Текст книги "Канал КØжа (ЛП)"

Автор книги: Джефф Нун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

-14-

Нола ехала дальше, выжимая из машины её предел.

Без пункта назначения.

Мелькали лишь огни ночных тату-салонов и круглосуточных аптек – каждый неоновый импульс и стробоскоп, как удар треск-шоу, сияющее с тротуара.

Здесь продаётся средство от Солнечной чумы. Гарантированный результат! Рецепт не требуется.

Мёртвый блеск в глазах Нолы.

Чувство вырезанности из себя, будто её собственная кожа больше не заключает её в себе. Она стала живым призраком, проезжающим через ряд отдельных местностей, ища успокоение, но каждая местность на пути регулируется странными законами и ещё более странными людьми, и сама она – самая странная из всех.

Устала. Так устала. Нужно отдохнуть. Нужно…

Машина ехала сама по себе.

Время подыскать местечко, в котором можно устроиться. Где-то в неизвестности.

Переосмыслить, перезарядиться.

Она завернула на стоянку ближайшего местечка, попавшегося ей на глаза, небольшого убитого отеля на улице с половиной названия.

Здесь и сейчас. Спать.

Старик за стойкой посмотрел на неё так, будто знал откуда-то из прошлой жизни, но точно не смог вспомнить, когда и где. Ещё один человек: одинокий мужчина, сидящий на ресепшене. Молодой. Опрятно одетый. Он тоже пялился на неё. Какой-то нервный, но будто имевший право на неё пялиться, как если бы ему принадлежала часть её. Нола знала этот взгляд. Он разглядывал её как общественную собственность.

Она заказала поднос сэндвичей и кофе, а потом удалилась в свою комнату. Тонкие влажные покрывала «фитильки», туго натянутые простыни на кровати. Еле тёплая горячая вода ржавого цвета из трубы, гремевшей и звеневшей. Еда была чудесной, а кофе ещё лучше, из-за своей крепкости и дешевизны, но был момент, когда она уже почти вывернула наружу свою трапезу. Но нет, её желудку нужно было это подкрепление, это топливо. Она заглотила его. Душок и неприятный привкус раздражали язык, но это было хорошо, её метаболизм, как животное внутри, нуждался в кормёжке.

Теперь ей стало лучше.

Сон мог ещё немного подождать.

Ну-ка, посмотрим на это. Ну-ка, полезем в это.

Нола встала и открыла шаткий и трескучий платяной шкаф. Как она и надеялась, перед ней предстало зеркало в полный рост. Пыльное и пятнистое, лишённое серебра кое-где, но его было достаточно. Нола сбросила одежду и ступила обнажённая перед стеклом, мерцая, светясь, поворачиваясь и так и сяк, она изучала своё тело.

Её живот устроил ей конкурс талантов для услады глаз.

Крошечные формы играли вдоль её левой руки, на внутренней стороне чуть ниже локтя. Она присмотрелась. Формы складывались из чисел: падающие торговые показатели.

Лица вспыхивали, исчезали, вспыхивали снова на каждом запястье, каждое лицо в диалоге, охватившем пространство между её ладонями. Когда она разводила руки, голоса слегка усиливались в громкости, чтобы преодолеть разрыв.

Вокруг её правого бедра пролегла магистраль, вдали, спеша, скрылась из виду машина.

Нола повернулась к зеркалу спиной, чтобы увидеть свою левую лопатку, расцвеченную живыми пышными яркими цветками на фоне высоких вьющихся стеблей травы. На лепестках в поисках нектара роились насекомые. Вероятно, садоводческое шоу.

У каждой программы было собственное звучание – тихое, все они теперь слились в мягкий настойчивый гул.

Её шея получала новости из дальних стран – росла угроза войны.

По одной груди протянулись заусенцы и укусы Купола Удовольствий, сновиденные мысли Мелиссы вырисовывались на изгибах плоти. Другая грудь пылала аркадной игрой, это место пестрило каскадами монет, тёплых от музыки.

Теперь мультяшный кот гонялся за своим закадычным желтопёрым врагом, круг за кругом вокруг её живота, перебегая с одного бока на другой в своей круговой прогрессии.

Нола улыбнулась, она не могла сдержаться.

Она ожила картинками.

Здесь был коже-кинотеатр, создающий искусство.

Инфекционизм.

В один момент она наблюдала себя со стороны, как зритель; в следующий – она схлопнулась в себя и почувствовала, как изображения выжигаются, барабанят и скользят по плоти. Царила путаница. И всё же, в баре ей удался некоторый контроль. Сможет ли она повторить это, узнает ли новые методы?

Нола глубоко вздохнула.

Действуем осторожно. Концентрируем волю.

Поехали.

Вот оно. Начинается. Щёлканье и шум в голове по мере того, как она переключает собственные каналы. Случайные хиты. Дрожь. Нечёткая статика, пятна помех, где сигналы сталкиваются и мгновенно выпадают прочь, боль от этого. Горение кожи. Клик, клик. Канал 9, Канал 24, Канал 57. Двигаемся дальше, за пределы нормальных волн. Подхватывая радиопрограммы, вызовы такси, полицейские передачи, гражданскую полосу, спутниковые импульсы. Веб-взрывы, флекситексты, случайные вводные данные от совершенно незнакомых людей, шиммеры из Шиммертауна, ВиДи-всплески. И кроме того, призрачные голоса на увядающем краю спектра, кликкск, рисунки меняются в унисон со звуками.

Нола кожезагружалась.

Она пытается контролировать волны трансформации, – неудачная попытка, клксккз, падение, неудачная попытка, зксттикскт, её плоть оборачивается сплошной телесной поверхностью, площадкой хаоса. Перегрузка картинками, порезами плоти, лицами, ногами, пистолетами, погонями, прогнозами погоды, морскими бурями, взрывами бомб, поцелуями молодых любовников, руки на плоти, карты, планета Земля из космоса, вращающаяся в тандеме с луной, снова целуются, зкксикскк, весь её телесный экран струится потоками различных сигналов и загрузок, звукового и визуального беспорядка, сложного, жгущего её кожу, теперь покрытую потом. Нола теряется в каждом моменте, растекающемся по каталогам её плоти, тканей, плавящихся от шума, цвета и влажности, вен, затопленных изображениями, кликксзк, её ум мягок, словно звёзды, заполнен дымкой: тень статических импульсов, боль мышц, сетевой гул, воспламенение, шипение, зклик, ззххмммкст, ксклик, зклик, кхклик, кхксзкикикхз.

Потеря дыхания.

Глазам больно от пестрения и слёз.

Помутнение.

Её ум включался, выключался.

Вкл… Выкл…

Щелчок вкл и выкл.

ВКЛ

ВЫКЛ

Её руки надавливают на живот, на бёдра, груди, предплечья, вгрызаются, царапают. Клик. Кликкк. ВКЛ. Фзззт. ВЫКЛ. Ктч. Зкскст. ВКЛ! Кттрв. Выдернуть распоясавшиеся образы, оторвать их от себя! Ксззт. Ктик. Ззскскт. Кктич. Разрывая изображения с экрана своей кожи, она испытывала единственное желание – освободиться от всего этого, снова стать чистой. Руки вгрызаются, вгрызаются. Клиик, ткскликкк, клик, кзксксикиклк. Кровь. Толчок. Клкик, кккикзкс. Нервный скачок, а затем из неё, из её тела, вырывается крик, и теперь все картинки вдруг дробятся человеческими лицами, все как один, сто ртов крупным планом, красные пасти с зубами, все они кричат. И сама она. Её собственный рот, этот единственный настоящий красный влажный рот, присоединяется к общему крику.

Архххгххшиирххххххх!

Она падает на пол, на колени, руки поднимаются, чтобы обхватить лицо.

Она выкрикивала. Каждый голос.

Рёв!

Аххфгрхххазжнхххжаргннкксжххххжхххххх!

Бац.

Чей-то кулак о стену. Нет, не о стену. Дверь. Кто-то стучится в дверь, гулко. Требуя быть впущенным.

Уходите.

Голос Нолы, простой вдох. Шёпот.

Пожалуйста. Уходите…

Стук продолжался.

Теперь другие голоса. Снаружи.

Ну почему мне не дают покоя? Почему не оставят меня?

Звук поворота ключа в замке.

Нет!

Нола пыталась встать, подняться на ноги, натянуть какую-то одежду, простыню – хоть что-нибудь.

Прикрыть свой стыд, уродство, своё великолепие.

Там был старик из ресепшена, пялился на неё. И тогда другой мужчина толкнул его в спину, обращаясь к нему. Нола слышала только визг голоса внутри собственной головы, руки хватались за простыню.

Хватались, хватались…

Слепая.

Слепая паника.

-15-

Пьяная Эвелин Мур, придя домой, совершила аварийное приземление, растянувшись на скомканном одеяле.

Спала час или два.

Её разбудило мерцание. Дрожь.

Ночь. Та женщина в баре. Что произошло?

Её глаза приоткрылись в темноте.

Что, мать его, случилось вечером?

Вдруг ожила, более чем наполовину протрезвела.

Холодный ум.

Она поднялась, разыскала свою гламкамеру, просмотрела экран, увидев снова женщину с мерцающей кожей, тело из картинок, из образов, танцующих на плоти, на руках.

Нола. Нола Блу, поп-звезда.

Какая-то Видео-Экранная Женщина?

Это же высшая лига сплетен, новостей, загрузочный ажиотаж.

Теперь Ева, окончательно проснувшаяся, умывшаяся и прихорошившаяся, сидела за бокс-компом. Она подсоединила видифлекс напрямую ко входу и просматривала результат съёмки во весь экран, в полном цвете, звуке и деталях, настолько увеличенных, насколько позволяли настройки.

Она работала час или два, создавая новый ползучий сайт, не заморачиваясь над дизайном и доведением до совершенства на этой стадии, просто чтобы опубликовать новость, приобщить мир к этому чуду.

Пальцы на кнопке РАЗДАТЬ, нажимают, и…

кликкк

KanalkØzha*vine активирован.

Видеоматериал с Нолой во всей её телевизуальной красе разлетелся по эфиро-пространству, путешествуя по проводам и волнам, зашифрованный, спутанный, отскакивая от путевых станций, отражая шумы, множась по паутинам и узловым точкам, закрепляясь на сигналах привлечения, опадая картиночной пылью на приёмники, сюда, чтобы быть загруженным, декодированным, спущенными на землю терминальными коконами и тэг-спайкерами, и клипо-ищейками, и всеми искателями, месседж-детекторами, всеми ловцами трансляции из рая, живущую и дышащую женщину с визионной кожей. Зрители включились. Слова распрыскивались, портапопы передавали ссылки, сомаподы нашёптывали друг другу, телебаги хлопали своими крылышками и пели новость в полный голос, десятикратно, тысячекратно.

Клик-джэммеры попросыпались.

Слух сходился и расходился по путям единиц и нулей. Ночь жужжала обрывками речи.

Сеть ртов шептала, пела, кричала, перегруженная.

Шиммертаун заискрил шиммерами, сначала несколькими, а затем всё большими, по мере того, как по миру подключались зрители, искря туда-сюда своими собственными мыслями и чувствами.

Нола продолжала жить, не ограничиваясь экраном, будучи теперь не только плотью, но и эфиром.

Эвелин открыла шумокруг, получила первые запросы спустя считаные минуты: месседжи для Нолы, где бы она ни была.

> Нола, бэйби! Вот моя аватарка. Кожетранслируй меня!

> Флештастика. От начала и до конца! Пожалуйста пожалуйста пожалуйста, покажи миру моего танцующего щенка. Это суперрулёзно.

> Это какая-то фальшивка, верно? Какой-то сраный развод от Джорджа Голда.

> Нет. Это правда. Я слышал об этом от друга. Он был там! В баре.

> Нола… Ты – сама женственность 2.0.

> Приезжай ко мне, НолаБлу. Проверишь мою сеть.

> О Боже, это так уродливо! Хочу быть как она! Где можно встроить такую опцию? Кто-нибудь?

> Она транслирует порно? Я бы предложил свои услуги.

> Покажите меня, ВизСкрн Дева. Пустите мня на свю программу.

> Нола. Пой электрикой тела, почему нет?

Эвелин собрала вводные данные, зациклила, установила обсуждение на авто и облокотилась на спинку стула, дрожа от удовольствия, попивая кофе и поедая кашу из полосатой миски.

Пока её ум пребывал в полудрёме…

Ночной воздух дрожал золотом месседжей

двигавшихся через волны лунного света

проводов и частиц.

По всему миру: глаза ослеплены яркостью

когда пальцы кликают и тапают

в движении к

танцу данных.

-16-

Медленный джаз по радио. Туманная музыка прошлых лет.

Ночник: тёплое жёлтое свечение в углу. Остальная комната – в тени.

Нола Блу сидела на кровати, отпивая из надколотой кружки, наполненной бренди. Её тело было завёрнуто в белую простыню, и ничего более.

Мужчина облокотился о стену.

– Я вас узнал, разумеется, – сказал он. – Я видел, как вы подъезжали и сказал себе: Вот она, Нола Блу. Номер один в мире с первого своего сингла.

Нола держала голову опущенной.

Мужчина продолжал:

– Не часто мне приходилось встречать знаменитую личность.

– Я не такая.

– Не знаменитая? Или не личность?

Нола посмотрела на него.

Лет двадцать с лишним. Лицо в полутени. Длинные волосы зачёсаны назад. Молодой человек с нижнего этажа, с ресепшена.

– Ни то, ни другое, – сказала она.

Мужчина сложил руки.

– Вы создание, как и я – неизвестного вида.

– Я не как вы.

– Одинокий зверь с колючкой в боку. В одинокую и кошмарную дождливую ночь это случается – укол страха, словно булавкой. Может ли человек быть таким одиноким, даже со всеми своими друзьями и любовниками вместе взятыми? Охх! И болит же, правда? Но недостаточно, чтобы заставить вас что-то предпринять. Ох, ох. Все эти годы попыток отделаться. Ох, ох, ох, и она всё ещё допекает, всё ещё пыряет и протыкает вас. И вместо того, чтобы привнести жажду в вашу жизнь, всё, что она делает – оставляет вас утомлённой от опостылевшей себя самой. Ведь так?

Нола не могла больше выносить его вида.

– Очевидно, – продолжал он. – Даже суперзвёзды мирового масштаба причастны к переживанию всеобъемлющей пустоты.

– Когда им позволено. – Её голос был тихим.

– Что позволено?

– Когда их менеджеры позволяют им подобные переживания.

– И часто эти менеджеры, как вы их называете, позволяют такие переживания?

– Где-то раз в год.

Молодой человек покачал головой.

– А вот это действительно печально. Со мной, Нола, вам можно будет чувствовать всё, что захотите, в любое время, когда пожелаете. Подходит вам такое?

Нола колебалась.

– Да.

– Но вы слегка не в себе, да? Вот сейчас?

Она кивнула.

Он подошёл к окну, приоткрыл его. Внезапное ощущение холодного ночного воздуха.

– Однажды я сделал запись звука муравейника. – Теперь он говорил приглушённым тоном. – Я был всего лишь ребёнком. У меня был дешёвый диктофон с хреновым микрофоном, который я нежно опустил в грунт. Я нажал на запись и оставил его там на полчаса. В ту ночь я погасил свет, лёг в кровать и проиграл плёнку. Мне было девять лет.

Его голос пульсировал, вводил в транс.

– Это был звук потрескивания пламени, электричества, бегущего по проводам. Человеческого мозга за работой. Я лежал, ошеломлённый, засыпая. Звук проник в мой сон.

Он повернулся к Ноле.

– В дневное время я телефонный рекламный агент. Мы продаём рекламное пространство. Пустоту, если хотите. Я сижу в кабинке, звоню людям, незнакомцам, нежно охочусь на них. Заранее запрограммированные слова разворачиваются на мониторе и мои губы делают необходимые движения, чтобы привнести в эти слова жизнь в своём рту, в проводах, воздухе, который разделяет нас всех, в ушах слушателей. Предполагалось, что это будет временно, ну знаете, нечто, чтобы продержаться на плаву, пока мои тайные проекты, мои планы не начнут окупаться. Три года я так проработал. Недавно меня повысили. Сейчас я циркулирую по кабинкам, удостоверяясь, что люди делают то же, что делал я, следуя сценарию. И мало-помалу, звонок за звонком, пустота приближается: потерянная связь, мёртвая линия, шумы.

Он на шаг подошёл.

– А потом ночью, по выходным, я путешествую в звуке. Я записываю мир в миниатюре, мир внутри мира.

– Рассказывайте дальше, – прошептала Нола в ответ.

– Пение птиц, дождь по листьям, по лужам, крики животных, ночные совы, люди, спорящие на скамейках в парке, магнитная катушка плохо настроенных антикварных радио и телевизоров. Я люблю фузы и трески, фоновые звуки. Аналоговый гравий. Однажды я разместил микрофон в теле мёртвой мыши, пока насекомые пожирали её плоть. Жизнь сама по себе, всегда на грани затухания. И вот однажды, одним утром я проснулся в удушливой гостиничной комнате с лежащей рядом обнажённой женщиной, незнакомкой, записывающее оборудование разбросано по простыням. Её тело всё ещё было украшено контактными микрофонами, пятью из них, каждый из которых был прикреплён в месте жизненно важного участка плоти. И даже когда женщина зашевелилась, проснулась, и зашептала, и улыбнулась мне, я думал про себя: Где я, чёрт возьми? Что я собираюсь с этим делать?

Его голос затих.

Нола осознавала все шумы, наполнявшие тишину: скрип деревянной обшивки, дребезжащий смыв туалета ниже по коридору, включение термостата мини-бара. А также, своё тело, работающее на низком ходу: постоянная пелена интерференции, случайные красно-жёлтые прострелы жара, заставляющие кожу потрескивать.

Она попыталась встать и тут же об этом пожалела – её череп озарился светом, выплеснувшимся в мерное серое жужжание. Она с трудом могла собрать мысли. Она поднесла руку к голове, большим и остальными пальцами сжимала виски. Она была выжата.

– С вами всё в порядке?

Мужчина подошёл к ней. Он выглядел неуверенно.

– Ничего.

– Уверены?

– Отойдите от меня.

Нола сражалась со статическими волнами, стараясь их утихомирить. Шумы, эхо. Голоса. Неразборчиво. Она чувствовала, что её зовут, вызывают, и она выдвинулась с ответом, с принадлежностью, наконец, с освобождением от всей этой боли и сомнений, и тогда на неё легли мужские руки, успокаивая. Нола позволила себе быть охраняемой, она снова отдыхала на кровати, теперь шум снизился, исчезая, оставляя её ум пустым, скучающим по дому, расчерченному тенями.

Мужчина отодвинулся.

– Это часто случается?

Нола кивнула.

– Да, но так плохо ещё не было. Какой-то приступ.

Он стоял, глядя на неё, как она допивала свой бренди и просила ещё. Один для неё, один для него.

– Я не знаю, как вас зовут, – сказала она.

– Верно.

– Вы мне скажете?

– А если бы и сказал, Нола, это бы что-то для вас значило?

– Конечно, значило бы.

Молодой человек улыбнулся.

– А через пятнадцать минут мы попрощаемся, и это улетучится из памяти.

– Нет, так произойти не должно.

– Что я могу значить для вас?

– Вы помогли мне.

Он улыбнулся и вытянул сигарету.

– Не возражаете?

Нола покачала головой.

– Хотите одну? – спросил он.

– Можно затяжку-другую.

Он подкурил сигарету, протянул ей. Нола затянулась.

Мужчина наблюдал.

– Хорошо?

Она выдохнула.

– Иисусе, это было так давно.

– Вам идёт.

Они передавали сигарету друг другу.

– Вы кажетесь одинокой, в смысле, для такой знаменитости.

Нола пожала плечами.

– У вас есть бойфренд?

Она засмеялась.

– У меня есть… компаньоны. Я не уверена, что они считаются.

– Почему ж нет?

– О, вы их только иногда видите на фотографиях, в прессе. А там всегда подписано. Что-то вроде: Звезда номер один, Нола Блу, была замечена во второсортном ночном клубе со своим последним «компаньоном», актёром Мартином Финчли. Что-то в таком духе. Нола красуется в компании своего нового партнёра на презентации продукта. И так без конца.

– А какие они, эти парни, в реальности?

– Я не уверена, существуют ли они в самом деле. Как таковые. Их для меня Джордж находит.

– Джордж?

– Джордж Голд. Мой менеджер.

– Ах, да. Знаменитый Джордж. Верно. Вы одна из тех.

– Одна из…

– Одна из тех созданий.

Нола смотрела на него. Холодно.

– Думаю, нам нужно…

– Да?

– Не могли бы вы оставить меня, будьте добры. Мне нужно одеться.

Он затушил сигарету.

– Куда вы собираетесь? – Он опять направился к ней. – Куда вы можете пойти? Есть ли кто-то, по-настоящему способный понять вас? – Он неотрывно смотрел на неё. Она отвернулась. Он подался вперёд, мягко продолжая: – Когда я увидел вас вечером, Нола, через эту дверь. Когда я увидел вашу кожу. О… её сияние. Ваше тело было словно охвачено огнём, картинами и звуками. Энергией.

Она больше не могла отводить взгляд.

– Что я такое? – спросила она.

Его ответ, шёпотом:

– Какая-то хаотическая красота. – Глаза в глаза. – Какая-то непостижимая красота, за пределами формата.

Трепетное мерцание плоти.

Вдруг, по её лицу проплыл образ.

Видео ночного неба. Звёзды, луна, краткая вспышка кометы.

Теперь. Лицо само по себе. Обновляющееся, изменяющееся.

Прошло. Снова чистая кожа.

– О, мой… Это было… – Он не мог подобрать слова. – Это было восхитительно.

– Почему же я? Почему? – спросила Нола.

– Не знаю. Вы избраны.

– Ну почему надо было выбрать меня?

– Это, должно быть, из-за рецептивности, открытости всем каналам.

Нола покачала головой, вздохнула.

Молодой человек слегка отступил.

– Не вы одна страдаете от этого.

Нола смотрела на него.

– Есть и другие. Несколько, разбросанных по всему миру. Россия, Таиланд, Мексика. Так что… вы не одна. Не совсем. И скоро появятся ещё такие, как вы, через месяцы.

– Как я?

Нола чувствовала себя странным образом зачарованной этой мыслью, этой идеей других извне, других сущностях, пылающих теми же потоками и статическими зарядами образов. Если бы ей только удалось найти одного из них, одного или нескольких, взяться с ними за руки, несомненно, это дало бы ей покой.

– Откуда вы это знаете? – спросила она.

– Из эфира. Как-то ночью я взламывал каналы. У меня был волновой комп, настроенный на частоты-призраки, улавливающий сигналы по всему миру, полулегальные станции, посылавшие сообщения, содержавшие информацию, которую правительства стараются держать в тайне.

Нола чувствовала искру воспламенившейся жизни, перерывы между сигналами. Картинки, формируясь и двигаясь под её кожей, жаждали передачи.

– Вы конспиролог? – спросила она.

– Был им, полагаю. Но сейчас правда сидит прямо передо мной.

– Продолжайте.

– И потом я нашёл эту странную программу. Она была спрятана между двумя другими станциями, и едва ли вообще там была, сплошная статика. Я смог расслышать голоса, стремившиеся быть услышанными из шума.

Нола опознала эффект.

– Это был сайт, на который я ни разу не наталкивался. Я притянул и отделил волну, насколько мог, пока голоса не прояснились.

– Они говорили по-английски?

– На всевозможных языках. Некоторые вообще мне неизвестны. Другие же более знакомы. Английский, французский, немецкий. – Он улыбнулся. – И тогда я впервые услышал о сигналах-паразитах.

– А это что такое?

– Помните о переключении Кляйна-Зеккера?

– Да, смутно. Новый транслирующий сигнал?

– Он самый. Его запустили в начале этого года. Бесконечный массив данных в виде фрактальной волны. Кажется, сигнал-паразит является непредвиденным побочным эффектом новой технологии. Разумеется, об этом никто не распространяется.

– И что он делает… этот паразит?

– Это вирусная инфекция, захватывающая человеческую плоть. Но вирус, не относящийся ни к одной органической природе из известных. Возникший из самого эфира.

Нора покачала головой.

– Я бы сказала, что вы псих.

– Несколько дней назад – наверняка.

– Да.

– Я чувствовал то же самое. Но теперь…

Они смотрели друг на друга. Нола что-то такое видела в его глазах, что-то, чего она до сей поры не видела.

И она впервые посмотрела на него как следует.

Возможно, слегка старше, чем ей подумалось вначале.

Чёрные растрёпанные волосы, падающие на его брови, его глубоко посаженные глаза.

Глаза, которые притягивали её, с темнотой внутри.

Губы, налитые кровью,

бледная кожа, едва ли видавшая дневной свет.

Лицо контрастов, интересно.

Я бы почти…

Она отключилась от чувств.

– Что ещё вы узнали?

Молодой человек колебался.

– Ну…

– Расскажите, пожалуйста.

– Они никогда не протягивают долго, эти инфицированные. Понимаете, о чём я?

Нола кивнула. Мужчина не отводил глаз.

– Конечно же, у вас может быть всё по-другому. Сигнал-паразит всё ещё на стадии зарождения, он ещё формируется. Кто знает, во что он трансформируется, когда найдёт себе оптимального хозяина.

Кто-то снаружи прошёл по коридору: медленные пьяные шаги протопали мимо закрытой двери.

Молодой человек сидел на кровати, на приличном от Нолы расстоянии.

– Мы завалили себя средствами массовой информации во множестве их форм. Наши умы теперь открыты сигналам. Мы стали антеннами.

Нола прикрыла глаза.

Триггеры. Клик-кликающие в её голове.

Этот парень кое-что о ней знает.

Она изобразила улыбку, и мужчина придвинулся.

– Сейчас сигнал начинает загрязнять нас напрямую, Нола. Плоть – аналог, и внутри вашего тела сигнал перетекает прямо в человеческую форму.

Она отвернулась.

– Я больна.

– Это не болезнь. Это перемены в мировом цайтгайсте[6]6
  Дух времени (нем.).


[Закрыть].

– Предполагается, что всё это заставит меня почувствовать лучше?

– Не это. Но кое-что. Это кое-что да означает, неужели вы не видите?

– Это означает боль. Одиночество.

Молодой человек кивнул. На минуту он затих, а потом:

– Меня зовут Джо. Джозеф Палмер.

– Хорошо. Приятно это знать.

– Нола, дайте мне на вас посмотреть.

– Не могу.

– Я об этом только слышал, только мечтал.

– Я не фрик-шоу.

Рука Джо потянулась. Нола вздрогнула.

– Нет. Не трогайте меня. Пожалуйста.

– Я просто ищу, где у вас кнопка.

Нола застонала.

– Это была шутка, между прочим.

– Я знаю. Просто это…

Она колебалась.

– Что? – спросил Джо. – Это само собой получается?

– Да. Ну, не совсем. Сейчас уже не так. Я обретаю контроль.

– Я слышал о таком эффекте. О нём упоминали. Люди могут учиться.

Нола повернула лицо прямо к нему.

– Джо?

– Что?

– Оно… вы не знаете, оно заразное?

– Полагаю, да. Но только в случае близости. – Его голос успокаивал, согревал. – Настоящей близости.

Он положил руки ей на плечи, близко к шее, с каждой стороны. Ожидая искры.

Спокойно:

– Покажи мне.

Нола закрыла глаза.

Его пальцы гладили её волосы с той стороны, где они ниспадали на лицо, а потом и само лицо, нежно, чувствуя тепло непосредственно из-под кожи, картинки и звуки, ждущие просочиться сквозь поры. Покалывания по мере формирования образов, их слияния, отделения друг от друга, перетекания в новые формы, ещё не видимые, не жившие, не транслировавшиеся – только намёки, обещания, идеи, сырые данные в миксе тела.

Его рука покоилась на её лице, едва двигаясь, лишь кончики пальцев, слегка ласкающие. Он начал говорить:

– Я сбился с пути, Нола.

Её глаза медленно открылись.

– Я сбился с пути. Моя душа унеслась в дневную работу. Всё, что осталось – то, что я могу видеть перед собой и слышать. Чего я касаюсь.

И Нола увидела в его глазах собственный вернувшийся недуг. Она стала ядовитым оракулом, а он – наблюдателем. И тогда её тело стало отвечать и мягко говорить о своих собственных желаниях. С её кожи, как облако, поднялся детский голос, рассказывая историю, сказку о бродячей луне, заблудившейся в море, и сделанном из пчелиного воска корабле, волокущем луну назад, домой.

Цвета смешивались на её лице, формируя корабль, одинокую луну, маленького мальчика, улыбавшегося её возвращению.

Джо Палмер трепетал, видя это. Он не мог поверить, что он был так близок к источнику, его рука теперь двигалась вниз по её лицу, медленно по её губам – влажным, красным – вниз по её подбородку к шее.

Пальцы, декодируют,

свидетельствуют.

Он придвинулся ближе и дышал на неё.

Он дышал…

Картинки рябили под движением воздуха,

и дрожали,

снова восстанавливаясь, пока он двигался дальше,

пальцы по её груди,

под простынёй, вокруг её живота

мягко обращающееся

царапанье ногтем

побуждает образы воспламеняться,

танцевать.

Нола дрожала,

Простыня соскользнула.

Каналы кожи перемешивали новые станции,

передачи путешествовали по её телу,

лаская её кожу, как Джо ласкал её,

теперь, губы, едва касаются её,

затем…

прикосновение,

(ах)

сходясь, расходясь,

так, что картинки ослепляли и играли на её плоти

размываясь и поднимаясь под кончиками пальцев,

и, наконец, поцелуй:

Контакт…

Настоящие губы на транслируемых губах, на настоящих губах,

на транслируемых губах.

Его тело…

жилистое, всё в шрамах – старых и новых,

самонанесённых.

Её тело мерцало краденной красотой,

кожепиксели растворяются

создавая образы:

Тигры, рыщущие в ярких электрических цветах

солнечный луч на стене

дети за игрой

сады, небоскрёбы, волны, закаты,

субатомные структуры

перелистывающиеся страницы словаря

снегопад.

Кожа Нолы блестела,

хроматофоры оживали картинками:

Сияющие города

горящие огоньки полуночных деревень

посёлки, кишащие человеческой жизнью

тропические лианы

фиолетовые цветы

математические символы

вдруг, облако парфюма из флакончика-спрея

горящие часы

профили кинозвёзд

стрекозы, их крылья из бронзы,

серебра,

электрической лазури.

Плоть на плоти, крупным планом,

холм любви

где изгибы сходятся и расходятся…

две раны, ласкающие друг друга

через общую мембрану.

Слёзы – киношные и настоящие.

Мягкое влажное мерцание

других людских тел

проходило сквозь Нолу,

знакомые тела

незнакомые тела

голые, мужские и женские

все формировались на её коже, укрывая её

все

все ласкающиеся.

Она чувствовала шум,

вкус картинок,

трогала запахи обонянием зрения:

Затеряна в Телестезии.

Глаза Нолы трепещут и закрываются.

Теперь только тьма.

Теперь её череп разрисован звуками:

шепотками, перезвонами колоколов

тоненьких колокольчиков, бормочущим

эхом

отголосками бубенцов

мерцаниями шумов

Что-то холодное и тёплое проползало

по дальнему краю её кожи,

по кромке сумерек кожи

поднимая её тело света, цвета и жара

каталогизируя её,

делая её хрупким эфирным потоком

развернувшимся с мириад звёзд на землю:

Звёзды к земле…

Мириады полуночных звёзд вызывают землю…

Зовут

…

Вывод;

А нет никакого вывода.

Кульминация;

Отсутствует.

Только медленное появление новых возможностей

балансирующих и падающих

и вновь поднимающихся

на волнах звука и изображения

и даже по мере того, как тело растворяется

тело поёт…

Образы плывут над кожей

Звёзды шепчут и поют в воздушных волнах

луна размывает, смягчает

кожа смягчает

изображение шепчет

кожа шепчет.

Кожа размывает, мягкие

образы звёзд на коже

ночное небо на её коже, темнота

размывает свет там, где звёзды

мерцают

упавшие

падают, чтобы упокоиться здесь

на её коже,

радужные,

приглушённые…