Текст книги "36 рассказов"
Автор книги: Джеффри Арчер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)
В конце пятидесятых Гарольд Макмиллан пригласил Филиппу в состав совета директоров телеканала Ай-би-эй.
– Полагаю, тебе предложат поработать учителем, – сказал Уильям. – Но поскольку по умственному развитию телезрителям нет и семи лет, ты будешь чувствовать себя как дома.
– Согласна, – ответила Филиппа. – Двадцать лет жизни с тобой научили меня обращаться с детьми.
Всего через несколько недель председатель совета директоров Би-би-си пригласил Уильяма в его состав.
– И чем ты будешь там заниматься? – спросила Филиппа.
– Я прочитаю цикл из двенадцати лекций.
– Боже, и на какую тему?
– О гениальности.
Филиппа сверилась с программой.
– Так, передача поставлена на два часа в воскресенье. Теперь все понятно: именно в это время ты мыслишь наиболее ярко.
Когда Уильяму присудили почетную степень доктора наук в Принстоне, Филиппа гордо сидела в первом ряду.
– Я бы и рада была сесть сзади, – пояснила она, – но все было занято спящими студентами, которые явно и не слышали о тебе.
– Если так оно и было, то я просто удивляюсь, как ты не узнала в них собственных учеников.
Шли годы, и в жизни Оксфорда появилось много анекдотов из жизни «пикирующихся Хатчардов». Многие из них были придуманы, но теперь каждый студент знал, как супруги провели свою первую ночь вместе. Как они завоевали премию Чарльза Олдхема. Как Фил решает кроссворд в «Таймс» еще до того, как Уилл успевает побриться. Как они оба и в один день были назначены профессорами английского языка и занимались своим предметом гораздо глубже и дольше, ведь каждому надо было доказать свое превосходство над другим. Казалось бы, из соображений симметрии их следовало бы считать равными. До тех пор пока под Новый год Филиппа не получила титул Дамы Британской империи.
– По крайне мере, наша дорогая королева выяснила, наконец, кто из нас действительно достоин признания, – отметила Филиппа, приступая к десерту.
– Наша дорогая королева, – сказал Уильям, подливая себе мадеры, – слишком хорошо знает, как мало женщин-преподавательниц в колледжах. Поэтому приходится отмечать более слабых кандидатов, чтобы пробудить истинные таланты.
И теперь каждый раз, когда супругов приглашали на официальные мероприятия, церемониймейстер всегда объявлял их как профессора Уильяма и даму Филиппу Хатчард. Она предвкушала, как будет все время на официальных событиях идти на шаг впереди мужа, но ее триумф продлился всего полгода. На День рождения Королевы Уильям был посвящен в рыцари. Филиппа выразила удивление таким безрассудным решением королевы и настояла, чтобы на публике их называли сэр Уильям и дама Филиппа Хатчард.
– Все понятно, – сказал Уильям, – королева сделала тебя дамой, чтобы тебя не приняли за леди. Когда я взял тебя в жены, ты была молоденькой студенткой, а теперь оказалось, что я живу со старой дамой.
– Нет ничего удивительного в том, – сказала Филиппа, – что твои студенты гадают, от чего ты страдаешь – от латентного гомосексуализма или от эдипова комплекса. Радуйся, что я не приняла приглашение в Кембридж. А то был бы ты сейчас женат на собственной начальнице.
– Я всю жизнь состою в браке с начальницей, глупая женщина.
Шли годы, но ни один из них не переставал делать вид, что сомневается в умственных способностях другого. Работы Филиппы, как она сама настаивала, «исполненные научной важности», выходили в «Оксфорд юниверсити пресс», а работы Уильяма – по его словам, «монументальной значимости», – печатались в типографиях Кембриджа.
Вскоре число профессоров английского языка, которые когда-то были их студентами, удвоилось.
– А если считать и профессоров по техническим наукам, то я могу внести в свой актив Магвайра из Кении.
– Не ты преподавал профессору английского языка в Найроби, а я, – сказала Филиппа. – Ты учил главу государства. Видимо, поэтому местный университет пользуется таким авторитетом, а дела государства – в страшном беспорядке.
В начале шестидесятых на страницах литературного приложения к «Таймс» супруги вели войну по поводу творчества Филиппа Сиднея, ни разу не заговорив на эту тему в присутствии друг друга. В итоге редактор сказал, что переписка должна прекратиться, и объявил ничью.
Они оба назвали его идиотом.
Но было одно обстоятельство, которое раздражало Уильяма в старости. Это была вечная решимость Филиппы решить кроссворд в «Таймс» до того, как он спускался к завтраку.
Как-то одним июньским утром в конце их последнего учебного года перед пенсией Уильям спустился к завтраку и обнаружил, что одно слово в кроссворде не заполнено. Он посмотрел на определение: «Она хрющит». Он тут же заполнил девять пустых клеточек. Филиппа посмотрела через его плечо.
– Такого слова нет, зазнайка, – уверенно сказала она, ставя перед ним яйцо вкрутую. – Ты специально его придумал, чтобы рассердить меня.
– Конечно есть, глупая женщина, посмотри «зеленавку» в словаре.
Филиппа сверилась с Кратким Оксфордским словарем, который стоял на кухне рядом с поваренными книгами, и с триумфом объявила, что этого слова нет.
– Моя дорогая дама Филиппа, – сказал Уильям таким тоном, будто обращался к на редкость глупому ученику, – поскольку ты уже немолода, а волосы твои стали седыми, пора бы стать умнее. Ты должна понимать, что Краткий Оксфордский словарь был составлен для новичков, чей словарный запас не превышает ста тысяч слов. Когда я приду в колледж сегодня, я посмотрю это слово в Полном Оксфордском словаре английского языка. Нужно ли напоминать тебе, что это серьезный труд, в нем пятьсот тысяч слов, и он предназначен как раз для таких ученых, как я?
– Чушь, – сказала Филиппа. – Когда окажется, что я права, тебе придется рассказать всю эту историю, включая и оскорбительные намеки, на студенческом празднике в Сомервиле.
– А тебе придется выучить кое-что наизусть.
– И пусть нас рассудят старые профессора.
– Согласен.
– Согласна.
С этими словами сэр Уильям взял газету, поцеловал жену в щеку и сказал с преувеличенным сожалением:
– В такие моменты я начинаю жалеть о том, что выиграл премию Чарльза Олдхема.
– Так ты и проиграл ее. Просто в те дни было не принято считать, что женщина может что-то завоевать.
– Ты завоевала меня.
– Да, зазнайка, но с тех пор во мне все сильнее созревает убеждение, что ты принадлежишь к числу переходящих призов. А теперь еще выясняется, что мне придется содержать тебя и на пенсии.
– Дорогая моя, давай оставим Оксфордскому словарю решение проблемы, которую не смогли решить два победителя премии Чарльза Олдхема, – сказал Уильям и отправился в колледж.
Сердечные приступы у мужчин случаются чаще, чем у женщин. Когда такой приступ случился у дамы Филиппы, она упала на пол в кухне и тихо попыталась позвать Уильяма, хотя он уже не мог ее слышать. Ее нашла домработница, которая побежала звать на помощь. Администратор колледжа поначалу подумал, что Филиппа, наверное, хочет притвориться, будто сэр Уильям ударил ее сковородкой, однако на всякий случай поспешил к дому Хатчардов. Он проверил пульс дамы Филиппы и вызвал врача, а затем и директора. Оба прибыли через несколько минут.
Директор и администратор стояли у кровати своей блестящей коллеги и уже знали, что скажет доктор.
– Филиппа умерла, – подтвердил он. – Это была внезапная смерть, она не мучилась.
Доктор посмотрел на часы – 9:47, накрыл свою пациентку одеялом и вызвал скорую. Он наблюдал Филиппу последние тридцать лет и постоянно советовал ей сбавить обороты, но она так мало внимания обращала на его слова, что проще было записать их на граммофонную пластинку.
– Кто сообщит сэру Уильяму?
– Я, – сказал доктор.
Дорога от дома Хатчардов до колледжа была недлинной, но доктору в тот день она показалась бесконечной. Ему никогда не нравилось сообщать кому-то о смерти близкого человека, но этот случай был самым тяжелым в его карьере.
Он постучал в дверь кабинета профессора, и сэр Уильям пригласил его войти. Великий ученый сидел за столом, склонившись над Оксфордским словарем, что-то бормоча себе под нос.
– Говорил же я ей, но она и слушать не хотела, глупая женщина, – пробурчал он, повернулся и увидел стоящего в дверях доктора. – Доктор, приглашаю вас стать моим гостем на студенческом празднике в Сомервиле в будущий четверг. Дама Филиппа будет публично унижена. Для меня это будет и гейм, и сет, и матч, и чемпионат. Достойный венец тридцатилетней научной карьеры.
Доктор не шевельнулся и не улыбнулся. Сэр Уильям подошел к нему и взглянул ему в глаза. Слова были не нужны.
– У меня нет слов, чтобы выразить свою скорбь, – вот и все, что смог сказать доктор.
Через час о случившемся знали все коллеги сэра Уильяма. Обед в колледже прошел в молчании, которое только раз прервал старший преподаватель, спросивший у директора, не надо ли отправить обед в кабинет мертонского профессора.
– Думаю, нет, – ответил директор. Больше ничего сказано не было.
Профессора, аспиранты и студенты в молчании разошлись, и, когда собрались в зале вновь, уже на ужин, то и тогда ни у кого не было желания разговаривать. В конце трапезы старший преподаватель опять спросил директора, не нужно ли отнести сэру Уильяму что-нибудь поесть. На сей раз директор кивнул в знак согласия, и повар приготовил легкие блюда. Директор и старший преподаватель поднялись по старым ступенькам в кабинет сэра Уильяма. Один держал поднос, а другой постучал в дверь. Ответа не последовало, но, зная привычки Уильяма, директор распахнул дверь и заглянул внутрь.
Старик неподвижно лежал на полу в луже крови, сжимая в руке небольшой пистолет. Мужчины подошли ближе и посмотрели на тело. В правой руке он держал экземпляр «Алисы в Зазеркалье». Он был раскрыт на странице с «Верлиокой», где было подчеркнуто слово «зеленавки».
На полях аккуратным почерком сэра Уильяма было написано: «Простите меня, но я должен сам рассказать ей об этом».
– Интересно, о чем? – сказал директор себе под нос, пытаясь вытащить книжку, но пальцы сэра Уильяма уже окостенели.
Говорят, они никогда не расставались больше чем на несколько часов.
Чистильщик обуви
Депутат парламента Тед Баркер не принадлежал к числу тех, кто обязательно стремится занять должность повыше. В свое время он участвовал в войне, которую его коллеги называли «справедливой». Там он был награжден Крестом за военные заслуги и дослужился до майора. Демобилизовавшись в ноябре 1945 года, Тед был счастлив отправиться в свой дом в Саффолке, где его ждала жена Хэйзел.
Принадлежащий его семье механический завод пережил военные годы под внимательным оком Кена, старшего брата Теда. Младший брат прибыл домой, и ему предложили его старое место в правлении, которое он с радостью принял. Но недели шли, и майор в отставке сначала заскучал, потом разочаровался. На заводе не было ничего, что напоминало бы ему военную службу.
Примерно в это время к нему обратилась Этель Томпсон, член рабочего комитета консервативной партии и – что важно для начала нашего рассказа – председатель Консервативной ассоциации Северного Саффолка. Нынешний депутат от их округа, сэр Дингл Лайтфут, которого избиратели окрестили «цыпочкой», дал ясно понять, что теперь, когда война закончена, его место должен занять кто-нибудь помоложе.
– Только нам не нужен какой-нибудь умник из Лондона, который сразу начнет учить нас управлять округом, – заявила миссис Томпсон. – Нам нужен кто-то из тех, кто знает эти места и понимает проблемы местных жителей.
Поэтому она выдвинула кандидатуру Теда.
Тед признался, что такая идея и на секунду не приходила ему в голову, пообещал миссис Томпсон отнестись к предложению серьезно и попросил неделю на размышления. Он посоветовался с женой, и та с энтузиазмом поддержала его, поэтому Тед навестил миссис Томпсон в ее доме уже в следующее воскресенье. Она была счастлива, что столь уважаемый человек согласился выставить свою кандидатуру от Северного Саффолка на следующих парламентских выборах.
В окончательный список вошли два умника из Лондона (один из них позднее будет работать в кабинете Макмиллана) и один местный – Тед Баркер. Шесть месяцев спустя премьер-министр назначил всеобщие выборы, и Тед стал депутатом парламента от Северного Саффолка, опередив соперников на семь тысяч голосов. Он быстро обрел популярность и уважение коллег-депутатов от обеих партий, хотя никогда не претендовал на что-то большее, чем «быть любителем в политике».
Из года в год Тед становился все популярнее у своих избирателей, и каждые новые выборы выигрывал со все большим отрывом. После четырнадцати лет усердной службы Тэда – как на государственном уровне, так и на уровне округа, – тогдашний премьер-министр порекомендовал королеве произвести мистера Баркера в рыцари.
К концу шестидесятых сэр Тед (его никогда не называли сэром Эдвардом, хотя именно так следовало, судя по документам) почувствовал, что его избирателям надо будет найти более молодого кандидата, и дал понять председателю местного комитета партии, что не собирается выставлять свою кандидатуру на следующих выборах. Он и Хэйзел стали неспеша готовиться к спокойной жизни на пенсии в их любимой Восточной Англии.
Вскоре после выборов Тед с удивлением услышал, как голос по телефону сообщил ему:
– Премьер-министр хотел бы встретиться с сэром Тедом завтра утром в 11:30.
Теду было непонятно, почему Эдвард Хит захотел увидеться с ним. Он, конечно же, бывал в доме 10 по Даунинг-стрит несколько раз, пока был депутатом парламента, но то были либо обычные неофициальные встречи, либо официальные ужины в честь глав других государств, приезжавших с визитами.
Тед появился у дома 10 на следующее утро в 11:17. Дежурный чиновник проводил его по длинному коридору первого этажа и попросил присесть ненадолго перед входом в зал заседаний кабинета министров. К тому времени нервозность Теда переросла в тревогу. Он чувствовал себя растерявшимся учеником перед дверью в кабинет директора школы.
Через несколько минут появился личный секретарь:
– Доброе утро, сэр Тед. Премьер-министр примет вас.
Он проводил Теда в зал, где навстречу ему поднялся мистер Хит.
– Как мило с вашей стороны, сэр Тед, что вы откликнулись на мою просьбу так быстро.
Теду пришлось подавить улыбку. Он отдавал себе отчет, что премьер-министр прекрасно знал: на такие пожелания можно не откликнуться лишь в случае урагана или смерти от цинги.
– Я рассчитываю на вашу помощь в одном деликатном деле, Тед, – продолжил премьер-министр, который был известен как человек, не склонный к пустым светским беседам. – Я собираюсь назначить нового губернатора Сент-Джорджа и не вижу на этом посту более подходящей кандидатуры, чем ваша.
Тед вспомнил день, когда миссис Томпсон попросила его поучаствовать в парламентских выборах. Но на этот раз ему не нужна была неделя, чтобы обдумать ответ. Теперь было неважно, мог ли он вспомнить что-нибудь об английской колонии Сент-Джордж или хотя бы найти ее на карте. Он глубоко вздохнул и просто сказал:
– Благодарю вас, премьер-министр. Это большая честь для меня.
Следующие недели ушли на то, чтобы несколько раз посетить Министерство иностранных дел и Министерство по делам колоний, где Теда проинструктировали по разным аспектам его новых обязанностей. Он внимательно изучал каждую книгу, брошюру и документ, которыми его снабжали чиновники.
Теперь вновь назначенный губернатор узнал, что Сент-Джордж – это небольшая группа островов в центре Атлантического океана. Архипелаг был колонизирован англичанами в 1643 году и с тех пор находился под управлением империи, а его население постоянно отвергало любые предложения независимости.
Задолго до того как Тед приступил к делам, к нему стали обращаться «Ваше превосходительство». Придворный портной Алан Беннет сшил ему два комплекта парадной формы, однако Теду показалось, что они выглядят – как бы это сказать помягче – немного смело. Зимой ему предписывалось носить мундир из темно-синей замши с алым воротником и обшлагами, расшитыми серебряными дубовыми листьями, а летом надо было надевать мундир из хлопка с шитым золотом воротником и золотыми погонами. Он по очереди надел тот и другой, чтобы показать Хэйзел, и она оба раза громко смеялась.
Теду было не до смеха, когда портной прислал ему счет, особенно после того как он узнал, что каждый из мундиров он вряд ли наденет больше двух раз в год.
– Зато после ухода на пенсию ты будешь завоевывать все призы на маскарадах, – сказала Хэйзел.
Вновь назначенный губернатор и командующий вооруженными силами Сент-Джорджа вылетел с супругой к месту службы 12 января 1971 года. Их встречали премьер-министр как первый гражданин колонии и верховный судья как законный представитель королевы. Губернатор принял парад из шести свободных от службы полицейских, а городской оркестр сыграл национальный гимн. На крыше здания аэропорта подняли королевский штандарт «Юнион Джек», и послышались легкие аплодисменты собравшихся здесь же двадцати или тридцати местных знаменитостей.
Сэр Тед и леди Баркер проследовали в свою официальную резиденцию в огромном старом «ровере», который служил еще двум предыдущим губернаторам. Доехав до ограды, водитель выскочил из машины, чтобы открыть ворота. Он вернулся за руль, автомобиль тронулся, и супруги впервые увидели свой новый дом.
Дворец в колониальном стиле был великолепен по любым меркам. Построенный, очевидно, во времена расцвета Британской империи, он оказался несоразмерен ни значению архипелага, ни нынешнему положению Англии в мире. При этом, как скоро обнаружили губернатор и его супруга, величина его не всегда соответствовала практической пользе или комфорту.
Система кондиционирования воздуха не работала, а водопровод был ненадежен. Миссис Роджерс, приходящая домработница, регулярно отсутствовала по болезни. И единственное, что оставил после себя прежний губернатор, был старый черный лабрадор. При этом Министерство иностранных дел не выделяло средств на решение разнообразных проблем колонии, а когда Тед упоминал о них в своих телеграммах, ему советовали сокращать расходы.
Через несколько недель Тед и Хэйзел стали воспринимать Сент-Джордж как огромный избирательный округ, расположенный на нескольких островах, из которых самыми крупными были Саффолк и Эдвард. Это воодушевило Теда, и он подумал, не это ли имел в виду премьер-министр, когда предлагал ему пост.
Обязанности губернатора нельзя было назвать обременительными: б ольшую часть времени Тед и Хэйзел посещали больницы, выступали с речами на открытии конкурсов в школах, а также входили в состав жюри на выставках цветов. Самым ярким событием года бывал, несомненно, официальный День рождения Королевы в июне, когда губернатор устраивал для местных сановников прием в саду, а Саффолк играл против Эдварда в крикет. Впрочем, для большинства граждан колонии это был всего лишь повод для законного пьянства в течение двух дней.
Тед и Хэйзел свыклись с местными особенностями и на пять лет погрузились в ненавязчивую дипломатию в кругу приятных людей, живущих в прекрасном климате. Они не видели ни единого облачка на горизонте, которое угрожало бы их безмятежному существованию.
Пока один телефонный звонок не переполошил их.
Это случилось утром в четверг, когда губернатор изучал содержимое свежего номера «Таймс» за понедельник той же недели. Он отложил чтение длинной статьи о встрече в верхах в Вашингтоне и решил для начала справиться с кроссвордом, когда его личный секретарь Чарльз Робертс вбежал в кабинет, не постучавшись.
Тед сразу же понял, что случилось что-то весьма важное. Раньше он никогда не видел, чтобы Чарльз бегал, и уж конечно тот никогда не позволял себе входить в его кабинет без стука.
– Звонит Маунтбеттен, – выпалил Чарльз.
Он вряд ли был встревожен больше, если бы ему сообщили, что к северной части острова приближаются немцы. Губернатор поднял бровь.
– Адмирал флота граф Маунтбеттен, – повторил Чарльз, как будто Тед его не понял.
– Ну так соединяйте, – тихо сказал Тед, закрывая «Таймс» и кладя ее на стол перед собой. За последние двадцать лет он трижды встречался с Маунтбеттеном, но сомневался, что у великого человека остались хоть какие-то воспоминания об этих встречах. Хотя во время третьей Теду понадобилось уйти во время выступления адмирала, поскольку он вдруг почувствовал себя нехорошо. Теперь он и представить себе не мог, о чем Маунтбеттен хотел бы поговорить с ним, но у него не было времени поразмыслить над этим, поскольку телефон на его столе уже звонил.
Тед поднял трубку, все еще не решив, как обращаться к собеседнику: «милорд» как к графу, «командующий» как к бывшему начальнику генерального штаба, или «адмирал», поскольку звание адмирала флота дается пожизненно.
– Доброе утро, сэр, – наконец сказал Тед.
– Доброе утро, ваше превосходительство. Надеюсь, вы в добром здравии.
– Да, благодарю вас, сэр, – ответил Тед.
– Если я правильно помню, когда мы встречались в последний раз, у вас были проблемы с желудком.
– Да, это так, сэр, – сказал удивленный губернатор. Он имел все основания быть уверенным в том, что Маунтбеттен звонит ему – после стольких лет! – вовсе не для того, чтобы поинтересоваться его здоровьем.
– Губернатор, вам, должно быть, интересно узнать, зачем я звоню.
– Да, сэр.
– Я сейчас в Вашингтоне на встрече в верхах и поначалу планировал вернуться в Лондон завтра утром.
– Понимаю, сэр, – сказал Тед, ничего не понимая.
– Но я решил, что могу сделать небольшой крюк и встретиться с вами. Я так люблю посещать колонии, когда подворачивается случай. Это дает мне возможность информировать ее величество о происходящем. Надеюсь, что такой визит не доставит вам хлопот.
– Вовсе нет, сэр, – сказал Тед. – Мы будем рады видеть вас.
– Хорошо, – сказал Маунтбеттен. – Тогда вы очень обяжете меня, если сообщите служащим аэропорта, что мой самолет прибудет завтра в четыре часа дня. Я хотел бы остаться на ночь, но, чтобы не выбиться из графика, мне нужно будет вылететь рано утром на следующий день.
– Конечно, сэр. Нет ничего проще. Мы с супругой встретим вас в аэропорту завтра в четыре часа.
– Как это мило с вашей стороны, губернатор. Кстати, я хотел бы поменьше формальностей. Да и вам к чему лишние проблемы? – И телефон замолчал.
Как только Тед положил трубку, настал его черед побегать – впервые за несколько месяцев. Он увидел, как по длинному коридору к нему навстречу спешит Чарльз, который, похоже, слышал разговор по параллельной линии.
– Найдите мою жену, прихватите блокнот, и оба – ко мне в кабинет немедленно. Вы слышите? Немедленно, – сказал Тед и вернулся к себе.
Хэйзел появилась через несколько минут с букетом цветов в руке, за ней шел запыхавшийся личный секретарь.
– Что за спешка, Тед? Почему паника?
– К нам приезжает Маунтбеттен.
– Когда? – тихо спросила она.
– Завтра в четыре часа дня.
– Да, тут есть причина для паники, – согласилась жена. Она поставила цветы в вазу на подоконнике и села напротив мужа перед его столом. – Возможно, не самый удачный день, для того чтобы узнать, что миссис Роджерс опять заболела.
– Будь рада, что она придерживается хоть какого-то расписания, – сказал Тед. – Что же, придется пустить пыль в глаза.
– Что ты имеешь в виду, говоря «пустить пыль в глаза»?
– Ну, не забывай, что Маунтбеттен – член королевской семьи, бывший начальник генерального штаба и адмирал флота. Последний пост, который он занимал в колониях, – вице-король Индии с тремя полками под командованием, а его личный аппарат превышал тысячу человек. Так что я и представить себе не могу, что он ожидает здесь увидеть.
– Давайте начнем с того, что составим список вещей, которые надо будет сделать немедленно, – быстро сказала Хэйзел.
Чарльз вынул ручку из внутреннего кармана пиджака и раскрыл блокнот в ожидании указаний своего босса.
– Раз он прибывает в аэропорт, то первое, что он ожидает увидеть, – это красная ковровая дорожка, – сказала Хэйзел.
– Но у нас нет красной ковровой дорожки!
– А вот и есть. Она лежит в коридоре между столовой и гостиной. Мы можем воспользоваться ею и, надеюсь, успеем вернуть ее на место к тому моменту, когда он окажется в этой части дома. Чарльз, проследите за тем, чтобы ее свернули и доставили в аэропорт… – Хейзел сделала паузу. – А потом вернули назад.
Чарльз нахмурился и начал яростно писать.
– Да, Чарльз, проследите также и за тем, чтобы ковер почистили, – вмешался губернатор. – Я и не знал, что он – красный. Так, теперь что с почетным караулом?
– У нас нет почетного караула, – сказала Хэйзел. – Если помнишь, нас встречали премьер-министр, верховный судья и шесть свободных от службы полицейских.
– Верно, – сказал Тед. – Нам придется воспользоваться территориальной армией.
– Ты имеешь в виду полковника Ходжеса и группу его вояк? У них нет даже одинаковых мундиров. А что касается их винтовок…
– Ходжесу придется к четырем часам завтрашнего дня привести их в какой-то порядок. Оставь это мне, – сказал Тед, делая пометку в своем блокноте. – Я позвоню ему чуть позже. Так, а что насчет оркестра?
– У нас есть городской оркестр, – подсказал Чарльз. – И, конечно же, оркестр полиции.
– По этому случаю нам придется объединить их, – сказала Хэйзел, – чтобы не обидеть никого.
– Но вместе они могут исполнять только три мелодии, – сказал Тед.
– А нужна только одна, – воскликнула Хэйзел, – национальный гимн.
– Правильно, – подтвердил губернатор. – Поскольку тут придется согласовать кое-какие музыкальные моменты, я оставлю этот вопрос себе, Хэйзел. Теперь следующая проблема: как доставить его из аэропорта в резиденцию.
– Уж конечно, не в старом «ровере», – сказала Хэйзел. – За прошлый месяц он трижды ломался, а внутри он воняет, как собачья конура.
– У Генри Бендалла есть «роллс-ройс», – сказал Тед, – придется реквизировать его.
– Надо только, чтобы никто не сказал Маунтбеттену, что машина принадлежит похоронному бюро и использовалась по назначению за день до его прибытия.
– У Мика Флагерти есть «роллс», – вспомнил Чарльз. – «Сильвер Спирит», если я не ошибаюсь.
– Но он ненавидит англичан, – сказала Хэйзел.
– Точно, – кивнул Тед, – но не откажется же он от приглашения в резиденцию губернатора, когда узнает, что ужин устраивается в честь члена королевской семьи.
– Ужин? – спросила Хэйзел в ужасе.
– Конечно, должны же мы дать ужин в его честь, – сказал Тед. – И, что еще хуже, любой, кто добился хоть малейшего успеха, будет предполагать, что его пригласят. Сколько человек поместится в столовой? – Они с Хэйзел повернулись к личному секретарю.
– Шестьдесят, если потесниться, – ответил Чарльз, поднимая глаза от блокнота.
– А мы и находимся в стесненных обстоятельствах.
– Конечно, – сказала Хэйзел, – поскольку у нас нет шестидесяти тарелок, не говоря уже о шестидесяти кофейных чашечках, шестидесяти чайных ложках, шестидесяти…
– Но у нас же есть тот королевский вустерширский сервиз, который подарил покойный король во время визита в 1947 году, – вспомнил Тед. – Сколько предметов из него еще годны к употреблению?
– По последним данным, достаточно, чтобы накрыть на четырнадцать кувертов, – сказала Хэйзел.
– Отлично, значит, столько человек и будет сидеть за главным столом.
– А что насчет меню? – спросил Чарльз.
– И – что еще важнее – кто будет готовить? – добавил Тед.
– Надо будет спросить Дотти Катберт, сможет ли она на вечер отпустить к нам миссис Тревис, – сказала Хэйзел. – Ни у кого на острове нет кухарки лучше.
– Нам понадобится дворецкий, не говоря уже о других слугах.
Чарльз заполнял третью страницу.
– Ты поговори с леди Катберт, – попросил Тед, – а я попробую уговорить Мика Флагерти.
– Следующая проблема – напитки, – продолжила Хэйзел. – Не забывай, что последний губернатор опустошил винный погреб за несколько дней до отъезда.
– А Министерство иностранных дел отказывается его пополнить, – напомнил ей Тед. – У Джонатана Флетчера лучший погреб на острове…
– Благослови его бог, но мы не можем посадить его за главный стол.
– Если мы ограничимся четырнадцатью кувертами, то главный стол и так уже переполнен, – сказал Тед.
– Дотти Катберт, Бендаллы, супруги Флагерти, Ходжесы, – говорила Хэйзел, записывая имена. – Не говоря уже о премьер-министре, верховном судье, мэре, начальнике полиции и их женах. Будем надеяться, что кто-то из них окажется нездоров или в отъезде. – В ее голосе послышались нотки отчаяния.
– А где он будет спать? – невинно поинтересовался Чарльз.
– Боже, я и забыл, что он спит, – сказал Тед.
– Придется отдать ему нашу спальню. Только там есть непродавленная кровать, – сообщила Хэйзел.
– А мы на ночь переедем в комнату Нельсона с кроватью, изъеденной червями, и матрасом, набитым конским волосом.
– Хорошо, – сказала Хэйзел. – Я прослежу, чтобы наши вещи вынесли из комнаты королевы Виктории к вечеру.
– Да, Чарльз, – вспомнил губернатор, – позвоните в Министерство иностранных дел и выясните, что любит и чего не любит Маунтбеттен. Еда, напитки, эксцентричные привычки – все, что сможете разузнать. У них наверняка есть целое досье на него. Мне бы не хотелось ударить в грязь лицом перед этим джентльменом.
Личный секретарь перевернул еще одну страницу своего блокнота и продолжал писать.
В течение следующего часа все трое обсудили каждую проблему, которая могла бы возникнуть в ходе визита. На ланч они перекусили наскоро сделанными бутербродами и разошлись в разных направлениях – делать звонки с указаниями и просьбами.
Чарльз выдвинул идею, чтобы губернатор выступил по местному телевидению в вечерних новостях. Пусть каждый житель острова знает, что на следующий день сюда прибывает особа королевской крови. Сэр Тед закончил выступление призывом, чтобы те, кто может, собрались в аэропорту – поприветствовать «великого полководца», когда его самолет приземлится на острове.
Хэйзел потратила вечер на то, чтобы прибраться в каждой комнате, куда только мог зайти адмирал, а Чарльз при свете факела привел в порядок клумбу и подровнял газоны и дорожки в саду. Тед в это время перебирал посуду, приборы и вина, поступавшие в резиденцию с разных концов острова.
– Ну, о чем еще мы забыли? – сказал Тед, отправляясь в постель в два часа ночи.
– Бог ведает, – устало сказала Хэйзел, выключая свет. – Что бы там ни было, будем надеяться, что Маунтбеттен не заметит этого.
Наутро губернатор, облаченный в летний мундир и белые брюки с золотыми лампасами, надев свои награды и парадную каску с плюмажем из красно-белых лебединых перьев, вышел в холл, где его уже ждала жена. Хэйзел, надевшая летнюю зеленую юбку, которую она купила по случаю губернаторского приема в саду два года назад, поправляла цветы в вазе.
