Текст книги "Ложное впечатление (в сокращении)"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

9/14

Липман проснулся задолго до того, как за ним приехал лимузин. В такой день он не мог позволить себе как следует отоспаться. Он вылез из постели и направился в ванную. Приняв душ и побрившись, завтрак он готовить не стал – стюардесса фенстоновского самолета принесет ему кофе и круассаны. Кто бы из обитателей этого убогого дома мог подумать, что через пару часов он будет лететь в Лондон на «Гольфстриме V»?

Он подошел к полупустому стенному шкафу, выбрал свой самый новый костюм и, поглядывая за окно в ожидании машины, начал одеваться. Его крохотная квартирка мало чем отличалась от камеры, в которой он провел четыре года. Он увидел, как лимузин остановился перед парадным входом. Смотрелся он здесь неуместно.

Липман устроился на заднем сиденье, не перемолвившись и словом с водителем. Он знал, что в этом деле является всего лишь курьером, хотя доверенный ему груз – одна из самых дорогих картин на свете. Он презирал Фенстона, который никогда не держал его за равного.

Десять с лишним лет тупой иммигрант из Бухареста у него на глазах карабкался по лестнице богатства и общественного положения – и он, Липман, поддерживал для него эту лестницу. Но все могло перемениться в мгновение ока. Стоило этой женщине хоть раз ошибиться – и они бы поменялись ролями. Фенстон угодил бы за решетку, а он стал бы владельцем состояния, историю которого отследить невозможно.

Тина положила трубку параллельного телефона.

Самолет с Липманом на борту вылетел из аэропорта Кеннеди без опоздания. Тина понимала, что Анна опережает его всего на несколько часов, да и то если она уже в Лондоне.

Тина представила, как Липман, с его словно приклеенной кривой улыбкой, по возвращении в Нью-Йорк передает председателю Ван Гога.

Первый самолет до Гатвика вылетал из Скипхола в десять. Анна купила билет в кассе «Британских авиалиний» и ожидала посадки в «Кафе Неро» за чашечкой кофе.

Через тридцать пять минут самолет, оставив позади Ла-Манш, приземлился в Гатвике. Анна ступила на английскую землю, хорошо помня о том, что Липман приземлится в Хитроу всего через несколько часов. Пройдя через паспортный контроль и забрав багаж, она встала в очередь к стойке фирмы по прокату машин.

Она не видела, как со вкусом одетый молодой человек, который топтался в магазине беспошлинной торговли, прошептал в сотовый телефон:

– Приземлилась. Я у нее на хвосте.

Оформив прокат, Анна через сорок минут въехала в ворота Уэнтворт-Холла. Громадину – как называла Виктория свой дом – построил в 1697 году сэр Джон Ванбру, который впоследствии возвел замок Хоуард и Бленхеймский дворец.

Могучие дубы, ровесники дома, сопровождали Анну на подъездной аллее к дому. Она миновала искусственное озеро, два теннисных корта и лужайку для игры в крокет, расцвеченную первыми осенними листьями. За поворотом взгляду открылся величественный дом, окруженный тысячами гектаров зеленых угодий.

Однажды Виктория сказала Анне, что в доме шестьдесят семь комнат, из них четырнадцать – для гостей. Спальня, которую ей тогда предоставили, – комната Ван Гога – была размером с ее нью-йоркскую квартиру.

Притормозив, Анна заметила, что флаг с фамильным гербом, развевающийся над восточной башней, приспущен до середины флагштока. Она вышла из машины и направилась к дому, задаваясь вопросом, кто из многочисленных пожилых родственников Виктории скончался.

Тяжелая дубовая дверь отворилась еще до того, как Анна ступила на верхнюю ступеньку крыльца.

– Доброе утро, мадам, – звучно произнес дворецкий. – Чем могу служить?

Это же я, Эндрюс, хотела сказать Анна, удивленная его официальным тоном: когда она тут гостила, он был само дружелюбие.

– Мне нужно срочно поговорить с леди Викторией.

– Боюсь, это невозможно, – ответил Эндрюс, – но я осведомлюсь у ее светлости, сможет ли она вас принять. Соблаговолите подождать здесь, пока я выясню.

Что он хотел сказать – это невозможно, но я осведомлюсь у ее светлости?..

Дожидаясь в холле, Анна подняла глаза на портрет Кэтрин, леди Уэнтворт, кисти Гейнсборо. Затем перевела взгляд на «Актеона, победившего в беге» кисти Стаббса. Если Виктория последует совету Анны, то сможет спасти остальные картины.

Дворецкий возвратился все той же мерной поступью.

– Ее светлость вас примет, если вы соблаговолите пройти к ней в гостиную, – сообщил он, отвесил Анне легкий поклон и пригласил следовать за собой.

Виктория Уэнтворт сидела на диване, опустив голову, на ней было черное траурное платье. Анну удивило, что та не поздоровалась с ней так тепло, как обычно. Виктория подняла глаза, и в это самое мгновение Анна поняла, почему был приспущен фамильный флаг. На Анну смотрела не Виктория. Ледяным взглядом ее встречала сестра Виктории, Арабелла Уэнтворт. Анна постаралась свыкнуться с мыслью, что уже никогда не увидит Викторию Уэнтворт.

– Не желаете чашечку чая, доктор Петреску? – холодно произнесла Арабелла.

– Нет, спасибо, – ответила Анна. Зеркальное подобие Виктории продолжало сидеть на диване. – Можно спросить, как умерла Виктория?

– Я думала, вам это известно, – сухо заметила Арабелла.

– Не понимаю, что вы хотите сказать.

– Разве вы приехали не за тем, чтобы забрать остатки фамильных ценностей?

– Я приехала предупредить Викторию, чтоб она не отдавала Ван Гога, прежде чем я получу возможность…

– Картину уже увезли, – сказала Арабелла. – У них даже не хватило такта сделать это после похорон.

– Я пыталась дозвониться, но номер не указан в телефонной книге, – пробормотала Анна. – Я послала Виктории мое заключение с рекомендациями о…

– Да, я прочитала ваше заключение. Но мой новый поверенный уже предупредил, что решение вопроса о поместье может занять годы, а к тому времени мы успеем все потерять.

– Во вторник меня уволили за то, что я послала Виктории заключение.

– Виктория прочла заключение и написала мне письмо, подтверждающее, что собирается принять ваш совет, но это было до ее ужасной смерти.

– Как она умерла? – снова спросила Анна.

– Ее подло и трусливо убили, – ответила Арабелла. – Мистер Фенстон, несомненно, сообщит вам подробности.

Анна опустила голову:

– Мне очень жаль. Я не знала. Вы должны мне поверить.

Арабелла встала и подошла к окну. Какое-то время она молча стояла, глядя на газон, затем обернулась и увидела, что Анну бьет дрожь.

– Я вам верю, – сказала она наконец. – Сперва я думала, что этот зловещий фарс – ваших рук дело. Теперь я вижу, что ошибалась. Но, к сожалению, слишком поздно. Мы бессильны что-либо предпринять.

– Я бы так не сказала, – возразила Анна, решительно глядя на Арабеллу. – Но если я буду действовать, я должна вас просить доверять мне так же, как доверяла Виктория.

– Что вы имеете в виду под словом «доверять»?

– Дайте мне шанс доказать, что я не имею отношения к смерти вашей сестры. Позвольте вернуть вам Ван Гога. Картина должна находиться еще в Англии, а то бы Фенстон не послал за ней некоего мистера Липмана. Через несколько часов тот приземлится в Хитроу.

– Но даже если вам удастся завладеть картиной, как это разрешит проблему?

Анна стала излагать свой план в общих чертах и с удовольствием отметила, что Арабелла время от времени одобрительно кивает. Она закончила словами:

– Мне требуется ваша поддержка, в противном случае мой замысел может довести меня до ареста.

Арабелла помолчала, а потом сказала:

– Вы смелая молодая женщина и, быть может, сами не понимаете, насколько смелая. Но раз вы не боитесь идти на такой страшный риск, то и я не побоюсь. Я с вами до конца.

Анна улыбнулась:

– Тогда скажите, кто забрал Ван Гога.

Арабелла поднялась с дивана, пересекла комнату, взяла с бюро визитную карточку и прочитала вслух:

– Рут Пэриш из «Хранилища искусств».

– Так я и думала, – заметила Анна. – Уезжаю сию секунду.

Она шагнула к Арабелле и протянула ей руку, но та уклонилась от рукопожатия и вместо этого крепко обняла Анну.

– Я готова на все, лишь бы отомстить за смерть сестры…

– На все?

– На все, – повторила Арабелла.

– Когда Северная башня обрушилась, все документы по займу Виктории сгинули, в том числе оригинал…

– Можете не объяснять, – сказала Арабелла.

Анна возвращалась по шоссе М25, выглядывая указатель на Хитроу. Она бросила взгляд на часы: почти два, звонить Тине бессмысленно, та уже на своем рабочем месте. Но если существовал хоть малейший шанс на успех, ей требовалось сделать другой звонок.

Проезжая через деревню Уэнтворт, она попыталась вспомнить паб, где Виктория угощала ее ужином. Увидев знакомый флаг с гербом, бьющийся на ветру и тоже приспущенный до середины флагштока, Анна свернула к пабу «Герб Уэнтворта» и припарковалась. Она прошла мимо конторки метрдотеля прямо в бар.

– Можно воспользоваться вашим телефоном? – спросила она барменшу. – Мне нужно позвонить.

– Конечно, милочка. Он справа от вас.

Она набрала знакомый номер. После второго гудка голос ответил:

– Добрый день, вы позвонили в «Сотбис», Марк Полтимор у телефона.

– Марк, это Анна, Анна Петреску.

– Анна, какая приятная неожиданность. Мы все из-за вас переживали. Где вы были во вторник?

– В Амстердаме.

– Слава богу! Страшная история. А Фенстон?

– В башне его тогда не было, поэтому я и звоню. Ему нужно оценить у вас холст Ван Гога.

– Атрибуция или цена? – спросил Марк. – Ведь в вопросах атрибуции я склоняю голову перед вашими несравненными знаниями.

– Мне бы хотелось иметь еще одну оценку ее коммерческой стоимости.

– Нам эта картина известна?

– «Автопортрет с перевязанным ухом».

– Уэнтвортский «Автопортрет»? – уточнил Марк. – Вы можете привезти полотно для осмотра?

– Я бы с радостью, но у меня нет достаточно безопасного транспорта. Я надеялась на вашу помощь.

– Где сейчас картина?

– На таможенном складе в Хитроу.

– Хорошо. Мы каждый день что-нибудь забираем в Хитроу. Завтра во второй половине дня вас устроит?

– Если можно, лучше сегодня. Вы же знаете моего босса.

– Тогда подождите, я только выясню, там ли еще наши сотрудники. – На минуту трубка замолкла, потом опять раздался голос Марка: – Вам повезло. Наш заведующий хранилищем должен кое-что получить для нас около четырех.

– Не могли бы они позвонить Рут Пэриш до того, как машина прибудет на место?

– Конечно. Я всегда хотел посмотреть на уэнтвортский «Автопортрет».

Анна положила трубку на рычаг, ужаснувшись тому, как легко научилась врать.

Она выехала обратно на шоссе, раздумывая, застанет ли Рут Пэриш на месте. Знает ли Рут, что Анну уволили? Не сообщил ли ей Фенстон, что Анна погибла? Анна так глубоко задумалась, что едва не пропустила съезд на Хитроу.

Она повела машину к грузовым складам по ту сторону Окружной южной дороги и припарковалась на стоянке прямо перед офисом «Хранилища искусств». Анна попыталась взять себя в руки. Чего бы проще – взять и уехать? Зачем она встряла в это дело, зачем рисковала своей жизнью? Но тут она вспомнила про Викторию и про то, что невольно способствовала ее гибели.

– Пошевеливайся, женщина, – наконец сказала она себе вслух и открыла дверцу. Набрала полные легкие воздуха, решительно прошагала по тротуару, толкнула вращающиеся двери и очутилась в приемной.

– Рут на месте? – спросила она бодро.

– Нет, – ответила секретарша, – но должна быть с минуты на минуту.

– Тогда я подожду, – сказала Анна с улыбкой, присела и взяла со столика «Ньюсуик».

Наконец в три часа двадцать две минуты появилась Рут.

– Мне звонили? – спросила она секретаршу.

– Нет, но вас ожидает дама.

Рут повернулась, и Анна затаила дыхание.

– Анна! – воскликнула Рут. – Как я рада вас видеть. – (Первый барьер взят!) – Я задавалась вопросом, будете ли вы вести это дело после нью-йоркской трагедии. – (Взят второй барьер.) – Тем более ваш босс уведомил, что картину заберет мистер Липман. – (Взят третий барьер.) – Вы бледноваты, – продолжала Рут. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Чувствую я себя прекрасно, – ответила Анна, с трудом одолевая четвертый барьер, но удерживаясь при том на ногах.

– Где вы были одиннадцатого? Я хотела спросить у мистера Фенстона, но ведь он не дает и слова вставить.

– Страховала одну продажу в Амстердаме, но вчера вечером позвонил Карл Липман и попросил прилететь в Лондон, чтобы проверить, как идут дела.

– Для него все давно подготовлено, – раздраженно заметила Рут, – но мы съездим на склад, чтоб вы увидели все собственными глазами.

Они подошли к «рейндж-роверу» Рут, и Анна забралась на пассажирское сиденье.

– Жуткая история с леди Викторией, – заметила Рут. Она развернула автомобиль и поехала к южному концу грузового терминала. – Газеты упиваются убийством – таинственный убийца, горло перерезано кухонным ножом. Полиция, однако, до сих пор никого не задержала.

Рут остановилась у безликого бетонного здания, в котором Анне несколько раз уже доводилось бывать. Она бросила взгляд на часы: без двадцати четыре. Рут предъявила охраннику пропуск, и тот открыл им восьмимиллиметровую стальную дверь. Длинный серый коридор с бетонными стенами напоминал бомбоубежище. У второй двери Рут набрала шестизначный цифровой код. Потянула на себя тяжелую дверь, и они очутились в квадратной бетонной комнате. На деревянных полках лежали ярко-красные упаковочные футляры «Хранилища искусств». Рут сверилась с описью, пересекла помещение и постучала пальцем по футляру с приклеенной на каждом углу цифрой 47.

Анна подошла и тоже сверилась с описью: № 47, Винсент Ван Гог, «Автопортрет с перевязанным ухом», 61x46 см.

– Похоже, все в порядке, – сказала она.

В проеме двери появился охранник:

– Простите за беспокойство, миссис Пэриш, но из «Сотбис» приехали два охранника, говорят, что им поручили забрать Ван Гога для оценки.

– Вам что-нибудь об этом известно? – спросила Рут Анну.

– Еще бы. Фенстон поручил мне перед отправкой оценить Ван Гога для страховки. У Марка Полтимора это займет не больше часа, и «Сотбис» сразу вернут картину.

– Мистер Липман об этом ничего не сказал в электронном письме.

– Честно говоря, – сказала Анна, – мистер Липман так далек от искусства, что не отличит Ван Гога от Ван Моррисона. – Она сделала паузу и добавила: – Вы можете позвонить Фенстону и спросить его.

– Чтобы он еще раз мне голову оторвал? – возразила Рут. – Нет уж, спасибо. Лучше я положусь на ваше слово. Как я понимаю, вы заберете картину под свою ответственность и распишетесь в получении?

– Разумеется.

Охранник снял футляр с полки и вынес к бронированному фургону «Сотбис».

– Распишитесь вот здесь, – попросил водитель.

Анна подошла и поставила свою подпись под документом о передаче картины.

– Лучше бы вернуть ее до прилета Липмана, – сказала Рут. – Ни к чему мне раздражать этого человека.

– Вам было бы спокойнее, если б я тоже поехала в «Сотбис»? – спросила Анна. – Возможно, так дело пойдет быстрей.

– Вы не возражаете? – обрадовалась Рут.

– В данных обстоятельствах это будет разумно, – сказала Анна, залезла в фургон и устроилась рядом с водителем.

Рут помахала ей вслед. Фургон миновал ворота и влился в поток машин, бегущий к вечернему Лондону.

Служебный «Гольфстрим V» Брайса Фенстона приземлился в Хитроу в 19.22. Рут ждала на площадке перед ангаром. Она заранее предупредила таможню, так что с оформлением документов можно было закончить сразу по возвращении Анны.

В течение последнего часа Рут все чаще поглядывала на главные ворота, с нетерпением ожидая появления бронированного фургона. Она позвонила в «Сотбис» и узнала, что картина доставлена в целости и сохранности, но это было два с лишним часа назад.

Карл Липман сошел по трапу на землю и поздоровался с Рут за руку. Они уселись на заднее сиденье принадлежащего аэропорту лимузина, чтобы отправиться в ресторан.

– Есть сложности? – сразу спросил он.

– По-моему, нет, – ответила Рут, когда лимузин остановился. – Мы выполнили ваши указания целиком и полностью. Начнем погрузку, как только завершится заправка, это не должно занять более часа.

– Рад слышать, – заметил Липман, толкнув вращающиеся двери. – Мы зарезервировали вылет на половину девятого.

– Тогда, пожалуй, я лучше оставлю вас здесь, а сама прослежу за оформлением документов в аэропорту. Как только картина окажется на борту, я вам сообщу.

Липман кивнул и опустился в кресло. Рут повернулась, чтобы уйти.

– Не желаете чего-нибудь выпить, сэр? – спросил бармен.

– Шотландского виски со льдом, – заказал Липман и принялся изучать меню.

Подойдя к двери, Рут обернулась со словами:

– Когда Анна вернется, не могли бы вы ей сказать, что я на таможне?

– Анна?! – воскликнул Липман, вскакивая из кресла.

– Да, она провела здесь несколько часов после полудня.

– Чем она занималась? – Липман надвигался на Рут.

– Перепроверяла декларацию, – ответила Рут, пытаясь говорить как можно спокойнее, – и следила за исполнением распоряжений мистера Фенстона.

– Каких распоряжений? – рявкнул Липман.

– Отправить Ван Гога в «Сотбис» для оценки на предмет страховки.

– Председатель таких распоряжений не отдавал. Петреску была уволена три дня назад. С кем она имела дело в «Сотбис»?

– С Марком Полтимором, – ответила Рут и бросилась к телефону. Она быстро нашла нужный номер в компьютере.

– Марк?

Липман выхватил у нее трубку:

– Полтимор?

– Я слушаю.

– Меня зовут Липман. Я…

– Я знаю, кто вы такой, мистер Липман.

– Прекрасно. Как я понимаю, у вас находится наш Ван Гог.

– Точнее, находился, – ответил Марк, – пока доктор Петреску не сказала, что вы передумали и желаете, чтобы картину немедленно вернули в Хитроу и отправили в Нью-Йорк.

– И вы на это пошли? – повысил голос Липман.

– У нас не было выбора, мистер Липман. В конце концов, на сопроводительном документе стояла подпись доктора Петреску.

– Привет, это Винсент.

– Привет. Это правда, что я сейчас узнала?

– А что ты сейчас узнала?

– Что ты украла Ван Гога.

– В полицию сообщали?

– Нет, на это он не отважился. Он отправляет кого-то в Лондон, чтоб тебя выследить, но мне не удалось выяснить, кого именно.

– Возможно, меня уже не будет в Лондоне. Я еду домой.

– Картина в безопасности?

– Безопаснее не бывает.

– Прекрасно. Сегодня твои похороны, и он будет на отпевании.

Связь прервалась. На этот раз уложились в пятьдесят две секунды.

Анна повесила трубку, лучше, чем когда-либо, понимая, какой опасности подвергает Тину. Что предпримет Фенстон, если выяснит, что она неизменно опережает его на ход? Она подошла к стойке регистрации.

– Сдаете багаж? – спросила ее служащая. Анна подняла с тележки красный футляр и поставила на весы. Чемодан отправился следом.

– У вас большой перевес, мадам. Боюсь, вам придется доплатить тридцать два фунта.

Анна извлекла деньги из бумажника, а служащая тем временем прикрепила бирку к ее чемодану и шлепнула на футляр наклейку.

– Посадка минут через тридцать, выход номер сорок три, – сказала она, вручая билет с талоном, Анна направилась к выходу номер сорок три.

Кого бы ни послал Фенстон в Лондон следить за ней, этот человек приземлится, когда она уже давно будет в воздухе. Но Анна знала: стоит им внимательно прочитать ее заключение, как они вычислят, где в конце концов окажется картина. Ей просто требовалась уверенность, что в этом месте она будет раньше них. Но сначала нужно было сделать пару звонков. Первый – в агентство проката, чтобы забрали ее автомобиль у офиса «Хранилища искусств», второй – предупредить о своем возвращении – человеку, с которым она не общалась лет десять.

Анна заняла место в очереди на личный досмотр.

– Она направляется к выходу номер сорок три, – произнес голос. – 272-й рейс «Британских авиалиний» до Бухареста.

Фенстон растолкал чиновников и вылез в первый ряд, пока президент Буш и мэр Джулиани обменивались рукопожатиями с избранными, приглашенными на поминальную службу на нулевом уровне.

Он подождал, пока президентский вертолет поднимется в воздух, и присоединился к остальным скорбящим.

Грег Аббот. Келли Галликсон. Он вглядывался в лица родных и друзей, пришедших на службу.

Анна Петреску. Фенстон знал, что мать Анны живет в Румынии и на поминании присутствовать не сможет. Он гадал, кто из согбенных родственников может быть ее дядюшкой Джорджем из Иллинойса.

Ребекка Рейнджир. Он поглядел на Тину. У той в глазах стояли слезы.

Священник прочитал молитву и осенил всех крестом.

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – произнес он.

– Аминь, – в один голос отозвались собравшиеся.

Тина глянула на Фенстона. Ни слезинки в глазах, стоит, переминается, как обычно, с ноги на ногу – видать, надоело ему. Пока люди здоровались, переговаривались и соболезновали, Фенстон, безо всяких церемоний, направился к парковке.

Тина не сводила с него глаз. Водитель распахнул перед ним дверь, Фенстон забрался в автомобиль и уселся рядом с какой-то женщиной, Тина ее раньше не видела. Водитель занял свое место, машина выехала на дорогу и скрылась из виду.

На женщине, сидевшей рядом с Фенстоном, был темный брючный костюм. Неизвестность была ее главным козырем. Она ни разу не приходила к Фенстону на работу или домой, хотя они знали друг друга больше двадцати лет. Она познакомилась с Нику Мунтяну, когда тот был посредником между президентом Николае Чаушеску и мафией.

Первейшей обязанностью Фенстона при правлении Чаушеску было переводить крупные суммы денег на счета в разные банки по всему свету – в вознаграждение верным прихвостням диктатора. Когда прихвостни переставали быть прихвостнями, сидевшая рядом с Фенстоном женщина их ликвидировала, а он перераспределял деньги с их счетов на счета других. Его профессией было отмывание денег. Ее профессией было устранять неугодных своим фирменным оружием – кухонным ножом.

В 1985 году Чаушеску решил отправить в Нью-Йорк своего личного банкира, чтобы тот открыл для него филиал. На четыре следующих года Фенстон потерял из виду сидевшую рядом женщину, но в 1989 году Чаушеску был арестован, осужден и казнен. Ольга Кранц этой участи избежала. Перебравшись через семь границ, она нелегально проникла в Америку и влилась в армию бесчисленных незаконных эмигрантов.

Фенстон первый раз увидел ее по телевизору, когда ей было четырнадцать лет и она представляла Румынию на чемпионате мира по гимнастике. Тогда ей досталось второе место, а первое заняла ее соотечественница Мара Молдовяну. Газеты предсказывали им золото и серебро на ближайших Олимпийских играх. К несчастью, Молдовяну трагически погибла – сорвалась с бревна, делая двойное сальто, и сломала шею. В эту минуту с ней в спортзале находилась только Ольга Кранц. Кранц поклялась завоевать золотую медаль в память о Молдовяну.

За несколько дней до формирования олимпийской команды Кранц растянула подколенное сухожилие. Ее имя быстро исчезло из газетных заголовков – обычная судьба спортсменов, получивших травму. Фенстон решил, что больше о ней не услышит, но как-то утром увидел, как она выходит из канцелярии Чаушеску. Он сразу узнал этот серо-стальной взгляд. Фенстон навел справки у осведомленных людей и выяснил, что Кранц стала начальником личной охраны Чаушеску. Главные обязанности – ломать кости тем, кто перечил диктатору. В совершенстве овладев этим искусством, она переключилась на работу с холодным оружием.

Чаушеску хорошо ей платил. Фенстон платил лучше. За двенадцать лет ее гонорар вырос до миллиона долларов.

Фенстон вытащил из портфеля папку и отдал Кранц. Та внимательно рассмотрела пять недавних фотоснимков Анны Петреску и спросила с сильным румынским акцентом:

– Где она сейчас?

– В Лондоне, – ответил Фенстон, вручив ей вторую папку.

Она извлекла из нее единственную цветную фотографию.

– Кто он?

– Он важнее женщины. Он незаменим. Но женщину убьете не раньше, чем она выведет вас на картину.

– Сколько я получу за похищение картины?

– Миллион долларов. За женщину столько же, но после того, как я второй раз побываю на ее похоронах.