Текст книги "Операция «Валгалла»"

Автор книги: Джек Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Четырнадцать

Риттер и Клер де Бевилль не обменялись ни единым словом на всем пути до деревни. Когда Гоффер остановил машину перед «Золотым орлом», Клер не сделала попытки выйти из нее, она продолжала сидеть, глядя в пространство, и словно онемев, снежинки оседали у нее на ресницах.

– Мы пойдем внутрь, – сказал мягко Риттер, когда Гоффер открыл для них дверь. Риттер взял ее за руку, чтобы помочь спуститься, и она начала дрожать. Он обнял ее за плечи. – Быстро, Эрик. Внутрь.

Гоффер побежал вперед открывать дверь. Риттер провел ее по лестнице наверх, в бар. Майер разжигал огонь в камине. Когда он увидел Клер, его лицо выразило удивление.

– Мадам де Бевилль, как вы себя чувствуете?

Клер била дрожь, которую ей не удавалось сдержать. Риттер спросил:

– Где герр Штрассер?

– В моем офисе, штурмбаннфюрер.

– Я отведу ее туда. Приведите доктора Гайллара. Думаю, ей нужен врач. Пойди с ним, Эрик.

Они оба вышли. Клер тяжело навалилась на Риттера, и он ее крепко обхватил, боясь, что она упадет. Он подвел ее к огню и устроил в большом кресле рядом с камином. Потом подошел к бару, налил в стакан бренди и вернулся.

– Глотните, хотя бы немного, вы почувствуете себя лучше. Обещаю.

Она тихо застонала, но выпила, и у нее перехватило дыхание, ее пальцы с силой сжали плечо Риттера, а взгляд устремился мимо.

Штрассер сказал:

– Что случилось? Где произошел сбой?

Риттер обернулся, чтобы его видеть.

– Ей плохо, как вы можете видеть.

– Это не по вашему департаменту, так что не вмешивайтесь, – сказал холодно Штрассер.

Риттер подумал, потом сделал несколько шагов в сторону. Штрассер спросил:

– Вас разоблачили?

– Да.

– Тогда, как вы оказались здесь?

– Генерал Каннинг выкинул меня оттуда.

Штрассер стоял прямо напротив нее, сложив за спиной руки, слегка хмурясь.

– Именно такой глупости от него и можно было ждать.

– Что теперь будет?

– С вами? Мне совершенно безразлично, мадам.

Он повернулся, чтобы уйти, но Клер схватила его за рукав, снова дрожа и со слезами на глазах.

– Пожалуйста, герр Борман, Этьен, мой муж, вы обещали.

– Штрассер, – поправил он. – Моя фамилия Штрассер, мадам. И я ничего не обещал относительно вашего мужа. Я говорил, что сделаю, что смогу.

– Но полковник Раттенгубер…

– Он мертв, – сказал Штрассер. – Я не могу отвечать за пустые обещания умершего человека.

На ее лице появилось выражение ужаса и недоверия.

– Но я делала все, что мне велели. Предала друзей, свою родину. Вы понимаете?

Из двери Гайллар сказал:

– Ради Бога, Клер, что вы такое говорите?

Она повернулась к нему резко.

– О, да. Это правда. Я была марионеткой, они дергали за веревочки. Познакомься с моим хозяином, Поль. Рейхсляйтер Мартин Борман.

– Мне порядком надоела эта чушь, – сказал Штрассер.

– Знаешь, Поль, почему я это делала? Сказать? Очень просто. Этьен не был убит при побеге из штаба СД в Париже, как мы думали. Он жив. Он заключенный в концентрационном лагере «Маутхаузен».

На лице Гайллара отразилась боль, переполнявшая его жалость. Он взял ее руки в свои.

– Я знаю, Клер, что Этьен не был убит при побеге с авеню Фош. Знаю это давным-давно. Я знаю, что его поместили в «Маутхаузен».

– Знаешь? Я не понимаю?

– «Маутхаузен» – это лагерь уничтожения. В него только входят и никогда не выходят. Этьен умер там, в карьере, вместе с сорока семью американскими, английскими и французскими летчиками. Казалось лишним еще усиливать твои страдания, когда ты и так считала его умершим.

– Как они умерли?

Гайллар колебался.

– Пожалуйста, Поль, я должна знать.

– Ладно. В одном месте в карьере была лестница в 127 ступеней. Этьен и остальные должны были по ней подниматься с тяжелыми камнями. Весом по семьдесят, восемьдесят и даже по сто фунтов. Если они падали, их били, пока они не вставали снова. К вечеру первого дня половина из них умирали. Остальные умирали на следующее утро.

Каннинг и Джастин Бирр рассматривали план замка, разложенный на крышке рояля. Сидя напротив них, Клодин Шевалье что-то тихо наигрывала. Открылась дверь, и вошли Гессер и Говард, немец стряхивал снег с мехового воротника своей шинели. Каннинг сказал оживленно:

– Я собрал вас вместе для последнего совещания относительно плана наших действий в случае решительного нападения.

– Вы думаете, это еще возможно, сэр? – удивился Гессер.

– У меня нет причин в этом сомневаться. Совершенно определенно одно: если это произойдет, то очень скоро. Не позднее рассвета, потому что у этого Штрассера или Бормана, да кем бы он ни был, времени-то совсем не остается. Здесь может пройти колонна Союзников. Как бы то ни было, – он придвинул к ним план, – предположим, они атакуют и опустят мост. Как долго вы сможете их удерживать перед воротами, Говард?

– Недолго, генерал. У нас только винтовки, «Шмайсеры» и гранаты. Пулемет всего один. У них еще осталось два бронетранспортера с тяжелыми пулеметами на борту, и численность бойцов тоже гораздо больше.

– Ладно, они преодолели ворота, и вы отошли назад. Как там «Большая Берта», Макс?

– Она установлена в тридцати ярдах от устья тоннеля и забита металлическим ломом, но не могу гарантировать, что она не взорвется, похоронив того, кто поднесет к ней фитиль.

– Это моя забота, – сказал ему Каннинг. – Когда я это сказал, я именно это и имел в виду. Если это сработает, мы уничтожим первый бронетранспортер, который появится из тоннеля, и, возможно, всех, кто в нем. Это несколько сравняет наши шансы.

– Что дальше? – резко спросил Говард.

– Мы отойдем в северную башню, запрем дверь и будем удерживать их снаружи, насколько хватит сил.

Бирр сказал спокойным голосом:

– Неприятно упоминать об этом, Гамильтон, но эта дверь не представит собой особого препятствия, если ее забросают гранатами.

– Тогда мы отойдем на лестницу, – сказал Каннинг. – Будем отбиваться от них на каждом этаже, или у кого-то есть лучшее предложение? – Ему ответом было общее молчание. – Итак, джентльмены, приступим. Я присоединюсь к вам на стене через пять минут.

Они вышли. Каннинг некоторое время рассматривал план, потом взял немецкую форменную куртку с капюшоном и натянул ее через голову.

– До рассвета еще далеко, Гамильтон, – сказала Клодин Шевалье. – Вы всерьез считаете, что они решатся?

– Боюсь, что да.

– А Поль и Клер? Интересно, что будет с ними?

– Не знаю.

– Или не желаете знать?

– Меня заботит только Гайллар. – Каннинг расстегнул и застегнул кобуру с пистолетом.

– Как странно, – сказала она, продолжая играть, – что любовь может так быстро обернуться ненавистью, или не может? Возможно, мы просто себя обманываем.

– Идите вы к дьяволу, – горько сказал Каннинг и вышел, хлопнув дверью.

Когда Сорса вошел в бар «Золотого орла», он увидел Риттера, сидящего у камина с бокалом в руке. Сорса стряхнул снег с куртки. Риттер не произнес ни слова и продолжал смотреть на огонь. Открылась дверь кухни, и вошел Эрик Гоффер с подносом с кофе. Риттер игнорировал и его.

Сорса взглянул на главного сержанта и кашлянул. Риттер очень медленно повернул голову с задумчивым выражением в глазах.

– Да, в чем дело?

– Вы за мной посылали, штурмбаннфюрер.

Риттер довольно долго на него смотрел, потом спросил:

– Какие у вас потери?

– Четверо убитых, двое серьезно раненых. Мы доставили их сюда, чтобы ими занялся врач. У троих небольшие царапины. Один бронетранспортер уничтожен. Что будет дальше?

– Мы атакуем на рассвете. Ровно в семь. Вы и ваши люди еще мои до девяти часов, помните это.

– Да, штурмбаннфюрер.

– Я сам буду командовать. Лобовая атака. Используем бронебойные фаустпатроны, чтобы опустить мост. Гоффер был лучшим бомбардиром в батальоне. Он взорвет для нас цепи, не так ли, Эрик?

Это носило форму приказа, и Гоффер реагировал соответственно: вытянулся, щелкнул каблуками:

– Слушаюсь, штурмбаннфюрер.

Риттер поднял глаза на Сорсу.

– Есть возражения?

– Это что-то изменит, если они у меня есть? – спросил Сорса.

– Нет, пожалуй. Всех нас приводит в ад та же дорога.

– В Финляндии тоже так говорят.

Риттер кивнул.

– Лучше оставить главного сержанта Гештрина и четверых ваших лучших людей здесь, держать оборону, пока нас не будет. Возвращайтесь в лагерь. Я присоединюсь к вам через некоторое время.

– А герр Штрассер?

– Не думаю, не сейчас. Герр Штрассер слишком значительная личность, чтобы подвергать его риску. Вы меня понимаете?

– Думаю, да, штурмбаннфюрер.

– Это хорошо, потому что, будь я проклят, если сам понимаю это. – Риттер встал и подошел к бару, взял бутылку шнапса. – Я узнал множество хороших людей за эти пять-шесть лет, их нет больше с нами. И в первый раз я задался вопросом: почему. – В лице его появилось выражение отчаянья. – Почему они умерли, Сорса? Ради чего? Вы можете мне сказать?

– Боюсь, что нет, – ответил спокойным голосом Сорса. – Видите ли, я воевал за зарплату. Мы принадлежим к разным клубам, вы и я. Еще что-нибудь? – Риттер покачал головой. – Тогда я вернусь к своим парням.

Огромный финн отсалютовал ему по-армейски и вышел. Риттер пошел к камину, глядя на пламя.

– Почему, Эрик? Ради чего?

– Что это с вами, майор Риттер? – спросил Штрассер из дверного проема. – Поздновато для философии на мой взгляд.

Риттер обернулся к нему, темные глаза полыхнули на бледном лице.

– Больше никаких игр, рейхсляйтер. Мы уже слишком далеко зашли, вы и я.

– Да, неужели? – Штрассер зашел за стойку и налил себе бренди.

– Борман ли в Берлине, а Штрассер здесь, или наоборот? – спросил Риттер. – С другой стороны, какая разница?

– Теперь дошла очередь до речей?

– На мой взгляд, я это заслужил хотя бы тем, что наблюдал за этим тошнотворным спектаклем с этой женщиной, де Бевилль. Вы низвели ее до уровня последней шлюхи из Сан-Паули. Вы ей ничего не оставили.

– Я сделал то, что должен был сделать.

– Во имя Бога, Фюрера и Рейха, или я разместил их не в том порядке? – Риттер игнорировал выражение ужаса, появившееся на лице Гоффера. – Сотни тысяч молодых немцев погибли, сливки нации, те, что верили. Те, у кого была вера и идеалы. Кто думал, что они выводят страну из упадка и нищеты двадцатых в новый век. Сейчас я понял, что они умерли напрасно. Того, во что они верили, не существовало с самого начала. Вы и вам подобные позволили, себе на горе, сумасшедшему человеку завести немецкий народ на дорогу в ад, а мы следовали за вами с радостью в сердце.

Штрассер сказал:

– Послушайте меня, Риттер. Это сентиментальная чушь в худшем виде, и не вам, человеку, который служил Рейху, как немногие, ее повторять. Вы полагаете, что нам конец? Если так, то вы сильно ошибаетесь. Нет, мы живы. Только теперь начинается «Камараденверк», и для вас там есть место. Почетное место.

Риттер повернулся к Гофферу.

– Мы сейчас уходим, Эрик.

Гоффер вышел. Штрассер спросил:

– Что вы намерены делать?

– В семь часов я атакую. Всей мощью пойдем на приступ. Используем бронебойные фаустпатроны, чтобы разорвать цепи подъемного моста. Гарантировать успех не могу, но может и получиться. Здесь держать оборону оставляю главного сержанта Гештрина и с ним еще четверых.

Вернулся Гоффер и подал ему куртку и пилотку. Штрассер сказал:

– Подождите, я только схожу за пальто. Я пойду с вами.

– Нет! – сказал Риттер категорически. – Я командую, и я говорю, что вы остаетесь здесь. – Пока он застегивал куртку, Штрассер спросил:

– Если ваши чувства настолько определенны, как вы говорите, зачем вы это делаете?

– Большинство моих друзей погибли, так почему мне должно это сойти с рук? – И он вышел.

Арни спокойно спал. Единственным видимым свидетельством сурового испытания, через которое ему пришлось пройти, были темные круги под глазами, похожие на кровоподтеки. Гайллар положил руку мальчику на лоб. Он был прохладным и впервые за сутки пульс тоже был в норме.

Он зажег сигарету, подошел к окну и приоткрыл его. Было довольно темно, только из окна кухни через двор напротив лился свет. Шел снег. Гайллар глубоко вдыхал холодный живительный воздух.

В дверь постучали, и вошел Майер с кофе на подносе. Финский часовой остался снаружи. Гайллар мог его видеть. Тот сидел на стуле по другую сторону коридора и курил сигарету.

– Как он, герр доктор? – спросил Майер, наливая кофе.

– Температура спала, пульс в норме, спит спокойно, как вы сами видите. – Гайллар выпил кофе и поблагодарил. – Теперь мне нужно взглянуть на мадам де Бевилль.

Майер сказал тихо:

– Они собираются в семь атаковать замок.

– Вы уверены? – спросил Гайллар.

– Я совсем недавно слышал, как майор Риттер и герр Штрассер говорили об этом в баре. Майор Риттер уже уехал к замку.

– А Штрассер?

– Они схватились, Штрассер хотел идти, но Риттер был против. Так что он остался здесь с пятью охранниками.

Гайллар повернулся и облокотился на подоконник, очень взволнованный.

– Если они пойдут на приступ, там наверху нет никаких шансов устоять. Мы должны что-то предпринять.

– Что мы-то можем сделать, герр доктор. Ситуация безнадежная.

– Нет, если кто-то сможет сообщить о том, что здесь случилось. Теперь в районе Арлберга должно быть много подразделений Союзников. Вы могли бы пойти, Йоганн. – Он протянул руку и ухватил Майера за пальто. – Вы можете выскользнуть отсюда.

– Я очень сожалею, герр доктор, я перед вами в большом долгу, возможно, я обязан вам жизнью моего сына, но если я пойду, мальчику может грозить опасность. – Майер покачал головой. – В любом случае, с этими финнами перед домом угнать штабную машину невозможно, а пешком далеко ли уйдешь?

– Безусловно, вы правы. – Гайллар в унынии снова повернулся к окну и увидел внизу во дворе нечто, мгновенно возродившее в нем горячую надежду. К стене рядом с окном кухни была прислонена пара лыж.

Ему с трудом удалось остаться невозмутимым.

– Налейте мне еще кофе прежде, чем часовой решит, что вы здесь уже слишком долго, и слушайте. Там внизу стоят лыжи, они ваши?

– Да, герр доктор.

– Вы правы, друг мой, вы передо мной в долгу, и теперь у вас есть возможность отдать мне долг. Возьмите эти лыжи, куртку, перчатки и ботинки и оставьте их в дровяном сарае наверху. Это все, о чем я прошу. Отсюда я выберусь сам.

Майер колебался.

– Я не уверен, герр доктор. Если они об этом проведают…

– Йоганн, не ради меня и моих друзей, – сказал Гайллар. – Ради Арни, вы должны это сделать. – Финн вошел в комнату, бормоча что-то на своем языке, жестом показал Майеру, чтобы уходил. Майер взял поднос. – Я надеюсь на вас, Йоганн.

– Я попытаюсь, герр доктор. – Майер выглядел очень несчастным. – Я сделаю, что смогу, но я не могу ничего обещать.

Он вышел, и охранник собрался запереть дверь, но Гайллар покачал головой. Он взял свой докторский саквояж, прошел мимо него по коридору к следующей комнате. Клер де Бевилль лежала. Когда финн попытался войти вслед за Гайлларом, тот захлопнул дверь у него перед носом.

Она начала подниматься, Гайллар присел на край кровати.

– Не нужно. Оставайтесь, как есть. Как вы себя чувствуете?

– Немного лучше.

– Но если кто-то придет, не показывайте этого. Вы чувствуете себя совершенно больной.

– Для часового?

– Нет, он стал более сговорчивым с тех пор как понаблюдал за мной, когда я перевязывал его друзей в комнате дальше по коридору. Они были ранены в какой-то перестрелке у замка. – Он открыл саквояж и достал стетоскоп. – У меня мало времени, так что слушайте внимательно. Этот Штрассер или кто бы он ни был, вы все еще чувствуете себя у него на службе?

Она пожала плечами.

– А вы как думаете?

Он посмотрел на часы.

– Меньше чем через час они начнут лобовую атаку крепости Арлберг. Всеми средствами, которыми располагают.

У нее расширились глаза.

– Клодин, Гамильтон и остальные, у них никаких шансов.

– Точно, поэтому кому-то нужно пойти за помощью.

– Но как?

– В дровяном сарае позади гостиницы Майер прячет для меня лыжное снаряжение. Выйти отсюда я должен сам. Вы мне поможете?

– Конечно. – Она крепко сжала ему руку и горько улыбнулась. – Если вы хотите помощи от такой, как я.

– Бедная моя, Клер, мы все инвалиды войны в той или иной степени. Кто я, чтобы судить вас? – За дверью послышались голоса, Клер торопливо вытянулась на постели. Дверь открылась, и вошел Штрассер.

– Как она?

– Неважно, – сказал Гайллар. – Боюсь, возможно полное расстройство нервной системы. Сами понимаете, она жила под сильным стрессом в течение долгого периода. Добавьте к этому недавнюю травму: известие о смерти мужа.

– Да, все это печально, – сказал нетерпеливо Штрассер. – Однако я хочу с вами поговорить.

– Придется с этим повременить. В данный момент Мадам де Бевилль нуждается в моем внимании, и хочу вам напомнить, что, кроме нее, два тяжело раненых финна в комнате дальше по коридору.

– Даю вам на все десять минут, – сказал Штрассер. – Потом жду вас внизу, в баре. – Его голос звучал холодно и язвительно. – Вы меня поняли?

– Конечно, рейхсляйтер, – ответил спокойно Гайллар. – Штрассер вышел, оставив открытой дверь. Финн стоял в коридоре напротив двери. – Плохо дело. Времени у нас совсем мало.

– Если вы не уйдете сейчас, вам уже незачем уходить, разве не так? – сказала Клер.

– Очень похоже.

– Значит, сейчас или никогда.

Она села и, спуская с кровати ноги, изощрилась столкнуть на пол его саквояж. Она наклонилась, стала его поднимать, неловко выронив большую часть содержимого, инструменты, пузырьки с таблетками и тому подобное, все рассыпалось по ковру.

– Посмотрите, что я натворила.

Финн вошел в комнату и стоял, наблюдая. Клер опустилась на колени и стала собирать все в саквояж. Гайллар сказал:

– Не расстраивайтесь, я все соберу.

Он опустился на колени рядом с ней. Клер посмотрела на финна так смущенно и беспомощно как могла, и он отреагировал так, как она и надеялась. Он усмехнулся, снял с плеча винтовку, положил ее на кровать и опустился на колено рядом с Гайлларом.

Клер не колебалась. На столике у кровати стоял графин резного стекла наполовину полный водой. Она взяла его за горлышко и изо всех сил ударила финна по затылку. Стекло разлетелось, кости треснули, и финн беззвучно упал лицом на ковер.

Она замерла на мгновенье, прислушиваясь, но было тихо. Клер сказала:

– Уходите Поль немедленно.

– А вы? – спросил он, поднимаясь.

– Обо мне не беспокойтесь.

Он взял ее за плечи, поцеловал и вышел. Клер осталась стоять, глядя на финна. Она была удивительно спокойна, не испытывала никаких эмоций, только жуткую усталость. «Мне нужно выпить, – подумала она. – Вот что мне нужно». Она вышла, закрыв за собой дверь.

Гайллар спустился по черной лестнице. Когда он достиг коридора, выложенного каменными плитами, открылась дверь со двора, вошел Майер и стал сбивать снег с ботинок. Увидев Гайллара, он от удивления попятился назад, но тот схватил его за рукав.

– Вы сделали, что я просил?

– Да, герр доктор. Я как раз оттуда, – проговорил, заикаясь, Майер.

– Молодчина, – похвалил его Гайллар. – Если Штрассер будет приставать, вы ничего не знаете.

Он открыл дверь, вышел и закрыл ее за собой. Первые бледные рассветные лучи сочились между деревьев. Над землей стоял легкий туман, шел небольшой снег. Следы Майера ясно виднелись на снегу, и Гайлар, ступая по ним, быстро пересек двор к дровяному сараю. Он открыл дверь и вошел внутрь.

Он был взволнован более чем когда бы то за долгие годы. Руки дрожали, когда, сняв свои ботинки, он стал натягивать шерстяные носки и тяжелые лыжные ботинки, которые оставил для него Майер. Красная куртка была старой, неоднократно чиненой, но капюшон был подбит мехом, как и рукавицы. Гайллар все быстро надел, взял лыжи и палки и вышел из сарая.

Снег пошел сильней, холодный, горный снег раннего утра, удивительно бодрящий. Когда Гайллар остановился в конце стены, чтобы надеть лыжи, он снова ощутил знакомое и, казалось, забытое возбуждение. Словно не было этих долгих лет, он снова в Вогезах, готовится к Шамони. Девятьсот двадцать четвертый, первые зимние Олимпийские игры. Величайший момент в его жизни, когда он выиграл золотую медаль. Дальше все пошло на спад.

Он криво усмехнулся и присел отрегулировать крепления по-своему. Спустил предохранитель, зафиксировав позицию ботинка, повторил операцию со второй лыжей. Итак, он был готов. Гайллар натянул рукавицы и взял палки.

Приблизительно через пять минут после этого, Штрассер, ожидавший в баре прихода Гайллара, услышал крик с улицы, с площади. Он подошел к двери. Гештрин и четверо финских солдат, которых оставил здесь Риттер, столпились около штабной машины. Один из них указывал на лесистый склон горы вверху за домами.

– Что там? – резко спросил Штрассер.

Манни Гештрин опустил бинокль.

– Француз.

– Гайллар? – спросил изумленно Штрассер. – Этого не может быть.

– Посмотрите сами. Наверху, на тропе.

Он подал Штрассеру бинокль. Штрассер торопливо сфокусировал линзы. Он нашел тропу лесорубов, петлявшую между деревьев, и почти сразу наткнулся взглядом на красную куртку лыжника. Гайллар оглянулся через плечо назад, и Штрассер прекрасно рассмотрел его лицо.

Два финна уже прицеливались в него из винтовок «Маузер». Гештрин спросил:

– Стрелять?

– Нет, что за глупость, он мне нужен здесь живым. Вы поняли?

– Ничего проще. Это лыжная страна, а эти мальчики лучшие в деле.

Он повернулся и стал отдавать приказы по-фински. Все пришли в движение, стали разбирать из машины лыжи.

– Идите с ними, – сказал Штрассер Гештрину. – Никаких оправданий, никаких препирательств. Чтобы через час он был здесь.

– Как скажете, – спокойно ответил Гештрин.

Спустя считанные минуты они уже были на лыжах и двинулись цепочкой друг за другом с винтовками за спиной. Первым шел Гештрин. Штрассер посмотрел наверх на последний поворот тропы, который было видно с площади, успел ухватить взглядом промельк красного на фоне зелени, и все.

Он поспешил в гостиницу, доставая из кармана «Вальтер». Штрассер пошел по лестнице наверх, перешагивая через две ступеньки, прошел по коридору. Дверь в комнату Арни была открыта. Мальчик спокойно спал. Штрассер постоял, потом пошел в комнату Клер де Бевилль. Финский часовой лежал там, где упал, лицо повернуто в сторону. Затылок был мягким, окровавленным. Кровь струилась из уголка рта. Он был мертв, и Штрассер быстро вышел.

– Майер, где вы, черт возьми? – крикнул он, спустившись с лестницы.

Майер появился из кухни и остановился, глядя на него со страхом. В тот же момент Штрассер увидел позади стойки бара Клер де Бевилль, которая открывала бутылку шампанского.

– А, это вы, рейхсляйтер. Как раз вовремя, присоединяйтесь ко мне. «Krug». Хорошего года. Не такое охлажденное, как мне нравится, но невозможно иметь в этой жизни все.

Штрассер игнорируя ее, вне себя от гнева, направил пистолет на Майера.

– Вы ему помогли, иначе не может быть. Где еще он мог взять лыжи и зимнюю одежду?

– Пожалуйста, герр Штрассер, не стреляйте! – Майер совершенно растерялся. – Я не имею к этому никакого отношения. Вы ошибаетесь, если думаете иначе.

Клер налила себе бокал шампанского, села на один из высоких стульев и с удовольствием сделала несколько глотков.

– Превосходное. Действительно, превосходное шампанское. Кстати, он прав. Это я помогла Полю. Я получила огромное удовольствие, размозжив голову этому парню из вашего СС графином.

Штрассер уставился на нее.

– Вы? – поразился он. – Он умер. Человек, на которого вы напали, мертв. Вы это знаете?

У нее сошла с лица улыбка, но она мгновенно ответила:

– Как и Этьен.

– Сука. Ты понимаешь, что наделала?

– Надеюсь, все вам испортила. Здесь должны быть английские или американские войска поблизости. Уверена, что Поль вскоре встретит какую-нибудь военную колонну.

– Ни единого шанса, – сказал Штрассер. – Гештрин и четверо финнов уже его преследуют. Они, возможно, пятеро лучших лыжников в германской армии. Думаете, им потребуется много времени, чтобы догнать шестидесятилетнего человека?

– Который выиграл золотую медаль в 1924 году. Некогда величайшего в мире лыжника. На мой взгляд, это еще что-то значит, вам не кажется? – Она подняла бокал. – За удачу, рейхсляйтер, и чтоб вам гореть в аду.

В нем поднялось черное бешенство, и Штрассер выстрелил несколько раз. Первая пуля попала Клер в плечо, столкнув ее со стула и развернув кругом. Вторая и третья попали в спину, бросив ее на стену головой вперед. Шерстяная ткань ее жакета начала тлеть, а потом вспыхнула пламенем. Штрассер двигался вперед, стреляя снова и снова, до последнего патрона.

Он стоял, глядя вниз на Клер, а Майер, с лицом полным ужаса, тихо попятился, потом развернулся и побежал наверх по лестнице. Когда он добежал до комнаты Арни, мальчик продолжал спать. Майер закрыл дверь, запер на задвижку, затем подтащил к ней тяжелый комод, чтобы создать дополнительный барьер.

Потом Майер зашел в гардеробную, поднял ковер и вытащил подвижную доску пола. Под ней, завернутый в одеяло, лежал старый обрез, сохранившийся со времен его браконьерской юности, и коробка с патронами, спрятанная еще до войны. Он зарядил оба ствола и вернулся в спальню. Майер поставил стул посреди комнаты, сел на него лицом к двери, положив ружье на колени, и стал ждать.

Давно это было, но есть вещи, которые не забываются. Гайллар выехал из леса на голое плато. До леса на другой его стороне, возможно, ярдов двести. Он перешел на свою излюбленную манеру движения, позаимствованную в юности у скандинавов, длинный скользящий шаг, которым с удивительной скоростью преодолевались многие мили.

Если вы были в хорошей форме, конечно, это непременное условие, хотя сейчас он чувствовал себя лучше, чем годы до этого. Свободен, да, но не только, еще знание, что они подошли к концу чего-то. Где-то рядом за углом свобода для каждого.

Но для подобных рассуждений времени не было. Ему нужно добраться туда, не зная куда. С другой стороны, казалось резонным предположить, что необходимую помощь, он, вероятнее всего, найдет на главных дорогах, что означало дальнейший подъем, проход по восточному отрогу горы, а потом спуск.

Что-то заставило его оглянуться, некое шестое чувство. Финны были на середине плато, двигались цепочкой, впереди Гештрин. Гайллар не испугался, напротив, ощутил огромную радость. Он уже достиг леса и быстро двигался между деревьев. Он преодолел около сотни футов высоты, когда финны достигли кромки леса, и Гештрин приказал им остановиться.

– Так, – сказал он. – Кончен бал. Он слишком хорош, чтобы с ним играть в игры. С этого момента, каждый сам по себе, и помните, нам он нужен живым. – Он начал подъем, остальные последовали его примеру.

Риттер и Сорса стояли неподалеку от двух оставшихся бронетранспортеров и пили кофе, рассматривая план крепости, который немец захватил с собой из гостиницы.

– Когда мы прорвемся внутрь, они отойдут в северную башню, – сказал Риттер. – Больше им некуда деться.

– И как это выглядит?

– Судя по тому, что рассказывал Штрассер, двустворчатая дубовая дверь. Устоит недолго. За ней холл, потом широкая, постепенно сужающаяся лестница, которая на верхних уровнях становится винтовой. Обеденный зал, затем множество коридоров и комнат до самого верха.

– Рискованно, если они будут отходить из комнаты в комнату.

– Нет, если мы будем все время идти у них по пятам. Никаких колебаний, никаких передышек.

Финны были готовы и ждали, сидя в бронетранспортерах. Пятеро были вооружены бронебойными фаустпатронами. Риттер подошел ближе, чтобы рассмотреть уродливое на вид противотанковое оружие.

– Они хорошо владеют этими штуками?

– Мы знакомы с успехом. При попадании они вскрывают Т-34 как банку тушенки.

– Сколько их у нас?

– Десять.

– Тогда мы не можем рисковать. Я назначаю Гоффера командовать, доведите это до сведения своих людей. Он лучший бомбардир из всех мне известных.

В этот момент Гоффер позвал его из штабной машины:

– Герр Штрассер вызывает вас по радио, штурмбаннфюрер.

Риттер наклонился внутрь машины. Статические помехи полностью отсутствовали, и голос Штрассера звучал очень ясно.

– Вы не начинали атаки?

– С минуты на минуту. В чем дело?

Штрассер рассказал ему. Когда он закончил, Риттер сказал:

– То есть у нас совсем мало времени, вы это пытаетесь сказать? Нет нужды беспокоиться, рейхсляйтер. У нас с самого начала этого товара было в обрез. Конец связи.

Он положил трубку и повернулся к Сорсе.

– Проблемы? – спросил финн.

– Гайллару удалось сбежать. Он ушел на лыжах в горы. Штрассер послал за ним вслед Гештрина с его парнями.

– Нет проблем, – сказал Сорса. – Они лучшие в деле. Очень скоро они будут наступать ему на пятки.

– Я бы на это не очень рассчитывал. Он был золотым медалистом в Шамони в 1924 году. Если он встретит британцев или американцев раньше, чем Гештрин и его парни его догонят…

Сорса помрачнел.

– Понимаю, что вы имеете в виду. Что мы теперь будем делать?

– Покончим с этим небольшим делом как можно скорей. Начинаем прямо сейчас. – Он направился к головному бронетранспортеру, но Сорса ухватил его за рукав.

– Момент, штурмбаннфюрер. Первому бронетранспортеру, который войдет в тоннель, вероятно, придется туго. Я бы предпочел сам быть в нем.

– Здесь командую я, – сказал Риттер. – Я думал, что это ясно.

– Но это мои ребята, – запротестовал Сорса. – Мы давно вместе.

Риттер внимательно на него посмотрел, немного нахмурился, потом кивнул.

– Я вас понял. Только в этот раз, вы ведете, я за вами. Двинулись.

Он повернулся и забрался во второй бронетранспортер.