался, и Шенк сказал: – Скажите, это очень важно.

– Сегодня утром я был на ферме сына, просто смотрел, все ли в порядке. Он в армии, а его жена здесь, со мной. Это на три мили дальше по дороге. Там на лугу стоят лагерем английские войска. Они используют помещения фермы, поэтому я ушел.

– Какие войска? Танкисты, пехота?

Старик покачал головой.

– Они поставили очень много больших палаток, постоянно снуют машины скорой помощи. На всех их машинах красные кресты.

– Хорошо. – Шенк почувствовал волнение. – Не буду вас больше беспокоить.

Он поспешил к машине и забрался в нее.

– Три мили вперед по дороге, Шмидт. Судя по всему, там развернут полевой госпиталь британской армии.

«Это должно сработать, – думал он. – Все должно быть хорошо. Нам повезло». Шмидт нажал на акселератор. Они проехали площадь и затряслись по брусчатке узкой улочки между средневековыми домами, словно смыкавшимися над ней, где транспорту не развернуться и не разминуться.

Они свернули за угол и оказались на крошечной площади и увидели несшуюся им навстречу английскую машину скорой помощи. Шмидт лихорадочно вывернул руль, машину занесло на свежевыпавшем снегу. Как в стоп-кадре Шенк увидел сержанта в кожаной куртке, молодого рядового в каске рядом с ним, потом, зацепив правое переднее колесо машины англичан, их машина накренились набок, навалилась на низкий парапет фонтана в центре площади и опрокинулась.

Шмидта выбросило из машины, но он стал сразу вставать. Шенк, еще остававшийся в машине, увидел, как молодой рядовой в стальной каске выскочил из санитарной машины со «Стеном» в руке. Он выстрелил в Шмидта, отбросив того за ограждение фонтана.

Шенку удалось выбраться и подняться на ноги.

– Нет! – крикнул он. – Нет!

Парень выстрелил снова, пули рикошетило от брусчатки. Шенк почувствовал сокрушительный удар в правое плечо и руку, его отбросило обратно к машине.

Шенк слышал голоса, очень возбужденные голоса. Сержант обхватил парня, отнял у него оружие. В следующий момент он наклонился над Шенком.

Шенк старательно шевелил губами, чувствуя, что теряет сознание. Ему удалось вытащить из кармана письмо, он поднял его вверх окровавленной рукой.

– Доставьте меня к вашему командиру, – сказал он хрипло по-английски. – Вопрос жизни и смерти. – И потерял сознание.

Роджер Маллголланд майор 173-его полевого госпиталя оперировал с восьми часов утра. Долгий день по любым стандартам, и целая череда раненых, каждый из которых был кандидатом для большой операции в наилучших больничных условиях. В его же распоряжении были только палатки и походное оборудование. Он делал все, что было в его силах. Так же работали и его подчиненные. Работали они в таком режиме уже неделями, и этого было недостаточно.

Он отвернулся от раненого молодого пулеметчика, которому был вынужден ампутировать ногу ниже колена, и увидел Шенка в шинели на следующем операционном столе.

– Черт, а это кто такой?

Главный сержант Грант, дородный мужик из Глазго, сказал:

– Какой-то джерри-офицер, ехал на штабной машине через Граз. Столкнулся с одной из санитарных машин. Там немного постреляли, сэр.

– Что с ним?

– Две пули в плече. Еще одна в предплечье. Он требовал, чтобы его доставили к командиру части. Размахивал в руке вот этим.

Он показал конверт в пятнах крови. Маллголланд сказал:

– Ладно, готовьте его. Одним больше…

Он открыл конверт, достал письмо и начал читать. Потом произнес:

– Боже всемогущий! Мало мне было забот.