Текст книги "Канал КØжа (ЛП)"

Автор книги: Джефф Нун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Голос откатился назад, в тишину, вдаль. Пряди чёрных волос упали на её лицо. И глаза закрылись, когда лицо Мелиссы погрузилось обратно в плоть.

Все опять увидели Нолу.

Публика ждала в тишине, заворожённая только что увиденным и услышанным. Пока рука за рукой не начали аплодировать. И тогда Нола поняла, что ей нужно делать, как должно быть разыграно это путешествие. Она дала людям зеркальные сны, и они в свою очередь предложили ей пока остаться с ними, хотя бы на день или два. Но Нола поблагодарила их и сказала нет. У неё ещё были дела, нужно было разыскать ещё одно место.

Она собрала кое-какие пожитки и спросила направление, которое увело бы её от Купола глубже в лес. Ей его подсказали, и Нола ушла, оставив людей Тангенса Пять наедине с воспоминаниями о Волшебной светящейся женщине, её цветах и образах, отсвет пожара которых всё ещё сверкал перед их глазами.

-27-

Тропинка пролегала между деревьями.

Тело Нолы освещало путь, её кожа сияла мягким свечением, заимствованным из мерцаний газовых ламп в костюмированных драмах того времени, а также изгибов и впадин мигалок из полицейских шоу. Она продолжала идти одна, пока рядом с ней не появилась тёмная фигура, двигавшаяся мягкой поступью.

Ни веточки не было сломано,

ни листика не было задето;

силуэт двигался зеркально.

Нола остановилась.

Силуэт тоже остановился.

– Кто здесь?

Ответа не было. Нола могла предположить только, что это был фотограф, вернувшийся за новыми образами.

– Я вас предупреждаю. Отстаньте от меня.

Снова тишина. И всё ещё можно было видеть человека, стоящего в ветвях.

Нола раздвинула листву и заглянула в просвет.

На неё смотрела девочка.

– Ты кто?

Девочка продолжала молчать. Её глаза были покрасневшие; вероятно, она недавно плакала.

– Дай мне посмотреть на тебя, – сказала Нола.

Ни движения.

Нола пробиралась сквозь деревья, чтобы подойти к девочке.

Ей было, наверное, лет шесть или семь, полупрозрачная бледная кожа и прямые зачёсанные светлые волосы.

Вокруг девочки вспыхивала гостиная, парящая, как разрисованный туман меж деревьев, оплетённых ветвями.

Нола узнала комнату, девочку.

Это была вечеринка по случаю её седьмого дня рождения.

Где-то здесь крутились её мама и папа, вместе с некоторыми родственниками и несколькими детьми её возраста. Между ними – она, маленькая девочка, чьё тело и лицо теплились едва заметным присутствием жизни, – привидение, снятое на видео годы назад, годы, картинка размытая и неясная, наколдованная в мир Нолой, счищенная с её кожи, одарённая жизнью, трепетной жизнью.

Девочка говорила таким тихим и надломленным голосом, записанным на плёнку:

– Я не могу сама. Ты же знаешь, что не могу.

Ни движения, в тишине, боясь спугнуть картинку, Нола смотрела на разворачивающуюся сцену.

– Мне надо подпевать.

Потом мамин голос, неслышный, но Нола знала каждое слово. Джерри, включи CD плеер.

Мой самый первый музыкальный центр, – узнала Нола, увидев дешёвый пластиковый прибор на полке, услышав песню, льющуюся из дребезжащих колонок, её любимый мотив из детства: «Завтра наступило слишком поздно» Суми Джеймс[8]8
  Вероятно, тут подразумевается трек Six Days от DJ Shadow, который в свою очередь сэмплирует песню Six Days War группы Colonel Bagshot. Подтверждает догадку схожая строчка припева и даб мотивы трека в версии DJ Shadow (Прим. редак.).


[Закрыть]. Не оригинальная мелодия, а один из ремиксов. Да, теперь она вспомнила.

Её трюк для вечеринок.

Папа включал музыку, инструментальный даб, а сама она пела вместе с бессловесной мелодией. Слова своего собственного авторства.

Нола, как была, вышла вперёд в центр комнаты, все глаза устремлены на неё, как она это любила.

И тогда она вспомнила своё настоящее имя, данное ей имя.

Диана.

Девочка, стоявшая там в покое, успокаивая себя, ожидала, когда музыка достигнет нужного момента. И затем начинает…

Салли падает,

Луна её ловит.

Сьюзи теряет своего кота,

Солнце находит кота

Для Сьюзи.

Нола обнаружила себя подпевающей тихим мурлыканьем под нос, но каждое слово в точности ложилось на аккорды.

Джинни идёт не той дорожкой

Облака несут её домой…

Песня продолжилась до конца, прежде чем гостиная и семья исчезли из поля зрения, вернув её к воздуху, волнам и пикселям. Оставив только девочку, которая повернулась и, казалось, смотрела прямо на Нолу сквозь годы. Она рассматривала эту взрослую женщину перед собой, замечая следы на лице и лбу, оцарапанном ветками. Волосы – взлохмаченные, с застрявшими в них листьями. Нола не могла сказать, действительно ли девочка смотрела на неё, это казалось вряд ли возможным, но, тем не менее, она оживила свою кожу записью танцующих изображений, цветами и звуками, взятыми из семейных видео, загруженными воспоминаниями, фотографиями и видифлексом.

Мультяшные коты догоняли друг друга.

Птички порхали над телеграфными проводами.

Улица. Серая, городская, замусоренная. Собака обнюхивает канаву.

Дом. Несмотря ни на что, семейный очаг.

Звон колокольчика, подвешенного на зеркальце заднего вида машины. Смех.

Ребёнок – один в лесу.

Нола моргнула.

Девочка протянула руки к лицу Нолы. Её пальцы были расцвечены картинками, когда они вспыхивали и гасли, и новые приходили на их место. И всё же, эта девочка, Диана, не могла дотронуться до самой кожи; её рука размылась в пыли и паре.

– Это красиво, – мурлыкала она, или только казалось, что она мурлычет. – Очень красиво.

Нола улыбнулась.

В этот момент глаза соединились.

И двое разминулись – женщина и девочка, реальность и проекция, по одной и той же тропе, одна на север, другая на юг.

Нола оглянулась и увидела девочку в последний раз, когда она исчезла, сверкнув в воздухе.

Послесвечение. Шипение обесцветившегося изображения.

Память в тусклом свете,

забранная темнотой.

Она прошла ещё пару миль, пока не кончился лес. Ей повстречалась железнодорожная колея, и дальше она пошла по ней, инстинктивно приняв левостороннее движение. Каждый шаг создавал собственный светокруг, в котором можно было двигаться. Её тело успокоилось, образы медленно и беспорядочно перемещались по коже, вспышки голубого, золотого и алого, дрейфовали чёрные и белые абстрактные формы.

Впереди показались огни.

Нола свернула с колеи, перебравшись на узкую просёлочную тропинку. Появились первые несколько домов маленькой деревеньки, по большей части погружённые во тьму, лишь одно или два оконца светились. Большинство построек расплывались в уличном освещении. Глаза Нолы видели местность в странном сновиденном качестве.

Воздух трепетал.

Она вышла на открытый участок земли и продолжала идти, пока дома не скрылись из виду.

Участок пустыря.

Мусор. Вышедшие из строя бытовые приборы, магазинные тележки, рваная пластиковая плёнка. С другой стороны заброшенного поля проглядывались железнодорожные пути, уходящие всё дальше. Капельки дождя всё ещё сверкали на телефонных проводах, поймавших в низком небе обесцвеченную луну.

Это подойдёт. Здесь.

Здесь, где человеческие голоса бежали по проводам, задавая вопросы, требуя ответов, делясь тайнами. Нола могла слышать их на своей коже, все эти голоса, призывающие друг друга в сетях. К ней снизошло видение безбрежной земли снов, Призрачной Англии, простирающейся от Купола Удовольствий вовне, не имеющая края, но каким-то неуловимым волшебным образом перекликавшаяся с реальной страной.

В тумане передвигались силуэты, образовывавшиеся из испарений и едва видимые. Отзвуки. Образы транслировались и множились, свободно дрейфуя, выколдовываясь из контуров.

Сигналы-паразиты.

И вот на этом клочке из грязной земли, в стороне от ржавеющей железнодорожной линии, Нола Блу, бывшая звезда музыки, сбросила одежду. Она стояла обнажённая. Некому было её увидеть, некому было нарушить этот момент, это чувство поднимающегося жара, эту чистую незамысловатую любовь, проходящую по ней.

Аэроволны касались её тела.

Привкус металла на языке

синий дым

череподрожь.

Сейчас…

Нола тянулась навстречу к каждой последней трансляции, она могла ощущать их на вкус, запах и прикосновение. По аэроволнам, по кабелям и беспроводной связи. Картинки вращались на её коже, охваченные пламенем своего собственного психоделического горения.

Крсизк, кцракскл, флкккс, кссткксссссстт

Искры образовали гало вокруг неё.

Пришло время выйти в ЭФИР.

Обратный отсчёт:

5… 4… 3… 2… 1

Крутим…

НОЛА была полиэкранным маньяком, стекающим по собственной коже в тёмный свет.

Она была телом, напитывающим жажду образов;

Она сама была жаждой, измышлявшей себя, выжимавшей горячую кровь образов из себя в мир;

Она была симбиоморфным кожным демоном новой медийной чумы, вирусным кодом, омываемым испариной, голосами и жидкими цветами, плоть, настроенная на то, чтобы вспыхивать и гаснуть,

без корней

без выводов

без целей;

Она была каждым диктором новостей, вышедших сейчас в эфир по всему миру;

Она была каждым одолжите-мне-мозг экспертом, каждым футболистом, каждым сделай-сам бизнесменом, каждой посредственной личностью;

Она была всеми завсегдатаями игровых шоу, собранными в единое целое, оторванными по отдельности, снова спутанными вместе;

Все привязанные к диванам комментаторы, террористы домашнего видео, лунобродячие астронавты, горе-строители, мыльнооперные кокаиновые нюхачи, закатывающиеся актёры, высоко летящие супергерои, обличающие всё политиканы и роковые женщины, каждый последний повар-любитель, передержанный эксперт, автозадроты, культурные обозреватели, шоково-тактильный микроорганизм, каждый трейлерно-трешовый исповедник тяжело поддающихся пониманию извращений, все притворяющиеся живыми короли и королевы дневных грёз; Нола была всеми ими, собранными вместе, по кусочкам, в движении,

в снах.

Она была Гламуром,

больше не жертва заклятия,

но само заклятие, выпрастывающее свои расплывающиеся чары по аэроволнам подобно звёздной пыли.

Нола Блу, жаждущая контента.

Она была коллектором душ, призрачных посланий издалека. Окна и вкладки открывались и закрывались на её теле, когда сигнальный наплыв приходил от всех фанов Канала КØЖА извне, все кнопкодавы с их самодельными наборами самовыражения и самотрансляции: телебаговыми месседжами, портапопными видео с играющими на пианино котами, флеймспайками, флекситекстами и мейлбластами, тысячами гламкамерных загрузок, фэйспиков, вторстраниц, бессчётными шиммерами из Шиммертауна, гексаплеями, сомаблипами, вибрафлантами, миШоу, парапипами, айджинглами, всеми водоворотами и жужжаниями, и каскадами шума, – люди, зажжённые собой, жизнью, жаждой, мелочные джанки-алхимики – все до единого, яростно живые, слали Ноле свои сообщения из эфира, играя испарениями искр разума, измышляющего чудеса.

Нола собирала их вместе, мерцала ими.

Она была старой доброй сеткой возвратно-поступательных движений электронно-лучевой трубки, 01001110101011 бинарного выражения[9]9
  N+ (в переводе с бинарника).


[Закрыть], всплеском электронов, протуберанцем, вспыхнувшим в конце ночи, лицом, отражённым в мониторе цвета чёрного неба, когда вырубается питание;

Нола была интерфейсом, разграниченным внутри, затерявшимся в цветах, размытых звуковой яркостью, брызгами пикселей, вырвавшихся за собственные пределы, фрактальной конструкцией;

Она была медленным пешеходом на плавящемся стеклянном лице плексивизионной машины, возникшей из репликационного дыма подобно фантому в зеркале;

Она была скитальцем горячей зоны, скользящей по лезвию, женщиной, движущейся по касательной к ночному кошмару, заброшенной в дрейф на кромку трансляции;

Она была тонконогой танцовщицей, застигнутой на проволочной путанице антенн, и всё же свободной, освобождённой, наконец, чтобы петь облака, оживлённые картинками, чтобы ласкать потоки данных, окутывающих землю в знания, в легковоспламеняющиеся желания;

Она была телом, распустившимся во весь обзор, расширенным порнографическим моментом, лучащимся своей фосфоренцирующей плотью, в свечении которой простреливали электроны и растворялись в метафоры.

Нола была полноправной распорядительницей рая.

Одним из новых телеморфических мечтателей,

бороздящим Абстрактно-Футуристическое выражение страсти и любви, изобретающим приёмы на лету, срывая и собирая со всего окружающего, влекомого ветром;

Аналоговой Богиней Ежедневной Эфиромании, вызванным к жизни сокровенным сердцем

ТЕЛЕВИДЕНИЯ!

Нола была аватарой, визионной установкой, самой поэзией, электрическим глаголом,

вложенным прямо во влажную мякоть терминального

облачённого в статическое электричество,

хрупкого искореняющего златолунного электростатического ангела трансляции хаоса,

вырабатывающего Особый Даб-Кожный Жар:

нестыковки, перебивки, монтажные эпизоды,

медленные переходы, быстрые монтажи,

растворения,

разговоры из чатов, отзывы,

и микрофонные кровоизлияния.

Её тело нашёптывало все возможные повторения сомнения и любви: по требованию, во взаимодействии, сигнал кодировался на кожном источнике, декодировался при контакте с воздухом.

Она была сделана из саундтреков

из интерференции

из песен плоти и проводов:

Я спала, но кожа моя ожила.

Чтобы голова моя наполнилась снами, а волосы – дождём ночи,

И руки мои – усеяны картинками, и плоть моя – поёт снами и воспоминаниями,

Что проходят по мне, как туманное сияние драгоценностей.

Нола сделалась телом света от всего, что она обнаруживала, конструируя себя каждую секунду, разрушая себя каждую секунду, живя моментом,

этим моментом

сейчас

снова

опять

дыша

горя

вспыхивая,

ослепительно.

Здесь был город потерянных образов, говорящих языками, собранными вместе на коже женщины.

И что бы люди по всему миру ни смотрели в это время на своих экранах в гостиных, спальнях, в своих портапопах, телебагах и гексаплеерах, Нола тоже там была, притягивая передачи со спутников, сжимая послания, декодируя бриллиантовую пыль акустического цветения музыки, собирая и подстёгивая вперёд образы и звуки, множа их, пробуждая их. На её плоти мелькали лица, накладываясь друг на друга, все потерянные, мёртвые, полузабытые и раздавленные, все, кого она извлекала, один за другим, целая колония спектров, бесценный груз, пока не появилась сама Мелисса, Мелисса Голд, та, что с проколотым животом и искромсанными запястьями, и буквами на коже, с пронзающим ножом; она из потока крови, из словесного тела, национальный сновидец, продержалась короткое время, и её лицо сменило лицо самой Нолы ещё единожды, один последний раз.

Принадлежащее, обладающее.

И потом исчезло. Образ женщины свернулся. И тогда Нола поняла: эти послания никогда по-настоящему не умирают, они просто дрейфуют поодиночке, ожидая подходящего декодирующего импульса. И это было то, для чего она родилась, и чем она ещё могла стать. Не из плоти, но из духа самих медиа.

Чистый образ. Чистый.

В этот момент она была увидена на каждом экране плексивизора по всей стране, на каждом приборе, который был включён. Не как тело, не в форме женщины или даже особи, не как человек, но как единовременный удар, полночастотный телоаккустический взрыв цветов и звуков, заполнивший экранное пространство, слепящий глаз солнечно-пудровой метаморфозой. Здесь была Нола, касающаяся языков и глаз посетителей искросети,

мельком увиденная, вскользь

одна единственная вспышка формы и шума

угасает на ноль

темнота…

~~~

Теперь одна, её финальный эфир завершён, она чувствовала своё замедление. Чувства будоражили её.

Трепетали отбившиеся картинки,

сворачиваясь на изогнутых просторах её тела,

дрожали эфирные голоса.

Нола неслась дальше по волновому спектру, ища портал, плагин для скрытой или зашифрованной информации, посланной непосредственно ей; путь домой, путь к активации высших каналов, которые находятся за пределами нормального диапазона, тайные тропы.

К этому моменту её тело ослабело, принося боль.

Нет блюза такого, как блюз самоцветов, сияющих…

Порез. Жар кожи.

Искрами ночи…

Резкая боль. Продолжай идти. Пой!

Нет блюза, как белой луны свеченье

Сны разливающее.

Раны на теле в огне. Просто продолжай петь.

С неба вниз сгоревшими звёздами…

И что-то внутри, в самой плоти, поворачивается, изменяется.

Где искры ночные

мерцают

пульсируют

вспыхивают

горят…

.,/.=//.>

Боль

Порез

Крик

Ранение

/,/..,+/>*/>>

Кровь…

Кровь льётся из её живота.

Настоящая.

Её пальцы мокрые.

Пришла пора.

Еле слышимое прощальное шипение и пузырение

статики с кожи

ппфззззз

И когда она упала на колени во влажную землю, в её животе ожил образ птички,

она пыталась выпростать свои замёрзшие крылышки,

силясь размахнуться ими, взмахнуть снова,

снова почувствовать себя живой,

позволяя птице прорваться вверх

из живота Нолы,

по её груди,

к её длинной шее,

а потом к её лицу.

Вот сейчас…

Вот!

Птичка, разукрашенная не красотой, а всей грязью и ранами, собранными за долгую тяжёлую жизнь, в битве, в любви, с изодранными перьями и сломанной лапкой, с обломанным клювиком, с одним полуприкрытым глазиком; и вдобавок, птичка самой глубокой красоты из всех возможных.

Она прогоняла по каналам плоти

кожегрёзы женщины

медленно хлопая пыльными крыльями в её голове,

уже сильнее

наконец

вырвавшись навстречу серебристо-чёрному

лунносветному небу над головой.

-28-

Бригада шла к конструкции, двигаясь медленно, целенаправленно. Они несли с собой все инструменты и приспособления, необходимые для поставленной задачи. Их было всего четверо оперативных работников.

Они начали работу на коже Купола, обследуя каждый дюйм на предмет остатков сна, охотясь за ключом к упущенной психе[10]10
  Психе́я, или Психе́ (др. греч.) – в древнегреческой мифологии олицетворение души, дыхания; представлялась в образе бабочки или девушки с крыльями бабочки. Помимо этого, Псише́ (франц.) означает высокое зеркало на ножках (Прим. редак.).


[Закрыть].

Они заметили прокол в месте, где Мелисса применила импровизированное лезвие. Ремонтники прибегли к перфорации, что позволило ввести маленькую дозу биотехнического флюида.

Кроме этого, никаких отклонений найдено не было.

Все сны и кошмары утекли из прослоек, оставив только это хрупкое покрытие, тонко натянутое и чистое.

И им пришлось разобрать Купол Удовольствий.

Они удалили каждый сегмент полихобария, работая пилой и молотком, плоскогубцами и кусачками. Пространство внутри было разоблачено, полностью выставлено напоказ на открытый воздух впервые за более чем десятилетие.

Они осмотрели те немногие вещи, оставшиеся после Мелиссы: моток тряпья, служивший ей постелью, полупустую посуду с едой, пару книг, всякий хлам, одежду, принадлежности для умывания. Грубый самодельный нож. Маленькую тряпичную куклу. Ничего необычного не нашли. Только эти немногочисленные следы жизни, некогда проживавшейся на глазах публики, а теперь канувшей во тьму.

Все личные вещи были изъяты для дальнейшего обследования.

Теперь здесь простиралась голая земля.

Команда обыскивала территорию, некогда укрытую Куполом. В центр размеченного пространства поместили компактный прибор. Один из оперативников активировал его, детектор медленно мотал палочкой по шестидесятиградусной дуге: туда-сюда, туда-сюда.

Бип… Бип…

Они искали спрятанные объекты. Какой-нибудь предмет. Тело, приспособления для побега.

Хоть что-нибудь. Какая-то надежда, вера.

Бип… Бип… Бип…

Находки оставались тайной, до поры до времени.

Камеры нервно наблюдали с окружающего поля, ненасытные электронные глаза, собирающие свидетельства странного ритуала. Зрители за кольцевой оградой стояли в тишине. Другие, оттеснённые назад, смотрели на огромные экраны. Преданные зрители, все до единого; они будут стоять столько, сколько нужно. Каждый ждал момента откровения.

Маленький поисковый клинер скользил по почве. Они находили клетки кожи, пряди человеческих волос, фекалии, обрезанные кончики ногтей, кусочки испорченной еды, семена, червяков, серебряные и чёрные пёстрые перья, надкрылья, крошечные цветные бусинки.

Команда начала копать. Они работали лопатой и кистью, граблями и поддоном. Они снимали почву слоями, осторожно просеивая каждый слой. Они трудились тихо, скрупулёзно, перебрасываясь только несколькими словами друг с другом время от времени. Случайные проклятия. Кашель. Они работали всю ночь, освещённые прожекторами и фонарями. Деревья окрестного леса гнулись под низким ветром, ветви царапались друг о друга. Танцевали тени. Их можно было с лёгкостью принять за играющих привидений.

Они нашли в почве предмет, сразу под поверхностью.

Это была страница, вырванная из блокнота.

Картинка пробежала по всем экранам мира.

Изображение на пожелтевшей бумаге было рисунком, линиями и словами, нацарапанными чёрным карандашом. Это могла быть схема странного механизма, или же карта неизвестной земли. Психолог с канала новостей заключил, что это автопортрет подсознания жертвы, та реальность, которая лежит вне досягаемости Купола.

Да, некоторые люди называли Мелиссу жертвой.

Из комфорта студии многочисленные эксперты обсуждали загадку её исчезновения. Комментаторы рассказывали о духовных аспектах Купола, о возможных ментальных проблемах, которую он мог принести пользователю. Схемы и диаграммы раскрывали технические моменты строительной структуры. Оголтелые фанаты программы строчили шиммертексты:

> Кк Вы посмели так постпить с Куполом! Это святтатство.

> Я плачу. Я не могу остановить слёзы.

> Тупая жопа, плакать беплезно. Это всё постанова для публики. Компания смеётся. Это всё ради денег!

> Где Мелисса? Почему Вы нам не говорите?

> Она мертва.

> Не говорите так! Я не поверю в это.

> В игру вмешались стрнные силы. Вещи, о которых мы ничего не знаем.

> Точняк. Остерегайтесь медийного Вуду. Вы предупреждены.

Приближался рассвет, трогая небо над краем окрестных холмов.

> Они УБИВАЮТ Купол Удовольствий! Они УБИЙЦЫ!

Число просмотров достигло рекордного уровня как для этого, так и для других сезонов.

> Нет предела моей печали.

> Я себя чувствую, бдто моё сердце вырезали и брсили волкам.

Приглашались предыдущие обитатели Купола для разговоров об их опыте пребывания. Они говорили о скуке, возбуждении, растерянности и отчаянии. Подталкиваемые дальше, они вспоминали отголоски, испарения, неподдающиеся описанию чувства, проблески лика Божьего, потёмки души. У всех было одно и то же выражение, один тоскливый взгляд в глазах, загнутые вниз губы. Их брови морщились. Один религиозный комментатор назвал их «Прекрасными детьми сумерек». Он говорил об умерщвлении плоти, о жертвоприношении.

Тем временем, специальная следственная команда продолжала свою работу, раскапывая Купол. Почва падала с лопаты, крошилась в пыль в их руках, сочилась сквозь пальцы. А потом, на глубине почти полутора футов, показался кусочек кожи.

Понемногу участок расчищали.

Кожа была мягкая, бледная, цвета луны.

Оперативники отошли и обсудили это, выработали план, а затем приступили, убирая почву с показавшейся плоти, всё больше и больше обнажая тело, лежавшее здесь похороненным, спрятанным, теперь медленно разоблачаемое целиком.

Это был объект эксперимента текущего года.

Мелисса Голд.

Последняя из священных сновидцев.

Тело обследовал доктор и констатировал смерть. Образ её трупа облетел землю, все экраны городов и посёлков, все гостиные, кухни, спальни, всюду, куда мог дотянуться взгляд. Толпа смотрела, как Мелиссу, их Мелиссу, подняли, освободив от надсмотра Купола, и понесли в ожидающую скорую. Её лицо было накрыто белой простынёй.

Люди стояли в тишине.

Слышен был лишь звук камер. Кнопки щёлкали, линзы жужжали и стрекотали, провожая её.

Джорджа Голда видели входящим в машину с телом его дочери.

Толпа наблюдала отъезд скорой. А потом группками, парами, один за другим, люди стали расходиться от забора, пока не осталась их жалкая горстка. Эти несколько последних опустили головы и плакали. Они не хотели возвращаться ни к какой жизни, вообще.

Охранники собрали свои пожитки, следом собралась продюсерская команда.

Скелетные останки Купола одиноко и гнетуще смотрели в темноту.

~~~

Шли дни.

Ночи становились холоднее, луна пошла на убыль

и затем снова начала расти.

Тело Мелиссы подвергли исследованиям, анализам, разрезали кожу, вскрыли. Всё было нормально: сердце, казалось, затормозилось по собственному желанию, замедлив свой ритм до полной остановки. Несколькими днями позже её похоронили со всеми возможными почестями, в то время как сотни репортёров и фотографов, и доброжелателей, и фанатов Купола Удовольствий толпились на улицах вокруг кладбища.

Джордж стоял на краю могилы, Кристина – рядом с ним.

Их руки соединились.

Прошло две недели.

Съёмочная группа давно оставила это место на произвол судьбы. Теперь территория казалась меньше, едва ли способная вместить человеческие мечты. Время от времени здесь появлялись какие-то любопытные, медленно гуляли по кругу обесцвеченной земли, где когда-то стоял Купол. Некоторые из них прочёсывали землю садовыми граблями, металлоискателями, биолокационными рамками, обнаруживая множество предметов: клок ярких розовых волос, бутылка из-под джина, игральная карта, синяя пуговица, монеты, отрывные талоны и тому подобное, но ничего стоящего. Ничего связанного с Куполом или его последней обитательницей.

Программа природы одержала верх, укрыв землю осенними травами и мёртвыми листьями.

Три недели.

Джордж Голд тихонько сидел в своих запертых комнатах. Независимо от своего местонахождения в доме, все его многочисленные экраны плексивизора были занавешены чёрной материей, беспризорные и нелюбимые. Джордж хлебал свой виски и смотрел на коллекцию виниловых записей, время от времени проигрывая одну из них. Но его ушедшая дочь, казалось, подстерегала в музыке, в текстах, в промежутках между нотами, даже в бороздках пластинки. Это было слишком, и он убавил громкость на панели управления и сидел в одиночестве, пил, стучал пальцами по подлокотнику своего любимого кресла.

Кристина ждала за дверью, надеясь на знак.

Прошло четыре недели.

~~~

Состоялось первое появление.

Это произошло во время записи чат-шоу Диди Бакстера. Один из гостей сделал возмутительный комментарий о поведении новой волны иммигрантов, и кто-то из публики стал гневно кричать в ответ. Камера спикировала по рядам сидящих зрителей, чтобы подобраться к оратору. Через несколько дней, когда передачу пустили в эфир, было сделано странное открытие. Когда камера двигалась по ряду, проездом была недолго видна фигура Мелиссы.

Ряд Ж, место 12.

Она сидела абсолютно спокойно, расслабленно, улыбаясь самой себе. Мелисса Голд. Однажды признанная пропавшей, скончавшейся и похороненной, теперь нашлась. Или же женщина, которая была очень похожа на неё. Но не было свидетельств тому, что данное лицо действительно прибывало на студию или покидало её. Её не было на видеозаписях охраны. Когда опросили людей, занимавших в публике места рядом с её креслом, то никто не смог вообще ничего вспомнить о своём соседстве. По факту, билет на это конкретное место не был напечатан.

Визитёр был загадкой.

Когда записи шоу стали тщательно обследовать, там оказался какой-то дефект съёмки. Очертания Мелиссы были слегка размытыми, её лицо на них было в смазанном качестве. Её не могли ни определить, ни вычислить. Её черты невозможно было ни увеличить, ни прояснить, ни предъявить. На ней нельзя было сфокусироваться, в полной мере.

Запись доставили Джорджу Голду. В своих частных владениях, он разоблачил один из экранов. Он осмелился просмотреть инцидент. Снова, снова и снова. Его руки протягивались, чтобы гладить стекло, когда появлялось прекрасное и туманное лицо его дочери. Он не мог поверить, что это он сотворил эту молодую женщину, это существо, из его собственной плоти.

Он шептал ей, он умолял её.

Он пил и проклинал.

Пальцы били по кнопкам пульта:

Повтор, повтор, повтор.

Образ Мелиссы прыгал во времени и пространстве.

Он кричал на неё:

Вернись ко мне.

Мелисса. Вернись.

Джордж сидел там один. Он ждал.

Однажды Кристина прибыла для проведения некоего ритуала омоложения: чистки его лица, увлажняющей маски, подношений еды на ложечке к мясистому рту, движений его рукой для подписи документов и напоминаний. Бумажная работа, телесная работа. Она гордилась этим – жестокая, но добросердечная гордость. Он стал её новым подопечным. Сам мужчина, некогда Король Человеческой Музыки, теперь сидел спокойно и тихо, пока смоченная губка протирала его брови и щёки, а его губы пропитывались бальзамом.

Через два дня Мелисса снова появилась.

Снова на экране, на этот раз сидя в толпе на спортивных соревнованиях в прямом эфире. Отмечалось всё больше и больше явлений: блуждающий образ молодой женщины на заднем плане офисного пространства во время трансляции новостей, либо стоящей в толпе на показе мод. Однажды она была замечена в старом фильме, драме о пустынной войне, вышедшей в 1952 году, где она стояла на мерцающем фоне неба. Никто не мог предсказать, когда и где это видение возникнет в следующий раз. Несколько раз она была замечена в полицейских документальных фильмах, невнятная фигура с краю, на фоне дорожно-транспортных происшествий и сцен убийств. Её глаза были расфокусированными, полуприкрытыми; она едва ли смотрела на последствия насилия.

Другие программы, другие времена.

Её лицо то клубилось тенью, то обесцвечивалось потоком студийного освещения.

Мелисса тянулась к нему. Джордж это знал. Он мог её чувствовать, он мог ощущать её отчаяние, её нужду. Час за часом он смотрел на экран. Он заснул в кресле, а плексивизор продолжал играть. Он ел при свете экрана, съедая то немногое, что ему удавалось осилить.

Ожидание. Лишь ожидание. Приди ко мне…

Появления увеличились в количестве и качестве. Образ Мелиссы скакал от приёмника к приёмнику, от сцены к сцене, от программы к программе. Фанатики плексивизора утверждали, что Нола Блу, очевидно, была причастна к этому наваждению экрана, что она была несущим сигналом. Оспаривая это, эксперты социальных СМИ утверждали, что проявления были не более чем выдачей желаемого за действительное, женщина была призвана в реальность сильным желанием аудитории, стремящимся к отображению и завершению. На самом деле, спектральная фигура, казалось, брала на себя больше жизни каждый раз, когда она появлялась, словно питаясь взглядом камеры и голодных глаз зрителей. Её лицо было теперь очень детализированным, глаза – яркими и свирепыми.

Это была она, сомневаться не приходилось.

Иногда она смеялась, другой раз плакала – зависело от конкретного содержания шоу.

Но кто на кого смотрел?

Она была духом аэроволн и кабеля, вудуистским образом.

Зомби-загвоздкой. Пятном интерференции.

Привидением.

Ей давали много имён, её тело окружили теории и объяснения.

Только трансляция чувствовала её по-настоящему.

Теперь фигура появилась, полностью сформированная, в исторической драме, одетая в царское облачение с мантией из алого сукна, усеянного фальшивыми жемчужинами. Это был персонаж, которого никогда не было в сценарии, никогда не игравший, никогда не снимавшийся. И всё же, она шла здесь, в царстве тумана и шума, через поле боя. Двигаясь молча, медленно, без оружия, в то время как вокруг неё палили орудия, и земля разрывалась чёрно-огненным.

Sancta Maria… Mater Dei…

Джордж Голд проснулся внезапно. Что-то вытолкнуло его из спячки, что-то во сне.

Сказанное слово.

Сейчас…

Его глаза слипались, стараясь открыться.

Экран пестрил цветом, точками света.