Текст книги "Операция «Валгалла»"

Автор книги: Джек Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Двенадцать

Риттер сидел за письменным столом в кабинете Майера, снова изучая план территории замка Арлберг. Гоффер безмолвно стоял у двери и ждал. Риттер отложил карандаш и выпрямился на стуле.

– Можно это сделать? – спросил Гоффер.

– Не вижу, почему нет, – сказал Риттер. – Требуется только хорошая дисциплина и немного отваги, а я думаю, что наши финны не обделены ни тем, ни другим.

Открылась дверь, и вошел Штрассер.

– Вернулся Джексон.

– А, да, – сказал Риттер. – Вы посылали его в Арнгайм. Можно спросить, зачем?

– Сначала расскажите мне о вашем плане атаки.

– Пожалуйста, – сказал Риттер, глядя на план. – Я дождусь темноты. Вернее, много позже наступления темноты. Скажем, в полночь, когда защитники пробудут наготове достаточно долгий период времени, что приведет к усталости. Бесполезно двигаться на бронетранспортерах, потому что они насторожатся, как только мы запустим двигатели.

– И что?

– Под покровом темноты, отряд, скажем, из двадцати человек подойдет ко рву. Двое из них переберутся через ров, заберутся на подъемный мост и установят пару взрывных устройств. Их не представит труда изготовить из подручного материала, поскольку нам не нужен особенно мощный заряд, чтобы разорвать эти цепи. Еще один заряд заложить перед воротами и взорвать их все одновременно.

– Понятно, – сказал Штрассер. – Подъемный мост опустится, ворота откроются, и ваша ударная бригада ворвется внутрь и проведет захват.

– При поддержке бронетранспортеров, которые начнут движение в момент взрыва. Что вы об этом думаете?

– Очень хорошо, – одобрил Штрассер.

– Есть слабые точки?

– Только одна. Так случилось, что снаружи над входом есть прожектор. Его включили минут пятнадцать назад. Уверен, что Сорса это подтвердит, если вы свяжетесь с ним по полевому телефону.

Риттер откинулся на спинку стула.

– У вас прекрасный и быстро реагирующий источник информации.

– Похоже, что так, – согласился Штрассер, но не сделал попытки объяснить ему. – Конечно, вы можете послать снайпера уничтожить этот источник света.

– И этим немедленно дать им знать, что мы что-то замышляем.

– План великолепный, тем не менее, и он еще может пригодиться.

– Каким образом?

– Если иметь человека, который способен сделать то же самое изнутри. – Штрассер дошел до двери и открыл ее. – Все в порядке?

Эрл Джексон вошел в комнату в летной куртке с воротником из овчины, надетой поверх мундира капитана ВВС Соединенных Штатов.

Когда полковник Гессер и Шнайдер поднялись по лестнице на восточную стену, ветер хлестнул их по лицам дождем со снегом. Было мучительно холодно. Главный сержант крепче ухватил Магду за поводок.

– Скверная ночь, – сказал Гессер. – Вспоминается сорок второй и зимняя кампания. Холод, который вгрызается в кости.

Он поежился, вспомнив, и Шнайдер сказал:

– Я не думаю, что они нас побеспокоят в такую ночь.

– Не то ли же самое мы говорили тогда о русских, – напомнил Гессер, – пока не узнали их лучше? Догадываюсь, что и Риттера это не остановит. Он, Бог знает, сколько времени провел на Восточном фронте.

Дозорные были расставлены прискорбно редко, но с этим он ничего не мог поделать. Один был на восточной сторожевой башне. Гессер поговорил с ним, потом выглянул через амбразуру, чтобы увидеть островок света у ворот.

– Интересно, сколько пройдет времени, пока кто-нибудь из них не сможет побороть искушение и выстрелит по этой штуке. Я почти хочу, чтобы это произошло. Чтобы кончилась эта проклятая неопределенность.

– Вы думаете, что они тогда пойдут на нас, герр оберст? – спросил Шнайдер.

– Ты же видел Риттера, правда? Разве он похож на человека, который просто уйдет? И потом этот лыжный патруль, который описывал круги по лесу до самой темноты? Нет, он здесь. И, когда он будет готов, мы об этом узнаем. Ладно, давай проверим водозаборную калитку.

Они спустились из дозорной башни по лестнице. Маленький сырой тоннель перекрывался тяжелой чугунной решеткой. Здесь на страже стоял капрал Вагнер, ветеран Восточного фронта, его левая рука была частично ущербной из-за тяжелого осколочного ранения. Он прислонился к решетке и вглядывался в темноту за ней, «Шмайсер» наготове в правой руке.

– Все в порядке? – спросил Гессер.

– Я не уверен, герр оберст. Мне кажется, я что-то слышал.

Они стояли, прислушиваясь. Сквозь решетку задувало снег. Гессер сказал:

– Это просто ветер.

И вдруг Магда заскулила, натянула поводок.

– Нет, герр оберст, он прав, – сказал Шнайдер. – Что-то движется.

Он и Гессер выхватили оружие. С другой стороны рва послышался звук скольжения. Снег обрушился в воду. Потом раздался хриплый шепот по-английски:

– Если там кто-то есть, не стреляйте. Я американский офицер.

Кто-то вошел в воду. Гессер сказал Шнайдеру:

– Включи свой фонарь, только на секунду, затем свети в землю.

После небольшой задержки, вспыхнул луч фонаря Шнайдера, выхватив на мгновенье из темноты Эрла Джексона. Он был на середине рва, плыл быстро, из воды была видна только его голова и меховой воротник летной куртки.

– Свой! – крикнул он, задыхаясь. – Американский офицер. Мне нужен генерал Гамильтон Каннинг.

Файнбаум, сидевший на корточках в тени на стене над главными воротами, заметил моментальную вспышку света слева от себя. Уровнем ниже, курили, присев и опершись спинами на стену, Говард и Гувер.

– Эй, капитан, во рву, ниже восточной дозорной башни мелькнул свет.

Они мгновенно вскочили на ноги.

– Ты не ошибся? – Говард выглянул через амбразуру. – Я ничего не вижу.

– Там был свет. Одно мгновенье.

– Ладно, пойдем проверим, – сказал Говард, и они пошли вдоль стены.

Когда они вошли в тоннель перед водозаборной калиткой, Джексон стоял по колено в воде по другую сторону решетки от Гессера и его людей, вцепившись в нее.

– Ради Бога, дайте мне войти. Мне нужно видеть генерала Каннинга.

– В чем дело? – резко спросил Говард. – Что происходит?

Ни слова не говоря, Гессер включил фонарь. Джексон зажмурился от яркого света. Он вымок до нитки, вода стекала с его форменной одежды, зубы стучали. Он пытался рассмотреть Говарда в темноте.

– Послушай, друг, ты американец? Заставь этих сумасшедших уродов впустить меня. Еще пять минут, и я просто умру от переохлаждения.

– Он прав, капитан, – сказал Файнбаум. – Выглядит он не очень.

– Кто вы? – потребовал ответа Говард.

– Имя Гарри Баннерман. Совершил аварийную посадку сегодня утром примерно в десяти милях отсюда, Р47. Был захвачен эсэсовским подразделением. Примерно час назад они привезли меня в деревню, которая здесь внизу. В гостиницу под названием «Золотой Орел».

– Как вам удалось уйти?

– Помог хозяин, мужик по фамилии Майер. Там был еще один пленный, который тоже в этом участвовал. Француз по фамилии Гайллар. Он мне сказал, чтобы я бежал сюда и встретился с генералом Каннингом. У меня есть информация о том, каким образом фрицы намерены захватить это место. – Он попытался тряхнуть решетку, но она не поддалась. Тогда он сказал надтреснутым голосом: – Ради Бога, впустите меня, если не хотите умереть.

– Ладно, – сказал Говард Гессеру. – Откройте калитку и втащите его, но очень быстро. А тебе, Файнбаум, поручаю лично сломать ему хребет пополам при первом его неверном движении.

В темноте на другой стороне рва Штрассер, Риттер и Гоффер услышали лязг закрывшейся решетки.

– Итак, он внутри, – сказал Риттер. – Будем надеяться, что они купятся на его историю.

– Не вижу причин, почему бы нет, – успокоил его Штрассер. – Преимущество Джексона в том, что он настоящий американец, не суррогат вроде того, что так вероломно предал Скорцени в Арденнах.

– Теперь будем ждать.

– Пока не наступит время мне исполнить свою партию в этой довольно интересной драме. – Штрассер улыбнулся в темноте. – Знаете, я, действительно, жду этого с нетерпением.

Генерал Каннинг, Бирр, мадам Шевалье и Клара сидели за поздним ужином, состоявшим из сэндвичей и кофе, когда вошли Гессер и Говард, а за ними Джексон в накинутом на плечи армейском одеяле. Файнбаум находился непосредственно у него за спиной, держа М1 в дюйме от позвоночника Джексона.

– Что мы здесь имеем? – спросил Каннинг, вставая из-за стола.

– Переплыл ров к водозаборной калитке, генерал, – отрапортовал Говард. – Утверждает, что является офицером ВВС. Ни бумаг, ни документов при нем не обнаружено. Нет даже солдатского жетона.

– Они у меня все забрали, – сказал Джексон. – Эти проклятые эсэсовцы с меня все сняли. Сколько раз мне это повторять?

– Ваша часть? – потребовал Каннинг.

– Пятьсот десятая эскадрилья, сэр. Совершали полеты с базы «Люфтваффе» в Гелленбахе с тех пор, как захватили ее четыре дня назад.

– Что с вами произошло?

– Моей эскадрилье было приказано разбомбить бронетанковую колонну на дороге на Зальцбург, с противоположной отсюда стороны. Это случилось сегодня утром, генерал. Мы сбросили бомбы четко на цель. Никаких проблем, в этом районе уже нет ощутимого присутствия «Люфтваффе». Затем, на пути обратно, у меня совершенно умерли батареи, и я вынужден был совершить посадку.

– На чем вы летели?

– Р47 «Зандерболт», сэр. Я сел благополучно на поляне в лесу и стал пробираться к дороге. В этой округе ситуация очень неустойчивая, генерал. Вокруг полно наших, но нужно знать, где их искать.

– Вы утверждаете, что были взяты в плен эсэсовским подразделением?

– Да, сэр. В нем, в основном, финны, но командует ими немецкий офицер по фамилии Риттер.

– И они продержали вас весь день?

– Так точно, сэр. В гостинице «Золотой орел» в Арлберге. – Он замолчал, оглядываясь вокруг себя в ужасе. – Послушайте, что происходит? Что вы, люди, думаете? Я что, фриц, по-вашему, или еще кто?

– Вот что я скажу, капитан, – вступил в разговор Файнбаум. – Это, действительно, забавно. Когда мы были в Арденнах в сорок четвертом, там тогда тоже шел снег, хочу добавить. Так вот, там постоянно откуда-то неожиданно появлялись люди, вроде вас. В наших мундирах, все как надо. Говорили, что отстали от своей части, спрашивали дорогу на Молмеди. Или что-то подобное. И что интересно, все они оказывались немецкими пособниками.

– Есть шанс заставить помолчать этого человека? – потребовал Каннинг холодно.

– Помолчи, Файнбаум, – приказал Говард.

Каннинг сказал Джексону:

– Мы здесь в трудном положении, Баннерман, ничто не можем принимать на веру, вы понимаете?

– Он сказал, что встречался с мистером Гайлларом, сэр, – сказал Говард.

Клара воскликнула взволнованно:

– Вы видели Поля?

– Конечно, я его видел.

– Как он?

– Он там присматривает за больным мальчонкой, сыном хозяина гостиницы, этого Майера.

– И эсэсовцы его взяли? – спросил Каннинг.

– О, да. Майор Риттер, тот, что у них за командира, разрешает ему регулярно осматривать ребенка, но они запирали нас обоих довольно надолго. Майер приносил нам еду, и Гайллар общался с ним подолгу, когда осматривал его сына. Мальчик в плохом состоянии.

– Ладно, как вы убежали?

– Только благодаря Майеру. Он услышал, как Риттер и еще один мужик в цивильной одежде, Штрассер, обсуждали план атаковать перед самым рассветом. Они собираются послать несколько человек через ров с взрывчаткой, чтобы взрывом обеспечить падение моста. Когда Гайллар это услышал, он сказал, что я должен выбраться и вас предупредить.

– Что, как мы видим, вам удалось без особого труда, – заметил Бирр.

– Это тоже заслуга Майера. Он шепнул мне, что оставил незапертой заднюю дверь кухни. Я попросил отвести меня в туалет, в подходящий момент врезал финну, который меня сопровождал, распахнул дверь и помчался как сумасшедший.

Наступило долгое, тяжелое молчание, когда все его разглядывали. Джексон сказал:

– Генерал, я, Гарри Баннерман, капитан военно-воздушных сил Соединенных штатов, и когда завтра перед рассветом ваш подъемный мост упадет от взрыва, вы поймете, что я говорю вам правду. А сейчас, я был бы рад чашке кофе, сухой одежде и предоставленной возможности где-нибудь преклонить голову.

Каннинг неожиданно улыбнулся и протянул ему руку.

– Вот что я тебе скажу, сынок. Я неожиданно решил тебе поверить. – Он обернулся к Гессеру. – Не могли бы вы найти для него что-нибудь сухое?

– Разумеется, – ответил Гессер. – Если герра капитана устроит немецкая военная форма. Сюда, пожалуйста.

Джексон пошел за Гессером, потом остановился и повернулся.

– Вот еще что, генерал. Нечто довольно странное. Для меня это ничего не значит, но для вас, возможно, окажется существенным.

– Что именно?

– Этот мужик, Штрассер. Я говорил о нем?

– Так что?

– Такое впечатление, что он имеет большой вес. Пару раз он действовал так, словно это он там командует. И один раз я слышал, как Риттер назвал его рейхсляйтером. Это вам о чем-нибудь говорит?

Гессер побледнел.

– Борман? – прошептал он.

– Точно, – воскликнул Каннинг. – Я знал, что видел где-то это противное лицо. Мартин Борман, секретарь самого Гитлера. Я видел его всего один раз. Он был на трибуне во время Олимпийских игр в Берлине в 1936 году. – Он обернулся к Гессеру. – А вы его не узнали?

– Я Бормана не видел ни разу в жизни, – объяснил Гессер. – Этот человек всегда держится в тени. Всегда так было.

– Теперь понятно, зачем мы потребовались так срочно, – сказал Каннинг. – Решил взять заложников в надежде спасти свою поганую шею. – Он возбужденно потер руки. – Славная работа, Баннерман. Вы, действительно, заслужили награду. Уведите его, Гессер, и снабдите сухой одеждой.

Гессер и Джексон вышли. Мадам Шевалье спросила:

– Что все это значит, генерал? Я слышала об этом Бормане. Он из ближайшего окружения, так?

– Не стоит беспокоиться, уверяю вас, – сказал Каннинг. – Выпейте еще кофе, отдохните, не нужно волноваться, я вернусь через минуту.

Он вышел в сопровождении Говарда и Файнбаума. Когда дверь за ними закрылась, Каннинг помедлил в начале лестницы.

– Что вас беспокоит, сэр? – спросил Говард.

Каннинг посмотрел на Файнбаума.

– Он стоящий мужик?

– Заслуженный. Похоже, обладает талантом убивать людей, генерал.

– Ладно, солдат. Следи за Баннерманом как коршун. Очень близко не подходи, но глаз не спускай, на всякий случай.

– Можете мне доверить это, генерал. – Файнбаум пошел вниз по лестнице и растворился в темноте.

– Вы не поверили Баннерману, сэр? – спросил Говард.

– Одна моя бабушка была родом из Шотландии, капитан, с острова Скай, она говорила, что обладает неким инстинктом. Не нужны никакие доказательства, она просто знает. Иногда мне кажется, что я унаследовал его от нее. Возвращайтесь к той калитке, я присоединюсь к вам, как только смогу.

Он открыл дверь и вернулся в обеденный зал.

Когда Говард поднялся на бастион над воротами, снегопад был уже сильным, в желтом свете прожектора летели крупные снежинки, кружившиеся от легкого ветра. Здесь был Гувер с тремя немцами. Американец, как и остальные, был в зимней форменной куртке «Вермахта».

– Решил перейти на другую сторону? – пошутил Говард. – Не поздновато ли, на этой стадии войны?

– Дань романтическому началу во мне, – сказал Гувер. – Мой прапрадед был в армии конфедератов. Полагаю, это у нас, Гуверов, в крови, присоединяться к тем, кто проигрывает. Что там с Баннерманом?

– Он поведал правдоподобную историю. Говорит, противник собирается атаковать перед рассветом. Пара парней переберется через ров с грузом взрывчатки, потом они пойдут на прорыв. – Он рассказал все остальное. Когда он закончил, Гувер сказал:

– Последняя часть не имеет особого значения на мой взгляд. Я никогда не слышал об этом Бормане. А вы слышали?

– Что-то где-то, – признался Говард. – Но я никогда не думал, что он важная птица. В том смысле, как Риббентроп или Геббельс и другие того же круга. То, что за ними послали такого человека как он, показывает, как им важно получить этих людей в свои руки в качестве заложников.

– Где Файнбаум?

– Остался где-то в северной башне, присматривает за Баннерманом по приказу генерала Каннинга.

Один из часовых сказал торопливо по-немецки:

– Там что-то движется. – Он схватил Гувера за руку и указал направление. Спустя мгновенье в круг света из темноты вышли Карл Риттер, Штрассер и Гоффер.

– Приветствую тех, кто на стене, – сказал Риттер. – Генерал Каннинг здесь?

Говард остался в тени.

– Что вы хотите?

– Герр Штрассер хочет поговорить с генералом Каннингом. У него есть предложение к генералу.

– Передайте через меня, – предложил Говард.

Риттер пожал плечами.

– Если вы так к этому относитесь, тогда я вижу, что мы зря тратим ваше время. Спасибо и спокойной ночи.

Они повернулись, чтобы уйти, и Гувер прошептал:

– Сэр, это может оказаться важным.

– Ладно, Гарри. – Говард наклонился вперед, чтобы оказаться на свету. – Подождите, я узнаю, что он скажет.

Спустя мгновенье он говорил с Каннингом по полевому телефону.

– Сэр, это может оказаться ловушкой.

– Я так не думаю, – возразил Каннинг. – Они, эти двое, не могут не понимать, что будут разнесены в клочья при малейшем намеке на опасность. Не думаю, что они готовы к самопожертвованию, особенно если Штрассер именно тот, о ком говорил Джексон. Опустите мост. Я их приму. Проводите ко мне Штрассера, а Риттер пусть останется с вами.

Спустя несколько минут, под громыхание цепей мост начал опускаться. Риттер сказал тихо:

– Итак, рыбка схватила наживку. Вы всегда правы в своих предсказаниях?

– Только когда дело касается чего-то важного, – сказал Штрассер. И когда мост встал на место, они пошли по нему рядом, Гоффер шел следом.

Калитка в воротах открылась, из нее выглянул Говард и сразу отступил обратно. Они вошли внутрь. Когда он закрыл калитку и заложил засов, Говард сказал Гуверу:

– Отведи герра Штрассера в северную башню. Генерал Каннинг его ждет. А вам, майор, – обратился он к Риттеру, – боюсь, придется удовольствоваться моей компанией, пока он не вернется.

Не сказав ни слова, Штрассер пошел вслед за Гувером. Гоффер стоял спиной к воротам с каменным выражением лица. Риттер достал портсигар, выбрал сигарету, затем предложил Говарду.

– Хочу предупредить, это русские, весьма специфические.

Говард взял одну, прислонился спиной к стене, чувствуя бедром ствол «Томпсона».

– Итак, мы опять здесь.

Когда Гувер постучал и открыл дверь верхнего обеденного зала, у камина стояли только Каннинг и Джастин Бирр. Штрассер с беззаботным видом, руки в карманах кожаного пальто, фетровая шляпа сдвинута на одно ухо, остановился в центре комнаты.

– Добрый вечер, джентльмены.

Каннинг кивнул Гуверу.

– Вы можете подождать в холле, сержант. Я позову вас, если потребуется.

Дверь закрылась. Штрассер подошел к камину и расставил руки перед огнем.

– Ничто не сравнится с горящими в камине дровами, когда на улице холодина. Сегодня стужа такая, что вгрызается в кости, как кислота.

Каннинг кивнул Бирру, тот подошел к бару, налил в стакан щедрую порцию бренди и вернулся.

– Это, чтобы продемонстрировать нашу человечность. Теперь скажите, Борман, какого черта вам нужно?

Штрассер замер с поднесенным ко рту стаканом.

– Штрассер, герр генерал. Моя фамилия Штрассер.

– Странно, – сказал Каннинг. – Вы просто одно лицо с человеком, которого я видел в Берлине в 1936 году, стоявшим на трибуне позади Адольфа Гитлера во время Олимпийских игр. Рейхсляйтер Мартин Борман.

– Вы мне льстите, генерал. Уверяю вас, я не ахти какой важный чиновник департамента администрации по делам военнопленных.

– Я испытываю затруднения принимать вас за не ахти какого важного чиновника, но продолжайте.

– Давайте рассмотрим сложившуюся здесь ситуацию. В гарнизоне вас всего двадцать четыре человека. Двадцать шесть, если учитывать дам. Большинство ваших людей резервисты, которые никогда не были в деле, или инвалиды, которые с трудом могут удержать в руках винтовку.

– И что?

– Мы, с другой стороны, располагаем закаленной в боях, ударной бригадой почти из сорока человек. Солдатами «Ваффен-СС», генерал. И как бы неодобрительно вы к ним ни относились, вы не можете не признать, что они лучшие в мире солдаты.

– Это ваше мнение, – сказал Джастин Бирр. – Что вы пытаетесь доказать?

– Что, если мы решим двинуть против вас, последствия могут быть катастрофическими, для вас.

– Зависит от точки зрения, – ответил Каннинг. – Но, полагая, что вы правы, что вы предлагаете нам сделать? Вы же поэтому здесь, не так ли? Чтобы предложить нам какое-то альтернативное решение. Я имею в виду, до того как послать пару человек форсировать ров перед самым рассветом, с тем, чтобы взорвать цепи подъемного моста?

– Боже правый, кто-то сильно постарался, – сказал Штрассер. – Хорошо, генерал. Это просто. У нас в руках Гайллар. Мы взяли его в «Золотом орле», где он присматривает за больным сыном хозяина гостиницы. Печально, что добрые деяния часто ведут к гибели. Однако, если вы и полковник Бирр отдадитесь нам в руки, мы удовлетворимся этим и позволим дамам свободно уйти.

– Ни за что, – отрезал Каннинг.

Штрассер обратился к Бирру:

– Вы согласны?

– Боюсь, что так, старина. Понимаете, мы вам, в действительности, не доверяем, вот в чем беда. Ужасно жаль, но что поделаешь.

– А дамы? – спросил Штрассер. – У них нет права голоса?

Каннинг подумал, затем подошел к двери, открыл и сказал несколько слов Гуверу, затем вернулся в комнату. Он и Бирр закурили. Штрассер оглядел комнату и сразу обратил внимание на букет алых зимних роз на рояле.

– Ах, мои любимые цветы. – Он был искренне доволен и пошел к ним, чтобы полюбоваться. – Зимние розы. Они как жизнь посреди смерти. Они наполняют сердце радостью.

Дверь открылась. Штрассер обернулся. В комнату вошли Клер де Бевилль, мадам Шевалье и Эрл Джексон. Штрассер улыбнулся американцу.

– Мы скучали без вас за ужином.

– Простите, я не мог задержаться.

Штрассер повернулся к Каннингу.

– Теперь понятны некоторые вещи, которые казались необъяснимыми. Я начал было думать, что вы чародей. Приятно убедиться, что вы просто человек, как все остальные.

– Хорошо, – сказал Каннинг. – С меня на сегодня уже довольно. Вы хотели поговорить с дамами, они здесь, так что прошу.

– Представить не могу, что вы можете мне сказать нечто для меня интересное, мосье, – сказала мадам Шевалье. – К счастью, я могу с пользой провести это время.

Она села за фортепьяно и начала играть ноктюрн Дебюсси. Штрассер, ни в малейшей степени не чувствуя неудобства, сказал:

– Я предложил вам, дамы, свободу, гарантировал ее при условии, что генерал и полковник Бирр спокойно и без суеты уйдут с нами.

Мадам Шевалье игнорировала его, а Клер подошла к цветам и приблизила к ним лицо.

– Мне следовало догадаться, – сказал Штрассер. – Они больше других цветов требуют нежного ухода, бесконечного терпения, чтобы их вырастить. Это ваша работа, мадам?

– Да, – ответила Клер. – Так что вы видите сами, я очень занята и не могу уйти в настоящий момент.

Вмешался Каннинг.

– Вы слышали, что сказали дамы.

Штрассер выбрал одну розу, сломал стебель и воткнул цветок в петлицу.

– Только ради этого стоило приходить. Вы любите зимние розы, генерал?

– Я люблю, что бы то ни было, если оно возделано руками мадам де Бевилль.

– Хорошо, – сказал Штрассер. – Я вспомню об этом на ваших похоронах. Лилии нагоняют скуку. Одна алая зимняя роза будет очень хорошо смотреться. А теперь, я думаю, я хочу пожелать вам доброй ночи. Очевидно, что больше мне здесь делать нечего.

Он направился к двери. Гувер взглянул на Каннинга, тот кивнул. Сержант пошел впереди Штрассера.

Повисло тяжелое молчание. Мадам Шевалье прекратила играть.

– Должно быть, я старею. Неожиданно мне стало холодно. Очень, очень холодно.

Штрассер прошел через калитку в воротах, за ним вышел Гоффер. Когда Риттер двинулся к выходу, Говард сказал:

– Я с вами встречусь.

– Когда? – удивился Риттер. – На рассвете под вязами? Шесть шагов в стороны, разворот, выстрел? Вы слишком серьезно все воспринимаете, капитан.

Он последовал за остальными. Когда он ступили на берег, мост у них за спиной начал подниматься.

– Вы довольны? – спросил тихо Риттер Штрассера.

– Да, вполне. Джексон теперь внедрен полностью. Остальное зависит от него.

Он стал весело насвистывать.

Было заполночь, в Берлине в своем офисе в бункере Борман продолжал напряженно работать, скрипело по бумаге перо, приглушенно доносился издалека грохот русской артиллерии. Раздался легкий стук в дверь, и она открылась. Вошел Геббельс. Он был бледен, выглядел измученным, кожа плотно обтянула череп. Ходячий мертвец.

Борман положил перо.

– Как идут дела?

Геббельс протянул ему телекс.

– Эту телеграмму я только что отправил в Плен.

Главному адмиралу Денитцу (лично и секретно)

Доставить с нарочным

Фюрер умер вчера в 15.30. В своей последней воле от 29 апреля он назначил Вас президентом Рейха, Геббельса – рейхсканцлером, Бормана – партийным министром…

Там было еще, но Борман не стал читать.

– Бумаги, Йозеф. Всего лишь множество бумаг.

– Возможно, – согласился Геббельс. – Но мы обязаны соблюдать формальности даже на этой стадии.

– Зачем?

– Ради будущих поколений, если больше не для чего. Ради тех, кто придет после нас.

– Здесь, в Германии, после нас никто не придет долгие, долгие годы. В настоящее время наша судьба ждет нас где-то в другом месте.

– Тебя, возможно, но не меня, – сказал Геббельс ровным безразличным голосом.

– Понимаю, – сказал Борман. – Ты намерен последовать примеру фюрера?

– Не стыдно покончить с жизнью, которая не имеет для меня больше ценности, если я не могу следовать его идее. Не собираюсь остаток жизни кружить по миру подобно некому вечному скитальцу. Подготовка уже ведется. Детям дадут капсулы с цианидом.

– Всем шестерым? – Борман улыбнулся. – Основательно и надежно до самого конца. А вы с Мартой?

– Я уже обговорил детали с СС ординарцем. Он нас застрелит, когда наступит нужный момент.

Борман пожал плечами.

– Тогда я могу лишь пожелать тебе больше удачи там, чем у тебя было здесь.

– А ты? – спросил Геббельс.

– О! Попытаю удачи во внешнем мире, я думаю. Сегодня днем мы еще будем здесь в безопасности. Я попытаюсь уйти отсюда сегодня ночью вместе с Штампфеггером, Аксманном и еще с одним или двумя. Мы намерены воспользоваться тоннелем метро. По нему доберемся до станции на Фридрихштрассе, полагаю, без затруднений. Монке с боевой группой из трех тысяч пока держится там. СС, моряки, ополченцы, ребята из «Гитлерюгенда».

– А потом?

– С их помощью мы попытаемся перейти Вайдендаммерский мост через Шпрее. На другом берегу у нас будут вполне приличные шансы. В северо-западных районах русских еще немного.

– Могу только пожелать тебе удачи, – сказал Геббельс неожиданно действительно очень усталым голосом. Он повернулся к двери, начал ее открывать и остановился. – Что будет потом, если тебе удастся уйти?

– О! Я буду в порядке.

– Я подумал, что ты всегда готовился к этому, так?

Геббельс вышел, закрыв за собой дверь. Борман посидел, обдумывая сказанное Геббельсом: «Я не собираюсь всю оставшуюся жизнь кружить по миру как некий вечный скиталец». Он пожал плечами, взял ручку и снова стал писать.

Джексон лежал в темноте на кровати в предоставленной ему комнате и ждал. Он посмотрел на светящийся циферблат часов. Двадцать минут первого. Нужно подождать еще десять минут. Он зажег сигарету и стал лихорадочно курить. Не то чтобы он боялся, просто был возбужден. Предложение Штрассера сказать им, что он рейхсляйтер, было блестящим. Вместе с его личным визитом это эффективно маскирует все предприятие. Он был уверен, что теперь ему полностью доверяют.

Он снова посмотрел на часы. Время идти. Он встал, прокрался к двери и открыл ее. Коридор был необитаем и полон теней, освещался единственной лампочкой в дальнем его конце. В золоченом зеркале мелькнул он сам в полный рост. Он был в мундире Гессера, который на нем прекрасно сидел. Джексон шел по коридору, минуя одно за другим полотна масляной живописи, с которых на него взирали бледные лица людей восемнадцатого столетия. Он дошел до лестницы в конце, остановился у белой двери на маленькой площадке и постучал.

Дверь сразу приоткрылась, словно его за ней ждали.

– Обмен «Валгалла», – прошептал Джексон.

– Хорошо, – сказала Клер де Бевилль. – Для вас все готово. – Джексон вошел в комнату. На умывальнике лежала пластиковая взрывчатка, детонаторы и «Шмайсер». Он положил в один карман взрывчатку, в другой детонаторы, взял автомат. – Что-нибудь еще? – спросила она. Лицо Клер было бледным и неестественно спокойным.

– Да. Какого-нибудь пистолета у вас не найдется?

– Думаю, да.

Она открыла ящик тумбочки около кровати и достала «Вальтер». Джексон проверил, заряжен ли он, потом запихнул его сзади за ремень под кителем.

– Люблю иметь козырь про запас на случай, если что-то пойдет не так, как задумано. Удивительно, как часто даже профессионалы пропускают при обыске это место. Вы говорили с ним по радио после того, как он был здесь?

– Двадцать минут назад. Все организовано точно так, как планировалось. Они ждут ваших действий. Вам нужна шинель и фуражка, чтобы вы прошли через двор незамеченным. Там есть люди. Маленькая лестница в конце коридора приведет вас в главный вестибюль, в глубине его находится гардеробная, а помещение, в котором располагается подъемный механизм моста, находится за первой левой дверью входного тоннеля.

– Вы хорошо поработали. – Джексон усмехнулся. – Жаль, нельзя задержаться поболтать. Опять измена дорогим друзьям… – Он подхватил «Шмайсер» и выскользнул из комнаты.

В обеденном зале Каннинг стоял в одиночестве у камина, когда вошел Гессер.

– Холодно, – сказал немец. – Ужасно холодно. Шнайдер сказал, что вы хотели поговорить.

– Да. Положим, мост упал, и ворота взорваны, что тогда будет?

– Они ворвутся сюда на предельной скорости, которую способны развить их бронетранспортеры, так мне кажется.

– Точно. Бронированные перевозчики войск, а у нас даже нет ничего, чем можно взорвать их, если кому-то не повезет оказаться достаточно близко, чтобы бросить одну из ваших ручных гранат.

– Точно. Но я полагаю, у вас есть решение, иначе, зачем бы вам поднимать эту тему?

– Мы с вами слишком долго вместе, Макс. – Каннинг улыбнулся. – Скажу. Эта пушка, что установлена в центре двора. Большая Берта.

Гессер сказал:

– Она не стреляла со времен франко-прусской войны.

– Я знаю. Но в ней мог остаться хотя бы один хороший броневой пояс. Пусть этим делом займется Шнайдер. Вы сможете быстро приготовить какой-то заряд. Откройте несколько патронов, чтобы сделать фитиль. Набейте ствол старым металлом, цепями, всем, что найдете. Затем соберите людей и подтащите ее к входному тоннелю. Оставьте в двадцати-тридцати ярдах от входа. Это должно разнести первую машину в клочья.

– Или взорваться в лицо тому, кто поднесет фитиль.

– Это буду я, – успокоил его Каннинг. – Моя идея, я и сделаю это.

Гессер вздохнул.

– Хорошо, герр генерал. Здесь вы командуете, не я. – Он вышел.