Текст книги "Шпионы ХХ века: от царской охранки до ЦРУ и КГБ"

Автор книги: Джеффри Ричелсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Через некоторое время после захвата Чехословакии немцами вице-президент заводов "Шкода" предложил свои услуги советской военной разведке. В апреле 1941 года он донес, основываясь на сведениях, почерпнутых благодаря знакомству со старшими немецкими офицерами в Чехословакии, о массированной передислокации вермахта к советской границе и что его организации приказано прекратить поставку оружия в Советский Союз, поскольку на вторую половину июня запланирована война.

Но наиболее важные разведданные касательно германских намерений и развертывания войск были предоставлены Рихардом Зорге и советской агентурой в самом рейхе. 2 мая Зорге донес из Токио, что "Гитлер полон решимости развязать войну и уничтожить СССР с целью захватить европейскую часть СССР в качестве базы сырьевых и зерновых ресурсов… Решение о переходе к военным действиям будет принято Гитлером в мае".

19 мая, вслед за двумя предыдущими сообщениями, предсказывавшими немецкое нападение в конце мая, Зорге донес: "Против СССР будут направлены девять армий, состоящие из 150 дивизий". Он также подготовил послание, предсказывающее нападение 20 июня, хотя до Москвы оно так и не дошло.

Согласно одобренному КГБ отчету, наиболее важное из последних предостережений о нападении фашистов было получено Москвой 16 июня 1941 года от "двух наших разведывательных групп в Берлине". Эти группы – вероятно, группа Арвида Харнака из Министерства экономики и группа лейтенанта Гарро Шульце-Бойзена из Министерства авиации [23]23
  См. главу 8, где эти группы представлены более подробно.


[Закрыть]доложили, что "все военные приготовления Германии к вооруженному нападению на Советский Союз полностью завершены и удара следует ожидать в любую минуту".

Самое последнее предостережение было отправлено старшим офицером разведки Леопольдом Треппером 21 июня. Собираясь выехать в Польшу, во время ряда застолий со старшими офицерами СС во Франции он узнал, что Гитлер нанесет удар в июне. Рано утром 21-го, в Париже, ему стало известно, что вермахт перейдет в наступление в ту же ночь. Не имея в своем распоряжении радиопередатчика. Треппер был вынужден передать информацию через советское посольство в Виши. Прибыв в этот вечер в Виши. Треппер сказал военному а паше генерал-майору И. А. Суслопарову: "Вот послание жизненной важности, для немедленной отправки!" Но Суслопаров сомневался и разрешил передать сообщение только уступая настояниям Треппера.

Но все признаки, предостережения и разведданные от высших офицеров советской разведки не были востребованы – по целому ряду причин. Советы получили значительно больше признаков, предостережений и разведывательных донесений, чем здесь упомянуто. Некоторые из них не стоили доверия, бросая тень сомнения на другие. Признаки или предостережения, особенно те, в которых немецкие офицеры сообщали или намекали о близости войны, легко было интерпретировать как часть сговора с целью добиться от Советов дальнейших уступок.

Да и немцы приложили немало усилий для дезинформации Советов. В 1940 году Гитлер запустил две обширные программы дезинформации. Первая объясняла скопление войск на востоке как часть подготовки к вторжению в Англию – операция "Морской лев". Переброска сил на восток якобы осуществлялась с целью обучения и размещения их вне досягаемости британских бомбардировщиков и разведывательных самолетов. Позднее в том же году, в сентябре, Гитлер проинструктировал абвер, чтобы тот представлял переброску войск на восток как меру предосторожности на случай враждебных действий Советов. Ближе к дате вторжения, вскоре после 17 мая 1941 года, Министерство иностранных дел рейха разгласило во всеуслышание, что действия Германии будут зависеть от поведения Советского Союза. То же заявление после 25 мая распространяло немецкое главнокомандование (Oberkommando des Heeres, ОКН).

Роль дополнительного фактора сыграл начальник военной разведки генерал Филипп Иванович Голиков. По словам тогдашнего начальника штаба маршала Георгия Жукова, Голиков посылал свои донесения, построенные на рапортах Треппера, Зорге и прочих важнейших информаторов, исключительно Сталину. Этих донесений не видели даже Жуков и комиссар обороны.

К несчастью для миллионов советских солдат и мирных граждан, Сталин и Голиков были убеждены, что до войны с Германией в запасе еще несколько лет, а противоречащие этому убеждению донесения сфабрикованы коварными англичанами, чтобы вовлечь Советы в войну с Гитлером, что вынудит Германию воевать на два фронта. 21 марта 1941 года Голиков подал Сталину рапорт, в котором рассуждал о признаках немецких планов внезапного нападения, но заключал, что такое нападение маловероятно, пока не будет решен вопрос о войне с Британией. В своем рапорте Голиков эхом повторил сталинскую строку, заявив: "Слухи и документы, заявляющие, что война против СССР неизбежна этой весной, следует воспринимать как дезинформацию, подготовленную английскими, а может быть, даже немецкими спецслужбами".

Но все дело было именно в Сталине. Он назначил Голикова начальником РУ, потому что тот был преданным сталинистом, разделявшим веру Сталина в существование британского заговора с целью спровоцировать военный конфликт между Советским Союзом и Германией. Сталин упорно отвергал разведывательные данные, предоставленные его лучшими агентами, из которых следовало, что Гитлер планирует нападение. Возможно, это отчасти объясняется доступом Советов через Джона Кернкросса к британским разведывательным прогнозам, которые до середины июня 1941 года не подтверждали предостережений, которые Сталин получал от правительства Черчилля.

Но более серьезным фактором в отказе Сталина даже думать о возможной надежности красноречивых признаков и донесений от доверенных источников было его нежелание подвергать сомнению собственные суждения. Резидент РУ в Праге, основываясь на разведданных от вице-президента заводов "Шкода", 17 апреля 1941 года отправил донесение, предупреждавшее о немецком нападении во второй половине июня и отмечавшее надежность источника. Сталин вернул донесение, собственноручно приписав: "Английская провокация. Расследовать! Сталин".

Донесение Зорге от 19 мая заставило Сталина отозваться о своем лучшем японском агенте: "Дерьмо, обзавелся там в Японии заводиками и борделями". Донесения 16 июня от Харнака и Шульце-Бойзена заслужили отзыв, что "верить нельзя никому из немцев, кроме Вильгельма Пика [члена Германской коммунистической партии, жившего в Москве]".

Последнее донесение Треппера Сталин тоже отверг, хотя и необычайно вежливо. Получив сообщение о донесении, Сталин заметил: "Как правило, Отто [кодовое имя Треппера] посылает нам надежные материалы, оказывающие честь его политическим суждениям. Как же он не сумел тотчас же распознать, что это всего-навсего британская провокация?"

ПЁРЛ-ХАРБОР

Менее шести месяцев спустя после сокрушительного удара Гитлера по Советскому Союзу его японские союзники ошеломили войска США своим внезапным нападением 7 декабря на Пёрл-Харбор. Нападение, проведенное согласно плану, разработанному в мае 1941 года, привело в исполнение решение от 5 ноября о вступлении в войну с Соединенными Штатами, Великобританией и Голландией, отвергнув ничтожную вероятность успеха в переговорах с Соединенными Штатами по поводу японских военных действий в Азии и последовавшего американо-британо-голландского эмбарго.

26 ноября 1941 года японский экспедиционный корпус из тридцати трех кораблей, собравшись у Курильских островов, пересек северную часть Тихого океана. Перед рассветом 7 декабря экспедиционный корпус, ядро которого составляли шесть авианосцев, оказался в 220 милях к северу от Оаху. С этой точки экспедиционный корпус запустил двумя последовательными волнами 350 самолетов – 40 торпедных бомбардировщиков, 78 истребителей, 103 высотных бомбардировщика и 129 пикирующих бомбардировщиков.

Ко времени окончания налета было потоплено 18 военных кораблей, опрокинуто или повреждено в различной степени 8 линкоров, 3 легких крейсера, 3 эсминца и 4 транспортных судна. Кроме того, было уничтожено или неисправимо повреждено 190 самолетов сухопутных войск и ВМФ. Но что еще более трагично – погибли, пропали без вести или получили смертельные раны 2403 человека из числа солдат, матросов, морских пехотинцев и гражданских лиц. Еще 1178 человек получили ранения, но остались в живых.

В результате Пёрл-Харбор повсеместно принято считать величайшим стратегическим разведывательным провалом в истории Соединенных Штатов [24]24
  Дискуссия о Перл-Харборе, в частности вопрос об ответственности за объем потерь, охватывает, помимо разведки, еще целый ряд областей – верховное командование и управление, руководство, координацию между различными службами, распространение информации, ответственность командиров на местах и тактические предостережения.


[Закрыть].

Хотя армейский отдел разведки (Military Intelligence Division), Управление военно-морской разведки (Office of Naval Intelligence, ONI) и многие руководители страны осознавали, что Пёрл-Харбор (или другие военно-морские базы США) может стать мишенью в случае войны, ни один из разведывательных прогнозов не предсказывал, что на углубление кризиса в ноябре и декабре 1941 года Япония ответит ударом по штаб-квартире Тихоокеанского флота США.

Предположения по поводу объекта японского удара и в конце ноября, и конце декабря ничуть не расходились с предположениями начала года. Прогноз военно-морской разведки от 2 июля 1941 года "Возможность упреждающих агрессивных действий Японии" отмечал, что, "если какие-то внезапные агрессивные действия и запланированы, они будут направлены на дальнейшие мелкомасштабные операции в районе побережья Южного Китая, а возможно, на захват дополнительных баз во французском Индокитае".

27 ноября, через три недели после того, как японцы решили атаковать Пёрл-Харбор, на следующий день после встречи японских кораблей, начальник оперативного отдела ВМФ проинформировал командующего Тихоокеанским флотом адмирала Хансбэнда Э. Киммеля, что переговоры с Японией с целью стабилизации ситуации в Тихоокеанском бассейне прекращены и в ближайшие дни следует ожидать агрессивных действий со стороны Японии. Число и снаряжение японских войск и организация военно-морских сил указывают на подготовку высадки десанта на Филиппины, Таиланд или перешеек Кра, а возможно, Борнео.

В тот же день MID подал аналитический отчет "Последние события на Дальнем Востоке", отмечавший, что, "судя по всему, японцы подготовили планы дальнейшей агрессии в Юго-Восточной Азии… Отдел придерживается мнения, что первый удар будет направлен против Таиланда с моря и по суше через Южный Индокитай". 1 декабря подготовленная ONI "Двухнедельная сводка текущей национальной ситуации" отмечала, что "явные признаки указывают на скорое японское наступление на Таиланд".

Но ни MID, ни ONI не смогли подготовить стратегическое предупреждение о нападении хотя бы с минимальным опережением не только потому, что аналитики разведок США не смогли правильно интерпретировать данные, но из-за скудости разведданных – отчасти благодаря соблюдению японцами мер секретности.

Самые ранние предостережения, которые Соединенные Штаты могли бы получить о планах нападения или решении 5 ноября, могли исходить из агентурных источников, имевших контакты с японским руководством [25]25
  Во время учений, построенных на основе плана нападения, начатых в конце сентября, пилотов и экипажи не информировали о конечной цели. Эти сведения были доступны лишь весьма ограниченному кругу лиц, даже среди верхушки руководства ВМФ.


[Закрыть]. Но, в отличие от Советского Союза, у Соединенных Штатов не было Рихарда Зорге, чьи агенты могли бы предоставить разведданные о намерениях Японии.

MID не располагал нелегальными источниками ни в Японии, ни где-либо еще. Сведения, которые мог предоставить военный атташе в Токио, по словам главы MID бригадного генерала Шермана Майлза, были "весьма скудны; японцы были предельно немногословны". ONI располагала несколькими видами источников – атташе, сеть наблюдения за побережьем и – до 15 октября 1941 года, когда она была передана Бюро координатора информации (Office of the Coordinator of Information), – секция нелегального сбора информации. Но ни один из этих ресурсов не смог заранее уведомить США о намерениях японцев [26]26
  В последующем расследовании уполномоченный Джон Коффи из Вашингтона так объяснял причины провала агентурной разведки США; "Они [военная разведка США) не имеют ни малейшего представления о жизни в японских трущобах и о влиянии гейш и деятельности Йошивара на души японцев, как будто живут на Марсе". Но сведения о планах Японии невозможно было получить ни в трущобах, ни у гейш. Соединенным Штатам нужен был собственный Зорге, располагавший контактами с японской элитой.


[Закрыть].

Третьим источником был посол Джозеф К. Грю, но его депеши обычно "включали в себя лишь "весьма неопределенную и общую" информацию о передвижениях японских Вооруженных сил и Военно-морского флота". По мере приближения назначенного японцами для себя окончательного срока разрешения кризиса добывать сведения становилось все труднее. В телеграмме от 17 ноября Грю предупредил Госдепартамент, что тот не должен возлагать "серьезной ответственности за предварительное предупреждение на штат посольства, в том числе военно-морского и военного атташе, поскольку Япония крайне эффективно контролирует и первичные, и вторичные источники военной информации. Мы не можем рассчитывать получить сведения загодя ни через личные контакты, ни через прессу; наблюдения за передвижениями войск невозможны из-за того, что в стране осталось крайне мало американцев" [27]27
  27 января 1941 года Грю донес, что перуанский посланник в Японии проинформировал американского дипломата, будто до него дошли заслуживающие доверия слухи, что в случае недоразумений с Соединенными Штатами японцы обрушат массированный внезапный удар на Пёрл-Харбор. ONI передало донесение адмиралу Киммелю с комментарием, что "военно-морская разведка не доверяет подобным слухам. Далее, основываясь на известных данных касательно текущей диспозиции и передислокации японских Военно-морских и Сухопутных сил, никаких действий против Перл-Харбора в ближайшее время не предвидится и в обозримом будущем не планируется". В то время Грю не потребовал назвать источник информации. Если бы он это сделал, ONI наверняка доверяло бы донесению еще того меньше; источником была японская работница перуанского посольства, получившая эти сведения от своего приятеля, японского шофера. Его же источником был прочитанный военный роман.


[Закрыть].

Одним из регулярных источников был Душко А. Попов, югослав, завербованный абвером, но добровольно вызвавшийся стать двойным агентом для британцев, присвоивших ему кодовое имя Трицикл (Tricycle). Попов прибыл в Соединенные Штаты в августе 1941 года, якобы для организации новой немецкой разведывательной сети. С собой он привез анкету, на одну треть состоявшую из вопросов о Гавайях и Пёрл-Харборе.

Анкету передали в ФБР, но существуют весьма серьезные разногласия по вопросу о том, какая часть гавайской информации и в каком контексте была передана в военную разведку Дж. Эдгаром Гувером.

Но даже если бы ONI и MID располагали полной анкетой, у них не было оснований заключить, что японцы планируют воздушный налет против Пёрл-Харбора. Характер анкеты отнюдь не наводил на мысль, что Пёрл-Харбор является японской мишенью. Не было никаких доказательств, что анкету дали Попову в ответ на запрос японцев. Наверняка было известно лишь одно: вопросы задают немцы. В самом деле, в анкете были допущены многочисленные ошибки – например, Пёрл-Харбор расположили на "Кухуше", а не на Оаху, Хикэм-Филд окрестили "Вичем-Филд", а военно-морскую авиабазу на острове Форд назвали устаревшим обозначением "Люк-филд" – эти ошибки указывали скорее на интерес немцев, чем японцев. Вдобавок в анкете было много вопросов о наземных сооружениях, но не было вопросов ни о самом Тихоокеанском флоте, ни о количестве или типах самолетов, о расписании разведывательных вылетов, расположении позиций ПВО, типах и перемещениях кораблей или причальных сооружениях – жизненно важной информации для планирования налета авиации. Единственный пункт анкеты, игравший важную роль для разработчиков налета, касался сетей торпедной защиты. Анкета, и в частности особый интерес к постоянным сооружениям, более соответствовала приготовлениям немцев к возможным диверсиям. А в отсутствие бомбардировщиков, которые были способны долететь из Европы до Соединенных Штатов, для немцев диверсии были единственным способом нападения на Соединенные Штаты.

Радиоразведка обеспечила ценные разведданные о дипломатической и разведывательной деятельности, но не принесла ясного предостережения о надвигающейся атаке на Пёрл-Харбор. Армейская радиоразведывательная служба (Signal Intelligence Service) Уильяма Фридмана реконструировала шифровальную машину, получившую кодовое название "Purple" (Пурпур), использовавшуюся для японских совершенно секретных дипломатических кодов. Разведданные, полученные дешифровщиками, получили кодовое название "Magic" (Волшебство).

24 сентября 1941 года японский министр иностранных дел в ответ на запрос 3-й (разведывательной) канцелярии военно-морского штаба попросил консульство в Гонолулу слать донесения о судах в Пёрл-Харборе по системе квадратов. В послании акватория Пёрл-Харбора была поделена на пять участков. Оно также содержало просьбу донести о боевых кораблях и авианосцах, стоящих на якоре, у верфей, на рейде и в доках. Канцелярия также желала знать, если два или более судна стоят на причале "у одной и той же верфи".

В ноябре, когда в переговорах между Соединенными Штатами и Японией наступил переломный момент, число перехватов "Magic" резко возросло – в среднем до двадцати шести в день. Среди них было сообщение от 5 ноября из Токио послу Кичисабуро Номуре в Вашингтон: "В силу ряда обстоятельств абсолютно необходимо, чтобы все приготовления к подписанию данного соглашения были завершены к 25-му числу текущего месяца", отражавшее принятое в тот день решение атаковать Пёрл-Харбор в случае, если к тому моменту успех в переговорах не будет достигнут. Сообщения от 11 и 15 ноября снова подчеркнули, что достижение соглашения к 25 ноября "абсолютно необходимо". Оба послания были получены операторами "Magic" в течение 24 часов. Радиограмма от 15 ноября в консульство в Гонолулу гласила: "Поскольку отношения между Японией и Соединенными Штатами достигли критического уровня, передавайте свои "донесения о кораблях в гавани" нерегулярно, но не реже двух раз в неделю". Это, очевидно, единственный случай, когда консульские донесения были увязаны с состоянием отношений между Японией и Соединенными Штатами. Послание также указывало на интерес к текущей информации о кораблях в гавани Пёрл-Харбора.

Депеша от 19 ноября, переданная японским дипломатическим кодом J19 низкого уровня секретности, оговаривала средства уведомления на случай, если японские отношения с рядом потенциальных противников достигнут переломной точки. Депеша, вскоре расшифрованная американскими криптоаналитиками, сообщала, что, если японо-американские отношения окажутся под угрозой, будет передано сообщение: "Хигаши но казе аме", то есть "Восточный ветер, дождь". "Северный ветер, облачность" будет указывать, что под угрозой японо-советские отношения. "Западный ветер, ясно" будет значить, что возникли проблемы в японобританских отношениях. По получении этого сообщения получатели должны были уничтожить все секретные материалы.

20 ноября Япония совершила последнюю попытку разрешить кризис с Соединенными Штатами, предложив уйти из Южного Индокитая, если Соединенные Штаты разморозят японские активы, обеспечат поставки нефти и прочих стратегических материалов и воздержатся от помощи китайцам, оказывающим сопротивление Японии. Шесть дней спустя Соединенные Штаты ответили контрпредложением: если Япония выведет войска и из Индокитая, и из Китая и присоединится к многостороннему пакту о ненападении, охватывающему Восточную Азию, Соединенные Штаты разблокируют японские активы и возобновят торговлю.

22 ноября радиограмма Министерства иностранных дел в ответ на просьбы послов Номуры и Сабуро Курусу продлила окончательный срок завершения переговоров до 29 ноября. Расшифрованное сообщение гласило: "На этот раз больше никаких уступок… изменить окончательный срок абсолютно невозможно. После этого все разыграется автоматически".

Радиограмма за 28 ноября, перехваченная и переведенная в тот же день, указывала, что переговоры обречены на провал. В послании из Токио в Вашингтон контрпредложение США называлось "унизительным" и говорилось, что "имперское правительство ни в коем случае не может воспользоваться им как основанием для переговоров". И хотя сообщение недвусмысленно сообщало послам, что переговоры окончены, они получили инструкцию не "создавать впечатления, что переговоры прерваны. Просто скажите, что вы дожидаетесь инструкций". Депеша от 1 декабря гласила: "Во избежание того, чтобы Соединенные Штаты прониклись ненужной подозрительностью, мы информируем прессу и прочих, что, хотя между Японией и Соединенными Штатами существуют широкие разногласия, переговоры продолжаются".

Еще одна шпионская депеша была отправлена 28 ноября агенту консульства Такео Ёшикаве на Гавайи. Третья канцелярия проинструктировала его "доносить о прибытии и убытии крупных судов, а также времени пребывания их на якоре, от момента входа в порт до отплытия". На следующий день канцелярия указала, что желательно, чтобы Ёшикава слал донесения через регулярные интервалы, даже если перемен не будет, – очевидно, чтобы убедиться, что ни одно из его донесений не пропущено. Два из этих донесений были расшифрованы 5 декабря.

Радиограмма "Purple" от 1 декабря указывала, что японские атташе в Лондоне, Гонконге, Сингапуре и Маниле получили приказ прекратить пользоваться шифровальными машинами и уничтожить их. Еще одно послание уведомляло вашингтонского атташе о шагах, которые необходимо принять, "когда вы столкнетесь с необходимостью уничтожения шифров". Откуда следовал вывод, что первыми подвергнутся атаке британские и голландские территории, а не Соединенные Штаты или их территории.

3 декабря еще одна радиограмма "Purple" приказывала вашингтонскому посольству "сжечь все [шифры], кроме используемых ныне с машиной, и по одной копии каждого кода О [РА-К2] и кода сокращений [LA]… Прекратить пользоваться одним шифровальным устройством и полностью его уничтожить". Для заместителя госсекретаря Самнера Уэллса это означало, что "после этого вероятность избежать войны снизилась с одной тысячной до одной миллионной".

6 декабря посольство получило радиограмму из Токио, гласившую, что настало время передать 14-частевой ответ на контрпредложения секретаря Халла от 26 ноября. Военно-морская станция перехвата на острове Бейн-бридж (Вашингтон) перехватывала каждую часть депеши по мере передачи. С Бейнбриджа она была передана криптоаналитикам ВМФ в Вашингтоне. К 20.45 первые тринадцать частей были перехвачены и расшифрованы OP-20-G и SIS.

Но Рузвельт понял ее значение даже до получения четырнадцатой части. Как только первые тринадцать частей были доставлены в Белый дом после 21.00, Рузвельт прочел их и сказал помощнику Гарри Хопкинсу, что фактически "это означает войну". Но он все еще не предвидел, что вероятной целью станет Пёрл-Харбор.

Четырнадцатая часть была перехвачена только после полуночи 6-го. Криптоаналитики в Вашингтоне вскоре разобрали текст депеши, в том числе ее заключение, что "ввиду подхода американского правительства прийти к соглашению посредством дальнейших переговоров невозможно".

На следующее утро капитан Теодор С. Уилкинсон прочел четырнадцатую часть депеши и встревожился, полагая, что последствия "весьма серьезны" и что послание содержит "воинственные речи". Около 8.30 в это утро начальник Дальневосточной секции армейской разведки Руфус Браттон прочел это послание в своем кабинете, когда ему вручили еще один перехват "Magic". Новая депеша приказывала послу Номуре передать "наш ответ Соединенным Штатам в 13.00 седьмого числа по вашему времени".

Прочитав депешу, Браттон понял важность инструкции: доставка послания должна была совпасть с началом нападения на американские корабли или территории. Учитывая, что 13.00 по вашингтонскому времени составляло 7.30 по гавайскому, Пёрл-Харбор становился весьма вероятной (если не единственной) мишенью. Но к тому времени, когда высшее руководство было проинформировано о новых разведданных, предостережении были написаны и прибыли на места, нападение уже было в самом разгаре.

Таким образом, несмотря на способность Соединенных Штатов взламывать самые секретные дипломатические шифры японцев, разведывательные ведомства США были не в состоянии обеспечить своевременные предостережения. Дипломатические и разведывательные послания служили ценным источником разведданных, но ни одна из радиограмм, прочитанных до 7 декабря, не указывала однозначно на Пёрл-Харбор как наиболее вероятный объект атаки.

Как правило, высшее руководство и аналитики не воспринимали послания, касавшиеся японских разведывательных операций на Гавайях, как признаки того, что наиболее вероятной мишенью является Пёрл-Харбор. Шпионскую радиограмму 24 сентября 1941 года Браттон счел выдающей "необычный интерес" к Пёрл-Харбору. Но ни начальник MID бригадный генерал Шерман Майлз, ни военный министр Генри Стимсон, ни начальник штаба армии Джордж Маршалл, ни начальник армейского отдела стратегического планирования не считали это послание столь уж важным. Военно-морская разведка полагала, что послание может указывать на попытки улучшить эффективность связи, хотя один из членов ONI и предположил, что оно как-то связано с планами диверсий.

И хотя запросы из Токио в Манилу и Пёрл-Харбор за неделю до нападения участились, Пёрл-Харбор и Манила были далеко не единственными объектами интенсивного японского шпионажа. Японская разведка приказала своим представителям собирать сведения еще о нескольких других ключевых военных и военно-морских объектах США, в том числе о Панамском канале, Сан-Диего и Сиэтле [28]28
  Наиболее откровенное шпионское послание, переданное 2 декабря из 3-й канцелярии консульству в Гонолулу, было прочитано лишь после 7 декабря. Послание гласило: "Ввиду текущей ситуации присутствие в порту боевых кораблей, авианосцев и крейсеров является крайне важным. Посему прикладывайте все силы, чтобы держать меня в курсе день за днем. Шлите донесения всякий раз, есть или нет наблюдательные аэростаты над Пёрл-Харбором, и если будут признаки, что таковые намереваются выслать. Также сообщите мне, обеспечены ли корабли противоминными [т. е. противоторпедными] сетями". Последние два пункта особенно важны, поскольку они имеют смысл только при разработке или изменении планов нападения. В то же самое время этот запрос не говорит о непосредственной угрозе нападения. Эти пункты могут также иметь отношение к выяснению осуществимости планов и к долговременному планированию.


[Закрыть]. Запросы касательно Пёрл-Харбора укладывались в общую схему и вполне соответствовали японскому "ненасытному" аппетиту "к подробностям во всех отношениях".

И ни одна из дипломатических радиограмм, перехваченных в последние дни перед 7 декабря, не несла явных указаний на планируемое нападение, поскольку японцы не сообщили об операции ни одному из дипломатических представителей, в том числе и своим послам в Вашингтоне и Берлине. Точно так же послания, приказывавшие уничтожать шифры или эвакуировать граждан, повторяли действия США, предпринятые в результате растущего пессимизма по поводу исхода переговоров.

Японские меры по дезинформации и соблюдению секретности тоже внесли свой вклад в неспособность разведки США предупредить о грядущем нападении. Экспедиционный корпус собрался в заливе Хиттоканну у острова Эторуфу, среди дальних северных островов, где их не могло заметить японское мирное население. Путем сложных манипуляций был скрыт факт закупок теплой одежды и снаряжения, необходимого для запланированной встречи и последующего плавания. Матросам даже запретили выбрасывать мусор в акватории Курильских островов.

Начиная с 10 ноября радиосвязь между кораблями экспедиционного корпуса была запрещена, чтобы их невозможно было обнаружить при помощи пеленгаторов. В то же самое время были предприняты дезинформационные радиопереговоры, чтобы создать у противника впечатление, что экспедиционный корпус находится на учениях у Кюсю. Для усиления впечатления были предоставлены увольнительные большому числу моряков из военно-морского округа Йокосуко в Токио и Иокогаме.

А в полночь 1 декабря имперский Военно-морской флот сменил свои двадцать тысяч радиопозывных с целью дальнейшего ужесточения мер по соблюдению секретности. Эту крайне предварительную смену – за пять месяцев до срока – следовало воспринимать как тревожный знак. Но эта смена находилась в полном соответствии с любыми ближайшими военными действиями японцев.

Кроме того, свежие разведывательные сводки и команды от Генерального штаба ВМФ экспедиционному корпусу передавались на специальной частоте и были зашифрованы кодом JN25b, разгадать который криптографические службы США, страдавшие от нехватки персонала, не сумели. Лишь по окончании войны удалось выяснить, что эти послания говорили о планах внезапного нападения силами экспедиционного корпуса ВМФ и о том, что такой корпус на всех парах идет к Гавайям.

К числу этих сообщений относились также инструкции от 2 декабря "взойти на гору Нетака 8 декабря, повторяю, 8 декабря". 8 декабря в Японии соответствовало 7 декабря на Гавайях.

Историк разведки Дэвид Кан бесспорно отчасти прав, замечая, что "офицеры разведки, вероятно, могли бы предсказать нападение, если бы Соединенные Штаты за много лет до этого внедрили шпионов в высшие японские военные и военно-морские круги, проводили регулярную воздушную разведку действий японского ВМФ, установили станции перехвата на борту кораблей, проходивших поблизости от Японии, для перехвата военно-морских переговоров, которые смогло бы взломать значительно расширенное подразделение дешифровщиков… Своим провалом при Пёрл-Харборе разведка обязана не изъянам анализа, а ущербности методики сбора данных".

Но в одном отношении потерпел неудачу и анализ. Потому что результаты анализа зависят не только от собранной специфической информации, но и от предпосылок, используемых при ее анализе. При сравнении сил США и Японии и японскому, и американскому руководству было ясно, что Японии нечего надеяться победить в затяжном конфликте с Соединенными Штатами. Поэтому американские официальные лица, в том числе представители MID и ONI, были склонны закрывать глаза на перспективу, что Япония предпримет самоубийственное нападение на Соединенные Штаты. Как заметил посол Джозеф Грю, "здравый смысл нации возбраняет подобные события, но японский здравый смысл в наши собственные стандарты логики не укладывается".