Текст книги "36 рассказов"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)

– Разве?!

– Что-то ты сегодня туго соображаешь. Встал не с той ноги? – со смехом спросила Каролина.

Я не ответил.

– В любом случае надеюсь, что это именно Траверс, – добавила Каролина и сделала глоток кофе. – Мне он никогда не нравился.

– Это еще почему? – спросил я, захваченный врасплох ее признанием.

– Он пытался подкатить ко мне, – сказала Каролина.

Я смотрел на нее во все глаза, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Ты не хочешь спросить, что случилось?

– Я настолько поражен, что просто не знаю, что и сказать, – ответил я.

– В тот вечер в галерее он так и вился надо мной. А после того как мы пообедали у него, пригласил меня на ланч. Я сказала, чтобы он отстал, – сказала Каролина. И нежно прикоснулась к моей руке: – Я никогда не говорила тебе об этом, так как думала, что, возможно, из-за этого он вернул Вюйара, и чувствовала себя виноватой.

– Это мне надо чувствовать себя виноватым, – возразил я, теребя рукой недоеденный тост.

– Нет, милый, ты ни в чем не виноват. В любом случае если бы я вдруг и решила изменить тебе, то не с этим пронырливым хлыщом. Только не с ним! Диана предупреждала, чего от него ожидать. И он совсем не в моем вкусе.

Я сидел, мысленно представляя, как Траверса везут в морг. Или того хуже: он все еще погребен под толщей снега. И я уже ничего не могу с этим поделать.

– Знаешь, я и вправду думаю, что тебе пора осваивать трассу «А», – заметила Каролина, когда мы покончили с завтраком. – Твои успехи выше всяких похвал.

– Да уж, – ответил я, погруженный в свои мысли.

На всем пути до горы я, кажется, не произнес больше ни слова.

– С тобой все в порядке, дорогой? – поинтересовалась Каролина, когда мы ехали с ней на подъемнике.

– Вполне, – сказал я, не в силах взглянуть вниз, в расщелину. Траверс все еще там или уже в морге?

– У тебя вид испуганного малыша. После работы, которую ты проделал на этой неделе, ты вполне можешь присоединиться ко мне, – приободрила меня жена.

Я слабо улыбнулся. Когда мы достигли самой вершины, я спрыгнул с подъемника чуть раньше, чем следовало. А сделав второй шаг, понял, что вывихнул лодыжку.

Каролина отнеслась к этому без всякого сочувствия. Она заподозрила, что я специально сделал это, чтобы не выходить на сложную трассу. Вскоре она пронеслась мимо меня и умчалась вниз, я же бесславно спустился на подъемнике. В самом низу я взглянул на механика, но он не удостоил меня взглядом. Я прихрамывая побрел в травмпункт. Каролина подошла туда через несколько минут.

Я объяснил, что дежурный врач подозревает перелом и требует, чтобы я немедленно отправлялся в больницу.

Каролина нахмурилась, отставила в сторону лыжи и отправилась искать такси, чтобы добраться до больницы.

Поездка была недолгой: судя по тому, как ловко водитель справлялся с коварными поворотами, дорога была хорошо ему знакома…

– Мы улетаем этим вечером, – сказал я, осторожно вставая на поврежденную ступню.

– Вы выбрали подходящий момент для травмы, – улыбнулся доктор.

Хромая, я вышел из рентген-кабинета и увидел, что Каролина сидит, склонившись над журналом.

– У тебя такой довольный вид, – отметила она, когда подняла голову.

– Еще бы! Что может быть хуже пары сломанных ног, поврежденной руки и шрама на лице?

– Какая же я недогадливая, – сказала Каролина. – А мне-то казалось, это простой вывих.

– Я не о себе, – уточнил я. – О Траверсе. Ну, помнишь, это утреннее происшествие? Там еще скорая приезжала. Но врачи говорят, что жить будет.

– Жаль, – сказала она, беря меня под руку. – После всего того, что ты перенес, я рассчитывала на твой полный успех.

Шах и mat

Когда она вошла в зал, все до единого взоры обратились в ее сторону.

Любуясь понравившейся девушкой, некоторые мужчины начинают с головы и следуют затем взглядом вниз, я же первым делом смотрю на щиколотки – и далее вверх.

На ней были черные бархатные туфли на шпильках и черное облегающее платье, которое заканчивалось довольно высоко над коленками, открывая безупречно стройные ноги. Мои глаза скользили все выше и замерли, чтобы оценить по достоинству тонкую талию и спортивную фигуру. Но больше всего меня поразило ее чуть вытянутое лицо, пухловатые губы и большущие – я таких в жизни не встречал – синие глаза. Всю эту красоту венчала густая шапка черных, коротко стриженных волос, буквально сиявших в свете люстры. Ее появление казалось еще удивительней в столь неожиданной обстановке. Появись она на дипломатическом приеме, светской вечеринке да даже на благотворительном балу, все тут же повернули бы головы в ее сторону, а уж на шахматном турнире…

Я следил за каждым движением незнакомки, высокомерно полагая, что она никак не может быть участницей. Она не спеша подошла к столу секретаря клуба и, словно опровергая мое предположение, отметилась в списке. Девушке дали номер, обозначавший ее противника в первой партии. Каждый, кому пока еще не достался соперник, замер в ожидании: может, она займет место напротив именно за его столом?

Шахматистка сверилась с выданным номером и направилась в сторону пожилого мужчины, сидевшего в дальнем углу зала: бывший капитан нашего клуба, лучшие дни в спортивной жизни которого были уже позади.

На правах нового капитана я отвечал за организацию таких вот турниров. Мы встречались в последнюю пятницу месяца в помещении, походившем на клуб, на верхнем этаже паба «Мэйсонс Армс» на Хай-стрит. Хозяин заведения должен был проследить, чтобы для нас выставили тридцать игровых столов, а также обеспечивал выпивку и закуску. Три-четыре других клуба из нашей округи отправляли сюда по полдюжины игроков сыграть пару блицев: это давало нам возможность сразиться с соперниками, с которыми иначе мы бы вряд ли когда-нибудь встретились за доской. Правила поединков несложные: не более минуты на ход, а значит, партия редко занимает больше часа. Если за тридцать ходов не съели ни одной пешки, в игре объявляется ничья. Затем короткий перерыв, чтобы выпить и перекусить (платит проигравший), так что у каждого участника есть возможность за вечер сыграть с двумя соперниками.

К моему столу подошел худощавый мужчина в полукруглых очках и темно-синей тройке. Мы улыбнулись и пожали друг другу руки. Я принял его за адвоката и ошибся: оказалось, он работает в Вокинге бухгалтером в компании, поставляющей канцтовары.

Я никак не мог сконцентрироваться на «московском варианте», который заученно разыгрывал соперник: мой взор то и дело отрывался от доски и начинал блуждать по залу в поисках девушки в черном. Однажды наши взгляды встретились, и она загадочно улыбнулась мне. Как я потом ни старался, добиться от нее подобной реакции еще раз мне не удалось. Хотя мысли мои были заняты совсем другим, я все же одолел бухгалтера. Он, похоже, и не подозревал, что есть несколько приемов, позволяющих отбить атаку седьмой пешки.

В перерыве я еще и до стойки бара не добрался, а три члена нашего клуба уже предложили ей выпить. Сыграть свою вторую партию с девушкой нечего было и надеяться: мне предстояло помериться силами с одним из капитанов команд-гостей. Ей же выпало играть с бухгалтером.

Следующего соперника я обыграл за сорок с небольшим минут и, как внимательный хозяин, проявил вполне понятный интерес к еще не завершенным партиям. Свой окольный маршрут я выстроил с таким расчетом, чтобы в конце оказаться как раз возле стола незнакомки. Еще издали я понял, что бухгалтер явно переигрывает ее, а едва я подошел к ним, девушка проиграла ферзя и всю партию.

Я представился: даже в простом обмене рукопожатиями с этой девушкой было что-то очень сексуальное. «Меня зовут Аманда Керзон», – сказала она. Лавируя между столами, мы не спеша направились к бару. Аманде я заказал, по ее просьбе, бокал красного вина, себе – полпинты пива.

Я посочувствовал ей в связи с проигрышем.

– А вы как, преуспели в игре с ним? – поинтересовалась девушка.

– Сумел выиграть, – ответил я. – Хотя ситуация была равная. А чем закончилась ваша первая партия – с нашим бывшим капитаном?

– Пат! – сказала Аманда. – Думаю, это он из вежливости. [28]28
  В зависимости от правил соревнований игроку, оказавшемуся в патовой ситуации, может быть засчитано поражение или же – как в данном случае – в партии объявляется ничья. – Прим. пер.


[Закрыть]

– Когда я в последний раз играл с ним, все тоже закончилось патом.

Она улыбнулась:

– Может, и мы как-нибудь сыграем?

– Очень на это надеюсь, – сказал я, пока она допивала свое вино.

– Ну, мне пора, – неожиданно заявила девушка. – Надо успеть на последний поезд до Хаунслоу.

– Я подвезу вас, – галантно предложил я. Не бог весть какая любезность со стороны капитана команды хозяев.

– Но вам же наверняка придется делать крюк – и не в одну милю?

– Вовсе нет, – солгал я: на самом деле от моего дома до Хаунслоу езды минут двадцать.

Я осушил свою кружку до дна и помог Аманде надеть пальто. Перед самым уходом я успел поблагодарить хозяина заведения за превосходно организованный вечер.

Мы прошли на стоянку. Я открыл пассажирскую дверцу своего «Фольксвагена Сирокко», чтобы Аманда могла забраться внутрь.

– А транспорт в Лондоне мало-помалу становится лучше, – не без юмора заметила она, когда я сел на свое место.

Я улыбнулся в ответ и вырулил на дорогу, ведущую на север.

Когда девушка села в машину, черное платье поползло еще выше. Но Аманду это, похоже, ничуть не смущало.

– Время-то еще раннее, – осторожно заметил я, после того как мы обменялись несколькими ничего не значащими фразами о вечере в клубе. – Может, заглянем ко мне, выпьем немного?

– Ну, если только совсем ненадолго, – ответила она, взглянув на часы. – У меня завтра очень много дел.

– Само собой, – поддакнул я, полагаясь на ненаблюдательность своей спутницы: выбранный мной окольный путь вряд ли мог привести нас в Хаунслоу.

– А вы работаете здесь, в городе?

– Да. В агентстве недвижимости на Беркли-сквер.

– Странно! Я думал, вы модель.

– Была когда-то, – ответила Аманда, не вдаваясь в подробности. Казалось, девушка совсем не обращала внимания на маршрут, которым я ехал, занятая рассказом о предстоящем отпуске на Ибице.

Когда мы добрались до места, я припарковал машину и проводил Аманду через парадный вход наверх в свою квартиру. В прихожей я помог ей снять пальто и пригласил в гостиную.

– Что будем пить? – поинтересовался я.

– Я, пожалуй, буду вино, если у вас есть откупоренная бутылка, – ответила она, на ходу оглядывая идеально прибранную комнату. «Это мама постаралась, убрала тут утром все дочиста», – с благодарностью подумал я.

– Обычный холостяцкий приют, – с ударением на слове «холостяцкий», небрежно бросил я, прежде чем отправиться на кухню.

К счастью, в кухонной кладовой нашлась непочатая бутылка вина. Прихватив ее и пару бокалов, я вернулся к Аманде. Дотрагиваясь пальцами до изящных шахматных фигур из слоновой кости, она изучала позицию на шахматной доске: это была партия, которую я вел по переписке.

– Отличный набор, – отметила гостья, когда я протянул ей бокал вина. – Где вы раздобыли такую красоту?

– В Мехико, – ответил я, не уточняя, что этот набор я выиграл на турнире, когда был там в отпуске. – Жаль, что нам не довелось сыграть сегодня.

Она взглянула на часы.

– На одну недолгую партию времени хватит, – сказала девушка, присаживаясь со стороны «белых».

Я не мешкая занял место напротив. Она улыбнулась, взяла с доски белого и черного слонов и спрятала за спиной. Платье еще плотней обрисовало фигуру гостьи и подчеркнуло изгиб груди. Затем она вытянула перед собой два сжатых кулачка. Я дотронулся до правого, Аманда перевернула и раскрыла его: там был белый слон.

– Какие-нибудь ставки у нас будут? – спросил я неожиданно даже для самого себя.

Она порылась в своей сумочке.

– У меня при себе лишь несколько фунтов, – призналась Аманда.

– Я готов сыграть по минимальным ставкам.

– Что вы имеете в виду? – спросила она.

– Что вы можете предложить?

– А вы бы как хотели?

– Десять фунтов, если вы выиграете.

– А если проиграю?

– Вы снимете с себя что-нибудь.

Я тут же пожалел о сказанном и ждал, что сейчас она залепит мне пощечину, после чего выбежит вон. Но она сказала как ни в чем не бывало:

– Невелика потеря, раз речь идет всего об одной партии.

Я согласно кивнул и целиком сосредоточился на шахматной доске.

Игроком она оказалась неважным: профи называют таких «patzer». [29]29
  От нем. patzer (букв. «плохой работник», «халтурщик»), шахматист-дилетант, чья игра не отличается продуманностью и концептуальностью. – Прим. пер.


[Закрыть]Я уложился в двадцать минут, хотя и пожертвовал намеренно несколькими фигурами, стараясь, чтобы это не очень бросалось в глаза. Когда я сказал «Мат!», она сбросила обе туфельки и расхохоталась.

– Еще выпьете? – спросил я без особой надежды. – В конце концов, сейчас нет и одиннадцати.

– Хорошо! Только совсем немного – и я пойду.

– Я выиграл в общем-то случайно. После того как вы взяли слоном моего коня, ситуация была абсолютно равная.

– Возможно, – ответила она.

– Может, еще партию? – решил я попытать счастья.

Она явно колебалась.

– По двойной ставке.

– В смысле?

– Двадцать фунтов против еще одной вещи.

– Ни вы ни я много сегодня не проиграем, правда?

Она устроилась поудобней, пока я разворачивал доску, и мы стали расставлять по местам фигурки из слоновой кости.

Вторая партия длилась чуть дольше первой. Все из-за моей дурацкой ошибки в самом начале: я некстати затеял рокировку в сторону ферзя, и мне потом потребовалось несколько ходов, чтобы исправить ситуацию. Но все же я управился меньше чем за полчаса и даже улучил момент, чтобы подлить вина в бокал Аманде, когда она смотрела в другую сторону.

Девушка, улыбаясь, приподняла подол платья – достаточно высоко для того, чтоб я мог разглядеть верхний край ее чулок. Расстегнула подвязки и не торопясь стянула чулки, чтобы затем бросить их на мой край стола.

– В этот раз я вас чуть не обыграла, – сказала она.

– Едва-едва, – подтвердил я. – Дать вам еще шанс отыграться? Ставка теперь будет ну, скажем, пятьдесят фунтов, – предложил я таким тоном, чтобы все это выглядело как жест великодушия.

– Ставки растут для нас обоих, – многозначительно заметила Аманда, расставляя фигуры на доске.

«Что это она имеет в виду?» – удивился я про себя. Но что бы там ни было, моя соперница уже в дебюте глупейшим образом пожертвовала обе ладьи, так что партия заняла считанные минуты.

И снова она приподняла платье – на этот раз выше талии. Я не мог оторвать глаз от ее бедер, пока девушка расстегивала черный пояс с подвязками. Затем она подняла его у меня над головой, разжала пальцы – и пояс упал на моей половине стола рядом с чулками.

– Когда я потеряла вторую ладью, – признала Аманда, – у меня не осталось ни малейшего шанса.

– Пожалуй, да. Будет справедливо, если я дам вам еще одну возможность отыграться, – ответил я, быстро расставляя фигуры. – Тем более что на этот раз, – добавил я, – вы можете выиграть целых сто фунтов.

Аманда улыбнулась.

– Мне вправду пора домой, – сказала она, передвигая ферзевую пешку на две клетки вперед. И вновь улыбнулась все той же загадочной улыбкой.

Это была лучшая ее партия за весь вечер, а из-за разыгранного Амандой гамбита я просидел за доской более получаса. В самом начале я вообще чуть было не проиграл: сконцентрироваться на защитной стратегии моей соперницы было невероятно сложно. Пару раз, когда ей показалось, что она вот-вот одолеет меня, Аманда даже хихикнула. Но девушка была явно не в курсе, как однажды Карпов разыграл сицилианскую защиту и сумел победить в, казалось бы, безнадежной позиции.

– Вам мат! – объявил я наконец.

– Черт! – вырвалось у нее. Аманда встала и повернулась ко мне спиной. – Вы мне не поможете?

Еле сдерживая дрожь, я привстал, протянул руку и медленно-медленно потянул молнию на ее платье вниз, пока не расстегнул его до пояса. Мне вновь захотелось прикоснуться к этой мягкой кремовой коже. Она повернулась ко мне лицом, грациозно изогнулась, и платье скользнуло на пол: будто со статуи сбросили покрывало. Когда девушка наклонилась и коснулась рукой моей щеки, меня словно током ударило. Я вылил в ее бокал остатки вина и пошел на кухню, сказав, что мне нужно пополнить запасы. А когда вернулся, она сидела все так же неподвижно. Прозрачный черный лифчик и пара трусиков – вот все, что оставалось сейчас на ней. Хотелось верить, что вскоре придет и их черед.

– Не думаю, что вы согласитесь еще на одну партию, – сказал я с надеждой, что это прозвучало не слишком обреченно.

– Вам, пожалуй, пора отвезти меня домой, – хихикнула Аманда в ответ.

Я вновь наполнил ее бокал.

– Еще одну партию, всего одну! – сказал я умоляюще. – Но только на оба предмета сразу.

Аманда рассмеялась.

– Ну нет, – покачала она головой, – я не могу позволить себе еще один проигрыш.

– Это будет самая последняя партия, – пообещал я. – Ставлю двести фунтов против двух ваших вещей. – Я подождал в надежде, что она не устоит перед столь внушительной ставкой. – Удача должна быть на вашей стороне. Вы ведь трижды были близки к победе.

Девушка задумчиво пригубила вино, как бы взвешивая все «за» и «против».

– Была не была, – решилась наконец она. – Последняя попытка.

Мы оба ни словом не обмолвились о том, что произойдет, если она все же проиграет.

Меня била мелкая дрожь, когда я расставлял фигуры. Я собрался с мыслями. Хорошо хоть Аманда не заметила, что за весь вечер я выпил лишь один бокал вина. Эта партия не должна занять у меня много времени.

Я переставил ферзевую пешку на клетку вперед. Она передвинула на две клетки королевскую пешку. Я абсолютно точно знал, каким должен быть каждый следующий мой ход: потому-то партия длилась всего одиннадцать минут…

Никогда еще я не терпел столь сокрушительного поражения. Я Аманде и в подметки не годился. Она предвидела каждый мой ход и разыгрывала комбинации, о каких мне даже читать не доводилось.

Настал ее черед сказать «Мат!», что она и сделала все с той же загадочной улыбкой, после чего добавила:

– Вы же сами говорили, что теперь удача будет на моей стороне.

Я низко опустил голову, все еще не веря в случившееся. Когда я вновь взглянул на нее, Аманда, уже успевшая натянуть на себя это потрясающее черное платье, запихивала в сумочку чулки и пояс. Еще мгновение – и она надела туфли.

Я взял свою чековую книжку. Вписал имя (Аманда Керзон), сумму (200 фунтов стерлингов), после чего поставил число и подпись. Пока я проделывал все это, девушка расставила фигуры в той самой позиции, в какой они были, когда она впервые переступила порог комнаты.

Аманда наклонилась и чмокнула меня в щеку.

– Спасибо! – сказала она и спрятала чек в сумочку. – Надо нам будет как-нибудь еще сыграть.

Я все еще смотрел в недоумении на доску, когда за Амандой захлопнулась входная дверь.

– Подождите! – крикнул я, бросаясь вслед за ней. – А как же вы домой-то доберетесь?

Я успел как раз вовремя. Увидел, как она сбежала по ступенькам вниз к открытой дверце БМВ. Забралась в машину, напоследок позволив еще раз взглянуть на свои стройные длинные ноги. И улыбнулась, когда за ней захлопнули дверцу.

Тот самый бухгалтер не мешкая обошел машину, сел на место водителя, дал газу и умчал шахматистку прочь.

Сто пробежек

«Жизнь – это игра», – сказал А. Т. Пирсон и тем увековечил себя, не приложив к этому большого труда. Е. М. Форстер обнаружил большую проницательность, когда написал: «Судьба – это рефери, а надежда – это мяч». Вот почему я никогда не смогу сделать сто пробежек на крикетном поле стадиона «Лордс».

Когда я был студентом первого курса университета, мой товарищ по комнате пригласил меня поужинать в спортивном клубе «Винсентс», членом которого он был. Такого рода заведения мало чем отличаются друг от друга в западном мире. В них всегда полным-полно здоровых, очень сильных физически молодых животных. По-видимому, они сделали единственной целью в своей жизни вызывающее поведение, чтобы иметь повод совершать глупые подвиги с применением физической силы.

С горячностью, свойственной студенту последнего курса, мой товарищ сообщил мне, что его главные соперники принадлежат к числу высокомерных, но посредственных членов некоего славного заведения: оно в течение многих веков вело дремотную, «не от мира сего» жизнь на плоской, заболоченной местности, которая на картах обозначена как Кембридж. Честолюбивые стремления моего товарища и его друзей были довольно просты: в любом виде спорта, которым они занимаются, побить «табс» [30]30
  Tabs (разг.) – студенты или преподаватели Кембриджского университета. – Прим. пер.


[Закрыть]и в качестве награды получить право называться «темно-синими». Поскольку отличие можно было получить, лишь став членом команды, для этого требовалось приложить значительные усилия. Хотя в течение спортивного сезона вы могли бы участвовать в матчах, которые проходили на других полях или даже за границей, нельзя стать «темно-синим», если вы не были однажды участником матча между командами Оксфорда и Кембриджа.

Героем моего рассказа будет замечательный молодой человек, с которым я познакомился в тот вечер в «Винсенте». Он был студентом последнего курса и приехал из страны, которую в то время без всякой задней мысли называли колонией. По рождению он был индиец; имя его отца было известно в Англии в каждом доме и стало едва ли не легендой, потому что тот был капитаном крикетных команд Оксфорда и Индии. Отец этого молодого человека сделал первый шаг к славе, когда во время матча против Кембриджа на поле в «Лордс» он, капитан команды Оксфордского университета, сделал сто пробежек. Во время матча между командами Индии и Англии он был капитаном индийской команды и вышел на поле в кремовом свитере с широкой темно-синей полосой на шее и запястьях. Знатоки предсказывали, что его сын продолжит семейную традицию. Высокий и стройный, с черными как смоль волосами, очень похожий на отца, он был прекрасным бетсманом-правшой [31]31
  Бетсман (batsman) игрок, отбивающий с помощью биты мяч, брошенный боулером. – Прим. пер.


[Закрыть]и очень опасным боулером-левшой. [32]32
  Боулер (bowler) – игрок, бросающий мяч с целью сбить «калитку» команды соперников. – Прим. пер.


[Закрыть]

Как и его отец, молодой человек приехал в Оксфорд не столько для того, чтобы поразить экзаменаторов, сколько – чтобы побить Кембридж. Еще будучи студентом первого курса, он участвовал в матчах против команд графств, причем в трех из них он сделал сто пробежек, а в одном пять раз сбивал «калитку».

За неделю до матча против Кембриджа капитан команды сказал ему, что после матча он получит звание «темно-синего» и имена всех одиннадцати членов команды будут объявлены в «Таймс». Молодой человек, сообщив эту новость по телефону отцу в Калькутту, отправился в «Винсентс», чтобы отметить свой успех и заодно поужинать. Чувствуя большой душевный подъем, он вошел в клубный зал ресторана и услышан шум аплодисментов, которыми сидящие за столиками, как это было принято, приветствовали новичка. Он поискал глазами свободное место и вдруг заметил в дальнем углу зала команду гребцов, которые вдевятером сидели за круглым столом. Подойдя к столу, он обратился к капитану со словами: «Мне казалось, что вы, ребята, обычно сидите друг за другом».

В мгновение ока четверо 70-килограммовых парней повалили новенького на пол и уселись на него верхом, а рулевой вылил ему на голову кувшин холодной воды.

«Если ты не сделаешь сто пробежек, – сказал один из гребцов, – в следующий раз мы выльем тебе на голову горячую воду». Когда парни опять сели за стол, молодой человек медленно поднялся с пола, поправил галстук, сделав недовольное лицо, прошел мимо стола, потрепав по голове коротышку рулевого – всего полтора метра ростом и сорок килограммов весом, – и сказал: «Даже проигрывающая команда должна иметь небольшой талисман».

На этот раз гребцы только расхохотались, но он почувствовал, коснувшись головы рулевого, что большой палец его правой руки немного болит. Он сказал об этом «защитнику калитки», который сидел с ним за столом. Когда официант подал большой антрекот, он взял в руку нож и вдруг понял, что не может как следует держать его. Он попытался выбросить эту неприятность из головы, решив, что к утру все будет в порядке. Однако, проснувшись, он к своему ужасу увидел, что палец почернел, сильно распух и очень болит. Сообщив о травме капитану команды, он тотчас же сел в поезд и поехал в Лондон, чтобы проконсультироваться у врача в клинике на Харли-стрит. Пока поезд мчался через Беркшир, он просмотрел «Таймс» и узнал, что должен получить звание «темно-синего».

Врач внимательно и довольно долго рассматривал его больной палец, а потом выразил сомнение, что он сможет держать мяч, не говоря уже о бите, в течение ближайших двух недель. Прогноз оказался точным, и вот герой нашего рассказа в подавленном состоянии сидит на трибуне «Лордса» и следит за тем, как Оксфорд проигрывает матч. Вместо него звание получил 12-й запасной игрок. Отец, специально прилетевший из Калькутты, чтобы посмотреть встречу, сказал сыну, пытаясь смягчить неудачу, что у него в запасе еще два года и он наверняка добьется этой чести.

Во втором, весеннем семестре, уже порядком забыв об огорчении, он участвовал в первом матче сезона против команды графства Сомерсет и смог сделать сто пробежек, напомнив болельщикам своего отца резкими ударами по мячу и драйвами. [33]33
  Драйв (англ. drive) – удар битой, который посылает мяч далеко в поле. – Прим. пер.


[Закрыть]По окончании сезона он был избран секретарем спортивной секции крикета, и все согласились, что только несчастный случай помешал ему получить почетное звание еще на первом курсе. После этого он участвовал в каждом матче, предшествовавшем решающей встрече университетских команд, но в последних четырех матчах сделал не больше десяти пробежек и не сбил ни одной «калитки». В то же время его соперники превзошли самих себя. Он ушел с поля, сказав капитану команды, что есть много других талантливых игроков, кроме него, и что он не рискнул бы выступить против Кембриджа. Сидя опять на трибуне, он следил за тем, как оксфордская команда проигрывает и его главный соперник, секретарь кембриджской секции крикета Робин Оукли, в безупречном стиле делает сто пробежек. Во время перерыва к нему подошел мужчина лет шестидесяти с галстуком МСС, [34]34
  Marylebone Cricket Club – лондонский крикетный клуб. – Прим. пер.


[Закрыть]который, потрепав его по плечу, сказал, что никогда не забудет тот день, когда его отец в матче против Кембриджа сделал сто пробежек. «Не очень большое утешение», – подумал он.

Когда он перешел на последний курс, ему было очень приятно узнать, что товарищи по команде избрали его капитаном. Ему впервые была оказана честь, которой еще не удостаивался никто из тех, кому не присвоено звание «темно-синего». Тем самым они дали понять, что признают его работу выдающейся и надеются, что он покажет то же мастерство, которым блистал на первом курсе, и не только получит звание, но будет представлять свою страну на международных матчах.

Согласно оксфордской традиции студент последнего курса не участвует в матчах, пока не сдаст выпускные экзамены, поэтому у него остается время, чтобы сыграть лишь в последних трех матчах против команд графств. Но поскольку новый капитан команды не собирался получать диплом, то он нарушил традицию и участвовал во всех матчах со дня открытия летнего сезона. Он ни разу не промахнулся, отбивая мяч, а если его команде приходило время нападать, он блистательно подавал мячи. В течение летнего семестра его команда одержала три победы над командами графств, и каждый член команды был уверен, что они возьмут реванш в университетском матче.

Незадолго до встречи на спортивной полосе «Таймс» появилась заметка, автор которой писал, что каждый, кто видел, как он отбивает в этом сезоне мячи, не сомневается: молодой индиец повторит рекорд своего отца и сделает сто пробежек в матче против Кембриджа. Однако автор заметки предупреждал, что он может оказаться беззащитным против быстрых подач кембриджского боулера Билла Поттера.

Каждый желал капитану оксфордской команды успеха, потому что он был из тех немногих одаренных людей, которые благодаря своему обаянию не имеют врагов.

Объявив представителям прессы список членов команды, он на этот раз не послал отцу телеграмму, боясь невезения, и в течение всей недели, остающейся до матча, ни разу не обмолвился даже словом с членами гребной команды. Вечером накануне матча он лег спать в семь часов, хотя долго не мог уснуть.

В первый день матча, который продолжается три дня, на почти безоблачном небе ослепительно сияло солнце. К одиннадцати часам толпа зрителей заполнила трибуны. Оба капитана в белых рубашках с открытым воротом, в белых, тщательно выглаженных брюках и белых туфлях прошлись по полю и затем бросили жребий. Робин Оукли выиграл и выбрал защиту.

К ланчу команда Оукли набрала 79 очков в трех раундах, но ближе к вечеру после второго перерыва его боулеры устали и не смогли повторить утренний успех. Тогда капитан сам вышел на поле, но игра у него не ладилась: то брошенный мяч не долетал, то, долетев, не попадал в цель, – и он уступил место другим боулерам. Не имея той же славы, им все-таки удалось совершить прорыв, и вскоре Кембридж заработал уже 208 очков.

Было десять минут шестого – до конца первой игры оставалось 50 минут, – когда Оксфорд «заступил на черту». Капитан в полном снаряжении сидел на балконе павильона и готов был выйти на поле, если бы боулеры повалили «калитку». Его инструкции были просты: никакой героики, в течение 40 минут отбивать мячи, чтобы завтра утром выйти на поле, имея десять нетронутых «калиток». Когда у кембриджцев оставался до конца игры только один раунд метания, Билл Поттер, самый быстрый боулер Кембриджа, сбил средний столбик «калитки», у которой стоял юный первокурсник. Но Оксфорд теперь был в полном составе против одного, и капитан вышел на черту, чтобы отбить оставшиеся до конца игры четыре мяча. Он стоял на черте со щитками на ногах и смотрел на Билла Поттера. Его первый бросок пошел низом справа от «калитки» и, лишь чуть задев кончик биты, отскочил к первому боковому игроку, который прыгнул и поймал мяч у самой земли. Одиннадцать кембриджцев как один закричали: «Не может быть!» [35]35
  Имеется ввиду выкрик «Howzat?» (от англ. «How's that?» – букв. «Как это?»), означающий в крикете возмущение ходом противника. – Прим. пер.


[Закрыть]Они имели в виду, что капитан команды Оксфорда сделал обманчивый выпад. Но он, не дожидаясь решения судьи, повернулся и с каменным лицом пошел к павильону, похлопывая по бедру битой. Поднимаясь по ступеням, он увидел отца, сидящего в ложе для гостей, и зашагал дальше, слушая крики: «Жаль, что тебе не повезло, старина!» и «В следующий раз будет удача!» – от мужчин с пенящимися пивными кружками.

На следующий, второй день матча оксфордцы играли осторожно и сделали в целом 181 пробежку, недобрав лишь 27 пробежек. Когда кембриджцы во второй раз стали отбивать мячи, боулеры капитана в 11 раундах по шесть бросков в каждом набрали 42 очка, правда, не сбив «калитки», но и не сделав промахов. Капитан увел с поля свою команду, сделавшую 167 пробежек в семи попытках, тогда как Робин Оукли, капитан Кембриджа, отметился шестьюдесятью тремя и имел хорошие виды на рекорд.

Утром последнего, третьего дня быстрые боулеры Оксфорда сбили последние три «калитки» Кембриджа в течение 40 минут и всего за 11 бросков. Робин Оукли, оставшись в одиночестве, ушел с поля, имея 79 пробежек. Капитан Оксфорда посочувствовал ему:

– Зато в прошлом году ты сделал сто, – сказал он.