Текст книги "Ложное впечатление (в сокращении)"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

9/19–9/20

Анна проснулась и первым делом позвонила в Уэнтворт-Холл.

– Нам дышат в затылок, – предупредила Арабелла, когда Анна сообщила ей новости.

– Что вы имеете в виду?

– Фенстон подал заявление об аресте поместья – или я погашу долг через две недели, или он выставит Уэнтворт-Холл на продажу. Если Накамура узнает, вам будет труднее торговаться.

– Мы встречаемся с ним сегодня в десять утра, – сказала Анна. – Я могла бы позвонить, но у вас будет полночь.

– Не важно, я спать не буду.

Анна положила трубку, умылась, оделась и спустилась на лифте в холл ждать лимузин Накамуры.

Когда машина остановилась и Анна вышла, Джек уже сидел в такси. Он был твердо настроен не упустить ее во второй раз.

Кранц тоже переночевала в центре Токио, но не в гостиничной постели. Она спала в кабине подъемного крана метрах в сорока пяти над землей. Она посмотрела вниз – над Императорским дворцом вставало солнце – и кинула взгляд на часы. Было без четырех минут шесть – время спускаться.

С первым потоком горожан, спешащих на работу, Кранц спустилась в метро. Через семь остановок она вышла в Гиндзе и снова быстро проскочила в «Сейо». Кранц притаилась в углу холла – отсюда было превосходно видно лифты. Ждать пришлось долго, но терпение, как всякий навык, вырабатывается долгими часами практики.

Водитель закрыл за Анной дверцу. Вчера был другой, заметила она. Водитель сел за руль и завел машину.

Когда он снова открыл перед Анной дверь, она увидела, что секретарша господина Накамуры ждет ее.

– Доброе утро, доктор Петреску, Накамура-сан готов вас принять.

Анна проследовала за секретаршей.

Накамура встал из-за стола и поклонился. Анна поклонилась в ответ, он жестом пригласил ее присесть на стул напротив и сел сам.

– Доктор Петреску, – начал он, – мне кажется, что, когда мы вчера беседовали, вы были со мной не вполне откровенны.

Анна почувствовала, что у нее пересохло во рту.

– Например, вы не рассказали, что больше не работаете в Фенстон-банке, откуда вас уволили за поведение, недостойное банковского служащего.

Анна старалась дышать ровно.

– Вы также не сообщили мне печальную новость о том, что леди Виктория была убита и на тот момент ее долг перед вашим банком превысил тридцать миллионов долларов. К тому же вы забыли упомянуть тот, видимо, незначительный для вас факт, что полиция Нью-Йорка считает вас пропавшей без вести, предположительно погибшей. Но, наверное, самое прискорбное – вы не удосужились сказать о том, что картина, которую вы пытались мне продать, считается украденной. Может быть, у такой внезапной потери памяти есть объяснение?

Отец всегда повторял Анне: «Если тебя поймали, сознавайся». И она созналась во всем. Даже рассказала, где спрятана картина. Некоторое время Накамура молчал. Анна сидела и ждала, что ее уже второй раз за неделю выпроводят из здания.

– Я обязан спросить, как вы собираетесь утрясти дело с вашим бывшим шефом. Мне ясно, что мистер Фенстон больше заинтересован в обладании такой ценной картиной, чем в погашении долга.

– Но в этом-то и дело. Когда долг будет выплачен, Уэнтворты могут продать картину, кому захотят.

Господин Накамура кивнул.

– Предположим, я по-прежнему заинтересован в покупке «Автопортрета». В этом случае я захочу выдвинуть некоторые условия.

Анна кивнула.

– Первое – картина будет куплена непосредственно у леди Арабеллы только после того, как она по закону вступит в права владения.

– Не вижу для этого никаких препятствий, – сказала Анна.

– Второе – я бы хотел, чтобы подлинность картины подтвердил Музей Ван Гога в Амстердаме.

– Хорошо.

– И третье. Поскольку, как говорят у вас в Америке, за рулем сижу я, то предлагаю пятьдесят миллионов. Эта сумма покроет долг леди Арабеллы и позволит выплатить налоги. – Накамура в первый раз улыбнулся. – Мне сообщили, что мистер Фенстон недавно подал заявление о наложении ареста на имущество вашей клиентки. Прежде чем будут предприняты какие-либо судебные действия, могут пройти годы, а мои лондонские адвокаты подтверждают, что леди Арабелла не потянет таких непомерных судебных издержек.

Анна перевела дыхание и сказала:

– Если я приму ваши условия, то в ответ рассчитываю на жест доброй воли.

– Что вы имеете в виду?

– Переведите лондонским адвокатам леди Арабеллы в порядке условного депонирования десять процентов, то есть пять миллионов долларов. Их возвратят, если вы откажетесь покупать картину.

– Нет, доктор Петреску. – Накамура отрицательно покачал головой. – Однако я готов перевести пять миллионов моим лондонским адвокатам.

– Спасибо, – поблагодарила Анна, не сумев скрыть вздох облегчения.

– Но, – продолжил Накамура, – я также рассчитываю на ответный жест доброй воли. – Он встал из-за стола, и Анна нервно подпрыгнула. – Вы серьезно подумаете о вступлении в должность исполнительного директора моего фонда.

Анна улыбнулась и протянула ему руку:

– Как говорят у нас в Америке, по рукам, господин Накамура.

– Прежде чем вы уйдете, еще кое-что, – сказал Накамура, беря со стола конверт. – Не могли бы вы передать это письмо госпоже Дануте Секальска? У нее огромный талант, и я искренне надеюсь, что у этого таланта будет возможность развиться.

Накамура проводил Анну до поджидавшего ее лимузина, ни словом не упомянув о том, почему его постоянный водитель оказался с тяжелыми травмами в больнице.

Впрочем, японцы всегда считали, что некоторые секреты лучше не выносить из дома.

Временный водитель доставил Анну в гостиницу «Сейо», из которой ей не терпелось выехать. Взяв ключ, она взбежала по лестнице, влетела в номер и, позвонив в Уэнтворт-Холл, сообщила свои новости Арабелле.

Анна сменила деловой костюм на футболку, джинсы и кроссовки. До сдачи номера в полдень у нее еще оставалось время на один звонок – нужно было оставить наводку.

После несколько длинных гудков ей ответил заспанный голос Тины:

– Кто это?

– Винсент. Узнаешь новости и можешь снова спать.

– Картина продана?

– Как ты догадалась?

– Поздравляю. Что теперь собираешься делать?

– Забрать ее оттуда, где та всегда и была, – ответила Анна и положила трубку.

– Кто это, черт побери?

Фенстон, не открывая глаз, пытался на ощупь включить ночник.

– Только что звонил Винсент.

– Откуда на этот раз? – Его сон как рукой сняло.

– Из Токио.

– Значит, она должна была встретиться с Накамурой.

– Разумеется, встретилась, – подтвердил Липман. – Заявляет, что продала картину.

– Сказала, куда направляется?

– Забрать картину оттуда, где та всегда и была.

– Тогда картина в Лондоне, – заключил Фенстон.

– Почему вы так в этом уверены? – спросил Липман.

– Если бы она забрала картину в Бухарест, то взяла бы и в Токио. Нет, она ее оставила в Лондоне, – убежденно ответил Фенстон, – «где та всегда и была».

– Не уверен, – заметил Липман.

– Так где же она, по-вашему?

– В Бухаресте, «где та всегда и была», в красном футляре.

– Нет, футляр был просто приманкой. Теперь Петреску уверена, что продала картину, и поедет ее забирать. Но на этот раз Кранц окажется на месте первой.

Анна рассчиталась за номер и села в электричку до аэропорта. Она предположила, что в пригородном поезде ее сразу начнет «вести» тот же мужчина, и хотела максимально облегчить ему задачу. Наверняка он уже знал, куда она полетит.

Анна не подозревала, что ее преследовательница сидит в том же вагоне на восемь рядов позади нее.

Кранц развернула газету «Шинбуй таймс» – закрыть лицо, если Петреску вдруг оглянется, – набрала номер и подождала десять гудков. На десятом трубку сняли. Кранц молчала.

– Лондон, – произнес Фенстон и отсоединился.

Кранц выбросила сотовый из окна и увидела, как тот упал перед приближавшимся поездом.

Как только электричка остановилась у аэропорта, Анна направилась прямиком к стойке «Британских авиалиний». Она справилась, сколько стоит билет эконом-класса до Лондона, хотя и не собиралась его покупать. Посмотрев на табло, она увидела, что между двумя рейсами полтора часа. Разглядывая витрины, Анна медленно направилась к выходу 91В и успела до приглашения на посадку. Расчетливо выбрав место, она села рядом с маленьким мальчиком.

– Приглашаем пассажиров рейса…

Мальчик вскрикнул и убежал, испуганная мать кинулась вдогонку.

Джек отвлекся всего на секунду, но Анна исчезла. Села в самолет или вернулась? Возможно, вычислила, что ее ведут двое. Джек прочесал взглядом этаж под собой – шла посадка в бизнес-класс, Анны видно не было. Он оглядел зал вылетов и не заметил бы другую женщину, если бы та не тронула волосы – не короткие платиновые, а черный парик.

Кранц прошла в женский туалет, появилась оттуда через несколько секунд и вернулась на место. Когда объявили, что посадка заканчивается, она в числе последних пассажиров направилась к выходу.

Сомнений у Джека не оставалось – обе женщины летят в Лондон. Но в поведении Анны после того, как она вышла из гостиницы, было что-то такое… создавалось впечатление, что на этот раз она даже хотела, чтобы за ней следили.

Дверь мужского туалета открылась, и оттуда появилась Анна.

Садясь через час на самолет до Бухареста, Анна была уверена, что избавилась от соглядатая Фенстона. Возможно, она чуть перегнула палку, но и сама она поразилась тому, сколько шума поднял маленький мальчик, когда она ущипнула его за ногу.

Когда самолет оторвался от японской земли, Анна всерьез тревожилась только о Тине. Завтра к этому времени Фенстон и Липман поймут, что Анна пустила их по ложному следу. Она боялась, что потеря работы может стать меньшей из Тининых бед.

Анна вышла из Бухарестского аэропорта и обрадовалась – рядом с желтым «мерседесом» стоял улыбающийся Сергей. Он открыл для нее заднюю дверцу и спросил:

– Куда?

– Сперва в Академию, – ответила Анна.

Ей очень хотелось рассказать обо всем Сергею, но ей казалось, что она недостаточно его знает, а рисковать было нельзя. Недоверие стало новой чертой ее характера, и Анне это не нравилось.

Сергей остановился у лестницы в Академию. Студент на проходной сказал ей, что лекция профессора Теодореску по атрибуции вот-вот начнется. Анна прошла в аудиторию и проскользнула на место в конце второго ряда, когда свет начал гаснуть.

– Вопросы атрибуции и происхождения, – начал Антон, – порождают между искусствоведами больше споров и разногласий, чем любые другие. Не вызывает сомнений, что некоторые из самых известных галерей теперь выставляют работы, которые не принадлежат кисти тех, чье имя указано на раме.

Антон повернулся продемонстрировать слайд, и его глаза остановились на Анне. Она улыбнулась, но, к ее удивлению, он остановил ее пристальным взглядом.

– Наш великий город, – продолжил Антон, – может похвастаться собственным видным специалистом по атрибуции. Несколько лет назад мы были студентами и ночи напролет спорили о живописи, встречаясь в девять вечера после последней лекции в нашем любимом кафе «Коскиш». – Он вернулся к слайду. – Эта картина известна как «Мадонна с гвоздиками»…

Свидание было назначено. Анна сразу вышла из аудитории.

В девять часов вечера она сидела за столиком в «Коскиш». Кафе не сильно изменилось – те же пластиковые столы и стулья и, наверное, то же самое вино. Она заказала два бокала фирменного красного.

Подняв глаза, Анна увидела, что к ней направляется высокий мужчина. Она не сразу узнала Антона – на нем были армейская шинель и шерстяной шарф.

Антон сел напротив.

– Картина у тебя? – спросила Анна, она не могла больше ждать ни секунды.

– Да, – ответил Антон. – Холст и не покидал мою студию, – добавил он, прежде чем отпить вина. – Хотя признаюсь, я был бы рад от него избавиться.

– Прости, если можешь, – сказала Анна. – Не нужно было тебя подставлять. Но хуже того, мне придется попросить тебя еще об одном одолжении. Ты говорил, у тебя хранятся мамины восемь тысяч долларов.

– Да. Я держу их у себя.

– Мне нужно немного занять. Верну, как только прилечу в Нью-Йорк.

– Это твои деньги, Анна, можешь забрать все до последнего цента.

– Нет, они мамины, но ничего ей не говори, не то она решит, что у меня проблемы, и начнет продавать мебель.

Антон не рассмеялся, только спросил:

– Но у тебя и впрямь проблемы, верно?

Анна встала:

– Как только я избавлю тебя от картины, они все решатся.

Антон допил вино, оставил на столе деньги и пошел за Анной к выходу.

Короткий путь до дома Антона проехали молча. Сергей притормозил, и Антон быстро увлек Анну вверх по лестнице в заваленную холстами мансарду. Ее взгляд сразу остановился на автопортрете Ван Гога с перевязанным левым ухом. Анна улыбнулась. Картина в знакомой раме спокойно лежала в открытом красном футляре.

– Невероятно, – заметила Анна. – Теперь остается одно – сделать так, чтоб она попала в нужные руки.

9/21

Когда Анна проснулась, Сергей сидел на капоте и курил.

Она потерла глаза и выбралась с заднего сиденья. Красный футляр был на месте.

– Доброе утро, – поздоровался Сергей. – Надеюсь, вы хорошо выспались?

Анна рассмеялась:

– Кажется, лучше, чем вы.

– После двадцати лет в армии сон становится роскошью, – заметил Сергей. – Но вы уж, пожалуйста, позавтракайте со мной.

Он достал из-под водительского сиденья жестяную коробку, снял крышку, и Анна увидела две булочки, вареное яйцо, толстый ломоть сыра, апельсин и флягу с кофе.

– Откуда? – спросила она.

– Вчерашний ужин, – объяснил Сергей. – Жена собрала.

– Как вы объясните ей, что не пришли ночевать?

– Скажу правду. Провел ночь с красивой женщиной. – Анна покраснела. – Но боюсь, слишком я стар, чтоб она поверила. Так куда мы теперь? – добавил он. – Грабить банк?

– Только если вы знаете такой, где найдется пятьдесят миллионов мелкой наличностью. Иначе мне придется доставить эту картину ближайшим рейсом в Лондон, так что нужно выяснить, когда открывается грузовое отделение.

– С первым клиентом. – Сергей очистил яйцо и дал Анне. – Обычно около семи.

Она откусила кусочек.

– Тогда я хотела бы быть там к семи.

– Думаю, не стоит.

– Что вы имеете в виду? – встревожилась Анна.

– Думаю, вам не стоит лишний раз светиться. – Он сделал паузу, но Анна промолчала. – Знаете, когда я был в армии полковником и мне требовалось сделать что-то втайне, я поручал это дело какому-нибудь капралу. И никто не проявлял ни малейшего интереса. Думаю, сегодня я могу стать вашим капралом.

– А если вас поймают?

– Тогда появится шанс нарваться на приключения. Думаете, интересно водить такси, после того как командовал полком? Да не беспокойтесь, юная леди. Один или двое моих ребят работают на таможенном складе и за достойную мзду не станут задавать лишних вопросов.

Анна достала из конверта пять двадцатидолларовых купюр.

– Нет-нет, – замахал руками Сергей. – Мы собираемся подкупать не начальника полиции, а пару местных пареньков.

Он взял одну банкноту.

Анна рассмеялась.

– Сергей, когда будете расписываться в декларации, сделайте так, чтобы вашу подпись нельзя было разобрать.

Он пристально на нее посмотрел.

– Понимаю – и не понимаю. Но сами держитесь в стороне, мне нужен только ваш билет.

Анна отдала ему билет, Сергей сел в машину, завел двигатель и помахал ей на прощание рукой.

Она смотрела, как машина с картиной, ее багажом и билетом до Лондона заворачивает за угол. В залог ей остались только кусок сыра, булочка и фляга с холодным кофе.

Фенстон поднял трубку после десятого гудка.

– Я в Бухаресте, – сообщила Кранц. – Красный футляр погрузили в лондонский самолет, который приземлится в Хитроу около четырех дня.

– А девчонка?

– Не знаю, что она задумала, но когда узнаю…

– Труп должен остаться в Бухаресте.

Фенстон отключился.

Через полчаса Анна начала волноваться, через пятьдесят минут была близка к панике, а через час задалась вопросом, не работает ли Сергей на Фенстона. Спустя несколько минут из-за угла показался старый желтый «мерседес».

Сергей улыбнулся.

– Вы как будто уже и не надеялись, – заметил он, открывая перед ней переднюю дверцу и отдавая билет.

– Да что вы, нет, – возразила Анна, чувствуя себя виноватой.

– Груз оформлен на тот же лондонский рейс, которым летите вы. – Он вернулся за руль. – Но вам нужно быть осторожной – там поджидает американец.

Сергей выехал на шоссе и повел машину к аэропорту.

Выйдя из лифта, Тина заметила, как из ее кабинета появился Липман, и прошмыгнула в туалет. Она представила себе, чем это может обернуться, и сердце у нее бешено заколотилось. Пронюхал ли он, что она могла подслушивать все телефонные разговоры и наблюдать за всем, что происходит в кабинете Фенстона? Или того хуже – прознал, что весь этот год она отправляла секретные документы на свой электронный адрес?

Стараясь не поддаваться панике, Тина пошла к себе в кабинет. Села и включила экран. Ей стало плохо. Липман говорил что-то Фенстону, а тот внимательно его слушал.

Джек видел, как Анна поцеловала водителя в щеку. Он подумал о том, что, пока она спала, сам он и водитель всю ночь не смыкали глаз. Джек боялся, что, если задремлет хотя бы на миг, подкрадется Стриженая, хотя он не видел ее с той минуты, как она села в самолет до Лондона.

Футляр должен был отправиться в Лондон ближайшим рейсом. Уже на борту, заверил его начальник грузового отдела. Но полетит ли тем же рейсом она? Если в этом футляре картина Ван Гога, то что было в том, который Петреску отвезла Накамуре? Джеку оставалось только ждать.

Сергей видел, как Анна вошла с чемоданом в здание аэропорта. Позже он собирался позвонить Антону и сообщить, что доставил ее в целости и сохранности. Анна обернулась помахать ему рукой, и он заметил женщину на заднем сиденье в своей машине, только когда она хлопнула дверцей.

Сергей посмотрел в зеркало заднего вида и спросил:

– Вам куда, мадам?

– В старый аэропорт.

– Не знал, что он еще работает, – позволил себе заметить Сергей, но женщина не ответила.

Сергей выехал на шоссе и снова бросил взгляд в зеркало. В этой блондинке было что-то знакомое. На перекрестке Сергей свернул налево, на дорогу к старому аэропорту. Ни одной машины по пути не встретилось – с 1989 года, после того как Чаушеску пытался бежать из страны, аэропорт был закрыт. Сергей еще раз бросил взгляд в зеркало и внезапно ее вспомнил. Она изменилась, но глаза остались те же – глаза, не менявшие выражения, когда она убивала.

Его взвод окружили и погнали в ближайший лагерь для пленных. У него до сих пор в ушах стояли крики юных добровольцев, некоторые из которых только окончили школу. И когда они рассказывали все, что знали, или, напротив, глухо молчали, она, глядя им в глаза, перерезала горло. Каждую ночь она уходила со словами: «Я еще не решила, кто следующий».

Из его ребят выжили трое, но только потому, что взяли в плен новую партию заключенных с более свежими сведениями. Последней ее жертвой стал отец Анны, один из самых бесстрашных людей, которых знал Сергей. Когда они вернулись на родину, он сказал матери Анны, что ее муж пал смертью храбрых на поле боя. Не стоило заражать ее собственными кошмарами.

В Румынии осталось слишком много людей, готовых перерезать Кранц глотку. Зачем же она вернулась? Что могло быть в футляре, ради чего она так рисковала?

Подъехав к заросшей, с выбоинами в бетоне взлетно-посадочной полосе, Сергей снизил скорость. Держа одну руку на руле, второй он медленно потянулся под сиденье, за пистолетом, которым не пользовался с тех пор, как казнили Чаушеску.

– Где прикажете вас высадить? – спросил он так, словно они находились посреди оживленной улицы.

Кранц не ответила. Сергей глянул в зеркало – ее глаза следили за каждым его движением.

Сергей вытащил пистолет. Он уже был готов нажать на тормоз, когда ее рука ухватила его за волосы и запрокинула голову. Нога Сергея соскочила с педали, машина замедлила ход и остановилась.

– Куда летит девчонка? – спросила Кранц, оттянув ему голову так, чтобы видеть его глаза. Нож коснулся его горла, и он выдавил:

– Какая девчонка?

– Без фокусов, старик. Девчонка в аэропорту.

– Она не сказала.

Нож вдавился глубже.

– Не сказала, хотя ты всюду ее возил? – заорала она и прорезала кожу. По шее Сергея потекла кровь.

– Куда – она – полетела?

– Не знаю! – крикнул он, поднял пистолет, навел на голову Кранц и нажал курок.

Пуля врезалась ей в плечо и отбросила назад, но Кранц не выпустила волосы. Сергей выстрелил снова, но между двумя выстрелами была целая секунда – Кранц хватило времени, чтобы одним движением перерезать ему горло.

Когда раздался звонок, Липман не спал, но он знал, что посреди ночи ему мог звонить только один человек.

Он поднял трубку.

– Доброе утро, босс.

– Кранц вышла на след.

– Где она?

– Была в Бухаресте, но сейчас возвращается в Хитроу. Самолет приземлится в начале пятого по лондонскому времени.

– Я распоряжусь, чтобы самолет встретили, забрали картину и отправили ближайшим самолетом в Нью-Йорк. Где Петреску?

– Понятия не имею, но Кранц поджидает ее в Бухарестском аэропорту.

Липман услышал щелчок – Фенстон никогда не говорил «до свидания» – и позвонил Рут Пэриш.

Рут Пэриш и четверо ее носильщиков ждали на бетонированной площадке, когда лайнер, прилетевший рейсом 019 из Бухареста, приземлился в Хитроу. Как только самолет был готов к разгрузке, машина таможенников, «рейндж-ровер» Рут и бронированный фургон «Хранилища искусств» подъехали и остановились в двадцати метрах от грузового отсека. Если бы Рут подняла глаза, она бы увидела за маленьким иллюминатором в хвосте самолета улыбающуюся Анну.

Рут вышла из машины и присоединилась к таможеннику. Она уже предупредила его, что хочет перевезти картину с одного самолета на другой.

Когда багажное отделение в конце концов открыли, они подошли к нему вместе. Таможенник переговорил со старшим грузчиком, и тот отдал распоряжение двум своим подчиненным. Грузчики скрылись внутри. Когда они появились снова, Анна уже направлялась к паспортному контролю.

– Тот самый, – подтвердила Рут, когда грузчики вынесли красный футляр. Таможенник кивнул. Подъехал вилочный погрузчик, виртуозно принял футляр из отсека и медленно опустил на бетон. Футляр подвезли к фургону «Хранилища искусств», и два грузчика Рут приняли его в кузов.

Анна уже была на месте выдачи багажа, когда бронированный фургон подъехал к вылетающему в Нью-Йорк самолету «Американских авиалиний».

Рут наблюдала, как та же процедура разворачивается в обратном порядке. Открыли заднюю дверь бронированного фургона, на вилочный погрузчик опустили футляр, погрузчик подъехал к краю отсека, поднял футляр, его приняли два грузчика, и он исчез в недрах самолета.

Рут дождалась взлета и позвонила в Нью-Йорк Липману. Ее сообщение было предельно кратким:

– Груз в пути.

Джек ничего не понимал. Он видел, как Анна неторопливо вошла в зал прилетов, разменяла в окошке «Трэвелекс» доллары и заняла место в очереди на такси. Такси Джека уже стояло с включенным двигателем на противоположной стороне улицы. Джек дожидался, когда мимо проедет такси Анны.

– Куда едем? – спросил таксист.

– Пока не уверен, но, скорее всего, к грузовому отделению, – ответил Джек.

Он предполагал, что Анна велит таксисту ехать прямиком туда, чтобы забрать футляр, который ее водитель отправил из Бухареста, но вместо того, чтобы повернуть направо, где возвышался большой синий щит с надписью «ГРУЗОВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ», ее такси продолжало ехать на запад по шоссе М25.

– Какой же я тупица, – посетовал Джек.

– Не хотел бы выражать свое мнение по этому поводу, сэр, но было бы полезно узнать, куда мы все-таки едем.

Джек рассмеялся:

– Думаю, скоро выяснится, что в Уэнтворт.

Он попробовал успокоиться, но мог поклясться, что каждый раз, поглядывая в заднее окно, видит преследующее их черное такси, в глубине которого маячил неясный силуэт. Зачем она продолжала гнаться за Анной, если картина должна была быть на грузовом складе?

Их машина свернула с шоссе М25 и поехала по дороге на Уэнтворт, а такси, которое, как казалось Джеку, их преследовало, продолжило свой путь по шоссе.

– Вы все же не тупица – похоже, мы и впрямь едем в Уэнтворт.

– Не тупица, но псих, – заметил Джек.

– Это вы уж сами решайте, сэр, – сказал водитель, когда такси Анны въехало в ворота Уэнтворт-Холла и устремилось вверх по подъездной аллее. – Хотите, чтобы я и дальше ехал за ней?

– Нет, – ответил Джек. – Но мне нужно где-нибудь неподалеку переночевать.

– Вас, верно, смогут принять в «Гербе Уэнтворта».

– Так давайте узнаем.

Джек откинулся на спинку сиденья и набрал на сотовом номер Тома Красанти.

Первым, что почувствовала Кранц, очнувшись после операции, была острая боль в правом плече. Ей удалось оторвать голову от подушки, и она попыталась разглядеть маленькую комнату с белыми стенами. Кровать, стол, стул, одна простыня, одно шерстяное одеяло, судно. Дверной проем перегораживала решетка. Сомнений не было – она оказалась в тюремной больнице.

Кранц попыталась восстановить в памяти случившееся. Она помнила, как таксист прицелился ей в голову. Она успела отпрянуть всего на пару сантиметров, не больше. Никто еще к ней так близко не подбирался. Он наверняка был профи – возможно, бывший полицейский, возможно, военный. Но она, должно быть, сразу потеряла сознание.

Джек снял номер в гостинице «Герб Уэнтворта» и заказал столик, чтобы поужинать. Приняв душ и переодевшись, он предвкушал, как умнет большой сочный бифштекс.

Хотя Анна и добралась до Уэнтворт-Холла, где ей не грозила опасность, Джек не чувствовал себя вправе расслабиться, пока где-то поблизости могла рыскать Стриженая.

Сидя в холле, он с удовольствием потягивал «Гиннесс». Задолго до того, как гостиничные часы пробили восемь, вошел Том, огляделся и увидел старого друга. Джек встал, поздоровался и извинился за то, что вытащил его в Уэнтворт.

– Если в этом заведении делают приличный «Том Коллинз», жалоб от меня не услышишь, – сказал Том, поворачиваясь к бармену.

Друзья подсели к камину. Вскоре к ним подошел метрдотель и принял заказ – оба выбрали бифштекс.

Том достал из портфеля толстую папку.

– Начнем с важной новости, – сказал он, открывая ее. – Мы идентифицировали женщину на фотографии, которую ты прислал из Токио. Ольга Кранц. В конторе ее считали погибшей. Мы потеряли ее след в восемьдесят девятом, она была одним из телохранителей Чаушеску. Теперь мы уверены, что она работает исключительно на Фенстона.

– Смелое умозаключение, – заметил Джек, когда бармен принес «Том Коллинз» и еще полпинты «Гиннесса».

– Нет, если обратиться к фактам, – возразил Том и отпил коктейль. – М-м, неплохо… И Кранц, и Фенстон работали на Чаушеску, Кранц устраняла всех, кто представлял угрозу.

– Опять же косвенные доказательства.

– Пока не знаешь, каким оружием она пользовалась.

– Кухонным ножом? – предположил Джек.

– В точку.

– Значит, Анна должна стать ее очередной жертвой?

– Нет. Сегодня утром в Бухаресте Кранц арестовала местная полиция.

– Трудно поверить, что им удалось к ней подобраться. Я упускал ее, даже зная, где она находилась.

– Кранц была без сознания. Похоже, она схлестнулась с местным таксистом. У него было перерезано горло, а ей в правое плечо угодила пуля. Полицейские доставили ее в охраняемую больницу. Мы подумали, что ты, возможно, прольешь свет на то, из-за чего они схватились.

– Вероятно, Кранц пыталась выяснить, куда полетела Анна, но этот таксист ее не выдал.

– Понятно. Если нам повезет, остаток жизни Кранц проведет в тюрьме. Выяснилось, что таксист – полковник Сергей Слатинару – был героем Сопротивления. – Том убрал папку в портфель. – Так что можешь больше не беспокоиться о докторе Петреску.

Подошел официант, чтобы проводить их к столику в ресторане.

– Успокоюсь, только когда Кранц умрет, – возразил Джек, усаживаясь за столик. – До этого я буду волноваться за Анну.

– Анну? Ты с ней дружишь, что ли? – спросил Том, устраиваясь напротив.

– Едва ли, но мог бы. Я провел с ней больше ночей, чем с любой из моих женщин. – Джек на минуту прервался, так как официант принес ему салат «Цезарь», а Тому – тарелку супа из порея с картофелем. – Что еще ты узнал об Анне?

– Не много, – признался Том, – но могу сообщить, что один ее звонок из Бухареста был в Полицейское управление Нью-Йорка. Она попросила вычеркнуть ее из списка пропавших без вести и сказала, что навещала мать в Румынии. Она также звонила своему дяде в Данвилл и леди Уэнтворт.

– Значит, ее встреча в Токио прошла впустую.

– Объясни, – попросил Том.

– В Токио она встречалась со сталелитейным магнатом Накамурой, у которого, по словам консьержа из «Сейо», одна из самых больших в мире коллекций импрессионистов. – Джек помолчал. – Видимо, ей не удалось продать Накамуре Ван Гога, и тогда понятно, почему она отправила картину в Лондон и позволила переправить ее в Нью-Йорк.

Официант принес бифштексы:

– Кому с кровью, кому среднепрожаренный?

– Мне с кровью, – сказал Том.

– Про Липмана еще что-нибудь накопал? – спросил Джек, когда официант поставил на стол тарелки и удалился.

– Да уж, – ответил Том. – Он американец во втором поколении, юриспруденции обучался в Колумбийском университете. После окончания работал в нескольких банках, а потом попался на мошенничестве с акциями. – Он сделал паузу. – Отсидел два года и до конца жизни лишился права работать в учреждениях, занимающихся финансами.

– Но ведь он же правая рука Фенстона?

– Фенстона – возможно, но к банку он не имеет никакого отношения. В их штате Липман не числится. Налоги он платит с единственного известного нам дохода, ежемесячных перечислений чеком от его тетки в Мексике.

– У Липмана есть связи в Румынии?

– Если и есть, нам о них неизвестно. Родился в Бронксе, выбился в люди.

– Липман еще может стать нашей самой верной зацепкой, – предположил Джек. – Если бы удалось заставить его дать показания…

– Ни малейшей надежды, – возразил Том. – Подозреваю, что Фенстона он боится больше, чем нас. – Он поднял стакан и сделал глоток. – Так когда ты летишь обратно в Штаты? Спрашиваю только потому, что хочу знать, когда смогу вернуться к обычной работе.

– Думаю, завтра. Поскольку Кранц за решеткой, Мейси пожелает знать, получается ли у меня установить ее связи с Фенстоном.

Джек и Том продолжали ужинать, и никто из них не заметил двух мужчин в форме, которые разговаривали с метрдотелем. Затем мужчины устремились прямо к ним.

– Добрый вечер, джентльмены, – поздоровался тот, что был повыше. – Я сержант уголовной полиции Франкем, а это – констебль Росс. Простите, что прерываю ваш ужин, но мне нужно переговорить с вами, сэр. – Он дотронулся до плеча Джека. – Боюсь, придется попросить вас пройти со мной в участок.

– На каком основании? – спросил Джек, опуская нож и вилку.

– И по чьему распоряжению… – начал Том.

– Не думаю, что вам стоит вмешиваться, сэр.

– Я сам решу, – возразил Том, доставая из внутреннего кармана жетон ФБР. Он уже собирался раскрыть кожаный футляр, но тут вмешался Джек: