Текст книги "36 рассказов"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц)

Нарушенный распорядок

Септимий Горацио Корнуоллис не оправдывал своего имени. С таким именем ему следовало бы быть членом кабинета министров, адмиралом или по крайней мере приходским священником в деревне. А на самом деле Септимий Горацио Корнуоллис работал обычным клерком в страховой компании «Пруденшл», расположившейся в доме № 72 по Холборн-Барс, Лондон.

Этими именами Септимий был обязан своему отцу, который что-то слышал о Нельсоне, своей суеверной матери и своему прапрапрапрадедушке, который, по слухам, был двоюродным братом блестящего генерал-губернатора Индии. По окончании школы Септимий, худосочный юноша, поступил в страховую компанию «Пруденшл», где начальник сказал ему, что это место – идеальная площадка для молодого человека с его способностями. Спустя некоторое время, вспоминая эти слова, Септимий начал беспокоиться, поскольку даже ему стало ясно, что никаких способностей у него нет. Несмотря на этот недостаток, Септимий год за годом поднимался по служебной лестнице (впрочем, он не столько поднимался, сколько отдыхал после каждого пройденного пролета) и в итоге дождался грандиозного назначения помощником заместителя управляющего департаментом претензий.

Септимий проводил свой день в стеклянном боксе на шестом этаже, где рассматривал претензии по страховым случаям и рекомендовал к выплате суммы, не превышающие одного миллиона фунтов. Он полагал, что если держаться «от греха подальше» (одно из любимых выражений Септимия), то еще через двадцать лет он будет назначен управляющим департаментом, а стены его кабинета станут непрозрачными. И на полу у него будет лежать настоящий ковер, а не эта зеленая тряпка.

Септимий жил в Севеноуксе с женой Нормой и двумя детьми, Уинстоном и Элизабет, которые ходили в местную общеобразовательную школу. Он регулярно говорил своим коллегам, что отправил бы их в классическую, но лейбористское правительство сделало это невозможным.

Ежедневная жизнь Септимия состояла из набора неизменных действий, как в примитивной компьютерной программе, но сам он считал себя великим последователем традиций и дисциплины. Пусть он ничтожество, но по крайней мере ничтожество с привычками, любил повторять он. Если бы по какой-то необъяснимой причине КГБ захотело ликвидировать Септимия, ему пришлось бы понаблюдать за ним только семь дней, чтобы предугадать любое его движение на протяжении года.

Каждое утро Септимий просыпался в 7:15 и надевал один из двух своих темных костюмов. Он выходил из своего дома № 45 по Палмерстон-драйв в 7:55, съев предварительно свой обычный завтрак из одного яйца всмятку, двух тостов и двух чашек чая. Прибыв на платформу № 1 вокзала Севеноукса, он покупал экземпляр «Дейли экспресс» и в 8:27 садился в пригородный поезд до Кэннон-стрит. Во время поездки Септимий читал газету, выкуривал две сигареты и прибывал в пункт назначения в 9:07. Оттуда он шел в свой офис и ровно в 9:30 уже сидел за столом в своем стеклянном боксе, готовый во всеоружии принять первую претензию. В одиннадцать он делал перерыв на кофе, позволяя себе роскошь в виде двух сигарет, во время курения которых он угощал своих друзей рассказами о выдуманных достижениях своих детей. В 11:15 он возвращался на рабочее место.

В час дня Септимий покидал Великий готический собор (еще одно его выражение) на час, который проводил в пабе «Хевлок», где за обедом выпивал маленькую кружку бочкового пива. После еды он выкуривал еще две сигареты. В 13:55 возвращался к страховым делам до пятнадцатиминутного перерыва на чай в 16:00, когда он выкуривал очередные две сигареты. Ровно в 17:30 Септимий брал в руки зонтик и кейс со стальными ребрами и уходил, дважды повернув ключ в замке своего бокса. Проходя через комнату машбюро, он в очередной раз бодрым механическим голосом повторял: «Увидимся завтра в это же время, девушки», успевал промурлыкать несколько тактов из «Звуков музыки» в спускающемся лифте и сливался с бурным потоком, который катился по Хай-Холборну. Он целеустремленно шел к станции Кэннон-стрит, стуча зонтиком по мостовой, сталкиваясь плечами с банкирами, матросами, рабочими заправочных станций и биржевыми брокерами. Он не скрывал удовольствия, которое испытывал от того, что думал о себе как о части великого города Лондона.

Добравшись до станции, Септимий покупал экземпляр «Ивнинг стандарт» и пачку с десятью сигаретами «Бенсон энд Хеджес», кладя их в кейс поверх служебных документов. Он проходил на пятую платформу и садился в четвертый вагон поезда, занимая в купе свое любимое место у окна лицом по ходу движения рядом с лысеющим джентльменом с неизменной «Файненшл таймс» в руках. А напротив него садилась элегантно одетая девушка, которая читала длинные любовные романы и ехала куда-то дальше Севеноукса. Перед тем как сесть, он доставал из кейса «Ивнинг стандарт» и новую пачку «Бенсон энд Хеджес», клал их на подлокотник своего кресла, а кейс и зонтик складывал на полку над головой. Усевшись, он распечатывал пачку сигарет, закуривал первую из двух, которые были запланированы на дорогу, и читал «Ивнинг стандарт». Таким образом, у него оставалось еще восемь сигарет до 17:50 следующего вечера.

Когда поезд подходил к Севеноуксу, Септимий бормотал своим попутчикам что-то типа «спокойной ночи» (единственные слова, которые он произносил за все путешествие) и сходил с поезда, направляясь прямо к дому № 47 по Палмерстон-драйв. К входной двери он подходил в 18:45. Между 18:45 и 19:30 он заканчивал читать газету и проверял домашние задания детей, с сожалением качая головой, когда видел ошибку, или тяжело вздыхая, когда не мог понять задачу по арифметике. В 19:30 жена ставила перед ним на стол очередное новое блюдо, рецепт которого она высмотрела в дамском журнале, или его любимый ужин в виде трех рыбных палочек, зеленого горошка и чипсов. В таких случаях он говорил: «Если бы бог хотел, чтобы рыбы ели палочками, он снабдил бы их руками», хохотал, поливал палочки кетчупом и съедал, пока жена рассказывала ему о том, что случилось за день. В девять он смотрел новости по Би-би-си (он никогда не смотрел Ай-ти-ви) и в 22:30 ложился в постель.

Он придерживался этого распорядка из года в год, ломая его только во время отпусков, для которых, конечно, был свой распорядок. Рождество они проводили у родителей Нормы в Уотфорде или у сестры Септимия и ее мужа в Эпсоме. Летом же – в их главный отпуск года – они покупали двухнедельный тур на турецкий курорт.

Септимию не просто нравился такой стиль жизни – он расстраивался, когда по каким-то причинам его распорядок сталкивался с малейшим препятствием, и надеялся, что такое размеренное существование будет тянуться до гроба. И тем не менее, однажды произошел случай, который не просто вмешался в распорядок Септимия, но даже поколебал его.

Однажды вечером в 17:27, когда Септимий закончил рассмотрение последнего досье, его вызвал непосредственный начальник – заместитель управляющего. Босс не отличался вниманием к людям, и Септимий не смог уйти из офиса раньше начала седьмого. Когда он проходил через машбюро, в нем уже никого не было, но он все равно помахал рукой пустым столам и умолкшим машинкам: «До встречи завтра в это же время, девушки». Спускаясь в лифте, он спел несколько тактов из «Эдельвейса». [3]3
  Мелодия из фильма «Звуки музыки». – Прим. ред.


[Закрыть]Выйдя на улицу, он увидел, что начинается дождь и с неохотой раскрыл зонтик, надеясь успеть на поезд в 18:32. Он прибыл на Кэннон-стрит, отстоял очередь за газетой и сигаретами, сунул их в кейс и, хлюпая по лужам, поспешил на пятую платформу. Он пришел в еще большее раздражение, когда громкоговоритель сообщил об отмене трех поездов в связи с затором на путях впереди.

Наконец Септимию удалось протолкнуться сквозь мокрую суетливую толпу в шестой вагон поезда, которого не было ни в каком расписании. Он обнаружил, что вагон полон людьми, которых он никогда раньше не видел, более того, почти все места были уже заняты. Единственное место, которое он смог найти, находилось в середине, спиной по ходу движения. Он швырнул на полку кейс и зонтик, с неохотой сел и осмотрелся. Ни одного знакомого лица. Напротив помещалась женщина с тремя детьми, а в кресле слева от него спал пожилой мужчина. С другой стороны от него в окно смотрел молодой человек лет примерно двадцати.

Когда Септимий посмотрел на парня в первый раз, то не поверил своим глазам. Тот, одетый в черную кожаную куртку и обтягивающие джинсы, что-то напевал себе под нос. Его светлые волосы, расчесанные на пробор, спускались на виски, а черному цвету куртки соответствовал траур под ногтями. Но сильнее всего чувствительную натуру Септимия задел лозунг, который был написан сапожными заклепками на спине куртки. «Хайль Гитлер» было бесстыдно написано поверх белой свастики. И, словно этого было мало, пониже золотом сияло: «Да пошел ты!» «Куда катится страна? – подумал Септимий. – Нужно восстановить призыв на службу в армии для таких оболтусов». Сам Септимий призыву не подлежал по причине плоскостопия.

Он решил игнорировать соседа, взял с подлокотника пачку «Бенсон энд Хеджес» и закурил сигарету, зная, что выкурит до Севеноукса еще одну. Когда, наконец, поезд тронулся, одетый в черное юноша повернулся к Септимию и, уставившись ему в глаза, взял из пачки сигарету, зажег ее и задымил. Септимий задохнулся от негодования и собирался запротестовать, но понял, что рядом с ним нет знакомых лиц, которые могли бы поддержать его. Он секунду поразмыслил над ситуацией и решил, что «главное достоинство храбрости – благоразумие» [4]4
  У. Шекспир, «Генрих IV». Пер. Е. Бируковой. – Прим. ред.


[Закрыть](еще одно любимое высказывание).

Когда поезд остановился в Петс Вуде, Септимий положил газету, хотя не прочитал еще ни слова, взял вторую сигарету, зажег ее и затянулся. Он собирался было продолжить чтение «Ивнинг стандарт» и протянул руку, но юноша дернул за угол страницы, и у каждого из них в руках оказалось по половине газеты. На этот раз Септимий обвел глазами купе в поисках поддержки. Дети, сидевшие напротив, захихикали, их мать нарочито отвела глаза от происходящего, явно не желая вмешиваться, а старик слева от Септимия по-прежнему похрапывал. Септимий собрался обеспечить сохранность сигарет, сунув их в карман, но юноша схватил пачку, вытащил еще одну сигарету и зажег ее. Он сделал глубокую затяжку, а затем – явно нарочно – пустил струю дыма в лицо Септимию. После этого он положил пачку на подлокотник. Ответный взгляд Септимия содержал в себе столько негодования, сколько пропускал сизый дым. Стиснув зубы от ярости, он вернулся к «Ивнинг стандарт», но тут же обнаружил, что ему достались страницы с рекламой и частными объявлениями, а также спортивный раздел, которые ему были совершенно неинтересны. Единственной компенсацией была уверенность в том, что хулигану явно был нужен как раз спортивный раздел.

Септимий не мог читать газету и весь трясся от гнева. Его мысли теперь вращались вокруг планов мести, и в конце концов ему в голову пришла идея, которая, как он был уверен, покажет молодому человеку, что добродетель иногда может стать наградой самой себе (снова любимая пословица Септимия). Он криво усмехнулся и, нарушая собственный распорядок, взял третью сигарету, положив пачку на подлокотник. Юноша погасил свою и, словно принимая вызов, взял следующую.

Но Септимия нельзя было побить так просто. Он быстро закурил сигарету, сделал несколько затяжек и погасил, не докурив примерно на четверть длины, взял очередную и тут же ее зажег. Гонка продолжалась, хотя теперь в пачке оставалось только две сигареты. Но Септимий, несмотря на кашель, сумел закончить свою быстрее, чем сосед. Он наклонился над кожаной спиной и потушил окурок в оконной пепельнице. Теперь купе было наполнено дымом, а молодой человек затягивался все быстрее. Дети напротив начали кашлять, а их мать махала руками как ветряная мельница. Септимий не стал обращать на нее внимания и сидел, не сводя взгляда с пачки, хотя и делал вид, что читает о шансах «Арсенала» завоевать кубок.

Затем Септимий вспомнил максиму Монтгомери, согласно которой ошеломление противника и точный расчет служат оружием победы. Пока юноша заканчивал четвертую сигарету и гасил ее, поезд начал медленно вползать на станцию «Севеноукс». Юноша поднял руку, но Септимий оказался проворнее. Он ждал следующего хода противника и теперь сам схватил пачку. Он вытащил девятую сигарету и, сунув ее между губ, зажег. Медленно и с наслаждением вдохнул как можно глубже и выпустил дым прямо в лицо противнику. Юноша с негодованием посмотрел на него. Тогда Септимий взял последнюю сигарету и, крутя ее между большим и указательным пальцами, выпотрошил табак из нее в пустую пачку. Затем аккуратно закрыл ее и с довольным видом положил золотую коробочку на подлокотник. Так же медленно он взял со своего кресла спортивный раздел «Ивнинг стандарт» и порвал газету пополам, потом на четверти, затем на восьмушки и на шестнадцатые части, положив кучку обрывков на колени молодому человеку.

Наконец поезд остановился в Севеноуксе. Септимий с победным видом взял зонтик и кейс и повернулся, чтобы идти.

Когда он взялся за кейс, тот ударился о подлокотник, крышка открылась, и все в купе уставились на содержимое чемоданчика. Поверх документов компании «Пруденшл» лежали аккуратно сложенный экземпляр «Ивнинг стандарт» и нераспечатанная пачка с десятью сигаретами «Бенсон энд Хеджес».

Око за око

Сэр Мэтью Робертс, королевский адвокат, закрыл досье, положил его на стол перед собой и тяжело вздохнул. Он был бы готов защищать Мэри Бенкс, но не был уверен в ее невиновности.

Сэр Мэтью откинулся в своем глубоком кожаном кресле, чтобы обдумать ситуацию в ожидании стряпчего, который просил его вести это дело, и младшего адвоката, которого он подобрал себе в помощники по данному процессу. Он смотрел во внутренний двор лондонского Темпла и размышлял о том, правильное ли решение принял.

На первый взгляд дело «Королева против Бенкс» было простым делом об убийстве, но, имея в виду, как Брюс Бэнкс обращался со своей женой на протяжении десяти лет их супружества, сэр Мэтью был уверен, что сможет не только переквалифицировать обвинение на неумышленное убийство, но и, если в состав жюри войдут женщины, добиться оправдания. Было, однако, некоторое затруднение.

Сэр Мэтью зажег сигарету и сделал глубокую затяжку, за что его всегда бранила жена. Посмотрел на фотографию Виктории на своем столе. Она напомнила ему о его молодости. А вот Виктория всегда останется молодой – смерть тому порукой.

Он с неохотой заставил себя сосредоточиться на деле и вновь открыл досье. Мэри Бенкс утверждала, что не могла зарубить топором своего мужа и зарыть его в свинарнике, поскольку в момент его смерти не только лежала в местной больнице, но и была слепа. Сэр Мэтью еще раз глубоко затянулся, и тут в дверь постучали.

– Войдите, – громко отозвался он, но не потому, что любил звук своего голоса, а потому что двери его кабинета были толсты и, если бы он не кричал, его бы просто не услышали.

Помощник сэра Мэтью открыл дверь, и на пороге появились Бернард Кассон и Хью Уизерингтон. «Насколько это разные люди, – подумал сэр Мэтью, когда они вошли в комнату, – но каждый будет выполнять ту задачу, которую я ему поставлю в этом конкретном деле».

Бернард Кассон был стряпчим старой школы – строгий, точный и всегда до щепетильности корректный. Он был одет в скроенный по традиционной моде твидовый костюм, который носил из года в год. Мэтью часто размышлял, почему он не купит на распродаже полдюжины таких костюмов по дешевке, чтобы каждый день появляться в новом. Он посмотрел на Кассона поверх своих полукруглых очков. Тонкие усы стряпчего и тщательно расчесанные на пробор волосы придавали ему старомодный вид и не раз сбивали с толку его противников, которые принимали его за середнячка. Сэр Мэтью не раз благодарил небеса за то, что его друг не был оратором. Стань Бернард полноправным адвокатом, Мэтью не обрадовался бы перспективе выступать против него в суде.

Чуть позади Кассона стоял младший адвокат, которого сэр Мэтью специально пригласил на этот инструктаж, Хью Уизерингтон. Бог был особенно скуп в день, когда Уизерингтон появился на свет, поскольку не дал ему ни внешности, ни ума. Если он и вложил в Хью какие-то таланты, их еще предстояло раскрыть. После нескольких попыток Уизерингтона включили в состав коллегии адвокатов, но количество процессов, которые он провел, было так незначительно, что ему проще было бы зарегистрироваться на бирже труда и получать пособие по безработице. Помощник сэра Мэтью приподнял бровь, когда услышал, что Уизерингтон предложен в качестве младшего адвоката по данному делу, но сэр Мэтью только улыбнулся и не дал пояснений.

Поднявшись, юрист погасил сигарету и указал на два свободных стула у своего рабочего стола. Он подождал, пока Бернард и Хью сядут, и начал:

– Как мило с вашей стороны все время приходить в палату, мистер Кассон, – сказал он, хотя оба знали, что стряпчий всего лишь следует традициям – не более того.

– Всегда рад услужить, сэр Мэтью, – ответствовал старый стряпчий, слегка наклоняя голову, чтобы показать, что по-прежнему высоко ценит его любезность.

– Я не думаю, что вы знакомы с Хью Уизерингтоном, моим помощником по этому делу, – сказал сэр Мэтью, показывая жестом на невзрачного молодого адвоката.

Уизерингтон нервно коснулся шелкового платка, торчавшего из нагрудного кармана.

– Нет, не имел удовольствия знать мистера Уизерингтона до тех пор, пока мы не встретились в коридоре несколько минут назад, – сказал Кассон. – Знаете, как я обрадовался, когда узнал, что вы готовы взяться за это дело, сэр Мэтью?

Мэтью улыбнулся формальному обращению старого друга. Он знал, что Бернард никогда не назовет его иначе в присутствии младшего адвоката.

– И я тоже буду счастлив еще раз поработать с вами, Кассон. Даже если в этом деле не все так просто.

Закончив обмен обычными любезностями, старый стряпчий вытащил из своего видавшего виды портфеля коричневую папку.

– Я провел со своей клиенткой новые консультации после нашей последней встречи с вами, – сказал он, открывая папку. – Я воспользовался этим случаем, чтобы изложить ей вашу точку зрения. Но боюсь, миссис Бенкс все еще исполнена решимости доказать свою невиновность.

– Она все еще заявляет о своей невиновности?

– Да, сэр Мэтью. Миссис Бенкс весьма эмоционально заявляет, что не могла совершить убийство, поскольку была ослеплена своим мужем за несколько дней до этого и в любом случае в момент его смерти она была зарегистрирована в местной больнице в качестве пациентки.

– Доклады патологоанатомов крайне туманно определяют время смерти, – напомнил сэр Мэтью старому другу, – ведь тело было найдено через пару недель. Насколько я понимаю, полиция считает, что убийство произошло за сутки, а то и двое, до того как миссис Бенкс попала в больницу.

– Я читал их заключения, сэр Мэтью, – ответил Кассон, – и проинформировал миссис Бенкс об их выводах. Но она осталась непреклонной и продолжает утверждать, что невиновна и что присяжные в этом убедятся сами. «Особенно теперь, когда моим защитником стал сэр Мэтью» – именно такие слова она сказала, если я не ошибаюсь, – добавил он и улыбнулся.

– Я не падок на лесть, – сказал сэр Мэтью, зажигая очередную сигарету.

– Но вы же обещали Виктории, – заметил стряпчий, на секунду убрав щит официальности.

– Итак, у меня остался последний шанс убедить ее, – продолжил сэр Мэтью.

– А у нее остался последний шанс убедить вас, – сказал мистер Кассон.

– Один-один, – подвел итоги сэр Мэтью, с одобрением кивая головой меткому возражению стряпчего и гася почти нетронутую сигарету. Он чувствовал, что проигрывает эту дуэль старому другу, и подумал, что пора начать атаку.

– Во-первых, – сказал он, вернувшись к отрытому досье и глядя в глаза Кассону, как будто тот стоял в ложе свидетелей, – когда тело было выкопано, на воротнике рубашки были найдены следы крови вашей клиентки.

– Моя клиентка не отрицает этого, – начал было Кассон, сверившись со своими заметками. – Но…

– Во-вторых, – продолжил сэр Мэтью, не дав Кассону возразить, – когда на следующий день был найден инструмент, использованный для расчленения тела, на топорище обнаружили волосы с головы миссис Бенкс.

– Мы этого не отрицаем, – вставил Кассон.

– У нас и нет большого выбора, – сказал сэр Мэтью, встал из-за стола и начал ходить по комнате. – И в-третьих, когда была, наконец, найдена лопата, которой воспользовались, чтобы зарыть труп, на ней повсюду обнаружены отпечатки пальцев вашей клиентки.

– Мы можем объяснить и это…

– Но согласятся ли с вашими объяснениями присяжные, – спросил сэр Мэтью, повышая голос, – когда узнают, что в течение долгого времени убитый был склонен к проявлению насилия, что вашу клиентку постоянно видели в деревне с синяками на теле и под глазами, а иногда – и с кровоточащими ранами на голове? Ведь однажды она даже обращалась в больницу со сломанной рукой.

– Она всегда заявляла, что получила эти раны, работая на ферме, которой управлял ее муж.

– Мое доверие исчерпано, я не могу принять такие объяснения, – воскликнул сэр Мэтью, перестав ходить по комнате и подойдя к своему креслу. – И нам не поможет тот факт, что на этой ферме регулярно появлялся только почтальон. Все остальные жители деревни не решались пройти дальше калитки. – Он еще раз посмотрел в свои записи.

– Значит, кому-то постороннему было легко проникнуть внутрь и убить Бенкса, – предположил Уизерингтон.

Сэр Мэтью с удивлением посмотрел на своего помощника, о котором почти забыл.

– Интересное предположение, – сказал он, не желая с порога отвергать помощь Уизерингтона. Но на руках у него был еще один козырь.

– Затем возникает вот какая проблема, – продолжил сэр Мэтью. – Ваша клиентка утверждает, что ослепла после того, как муж ударил ее горячей сковородой. Удобное объяснение, вы не находите, мистер Кассон?

– Шрам и сегодня отчетливо виден на лице моей клиентки, – сказал Кассон. – А врачи по-прежнему убеждены, что она и в самом деле слепа.

– Врачей убедить легче, чем обвинение и многое повидавших судей, мистер Кассон, – заметил сэр Мэтью, переворачивая очередную страницу своих заметок. – Далее, когда было проведено исследование останков, в крови был найден стрихнин в количестве, достаточном, чтобы убить слона.

– Такое заключение дал только один из коронеров, – сказал мистер Кассон.

– Но его будет трудно оспорить в суде, – возразил сэр Мэтью, – поскольку обвинение обязательно спросит миссис Бенкс, зачем она покупала стрихнин в хозяйственной лавке в Ридинге незадолго до смерти мужа.

– Вы правы, – сказал Кассон, сверяясь с записями, – но она пояснила, что им сильно досаждали крысы, которые душили куриц, и она беспокоилась за судьбу других животных на ферме, не говоря уже об их девятилетием сыне.

– Да, но он был в интернате в это время, не так ли? – Сэр Мэтью помолчал. – Вот видите, мистер Кассон, моя проблема проста. – Он закрыл досье. – Я не верю ей.

Кассон поднял бровь.

– В отличие от собственного мужа миссис Бенкс – очень умная женщина. Обратите внимание на то, что она уже одурачила нескольких людей, которые поверили ее невероятной истории. Но скажу вам одно, мистер Кассон: меня ей одурачить не удастся.

– Но что же мы можем сделать, сэр Мэтью, если миссис Бенкс настаивает, что дело обстояло именно так, и просит вас защищать ее соответственно? – спросил Кассон.

Сэр Мэтью вновь поднялся и зашагал по комнате, а потом остановился перед стряпчим.

– Что же, я согласен вести ее дело, – сказал он примирительным тоном. – Но я хотел бы убедить нашу даму признаться в убийстве по неосторожности. Мы ведь уверены, что сможем завоевать сочувствие присяжных рассказом о том, что ей пришлось пережить, и сможем организовать женщин на пикет возле здания суда во время слушаний. Любой судья, который вынесет суровый приговор Мэри Бенкс, будет назван шовинистом и обвинен в сексуальной дискриминации всеми ведущими журналистами в стране. Я вытащу ее из тюрьмы за несколько недель. Нет, мистер Кассон, мы должныубедить ее признаться.

– Но как можно надеяться на это, когда она так непреклонно стоит на том, что невиновна?

Улыбка мелькнула на лице сэра Мэтью.

– А у нас с мистером Уизерингтоном есть план, не так ли Хью? – Он во второй раз повернулся к Уизерингтону.

– Да, сэр Мэтью, – подтвердил молодой адвокат, довольный тем, что его мнением вообще заинтересовались.

– Итак, когда же я встречусь со своей клиенткой? – спросил сэр Мэтью, вновь обращаясь к стряпчему.

– В понедельник в одиннадцать – удобно?

– Где она сейчас? – продолжал расспросы сэр Мэтью, листая свой дневник.

– В женской тюрьме Холлоуэй.

– Значит, нам надо быть в Холлоуэй в понедельник в одиннадцать, – сказал сэр Мэтью. – И скажу вам честно, не могу дождаться встречи с этой Мэри Бенкс. У нее есть настоящая воля, я уже не говорю о сообразительности. Попомните мое слово, мистер Кассон: она окажется достойной оппоненткой любому обвинителю.

Когда сэр Мэтью вошел в комнату для переговоров тюрьмы Холлоуэй и впервые увидел Мэри Бенкс, он был ошеломлен. Из материалов дела он знал, что ей тридцать семь лет, но хрупкая седая женщина, сидевшая перед ним, положив руки на колени, выглядела, скорее, на пятьдесят. Только всмотревшись в ее лицо и оглядев стройную фигуру, он понял, что когда-то она была красива.

Сэр Мэтью усадил Кассона напротив нее за пластиковый стол, стоящий в середине комнаты с кирпичными, выкрашенными светлой краской стенами. Посередине стены между полом и потолком находилось зарешеченное окошко, столб света из которого падал на их клиентку. Сэр Мэтью и его помощник сели по обе стороны стряпчего. Старший адвокат с шумом налил себе чашку кофе.

– Доброе утро, миссис Бенкс, – сказал Кассон.

– Доброе утро, мистер Кассон, – ответила она, повернув голову на звук голоса. – С вами еще кто-то?

– Да, миссис Бенкс, я пришел в компании сэра Мэтью Робертса, королевского адвоката. Он будет вашим защитником в суде.

Она слегка кивнула, а сэр Мэтью поднялся, сделал шаг вперед и сказал:

– Доброе утро, миссис Бенкс.

Он внезапно протянул ей правую руку.

– Доброе утро, сэр Мэтью, – ответила она, не шевельнув и мускулом, все еще глядя в сторону Кассона. – Я очень рада, что вы будете представлять мои интересы.

– Миссис Бенкс, сэр Мэтью хотел бы задать вам несколько вопросов, – сказал Кассон, – чтобы решить, как лучше всего подойти к вашему делу. Он возьмет на себя роль обвинителя, с тем чтобы впоследствии, когда вы окажетесь в ложе для свидетелей, вы знали, как все будет происходить.

– Я понимаю, – ответила миссис Бенкс. – И готова ответить на все вопросы сэра Мэтью. Я уверена, что человеку с его талантом будет нетрудно доказать, что хрупкая слепая женщина не могла расчленить злобного мужчину весом в сто килограммов.

– Но не в том случае, когда злобный стокилограммовый мужчина сначала был отравлен, – тихо сказал сэр Мэтью.

– Да, это вполне по силам человеку, лежащему в больнице за десять километров от места преступления, – ответила миссис Бенкс.

– Если он и в самом деле там находился в момент совершения преступления, – возразил сэр Мэтью. – Вы утверждаете, что слепота развилась у вас после удара по голове?

– Да, сэр Мэтью. Муж схватил с плиты сковородку, когда я готовила завтрак, и ударил меня. Я уклонилась, но он попал ребром сковороды в левый висок. – Миссис Бенкс потрогала шрам над левым глазом – знак, который, видимо, останется навсегда.

– И что случилось потом?

– Я потеряла сознание и упала на пол. Когда я пришла в себя, то почувствовала, что в кухне есть еще кто-то. Я не могла понять, кто, пока человек не заговорил. Тогда я узнала голос Джека Пембриджа, нашего почтальона. Он отнес меня в свою машину и доставил в больницу.

– И вы были в больнице, когда полиция обнаружила тело вашего мужа?

– Именно так, сэр Мэтью. Я лежала в Паркмиде почти две недели и попросила приходского священника, который навещал меня каждый день, проведать, как Брюс управляется без меня.

– А вам не показалось удивительным, что за все время ваш муж ни разу не навестил вас в больнице? – спросил сэр Мэтью, медленно двигая свою чашку кофе к краю стола.

– Нет. Я несколько раз угрожала, что уйду от него, и я думаю…

Тут чашка упала на каменный пол и разбилась. Сэр Мэтью не сводил глаз с миссис Бенкс.

Она нервно вздрогнула, но не посмотрела в сторону разбитой чашки.

– С вами все нормально, мистер Кассон? – спросила она.

– Это я во всем виноват, – сказал сэр Мэтью, – как я неаккуратен!

Кассон подавил улыбку. Уизерингтон остался недвижим.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказал сэр Мэтью, собирая осколки фарфора с пола. – Вы сказали: «Я думаю…»

– Да, – продолжила миссис Бенкс. – Я думаю, что Брюсу наплевать, вернусь я на ферму или нет.

– Совершенно верно, – подтвердил сэр Мэтью, складывая осколки на столе. – Но как вы объясните мне тот факт, что полиция обнаружила ваши волосы на топоре, который был использован для расчленения тела вашего мужа?

– Это очень просто, сэр Мэтью. Я всегда колю этим топором дрова для печи, на которой готовлю завтрак.

– Тогда я вынужден спросить, почему на нем нет ваших отпечатков пальцев, миссис Бенкс.

– Потому что я надевала перчатки, сэр Мэтью. Если бы вы работали на ферме, то знали бы, как холодно бывает во дворе в середине октября в пять часов утра.

На этот раз Кассон позволил себе улыбнуться.

– А что вы можете сказать относительно крови на воротнике рубашки вашего мужа? Как показала экспертиза коронеров, это ваша кровь.

– Если вы посмотрите внимательнее, то найдете много следов моей крови в том доме, сэр Мэтью.

– А лопата, та, на которой повсюду отпечатки ваших пальцев? Вы в то утро много копали?

– Нет, но у меня было много причин пользоваться ею всю неделю до этого. Да и раньше, конечно, тоже.

– Понимаю, – сказал сэр Мэтью. – Теперь обратим внимание на одно действие, которое вы все-таки совершали не каждый день, – покупку стрихнина. Во-первых, миссис Бенкс, зачем вам такое большое количество этого вещества? И во-вторых, почему вы отправились покупать его в Ридинг – за сорок километров?

– Я езжу в Ридинг раз в две недели по четвергам, – пояснила миссис Бенкс. – Ближе нет хозяйственных лавок.

Сэр Мэтью нахмурился и начал медленно ходить вокруг миссис Бенкс, а Кассон следил за ее глазами. Они не двигались. Оказавшись за спиной своей клиентки, сэр Мэтью посмотрел на часы. Было 11:17. Он знал, как внимательно надо следить за временем, поскольку теперь был окончательно убежден в том, что имеет дело не только с умной женщиной, но и с очень хитрой. «Оно и понятно, – подумал адвокат, – любой, кто прожил одиннадцать лет с Брюсом Бенксом, должен быть хитрым хотя бы для того, чтобы выжить».