Текст книги "Ложное впечатление (в сокращении)"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Джек посмотрел в окно и припомнил заповедь ФБР – никогда не верь в совпадения, но никогда и не скидывай их со счетов.

После смерти Чаушеску у банка, по-видимому, выдалась пара неурожайных лет, пока Фенстон неожиданно не встретил Карла Липмана, адвоката, исключенного из коллегии и только что отсидевшего за мошенничество. Вскоре дела «Фенстон-банка» пошли на поправку.

Джек перешел к досье первой жертвы – Пьера де Рошеля.

Пьеру де Рошелю требовалось 70 миллионов франков, чтобы выкупить виноградник. Весь его опыт в виноделии основывался лишь на регулярном опустошении бутылок. Но зато юноша унаследовал замок в Дордони, где на каждой стене красовались полотна импрессионистов – в том числе Дега, Писсарро и Моне.

Виноградник не приносил прибыли четыре неурожайных года. К концу этого срока на стенах замка остались лишь темные прямоугольники на выцветших обоях. Когда последняя картина отбыла в Нью-Йорк, чтобы пополнить коллекцию Фенстона, сумма первоначального долга Рошеля увеличилась более чем в два раза. Замок был выставлен на продажу, Рошель поселился в маленькой квартирке в Марселе и начал беспробудно пить, пока один из приятелей не посоветовал ему поручить «Фенстон-банку» продать Дега, Моне и Писсарро. Тогда он мог бы не только погасить долг, но и вернуть себе замок и остатки коллекции.

В планы Фенстона это не входило.

Через неделю труп Пьера де Рошеля с перерезанным горлом был обнаружен в марсельском переулке. Четыре года спустя марсельская полиция закрыла дело. Когда все вопросы с имуществом были улажены, Фенстон распродал коллекцию, оставив себе Дега, Моне и Писсарро. Младший брат Рошеля унаследовал квартирку в Марселе.

Досье по делу Криса Адамса-младшего Джек знал наизусть. Крис Адамс-старший был владельцем процветающей картинной галереи в Лос-Анджелесе. Он специализировался на мастерах американской школы, столь обожаемых публикой из Беверли-Хиллс. После его гибели в автокатастрофе Крису-младшему осталась коллекция с картинами Ротко, Поллока, Джонса и несколькими полотнами Уорхола, написанными акриловой краской.

Старый школьный друг посоветовал Крису вложить деньги в интернет-компанию. Свободных денег у Криса не было, имелись только галерея и «Кристина» – старая отцовская яхта, да и то половина всего этого принадлежала его младшей сестре. «Фенстон-банк» предоставил ему ссуду в 12 миллионов долларов и позволил долгу расти, ни разу не напомнив об этом клиенту. Так продолжалось до тех пор, пока Крис-младший не вычитал в «Лос-Анджелес таймс», что «Красная Мэрилин» Уорхола была продана за четыре с лишним миллиона долларов. В лос-анджелесском отделении «Кристис» его заверили, что он может ожидать не меньшего и от продажи Ротко, Поллока и Джонса. Через три месяца Липман ворвался в кабинет председателя со свежим каталогом «Кристис» в руках. Напротив семи разных лотов, которые выставлялись на продажу, он приклеил желтые бумажки. Фенстон всего один раз позвонил по телефону и сразу же заказал себе билет на ближайший рейс в Рим.

Три дня спустя Криса-младшего нашли с перерезанным горлом в туалете бара. Фенстон в это время отдыхал в Италии. Полиция занялась расследованием, а картины тут же сняли с торгов. Через полтора года дело перекочевало в разряд «висяков» Полицейского управления Лос-Анджелеса.

Сестре Криса досталась только любимая папина яхта.

Джек взял папку с делом бразильянки Марии Васконселлос. После смерти мужа она унаследовала сплошь уставленную скульптурами лужайку. Не обычными садовыми скульптурами, а творениями Мура, Джакометти, Ремингтона, Ботеро и Колдера. К несчастью, она влюбилась в жиголо, и тот предложил…

Зазвонил телефон на столе.

– На второй линии лондонское посольство, – доложила секретарша.

– Спасибо, Салли, – поблагодарил Джек.

Он знал, что оттуда мог звонить лишь его друг Том Красанти, с которым они начали работать в ФБР в один и тот же день.

– Привет, Том, как дела? – спросил он.

– Отлично, – ответил Том.

– Хорошие новости?

– Нет. Придется тебе открыть еще одно дело.

Джека прошиб холодный пот.

– Кто на этот раз?

– Леди Виктория Уэнтворт.

– Как она погибла? – тихо спросил Джек.

– Точно так же, как трое других, – ей перерезали горло. Почти наверняка кухонным ножом.

– Почему ты думаешь, что замешан Фенстон?

– Она задолжала банку больше тридцати миллионов.

– За чем он охотился в этот раз?

– За «Автопортретом» Ван Гога. Цена – шестьдесят миллионов долларов.

– Вылетаю в Лондон ближайшим рейсом.

Анна сняла кроссовки, переобулась в черные туфли на высоком каблуке, взяла со стола папки и отправилась к шефу. Постучала в дверь и удивилась – та немедленно распахнулась, и она оказалась лицом к лицу с Карлом Липманом.

– Доброе утро, Карл, – поздоровалась Анна.

Ответом ее не удостоили. Председатель поднял взгляд от бумаг на столе и жестом показал на стул напротив. Липман сел на свое место – за правым плечом Фенстона, словно кардинал при папе римском. Анна подумала, что вот-вот появится Тина, но дверь кабинета секретарши оставалась закрытой.

Анна, стараясь скрыть волнение, взглянула на полотно Моне, над столом председателя. Молчание было нарушено по кивку Фенстона.

– Доктор Петреску, – начал Липман, – до председателя дошло удручающее известие. Может статься, что вы послали клиенту конфиденциальный банковский документ, до того как председатель составил о нем свое мнение.

На мгновение Анна потеряла дар речи, но быстро взяла себя в руки:

– Если вы, мистер Липман, говорите о моем заключении в отношении ссуды под имущество Уэнтвортов, то вы правы. Я послала копию леди Виктории.

– Но у президента не было достаточно времени, чтобы принять взвешенное решение до того, как вы отправили документ.

– Мистер Липман, первого сентября я выслала заключение вам и председателю.

– Я заключения не получал, – резко возразил Фенстон.

– Более того, – продолжала Анна, все так же глядя на Липмана, – у меня есть подтверждение, что председатель заключение получил. Подтверждение с подписью председателя.

– Вы должны были дождаться моего решения. – Фенстон как будто не слышал ее.

– Председатель, я ждала неделю, – возразила Анна. – Все это время вы не сказали ни слова, а между тем я должна сегодня вечером вылететь в Лондон, чтобы завтра встретиться с леди Викторией. Двумя днями позже я представила вам письмо с напоминанием.

– Но я не читал вашего заключения, – повторил Фенстон.

Анна глубоко вздохнула и продолжила:

– Там я всего лишь информирую правление – если мы решим продать Ван Гога, то вырученная сумма с лихвой покроет заем и проценты.

– Но я бы, возможно, нашел лучшее решение, – сказал Фенстон.

– Если дело было только в этом, то мы, как коллеги, могли бы обсудить различные варианты.

– Нелепое предложение, – заметил Фенстон.

– Не думаю, председатель, что придерживаться закона – нелепость, – спокойно возразила Анна. – Закон требует от банка давать клиентам все рекомендации, какие только возможны…

– Прежде всего вы отвечаете передо мной! – заорал Фенстон.

– Нет, если считаю, что член руководства банка нарушает закон.

– Пытаетесь вынудить меня вас уволить?

– А мне кажется, что это вы вынуждаете меня уволиться.

– В любом случае, – сказал Фенстон, развернув кресло и устремив взгляд в окно, – ясно, что вам в этом банке не место. Вы не умеете работать в команде, о чем меня предупреждали в «Сотбис».

Не вставай, приказала себе Анна. Сжав губы, она посмотрела на профиль Фенстона и уже собралась ответить, как заметила какую-то перемену в его облике. Приглядевшись внимательней, она увидела у него в ухе новую серьгу. Тщеславие его погубит, подумала она.

– Председатель, я бы хотела внести предельную ясность. Подбивать коллегу выудить наследство у наивной женщины – уголовное преступление, и я уверена, что мистер Липман, с его немалым опытом, будет счастлив объяснить вам это.

– Вон, пока я вас не вышвырнул! – вскочив со стула, завопил Фенстон.

Анна медленно встала и направилась к двери.

– Через десять минут вы должны освободить кабинет. Если после этого вы все еще будете здесь, вас выведут из здания охранники.

Анна спокойно закрыла за собой дверь.

В коридоре она увидела Стедмена. Его явно предупредили заранее. Держась со всем достоинством, на какое была способна, Анна, хоть тот и шел за ней след в след, направилась к своему кабинету. Ребекка уже ждала ее, держа в руках большую картонную коробку.

– Ничего не трогайте, – распорядился Стедмен. – Ваши личные вещи уже упакованы, так что пойдемте.

– Мне очень жаль, – сказала Ребекка. – Я пыталась дозвониться до вас, но…

– Не разговаривайте с ней, – рявкнул Стедмен. – Она здесь больше не работает.

Анна улыбнулась.

– Вы ни в чем не виноваты, – успокоила она секретаршу, когда та отдавала ей коробку.

Сняв туфли на высоких каблуках и положив их в коробку, Анна надела кроссовки и вышла в коридор.

Начальник охраны прошел со своей подопечной весь долгий путь до лифта и нажал кнопку со стрелкой вниз.

Они оба ждали лифта, когда самолет «Американских авиалиний», вылетевший рейсом 11 из Бостона, врезался в девяносто четвертый этаж Северной башни.

Рут Пэриш посмотрела на монитор вылетов над своим рабочим столом. Ее офис находился рядом с аэропортом Хитроу. Она с облегчением отметила, что американский самолет, который должен был вылететь рейсом 107 в Нью-Йорк, в аэропорт Кеннеди, наконец-то взлетел без двадцати два, с опозданием в сорок минут.

Фирму «Хранилище искусств» Рут основала почти десять лет назад. Доставка великих и не очень великих произведений искусства из одной части света в другую позволяла ей совмещать врожденные организаторские способности с любовью к прекрасному. Она имела дело с владельцами галерей, торговцами и частными коллекционерами. За эти годы многие из клиентов стали ее добрыми знакомыми. Но только не Брайс Фенстон. Рут давно поняла, что слова «пожалуйста» и «спасибо» в его лексиконе отсутствуют. На этот раз Фенстон поручил ей забрать картину Ван Гога из Уэнтворт-Холла и немедля доставить в его нью-йоркский офис.

Когда накануне позвонил мистер Эндрюс, дворецкий из Уэнтворт-Холла, и сообщил, что картина будет готова к отправке утром, Рут распорядилась, чтобы один из ее бронированных фургонов подъехал туда в восемь утра. Рут лично следила за каждым этапом упаковки и отправки картины. Она стояла рядом со своим старшим упаковщиком, когда тот заворачивал полотно в бескислотную кальку, укладывал его в контейнер-футляр с пенным уплотнителем, а потом стянул крепежные болты, написал по трафарету на обеих сторонах футляра «ХРУПКИЙ ГРУЗ» и проставил на всех четырех углах номер «47». Таможенник проверил сопроводительную документацию и разрешение на вывоз. Рут подъехала к ожидавшему «Боингу-747» и лично убедилась, что красный контейнер исчез в его багажном отделении. Без двадцати два самолет взял курс на Нью-Йорк.

Чтобы сообщить об отправке картины Ван Гога, Рут набрала нью-йоркский номер офиса Анны.

Раздался оглушительный взрыв, все вокруг содрогнулось. Анну швырнуло назад, словно от удара боксера-тяжеловеса. Оглушенная, она оказалась на полу.

Наступила жуткая тишина, которую скоро нарушили крики и грохот, за окнами полетели вниз огромные осколки стекла, куски покореженного металла и офисной мебели.

Должно быть, еще одна бомба, подумала Анна. Очевидцы рассказывали о взрыве 1993 года, произошедшем в башне. Анна помнила инструкцию у двери на лестницу: «При аварийной ситуации не возвращайтесь на рабочее место, не пользуйтесь лифтом, спускайтесь по ближайшей лестнице». Она с трудом встала – несмотря на ушибы и порезы, кости вроде бы остались целы. Стедмена нигде не было.

Бросив то, что осталось от коробки, Анна, спотыкаясь, добралась до лестницы «С» в центре башни. В людском потоке она спускалась вниз. Кто-то молчал, кто-то плакал. Никто не знал, отчего произошел взрыв.

Поблизости мужчина попытался связаться по сотовому телефону с внешним миром.

– В Северную башню врезался самолет, – громко сообщил он.

– Но где, где? – одновременно вскрикнули несколько голосов.

– Над нами, примерно на девяностом этаже, – ответил мужчина.

– Что мы должны делать? – спросил кто-то.

Мужчина повторил вопрос в телефон и через пару секунд получил ответ.

– Мэр советует всем выбираться отсюда как можно скорее.

Анна удивлялась тому, как много людей остаются на рабочих местах. Она начала считать ступени – восемнадцать в каждом пролете, то есть до вестибюля оставалось по меньшей мере еще полторы тысячи. На лестнице становилось все многолюднее – люди выбирались из кабинетов, их прибывало на каждом этаже. Анну поражало спокойствие спускавшейся вереницы.

– Держитесь правой стороны и продолжайте движение, – услышала она на шестьдесят восьмом этаже. Властный голос раздавался откуда-то снизу.

И только через несколько этажей Анна увидела первого пожарного, который медленно поднимался навстречу. В мешковатом огнеупорном костюме, обвешанный мотками каната и кислородными баллонами, он весь взмок. Следом за ним другой пожарный тащил длинный пожарный шланг, топоры и большую бутыль с питьевой водой. Он потел так, что время от времени снимал шлем и лил воду на голову.

Спускаясь, Анна на каждом этаже смотрела через стекло на тех, кто оставался на рабочих местах. Она даже слышала обрывки разговоров. Какой-то брокер на шестьдесят втором этаже пытался заключить сделку до девяти часов утра, когда открывались биржи.

Все больше и больше пожарных поднимались навстречу. Они пытались навести порядок:

– Держитесь правой стороны и продолжайте спуск.

Вниз, вниз, вниз. Этаж сменялся этажом, и Анна уже начала уставать.

Анна подумала о Ребекке и Тине и помолилась об их спасении. Она уже начала ощущать уверенность, что рано или поздно проснется от этого кошмара, когда услышала крик:

– Второй самолет врезался в Южную башню.

Джек сидел за компьютером. Ему удалось собрать кое-какую информацию – позвонил один из его «наружников», Джо Корриган, и сообщил, что Фенстона и Липмана видели у входа в здание на Уолл-стрит за пару секунд до того, как в башню врезался первый самолет.

– А Петреску? – спросил Джек.

– Представления не имею, – ответил Джо. – Последний раз ее видели у входа в башню без четырнадцати минут восемь.

– Второй самолет врезался в Южную башню, – повторила женщина позади Анны.

– Это не несчастный случай, – сказал кто-то. – Воздушное пространство над городом – запретная для полетов зона, значит, все было задумано.

За считанные минуты были выдвинуты версии о заговоре, террористических атаках и ужасных катастрофах.

Оказавшись на сороковом этаже, Анна уловила запах дыма. Еще ниже дым стал плотнее и быстро проник в легкие. Глаза слезились, Анну охватил приступ кашля. Люди впереди спускались очень медленно, перебирались со ступеньки на ступеньку. Всех мучил кашель. Неужели они попали в ловушку?

– Не останавливайтесь, спускайтесь, – приказал поднимавшийся навстречу пожарный. – Скоро станет легче.

Кашель не отступал еще три пролета, но дым потихоньку рассеивался.

На двадцать первом этаже несколько человек остановились передохнуть. Анна видела через стекло, что люди здесь до сих пор остаются на рабочих местах.

Этажом ниже идти приходилось по щиколотку в воде – тут повсюду были пожарные установки. Анна перешагивала через осколки стекла, обломки пластика и куски металла.

– Спускайтесь, не говорите по сотовым телефонам – вы задерживаете идущих следом, – повторял голос из мегафона.

Наконец она оказалась в вестибюле. Люди шлепали по покрытому водой полу, под потолком били струи из пожарных установок, но Анна и без того успела промокнуть насквозь.

Голоса из мегафонов звучали громче:

– Не останавливайтесь, выбирайтесь из здания и отходите как можно дальше.

В толпе измученных и обессилевших людей Анна шагнула на переполненный эскалатор. Спустившись к главному вестибюлю, она на другом эскалаторе поднялась до открытой пешеходной площадки. Еще один голос прокричал:

– Леди, не останавливайтесь.

– Куда идти? – безнадежно спросила она.

– Не важно. Уходите как можно дальше.

Когда Анна добралась до пожарных машин и карет «скорой помощи», она перешла на бег трусцой. Потом побежала в полную силу и услышала позади грохот. Грохот, похожий на раскаты грома, грохот, который нарастал с каждой секундой. Анна обернулась.

Она остолбенела от ужаса, увидев, что Южная башня сложилась словно карточный домик. На ее месте вырос столб из обломков и пыли, а через мгновенье густая лавина огня и дыма покатилась по забитым людьми улицам, поглощая всех и вся.

Анна побежала так, как не бегала никогда. Она абсолютно не сомневалась, что вот-вот погибнет, и надеялась только, что смерть будет быстрой.

Сидя в кабинете на Уолл-стрит, Фенстон, не веря собственным глазам, увидел, как второй самолет врезался в Южную башню.

Весь следующий час после первого взрыва Фенстон пытался дозвониться до своего офиса по телефону-автомату. Липман занимался тем же по сотовому.

Услышав еще один взрыв, Фенстон отбросил трубку и ринулся к окну. Липман кинулся следом. Оба, не говоря ни слова, наблюдали, как рушится Южная башня.

– Скоро рухнет и Северная, – заметил Фенстон.

– Тогда мы сможем считать, что Петреску не выживет, – сказал Липман.

– Плевать на Петреску. Если рухнет Северная башня, я лишусь Моне, а картина не застрахована.

Анна бежала во весь дух. Первый раз в жизни она поняла, что чувствует человек, за которым раз в десять быстрее, чем бежит он, гонится лавина. Она успела закрыть рот белой шелковой блузкой – теперь черной и сырой – за миг до того, как ее накрыло серое облако.

Взрывной волной Анну швырнуло на землю, но она все равно отчаянно стремилась вперед. Ей не удалось проползти и трех метров, когда она ощутила удушье. Анна почти перестала дышать, когда коснулась чего-то теплого. Человек?

– Помогите, – не ожидая ответа, прошептала она.

– Давайте руку. – Мужчина крепко взял ее за ладонь. – Попытайтесь встать.

С его помощью Анне удалось подняться.

– Видите там треугольник света? – спросил он.

Анна повернулась кругом, но увидела лишь беспросветную черноту. Вдруг она приглушенно вскрикнула от радости – разглядела солнечный луч, пытавшийся пробиться сквозь мрак. Анна взяла незнакомца за руку, и они сантиметр за сантиметром стали продвигаться к свету, который с каждым шагом становился все ярче, пока они наконец не выбрались из этого ада.

Она повернулась к покрытому с головы до ног серым пеплом незнакомцу, спасшему ей жизнь.

– Продолжайте идти на свет, – напутствовал он и, прежде чем она успела его поблагодарить, снова нырнул в облако дыма.

Фенстон оставил попытки дозвониться до офиса, лишь когда Северная башня рухнула у него на глазах. Он ринулся по коридору и увидел Липмана, который писал «СДАНО» на табличке «Сдается в аренду», висевшей на двери пустого кабинета.

– Завтра на это место будет десять тысяч желающих, – объяснил он, – так что эта проблема по крайней мере решена.

– Может, офису вы и найдете замену, но не Моне, – грубо заметил Фенстон и, помолчав, добавил: – А если я не заполучу Ван Гога…

– Он уже пролетел полпути над Атлантикой, – сказал Липман.

– Будем надеяться. У нас теперь нет документов, доказывающих, что картина принадлежит нам, – заметил Фенстон, глядя на серую тучу, висящую над тем местом, где гордо возвышались башни-близнецы.

Выбравшись из кромешной тьмы, Анна не могла смотреть на слепящее солнце, ей было трудно даже разлепить покрытые пылью веки. Она добрела до перекрестка, без сил опустилась на тротуар и посмотрела на указатель – она была на углу Франклин-стрит и Черч-авеню. Всего в нескольких кварталах от дома Тины, подумала она. Но если Тина была в башне, как она могла выжить? Неожиданно рядом с Анной остановился автобус. Анна вошла в салон. Оплачивать проезд водитель не требовал.

Анна сидела в автобусе, обхватив голову руками. Она думала о поднимавшихся по лестнице пожарных, о Тине, о Ребекке. Они все погибли.

Автобус остановился у Вашингтон-сквер-парк, и Анна вышла. Она едва держалась на ногах. В горле у нее пересохло, ноги были стерты в кровь, все тело ломило от боли. Она из последних сил шагала по Уэверли-плейс, пытаясь вспомнить номер дома Тины. Оглядевшись по сторонам, она заметила знакомые перила из кованого железа и, подойдя поближе, посмотрела на табличку с фамилиями жильцов, висевшую справа от двери. Амато, Кравиц, О’Рорк, Форстер… Форстер, Форстер, радостно повторила Анна и нажала кнопку. Но как Тина могла открыть дверь? Анна не отрывала палец от кнопки, словно ее звонок мог вернуть Тину к жизни. Тишина. По грязным, покрытым пылью и сажей щекам Анны катились слезы.

И вдруг из ниоткуда раздался голос:

– Кто там?

Анна не поверила собственным ушам.

– Слава богу, ты жива, жива, жива! – выкрикнула она.

– А я думала, что ты… – испуганно прошептал голос.

– Открой дверь, – взмолилась Анна, – и убедишься сама.

Писк домофона был лучшим звуком, который в тот день услышала Анна.

– Ты жива, – проговорила Тина, распахивая дверь настежь и сжимая подругу в объятиях. – Будь у меня шампанское, могли бы отпраздновать.

– Мне хватит чашечки кофе, потом еще одной, а потом я приму ванну.

– Что у меня есть, так это кофе, – сказала Тина, провожая Анну в маленькую кухню.

Анна оставляла за собой цепочку серых следов.

Она села за деревянный столик. По телевизору показывали новости, однако звук был выключен.

– Может, это странно, но я не понимаю, что происходит, – заметила она.

Тина включила звук.

– Четверть часа новостей – и будешь знать все, – пообещала она, наливая в кофеварку воду.

Перед Анной мелькали кадры с крушением Южной, а потом и Северной башен.

– Еще один самолет атаковал Пентагон? – спросила она.

– Был и четвертый, – ответила Тина, ставя чашки на стол, – но, похоже, никто не знает наверняка, куда он летел.

– Кто это организовал?

Тина налила ей черного кофе.

– Си-эн-эн говорит об Афганистане и «Аль-Каиде».

Тина села напротив Анны.

– Я думала, это группа религиозных фанатиков, которые хотят захватить власть в Саудовской Аравии.

Анна зашлась кашлем, и во все стороны полетела грязь.

– Тебе плохо? – спросила Тина.

– Сейчас пройдет, – ответила Анна, допивая кофе. – Не возражаешь, если я выключу телевизор? Не могу больше на это смотреть.

– Конечно, выключай.

Тина взяла пульт, нажала кнопку, и картинка исчезла.

– Их лица не выходят у меня из головы, – тихо сказала Анна, когда Тина снова наливала ей кофе. – Ребекка и остальные…

– От нее никаких известий. Единственный, кто объявился, так это Стедмен.

– Не сомневаюсь, что Стедмен первым кинулся вниз по лестнице. Но кому он позвонил?

– Фенстону.

– Фенстону? Как ему удалось бежать, если я вышла из его кабинета за несколько минут до того, как самолет врезался в здание?

– К тому времени они с Липманом уже были на Уолл-стрит, встречались с клиентом.

– А почему тебя не было сегодня утром на работе?

– Я ходила к стоматологу. Записалась на прием за несколько недель. – Тина помолчала. – Как только узнала, тут же стала названивать тебе на сотовый, но в ответ слышала только гудки. Где ты была?

– Меня выдворяли из здания. Фенстон успел меня сегодня уволить.

– Уволить? – недоверчиво переспросила Тина. – Почему?

– Потому что в моем заключении я информировала правление: если Виктория Уэнтворт продаст картину Ван Гога, то расплатится со всеми долгами и останется при своем поместье.

– Но Фенстон дал ей ссуду только из-за Ван Гога, – сказала Тина. – Я думала, ты поняла, что…

– Я также выслала копию заключения с рекомендациями самой леди Уэнтворт, посчитав это простым соблюдением этики. Я должна была вот-вот вылететь в Лондон и сообщить Виктории, что уже приметила покупателя – Такаши Накамуру. Фенстон не может заставить Викторию передать ему «Автопортрет» Ван Гога, пока…

– Я бы не была так уверена, – возразила Тина. – Вчера Фенстон звонил Рут Пэриш и велел немедленно забрать картину. Я слышала, как он повторял «немедленно».

– Прежде чем Виктория смогла бы воспользоваться моими рекомендациями.

– Что и объясняет, почему ему пришлось уволить тебя до того, как ты могла улететь и разрушить его планы.

Анна от злости стукнула рукой по столу, и в воздух взметнулось облачко пыли.

– Какая же я дура. Мне следовало это предвидеть, а теперь уже ничего не исправишь.

– Мы не знаем наверняка, что Рут Пэриш уже забрала картину из Уэнтворт-Холла, – заметила Тина. – Если нет, то у тебя есть еще время позвонить Виктории и посоветовать придержать картину, пока ты не сможешь связаться с мистером Накамурой. – Зазвонил сотовый Тины, и она посмотрела на экран. – Фенстон, – предупредила она, открывая крышку телефона.

– Вы уже знаете, кто спасся? – спросил он, прежде чем Тина успела поздороваться.

– Анна?

– Нет, – ответил Фенстон. – Петреску погибла.

– Погибла? – переспросила Тина, глядя на сидящую напротив подругу.

– Стедмен сказал, что она потеряла сознание, он видел ее сразу после взрыва. Она никак не могла выжить. Я и раньше планировал ее заменить, но своего Моне я заменить не могу.

– Но… значит, мы лишились и Ван Гога?

– Нет, – ответил Фенстон. – Сегодня вечером картину доставят самолетом в аэропорт Кеннеди. Липман поедет за ней. Я арендовал помещение в сороковом доме на Уолл-стрит, так что завтра работаем, как обычно.

Фенстон отключился.

– Он считает, что ты погибла, – сообщила Тина, захлопнув крышку телефона. – Но больше всего он психует из-за того, что остался без Моне.

– Скоро он узнает, что я жива, – заметила Анна.

– Только если ты этого сама захочешь. Кто-нибудь еще видел тебя, после того как ты выбралась из башни?

– Если меня можно узнать в этом виде…

– Тогда давай оставим все как есть, пока не решим, что нужно делать. Фенстон сказал, что самолет с Ван Гогом уже на пути в Нью-Йорк и Липман заберет картину, как только тот приземлится.

– Тогда что мы можем?

– Я бы попыталась задержать Липмана, пока ты заберешь картину. А ты можешь вылететь ближайшим рейсом в Лондон и вернуть картину в Уэнтворт-Холл.

– Я не могу это сделать без разрешения Виктории.

– Господь всемогущий, Анна, когда ты повзрослеешь? Тебе следует научиться ставить себя на место Фенстона и поступать, как он.

– Он бы выяснил, когда прилетает самолет, – сказала Анна. – Значит, первым делом я должна…

– Первым делом ты должна принять душ. А я тем временем выясню, когда приземляется самолет и каковы планы Липмана, – сказала Тина и встала.

Анна допила кофе и послушно побрела по коридору вслед за подругой. Тина открыла дверь ванной и придирчиво осмотрела Анну.

– Увидимся через… – она прикинула, – через час.

Первый раз за день Анна рассмеялась.

Анна медленно стянула с себя одежду, кинула ее на пол, сняла с шеи серебряную цепочку с ключом от квартиры и положила на бортик ванны рядом с моделью яхты. Она сняла часы, которые остановились в восемь часов сорок шесть минут. Еще несколько секунд – и она бы вошла в лифт.

Анна ожесточенно терлась мочалкой, три раза вымыла голову, но казалось, копоть намертво въелась в ее кожу и волосы. Видимо, пройдет не один день, пока наконец опять станет ясно, что она натуральная блондинка.

Раздался стук в дверь. Анна обернулась полотенцем и впустила Тину. Та вошла, села на край ванны и сообщила:

– Планы изменились. Посадка запрещена всем самолетам. Те, кто был в воздухе, отправлены назад. Так что Ван Гог уже летит обратно в Хитроу.

– Тогда мне нужно срочно позвонить Виктории и сказать ей, чтобы она поручила Рут Пэриш вернуть картину в Уэнтворт-Холл.

– Верно, но до меня только что дошло, что Фенстон лишился кое-чего более важного, чем картина Моне, – контракта с Викторией и всех документов, подтверждающих, что полотно Ван Гога переходит в его собственность, если она не сможет выплатить долг.

– Но все эти документы есть у Виктории.

– Нет, если она захочет их уничтожить.

– Виктория никогда на это не пойдет, – возразила Анна.

– Так позвони ей и выясни. Если она решится, у тебя будет более чем достаточно времени, чтобы продать Ван Гога и покрыть долги.

– У меня нет ее номера. Досье на нее осталось в кабинете. А сотовый телефон и карманный компьютер я потеряла.

– Уверена, международные справочники помогут решить этот вопрос, – нашлась Тина. – Накинь-ка пока халат. Одежду подберем тебе позже.

Она повернулась и вышла.

Сунув ноги в шлепанцы и надев халат, Анна повесила на шею цепочку с ключом, надела часы, которые стояли, открыла дверь и прошагала на кухню.

Тина протянула ей сотовый телефон.

– Пора позвонить Виктории и предупредить ее о твоих планах.

– Моих планах? – переспросила Анна.

– Для начала спроси ее, знает ли она, где Ван Гог.

– Держу пари, что надежно заперт где-нибудь в беспошлинной зоне, но проверить это можно только одним способом.

Анна набрала 00.

– Международный оператор.

– Мне нужен номер абонента в Суррее, Англия.

– Фамилия?

– Уэнтворт, Виктория.

После длинной паузы Анна услышала:

– К сожалению, мадам, это закрытый номер. Я не могу вам его сообщить.

– Но это экстренный случай, – настаивала Анна.

– К сожалению, мадам, я все равно не могу вам его сообщить.

Оператор отключился.

– Какой у нас план «Б»?

– Придется самой лететь в Англию, попытаться встретиться с Викторией и предупредить ее о планах Фенстона, другого выхода я не вижу.

– Хорошо. Теперь нужно решить, какую границу ты будешь пересекать.

Анна нахмурилась.

– Как я вообще пересеку какую-либо границу, когда даже не могу вернуться в квартиру забрать свои вещи? В противном случае весь свет будет знать, что я жива и здорова.

– Ничто не мешает сходить туда мне, – предложила Тина. – Скажи, что тебе надо, я соберу сумку и…

– Все уже собрано, – прервала ее Анна. – Чемодан стоит в прихожей – сегодня вечером я собиралась лететь в Лондон.

– Хорошо, а как мне пройти мимо портье? Он наверняка спросит, к кому я иду.

– С этим проблемы не будет. Портье зовут Сэм. Скажи, что идешь к Дэвиду Салливану, он лишь улыбнется и вызовет лифт. Салливан живет на четвертом этаже, у него каждый вечер бывают разные девушки.

– А деньги? Ты потеряла бумажник и кредитную карту, а у меня всего долларов семьдесят.

– Вчера я сняла со счета три тысячи долларов, а в ящике тумбочки у кровати – еще пятьсот.

– И тебе понадобятся мои часы.

Анна сняла сломанные часы и надела вместо них часы Тины.

Тина решительно открыла дверь Торнтон-Хаус. Ее первая фраза была хорошо отрепетирована, но, как только она увидела Сэма, который сидел, обхватив голову руками, и всхлипывал, сценарий изменился.

– Что случилось? – спросила Тина. – Вы знали кого-то из торгового центра?

Сэм поднял глаза. На столе перед ним лежала фотография бегущей марафон Анны.

– Она не вернулась, – сказал он. – Все остальные, кто работает в ВТЦ, были дома еще несколько часов назад.